Научная статья на тему 'О моленной и воспитательной функциях православной иконы'

О моленной и воспитательной функциях православной иконы Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

CC BY
322
104
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
ПРАВОСЛАВИЕ / ДУХОВНОСТЬ / ИКОНА / ИКОНОПОЧИТАНИЕ / ДИДАКТИКА / МОЛИТВА / ORTHODOXY / SPIRITUALITY / ICON / VENERATION OF ICONS / DIDACTICS / PRAYER

Аннотация научной статьи по философии, этике, религиоведению, автор научной работы — Кутковой В. С.

Статья посвящена выяснению взгляда Церкви на соотношение моленной и воспитательной функций иконы, анализируются ошибочные подходы к данной проблеме.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

ABOUT WORSHIP AND EDUCATIONAL FUNCTIONS OF ORTHODOX ICONS

The article is devoted to clarifying the view of the Church on correlation of worship and educational functions of icons. Erroneous approaches to this problem are analyzed.

Текст научной работы на тему «О моленной и воспитательной функциях православной иконы»

УДК 261.6

О МОЛЕННОЙ И ВОСПИТАТЕЛЬНОЙ ФУНКЦИЯХ ПРАВОСЛАВНОЙ ИКОНЫ

В.С .Кутковой

ABOUT WORSHIP AND EDUCATIONAL FUNCTIONS OF ORTHODOX ICONS

V.S.Kutkovoi

Политехнический институт НовГУ, ugo07@yandex.ru

Статья посвящена выяснению взгляда Церкви на соотношение моленной и воспитательной функций иконы, анализируются ошибочные подходы к данной проблеме.

Ключевые слова: Православие, духовность, икона, иконопочитание, дидактика, молитва

The aricle is devoted to clarifying the view of the Church on correlation of worship and educational functions of icons. Erroneous approaches to this problem are analyzed.

Keywords: Orthodoxy, spirituality, icon, veneration of icons, didactics, prayer

Если задаться концептуальными вопросами «что?», «как?» и «зачем?», стоящими перед каждым исследователем, начинающим анализировать тот или иной предмет, явление, проблему, то нашей теме будет соответствовать последний — «зачем?». Он подразумевает прежде всего объяснение того, как взаимодействует икона с теми, для кого она предназначена, для чего она нужна и в каком качестве икона воспринимается верующими. Это крайне важно для Церкви. Исторически сложилось так, что фактор восприятия сакрального образа у разных народов оказался далеко не одинаковым. «Христианское благочестие грекоязыч-ных стран было укоренено в традиции, согласно кото -рой религиозное изображение занимало обязательное место в богослужении, в то время как сирийское или армянское христианство, не воспринимая изображение враждебно, не имело тенденции делать образ объектом поклонения, а воспринимало его с чисто дидактиче-

ской стороны, как простую иллюстрацию Писания», — отмечает протопресвитер Иоанн Мейендорф [1]. Не потому ли вирус монофизитства прижился именно в сирийской и армянской церквах?

Западная Европа, известная активным возрождением античного культурного наследия, а до того прислушивающаяся к мнению святых Отцов право -славного Востока, в вопросе понимания сакрального образа, как ни странно, последовала в фарватере сирийского и армянского христианства. Общеизвестна фраза, сказанная папой Григорием Великим: «Икона — Библия для неграмотных». Византия против подобной формулы принципиально не возражала, осо-бенно в раннехристианский период, когда в храмы хлынул поток неграмотных простолюдинов, однако она не могла ограничиться только дидактикой. Факт обучения неофита при посредстве иконы не отрицается до сих пор, но можно ли сказать, что только этим и

ограничивается предназначение православной иконы? С такой ролью успешно справится и религиозная живопись. А для грамотных членов Церкви икона не нужна?! К тому же массовое воцерковление не может длиться веками. Лишь католики продолжают придерживаться означенной сентенции, правда, добавив к ней декоративно-эстетическую функцию церковного образа.

