CC BY
65
ИСТОРИЯ
gfejfegfejfejfe^fejfegfeg&gfe .ife Ф ¿к Ф Ф ф- ¿fe¿feiflifei&i&i&i&i&ife Ф t'?**?* ife ф
H.A. Мажитов УДК 94(470.57)
О ДРЕВНЕЙШЕМ ЭТНОКУЛЬТУРНОМ КОМПОНЕНТЕ В ЭТНОГЕНЕЗЕ БАШКИРСКОГО НАРОДА: ПЛЕМЕНА ДАИК (ЙАЙЫК)
В статье на основе критического анализа письменных и археологических источников по древней истории Южного Урала делается вывод о том, что в эпоху раннего железа ведущей этнической группой в составе его населения были племена даик (йайык) и это нашло свое отражение в названии главной реки региона и многочисленных малых рек. Племена даик (йайык) со средневековыми и современными башкирами генетически связывают территория проживания, данные топонимии, этнонимии, фольклора и героический эпос «Урал-батыр». С учетом всех этих фактов автором сделан вывод о том, что племена даик (йайык) — древнейшие прямые предки башкирского народа.
Ключевые слова: Южный Урал, древность, Геродот, даик (йайык), этнонимия, топонимия, эпос «Урал-батыр», предки, башкирский народ
Niyaz A. Mazhitov
ON AN ETHNOCULTURAL COMPONENT OF ETHNOGENESIS OF THE BASHKIRS: THE TRIBES OF DAIK (JAYIQ)
Having analyzed written and archaeological sources on the ancient history of the South Urals, the author came to the conclusion that the tribes of Daik (Jayiq) were a leading ethnic group inhabiting the region during the Early Iron Age. And this was reflected in the names of the region's major and many small rivers. The tribes in question and medieval and modern Bashkirs are connected by the place of their inhabitation, toponymic, ethnonymic, and folklore evidence as well as by the heroic epic "Ural-Batyr". All these facts lead to the conclusion that the tribes of Daik (Jayiq) were the most ancient direct descendants of the Bashkir people.
Key words: the South Urals, antiquity, Herodotus, Daik (Jayiq), ethnonymics, toponymy, the epic "Ural-Batyr", descendants, the Bashkir people
Основная часть настоящей статьи была написана в 1994—1995 гг., после выхода в свет в 1994 году книги «История башкирского народа с древнейших времен до XVI века», написанной моим постоянным соавтором — к.и.н., доцентом БашГУ А.Н. Султановой. Тогда по предложению издательства «Китап»
мы подготовили ее к изданию на башкирском языке, которая была опубликована в 1995 г. в журнале «Агизел» (№ 5—9; «Аги-дель»). В связи с избранием меня в 1995 году председателем Исполкома I Всемирного курултая башкир работу над книгой пришлось отложить. И в результате начатая тогда ста-
Мажитов Нияз Абдулхакович, доктор исторических наук, профессор Башкирского государственного университета, академик АН РБ (Уфа), e-mail: archlab@rambler.ru
тья оказалась незавершенной; к работе над ее рукописями (на баш. и рус. яз.) я приступил лишь в марте 2012 года. Естественно, эта находка заставила меня долго обдумывать вопрос о путях ее реализации и прийти к заключению о том, что найденную рукопись следует опубликовать после соответствующей доработки. В рукописях впервые изложено много новых интересных мыслей о древнейших этапах истории башкирского народа и сейчас с сожалением приходится констатировать, что почти 20 лет они не были введены в научный оборот1.
Когда работали над башкирским вариантом своей книги, мы неожиданно для себя сделали серьезное научное открытие: результаты этих поисков нам позволят существенно поднять научный уровень разработок по древнейшим этапам истории тюркских народов, в т.ч. по определению древнейших предков башкирского народа. Если излагаемые в настоящей статье наблюдения окажутся в принципе верными, тогда станет ясно, что существующие в науке концептуальные представления о древнейших этапах истории народов Степной Евразии нуж-
даются в серьезном пересмотре. Разумеется, нижеизлагаемые мысли нуждаются в совместном критическом анализе, объективной оценке прежде всего ученых-специалистов и широкой читательской аудитории.
В начале несколько слов о происхождении названия Йайык (Яйьж — Яик, Урал) — одной из главных рек Южного Урала. Река Яик своим историческим названием (варианты Даик, Даикс, Даи, Дахо, Джаик, Заих и др.) науке известна со II в. н.э.: она с таким названием обозначена на карте римского автора Птолемея [1, с. 221—315; 2, с. 213, 214; 3, с. 261—288, рис. 1]. Данную информацию подтверждает его современник Страбон: он на кочевые племена Северного Прикаспия скифов распространяет собирательное имя даи; восточными соседями даев были массагеты и саки [4, с. 483]. Однако слово даик (даи, йайык, дахо) как этноним впервые упоминает выдающийся греческий историк V в. до н.э. Геродот [5, с. 52]. В то же время известно, что историческая родина даев (даик, йайык) находилась в Южном Приаралье (юго-восточное побережье Каспийского моря) и, надо по-
неиЗ&£СТ>АЯ земля
и^ш^лг.ли. юр и ' Ллашеки*
гврц Се/Ие?
клейп Агк о к л?Й ]'! '
-.Нт/ялшна' * Ч пу**т
*■ *■ ¡ШМИВ&Ш)
ри
.аил.
Рис. I. Карта Азии в атласе Птолемея — «Скифия» (от Волги до Южной Сибири)
1 Данная статья с незначительными изменениями в переводе на башкирский язык представлена в журнал «Ватандаш».
