CC BY
74
УДК 417. 312.1
О НЕКОТОРЫХ ПРОБЛЕМАХ ЛИНГВОКРИМИНАЛИСТИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЙ
Определенную сложность представляет квалификация языковых фактов как оскорбление чести и достоинства лиц. В Уголовном Кодексе РФ под оскорблением понимается «унижение чести и достоинства другого лица, выраженное в неприличной форме» [11]. При этом понятие «неприличной формы», как констатируют лингвисты, является весьма расплывчатым и неопределенным. Толковые словари русского языка под словом «неприличный» понимают «противоречащий правилам приличия» [7, с. 402], например, «неприличное выражение». Такое определение понятия не вносит ясности в решение вопроса. В Комментариях к Уголовному кодексу РФ под неприличной формой дискредитации оппонента понимается «отрицательная оценка его личности», данная «в явно циничной, а потому резко противоречащей принятой в обществе манере общения между людьми» И далее поясняется, что это «прежде всего нецензурные выражения, сравнения с одиозными историческими и литературными персонажами» [11].
Таким образом, под понятие «неприличной формы» попадают языковые факты, «противоречащие правилам приличия». А вот вопрос о том, какие именно языковые единицы следует считать неприличными и, следовательно, оскорбительными, неоднозначен. В юрислингвистике предприняты попытки классификации оскорбительных слов и выражений [2; 8; 10], однако, по справедливому утверждению М.А. Грачева, «эта классификация нуждается в расширении и уточнении» [3, с. 4].
В лингвистических исследованиях вводится понятие инвективной лексики и фразеологии, под которой понимаются «слова и выражения, заключающие в своей семантике, экспрессивной окраске и оценке оскорбление личности адресата, интенцию говорящего или пишущего унизить, оскорбить, обесчестить, опозорить адресата своей речи (или объекта оскорбления), обычно сопровождаемую намерением сделать это в как можно более уничижительной, резкой, грубой или циничной форме» [2]. Безусловно, что «ядро инвективной лексики составляют ненормированные дексико-фразеологические единицы, прежде всего тот пласт стилистически сниженных слов и выражений, который характеризуется резко негативной оценкой и грубой, вульгарной экспрессивно-эмоциональной окраской» [2]. Поэтому наличие в тексте, адресованном какому-либо лицу, обращенной к этому лицу обсценной, табуированной лексики, а также просторечных, грубо просторечных и жаргонно-арготических слов и выражений, имеющих ярко выраженную циничную, уничижительную экспрессию, например сволочь, мразъ, тварь, гад, падла, сука и др., при интерпретации коммуникативной интенции автора, направленной на унижение адресата речи, следует квалифицировать как оскорбление чести и достоинства другого лица, выраженное в неприличной форме.
Но вот отнесение к оскорбительным лексем и идиом, не выходящих за рамки литературного языка, вызывает сомнения. Это, например, «слова и выражения, с самого начала обозначающие антиобщественную, социально осуждаемую деятельность: бандит. жулик, вор, мошенник», а также «слова с ярко выраженной негативной окраской, составляющей основной смысл их употребления: расист, нацист, фашист» [2; с. 8]. Трудно считать оскорблением чести и достоинства лексему голубой, обозначающую гомосексуалиста, поскольку она не выходит за пределы констатирующей, номинативной семантики.
Безусловно, в определенных прагматических условиях в результате семантических трансформаций они приобретают инвективный характер, но, будучи употребленными в прямом, основном значении, при актуализации своего предметно-логического содержания они не выходят за пределы своей констатирующей семантики и функционируют в качестве номинаций лица. В этом случае высказывания, обращенные в чьей-то адрес и содержащие такие эмоционально-оценочные характеристики, как вор, бандит, взяточник, необходимо рассматривать не как оскорбительные, а как клеветнические.
Еще более спорно включение в состав инвективной лексики эвфемизмов, сохраняющих оценочный характер эквивалентных слов (женщина легкого поведения, голу-
бой). Эвфемизмы по своей сути являются способами завуалированного, смягченного выражения, поэтому не могут рассматриваться как оскорбительные лексемы.
Поэтому при квалификации той или иной языковой единицы как оскорбительной необходимо учитывать лингвопрагматические и социокультурные параметры общения, во-первых, фактор ситуации, в которой речевые высказывания конструируются и воспринимаются; во-вторых, антропологический фактор. Поэтому одно и то же высказывание, конечно, не относящееся к разряду обеденных, грубо-просторечных, может быть по-разному воспринято автором и реципиентом - как оскорбительное и как неоскорбительное. Это соответствует одному из основных постулатов психолингвистики -принципу неоднозначной интерпретации разными реципиентами одного и того же текста (чаще всего художественного), причем в интерпретации могут наблюдаться значительные расхождения.
