CC BY
28
М.С. Пальников
Новые виды временных миграций населения и теневая экономика современной России
Аннотация. В статье исследуются новые виды временных миграций, появившиеся в России с началом либеральных реформ, сыгравшие или продолжающие играть важную роль в экономическом и социальном развитии страны. В их число входят: миграция горожан в сельскую местность, отходничество и челночный бизнес. Анализируются связи данных видов миграций с теневой экономикой. Abstract. New forms of temporary migration which have emerged in Russia with the start of liberal reforms and which have played or continue to play an important role in its economic and social development are analysed. Special attention is paid to their links with shadow economics.
Ключевые слова: миграция «город - сельская местность», отходничество, товарный дефицит, челночный бизнес, «исчезновение» населения, теневая экономика, экспансия транснациональных компаний, семейные торговые центры. Keywords: town - village migration, seasonal-type migration, acute lackage of goods, shuttle traders, disappearance of population, shadow economy, expansion of transnational companies, family-oriented trade centres.
Некоторые особенности новых видов внутренних миграций
Девяностые годы XX в. в России были отмечены появлением таких новых форм краткосрочных, временных миграций, как отходничество и «челночная» миграция, а также некоторые новые
формы территориальных перемещений населения в рамках миграций горожан в сельскую местность.
В основном эти новые виды миграций были связаны либо с поездками к месту временной работы сроком от одной недели до нескольких месяцев, либо на лечение, на отдых и т.п., с подразумевающимся обязательным условием возвращения в места постоянного жительства (ПМЖ). Поскольку подобного рода краткосрочные миграции не предусматривали смены ПМЖ, они не фиксировались официальной статистикой.
Типологически отходничество и челночная миграция, но в определенной мере и миграция из городов в сельскую местность, восходят к двум таким традиционным видам краткосрочных миграций, как маятниковая (от одного дня до недели) и сезонная (от одного до нескольких месяцев). В чем-то они тождественны двум этим прототипам и даже совпадают с ними, но все же имеют свои особенности.
Так, челночная миграция, носящая краткосрочный характер и в принципе укладывающаяся в недельный срок, отличается тем, что интенсивность поездок в ней намного ниже, чем в маятниковой миграции. Как отмечает доктор социологических наук Т.Н. Юдина, данная форма миграции получила в 1990-е годы широкое распространение в результате «скудности» рынка потребительских товаров (17, с. 328).
Другая новая форма временных миграций - отходничество -получила еще более широкое распространение, поскольку стала основным источником доходов для множества российских домохо-зяйств, особенно в малых городах и сельских поселениях. Ее отличительный признак заключается в том, что современное отходничество совмещает в себе черты миграции маятникового типа (вахтовый вариант занятости с недельным сроком) и миграции сезонного характера (от двух недель до нескольких месяцев, а иногда и большей части года, но с преобладающей продолжительностью сроком в один месяц). Многое в современном отходничестве определяют расстояния, близость крупных городов и наличие удобного транспортного сообщения. Не случайно поэтому, что большая часть отходников сосредоточена в европейской части страны, особенно в ее центральных регионах.
Третий вид рассматриваемых миграций, а именно миграция горожан в сельскую местность, можно назвать сложнокомбиниро-ванным, поскольку он включает в себя сразу несколько разновидностей пространственной мобильности. Впрочем, и отходничество, и челночная миграция также далеко не однородны.
В самом общем представлении данная миграция отражает присущую развитым странам тенденцию к перемещению населения из крупных городов в пригороды и сельскую местность. Приобретая (или арендуя) жилье в пригородах, сельских поселениях, малых городах, но сохраняя за собой место работы и основное, постоянное место жительства в городе-центре, такие горожане, особенно если продолжают работать в летнее время, существенно пополняют ряды маятниковых мигрантов, ежедневно курсируя между временным местом жительства и работой.
В российских условиях претворение данной тенденции в жизнь сопровождается отсутствием статистического учета - любые краткосрочные перемещения населения, не связанные со сменой места жительства на постоянной основе, отечественной статистикой не принимаются во внимание. Чтобы быть учтенным статистикой, нужно обязательно уехать в сельскую местность на ПМЖ. Правда, из-за присущей России такой практически уникальной особенности, как выделение в составе населенных пунктов отдельной категории «поселок городского типа» (ПГТ), часть миграций «город - сельская местность» при определенных условиях может полностью охватываться статистическим учетом. Оговорка насчет определенных условий необходима, поскольку существование ПГТ обусловлено не только обязательностью соблюдения законодательных актов, регулирующих их правовой статус и принимаемыми в отношении ПГТ административными решениями, но и, как показали события 1990-х годов, конкретной экономической ситуацией.
Именно в 1990-е годы экономическая ситуация сыграла решающую роль в судьбе многих ПГТ, жители которых предпочли вернуться к статусу сельского населенного пункта, что формально усиливало отток городского населения в сельскую местность, подкрепляя этот отток соответствующей официальной статистикой и повышая удельный вес сельского населения во всем населении страны. Очевидно, что, будь экономическая ситуация иной, эти
ПГТ могли бы продолжать свое существование, постепенно меняя свой статус на статус малых и средних городов, т.е. не повышая удельный вес сельского населения.
Возрождение отходничества, появление челночного бизнеса, равно как и усиление оттока населения из городов в сельскую местность, не могли не привлечь к себе внимания ученых различных гуманитарных специальностей, стремившихся осмыслить происходящее, используя для этого преимущественно качественные методы анализа.
При этом высказывались различные точки зрения. Так, Т. Юдина, принадлежащая к социологической школе в демографии, отнесла современных отходников к сезонным мигрантам традиционного типа, видимо, памятуя об отходничестве времен царской России, когда оно действительно было наиболее массовым видом сезонной миграции. В числе отраслей с характерным массовым привлечением сезонников она называет сельское хозяйство, строительство, рыболовство, лесную и торфяную промышленность, т.е. отрасли народного хозяйства, которые были характерны именно для тех времен. Но она же признается, что сталкивалась с трудностями в получении численных оценок, связанными не только с недоучетом статистикой сезонных мигрантов, но и с тем, что «отдельные данные свидетельствуют о сложной структуре» современного отходничества (17, с. 246).
На наш взгляд, сделанная оговорка не случайна и свидетельствует в пользу признания того факта, что современное отходничество мало чем похоже на прежнее сезонное отходничество из-за множества различий.
Различий действительно много. Не говоря о том, что часть вышеперечисленных отраслей либо просто исчезла, либо современных отходников вообще не интересует, нельзя не обратить внимание на то, что основную массу отходников ныне составляют горожане, владеющие городскими профессиями, тогда как в прежние времена это были поголовно крестьяне. Например, в перечне занятий, являющихся основными для отходников нашего времени, профессор НИУ ВШЭ Ю. Плюснин называет такие, как охранник, водитель (часто «дальнобойщик», нанимающийся на срок в две-три недели и повторяющий это несколько раз не просто за сезон, но и в течение года), строитель, каменщик и отделочник (14, с. 101). 176
Внешнее сходство с «классическим» отходничеством прошлого, конечно, существует. Но даже там, где оно особенно заметно, как, например, в строительстве деревянных домов и нежилых помещений, это внешнее сходство сопровождается таким количеством технологических отличий, что различие в эпохах просто бросается в глаза. Современные отходники в этом отношении не имеют ничего общего со своими предшественниками. И они тем более несопоставимы, если говорить об их позиционировании в обществе: если отходники прошлых времен были в массе своей богобоязненными и законопослушными и платили в казну причитающиеся с них налоги, то среди современных отходников налоги платит в лучшем случае одна треть, а остальные, как констатирует Ю. Плюснин, налоги не платят, и «им наплевать, кто у нас президент, а кто премьер-министр» (13, с. 3).
Поэтому когда Т. Юдина напоминает (17, с. 317), что юридически все лица, прибывшие куда-либо на временную или постоянную работу, подлежат статистическому учету, а нам известно, по каким причинам этого не происходит, то такое напоминание можно воспринимать как признание наличия в обществе явного неблагополучия, ассоциируемого с так называемой «серой», а по существу с получившей широкое распространение теневой экономикой.