лагать, племена даев Северного Прикаспия и южноуральских степей являлись выходцами из основной территории своего расселения — южноприаральских степей. На основе всех вышеприведенных данных в исторической науке под этнонимов даи (даик, йайык) принято понимать самоназвание многочисленной группы кочевых племен степей Южного Урала, Казахстана и вокруг Аральского моря, заселявших эту территорию задолго до нашей эры. С защитой данного положения одним из первых среди уральских археологов выступил выдающийся знаток археологичеких древностей юга Восточной Европы профессор К.Ф. Смирнов. Свою позицию он объяснил следующим образом: культура савро-матских племен южноуральских степей VII— V вв. до н.э. генетически предшествует сарматской (прохоровской) культуре ^—П вв. до н.э. и напрямую связывает их с племенами даев (даик, йайык) — дахо-массагета-ми Страбона. Он убежденно полагал, что название реки Яик (Йайык = Даик) происходит от этнонима даи (даик, йайык, дахо)
и это нашло свое отражение на карте Птолемея [6]. Он допускает, что племена Южного Урала раннежелезного века, известные как носители савроматской и сарматской археологических культур, могли быть упомянуты в текстах Авесты, а в трудах греческих авторов могли быть перечислены под общим именем даев (даик, йайык), и дает информацию о том, что примерно аналогичных взглядов по данному вопросу придерживались такие корифеи отечественной науки, как М.И. Ростовцев и С.П. Толстов [6, с. 136]. Как оригинальное среди них можно выделить предположение Ю.М. Десятчикова об отождествлении с дахами (даи, йайык) савроматских и сарматских племен Южного Урала [6, с. 136]. Необходимо подчеркнуть, что в плане перспективы изучения древней истории башкирского народа и Исторического Башкортостана данная гипотеза представляется самой приемлемой.
Свои ценные открытия в области древней истории Башкортостана К.Ф. Смирнов подкрепил картой расселения ранних кочевников Урало-Поволжья (рис. 2), где племе-
Рис. 2. Карта расселения ранних кочевников Урало-Поволжья (по К.Ф. Смирнову)
на даев (даик, йайык, дахо-массагеты) помещены в бассейне р. Урал (Даик = Йайык). На этой карте нашла свое место легендарная страна исседонов, о которых упоминает Геродот [5, I, с. 201; IV, с. 13, 16, 25-27, 32]. Исседоны — современники и ближайшие соседи даев; близко от них жили фиссаге-ты, аргипеи и аримаспы. Источники дают знать, что исседоны своим происхождением были связаны со степным кочевым миром, о чем свидетельствует информация об их активных контактах со скифами, киммерийцами; но в результате каких-то сложных причин были загнаны в горно-лесные районы Южного Урала. К.Ф. Смирнов на своей карте локализовал их в верховьях р. Даик (Йа-йык), по обоим склонам Уральских гор. С таким мнением в принципе можно согласиться, но с одной оговоркой. Еще в 50-х гг. XX в. видный уральский археолог К.В. Сальников своеобразным историческим следом проживания исседонов на Среднем Урале считал название р. Исеть в Свердловской области [7, с. 115, 116]. Следовательно, пребывание в раннежелезном веке в горно-лесных районах Южного Урала скотоводческих племен исседонов степного происхождения можно признать достоверным фактом.
Слово даик (йайык) как этноним и гидроним привлекает к себе внимание как ценный исторический источник. По нему одним из первых четко высказался выдающийся востоковед академик В.В. Бартольд. Гидроним Даик на карте Птолемея (II в. н.э.) он оценил как точно датированное самое древнее тюркское слово [8, с. 37, 38]. Согласно этому мнению, геродотовские, пто-лемеевские и страбоновские даи (даик, йа-йык, дахо) говорили на древнетюркском языке. Данное высказывание академика полностью совпадает с основными выводами таких выдающихся лингвистов-тюркологов XX столетия, как С.Е. Малов [9, с. 137], Дж.Г. Киекбаев [10], H.A. Баскаков [11, с. 212] и др. о том, что среди племен-кочевников юга Восточной Европы скифского времени преобладающим был древнетюркский язык и к тому времени башкирский уже выдели-лися как самостоятельный народный язык. Здесь заслуживает быть упомянутым важный вывод С.И. Руденко: обобщив богатейший
историко-этнографический и лингво-антро-пологический материал о башкирах, он писал, что тюркское ядро этногенеза башкирского народа сложилось к рубежу нашей эры и сложные события последующих столетий не изменили ни физического типа, ни языка, ни быта башкир. Основными слагающими компонентами этого этнического ядра, по его мнению, были перечисленные Геродотом кочевые племена южноуральских степей, среди которых, как известно, численно преобладали даи [12, с. 351]. На археологическом материале данное мнение решительно поддержал К.Ф. Смирнов [13].
Следует отметить, что в историческом языкознании существует другое, альтернативное, мнение, согласно которому тюрко-язычные племена в степях Южной Сибири, Казахстана, Средней Азии и юга Восточной Европы, включая Южный Урал, появились не раньше II—III вв. н.э. и массовое их проникновение сюда из районов Центральной Азии произошло в V—VIII вв. Данный концептуальный взгляд в годы советской власти официально поддерживался директивными органами. Объективность историографического анализа требует, чтобы мы затронули следующий интересный сюжет. Академик АН РТ М.З. Закиев в своих работах обратил внимание на то, что по вопросу о древних тюрках в урало-поволжских степях энергичными проповедниками указаний властных органов были член-корреспондент РАН, академик АН РБ Р.Г. Кузеев и Ш.Ф. Муха-медьяров, которые упорно отстаивали идею об отсутствии здесь до IV в. н.э. ранних тюрков; по их утверждению, основное население этого обширного региона в раннежелез-ном веке состояло из ираноязычных савро-матов, сарматов, скифов и финно-угорских племен [14, с. 71, 72; 15, с. 437; 16, с. 225]. Эта позиция авторов нашла свое отражение в их совместной статье [17].
И.В. Антонов, изучая научный архив Р.Г. Кузеева после его кончины, обнародовал интересный документ, который наглядно доказывает, что ученый был последовательным исполнителем директивных указаний властных органов относительно официального непризнания факта пребывания древних тюрков в евразийских степях с глу-
бокой древности. Это — письмо Р.Г. Кузеева известному ленинградскому этнографу профессору Л.П. Потапову, в котором он просил его написать в будущей рецензии на его книгу «Происхождение башкирского народа» (М., 1974) критические замечания в адрес историков Волго-Камья (Башкортостана, Татарстана. — Н.М.), Азербайджана и Казахстана за поддержку ими идеи автох-тонности тюрков или их миграции в эти области задолго до нашей эры, что противоречило содержанию главы VIII вышеназванной книги. Конечно, Л.П. Потапов выполнил официальный заказ Р.Г. Кузеева и такая рецензия была опубликована в журнале «Вопросы истории» [18, с. 33]. Данный случай сейчас трудно назвать иначе как сговор известных ученых ради утверждения основных положений своих исследований, которые вызывали неприятие у оппонентов. Тенденциозность и вредность его для науки очевидна.
