CC BY
64
П. Э. Подалко,
Осакский университет (Япония)
«...НОВЫЕ ПОКОЛЕНИЯ ПОДНИМУТ ФАКЕЛ, ВЫПАВШИЙ ИЗ НАШИХ РУК»
(Д. И. Абрикосов — штрихи к портрету)
Февральские и октябрьские события 1917 г. в России вновь явили миру феномен массовой послереволюционной эмиграции, масштабы которой перекрывали не только исторические прецеденты (как, например, эмиграцию в годы Великой Французской революции XVIII в.), но численно сопоставимы с населением небольшого государства. За менее чем пять лет Россию покинули, по различным оценкам, от полутора до двух с половиной миллионов человек, принадлежащих практически ко всем слоям тогдашнего общества.1 Небольшая часть их впоследствии вернулась на родину2, но основная масса так или иначе вынуждена была смириться со сложившимся положением и как-то устраиваться на чужбине. Российские эмигранты, среди которых было немало выдающихся деятелей из самых различных областей знания, внесли большой вклад в развитие стран, приютивших их, стали частью мировой культуры.
Среди множества выдающихся ярких личностей, людей с удивительными биографиями, коими так полна история российской послереволюционной эмиграции, было немало и тех, о ком до сих пор еще не сказано и половины ими заслуженного. Как и следовало ожидать, наиболее изучены, описаны и известны те из эмигрантов, чья деятельность носила интернациональный характер, и в силу этого сразу становилась достоянием широких масс3.
Здесь, безусловно, лидируют представители литературы, искусства, изобретатели, ученые. Имена И.Сикорского, В.Зворыкина, В.Набокова, И.Бунина и т.д. знакомы миллионам людей на разных континентах. Гораздо менее повезло тем, кто в силу специфики профессиональной деятельности после революции потерял сколько-нибудь значительные шансы устроиться в зарубежном обществе, и прежде всего это касается работников дипломатической службы, для которых крушение империи означало не только подчас лишение средств к существованию, но и невозможность найти себя в изменившемся мире. О судьбе одного из таких дипломатов, Д.И.Абрикосова, потомка династии «шоколадных королей» России, последнего официального представителя Российской империи в Японии, хоте-
лось бы рассказать в данной статье. Основным источником послужили собственные мемуары Д.И.Абрикосова, начатые им в Японии накануне второй мировой войны (он продолжал работу над ними вплоть до своей смерти в 1951 г.) и частично опубликованные в середине 60-х годов, а также свидетельства людей, лично знавших Абрикосова, документы из архивов Министерства внутренних дел Японии, воспоминания русских эмигрантов и другие материалы4.
Дмитрий Иванович Абрикосов родился 11 апреля 1876 г. в Москве в богатой купеческой семье Абрикосовых, бывших одними из пионеров кондитерского производства в России5. Впоследствии он писал в своих мемуарах, что, начиная дипломатическую карьеру, был немало смущен тем обстоятельством, что его имя ассоциировалось у коллег «прежде всего с карамелью и конфетами», и предпочел бы иметь «более ординарную» фамилию. Принадлежа к третьему поколению династии, он, подобно многим потомкам других прославленных купеческих семей, с самого начала стремился избрать себе профессию, не связанную с шоколадом и пастилой, какой для него стала дипломатическая служба.
Потеряв в раннем детстве родителей (отец умер, когда Дмитрию было 5 лет, спустя 10 дней после смерти матери), Абрикосов воспитывался в семье дяди, которого впоследствии почитал как родного. Возможно, это обстоятельство и определило в дальнейшем выбор профессии — дядя в свое время закончил Московский университет, в Париже слушал лекции в Сорбонне, часами проводил время в библиотеке и совершенно не интересовался кондитерским производством. Круг общения его также был по преимуществу не связан с купечеством. Среди друзей дома были сенатор А.Ф. Кони, другие выдающиеся мыслители и общественные деятели. Один из сыновей дяди впоследствии увлекся проповедями и учением Л.Н.Толстого, став в дальнейшем фактически его личным секретарем. Обстановка в доме не могла не повлиять на выбор пути у детей; представители третьего поколения Абрикосовых за редким исключением выбирали себе профессии, не имеющие ничего общего со средой, из которой они вышли.