Проиллюстрируем сказанное на примере выражения «жертва медицинского аборта», обращенного в адрес конкретного лица. В свете концепции неоднозначности кодируемого и декодируемого текста выражение может быть воспринято в разных значениях и актуализировать разные речевые смыслы.
Так, исходя из семантизации отдельных лексем, входящих в состав словосочетания жертва медицинского аборта, мы может репрезентировать общее понятие, выраженное словосочетанием жертва медицинского аборта, - «женщина, которой искусственно была прервана беременность в условиях медицинского учреждения». Однако характеристика выражения жертва медицинского аборта как свободного словосочетания, функционирующего в современной русской речи, не исключает возможности его интерпретации как семантического эквивалента устойчивого выражения жертва аборта на основании механизма включения вербально-ассоциативных связей.
Поэтому выражение жертва медицинского аборта репрезентирует два смысла. В своем основном, прямом значении фразеологизм толкуется как «женщина, пострадавшая в результате искусственного прерывания беременности», таким образом, его семантика полностью эквивалентна семантике описанного выше выражения жертва аборта. Однако в узусе чаще актуализируется переносное значение фразеологизма жертва аборта - «ребенок, выживший в результате медицинского аборта, но ставший впоследствии ущербным, неполноценным», см. употребление выражения в художественной, газета о-публицистической и разговорной речи: Ну ты, жертва аборта, - высокомерно сказал Остап, - отдай концы, не отчаливай. Перекупщик что, блондин, брюнет? [4, с. 56); «Жертва аборта выжила и родилась»; «Даже жертва аборта И. И. Крупской товарищ Симоненко сегодня орал в парламенте, что и Янукович, и Ющенко - сынки Папы Лени»; «Ты ж, наверное, жертва аборта (читай Ильфа и Петрова)» (по материалам Интернет-сайтов).
Возможность двоякой интерпретации выражения спровоцировала конфликт между автором высказывания и его реципиентом и судебное разбирательство. Однако, на наш взгляд, в данном случае эксперт может игнорировать утверждение истца о «смертельном оскорблении» и не рассматривать данное выражение как оскорбление чести и достоинства ввиду того, что под влиянием речевой стихии и средств массовой информации идиома жертва аборта активно используется в обиходно-бытовой речи, имеющей место в сфере непринужденных социально-бытовых отношений при неофициальном взаимодействии между людьми. В силу своей принадлежности к разряду стилистически сниженной фразеологии русского языка, она, безусловно, обладает ярко выраженными эмоционально-экспрессивными и оценочными коннотациями, позволяющими выразить негативное отношение к адресату высказывания, однако эти коннотации не обладают достаточной степенью интенсивности в проявлении признака. Экспрессия, присущая идиоме жертва медицинского аборта (жертва аборта), не носит характера бранности и вульгарности.
Таким образом, при решении вопроса о наличии/отсутствии в том или ином случае употребления языковых единиц факта оскорбления, унижения чести и достоинства необходимо учитывать контекст или речевую ситуацию, в которых употребляется данное слово, эмоционально-экспрессивную окраску, присущую языковой единице, оценку, которую вкладывает в высказывание автор, и его коммуникативную интенцию, а также все возможные варианты восприятия и осмысления конкретного высказывания, реплики и реакции со стороны адресата. При этом основным методом исследования является лексико-семантический и семантико-сшлистический анализ языковой единицы в контексте высказывания.
Не менее важной проблемой при проведении лингвистических экспертиз является определение смысловой направленности исследуемых текстов на предмет выявления в их пропозициональном содержании предмета подозрения о тех или иных незаконных, преступных действиях. При этом одним из основных методов анализа текста является дискурс-анализ и интент-анализ. В первом случае проводится комплексный семантико-синтаксический анализ структуры высказывания, с помощью которого устанавливается характер пропозиции и интерпретируется дескриптивное и семантической содержание речевых актов, проводится семантико-синтаксический и лингвостилисти-ческий анализ дискурса (текста), посредством которого выявляются модальность, аспекту альность и аксиологичность (оценочность) пропозиции, ее иллокутивная (воздействующая) функция, характер эмоциональной оценки. Особая роль в таких исследованиях принадлежит методу интент-анализа [1], который путем выявления коммуникативных намерений, интенций автора текста, воплощающихся в речевых стратегиях и тактиках, позволяет интерпретировать истинное прагматические установки автора. Так, с помощью методов дискурс-анализа и интент-анализа можно интерпретировать семантику отдельных языковых единиц в контексте, раскрыть истинный, скрытый смысл зашифрованной в тексте информации.
Проанализируем коммуникативные акты:
1. - Мне, может, сегодня нужен будет телефончик, будь наготове, ладно?