«По мере приближения к Новым временам богословское просвещение выступает на первый план. Предметом изображения становится не ипостатиче-ское присутствие, а богословское назидание. Икона уже не представляет персонажи, а иллюстрирует черты», — описывает француз А.Безансон отношение к иконе в России [2]. Современный философ и богослов М.В.Васина проницательно отмечает: «Назидание и призыв к набожности, будучи основными параметрами образа, вычеркнули из церковной памяти христо-логические распри по поводу икон в Византии. Так произошло перерождение богословия образа вначале в риторику, а потом и в эстетику» [3]. Святые Отцы говорили, конечно, о педагогическо-воспоминательной функции иконы, но говорили и нечто другое. Сам догмат иконопочитания свидетельствует о связи молящегося человека с тем, к кому он обращается. Потому образу и воздается честь, что она восходит к первообразу. Разве догмат утверждает нечто о нравоучениях с помощью иконы? Преподобный Феодор Студит писал: «Так же как и всякий человек, даже самый совершенный, нуждается в книге Евангелия, так же обстоит дело и с образом, который ему соответствует» (курсив мой. — В.К.) [4]. Приведу еще один пример. Преподобный Иоанн Дамаскин посчитал недостаточной функцию иконы в виде книги для неграмотных. Ему икона нужна была для созерцания и принятия в душу славы Божией [5].

Но сегодня появились адепты противоположной точки зрения. Так, у профессора Московской Духовной академии Николая Константиновича Гаврюшина читаем: «В отношении содержания иконописи он (епископ Анатолий Мартыновский. — В.К.) менее придирчив. Признавая, что главная цель иконописания — вероучи-тельная». И далее профессор полностью солидаризируется с мнением епископа Анатолия, подвергая своих оппонентов бескомпромиссной критике. Он считает, что если главная роль иконы не назидание, тогда «придется сказать то же самое и о литургическом чтении Священного Писания... И тогда мы логически перейдем к "ну-минозному" или "имагинативному Абсолюту"» [6].

В нашей Церкви вряд ли найдется человек, с порога отрицающий вероучительную функцию иконы. Вопрос состоит лишь в том, для чего икона предназначена в первую очередь. Ведь совершенно иной взгляд, нежели у Гаврюшина и у епископа Анатолия, мы встречаем у известных иерархов и священников Русской Православной Церкви.

Например, митрополит Стефан Яворский четвертым положением в главе «Догмат о святых иконах» своего трактата «Камень веры» записал: «Иконы, или образы, нужны для того, чтобы явить, познать далекие, неприсущие, отстоящие и тайные вещи, и помнить о них» [7]. Слово «тайные» на греческом языке звучит

«мистические». «Познать далекие, неприсущие, отстоящие и тайные вещи» означает ни что иное как Бо-гопознание. А оно не забываемо, если состоялось.

Другой профессор Московской духовной академии протоиерей Александр Шаргунов отмечает: «Целуя наши святыни, мы должны прежде всего припадать к тайнам нашей веры, которые открывает нам образ Пречистой. Пока не будет этого, самые чудотворные иконы будут только "мемориальными досками"» [8].

Почему мы не должны верить митрополиту Стефану и протоиерею Александру Шаргунову, а обязаны верить епископу Анатолию (Мартыновскому) и его современному последователю Гаврюшину? Не совсем ясно: чем у последних позиция отличается от армянских и сирийских монофизитов? Для православных было бы вопиюще ненормально использовать икону в качестве дидактического пособия и забыть, что перед ней человеку еще необходимо и молиться, а значит, общаться с первообразом, при посредстве чего познавать Христа, Его Матерь и святых, в зависимости от того, чья икона находится перед молящимся.

Если моленный образ является в первую очередь дидактическим пособием, то, пользуясь логикой Гаврюшина и продолжая его мысль, «придется сказать то же самое и о литургическом чтении Священного Писания. И тогда мы логически перейдем к» подозрению приверженцев подобных воззрений в банальных симпатиях к толстовству.

Но вряд ли автор обстоятельного труда «Русское богословие» согласится быть толстовцем. Однако путь-то он своими утверждениями прокладывает именно к оправданию толстовского учения, анафе-матствованного Святейшим Синодом.

Данный феномен имеет свою историю.

В философском аспекте дидактизм особенно активно начинает проявляться в конце XVIII и в течение Х1Х столетий с влиянием на русскую мысль вольфианства и кантианства1, чем и объяснима позиция епископа Анатолия (Мартыновского). Сегодня стала довольно известна так называемая постмодернистская «новая дидактика». Смысл ее состоит в том, что в обиход литературы умышленно вводится преизбыток текста, и возникает нечто вроде впечатления от пересказа стихотворения прозой. Подобная «мода» исследователями связывается с определенной манерой преподавателей западных университетов читать свои лекции. Постмодернисты осмыслили эту данность как прием и ввели в литературную жизнь.