После окончания классической гимназии Абрикосов поступает в Московский университет на факультет естественных наук по примеру своего приемного отца и перед началом занятий совершает с братом поездку в Англию (1894). Одной из целей поездки было проверить реальные познания в английском языке, ставшим впоследствии для Абрикосова основным средством повседневного общения. Тогда-то и зародилась в нем любовь к Англии, и на протяжении всей жизни Абрикосов производил на людей впечатление явного англомана и англофила6.
Не испытывая интереса к естественным наукам (первоначальный выбор был продиктован советом отчима) и не найдя общего языка со студентами, многие из которых были увлечены левыми идеями и третировали Абрикосова за его буржуазное происхождение7, он пе-
Д И. Абрикосов (крайний слева в первом ряду) на дипломатической службе
реводится на юридический факультет и совершает еще одну поездку в Европу — Австрия, Швейцария, Италия. Позднее это становится традицией — ежегодно, сдав экзамены, отправляться в новое путешествие. За пять лет учебы он таким образом объехал не только всю Европу (за исключением Скандинавии), но и побывал в Северной Африке, Турции, вместе с российскими паломниками исходил дороги Палестины. Любопытны его заметки об этих странствиях, ибо не чувствуя стеснения в средствах, Абрикосов мог позволить себе разнообразить традиционные маршруты, а следовательно, и увидеть много такого, что ускользает от взора обычного путешественника.
На четвертом курсе университета Д.И.Абрикосов сделал первый шаг на пути к будущей дипломатической карьере. Работая в Архиве Министерства иностранных дел в Москве над конкурсным сочинением о юридических трактатах Спинозы, он знакомится с рядом исследователей, один из которых и убедил юношу, что дипломатия в современной России перестала быть уделом сугубо выходцев из аристократических семейств. Согласно Закону Российской империи об обязательной воинской повинности, выпускники университетов должны были отслужить год в армии, причем полк каждый мог выбрать по желанию сам8.
Отбыв службу в артиллерийской бригаде недалеко от Москвы, Абрикосов устраивается в уже знакомый ему Архив МИД, с тем чтобы со временем попасть непосредственно на дипломатическую службу. Его первым самостоятельно выполненным заданием был разбор части архива князя Г.А.Потемкина-Таврического — начало карьеры в высшей степени символичное. Вскоре, сдав требуемые экзамены, Д.И.Абрикосов зачисляется на службу в Министерство иностранных
Дел Российской империи. Начало карьеры совпало с началом нового, XX века.
Первоначально новому сотруднику поручили ведение вопросов, связанных с денежным наследством российских граждан за границей, но по прошествии некоторого времени Абрикосов получил назначение на должность сотрудника российского посольства в Лондоне — «наиболее важного и блестящего посольства»того времени, как он пишет в своих мемуарах9. Неоднократно подчеркивая роль и место Англии в тогдашнем раскладе сил в мировой политике, он определяет назначение в Лондон как несомненную удачу, определившую весь его дальнейший путь. В течение 4-х лет (1905—1909) Абрикосов находился в эпицентре мировой политики.
Годы пребывания в Англии совпали с одной из тяжелых страниц в истории России — русско-японской войной и последовавшей вслед за ней революцией. Как русский дипломат Абрикосов разделял ответственность за все неудачи и просчеты российского правительства, включая знаменитый инцидент на Доггер-Банк, когда толпы разъяренных англичан атаковали российское посольство10. В Лондоне началась дипломатическая карьера Абрикосова, здесь он свел знакомство со многими известными людьми, чья протекция не раз помогала ему в будущем. Здесь же окончательно оформился для Абрикосова его идеал страны — Англия времен Эдуарда осталась для него навсегда образцом, и куда бы ни заносила его судьба, повсюду главным критерием, мерилом цивилизации оставались Англия и Лондон, как ее апогей. Здесь же, в Лондоне, в связи с проходящим там съездом российских социал-демократов Абрикосов впервые услышал имя Ленина, «не вызывавшее тогда ни у кого реального беспокойства»11.