Немало расхождений в оценках можно встретить и тогда, когда речь заходит о челночной торговой миграции, о челноках. Так, известный отечественный демограф, к.э.н. Ж. Зайончковская (Институт демографии НИУ ВШЭ) считает, что «челночные поездки стали буквально спасательным кругом для населения в период экономической разрухи» (4, с. 17). Не раскрывая истинных причин появления челноков, она ссылается на новые возможности, появившиеся в результате политики открытых дверей и реформирования экономики на рыночной основе. «Развитие частного предпринимательства и коммерции в самой России стимулировало появление на рынке труда альтернативных, не связанных с находящимся в упадке государственным сектором экономики, широкодоступных возможностей трудоустройства и заработков, что создавало предпосылки для взрывного распространения челночных торговых миграций - закупки и перепродажи польских, турецких, китайских и других товаров» (4, с. 17). Ж. Зайончковская включает
в число челноков как тех, кто выезжал за товарами за рубеж, так и тех, кто распространял их дальше по территории страны.
Иначе смотрит на причины появления челноков другой, не менее известный демограф к.э.н. О. Чудиновских, совместно с А. Жулиным (оба - эконом. фак-т МГУ, с 2003 г. - НИУ ВШЭ) детально исследовавшая причины появления челночного бизнеса, а также историю его развития вплоть до начавшегося в новом столетии массового свертывания индивидуальных форм его существования под давлением совокупности факторов, подлежащих рассмотрению в соответствующем разделе статьи.
Следует отметить, что сделанные О. Чудиновских и А. Жу-линым оценки и выводы лишены какого-либо налета сервильности и говорят не столько о благодати, ниспосланной россиянам вместе с дарованными свободами предпринимательства, сколько о тех реальных и тяжелых социально-экономических последствиях реформ, которые заставили миллионы потерявших работу или подрабатывавших подобным образом людей заняться новым для них видом трудовой деятельности, работой, сопряженной с тяжелым физическим трудом, изнурительным ритмом жизни челнока, немалыми моральными и психологическими издержками. Если же говорить о «благодати», то таковой оказался острый товарный дефицит на рынках потребительских товаров, вызванный быстрым разрушением и деградацией отечественной легкой промышленности. Именно благодаря дефициту, сохранявшемуся на протяжении 1990-х годов, челноки получили возможность не просто зарабатывать на жизнь, но и иметь прибыль, позволявшую сделать эту жизнь достаточно обеспеченной и даже комфортной.
Хотя расцвет челночного бизнеса отмечался уже в 19911993 гг., пик суммарной доходности индивидуального предпринимательства пришелся на вторую половину 90-х годов. Несмотря на снижение средней нормы прибыли, торговый оборот челноков оценивался в 15-20 млрд долл. в год (16, с. 29).
Очевидно, что контролировавшийся криминалом оборот средств такого масштаба не мог длительное время оставаться вне поля зрения государства с его налоговым прессом, а также торговых компаний, стремившихся овладеть этим внезапно возникшим рынком сбыта. К тому же российские челноки испытывали определенную конкуренцию со стороны челноков из Китая, в считанные 178
годы практически полностью занявших такую нишу, как «рынки для бедных», единственно доступную для значительной части населения России (12, с. 183-184). В условиях крайне неустойчивой экономической конъюнктуры представители российского «среднего класса» могли в любой момент переместиться в эту низшую категорию потребителей, а челноки - потерять своих покупателей.
Но особенно большой удар по челнокам нанес дефолт 1998 г., в результате которого они в массовом порядке лишились возможности брать для своих поездок за рубеж необходимые краткосрочные кредиты.
С конца1990-х годов начинается свертывание внешних операций челноков, большинство из них либо уходят с рынка, либо переориентируются на обслуживание внутренних маршрутов. Наряду с «внутренними» челноками «внешние» челноки, пользуясь появившейся возможностью отовариваться у крупных фирм непосредственно на территории РФ, все больше стали специализироваться на обслуживании потребителей с достаточно высоким уровнем доходов или же на простой доставке товаров из одних регионов России в другие. Вместе с тем переключение челноков на внутренние операции означало, что они становились еще менее доступными для налогообложения, особенно в тех случаях, когда больше не выступали в качестве продавцов на рынках, выполняя чисто посреднические функции.
Таким образом, и в случае с челноками мы сталкиваемся с ситуацией, когда еще одна часть населения исчезает из поля зрения фискальных органов, хотя одновременно может фигурировать в ведомостях на получение пособий по безработице, как это нередко случалось, по свидетельству О. Чудиновских и А. Жулина, в 1990-е годы (16, с. 29). У нас нет оснований считать, что в в начале 2000-х годов положение должно было коренным образом измениться.
В целом же эти предварительные замечания можно завершить выводом о том, что, во-первых, рассматриваемые в статье новые виды миграций, хотя и в разной степени, но способствовали возникновению феномена «исчезновения» населения, а во-вторых, внесли свой определенный вклад в становление в России масштабной теневой экономики, снабжая ее необходимой рабочей силой.
Конкретное рассмотрение очерченных выше проблем целесообразно начать с миграции горожан в сельскую местность, по-
скольку в данном случае имеется хотя бы какая-то официальная статистика.
Миграция «город - сельская местность»
Важную группу временных мигрантов составили в 1990-е годы те граждане Российской Федерации, кто по тем или иным причинам либо полностью переселился в сельскую местность, либо приобрел там дополнительное жилье и земельный участок.
По своему составу данная группа внутренних мигрантов была весьма специфична, поскольку, как уже отмечалось выше, включала в себя наряду с реально мигрировавшими в сельскую местность людьми также тех, кто совершал эту процедуру только на бумаге, в действительности оставаясь на одном и том же месте, не выезжая за пределы населенного пункта.
Дело в том, что «в России, в отличие от подавляющего большинства стран мира, существует еще одна категория населенных пунктов - поселки городского типа (ПГТ)» (15, с. 5).
ПГТ достались Российской Федерации в наследство от Советского Союза: в конце 1980-х годов в стране насчитывалось более двух тысяч поселков такого типа - в два с лишним раза больше, чем городов, - и в них проживали почти 10% городского населения (см. табл.).
Исторически возникновение ПГТ было связано с индустриализацией и урбанизацией: предполагалось, что развертываемая по всей стране сеть таких поселков, чаще всего строившихся вокруг одного, но уже существовавшего либо строившегося градообразующего предприятия, станет основой для решения множества задач - и для развития собственно городов, и для роста рядов рабочего класса, и для создания очагов пролетарской культуры в необъятной сельской глубинке. Для России, как самой северной страны мира, с ее огромными незаселенными пространствами, создание ПГТ было важным способом их освоения.
Однако по многим, причем вполне объективным причинам, эти идеи было не так-то просто претворить в жизнь, и к началу 1990-х годов далеко не все поселки этого типа отвечали основному критерию: чтобы быть признанными в качестве ПГТ, они должны были иметь не менее 3 тыс. человек населения и не менее 85% их
жителей должны были иметь городские профессии. Действовали и другие правила: если население ПГТ продолжало расти и достигало рубежа в 12 тыс. человек, ПГТ мог получить статус города. Если же по тем или иным причинам население сокращалось, поселок мог быть в административном порядке возвращен в категорию сельских населенных пунктов.
Кроме того, поселки могли ликвидироваться, если происходило фактическое слияние ПГТ с соседним крупным городом. В этом случае они включались в административные границы последнего и прекращали свое самостоятельное существование. Вообще же история ПГТ была сопряжена с множеством преобразований, то уменьшавших, то увеличивавших их количество. Обращает на себя внимание тот факт, что, несмотря на крупное сокращение числа ПГТ на протяжении всех 1990-х годов, а также в 2004 г. главным образом в результате их преобразования в сельские населенные пункты, новые ПГТ все же продолжали появляться.
Так, последнее по времени решение о создании двух новых ПГТ на базе сельских населенных пунктов было принято не далее как в 2000 г. Любопытным исключением стал также 2007 г., когда Федеральное агентство по техническому регулированию и метрологии (ОКАТО) не утвердило ряд нормативно-правовых актов по реорганизации ПГТ в сельские населенные пункты. В результате городское население России в этом году увеличилось на 52 тыс. человек (11, с. 24).