Как современник и активный участник научной жизни того времени, я подтверждаю обоснованность критики М.З. Закиева в адрес Р.Г. Кузеева и его единомышленников. Со своей стороны хочу подчеркнуть, что в своих работах по происхождению башкирского народа академик Р.Г. Кузеев активно отстаивал теорию о центральноазиатском происхождении тюрков. Будучи убежденным в том, что население региона Южного Урала до IV—V вв. н.э. состояло из ираноязычных кочевников (потомки савроматов, сарматов, скифов в широком смысле слова) и финно-угров, он резко раскритиковал мои выводы о том, что племена Южного Урала VI—VIII вв. (бахмутинцы, турбаслинцы, куш-наренковцы и др.) являлись ближайшими предками башкир IX—X вв., известных уже по письменным источникам [19; 20, с. 376— 396]. Время появления на Южном Урале этих собственно башкирских племен он определил концом IX в. н.э. [20, с. 397—400, 425— 445]. Некритически оценив письменные источники о венграх-мадьярах IX—XIV вв., он стал активным сторонником локализации легендарной страны «Большая Венгрия» (Magna Hungaria) на Южном Урале, хотя собранные им самим материалы противоречили этому ошибочному утверждению [20, с. 400—
424; 445—447]. Как известно, в результате критического анализа источниковых материалов по этой теме мы пришли к выводу, что инициаторами посылки (командирования) венгерских миссионеров Юлиана (1236— 1237 гг.) и Иоганки (1314—1320 гг.) к уральским башкирам были венгерский король и канцелярия Папы Римского, которые преследовали сугубо политические цели, связанные с задачей распространения среди башкир католической религии с последующей организацией крестового похода на Ура-ло-Поволжье [21, с. 17—27]. Этот план у них, очевидно, возник под влиянием факта проживания в Венгрии в XII—XIV вв. территориально самостоятельной многочисленной группы собственных башкир, получившего четкое отражение в письменных источниках того времени; этот факт был признан самим Р.Г. Кузеевым [20, с. 445—447; 22; 23]. Так при его активном участии в изучении раннесредневековой истории Башкортостана создано ложное направление об активных контактах башкирских племен с мадьярами (венграми) на Южном Урале в IX— XIV вв., лишенное убедительных доказательств, в т.ч. археологических и топонимических. Кстати, теперь наука располагает достоверной информацией о том, что Р.Г. Кузеев, как бы энергично ни отрицал факт пребывания среди ранних кочевников южноуральских степей тюркоязычных кочевников, в правомерности этого своего мнения сильно сомневался и на деле был близок к официальному его признанию. Например, среди его архивных материалов И.В. Антоновым найдена следующая собственноручная запись о том, что «башкиры были по происхождению сако-массагетскими племенами или последние сыграли большую роль в их формировании» [18, с. 56].
Выше нами было подчеркнуто, что сако-массагеты (дахо-массагеты) образовали одну из многочисленных групп ранних кочевников южноуральских степей, которых мы вслед за К.Ф. Смирновым рекомендуем впредь объединить собирательным именем — этнонимом даи=даик=йайык. Это как раз то, что хотели доказать оппоненты Р.Г. Кузеева в своих работах рубежа XX—XXI в. и основная тема содержания настоящей статьи. На
наш взгляд, данное признание Р.Г. Кузеева о важной роли даев (дахо=са-ко-массагетов) в древнейших этапах этногенеза башкирского народа сводит на нет принципиальные расхождения споров по вопросу о древних тюрках в урало-поволжских степях и сопредельных территориях.
В последние 10—15 лет участились публикации по различным вопросам древней и средневековой истории Башкортостана и башкирского народа, где вместо подробного изложения своих аргументов в пользу выдвинутых положений и критического анализа работ оппонентов авторы ограничиваются ссылками на работы академика как на истину последней инстанции. В этом плане особенно усердствуют профессор В.А. Иванов [24; 25] и его коллега И.В. Антонов [26; 27; 28]. В работах этих авторов и их единомышленников, посвященных изучению средневековой истории башкирского народа, ссылки на мнение Р.Г. Кузеева являются чуть ли не единственным аргументом в пользу выдвинутых ими положений. К ним можно отнести: а) голословное отрицание достоверности и научной ценности сведений общепризнанного в мировой науке автора XII в. ал-Идриси об уральской и дунайской группе башкир; б) недоверие к трудам западноевропейских авторов ХГУ—ХУТ вв., поместивших в своих картографических трудах город Башкорт (Равкегф в районе устья р. Уфа, т.е. на территории современного г. Уфа; в) игнорирование факта существования в Ш—ХУТ вв. на высоком берегу р. Белая в пределах Кировского района Уфы группы средневековых городищ-крепостей, аулов, больших некрополей с крупнейшим на Южном Урале городищем Уфа-11 в центре и возможности отождествления их с развалинами средневекового города Башкорт, упомянутого в письменных источниках XIV— XVI вв.; г) игнорирование сведений выдающегося российского ученого-историка XVIII в. П.И. Рычкова и уфимских краеведов ХУШ—ХХ вв. о принадлежности комплекса археологических памятников на территории г. Уфа с городищем Уфа-П в центре к предкам башкирского народа. Ошибки этих авторов вышеприведенными примерами не исчерпываются. С сожалением при-
ходится констатировать, что их исследования ведутся на грани целенаправленной фальсификации истории Башкортостана и башкирского народа. Они, как и работы Р.Г. Кузеева, нуждаются в серьезном объективном критическом анализе.
Однако имевшая место политизация не могла остановить исследования в области исторической тюркологии и работы вышеперечисленных известных тюркологов СССР написаны вопреки этим указаниям сверху. Мы сейчас с удовлетворением можем констатировать, что основные концептуальные выводы об этапах развития тюркоязычных народов Степной Евразии в последние 40— 50 лет получили дальнейшее развитие в трудах единомышленников. Эта тема, например, привлекла внимание А.-В. Валиди То-гана. В своей книге «Башкорттарзьщ тари-хы» («История башкир») он присоединяется к широко распространенному мнению о том, что во времена Птолемея тюркоязыч-ные племена представляли многочисленное население не только юга Восточной Европы, но и казахстанских и среднеазиатских степей [29, с. 9, 10].