Думая о дальнейшем повышении по службе, Абрикосов по прошествии трех лет вновь начал хлопоты, и благодаря протекции недавно назначенного министром иностранных дел А.П.Извольского получил назначение на должность второго секретаря посольства в Пекин. Здесь он проработал до 1912 г., был очевидцем Синьхайской революции (1911—1912) и сделал ряд любопытных заметок относительно национальных черт китайцев, их психологии, отношения к иностранцам и т.д. В частности, он отметил ряд специфических трудностей, с которыми сталкивается в Китае дипломат, привыкший к европейской манере ведения дел, и особое привилегированное положение, занимаемое в этой стране переводчиками с китайского языка12. Высокую оценку получила личность правителя Юань Шикая, в . том числе и за его стремление улучшить отношения с Россией. Страсть Абрикосова к путешествиям привела его за время работы в Китае в Монголию, Корею, а также в Японию, ставшую впоследствии для него местом максимального взлета карьеры и последующим убежищем в годы эмиграции. Получив обещание о переводе в МИД после детального знакомства с разными странами Дальнего Востока, Абрикосов пробыл на стажировке в Японии около года так же, как и в Пекине, в
качестве второго секретаря посольства, но особого удовольствия от работы не испытывал, т.к. отношения с начальством (посол Н.Н.Ма-левский-Малевич) не сложились и он откровенно скучал; это, однако, не помешало ему в свободное время овладевать азами японской разговорной речи, что очень пригодилось спустя пять лет.
Первую мировую войну Абрикосов встретил сотрудником Дальневосточного отдела МИД. Учитывая опыт предшествующей работы, доброжелательное отношение руководства отдела и лично министра С.Д.Сазонова, перед молодым дипломатом открывались блестящие перспективы. Так прошло около двух лет. Все складывалось удачно и не предвещало никаких резких перемен, когда вдруг он получил приглашение от нового посла в Токио В.Н.Крупенского, знакомого по работе в Китае, занять пост первого секретаря посольства. Первой реакцией Абрикосова было намерение отказаться, но руководитель Дальневосточного отдела МИД Казаков рекомендовал принять предложение, исходя из неопределенности
внутриполитической ситуации в России13. Совет оказался пророческим, как показали дальнейшие события, и, возможно, это назначение спасло Дмитрию Ивановичу жизнь. Началась «японская одиссея» Абрикосова, растянувшаяся почти на тридцать лет (1916—1946).
Российское посольство в Токио прилагало много усилий для активизации японской помощи с целью организации экономических поставок воюющей России, привлечения японских правящих кругов для более тесного сближения двух стран и возможного заключения союза о взаимопомощи между ними. Известно, что накануне Февральской революции японо-российские отношения переживали, пожалуй, свой наивысший подъем за всю историю двусторонних контактов14. Начавшаяся революция прервала этот процесс, но еще довольно длительный период времени японские власти в лице своих официальных представителей (как, например, министр иностранных дел в правительстве Окума виконт И.Мотоно, военный министр генерал Г.Танака, и др.) демонстрировали свое уважение и поддержку «старой России»15.
Февральская революция резко изменила деятельность российского посольства. Объявленная Временным правительством всеобщая амнистия привела к наплыву большого количества политэмигрантов из Америки, стремящихся вернуться в Россию. Абрикосову было поручено заняться вопросами обеспечения их отправки и снабжения деньгами из специальных правительственных сумм. Это непосредственное общение с представителями различных партий и течений российского революционного лагеря производило на него крайне негативное впечатление, о чем он пишет в своих мемуарах16. Неразбериха усугублялась обычной в российских условиях плохой информированностью о положении дел; так, о происшедшем в Петрограде октябрьском перевороте посол Крупенский узнал из сообщения японского МИД.
Октябрьский переворот и последовавшее за ним решительное непризнание посольством в Токио новой государственной власти ознаменовали начало заключительного этапа дипломатической карьеры Д.И.Абрикосова, венцом которой стало замещение им посла В.Н.Крупенского после его отъезда из Японии — и.о. посла в «посольстве без правительства».