Подвижки в количестве ПГТ, а также в численности их населения могли зависеть и от того, какие именно типы поселков в то или иное время преобладали в их общей структуре. Важную роль здесь играло местоположение поселков.
Согласно функциональной типологии ПГТ, предложенной к. геогр. н. Ю. Симагиным (на наш взгляд, на сегодняшний день наиболее совершенной), поселок городского типа может быть районным центром; пригородным центром; «остаточным центром» (например, поселком, оставшимся на месте добычи ископаемых, запасы которых были исчерпаны); центром тяжелой обрабатывающей промышленности; центром легкой или пищевой промышленности; центром добывающей промышленности; центром строительства (например, крупной электростанции, т.е. с перспективой превращения в город по завершении строительства); транс-
портным центром; военным центром; научным центром; курортным центром; центром неопределенного типа (15, с. 61). В условиях системного кризиса судьба этих функционально различных ПГТ могла складываться самым неожиданным образом.
Однако не только данное обстоятельство сыграло свою роль в том, что число ПГТ в 1990-е годы стало резко сокращаться, а их обитатели автоматически превращаться в сельских жителей. Дело в том, что в условиях реформ изменились сами условия существования подобного рода поселений: многие ПГТ так и вошли в реформы, оставаясь по-прежнему с одним и тем же градообразующим предприятием. И если оно закрывалось по причине нерентабельности, крах ПГТ был неминуем.
Чтобы избежать массовой безработицы, высокой смертности и оттока населения, ПГТ стали срочно переводить в разряд сельских поселений, поскольку это давало населению возможность сэкономить на ряде налогов, а также иметь больше оснований обзавестись личным подсобным хозяйством. Лишение ПГТ их статуса поэтому нередко осуществлялось «по просьбе трудящихся».
Так, не переезжая из города в село, теперь, в зависимости от административного решения, можно было превратиться в сельского жителя. По мнению специалистов Института демографии НИУ ВШЭ, именно этот формальный поток был основным, тогда как отток собственно горожан играл не главную роль (11, с. 23).
Что касается тех, кто реально переезжал из города в сельскую местность, следует иметь в виду, что общий, на первый взгляд, поток мигрантов в действительности делился на несколько групп.
Наиболее многочисленную из них составляли те из горожан, кто под давлением безработицы и гиперинфляции был вынужден переехать в сельскую местность с ее относительной дешевизной жизни. Важным стимулом для переезда стало бесплатное выделение разным категориям населения более крупных земельных участков, чем советские «шесть соток», причем на более удобных землях, выводившихся из сельскохозяйственного оборота. Так, ветераны труда могли теперь получать участки земли размером не менее 15 соток. Были отменены ограничения на метраж и типы возводимых жилых и хозяйственных построек, что делало переселение в сельскую местность еще более привлекательным. С течени-
ем времени в этой группе горожан стало расти число лиц, выбравших сельскую местность в качестве постоянного места жительства.
Вторую группу, по преимуществу временных мигрантов, составляли горожане, те из них, кто сумел, в том числе и благодаря масштабным административно-территориальным преобразованиям городских поселений в сельские, сделавшим возможной покупку домов и участков в небольших городах, обзавестись «вторым домом» в сельской местности в дополнение к городской квартире. В принципе, тем самым реализовалась мечта многих о собственной даче, особенно если приобретался каменный дом с городскими удобствами, которым можно было бы пользоваться круглый год.
Таблица (7, с. 9, 49; 15, с. 14)
Основные характеристики поселков городского типа России
Характеристика Годы
1926 1939 1959 1970 1979 1989 2002 2010
Количество ПГТ, ед. 702 743 1459 1869 2046 2193 1842 1286
Численность населе-
ния ПГТ, тыс. чело- 2557 5284 9447 11013 11994 13510 10513 7787
век
Средняя численность
населения одного 3,6 7,1 6,5 5,9 5,8 6,2 5,7 6,0
ПГТ, тыс. человек
Доля населения ПГТ
от всего населения 2,8 4,9 8,0 8,5 8,7 9,2 7,2 5,4
России, %
Доля населения ПГТ
от городского насе- 15,4 14,6 15,3 13,6 12,6 12,5 9,9 7,4
ления России, %
При наличии собственного автотранспорта ареал обитания подобного рода мигрантов существенно расширялся, позволяя удаляться от основного места проживания и места работы на расстояние в несколько сотен километров. Но основная масса горожан данной группы все же селилась гораздо ближе, постепенно образуя вокруг крупных городов достаточно плотные агломерации с преобладанием среди жителей временных мигрантов из города - центра агломерации. Процесс формирования таких агломераций
можно проследить на примере Талдомского района Московской области, где в настоящее время проживают 20 тыс. местных жителей и более 80 тыс. дачников (13, с. 3).
Еще одну, третью группу мигрантов составили те, кто мечтал вообще уехать из города и поселиться в деревне просто ради жизни на природе, вдали от плохой экологии и толчеи больших городов. Это движение, получившее английское название «дауншифтинг», что в вольном переводе можно передать как «решительный разрыв с прошлым» или «отказ от тормозов», приобрело популярность и получило достаточно широкое распространение.
Наконец, четвертую группу образовали те из горожан, кто загорелся идеей стать фермером. Немногочисленная группа, истинные размеры которой неизвестны, была, на наш взгляд, как и все фермерское движение, наименее успешной.
В целом миграция горожан с течением времени набирала обороты, и это видно по показателям 1991-1999 гг., когда миграционная ситуация в сельской местности стала приобретать новые черты, принципиально отличавшие ее от той, что складывалась на протяжении длительного периода времени. Если в 1991-1994 гг. численность сельского населения резко увеличилась на 3,2%, а численность городского населения (за счет административно-территориальных преобразований) сократилась на 1,2%, то за более продолжительный период времени (с 1991 по 1999 гг.) показатели выглядели иначе: сельское население увеличилось на 1,7%, тогда как городское население сократилось на 3,4% (8, с. 9). Хотя это означало приостановку на целое десятилетие процесса урбанизации и его смену на процесс дезурбанизации, не следует относить все только на счет миграции, игнорируя влияние естественной динамики численности населения. Как раз в эти годы под влиянием высокой смертности убыль населения стала основным долговременным фактором уменьшения численности горожан.
Миграция городского населения в сельскую местность, сопровождавшаяся формированием больших и малых агломераций в зависимости от величины окружаемых ими городских населенных пунктов, играла важную роль в поддержании спроса не только на жилье и на земельные участки, но и на местную или приезжую рабочую силу.
Подобный спрос, чаще временный, сезонный, чем постоянный, мог возникать по многим причинам: в связи с новым жилищным строительством; необходимостью ремонта домов, приобретаемых на рынке вторичного жилья; обустройством земельных участков; потребностью в ремонте и обслуживании транспортных средств и бытовой техники и т.д. Удовлетворить спрос можно было, привлекая рабочую силу из трех источников: приезжих бригад отходников, иммигрантов-нелегалов, а также из числа местных жителей.
Но если в отношении двух первых категорий наемных работников (отходники и нелегалы) все в принципе ясно, то условия найма местной рабочей силы требуют пояснений.
Существенный нюанс, на который мало кто обращает внимание, но который чрезвычайно важен для понимания условий оплаты труда местной рабочей силы, заключается в том, что в данном случае они носят, как правило, - и даже неизбежно - непрозрачный характер, поскольку локальные рынки рабочей силы в первую очередь образуют местные безработные. А это весьма специфичная категория трудоспособного населения. Как свидетельствует Ю. Плюснин, в малых городах и схожих с ними ПГТ и сельских поселениях в принципе имеется немало свободных, т.е. не занятых рабочих мест. Однако размер оплаты труда таков, что их «не занимают, поскольку размер пособия по безработице сопоставим с зарплатами открытых вакансий» (14, с. 101).
В подобных условиях гораздо выгоднее числиться безработным, так как это дает свободу выбора при поиске неофициальных приработков. Со своей стороны, местные власти вынуждены закрывать глаза на нарушения статуса безработного, поскольку безработные, ко всему прочему, это еще и часть местного электората. А обеспечение «правильного голосования» на выборах - главное требование со стороны вышестоящих органов власти (13, с. 3).
