CC BY
293
Лепахин В. В. 2010: Иконичность. [Электронный ресурс]. — Режим доступа: http: // lepahinvalerij.uw.hu/magyar/cikkekru.htm.
Лепахин В. В. 2002: Икона и иконичность. СПб.
Лепахин В. В. 2005: Образ иконописца в русской литературе XI-XX веков. М.
Мадлевская Е. (ред.) 2005: Русская мифология. Энциклопедия. М.; СПб.
Солженицын А. И. 2004: Леонид Бородин — «Царица смуты»: из «Литературной коллекции» // Новый мир. 6, 149-158.
Солженицын А. И. 2001-2005: Собр. соч.: в 9 т. М.
Суслова Т. С. 2008: Морально-ценностная роль иконы в сохранении русского этоса // Вестник КГУ им Н. А. Некрасова. 4, 308-311.
Суслова Т. С. 2009: Икона как архетипическая модель русской культуры // Вопросы культурологи. 11, 74-77.
Толстой Л. Н. 1981: Война и мир: в 4 т. М.
Языкова И. К. 1995: Богословие иконы. М.
ICON IMAGE IN THE ARTISTIC WORLD OF L. BORODIN'S "THE TROUBLES QUEEN"
T. Ye. Smykovskaya
The article presents the analysis of the icon image in L. Borodin's narrative "The Troubles Queen". Iconic image study aims at determining its place in the writer's artistic world model, at comprehension of ideological and esthetic, historical and philosophic content of the narrative. Icon image is associate with such fundamental features of Russian Orthodox culture as Christocentrism, sobornost (conciliarism), prayerfulness, and miracle work.
Key words: history of literature, narrative, Russian Orthodoxy, the Troubles
© 2012
А. А. Кенько
О ЛИТЕРАТУРОЦЕНТРИЗМЕ ТВОРЧЕСТВА В. ПЬЕЦУХА
В творчестве современного писателя Вячеслава Пьецуха оригинально воплощается такое метаисторическое свойство русской культуры как литературоцентризм. Классическая литература и история выступают в прозе писателя важными составляющими действительности. Автор статьи исследует мотивы и сам механизм интертекстуального проецирования сюжетов и образов русской классики XIX века на прозу и эссеистику постмодерниста Пьецуха.
Ключевые слова: литературоцентризм, русская классическая литература, отечественная история, ирония, постмодернизм, интертекстуальность, иронический авангард, жанр эссе
Кенько Ариадна Александровна — аспирант кафедры рисунка Магнитогорского государственного университета. E-mail: historyart@mail.ru
Отечественная история словесности непосредственно, более тесно, чем в других странах, связана с развитием духовной жизни в ее различных культурных формах, в связи с чем можно говорить о таком «метаисторическом» свойстве русской культуры, как литературоцентризм. И. В. Кондаков определяет это явление как «упорное тяготение культуры в целом к литературно-словесным формам самопрезентации»1, что объясняется соединением ряда гетерогенных культурных факторов, повлиявших на выбор слова в качестве смыслового центра культурно-общественной жизни. Исследователь выделяет в числе фундаментальных особенностей русской культуры «специфический тип русской ментальности», связанный с жизнью слова и потребностью высказывания, обсуждения общественных проблем; «ход культурно-исторического процесса в России», запечатленный в письменных текстах и тесно связанный с историей литературы; «результаты межкультурного взаимодействия», отраженные в текстах русской литературы, тяготеющей к межкультурному диалогу; «исторический опыт России», способствовавший формированию словесного самосознания русской культуры; «своеобразие и богатство самого русского языка», чьи выразительные возможности (фонетические, лексико-семантические, стилистические, ассоциативные и т.п.) позволяют передавать в словесной форме масштабные идеи и образы нравственно-эстетического и философского потенциала2.
На фоне кризиса литературоцентризма рубежа ХХ-ХХ1 веков представляется интересным проанализировать творчество прозаика, эссеиста В. Пьецуха. Приведем высказывание писателя, выражающее один из ключевых мотивов его творчества: «... нет решительно ничего удивительного, что у нас куда жизнь, туда и литература, а с другой стороны, куда литература, туда и жизнь, что у нас не только по-жизненному пишут, но и по-письменному живут»3.