Среди этих начинаний были исследования сенсационного направления, к которым следует отнести работы по анализу и интерпретации текстов шумерских клинописей V— III тысячелетий до н.э. Как известно, инициатором здесь выступил выдающийся ученый и общественный деятель Казахстана поэт О. Сулейманов, который своей аналитической работой доказал, что шумерский и тюркский языки долгие годы развивались параллельно и оказывали друг на друга влияние [30]. Ему, например, удалось выделить 60 шумерских слов, схожих с тюркскими: ада — ama (отец), ама — ана (мать), ту — ту (родить), ере — ир (мужчина, воин), заг — як (сторона), ме — мин (я), зе — син (ты), гаш — кош (птица), уш — вч (три), у — ун (десять), уд — кояш — ут (солнце, огонь), удун — агач — утын (дрова) и др. [30, с. 192—300]. Систематизацией тюркских слов в шумерском, скифском и других древних языках в настоящее время плодотворно занимается известный лингвист М.З. Закиев. Ему известны конкретные результаты исследований азербайджанских, турецких ученых по шумерскому
языку [14, с. 106—109; 16, с. 68—72], он впервые дает полную информацию о тюркских словах в языке скифов Северного Причерноморья VII—II вв. до н.э. [14, с. 138—191; 15, с. 200—237; 16, с. 123—158]. В плане постановки вопроса о древних тюрках в исторической науке как сенсация воспринимается доказанный факт существования в центре Европы в VII—II вв. до н.э. этрусской письменной цивилизации с яркими элементами тюркского языка [14, с. 109—118; 15, с. 166—173; 16, с. 89—95]. Для исторической тюркологии не менее неожиданным является следующий бесспорно установленный факт, а именно присутствие в языке коренного населения Северной Америки (майя) следов древнетюркского языка. Специалисты к их числу, например, относят следующие слова: tang «заря», «рассвет», tani или tangí «узнавать», ate «отец», ina «мать», aka > ага «течет», baldiz «младшая сестра жены», tur «стоять», яш кин (йаш кын) «молодое солнце», чакма «огниво», «кресало» и др. [15, с. 141—145; 16, с. 64—68]. Обобщив все эти перечисленные и другие подобные неназванные здесь лингвистические данные, М.З. За-киев пришел к выводу о том, что население Земного шара в этнолингвистическом отношении еще в глубокой древности было сильно смешанным, поэтому сейчас трудно определить, где, например, первоначально формировалась древнетюркская, ираноязычная или другая языковая общность [14, с. 130—137; 15, с. 58—61; 16, с. 33—36]. Это очень смелое, но научно обоснованное заключение.
Естественно, занимаясь как лингвист историей древних тюрков, в данном случае ученый не мог не обратить внимания на отклики на скрупулезные исследования археологов К.Т. Лайпанова и И.М. Мизиева по сравнительному анализу культуры северопричерноморских скифов с культурой бесспорно древнетюркских племен Алтая, Южной Сибири, Казахстана, Средней Азии и Кавказа. В результате названные выше авторы пришли к заключению о том, что культура скифов (погребальный обряд, материальная культура, образ жизни, язык, антропологический тип) обладала всеми яркими признаками культуры древних азиатских
тюрков; отсюда они делают вывод, что скифы — бесспорно тюркский народ и их культура сформировалась на базе культуры местных племен предшествующих тысячелетий [31]. В своей работе авторы подробно перечислили ученых, которые в своих исследованиях отстаивали идею об автохтонном происхождении тюркоязычных племен Средней Азии, Казахстана, юга Восточной Европы. М.З. Закиев исследования К.Т. Лайпанова и И.М. Мизиева оценивает как принципиально новую постановку в науке вопроса о месте и времени формирования древнетюрк-ской этнокультурной общности [14, с. 33, 34, 135—137; 15, с. 59, 60].
Среди урало-поволжских археологов идею о тюркоязычности ранних кочевников южноуральских степей поддержал профессор А.Х. Халиков [32, с. 51—58; 33, с. 6; 34, с. 11]. Для башкирского читателя интересно будет узнать, что, по мнению А.-З. Валиди, древнетюркская этнокультурная общность первоначально сложилась на территории Средней Азии не позднее ^—П тысячелетий до н.э. [16, с. 34; 35]. Если принять к сведению, что племена Южного Урала с глубокой древности находились под этнокультурным, хозяйственно-политическим влиянием народов среднеазиатского региона, то вышеприведенная точка зрения предполагает тюрко-язычность основного населения степной и лесостепной зоны нашего региона.
По вопросу о важной роли племен юга Средней Азии (Приаралья) в формировании населения Урало-Поволжья вообще и их участия в сложении следов оседлой культуры, в частности, наука сейчас располагает новым убедительным аргументом. Это — широкое распространение на Южном Урале сотен топонимических названий со словом кала (Хан-кала, Кала-тау) [36, с. 130; 37]. Сейчас известно около 30 городищ-крепостей с таким названием. Наша многолетняя полевая практика показала, что многие современные башкиры забыли истинное значение данного топонимического названия, но точно знают местность с таким названием. При личном осмотре таких географических объектов мы всегда находили археологические памятники — городища-крепости (рис. 3).
Рис. 3. Схематическая карта распространения городищ-крепостей, известных башкирскому населению как «Кала-тау», «Хан-кала» или «Имэн-кала»: I — Юлдашевское (Петр-Тау); 2 — Юлдузовское; 3 — Старокалмашевское; 4 — Усть-Бельское; 5 — Бачки-Тауское; 6 — Бустанаевкое; 7 — Чишминское; 8 — Исхаковское; 9 — Югомашевское I; 10 — Югомашев-ское П; 11 — Кудашевское; 12 — Чоркильдииское; 13 — Кансиярское; 14 — Юмакаевское; 15 — Месягутов-ское; 16 — Камеевское; 17 —Хан-Кала (Караякупов-ское); 18 — Старо-Халиловское; 19 — Торналинское; 20 — Имэн-Кала (на территории г. Уфа); 21 — Охле-бининское; 22 — Хан-Кала (Имендяшевское); 23 — Калабар
На Южном Урале (Башкортостан, Оренбургская, Челябинская, Курганская области, Восточный Татарстан, юг Удмуртии) сейчас известно около 1000 городищ-крепостей, которые строились в период от раннежелез-ного века до позднего средневековья. Абсолютное большинство этих объектов древним предкам башкир было известно как Хан-кала или Кала-тау, но первооткрывателями городищ это древнебашкирское название, по каким-то причинам (очевидно, из-за отсутствия контактов с башкирским населением), осталось незафиксированным.