Важно учитывать еще один момент: уровень безработицы -отчетный показатель, «и его выгодно фальсифицировать» (14, с. 101). Под высокую занятость дают больше дотаций, поэтому даже временная занятость «безработных» выгодна: не получая от них прямых поступлений в местные бюджеты, казну можно пополнить за счет более крупных государственных дотаций, поступающих в
порядке вознаграждения за улучшившуюся отчетность по безработице.
Это, безусловно, порочный круг. Но такова действительность, и с этим приходится считаться. Вывод же заключается в том, что миграция горожан в сельскую местность создавала предпосылки для функционирования одного из вариантов теневой экономики и продолжает эти предпосылки тиражировать.
Горожане выступают также в роли покупателей местной, особенно сельскохозяйственной, продукции, т.е. так или иначе, но поддерживают экономическую активность местного населения, тем самым стабилизируя общую социально-экономическую обстановку. Они же оплачивают коммунальные услуги, внося свой вклад в местные бюджеты. В принципе, чем больше домохозяйств создают горожане в сельской местности, тем более весомым становится их вклад в местные бюджеты даже при том условии, что налоги они выплачивают по месту основной работы и прописки, т.е. в городах -центрах агломераций.
Горожане могут вносить в жизнь малых городов и сельских населенных пунктов и другой позитивный вклад, например культурно-просветительского характера, особенно когда речь идет о переселении в сельскую местность научной и творческой интеллигенции. Однако утверждать что-либо конкретно в этом отношении сложно из-за отсутствия достоверных данных.
Но об одном «вкладе» горожан следует непременно упомянуть, поскольку он получил некоторое статистическое подтверждение. Речь идет о вызвавшем у специалистов Института демографии НИУ ВШЭ удивление факте, что миграция оказывается выгодной для сельской местности и по той причине, что «не столь уж редкий уроженец городской местности демонстрирует уровень рождаемости, свойственный не столько городскому, сколько сельскому жителю» (11, с. 132).
В заключение данного раздела следует отметить, что получившее в последние годы широкое распространение массовое коттеджное строительство, осуществляемое крупными строительными компаниями, менее выгодно местным сельским жителям и властям по сравнению с индивидуальным дачным строительством или развитием садоводческих товариществ.
Дело в том, что в большинстве случаев строительство коттеджных поселков ведется с помощью иммигрантов либо бригад отходников, сами же поселки носят закрытый, анклавный характер и отличаются наличием всех необходимых для жизнедеятельности инфраструктур, тем самым не создавая для местного населения адекватного количества рабочих мест и не образуя значимый рынок сбыта продукции местного производства.
Отходничество и «исчезновение» населения
Примером того, как внутренние миграции могут ставить перед государством сложные задачи, может служить отходничество -особый вид трудовой миграции, когда-то характерный для царской России, но в советское время полностью исчезнувший и замененный оргнабором. Однако с началом реформ отходничество возродилось.
Как отмечает к. геогр. н. Н. Мкртчян, возрождение отходничества как работы на выезде в ходе реформ стало «обычным явлением жизни миллионов домохозяйств» (9, с. 89). Он считает, что «возможность работы и заработков на выезде, появившаяся благодаря переходу к рыночной экономике, стала и еще долго будет оставаться реальной альтернативой возможности найти работу и достойный заработок для жителей стагнирующих поселений» (9, с. 89).
Отходничество - не просто распространенный, но, главное, доступный способ адаптации домохозяйств к изменившимся условиям жизни, подчеркивает Н. Мкртчян. «Часть из них имеет реальные выгоды от такой организации жизни, когда кто-то из членов семьи работает в крупном городе, получает сравнительно высокий доход, а тратит заработанные деньги в основном по месту своего постоянного жительства в малом городе, где выше их реальная покупательная способность. Они чаще готовы работать сверхурочно, чтобы больше заработать. Переезд всей семьи на постоянное место жительства в крупный город лишает ее описанных конкурентных преимуществ» (9, с. 89).
С подобной оценкой роли отходничества солидарен и Ю. Плюснин, определяющий его как особый вид трудовой миграции, которая одновременно носит и сезонный, временный, и возвратный характер. По сути дела, в условиях российской провинции
с ее крайне ограниченным в результате реформ количеством хорошо оплачиваемых рабочих мест, это был единственный выход из положения, позволявший в условиях неизбежных рисков не думать о переезде, не сниматься с насиженных мест и не нарушать привычного образа жизни.
Однако в своих дальнейших рассуждениях об особенностях и смысле отходничества Н. Мкртчян и Ю. Плюснин существенно расходятся. Так, первый из них считает, что отходничество создает и самим мигрантам, и их семьям много сложностей из-за того, что отходникам приходится трудиться в полутеневом секторе экономики и потому у них нет доступа к медицинскому обслуживанию и получению кредитов. Отходники сталкиваются со случаями неравной платы за равный труд. Специфический образ жизни мигрантов может сказываться также на взаимоотношениях внутри семей (9, с. 89).
Ю. Плюснин описывает условия и образ их жизни несколько иначе. Он считает, что в массе своей отходники - это люди с правильной мотивацией. К отличительным чертам «классических отходников» он относит их инициативность, деятельность, активность, отсутствие пристрастия к спиртному, что делает их незаменимыми работниками. Отходники работают на совесть и к тому же не обращаются к врачам за медицинской помощью. «Им некогда ходить по больницам, они работают», и работают на износ (13, с. 3). Отходники считают, что «пенсии им не светят» и что «надеяться они могут только на себя, семью и своих детей» (13, с. 3). Для их семей характерно наличие двух и более детей.
Расходятся эксперты и в оценках экономико-правовых аспектов отходничества как вида трудовой деятельности. Если Н. Мкртчян, как мы видели, намекает на то, что отходники могут зачастую быть занятыми в полулегальном секторе экономики, то Ю. Плюснин избегает каких-либо определений, отмечая только, что они «получают деньги в конвертах» (13, с. 3). Но при этом он уточняет, что примерно две трети отходников вообще не платят налоги, что они в большинстве своем находятся как бы «вне экономики, вне политики и вне государства» (13, с. 3). То есть, по сути дела, это несколько витиеватое, но совершенно определенное признание того факта, что большинство отходников заняты в теневой экономике и что они работают не только на себя, но и на теневую 188
экономику. Очень важно замечание о том, что государство старается не иметь с отходниками никаких дел, опасаясь получить от них отпор (13, с. 3).
Однако самые серьезные расхождения между экспертами обнаруживаются тогда, когда речь заходит о численности лиц, занимающихся отходничеством, и о количестве домохозяйств, связанных с данным видом трудовой миграции. По оценкам Н. Мкртчяна, основанным на обследованиях домохозяйств, проведенных в семи городах России в 2002 г., размеры данной миграции составляли примерно 3 млн человек, причем одного трудового мигранта имели в своем составе по меньшей мере 20% домохозяйств малых городов, тогда как в узкоспециализированных городах с неработающими градообразующими предприятиями число подобных домохозяйств могло достигать 30% (9, с. 88-89).
Существенно иную цифру численности отходников приводит Ю. Плюснин. Она в несколько раз больше: по оценке эксперта, в российской провинции численность отходников составляет не менее 20 млн мужчин - глав семейств, но даже эта цифра представляется ему заниженной (13, с. 3).
Чем можно объяснить столь значительные расхождения результатов двух исследований, которые разделяет всего шесть лет? Каким образом за этот период незаметно для властей, прессы и общества численность отходников могла вырасти более чем в шесть раз?1
Чтобы разобраться в причинах различий, целесообразно вспомнить, что не далее как в апреле 2013 г., выступая на IV Апрельской конференции ВШЭ, заместитель председателя правительства по социальным вопросам О. Голодец заявила, что «в России из 86 млн граждан трудоспособного возраста только 48 млн работают в секторах, которые нам видны и понятны. Где и чем заняты все остальные, мы не понимаем... у нас платят все необходи-
1 Оценка Н. Мкртчяна была впервые опубликована в 2008 г., а затем повторена в цитируемом издании 2013 г. Само же исследование было проведено в 2002 г. В свою очередь, Ю. Плюснин и возглавляемый им коллектив проводили исследования в ноябре 2008 - мае 2009 г. Их итоги были опубликованы в 2009 г. (14, с. 145), а публично оглашены в 2013 г. в порядке комментария к выступлению О. Голодец (13, с. 3).