С точки зрения Н. Лейдермана, М. Липовецкого, И. Скоропановой, К. Степа-няна, М. Эпштейна, проза В. Пьецуха относится к литературе постмодернизма, так как творчеству этого автора присущи основные черты постмодернистской поэтики, такие как «игра» с различными мифами отечественной истории и различными культурными пластами, ироническое переосмысление действительности с ориентацией на русскую классическую литературу. Л. Аннинский отмечает, что «писатель принадлежит к той ветви современной прозы, которая идет на смену литературе обеих оттепелей и исследует именно распад почвы.»4. Исследователи Г. Белая, О. Богданова, В. Курицын, Г. Нефагина причисляют этого автора к течению «иронического авангарда». Несмотря на терминологический разнобой («постмодернистская проза» и «иронический авангард»), данные определения не представляются взаимоисключающими.
На уровне поэтики В. Пьецух опирается на приемы письма Н. В. Гоголя, А. П. Чехова, традиции отечественного авангарда К. Вагинова, Д. Хармса, отчасти М. Булгакова, М. Зощенко. Представители современного «иронического аван-гадра» (Вен. Ерофеев, Е. Попов, М. Кураев, В. Пьецух), по словам В. Курицына,
1 Кондаков 2008, 5.
2 Кондаков 2008, 5.
3 Пьецух 1990, 219-220.
4 Одинцова 2004, 108.
«росли не по жизни, а по книгам», «они дети культуры»5, чем обусловлены этико-эстетические доминанты их творчества.
Главной особенностью стиля, основным типом авторской эмоциональности в творчестве В. Пьецуха является «тотальная ироничность» (О. Богданова), «интертекстуальная ирония» (М. Липовецкий). Предмет творчества — абсурд современной действительности, исходный материал — травестийно сниженные образцы классической русской литературы (интертекст). Как правило, основу сюжета составляет парадокс, а фабула складывается из житейских метаморфоз. Нередко вся ткань повествования пронизана театральностью, мир, воссоздаваемый в прозе этого автора, гиперболичен и гротесков.
Исследователь О. Богданова среди особенностей творчества В. Пьецуха отмечает «манифестационную установку художника на «литературоцентричность» русской жизни, исходное и опорное признание для русской ментальности первичности литературы и вторичности реальности»6. По логике писателя, русская жизнь во все времена, и в последние особенно, была органически литературна, с тем лишь уточнением, что «литература — это чистовик, а жизнь черновик, да еще не из самых путных»7.
Классическая литература и отечественная история выступают в творчестве В. Пьецуха главными составляющими действительности. Писатель обостряет восприятие истории и литературы, включая в свои произведения иронические культурно-исторические и литературные реминисценции, обращаясь к цитации и параллелям. «В этой атмосфере параллели между потопом в скромной московской конторе и «Декамероном» («Потоп»), пропажей старушки в густонаселенной коммуналке и «Преступлением и наказанием» («Новая московская философия»), историей вражды двух поселков и древнерусской военной хроникой («Централь-но-Ермолаевская война»), судьбой никому неведомого графомана и трагедией Пушкина («Реминисценция») как бы и не автором предложены, а спонтанно возникают из хитросплетения абсурдных ситуаций»8.
Важнейшим аспектом творчества В. Пьецуха является исследование категории национального характера. Автор пишет: «Главная тема моего литературного существования — это исследование феномена русского дурака. Это попытка осмыслить все то, что противостоит элементарной истине, которая поведана нам две тысячи лет назад: «Возлюби ближнего своего, как самого себя». Национальный характер в прозе Пьецуха выступает как «первопричина абсурдности национального бытия и хаотичности национальной истории»9. А «учительная» и «соборная» («нравоучительная» и «морализирующая») русская литература вносит «порядок» в беспорядок национальной жизни, создавая «идеальный план», «культурный канон», на который «должна» ориентироваться реальная жизнь10. В. Пьецух: «Это удивительно, но русская личность издавна находится под владычеством, даже игом родного слова»11.
5 Курицын 1990, 172.
6 Богданова 2004, 182-183.
7 Пьецух 1990, 219-220
8 Липовецкий 1997, 233.
9 Богданова 2004, 185.
10 Богданова 2004, 185.
11 Пьецух 1989, 165.
Признавая причастность В. Пьецуха к постмодернистским тенденциям в современной прозе, следует отметить, что писатель «реализует» постмодерность преимущественно на уровне суммы приемов «иронического авангарда». Так, по мнению исследователя О. В. Богдановой, литературоцентричность русской жизни в творчестве В. Пьецуха на уровне приема воплощается посредством интертекстуальности, алогизм констант национальной жизни и национального характера
на уровне приема реализуется через посредство иронизации и анекдотизации тек-
12
ста12.