Важно подчеркнуть, подобные топонимические названия известны и в Среднем Поволжье, примером чему может служить раннесредневековый город Чаллы близ На-
бережных Челнов, расположенный на мысу под названием Кала-тау. В Среднем Поволжье это не единственный случай. В Татарстане зафиксированы такие гидронимы, как «Кала башы йылгасы», «Кала йылгасы», что указывает на прямую связь названия Кала с городищем-крепостью [38, с. 165—176; 39, с. 73]. По-видимому, городище Имэн-кала (Имен-кала), давшее название именьковской археологической культуре, также принадлежит к числу названных памятников. Необходимо иметь в виду, что известные пока единичные случаи топонимических названий наподобие Кала-тау и Хан-кала в Урало-Поволжье не отражают реальную картину массового их распространения в археологическом прошлом и подтверждением этому служат более тысячи городищ-крепостей, на базе которых возникли эти названия. Надо полагать, сохранившиеся единичные случаи есть результат смены населения в регионе, связанной, прежде всего, с массовым приходом сюда представителей других народов из центральных субъектов России в XVI— XX вв., которые проявляли безразличие к памятникам прошлой истории этого обширного региона. В то же время — это самый массовый и точно датированный топонимический пласт в Урало-Поволжском регионе, незаслуженно не привлекший к себе до сих пор внимание лингвистов-топонимистов.
Ценность указанного топонимического пласта не только в массовости, но и в ясности в определении их происхождения: первоначально они возникли и получили широкое распространение на территории Ирана, Средней Азии как названия городов и крепостей, окруженных мощными многометровыми стенами. Эти памятники стали достоянием науки благодаря многолетним работам комплексной хорезмийской археоло-го-этнографической экспедиции под руководством С.П. Толстова. Как известно, этой экспедицией в бассейне среднего и нижнего течения Сыр-Дарьи в Южном Приаралье (Хорезмийский оазис) обнаружено, что с ран-нежелезного века вплоть до ^1—^11 вв. н.э. существовала развитая государственная культура, для которой были характерны крупные монументальные города (Кой-кырылган-кала, Джанбас-кала и др.). В их окружении
располагались тысячи крепостей, в названии которых присутствует слово кала [40, с. 77— 248]. Политическое и культурное влияние этого хорезмийского государства распространялось на территории Ирана и Бактрии, т.е. на весь Средний Восток, а также на регионы Степной Евразии.
В данном случае тема о хорезмийской цивилизации нас интересует в плане ее роли и месте в социально-экономической и культурно-политической жизни племен региона Южного Урала. Несколько повторяясь, следует отметить, что термин «кала» широко распространен во всем Ближнем и Среднем Востоке в наименованиях населенных пунктов, окруженных высокими крепостными стенами. Особенно повсеместно он встречается в топонимике Узбекистана, Таджикистана, Туркменистана, в некоторых районах Ирана и Закавказья [41]. Таким образом, эти десятки тысяч топонимических названий хорезмийско-иранского региона являются единственными аналогами южноуральским и поволжским топонимам со словом кала. Подлинное научное значение приведенных хорезмийско-южноуральских названий в плане древней и средневековой истории башкирского народа многократно возрастает в свете сведений китайских авторов рубежа нашей эры о роли государства Хорезм (Кан-гюй) в социально-политической жизни населения Южного Урала. В частности, в них упоминается «страна Янь», жители которой платили Кангюю дань в виде «шкуры зверей мышиной породы» [42, с. 229]. В источнике говорится, что «страна Янь» находилась далеко на севере от Кангюя; теперь единодушно признано, что под страной Янь китайские авторы подразумевали регион Южного Урала. Все это вышеизложенное наглядно свидетельствует, что Южный Урал уже с раннежелезного века входил в сферу экономического, этнокультурного и политического влияния государства Хорезм (Кан-гюй). В свете сказанного теперь у нас есть полное основание утверждать, что возникновение в Урало-Поволжье сотен городищ-крепостей со словом кала в названии одновременно явилось результатом оседания в регионе кочевых племен приаральско-кан-гюйского происхождения. Читателю будет
интересным узнать, что на территории Уфы известно около 10 городищ-крепостей, 5 из которых расположено в Кировском районе. Накопленные археологические материалы свидетельствуют, что большинство этих городищ возникло в раннежелезном веке, когда основным населением региона были племена даев (йайык). Исторические источники ХV—ХVI вв. сохранили информацию о том, что или все, или часть этих городищ называлась Имэн-кала [43, с. 366]; это надежно указывает, что жителями древнего города Уфа были выходцы из района Древнего Хорезма. Данный факт интересен тем, что территория современной Уфы уже в ран-нежелезном веке представляла крупный экономический и культурно-политический центр.
Теперь попытаемся обосновать вывод о том, что племена Южного Урала раннеже-лезного века под собирательным этнонимом даи (даик, йайык) являлись древнейшими прямыми предками башкирского народа. Об этом убедительно свидетельствует сохранение у современных башкир Оренбуржья родовых названий (этнонимы) йайык, йайык дубый, йайык дыбы-мец, йайык-дебен [44, с. 255; 45, с. 213, 214; 46, с. 237; 47, с. 169]. Исследователи особо подчеркивают, что в слове йайык четко подразумевается его подродо-вое значение, но оно стало использоваться и как топоним. Это, конечно, свидетельствует о его древнем происхождении, восходящим к этнониму даик=йайык времен Геродота и Птолемея. Таким образом, между ге-родотовско-птолемейскими даями (даик, йайык) и современными башкирами, несмотря на разницу во времени, в среднем в две тысячи лет, четко прослеживается прямая генетическая связь.
Своеобразным ключом к новому пониманию древнейших этапов истории Южного Урала является название реки Яик. В древних и раннесредневековых картах оно представлено в различных вариантах: Даик (Птолемей, II в. до н.э.), Заик (Менандр, VI в. н.э.), Джайк (Ибн Фадлан, X в. н.э.), Ягак (Рубрук, 1253 г.); башкирское его произношение — Яйьж (Йайык). Относительно происхождения этого гидронима интересную мысль высказал К.Ф. Смирнов, о чем под-
робно было сказано в начале статьи. Он полагал, что название Даик (Йайык), скорее всего, образовалось от этнонима даи=даик= дахо. Как известно, народ с таким именем упомянут в трудах многих античных авторов V в. до н.э. (Псевдогиппократ, Геродот) в составе сако-массагетских кочевых племен Средней Азии, Приаралья, Южного Урала. Страбон также помещает их в районе Северного Прикаспия. Нельзя исключать и обратное: имя народа могло возникнуть от названия реки; вряд ли можно сомневаться в том, что эти два явления тесно связаны между собой. Раз так, то следовательно гидроним Йайык мог существовать во времена даев=дахов, т.е. в V—ГV вв. до н.э. Надо полагать, что у этнонимов даи=даик=дахи в южноуральском регионе тогда были различные варианты, близкие по форме к слову йайык. Примерами к сказанному могут служить вышеприведенные топонимы (этнонимы) йайык дубый, йайык дыбы-мец, йайык-дебен. Яик — на Южном Урале самое широко распространенное речное название. Напрашивается вывод о том, что современные названия рек Оло (Большой) и Кесе (Малый) Эйек (Ик), Ык, Иж — различные варианты основного названия Йайык. Таким же вариантом может являться и гидроним Агщел (варианты Аг=Ак=Йайык=И?ел).