мые взносы только 48 млн трудоспособных граждан, а остальные -нет» (1).
«Исчезновение» 38 млн трудоспособных граждан, а это 44,8% всех налогоплательщиков, действительно серьезная проблема, способная ввергнуть в прострацию любого управленца. Истоки возникновения проблемы, на наш взгляд, следует искать в отсутствии адекватного эпохе перемен миграционного законодательства, регулирующего внутреннюю временную трудовую миграцию.
К сожалению, сложившаяся ныне практика обусловлена тем, что в начальные годы реформ законодательное регулирование перемещений внутри страны оказалось оторванным от реальной жизни. Делая упор на свободу передвижения индивидуума, доводя право на подобную свободу практически до абсолюта, оно в то же время не было достаточно четким в отношении соблюдения гражданами определенных правил передвижения и права государства на их введение и регулирование.
Особенно заметной данная особенность стала с принятием 25 июня 1993 г. закона № 5242-1 «О праве граждан Российской Федерации на свободу передвижения, выбор места пребывания и жительства в пределах Российской Федерации» (10, с. 92).
Как таковой, данный закон рассматривался в качестве одного из важных демократических завоеваний, поскольку заменял разрешительный принцип прописки на уведомительный принцип регистрации по месту пребывания и жительства, что означало либерализацию внутренних и внешних передвижений. Граждане РФ могли теперь свободно выезжать на заработки или по какой-то иной причине, оставляя свое жилье на длительное время. Они могли менять место проживания, купив жилье в другом городе, и т.д. (10, с. 92).
Однако выработать безупречный, не вызывающий разночтений текст закона его составителям все же не удалось. Так, вводя регистрационную норму вместо разрешительной, заменяя механизм управления учетным, лишь фиксирующим передвижение и не обладающим разрешительными функциями механизмом, закон одновременно содержал очень важную оговорку: «Регистрация или отсутствие таковой не могут служить основанием ограничения или условием прав или свобод граждан» (ст. 3). Эту оговорку те же
Ж. Зайончковская и Н. Мкртчян характеризуют как «забытый, не отвечающий действительному положению дел, постулат» (5, с. 18).
Закон вводил также ранее отсутствовавшее в российском законодательстве правило регистрации по месту пребывания. Но если в отношении правил регистрации по месту жительства все было четко прописано, то в отношении регистрации по месту пребывания, особенно актуальной для трудовых мигрантов, закон, по мнению указанных специалистов, «был весьма неопределенен». В целом в законе ощущался недостаток опыта: «Во всяком случае, относительно данного вида регистрации не регламентированы ни порядок, ни сроки, ни перечень документов» (5, с. 18).
Ну а дальше, как это часто бывает, закон стал дополняться разного рода подзаконными актами, правилами и рекомендациями, общая направленность которых на ужесточение условий регистрации не вызывала сомнений. В итоге вопреки закону регистрация по месту пребывания превратилась в многоступенчатую, сложную, трудновыполнимую, но обязательную процедуру, явно ущемлявшую права граждан на свободу передвижения (5, с. 19). Например, гражданин, зарегистрированный не в том месте, где находится место работы, теперь, за исключением маятниковых мигрантов, не мог быть на нее принят, «хотя закон в отношении трудоустройства не содержит никаких ограничений» (5, с. 21).
Более чем очевидно, что внедрение столь сложной, забюрократизированной системы регистрации, практически столь же сложной, как и процедура регистрации для мигрантов иностранного происхождения, не могло не выталкивать внутренних трудовых мигрантов в «неформальную сферу занятости, стимулируя развитие теневого рынка труда» (5, с. 21).
«Таким образом, - делают вывод Ж. Зайончковская и Н. Мкртчян, - если трудовые мигранты - граждане России в чем-то имеют преимущества по сравнению с трудовыми мигрантами, прибывшими из других стран, то они выражаются главным образом в большей свободе нарушения Закона» (5, с. 21). И российские трудовые мигранты в полной мере воспользовались предоставленным им в 2004 г. правом 90-дневного пребывания на новом месте без регистрации, установленным несколько раньше для граждан Украины.
Неизбежный в подобных противоречивых условиях уход в «тень» десятков миллионов граждан РФ трудоспособного возраста, «исчезнувших» для правительства страны, - это реальность наших дней, закономерный итог внедрения ужесточенного миграционного законодательства. Но это также очевидное следствие низкого уровня жизни большинства жителей российской провинции, низких заработных плат и отсутствия на местах резерва рабочих мест с конкурентной заработной платой. Занятость в теневой экономике поэтому оказалась для многих россиян выходом из трудного положения.
В заключение раздела вновь обратимся к озвученной О. Голодец цифре уклоняющихся от уплаты налогов и взносов в Пенсионный фонд граждан РФ, равной 38 млн человек. Если из 20 млн отходников вычесть треть тех, кто предположительно эти налоги платит, а это 6,7 млн человек, тогда отходники, уклоняющиеся от исполнения подобной обязанности (13,3 млн человек) составят 35% от общего числа неплательщиков, что представляется вполне достоверным.
Важно, что озвученные Ю. Плюсниным данные были получены благодаря предварительному пилотному исследованию, представительным выборкам, широкому географическому охвату, а также учету удаленности малых городов от центров миграционного притяжения. К тому же руководимым им коллективом был обследован значительно более широкий круг городов, чем это было сделано Н. Мкртчяном: 21 против 7 (в первом случае один населенный пункт - большое село). В эту цифру вошли три города средней величины, 16 малых городов, один ПГТ и упомянутое село. Это в 3 раза больше, чем во втором случае, в котором состав обследованных городов, к сожалению, не раскрыт.
Важным достоинством исследования является широта охвата: в число обследованных населенных пунктов вошли ПГТ Светлогорск и г. Зеленогорск (Калининградская область), г. Таганрог (Ростовская обл.), г. Анапа (Краснодарский край), малые города в Вологодской, Калужской, Костромской, Новосибирской, Саратовской, Свердловской, Смоленской и Тверской областях, а также в Республике Мордовия и в селе Шипуново Алтайского края.
В целом исследование убеждает в том, что именно малые города европейской части страны являются основными поставщика-192
ми отходников. В свою очередь, отходники составляют только часть тех граждан Российской Федерации, которые заняты в теневой экономике, что соответствует реальному положению дел, учитывая широкое распространение теневых схем занятости в различных отраслях народного хозяйства.
Челночный бизнес: от расцвета до заката
Как уже отмечалось, челночный бизнес и челночная торговая миграция стали неотъемлемой частью экономической жизни России конца XX в., буквально «спасательным кругом» для населения в условиях быстро нараставшей экономической разрухи. Уже в 1992 г. челночный бизнес приобретает массовый характер.
Функционально челноки подразделялись:
- на тех, кто с самого начала стал выезжать за рубеж, осуществляя там закупки товаров массового спроса, прежде всего одежды и обуви, и доставляя их в места постоянного проживания с последующей реализацией на местных рынках, включая перепродажу челнокам, занимавшимся их дальнейшим распространением по территории страны;
- на представителей данной, второй группы челноков, занимавшихся доставкой и перепродажей уже ввезенных из-за рубежа товаров;
- на группу лиц, изначально занимавшихся закупкой товаров отечественного производства внутри страны, а затем реализовы-вавших их на местных рынках также по месту жительства; по мере сокращения возможности осуществлять такие закупки представители данной группы могли либо переключаться на внешние закупки, либо вливаться в ряды второй группы.
В научной литературе можно встретить возражения против подобной обобщенной трактовки понятия «челноки». Так, О. Чудиновских и А. Жулин считают, что к челнокам («истинным» челнокам в их определении) можно относить только тех, кто непосредственно выезжал за границу: «В нашем исследовании термином "челноки" мы называем людей, лично (вне фирм и объединений) занимавшихся поездками за границу Российской Федерации (и СНГ) для закупки мелких партий товаров для последующей продажи на рынках в России» (16, с. 15).
В отличие от «истинных» челноков, «внутренние» челноки -это те, кто закупает «товар у "истинных" челноков, привозящих его из-за рубежа, с тем чтобы впоследствии продавать его на рынках в более отдаленных городах и регионах» (16, с. 15). Иначе говоря, настоящими, «истинными» челноками данные авторы признают только тех, кто выезжал за товарами в другие страны.