Первое время российские дипломаты в Японии не сталкивались с теми трудностями, которые подстерегали их коллег в Европе. Япония не была заинтересована в продолжении мировой войны в такой степени, как европейские союзники России; сравнительная слабость революционной ситуации в Сибири на тот момент не представляла большой угрозы японским интересам. К тому же китайское правительство согласилось продолжать выплачивать через Русско-Азиатский Банк денежную компенсацию за «боксерское восстание» 1900 г., что позволяло содержать российских представителей в Японии и Китае17. Более того, посол России В.Н.Крупенский вплоть до своего отъезда в 1921 г. продолжал быть дуайеном дипломатического корпуса в Токио.
Посольство в Токио, войдя в так называемый «Союз российских послов» с центром в Париже, с первых дней включилось в организацию и подготовку свержения советской власти и восстановление прежнего режима. Но вскоре их коллеги в Европе столкнулись с неожиданным для них «саботажем» союзных держав по отношению к российским делам: всячески тормозилась отправка средств и снаряжения для белых армий, обещанное зачастую опаздывало или не прибывало вовсе, и, что более всего возмущало Абрикосова, союзники (в лице премьер-министра Великобритании Д.Ллойд-Джорджа) пытались побудить представителей России к примирению с большевистскими лидерами. Занятая собой послевоенная Европа откровенно повернулась спиной к охваченной гражданской войной России; при этом все жертвы, принесенные последней во имя спасения союзников в 1914—1916 гг., были забыты. Впрочем, как с сарказмом констатировал позднее Абрикосов, «благодарность никогда не играла серьезной роли в политике»18.
Иным было отношение в Японии. Быть может, оттого, что во главе японской внешней политики стоял виконт И. Мотоно, бывший в течение целой декады послом в Петербурге и известный как сторонник активного сближения с Россией накануне революции, или же в силу традиционной осторожности и стремления разобраться в ситуации, но российское посольство в Токио дольше других функционировало в своем привычном режиме, поддерживая связь с представителями в Париже, Вашингтоне и Пекине, получая информацию из России через японское посольство в Петербурге и стремясь сплотить разрозненные усилия многочисленных партий и группировок для организации сопротивления большевизму. Основная ставка делалась первоначально на Харбин как город, почти не затронутый большевистской пропагандой, и конкретно начальника КВЖД генерала
Д. Л .Хорвата, бывшего очень популярной фигурой на Дальнем Востоке. Здесь неожиданно пришлось столкнуться с оппозицией японских военных представителей в Маньчжурии, что впервые навело Абрикосова на мысль о том, что далеко не все в Японии разделяют взгляды министра Мотоно, и это в особенности касается милитаристских кругов, которые постепенно сосредоточили в своих руках контроль за основными органами власти. Кроме того, многочисленные группировки, каждая из которых называла себя «сибирским правительством» (в мемуарах упоминаются два премьер-министра, очевидно, разных «правительств» — П. Дербер и
П.Вологодский19), чрезвычайно запутывали ситуацию, не давая возможности четко определить, кому оказывать помощь- С целью разобраться на месте в сложившейся ситуации посол Крупенский отправил Д.И.Абрикосова во Владивосток.
В ходе двухдневного пребывания во Владивостоке, беседуя с генералом Хорватом и премьером Вологодским, представителями чехословацких войск и союзных держав, оценив обстановку, Абрикосов вынужден был признать, что и на японскую помощь рассчитывать особенно не приходится, и в подавленном состоянии вернулся в Токио20.
Последовавшие затем перемены в лагере белых войск, приход к власти адмирала А.В.Колчака и действия его правительства лишь усугубили общую картину. Неспособность Колчака идти на компромисс с союзниками в том, что касалось будущего державы, его приверженность идеалам чести и возрождения России не находили отклика в японском правительстве. Российская революция, по словам Абрикосова, «всюду пробудила амбициозные планы», и Япония не желала оставаться в стороне21. Ее посол при омском правительстве Колчака был откровенно незначительной фигурой, а основные усилия японских эмиссаров сосредоточились вокруг атамана Г. Семенова, чья личность и поступки гораздо более отвечали интересам Японии22.