В плане постановки вопроса можно отметить, что этот гидроним широко распространен и за пределами Южного Урала. Он, например, известен на Алтае (Ыйык, Ыйык Алы, Ыйк-Бажы, Ыйык-Кол, Ыйк-Таг), в Туве (Ыйык-Кем, Ыдык-Кол), Кыргызстане (Ысык-Кол), Казахстане (Ыйык-Ик), Западной Сибири (озеро и река Ик) [48, с. 102, 103].
Гидроним Йайык для историка особенно интересен тем, что, по мнению ученых-тюркологов, это слово непременно тюркского происхождения. Здесь уместно еще раз вспомнить выводы В.В. Бартольда, С.Е. Малова и других ученых-лингвистов о проживании тюркоязычных племен в регионе Южного Урала задолго до нашей эры. Это означает, что слово йайык впервые возникло и произносилось среди людей, говоривших на древнетюркском языке. Следовательно, в глубокой древности на Южном
Урале и вблизи него жили тюркоязычные племена [49].
Необходимо отметить следующее. Некоторые тюркологи-лингвисты, признавая тюркское происхождение слова йайык, рассматривали его на Урале как привнесенное со стороны. В основе данного положения лежит слепая вера в идею о позднем пришлом характере здесь тюркоязычных племен, а его древнейшими обитателями были финно-угорские и индоиранские племена. Как увидим дальше, собранные нами материалы вносят существенные коррективы в эти представления.
Самым неожиданным и оригинальным в этом вопросе является то, что слово йайык у древних предков башкир, наряду с самоназванием (этноним) многочисленной и ведущей группы кочевых племен южноуральского региона раннежелезного века и названием (гидроним) малых и больших притоков рек Йайык, Белая и Кама, означало имя бога — покровителя водной стихии Йайык-хана. Ибн-Фадлан в начале X в. в результате беседы с собственными уральскими башкирами зафиксировал у них двенадцать богов-покровителей различных природных явлений (зима, лето, дождь, ветер, деревья, люди, лошади, вода, ночь, день, смерть, земля, небо), которые живут во взаимном согласии [50, с. 130— 132]. Сейчас очевидно, у каждого бога были свои имена, а у бога воды, как свидетельствуют сохранившиеся документы и огромные фольклорные источники, — Йайык-хан. Об этом убежденно писал известный историк начала ХХ в., знаток этнографии и фольклора башкир Д.Н. Соколов [51]. Как известно, ислам к башкирам начал проникать уже в К—Х вв., официально они приняли его в середине XII в. [52, с. 195—200]; в последующие столетия древние религиозные представления башкир под его влиянием, безусловно, претерпели серьезные изменения в сторону угасания, но образ бога воды Йайык-хана в памяти народа сохранился до наших дней.
Образ Йайык-хана — создателя реки Йа-йык нашел яркое отражение в героическом эпосе башкирского народа «Урал-батыр». Перед читателем он предстает как сын главного героя эпоса Урала. В нем говорится, что после смерти отца он берет его булат-
ный меч и прорубает им горные скалы, откуда бурным потоком потекла вода, проложившая русло реки. В честь этого события реку назвали именем создателя — Йайыком.
В мировой фольклористике существует единодушное мнение о том, что эпосы представляют собой поэтизированную историю каждого народа, они не заимствуются одним народом у другого, передаются из поколения в последующие поколения только по кровнородственной линии. В сюжетную канву эпоса «Урал-батыр» легло повествование о похождениях двух братьев Урала и Шульгана с целью поиска источника вечной воды, с помощью которой можно победить смерть людей и животных. В эпосе братья олицетворяют две противоборствующие в природе силы.
Анализ идейно-сюжетной композиции и содержания эпоса всех исследователей приводит к одному общему заключению: на формирование эпоса большое влияние оказала Авеста — главный гимн зороастрийской религии народов Ближнего и Среднего Востока и Средней Азии. Совпадение времени и мест происходящих событий, имена персонажей в эпосе и Авесте [36, с. 114—125] позволяют датировать время сложения эпоса «Урал-батыр» не позднее рубежа нашей эры, т.е. основной датой самой Авесты. Творцами эпоса «Урал-батыр», по нашему мнению, были тесно связанные своим происхождением с народами Средней Азии (При-аралье, Хорезм) кочевые племена Южного Урала раннежелезного века (дахо-массагеты, саки, иирки и др.), объединяемые теперь собирательным именем (этнонимом) дай (даик, йайык). Выше было подчеркнуто, что эти племена в благоприятных природно-климатических условиях Южного Урала постепенно переходили к оседлости и полуоседлости и принимали активное участие в формировании основного населения края. Не следует забывать, что их руками здесь были созданы сотни монументальных историко-археологических памятников — городища-крепости со словом кала в названии. Сказанное полностью относится к носителям ананьинской, карабызово-пьяноборской археологических культур раннежелезного века, которые до сих пор традиционно относи-
лись к числу оседлых финно-угорских племен. Впервые возникшие городища-крепости теперь археологически относятся к числу этих культур, а закрепление за ними названия со словами кала приаральско-хорезмий-ского происхождения заставляет предполагать, что они создавались при активном участии южных пришельцев.