В данном контексте из числа челноков формально можно исключить только представителей второй из перечисленных выше групп челночного бизнеса, трактуя их как перекупщиков. Но в целом, на наш взгляд, все эти различия не носят какого-то принципиального характера. В конце концов, представители всех трех групп делают одно и то же: а) закупают товар; б) доставляют его к месту продажи; в) реализуют. То есть функционально уловить какие-либо различия между ними невозможно.
Другой и, на наш взгляд, более рациональный критерий для определения челнока был предложен в начале 2000-х годов к.э.н. Т. Ивановой (Ин-т народнохозяйственного прогнозирования РАН). Согласно ее предложению, признать челноком можно каждого, кто в течение года совершил не менее трех-четырех поездок за товаром. Никакого деления на «истинных» и «прочих» при этом не проводится: к челнокам относятся и те, кто свои первые поездки за товаром мог совершать в пределах Российской Федерации - в одну из областей или в Москву (6, с. 689).
Намного более значимыми, чем классификации, представляются характеристики челночного бизнеса в качестве вида профессиональной деятельности. Так, согласно О. Чудиновских, к отличительным признакам российского челночного бизнеса относятся: неизбежность его появления в сложившихся экономических условиях и превращения в неотъемлемую часть истории России последнего десятилетия XX в.; возникновение челночного бизнеса как новой профессии преимущественно для горожан, причем горожан с достаточно высоким уровнем образования; первоначально высокая норма прибыли, с последующим снижением до 7080%, что все равно делало челночный бизнес высокорентабельным; индивидуальный характер занятости и трудовой деятельности; высокий уровень конкуренции между челноками-одиночками и их неизбежное в конечном счете вытеснение из бизнеса консолидированными сообществами, торговыми фирмами, способными осуще-194
ствлять операции с относительно крупными партиями товаров; принадлежность к высококриминализированной сфере экономической деятельности, что связано с финансовыми нарушениями при перевозке товаров через границу, при получении торгового места на рынке, «крышеванием», в том числе со стороны милиции, уклонением от уплаты налогов1 (16, с. 4, 9, 13-14, 16-17, 31-33).
Т. Иванова считает, что отличительной особенностью отечественного челночного бизнеса является сочетание тяжелого физического труда с интеллектуальным, позволяющим быстро ориентироваться в ценах, спросе и предложении, а также разбираться в качестве и ассортименте товара. В отличие от О. Чудиновских, утверждавшей, что челночным бизнесом в России занимаются преимущественно женщины, Т. Иванова убеждена, что в челночном бизнесе заняты в основном мужчины. Она отмечает, что после дефолта 1998 г. большая часть челноков (62%) переориентировалась на внутренние челночные поездки, при этом многие из тех, кто «вышел из игры» (85% москвичей, в среднем 77% по всей выборке), объясняли свой уход из челночного бизнеса тем, что он стал невыгодным (6, с. 688-698).
Как и в других видах новых внутренних миграций, широким разбросом отличаются подсчеты общей численности участников челночного бизнеса. Так, у Ж. Зайончковской оценка численности челноков на конец 1990-х годов составляет примерно 5 млн человек, из которых 1,5-2 млн выезжали на закупки за пределы СНГ, а около 3 млн человек находили выездную работу в самой России (4, с. 17).
Совершенно другие оценки (со ссылкой на Е.Л. Леонтьеву) приводят О. Чудиновских и А. Жулин: в 1996 г. в челночном и околочелночном бизнесе были заняты около 30 млн человек (16, с. 4). Эту же оценку приводит Т. Иванова.
Интересно, что обе оценки можно признать достаточно достоверными, поскольку на 1996 г. пришелся пик челночной торгов-
1 Не случайно один из разделов цитируемой работы О. Чудиновских и А. Жулина так и назван: «"Теневая сторона" челночного бизнеса в России». К этому можно добавить, что зависимость челночного бизнеса от паразитировавших на нем различных официальных и неофициальных структур делала данный вид бизнеса крайне опасным в чисто человеческом плане, в высшей степени подверженным внеэкономическим рискам. - Прим. авт.
ли, тогда как к концу 1990-х годов, после губительного для значительной части челноков дефолта 1998 г., многие из них либо вообще ушли из бизнеса, либо растворились на внутренних просторах, став, в частности, недоступными для таможенного учета.
Если говорить о челночном бизнесе как о массовом явлении, характерном именно для России, следует отметить, что предпосылками для его возникновения стали одновременно несколько факторов: начавшееся в 1990-е годы быстрое разрушение отечественной, особенно легкой, промышленности; высвобождение большого количества занятых в народном хозяйстве; товарный голод и возникновение массового спроса на товары народного потребления; введение конвертируемости рубля и легализация выездов за границу; наличие массового производства нужных товаров в таких близлежащих странах, как Польша, Турция и Китай.
Подобное уникальное стечение обстоятельств не могло не способствовать бурному росту челночного бизнеса, к тому же оказавшемуся весьма прибыльным делом. Быстро растет численность занятых в нем по сути дела мелких частных предпринимателей, вокруг челноков формируется своя собственная инфраструктура из разного рода посредников. Привлеченные прибыльностью бизнеса, к деятельности челноков подключаются местные власти, сообразившие, что предоставление челнокам даже минимальных возможностей для ведения торговли может дать дополнительные деньги в городскую казну. Площади, стадионы, пустыри оборудуются торговыми местами. «Вещевые рынки, - пишут О. Чудинов-ских и А. Жулин, - буквально покрыли территорию российских городов» (16, с. 16).
К середине 1990-х годов челноки, по некоторым оценкам, обеспечивали до 75% всех закупок за рубежом одежды, обуви и галантереи. Ежегодный товарооборот в 1995-1996 гг. достигал 15 млрд долл. (16, с. 4). Высокая доходность бизнеса не только позволила челнокам делиться с государством и с криминалом, но и обеспечила большинству из них вполне приемлемый уровень жизни.
Так, социологическое исследование «Трудовая и коммерческая миграция как средство адаптации к экономическому кризису», проведенное в конце 1990 - начале 2000-х годов на основе массивов интервью с челноками и опросов членов их семей в Москве, Смоленске, Ставрополе, Барнауле и Иркутске, показало, что в це-196
лом в тот период три четверти респондентов отмечали, что благодаря челночной торговле их семьи стали жить материально лучше. (В Москве доля таких респондентов составляла 61%, в Ставрополе -почти 90%) (6, с. 693).
Конкретно эти положительные сдвиги выразились: в улучшении жилищных условий (63%); в возможности приобрести дорогостоящие товары (76%), в том числе купить легковую машину (43%), новую мебель (45%), бытовую электрорадиотехнику (63%), добротную, хорошую одежду (64%); в обеспечении себе и семье платных медицинских услуг (42%); в возможности обеспечить семье хорошее питание (68%). Важными показателями успеха считались возможность открыть свой бизнес, фирму (28%), а также найм помощника (ов) для ведения бизнеса (25%) (6, с. 694-695).
Конечно, достоверность полученных результатов не следует преувеличивать - всего у челноков было взято 351 интервью, а вместе с членами семей были опрошены 1012 человек, что ничтожно мало на фоне многомиллионной массы челноков и членов их семей. Но и умалять проделанную работу также нельзя, поскольку полученные исследователями результаты дают представление о заключавшемся в челночном бизнесе позитивном потенциале.
Однако реализовать этот позитивный потенциал в виде перечисленных выше достижений с каждым годом становилось все сложнее. Уже вскоре после своего возникновения челночный бизнес начал сталкиваться с нарастающими трудностями в ведении дел и с падением прибыльности из-за усиливающегося давления со стороны государства, не говоря уже о существующей зависимости от криминала и теневого бизнеса. Хорошо известно, что, как только где-либо появлялся мелкий бизнес, приносящий доход, он немедленно попадал «в зону финансовых интересов организованной преступности» (16, с. 31).
О. Чудиновских и А. Жулин вполне обоснованно отмечают, что, вместо того чтобы поддержать челночный бизнес, дать ему возможность превратиться в полноценный малый и средний бизнес, придав челнокам соответствующий юридический статус и превратив его в одну из надежных опор экономического развития, государство все свои усилия сосредоточило на извлечении из челночного бизнеса максимально большой доли прибыли с помощью
таможенных сборов и налогообложения. Причем после дефолта это желание только усилилось.