Постепенно обстановка вокруг российского посольства начала изменяться к худшему. Поводом послужил визит в Японию принца Уэльского, будущего короля Великобритании Эдуарда, чья драматическая история любви и последующего отречения от престола наделала в дальнейшем так много шума (убежденный холостяк, Абрикосов впоследствии называл это трагедией, ибо для него, всю жизнь заботившегося о продолжении карьеры, казалось несоизмеримым уступить трон ради «нежных чувств»23). Посол Японии в Англии барон Гонсукэ Хаяси, готовивший визит, был поражен тем, что, несмотря на закрытие российского посольства в Лондоне, его аналог в Токио не просто функционирует, но посол В.Н.Крупенский является дуайеном всего дипломатического корпуса, и именно ему, «послу без правительства», предстоит произносить официальную речь перед наследником британской короны. Соблюдая возможный такт, японский МИД, тем не менее, вынужден был просить Крупенского сложить обязанности дуайена, обещая сохранить все прочие привилегии ему и сотрудникам посольства наравне с дипломатическими представительствами других стран. Однако посол, считая, что в сложившейся обстановке (дело происходлило в 1921 г., когда единственной надеждой белого
движения оставались части генерала П.Н.Врангеля в Крыму) его присутствие в Японии перестало быть необходимым, счел за лучшее покинуть Японию и уехал в Европу, назначив Д.И.Абрикосова как следующего по старшинству своим преемником в ранге поверенного в делах (что было сразу же признано японским МИД). Так в возрасте 45 лет Дмитрий Иванович Абрикосов достиг высшего поста в своей карьере, оказавшись фактически во главе не только российского посольства, но и подчиненных ему десяти консульств на территории Японской империи (в собственно Японии, Корее и Дайрене).
С самого начала основной задачей, которую пришлось решать немедленно, была проблема беженцев. Приближение красных войск вызвало ускоренную эвакуацию жителей Владивостока, что обострило отношения с Русским отделом МИД Японии, чье руководство отныне не скрывало своего негативного отношения к проблеме русских беженцев. К этому времени уже год как существовала пресловутая «система предъявления денег» (введена 20 февраля 1920 г.), затруднявшая въезд в Японию иностранцев24, но она далеко не всегда позволяла сдержать поток желающих. Впоследствии Абрикосову пришлось еще не раз столкнуться с новой политикой японских властей по отношению к русским — в руководство японского МИД пришли другие люди, и от былой дружбы не осталось и следа. Особенно это проявилось во время эвакуации эскадры адмирала Ю.К.Старка, выразившись в ряде запретов на выход на берег, отказах в выдаче продовольствия и т.д.; можно было подумать, что история вернулась на более чем столетие назад, когда подобные меры были применены к посольству Н.П.Резанова. Надо отметить, что, по свидетельству Абрикосова, помощь неожиданно пришла со стороны американского посольства, бывшего в те годы неоднократно настоящей «палочкой-выручалочкой» для русских беженцев, и в целом его оценка деятельности американцев в экстремальных ситуациях была довольно высокой25. Нажим посла США на японский МИД, подключение Красного Креста и прессы помогли спасти немало россиян.
Чувствуя, что его статус «полноценного посла» может вскоре измениться, и подгоняемый разговорами о подготовке к началу переговоров между Японией и советской Россией с целью признания большевистской администрации Абрикосов торопится решить проблему статуса русских беженцев в Японии, дабы обезопасить их от преследований и выдачи советским представителям. Результатом его неоднократных обращений по этому поводу в МИД стала бумага, гласящая, что «русские эмигранты будут считаться лицами без гражданства и в этом качестве находиться под защитой Японии при условии наличия у них легальных средств к существованию и воздержания от политической деятельности». Это не было официальным документом, но, как с грустью добавляет Абрикосов, на большее в тот момент рассчитывать не приходилось26. Так или иначе, но обещание защитить эмигрантов, данное в приватном порядке и подтвержденное "позднее во время встречи Д. И. Абрикосова с министром иностранных дел бароном К. Сидэхара (подчеркнувшим как необходимое условие
пребывания в Японии отказ эмигрантов от какой-либо антисоветской деятельности), выполнялось на протяжении всех последующих лет, и, несмотря на призывы посольства СССР о принятии советского гражданства и возвращении эмигрантов на родину, в случае отказа последних, японскими властями не принималось каких-либо серьезных мер по депортации.