Показательными в плане осмысления национального характера представляются рассказы «Жизнь негодяя», «Центрально-Ермолаевская война», «Серафим Серафим», «Клюев и Оперманн», «Авель и сыновья», «Жирнов и Писулин», «Киллер Миллер», цикл рассказов «Драгоценные черты», повести «Город Глупов в последние десять лет», «Четвертый Рим» и др. «Обстоятельства-детали» (термин О. Богдановой), «типические знаки» эпохи в вышеназванных произведениях, соответствующие сути характера героев, моделируют тип поведения (существования) целого поколения людей.
Пьецух сознательно проецирует многие произведения на классические литературные традиции («Новая московская философия», «История города Глупо-ва в новые и новейшие времена», «Наш человек в футляре» и др.). М. Липовец-кий: «В своих новеллах Пьецух то и дело предлагает перифразы классических сюжетов»13. Ян Шенкман: «А тут перед нами народный писатель и народный литературовед. Недаром же у него (В. Пьецуха) так много «кавер-версий». В том же примерно духе, в каком Толстой пересказывал библию для детей, В. А. Пьецух пересказывает русскую литературу для нас, для всего народа... Его «Плагиат» — никакой, конечно, не плагиат. Скорее римейк, адаптация классических сюжетов на актуальный и доступный манер»14.
Не случайно наиболее активно обращение писателя к творчеству авторов классических произведений XIX в., так как именно в этот период литература становится «инструментом развития и распространения национальной культуры», обретает статус «учительности» и воплощает дар «пророчества», вбирает в себя «аналитизм», «философизм», «психологизм», «социальную критичность и политическую прогностику»15. Литературоцентризм в XIX в. становится ключевым феноменом русской культуры. В. Пьецух находится в постоянном «диалоге» с существующими литературными формами. Современный прозаик свободно обращается с мотивами и образами классической литературы, включая живое их обсуждение в текст произведения, играет с цитатами, снижая традиционно высокий пафос восприятия литературного наследия, и одновременно стремиться возродить через смех истинные гуманистические ценности утраченной культуры. С одной стороны, органическая литературность русской жизни заставляет автора узнавать, вычитывать литературно-исторические прототипы из описываемых им анекдотических коллизий. Как правило, сам литератор-рассказчик, который непременно присутствует в текстах Пьецуха, встраивает свою версию истории
12 Богданова 2004, 186.
13 Липовецкий 1997, 232.
14 Шенкман 2006, 180-181.
15 Кондаков 2008, 20.
в контекст русских культурных традиций. С другой стороны, прямые интертекстуальные переклички с русской классикой лишь подчеркивают несоответствие жизненной ситуации тому, что знакомо искушённому читателю.
Способом отражения косности и неизменяемости современной действительности в творчестве В. Пьецуха («История города Глупова в новые и новейшие времена», «Город Глупов в последние десять лет») стали мотивы творчества М. Е. Салтыкова-Щедрина.
Пародийные аналогии повести В. Пьецуха «Новая московская философия» с «Преступлением и наказанием» Ф. М. Достоевского призваны представить современную действительность как сниженный обытовленный вариант литературного произведения. Реминисценции, пронизанные иронией, выступают как один из приемов повести. Образ старушки Пумпянской перекликается с образом старухи-процентщицы, герои Пьецуха сравниваются с героями Достоевского, и более того — в повести появляется персонаж с именем героя из «Преступления и наказания» Петр Петрович Лужин. Повесть содержит рассуждения о сути и значении литературы для русского человека: «Датчане своего Кьеркегора сто лет не читали, французам Стендаль, пока не помер, был не указ, а у нас какой-нибудь саратовский учитель из поповичей напишет, что ради будущего нации хорошо бы выучиться спать на гвоздях, и половина страны начинает спать на гвоздях»16.
Примечательна параллель образа Аркаши Белобородова («Жизнь негодяя») с образом Обломова: образ Обломова становится знаковым для литературы новейшего времени — асоциальность и пассивность характера героя Гончарова оказываются созвучны времени «не героев», периоду формирования философии постмодерна. Среди рассказов В. Пьецуха много таких, которые явно навеяны прозой В. Н. Гоголя. Писатель использует и гоголевские темы, и гоголевские образы, перенимает характер воссоздания предметного мира и т.д. («О вреде чтения»).