Будучи знатоками религиозно-филосов-ской литературы народов Ближнего, Среднего Востока и Средней Азии, племена даев (даик, йайык) многие сюжеты их фольклора приспособили к идеологическим условиям племен Южного Урала и создали шедевр фольклора башкирского народа — героический эпос «Урал-батыр». Подразумевается, что подобные фольклорно-литера-турные памятники не смогли возникнуть в условиях изолированного проживания друг от друга родоплеменных групп населения лесостепного и лесного Южного Урала. Для этого здесь должны были существовать реальные исторические условия: относительно развитая для своего времени социально-экономическая среда, степень этнокультурной, в т.ч. языковой, консолидации населения и др. Мы с уверенностью можем сказать, что в регионе все это присутствовало. Накопленные сейчас историко-археологи-ческие, фольклорные материалы свидетельствуют, что в плане сказанного регион Южного Урала в то время являлся одним из крупных центров экономической, культурно-политической жизни племен широкой Степной Евразии. В качестве примера достаточно вспомнить сосредоточение в бассейне среднего течения р. Урал (Яик; Оренбургская область) всемирно известных Филипповских курганов V—IV вв. до н.э., давших всемирно известную коллекцию находок золотых оленей [53]. Химический анализ этих изделий показал, что они изготовлены из уральского золота [54, с. 135— 140]. Это значит, что Южный Урал тогда действительно являлся одним из крупных ремесленно-экономических центров евразийских степей.
Как известно, курганы филипповского типа крупных размеров (средние размеры насыпей 100 и более метров) сложны по конструкции и относятся к числу так называе-
мых «царских», где погребались особо выдающиеся политические лидеры населения региона. По этим показателям Филиппов-ские курганы никак не уступают аналогичным курганам Северного Причерноморья, Южного Казахстана и Горного Алтая. Если принять во внимание полное совпадение даты курганов и территории их распространения со страной даев (даик=йайык), то мы имеем полное основание рассматривать уникальные по устройству и составу находок курганы Южного Урала типа филипповских как своеобразное наследие племен даев (да-ик=йайык) — древнейших, но прямых исторических предков башкирского народа.
В исторической науке давно сложилось единодушное мнение о том, что у вышеназванных скифов, саков, оставивших курганы «царского» типа, существовали свои развитые государственные организации, экономика которых основывалась на развитом кочевом скотоводческом хозяйстве. В плане сказанного племена даев (даик=йайык) Южного Урала никак не отставали от своих южных, восточных и западных соседей. Накопленные археологические, письменные фоль-клорно-топонимические материалы согласованно указывают, что они постоянно находились под активным экономико-политическим и этнокультурным влиянием государства Хорезм (Кангюй), и это является главным аргументом в пользу вышесказанного.
У нас есть возможность попытаться реконструировать важные элементы культуры древнейших предков башкирского народа — племен даев (даи=йайык), пользуясь главным образом этнографо-фольклорными материалами алтайцев, где сохранились ценные сведения о покровителе водной стихии — боге воды Йайык-хане. Как правило, эти сведения связаны с действиями алтайских шаманов при проведении общественных мероприятий. Своим происхождением они связаны с Южным Уралом и этому есть убедительные доказательства. Среди алтайцев одну из самых крупных этнических групп (сеок) составляют тёлёсцы (варианты: тее-лес, телес, баш. твйэлэд). В.В. Радлов на основе собранных историко-этнографических материалов утверждает, что тёлёсцы издревле жили южнее Телецкого озера [55, с. 113];
эта мысль ученого подтверждается другими историческими источниками, где говорится, что древние предки тёлёсцев расселялись от Алтая до Урала [56; 57; 58, с. 271, 272]. Самое удивительное в этом вопросе то, что многие современные алтайцы прекрасно информированы о том, что группа древних предков алтайцев пришла на Алтай с Урала и прямыми потомками этих пришельцев признают тёлёсцев. В связи со сказанным уместно сослаться на устное сообщение зам. министра культуры Республики Башкортостан P.P. Алтынбаева о том, что во время его служебной командировки в Горный Алтай в 2012 г. его алтайские собеседники единодушно утверждали, что далекие предки тё-лёсцев действительно пришли на Алтай с Урала.
Научная ценность изложенной информации многократно возрастает, если принять к сведению наличие на Южном Урале (Республика Башкортостан) реки Твйэлэд — правого притока р. Урал (Яик). В свете вышеприведенных соображений не приходится сомневаться в том, что название этой реки (на картах она ошибочно названа Худолаз) напрямую связано с проживанием на Южном Урале в глубокой древности тёлёсской группы древних башкир, часть которых когда-то по неизвестным причинам переселилась на Алтай и сохранила многие элементы древней культуры уральских башкир, полностью утраченные под влиянием ислама и современной литературы.
Следует также привести здесь переданные 1 февраля 2013 г. ценное мнение лингвиста профессора Р.З. Шакурова о том, что происхождение названия озера Телец на Алтае могло быть связано с этнонимом тёлёс. Все эти сведения нуждаются в подтверждении новыми источниковыми материалами, но на современном, т.е. начальном, этапе изучения этногенетических связей современных башкир и алтайцев заслуживает серьезного внимания.
ЛИТЕРАТУРА
I. Латышев В.В. Известия древних писателей греческих и латинских о Скифии и Кавказе // Вестник древней истории. - М.; Л., 1949. - Т. I: прил.
2. Латышев В.В. Известия древних писателей греческих и латинских о Скифии и Кавказе // Вестник древней истории. - М.; Л., 1949. - Т. 2: прил.
3. Путенихин В.П. Природа Урало-Поволжья в источниках. Известия древних писателей, ученых и путешественников. — Уфа, 2011.
4. Страбон. География. В 17 кн. — Л., 1964.
5. Геродот. История. В 10 кн. — Л., 1972.
6. Смирнов К.Ф. Савроматы и сарматы // Проблемы археологии Евразии и Северной Америки. — М., 1997. — С. 129—136.
7. Сальников К.В. Древнейшие памятники истории Урала. — Свердловск, 1952.
8. Бартольд В.В. Работы по истории и филологии тюркских и монгольских народов. Соч. 5. — М., 1968.
9. Малое С.Е. Древние и новые тюркские языки // Известия АН СССР. Отделение литературы и языка. — 1952. — Т. 2, вып. 2.
10. Киекбаее Дж.Г. Введение в уральско-алтайское языкознание. — Уфа, 1972.
11. Баскаков H.A. Введение в изучение тюркских языков. — М., 1962.
12. Руденко С.И. Башкиры. Историко-этно-графические очерки. — М.; Л., 1995.
13. Смирнов К.Ф. Ранние кочевники Южного Урала // Археология и этнография Башкирии. Т. 4. — Уфа, 1971. — С. 69—76.
14. Зэкиев М.З. Терки-татар этногенезы. — Казань; М., 1998.