Любопытно, что Д.И.Абрикосову принадлежит, по сути, первая, хотя, быть может, и неосознанная, попытка проанализировать само явление эмиграции российских граждан в Японию, а также дать периодизацию эмиграции. Касаясь в мемуарах Кантосского землетрясения 1 сентября 1923 г., он отмечает, что эта катастрофа определенным образом разделила эмиграцию на "до и после
землетрясения"27. "До" - были люди в большинстве своем случайные,
попавшие в Японию, руководствуясь мыслью "все равно куда, лишь бы подальше от ужасов революции"; люди, не приспособленные к длительной жизни в Японии, не имеющие необходимых
профессиональных навыков, да зачастую и не планировавшие поселиться здесь постоянно. Среди них было много представителей старой элиты, дворян, аристократии, были министры, чиновники, представители интеллигенции. Землетрясение явилось для них своеобразным катализатором решимости продолжать путь дальше, в Америку, Австралию и Канаду, куда многие и так собирались ехать, пока не застряли в Японии. Обширная помощь, предоставляемая жертвам катастрофы и иностранным гражданам прежде всего правительством США, позволила решить визовые проблемы, получить билеты на пароходы и т.п. Как свидетельствует Абрикосов, бывший в ту пору поверенным в делах российского посольства и принимавший участие в эвакуации беженцев, мало кто из эмигрантов, переживших
землетрясение 1923 г., остался в Японии, не сделав попытку уехать.
Совсем другую картину являли собой эмигранты "второго этапа" эмиграции в Японию. Основную массу составляли представители более низких сословий — было много купцов, бывших солдат, осевших в Маньчжурии после разгрома колчаковцев и вынужденных снова пускаться в путь из-за боязни ухудшения своего положения в случае грядущей нормализации советско-китайских отношений. На этом этапе появляются также эмигранты, сознательно избравшие Японию конечной точкой своих странствий. За плечами у них, как правило, имелся опыт неоднократных переездов из страны в страну, попытки поселиться в Китае, Соединенных Штатах, Канаде и т. д. В отличие от представителей первой группу это люди, обладающие какой-либо профессией или имеющие конкретные планы в отношение будущей жизни в Японии. Их адаптация проходила гораздо менее болезненно, и многие в дальнейшем сумели не только врасти в японское общество, но и добиться достаточно высокого положения, заслужив признание и уважение местного населения.
В мемуарах Абрикосов не раз с восхищением говорит об этих людях, их предприимчивости, стремлении при любых обстоятельствах
не терять бодрости духа и веры в конечный успех. Будучи в целом не слишком высокого мнения о своих соотечественниках (видимо, это объясняется особенностями эмигрантской среды, однообразием круга общения и проблем ), Абрикосов вместе с тем подчеркивает активную деятельность русских переселенцев "второй волны", сравнивая их с японским населением в провинции не в пользу последнего28.
Когда стало окончательно ясно, что вопрос о признании советской власти как законного преемника царской России решен, и не за горами приезд нового посла, Абрикосов начал готовиться к переходу на статус частного лица. Ликвидировав все документы, связанные с организацией борьбы против большевиков, чтобы они не могли повредить тем из эмигрантов, кто еще оставался в Японии, рассчитавшись с обслуживающим персоналом из числа японцев (большинство из них изъявили желание остаться на службе, теперь уже у советских представителей, что неприятно удивило Абрикосова) и распустив сотрудников консульств, 15 февраля 1925 г. Д.И.Абрикосов покинул опустевшее российское посольство29. Началась его жизнь в эмиграции в качестве частного лица, продолжавшаяся более двадцати лет (1925-1946).