Особый интерес проявляет наш автор к творчеству А. П. Чехова. В. Пьецух пишет, что не чувствует «никакого родства ни с какими «измами», разве что кроме «чехизма»... Чехов ему близок, есть у них некая «общность настроения»17. Ироническое переосмысление эпистемологических и онтологических границ между историей и литературой проявилось в рассказах «Наш человек в футляре» (из цикла «Чехов с нами»). Видоизменяя заглавие претекста, В. Пьецух сохраняет его основные сюжетные коллизии и открыто апеллирует в своем тексте к чеховскому рассказу, провоцируя этим определенные читательские ожидания. Автор учитывает традиционную трактовку рассказа и стереотипные представления, связанные с концептами «футляр», «футлярный человек». Обыгрывая эти составляющие литературной и социокультурной компетенции читателя, Пьецух разрушает сложившиеся в его сознании стереотипы. Событийная канва рассказа «Наш человек в футляре», по сравнению с «Человеком в футляре», незатейлива, сюжет линейный: учитель русского языка и литературы «задавлен страхами», учеников и коллег своих боится; после проверки из гороно директор предлагает ему уволиться, учитель начинает давать частные уроки, а когда из-за этого случаются неприятности, он от страха умирает. Сознательная проекция сюжетов на литератур-
16 Пьецух 1989, 165.
17 Пьецух 1997, 10.
ные модели А. П. Чехова наблюдается также в рассказах «Крыжовник», «Шкаф», «Д.Б.С.», «Колдунья». Деконструкция «чеховского мифа» происходит в рассказе «Уважаемый Антон Павлович!».
Интертекстуальная «привязанность» В. Пьецуха связана не только с литературой XIX в., но и с литературой ХХ в., и литературой современной. Среди художников ХХ века «иронические авангардисты» особо выделяют М. Булгакова, Д. Хармса, К. Вагинова, М. Зощенко, И. Ильфа и Е. Петрова, чьи мотивы и образы появляются и в прозе Пьецуха (повесть «Освобождение»).
Исследователь Н. Иванова отмечает влияние В. Шукшина на прозу В. Пьецуха, прежде всего, в исследовании русского национального характера18. Исследователь О. Богданова указывает на общие типологические черты творчества В. Пьецуха и Вен. Ерофеева, на близость отдельных идейных установок и мировоззренческих формул В. Пьецуха и С. Довлатова19.
Эссеистика В. Пьецуха, собранная в книге «Русская тема»20, посвящена осмыслению роли русской литературы в отечественной культуре и истории. Реконструируя отдельные страницы жизни и творчества русских классиков, Пьецух проецирует их идеи и образы на сегодняшнюю действительность и заставляет задуматься о самых судьбоносных моментах русской истории.
Следует отметить особую роль повествователя-рассказчика в творчестве В. Пьецуха. М. Липовецкий называет своеобразным «полюсом устойчивости» голос повествователя — «неизменно «прописанного» в настоящем, неизменно сохраняющего «здравомысленную» тональность и уютную старомодность слога — вне зависимости от того, о чем он пишет, о легендарном прошлом или анекдотическом настоящем»21. Именно «литературность» становится для повествователя формой защиты от абсурда. «Повествователь Пьцуха — это не персонаж, а традиционная литературная функция, принадлежащая, соответственно, пространству литературы — «чистовику», а не «черновику». Именно голос повествователя обозначает у Пьецуха границу между абсурдом «органической литературности» жизни и условным порядком мифологизирующей игры в реальность»22. Авторские комментарии зачастую составляют «второй текст» произведения, раскрывая литературные приемы и секреты творческой лаборатории, где современный литературовед разоблачает литературное произведение как «придуманную реальность» («Мужчины вышли покурить.»). В. Пьецух дает свод необходимых писателю литературоведческих знаний: говорит о роли названий произведений, об «играющих фамилиях», о топонимических привязках, о роли вводных слов и прямой речи персонажей, о трансформации жизненного факта в литературном произведении, озвученном пейзаже, выразительности концовки. Сам автор признает традиционность идеи, ссылаясь, в свою очередь, на А. П. Чехова и его рассказ «Злоумышленник».
Таким образом, мысль о литературоцентризме российского быта и бытия является ключевой в творчестве В. Пьецуха. Классическая литература и русская
18 Иванова 1989, 239-240.
19 Богданова 2004.
20 Пьецух 2005, 224.
21 Липовецкий 1997, 242.
22 Липовецкий 1997, 242.