- Да, да, без вопросов, позвони, я сразу решу.
- Да, там 5-10 минут, да, приедешь быстро?
- Да-да.
- Чтобы это было быстро только, ладно?
- Да, да, да, без вопросов. Сегодня, да?
- Да, сегодня будет нужен, наверное.
2. - Это самое, короче, я разговаривал сейчас с человеком, человек говорит: «Тот, привези мне, - говорит, - а я другой дам телефон хороший посмотреть».
- Да мне нужно, я все отдам! Мне нужно сразу, понимаешь, Паша?!
- Да я понимаю прекрасно...
Основным предметом обсуждения собеседников является объект, обозначенный словом «телефон». Однако семантико-прагматические факторы не позволяют интерпретировать эту лексему как узуальную номинацию обычного телефона. Во-первых, дискурс характеризуется высокой степенью секретности, тайности, конспиративности, что не может иметь места при обсуждении обычных, законных предметов (обычного телефона), во-вторых, коммуниканты демонстрируют крайнюю потребность в приобретении этого товара, что при насыщенности современного рынка телефонами вызывает размышления об иной интерпретации лексемы.
Очевидно, что используемая в разговорах участников номинация «телефон» репрезентируется не в узуальном, а в тайном, арготическом значении и обозначает запрещенный, незаконный товар, предназначенный к реализации. Например, в жаргонно-арготических подсистемах русского языка слово «телефон» имеет следующие значения:
sider not oniy the lexicographic data, but also linguistic-pragmatic and social-culturai_parametres. it is shown that for adequate interpretation of a semantic orientation of the text it is necessary not only the lexico-semantic analysis of a word in a statement context, but active application of methods of the content-analysis, the intent-analysis, the discourse-analysis.
The key words: typology of linguistic examinations, the honour and advantage insult, sema-siologicheskaja examination, research methods in juridial linguistic.
Список литературы
1. Базылев В.//. Автопортреты политиков: от психопоэтики к психополитике // Политический дискурс в России - 3: Материалы рабочего совещания. М., 1999.
2. Белъчиков Ю.А. Инвективная лексика в контексте некоторых тенденций в современной речевой коммуникации // Филол. науки. 2002. № 4.
3. Грачев М.А. Актуальные проблемы отечественной лингвокриминалистики // Социальные варианты языка - V: Материалы международной научной конференции 19-20 апреля 2007 года. Нижний Новгород: Нижегородский государственный лингвистический университет им. II.А. Добролюбова, 2007.
4. Ильф И, Петров Е. Двенадцать стульев: Роман. Калуга, 1993.
5. Мокиенко В.М., Никитина Т.Г. Большой словарь русского жаргона. СПб., 2001.
6. Научно-практический комментарий к Уголовно-процессуальному кодексу Российской Федерации /Под общ. ред. В.М. Лебедева; науч. ред. В.П. Божьев. 3-е изд., пере-раб. и доп. М.: Юрайт-изд., 2007.
7. Ожегов СЛ., Шведова II.Ю. Толковый словарь русского языка. М., 2007.
8. Понятие чести, достоинства и деловой репутации: Спорные тексты СМИ и проблемы их анализа и оценки юристами и лингвистами. Изд. 2-е, перераб. и доп. / Под ред. А.К. Симонова и М.В. Горбаневского. М., 2004.
9. Теория и практика лингвистического анализа текстов СМИ в судебных экспертизах и информационных спорах: Материалы межрегионального научно-практического семинара. Москва, 7-8 декабря 2002 г. Часть 1 / Под ред. проф. М.В. Горбаневского. М., 2002.
10. Цена слова: Из практики лингвистических экспертиз текстов СМИ в судебных процессах по искам о защите чести, достоинства и деловой репутации / Под ред. проф. М.В. Горбаневского. М., 2002.
11. Уголовный кодекс Российской Федерации от 13.06.1996 (в ред. от 27.07.2006). М., 2006.
Об авторе
Т.А. Распопова - канд. филол. наук, доц., Брянский государственный университет им. академика И.Г. Петровского, bryanskgu@ mail.ru
УДК 415.0
ЛЕКСЕМА « ЛЮБОВЬ» КАК ЯДРО КОНЦЕПТА В СОВРЕМЕННОМ РУССКОМ ЯЗЫКЕ
O.A. Свидерская
Выделяя лексему «Любовь» в качестве ядерной для описываемого концепта, автор приводит в статье набор её семантических признаков с опорой на понятийное содержание. Ключевые слова: концепт, любовь, Пастернак.
В качестве ядра концепта любовь одноименная лексема обладает набором семантических признаков, которые возможно установить обращаясь к содержанию поня-