В Токио существовал клуб "Tokyo club" для сотрудников иностранных миссий и представительств, куда допускались частные лица. Он-то и стал для Абрикосова местом практически ежедневных визитов. Здесь можно было обедать, читать иностранные газеты, обмениваться политическими новостями. Основной круг общения составляли дипломаты, среди них Абрикосов особо отмечает посла Бельгии барона А. де Бассомпьера, а также несколько английских семей. Дружба с ними продолжалась в течение всего пребывания в его в Японии. Один из таких друзей, в прошлом представитель России в Риме при Ватиканском престоле по фамилии Бок, с которым Абрикосов когда-то вместе начинал дипломатическую карьеру, преподававший в эмиграции иностранные языки, как-то в разговоре (дело происходило в середине 30-х годов в городе Такаока, где Абрикосов часто гостил у семейства Бок) предложил Дмитрию Ивановичу написать воспоминания о людях, с которыми его сводила жизнь, говоря, что это должно представлять интерес для новых поколений30. Не сразу, но Абрикосов послушался совета, и в результате получились обширные, записки, охватывающие период со времени его рождения в 1876 г. до отъезда из Японии после войны и прибытия в США в ноябре 1946 г.
Будучи решительным и последовательным противником советской власти, предпринявший много усилий для организации ее свержения31, Абрикосов понимал, что его "Воспоминания" едва ли увидят свет в ближайшее время, и уж почти наверняка - не в России. Отсюда, очевидно, и его стремление писать по-английски на языке, которым он владел хотя и на вполне высоком уровне, но недостаточно литературно, что отмечает и первый публикатор части мемуаров Абрикосова американский ученый G.A.Lensen32.
Жизнь с юности сталкивала Дмитрия Ивановича с разными людьми, многие из которых в будущем выдвинулись на первые позиции в своих странах и подчас играли важную роль в мировой политике. Так, еще в бытность свою сотрудником посольства в Лондоне он познакомился с У.Черчиллем, в то время завсегдатаем салона графини Бенкендорф, супруги российского посла; одним из творцов британской колониальной политики Джозефом Чемберленом, другими видными представителями британской и мировой политической элиты. В Гейдельбергском университете он слушал лекции знаменитого Куно Фишера, в России по поручению брата-толстовца встречался с самим графом Л.Н.Толстым и его супругой, оставив об этой встрече интересные замечания. Будучи человеком весьма наблюдательным, обладая независимым характером и довольно язвительным умом, пользуясь неоспоримыми преимуществами очевидца, Абрикосов
33
составил ряд весьма колоритных портретов своих современников .
Д.И.Абрикосов рано стал скептиком. Его мемуары полны иронических и подчас саркастичных характеристик многих, зачастую весьма высокопоставленных особ, но он всегда писал то, что его реально волновало и тревожило. Так, несмотря на свою любовь к Англии и вообще европейской культуре, он не скрывал осуждения в адрес британских и французских политиков, предавших, по мнению Абрикосова, Россию в годы гражданской войны.
Абрикосов ненавидел войну. Много страниц его мемуаров посвящены описанию тех бедствий, что обрушились на Японию после начала военной кампании в Китае, и позднее — на Тихом океане. Со свойственной ему язвительностью он критикует японских военных, ввергнувших народ в неисчислимые страдания, похоронившие, по его словам, старую японскую культуру. Положение иностранцев в Японии с началом военных действий резко изменилась к худшему, жизнь становилась все труднее, отношение местного населения также несло на себе отпечаток военного времени. Очевидно, поэтому «японские страницы» воспоминаний становятся все мрачнее, и к концу рукописи не остается и следа от той восторженности, которой окрашен рассказ о первых годах пребывания в Стране
34
восходящего солнца34.
Любовь к России также не означала для него сплошной идеализации старых российских порядков; для Абрикосова, большую часть жизни проведшему за пределами России, многое в русском национальном характере представлялось несовместимым с его идеалом человека. Может быть, поэтому, где бы, в какой стране ему ни приходилось работать и жить, Абрикосов искал прежде всего английское общество, английских компаньонов, а за отсутствием таковых — русских, проживших долгое время за границей35. При этом потомок купеческой династии Абрикосов порой являлся единственным «чисто русским» среди своих коллег, где традиционно преобладали «балтийские бароны», как это было, например, в Лондоне, о чем с иронией сообщает он в своих мемуарах36. Любопытно, что при этом он не был и явным антисемитом, и в отличие от многих эмигрантов при
всей своей ненависти к новой большевистской власти не стремился обвинять в революции евреев и сионистские организации37.