15. Закиев М.З. История татарского народа. Этнические корни, формирование и развитие. — М., 2008.
16. Закиев М.З. Этногенез тюрков, булгар и башкир. — Уфа, 2011.
17. Кузеев Р.Г., Мухамедьяров Ш.Ф. Этногенез и этнокультурные связи тюркских народов Поволжья и Приуралья: проблемы и задачи // Советская тюркология. — №2. — 1990.
18. Антонов И. Р.Г. Кузеев о проблеме ранних тюрков в Волго-Уральском регионе // Ва-тандаш. — 2012. — № 8.
19. Кузеев Р.Г. Урало-аральские этнические связи в конце I тысячелетия н.э. и история формирования башкирской народности // Археология и этнография Башкирии. Т. 4. — Уфа, 1971. — С. 17—29.
20. Кузеев Р.Г. Происхождение башкирского народа. — М., 1974.
21. Мажитов H.A. К вопросу о мадьярах в исторической науке Башкортостана // Ватан-даш. — 2012. — № 6.
22. Гарипов Т.М., Кузеев Р.Г. «Башкиро-мадьярская» проблема (краткий обзор источников) // Археология и этнография Башкирии. Т. 1. — Уфа, 1962. — С. 336—343.
23. Гарипов Т.М., Кузеев Р.Г. Отчет о научной командировке в Венгерскую Народную Республику // Археология и этнография Башкирии. Т. 1. — С. 323—335.
24. Иванов В.А. Древние угры-мадьяры в Восточной Европе. — Уфа, 1999.
25. Иванов В.А. Бугульминско-Белебеевская возвышенность как культурно-ландшафтная зона и проблемы археологического изучения // Яд-кар. — 1995. — № 2.
26. Антонов И.В. Башкиры в эпоху средневековья. — Уфа, 2012. — 308 с.
27. Антонов И.В. Р.Г. Кузеев о проблеме ранних тюрков в Волго-Уральском регионе // Ва-тандаш. — 2012. — № 8. — С. 28—54.
28. Ватандаш. — 2012. — № 2. — С. 54—78.
29. Эхмэтзэки Вэлиди Туеан. Башкорттарзьщ тарихы. Терк Иэм татар тарихы. — Офе, 1994.
30. Сулейменов О. Аз и Я. Книга благонамеренного читателя. — Алма-Ата, 1975. — 303 с.
31. Лайпанов К.Т., Мизиев И.М. О происхождении юкских народов. — Черкесск, 1933.
32. Халиков А.Х. Татарский народ и его предки. — Казань, 1989.
33. Халиков А.Х. Протоболгары и протовен-гры в Среднем Поволжье и Нижнем Прикамье // Ранние болгары и финно-угры в Восточной Европе. — Казань, 1990.
34. Халиков А.Х. Беренче даулат. — Казан, 1991.
35. Zeki Velidi Togan. Umumi Türk Tarihine giri§. — 3 baski. — Istanbul, 1981.
36. Мажитов И.А., Султанова А.И. История Башкортостана. Древность. Средневековье. — Уфа, 2011.
37. Мажитов И.А., Султанова А.И. Топонимика — важный источник по древней истории башкирского народа (взгляд историка-археолога) // Где Европа встречается с Азией. — Уфа, 2011. — С. 43—54.
38. Хужин Ф. Болгар иле Ьэм анын шэЬэрлэре. — Казан, 2005.
39. Гарипова Ф.Г. Исследования по гидрони-мии Татарстана. — М., 1991.
40. Толстов С.П. Древний Хорезм. — М., 1948.
41. Розенфельд А.З. Qala (Кала) — тип укрепленного иранского поселения // Советская этнография. — 1951. — № 1. — С. 22—38.
42. Бичурин Н.Я. Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена. - М.; Л., 1950. - Т. 11.
43. Трепавлов В.В. История Ногайской Орды. - М., 2002.
44. Камалов А.А. Башкирская топонимия. -Уфа, 1994.
45. Камалов А.А. Башкирские географические термины и топонимия. - Уфа, 1997.
46. Словарь топонимов Республики Башкортостан. - Уфа, 2002.
47. Миржанова С.Ф. Южный диалект башкирского языка. - М., 1979.
48. Хисамитдинова Ф.Г. Географические названия Башкортостана. Материалы для истори-ко-этимиологического словаря. - Уфа, 2006.
49. Киекбаев Дж.Г. Вопросы башкирской топонимики // Ученые записки Башкирского государственного педагогического института. Серия филологических наук. - Уфа, 1956. - Вып. 8, № 1. - С. 230-247.
50. Ковалевский А.П. Книга Ахмеда ибн-Фад-лана о его путешествии на Волгу в 921-922 гг. -Харьков, 1956.
51. Соколов Д.Н. Название «Яик» // Труды Оренбургской ученой архивной комиссии. — Оренбург, 1916. — Вып. 33. — С. 147—149.
52. бмвтбаев М. Йэдкэр. — Офо, 1984.
53. The Golden Deer of Eurasia: Scythian and Sarmatian Treasures from the Russia Steppes. The State Hermitage, Saint Petersburg, and the Archaeological Museum, Ufa / Aruz, Joan, ed., with Ann Farkas, Andrei Alekseev, and Elena Korolkova. — New York, 2000.
54. Зайков B.B. Юность геоархеологии. — Екатеринбург, 2000.
55. Алтайцы. Алтай улус. — Горно-Алтайск, 2005.
56. Потапов Л.П. Алтайский шаманизм. — Л.,1991.
57. Потапов Л.П. Умай — божество древних тюрков в свете этнографических данных // Тюркологический сборник 1972. — М., 1973. — С. 265—286.
58. Алексеев H.A. Ранняя форма религии тюр-коязычных народов Сибири. — Новосибирск, 1980.
К сведению читателей
Вышла книга:
Военная история башкир: энциклопедия. — Уфа: Башкирская энциклопедия, 2013. — 432 е.:
ил., карты
Энциклопедия посвящена многовековой военной истории башкирского народа. В книге показано участие башкир в войнах и походах России, которое нашло отражение не только в исторической науке, но и произведениях фольклора, литературы, изобразительного и театрального искусств, музыки, кинематографии. В энциклопедию включено более 800 статей, около 400 иллюстраций, в т.ч. картосхемы боевых действий.
В0ЕННАЯ ИСТОРИЯ БАШКИР
i
ЭНЦНМЙЩПЛ