В итоге для участников челночного бизнеса это занятие стало «крайне затратным» (16, с. 33). Неизбежной реакцией на подобное «завинчивание гаек» стало стремление челноков найти пути уклонения и от налогов, и от таможенных сборов. Они начали осваивать маршруты в обход российских таможен, в частности через Белоруссию и Казахстан. Часть челноков, чтобы освободиться от налогов, стала регистрироваться на биржах труда в качестве безработных. Челночный бизнес теперь сам стремился «уйти в тень».
Пользуясь случаем, криминальные и теневые структуры делали все, чтобы взять челноков под свой полный контроль. Важным событием в этом отношении стало установление контроля над международными морскими портами и аэропортами, где складывалась «устойчивая система теневого "налогообложения" челноков» (16, с. 31). Сочетая политику «кнута» (недвусмысленные угрозы расправы) и «пряника» (приемлемые откаты таможенникам), криминалитет подчинил себе два важнейших звена в общей цепочке челночных операций - проводку товара через таможню и его реализацию на рынке.
В итоге между государством и криминально-теневым сектором экономики произошло своеобразное разделение сфер влияния: государство продолжало получать «определенный дивиденд в виде таможенных сборов и налогов», но «существенно меньший, чем если бы все выплаты производились по правилам» (16, с. 31). Со своей стороны, криминально-теневой бизнес получил возможность извлекать гарантированную и немалую прибыль, предоставляя челнокам право торговать на определенной территории.
Подобное распределение ролей и, соответственно, долей в изымаемой у челноков прибыли сохранялось вплоть до дефолта 17 августа 1998 г. Как уже отмечалось, дефолт вызвал массовую переориентацию челноков на внутренние поездки, а также их уход из бизнеса. Вместе с тем это событие стало своего рода водоразделом между эпохой неорганизованного, индивидуального челночного бизнеса, подверженного стихии и «законам» дикого капитализма, отправной точкой перехода к более цивилизованным и организационно более приемлемым формам функционирования рынка товаров массового потребления, к тому же гарантировавшим госу-198
дарству более стабильные и высокие поступления в доходную часть бюджета.
Иными словами, наступала эпоха организации и обслуживания розничной торговли частными или корпоративного типа фирмами и компаниями. В условиях порожденного дефолтом острого экономического кризиса они оказались более устойчивыми к его ударам, смогли быстрее перестроиться и вновь войти в обычный ритм коммерческой и посреднической деятельности, заполняя образовавшиеся в результате ухода челноков ниши и пустоты рынков сбыта (16, с. 34-35).
Однако и сумевших выжить челноков, и эти отечественные, быстро встававшие на ноги фирмы и компании уже вскоре ждало новое испытание. Оно было связано с приходом в Россию знаменитой шведской мебельной компании ИКЕА, случившимся в 1998 г., всего за несколько месяцев до дефолта. Возможно потому, что, начиная с советских времен, это была уже третья попытка закрепиться в России, ИКЕА, в отличие от подавляющего большинства иностранных компаний, после дефолта покинувших страну, осталась. И не прогадала.
Чтобы не слишком сильно отклоняться от темы челночной торговли, опустим подробности далеко не простого процесса становления бизнеса ИКЕА в России. Рассмотрим только те аспекты философии компании и ее стратегических решений, которые, на наш взгляд, способствовали окончательному исчезновению российского челночного бизнеса как массового явления.
В концептуальном обосновании своей деятельности ИКЕА исходит из традиционной установки на обслуживание представителей среднего класса, которым предлагаются «красивые, качественные, функциональные и экологичные товары для дома по низким ценам» (2, с. 61). С учетом разделяемых средним классом ценностей такие товары предоставляются ему в достаточно широком ассортименте во всех странах, где компания имеет свои магазины. Неизменно придерживаясь отмеченных принципов, компания утверждает, что видит свою долгосрочную миссию в том, чтобы «изменить к лучшему повседневную жизнь людей» (2, с. 131).
Но компании не были чужды и новейшие веяния - с появлением после распада социалистической системы новых государств, тут же попавших в категорию развивающихся стран, она была го-
това принять участие в приобщении населения этих стран к новым, более высоким жизненным стандартам.
В реализации поставленных задач ИКЕА отличалась высокой степенью гибкости применяемых стратегий. Так, прежде чем начать экспансию в Россию, руководство компании длительное время изучало возможности успешного ведения бизнеса в условиях, резко отличающихся от условий в Западной Европе. Следует отметить, что к началу экспансии в Россию ИКЕА уже имела богатый опыт проникновения на рынки сбыта как развитых, так и развивающихся стран и располагала сетью магазинов в 29 странах мира (2, с. 131).
Вот как описывает причины достигнутого на этот раз успеха Андерс Дальвиг, генеральный директор ИКЕА в 1999-2009 гг. «Когда все остальные международные компании принимали решение покинуть Россию или не заходить на российский рынок в разгар финансовых кризисов конца 1990-х годов, ИКЕА решила прийти в эту страну. Представилась редкая возможность на ранней стадии обеспечить ИКЕА место на рынке будущего и, учитывая ситуацию в стране, приобрести землю в хороших районах по приемлемой цене. Риск был просчитан: даже если бы ИКЕА потеряла все на этом рынке, угрозы для компании не возникло бы» (2, с. 147).
Но какое отношение выход на российский рынок компании, торгующей мебелью и сопутствующими товарами, имел к судьбам российских челноков? Как оказалось, учитывая философию компании и выбираемые ею стратегии проникновения, самое непосредственное. Дело в том, что российские челноки обслуживали примерно те же слои населения, которые на Западе ассоциируются со средним классом и которые, с одной стороны, не настолько богаты, чтобы приобретать товары высшей категории, а с другой стороны, не настолько бедны, чтобы отказать себе в покупке товаров того же уровня, что и предлагавшиеся ИКЕА. Проще говоря, компания стала энергично внедряться на те же самые рынки, которые продолжала обслуживать сохранившаяся часть челноков.
Нельзя удержаться от того, чтобы не дать самую высокую оценку той политике, которая предопределила успех ИКЕА в реализации намеченных планов.
Во-первых, это решение строить в России торговые центры, причем с намного более крупными торговыми площадями, чем практиковалось до сих пор в Западной Европе и других регионах. 200
Во-вторых, решение осуществлять экспансию не в одиночку, а с привлечением сотен фирм-арендаторов, что не только резко увеличивало реализуемую в едином центре товарную массу и расширяло ассортимент предлагаемой продукции, но и допускало большое ценовое разнообразие, поскольку партнеры-арендаторы необязательно должны были следовать проводившейся ИКЕА политике относительно низких цен. Иными словами, торговые центры, так называемые мегамоллы, были рассчитаны на кошельки разных размеров.
В-третьих, решение строить торговые центры под одной крышей. Это было очень важно, поскольку в российских климатических условиях это создавало дополнительные удобства для покупателей. К тому же эти удобства дополнялись бесплатными парковками.
Уже в ходе реализации различных программ было признано целесообразным строить мегамоллы не только в Москве и Санкт-Петербурге, но и в городах-миллионниках, причем размером не менее 125 тыс. м2 каждый, что, по словам Леннарта Дальгрена, генерального директора ИКЕА в России (1998-2008), должно было заставить возможных конкурентов трижды подумать, прежде чем попытаться построить в России нечто подобное торговым центрам МЕГА (3, с. 119).
Предусматривались также, хотя и не всегда выдерживались из-за сложностей во взаимоотношениях с местными властями, максимально высокие темпы строительства, с тем чтобы закрепить за собой определенные регионы, сделав мегамоллы центрами притяжения широкого круга покупателей.
Как бы то ни было, но начиная с 22 марта 2000 г., когда в подмосковных Химках был открыт первый магазин, принадлежащий собственно ИКЕА (в дальнейшем с участием французской фирмы Ашан преобразованный в один из трех подмосковных ме-гамоллов), в течение десятилетия в России было открыто 13 семейных торговых центров МЕГА.