история представлены в прозе писателя как значимые составляющие современной действительности. С помощью средств постмодернистской поэтики и «иронического авангарда» (игровая стихия, театрализованные формы повествования, зрелищность метафоры, ирония, пронизывающая всю ткань произведения, интертекстуальность, цитатность и др.) «традиционные культурные модели поведения и образа мысли русского человека «переносятся» В. Пьецухом из прошлого в настоящее (или наоборот, проецируются из настоящего в прошлое) и обнаруживают внешние / внутренние соответствия / несоответствия тому, что уже было признано <.> типичным для русской жизни и ментальности.. ,»23. «Литературность» русской жизни заставляет автора узнавать литературно-исторические прототипы в описываемых коллизиях. Абсурдность фиксирует разрыв целостности исторического процесса: причинно-следственные связи теряют свою силу. Мелкие, глупые, обыденные ситуации жизни, обыденность глупости порождает авторскую иронию. Возникает ассоциация с образом знаменитых гоголевских «невидимых миру слёз», которые скрыты за «видимым миру смехом». Имя В. Пьецуха (как и М. Булгакова, М. Зощенко, А. Платонова) связано с линией развития русской прозы, тяготевшей к трагикомическому взгляду на эстетически осваиваемую действительность. Выбор названных имен определяется некоторыми чертами сходства художнической манеры, общей ориентацией прозаиков на освоение аналогичных уроков русских классиков XIX в. Общеизвестно обращение указанных писателей ХХ века к авторитету Н. В. Гоголя. Актуальность именно гоголевской традиции в литературе ХХ века объясняется живучестью (несмотря на радикальные изменения жизни) хлестаковых, чичиковых и других до боли знакомых русскому читателю типов, открытых великим художником.
ЛИТЕРАТУРА
Богданова О.В. 2004: Ироничная и литературоцентричная проза Вячеслава Пьецуха // Постмодернизм в контексте современной русской литературы (60-90-е годы ХХ века — начало ХХ1 века). СПб., 182-224.
Иванова Н. 1989: Намеренные несчастливцы?: (О прозе «новой волны») // Дружба народов. 7, 239-240.
Кондаков И.В. 2008: По ту сторону слова: (кризис литературоцентризма в России ХХ-ХХ1 веков) // Вопросы литературы. 5, 5-44.
Курицын В. 1990: Четверо из поколения дворников и сторожей // Урал. 5, 170-182.
Липовецкий М. 1997: Русский постмодернизм (Очерки исторической поэтики). Екатеринбург.
Одинцова С. 2004: Русская тема в рассказах В. Пьецуха // Художественный мир русских писателей Х1Х-ХХ вв. Курган, 108-114.
Пьецух В. 1989: Новая московская философия: Хроники и рассказы. М.
Пьецух В. 2005: Русская тема. О нашей жизни и литературе. М.
Пьецух В. 1990: Я и прочее. М.
Шенкман Ян. 2006: Добро должно быть с прибабахом // Новый мир. 12, 180-181.
23 Богданова 2004, 184.
LITERARY CENTRISM OF VYACHESLAV PYETSUKH'S CREATIVE WORK
A. A. Kenko
Vyacheslav Pyetsukh, a contemporary writer, originally embodies in his work, literary centrism, a meta-historic property of Russian culture. Classic literature and history appear in the writer's prose as important constituents of reality. The article analyzes motifs and the mechanism of intertextual projection of subject matter and Russian classics images of the 19th century on the prose and essay writing of post-modernist V. Pyetsukh.
Key words: literacy centrism, Russian classics, Russian history, irony, post-modernism, ironic avant-garde, essay genre
© 2012
Е. В. Ничипорчик
ЗДОРОВЬЕ КАК ЦЕННОСТЬ В ПАРЕМИОЛОГИЧЕСКОЙ КАРТИНЕ
МИРА
(на материале русских и итальянских пословиц и поговорок)
Здоровье и благосостояние тела дороже всякого золота, и крепкое тело лучше несметного богатства.
Книга Премудрости Иисуса, сына Сирахова
Характер народа находит своеобразное преломление в провербиальных выражениях независимо от того, идёт ли речь о ценностях или антиценностях. Здоровье относится к числу базовых общечеловеческих ценностей, что обусловливает эквивалентность общих суждений о ценности здоровья у представителей разных национальностей, в частности у русских и итальянцев. Однако у каждого народа, наряду с гносеологическими универсалиями, в лингвокультуре находят отражение и специфические взгляды, в том числе и на то, каким принципам нужно следовать, чтобы сохранить здоровье, и как относиться к этим принципам. Итальянцы в своих паремических суждениях о здоровье более обстоятельны и серьёзны, чем русские, смелее смешивающие в провербиальной палитре серьезные и иронические мотивы.
Ключевые слова: литературоведение, ценность, паремия, русские, итальянцы
Здоровье — одна из основных витальных ценностей. О здоровье сейчас много говорят и пишут, проблемы сохранения здоровья и лечения болезней активно обсуждаются в прессе и на телевидении. Всегда ли таким трепетным было отно-
Ничипорчик Елена Владимировна — кандидат филологических наук, доцент кафедры русского, общего и славянского языкознания Гомельского государственного университета им. Ф. Скорины. E-mail: evnich@gmail.com