Но стоит ли означенные феномены, чуждые православному самосознанию, вводить в богословие сакрального образа, а тем более в иконописа-ние? Ведь в данном случае настоящая православная дидактика — вовсе не мелочная нотация, не натаскивание неофита в вопросах веры при помощи религиозной «наглядной агитации», а тонкое богословское раскрытие христианских истин через поиск и нахождение эквивалентных им изобразительных форм.

Однако с наступлением в Русской Церкви кризисных явлений такая высокая дидактика превраща-

лась просто в религиозную нравоучительность. Приведу один неоспоримый факт: увлекаясь именно повышенной назидательностью, иконопись как «богословие в красках» благополучно себя похоронила. Поучительность в иконографии возникла под напором западных влияний в XVI веке (вспомним хотя бы весьма показательный для нашего случая памятник — четырехчастную икону из Благовещенского собора Московского Кремля; вот где изографы «онаглядили» самые сложные богословские смыслы, о которых святые Отцы советовали молчать).

И такой способ назидания все больше нарастал «к Новым временам», о чем говорил Безансон.

Но что в итоге? Исчезла цельность впечатления от образа. Глубокий символизм древних изображений отныне растворяется во множестве бытовых и дидактических деталей, коим несть числа. Теряется эквивалентность изобразительных форм богословскому содержанию. Наглядным примером служит икона «Акафист Сретению Господню» из Костромы [9]. Каноничная сцена Сретения здесь дополнена сторонними мотивами, представляющими собой определенный набор нравоучений. Так, внизу иконы отображены адские муки еретиков и других грешников. В левом нижнем углу изображен старец Симеон за писанием пророчества, а в правом — Ангел, свидетельствующий об исполнении этого пророчества. Вверху слева Ангел предсказывает предстоящие Богородице страдания. Композицию венчает (для православных — иконографически еретический) образ Саваофа (кстати, возникший в иконописи тоже по дидактическим причинам). Саваоф восседает на Престоле и посылает Святого Духа в виде голубя на Бо-гомладенца, принятого Симеоном, а Богомладенец как бы «перенаправляет» Духа на мучеников ада. Обо всем иконописец рассказал с такими подробностями, лучше которых трудно что-то представить, если их использовать в назидательных целях. Вот уж воистину икона превратилась в книгу для неграмотных, фактически в прямом смысле! Лучше ее и быть не может. Но где же та высота философии и богословия, коими отличалась русская иконопись в свой «золотой период»? Ничего другого мы не видим, кроме заурядного «литературного суррогата», как охарактеризовал означенный тип образов протоиерей Георгий Флоровский.

Повторим: никто не отрицает вероучительной роли живописного образа. Более того, следует обратить внимание на многочисленность в Церкви воспо-минательных икон, не претендующих на моленную функцию. В качестве примера можно взять изображения скачущих на конях святых Георгия и Димитрия Солунского, Бориса и Глеба, Евстафия Плакиды, а также иконы «Страшный Суд», «Чудо от иконы Знамение» (искусствоведы переименовали ее в «Битву новгородцев с суздальцами»), «Огненное восхождение пророка Илии на небо» и некоторые другие. Причем необходимо четко различать данный тип икон с моленными образами. В противном случае возникают такие курьезы, об одном из которых устно рассказывал епископ Балтийский Серафим. Он явился

свидетелем случая, когда одна из прихожанок, подойдя к иконе «Чудо святого Георгия о змие», приложилась губами к изображению дракона. Будем объективны. На ком здесь лежит больше вины: на этой прихожанке или на том, кто положил данную икону на аналой? Ведь существуют ростовые и поясные изображения прославленного великомученика, обращенные непосредственно к молящемуся человеку, и они без змия.

В заключение скажем: само слово «иконопочи-тание» логично отвечает на вопрос «зачем?», соответствующий нашей теме, ибо иконопочитание естественно подразумевает понятие «память»: почитать личность и ее изображение можно лишь того, кого помнишь. А память передается церковным преданием через научение неофита, то есть через передачу определенного знания. И тогда икона представляет собой не просто специфический дидактический учебник, но является хранительницей исторической памяти, духовного знания, церковного и художественного опыта. Не случайно же каноничный иконостас имеет целый чин (праздничный) образов дидактического характера и в то же время чины моленного назначения (Деисис, местный, пророческий и праотеческий ряды). Догмат иконопочитания свидетельствует о молитвенной связи человека при посредстве образа с первообразом. Следовательно, догмат знаменует и веру православных христиан в такую связь. Без этого трудно представить действие Святого Духа через икону. Что, в свою очередь, фундирует ее богослужебную роль.