Кроме того, в эти же годы в Подмосковье был возведен крупный дистрибьютерный центр с полностью автоматизированным складским модулем; вступили в строй три мебельные фабрики, не только снабжающие российские торговые центры компании собственной продукцией, но и поставляющие мебель на экспорт. Как и в
других странах, ИКЕА строго выдерживает курс на привлечение к сотрудничеству местных производителей, под продукцию которых отдается определенный процент торговых площадей. Давая работу местному населению, ИКЕА тем самым повышает свой авторитет не только в глазах местных предпринимателей и местных властей, но и среди патриотически настроенных покупателей.
В итоге, согласно данным за 2000-2008 гг., ИКЕА вложила в российскую экономику около 4 млрд долл. и вошла в десятку крупнейших иностранных инвесторов (2, с. 149).
Важную роль играет география размещения мегамоллов. В первую очередь они располагаются в европейской, наиболее населенной части России. В 2002-2012 гг. мегамоллы появились рядом с Санкт-Петербургом (2), Москвой (3) и далее по одному в Нижнем Новгороде, Казани, Самаре, Уфе, Ростове-на-Дону, в Республике Адыгея (рядом с г. Краснодар). Один торговый центр появился на Урале (Екатеринбург), два центра - в Западной Сибири (в Омске и Новосибирске).
В соответствии с философией ИКЕА все эти семейные торговые центры МЕГА не только включают в себя магазины так называемых «якорных», опорных арендаторов-партнеров типа Ашан или OBI, торгующих, соответственно, продовольствием (что гарантирует постоянное присутствие покупателей) или же товарами для строительства, ремонта и дачи (что также привлекает желающих что-то срочно купить), но и около 200-250 менее крупных магазинов и бутиков, предлагающих одежду, обувь, электронику и множество других товаров, рассчитанных на посетителей разного уровня достатка. Кроме того, центры органично включают в себя рестораны, кафе, кинотеатр, ледовый каток и детские комнаты, где родители могут оставлять детей на время посещения магазинов. Используются также и другие способы привлечения покупателей.
Неудивительно, что великое множество людей, ранее покупавших товары у челноков, стали предпочитать делать это в мега-моллах, построенных компанией ИКЕА. Конечно, челноки полностью не исчезли и при российских просторах вряд ли исчезнут. Но маршруты их поездок существенно сократились и стали главным образом внутренними хотя бы потому, что значительная часть товаров, которыми торгуют в мегамоллах, производится в Китае и, следовательно, ехать за ними в Китай совсем не обязательно. К то-202
му же в мегамоллах продаются изделия достаточно высокого качества, изготовленные в Китае по заказам европейских фирм.
Свою роль могли играть теперь и финансовые соображения. Так, челнокам из Смоленска стало выгоднее ездить за покупками в Санкт-Петербург, чем посещать ради этого Варшаву или Москву. Ставропольцы получили возможность экономить на поездках в Стамбул или ту же Москву, пользуясь близостью Ростова-на-Дону и Адыгеи. Челноки из Иркутска, ранее ориентировавшиеся на Китай, теперь имели альтернативу в виде мегамолла, построенного в Новосибирске, и т.д.
В прежнем виде челночный бизнес как разновидность приграничной торговли в настоящее время может сохраняться в Приморье или Дагестане. Или же это могут быть случаи, когда челноки продолжают обслуживать уже давно сложившиеся клиентуры, ориентирующиеся на строго определенные виды изделий и их изготовителей. Помимо всего прочего позиции челноков все больше подрывает нарастающая автомобилизация, делающая услуги посредников все менее востребованными.
Проведенный анализ позволяет сделать следующий вывод.
Возникшие под давлением чрезвычайных обстоятельств новые виды внутренних временных миграций оказались практически полностью вне статистического учета, что стало формальным поводом для появления эффекта «исчезнувшего» населения.
Однако вряд ли стоит списывать все на несовершенство статистики. В силу сложившихся обстоятельств жители малых городов, поселков городского типа, сельские жители были вынуждены мигрировать в другие, более крупные города, промышленные центры, чтобы найти там работу и прокормить семью.
Поставленные нередко в безвыходное положение, они больше ничем не хотели делиться с государством и в массовом порядке стали уклоняться от уплаты налогов, они уже с неизбежностью поступали подобным образом в том случае, если находили занятие в теневой экономике. Обвинять их в случившемся просто неуместно.
Нужно создавать легальные, хорошо оплачиваемые рабочие места, восстанавливать реальный сектор экономики, в первую очередь обрабатывающую промышленность, и тогда все встанет на свои места. «Исчезнувшее» население вернется.
Список литературы
1. Второе пленарное заседание: Социальная сфера в поиске денег и идей // Национальный исслед. университет «Высшая школа экономики»: Новости. - 2013. - 3 апреля. - Режим доступа: www.hse.ru/news/ev/ 79252003. html (Дата обращения - 29.04.2014).
2. Дальвиг А. ИКЕА: Собери свою мечту. Как совместить ответственность и прибыль в одной компании. - М: Манн, Иванов и Фербер, 2012. -208 с.
3. Дальгрен Л. Вопреки абсурду: Как я покорял Россию, а она - меня. - М.: Юнайтед Пресс, 2010. - 229 с.
4. Зайончковская Ж. А. Миграция в современной России / / Миграция в России, 2000-2012: Хрестоматия: В 3 т. - Т. 1, ч. 1: Миграционные процессы и актуальные вопросы миграции / Отв. ред. Ж. А. Зайончковская. -М.: Спецкнига, 2013. - С. 16-32.
5. Зайончковская Ж.А., Мкртчян Н.В. Внутренняя миграция в России: Правовая практика. - М.: Центр миграционных исследований, 2007. -84 с.
6. Иванова Т.Д. Российские «челноки»: Феномен трудовой миграции / / Миграция в России, 2000-2012: Хрестоматия: В 3 т. - Т. 1, ч. 1: Миграционные процессы и актуальные вопросы миграции / Отв. ред. Ж. А. Зайончковская. - М.: Спецкнига, 2013. - С. 687-702.
7. Итоги Всероссийской переписи населения 2010 г.: В 11 т. / Федер. служба гос. статистики. - М., 2013. - Т. 11: Сводные итоги / Рук. раб. группы Э.С. Набиуллина. - 579 с.
8. Миграция в сельской местности России на рубеже XX-XXI веков / Тарасова Н.В., Макарова Л.В., Морозова Г.Ф., Борзунова Т.И., Гришано-ва А.Г. - М.: Институт соц.-полит. исслед. РАН, 2000. - 31 с.
9. Мкртчян Н.В. Внутренняя миграция: Великое прошлое и скромное будущее // Миграция в России, 2000-2012: Хрестоматия: В 3 т. - Т. 1, ч. 1: Миграционные процессы и актуальные вопросы миграции / Отв. ред. Ж. А. Зайончковская. - М.: Спецкнига, 2013. - С. 78-96.
10. Моисеенко В.М. Внутренняя миграция населения. - М.: ТЭИС, 2004. -285 с.
11. Население России 2008: Шестнадцатый ежегодный демографический доклад / Отв. ред. А.Г. Вишневский. - М.: Изд. дом ГУ-ВШЭ, 2010. -352 с.
12. Пальников М.С. Китайская диаспора в России: Современное состояние и перспективы (Обзор) / / Актуальные проблемы Европы / РАН. ИНИОН. - М., 2009. - № 4: Диаспоры в Европе: Новая роль в обществе. -С. 166-209.
13. Плюснин Ю.М. Русь отходящая (Интервью) / / Аргументы недели. -М., 2013. - № 43. - С. 3.
14. Плюснин Ю.М., Кордонский С.Г., Скалон В. А. Муниципальная Россия: Образ жизни и образ мыслей: Опыт феноменол. исслед. - М.: ЦПИ МСУ, 2009. - 145 с.
15. Симагин Ю.А. Поселки городского типа России: Трансформация сети и особенности населения / РАН. Институт соц.-экон. пробл. народонаселения. - М., 2009. - 224 с.
16. Чудиновских О.С., Жулин А.Б. Экономико-демографические аспекты челночного бизнеса в России. - М.: ТЕИС, 2001. - 42 с.
17. Юдина Т.Н. Миграция: Словарь основных терминов: Учеб. пособие. -М.: Издательство РГСУ; Академический проект, 2007. - 472 с.