Отсюда может быть сделан лишь один вывод: у Церкви есть свой устоявшийся взгляд на соотношение моленной и воспитательной функций иконы. Вносить нечто новое или переставлять акценты в нем по своему разумению, на наш взгляд, будет делом напрасным и даже вредным, как для науки, так тем более для самой Церкви.

Примечание

1. Здесь достаточно назвать труды Хр.Вольфа «Логика, или Разумные мысли о силах человеческого разума и их исправном употреблении в познании правды» (СПб., 1765) и И.Канта «Антропологическая дидактика» (Сочинения. Т. 6. М., 1966).

1. Мейендорф Иоанн, прот. Иисус Христос в восточном православном богословии / Пер. с англ. свящ. Олег Да-выденков, при уч. Л. А. Успенской. М., 2000. С. 193.

2. Безансон Ален. Запретный образ. Интеллектуальная история иконоборчества. М., 1999. С. 150.

3. Из письма М.В.Васиной к автору.

4. Цит. по: Успенский Л. А. Богословие иконы Православной Церкви. Париж, 1989. С. 169. У самого Успенского сноска на: P.G. 99, 1537D.

5. Подробней см.: Иоанн Дамаскин, преподобный. Три защитительных слова против порицающих святые иконы или изображения. СПб., 1893. Репринт: Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1993. С. 29-30.

6. Гаврюшин Н.К. Вехи русской иконологии // Русское богословие. Очерки и портреты. Нижний Новгород, 2011. С. 71.

7. Стефан Яворский, митрополит Рязанский и Муромский. Камень веры. СПб., 2010. С. 34.

8. Шаргунов Александр, протоиерей. Наши иконы — не «мемориальные доски» [Электр. ресурс]. URL: http://ruskline.ru/news_rl/2014/08/08/nashi_ikony_ne_memo rialnye_doski/ (дата обращения 12.11.2014).

9. Первая треть XIX века. Костромской музей. Кат. №№ 277.

References

1. Meyendorf Ioann, prot. Christ in Eastern Christian Thought. Crestwood, N.-Y., SVS Press, 1975. (Russ. Ed.: Iisus Khristos v vostochnom pravoslavnom bogoslovii. Moscow, 2000, p. 193).

2. Bezanson Alen. Zapretnyy obraz. Intellektual'naya istoriya ikonoborchestva [Forbidden image. Intellectual history of iconoclasm]. Moscow, 1999, p. 150.

3. Iz pis'ma M.V. Vasinoy k avtoru [A letter from M.V. Vasina to the author].

4. Cited by: Uspenskiy L.A. Bogoslovie ikony Pravoslavnoy Tserkvi [Theological icons of the Orthodox Church]. Parizh, 1989, p. 169.

5. Ioann Damaskin, prepodobnyy. Tri zashchititel'nykh slova protiv poritsayushchikh svyatye ikony ili izobrazheniya [Three defensive words against condemning the holy icons or images]. Saint Petersburg, 1893. Reprint: Svyato-Troitskaya Sergieva Lavra Publ., 1993, pp. 29-30.

6. Gavryushin N.K. Vekhi russkoy ikonologii [Milestones of Russian iconology]. Russkoe bogoslovie. Ocherki i portrety [Russian theology. Essays and portraits]. Nizhniy Novgorod, 2011, p. 71.

7. Stefan Yavorskiy, mitropolit Ryazanskiy i Muromskiy. Kamen' very [Rock of faith]. Saint Petersburg, 2010, p. 34.

8. Shargunov Aleksandr, protoierey. Nashi ikony — ne "memo-rial'nye doski" ["Our icons are not memorial plates"]. Available at: http://ruskline.ru/news_rl/2014/08/08/ nashiikonynememorialnyedoski/ (accessed 12.11.2014).

9. Pervaya tret' XIX veka. Kostromskoy muzey. Kat. no. 277 [The first third of the XIX century. Kostroma Museum. Cat. no. 277].

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.