Несмотря на свое «купеческое» происхождение, Дмитрий Иванович являл собой тип, прямопротивоположный традиционному образу русского купца. Холодный, сдержанный, даже несколько суховатый в общении, он, по свидетельству хорошо знавшего и часто общавшегося с ним в годы второй мировой войны В.Ф.Морозова, был настоящим дипломатом, в том числе и в быту. Отчасти это можно заключить из той части мемуаров, где повествуется о жизни российских эмигрантов в годы войны в Кобе, куда Абрикосов переехал из Токио в 1942 г. и где прожил до отъезда в США в 1946 г., все это время вынужденно деля жилье с другим российским эмигрантом, тоже бывшим дипломатом, последним генеральным консулом России в Дайрене П.Г.Васкевичем. Несмотря на давнее знакомство и обоюдное согласие поселиться вместе (именно Васкевич пригласил Абрикосова в Кобе, узнав о возникших у того затруднениях), два старика (обоим уже было за шестьдесят лет) ввиду разности привычек далеко не всегда ладили друг с другом; отсутствие прислуги создавало дополнительные трудности в повседневной жизни, и, как пишет Абрикосов, его «ангельский» характер не способствовал смягчению конфликтов39. Впрочем, сухость и замкнутость натуры мешала Дмитрию Ивановичу и прежде. Так, в его мемуарах не нашли отражения встречи с А.Л.Толстой, дочерью писателя, жившей в Японии в начале 1930х годов, но известно, что они встречались, и Абрикосов однажды отказал Толстой в помощи, хотя впоследствии и сожалел об этом40. При этом надо сказать, что отсутствие близких людей, при всей независимости и замкнутости характера, давало о себе знать, и, как это часто бывает с одинокими холостяками, Абрикосов всегда стремился найти людей, «которые бы заменили мне мою семью»41. Таковыми для него в разные годы были супружеская чета Бок, Бассомпьеры; после перезда в Кобе в 1942 г. — семья русского предпринимателя Ф.Д.Морозова, с которой он еженедельно виделся в годы войны и позднее, до отъезда в США. Переписка между ними продолжалась вплоть до самой смерти Абрикосова42. Родственные чувства также были очень развиты у Дмитрия Ивановича — он никогда не забывал своих приемных родителей, многочисленных братьев, сестер; до революции, получив новое назначение, всегда стремился хоть на несколько дней попасть в Москву, чтобы их повидать. Позднее, когда связь с родственниками, оставшимися в России, была затруднена, он старался поддерживать контакты с теми, кому удалось оказаться в Европе или Америке, и таким образом спастись от угрозы расстрела. (На этой черте характера Абрикосова впоследствии пытались играть советские представители, приглашая его в СССР, где его любимый брат-погодок стал знаменитым ученым, академиком, чье имя было помещено в энциклопедии и справочники). Очень трогает описание в мемуарах случая, когда в начале 30-х годов Абрикосов случайно зашел в токийский кинотеатр посмотреть премьеру нового советского фильма, что было в те времена большой редкостью, и
вдруг сначала увидел титры с именами исполнителей, а после узнал в лицо одного из своих племянников, которого помнил маленьким мальчиком. Это был Андрей Абрикосов, будущий народный артист СССР, тогда только начинавший свою артистическую деятельность. Название фильма в мемуарах не указано (это мог быть «Тихий Дон», снятый в 1931 г., где А.Л.Абрикосов сыграл одну из первых своих главных ролей), но Дмитрий Иванович пишет, что он досмотрел его до
43
конца, вспоминая прежние дни .
Несмотря на наличие в Японии, в частности в Токио, нескольких эмигрантских обществ44, Абрикосов предпочитал их избегать, отчасти чтобы сохранить статус частного лица, отчасти из-за антипатии, которую ему внушали многие соотечественники, которые там собирались. Материалы японской тайной полиции, ведшей наблюдение за иностранцами, показывают, что круг его общения с русскими был довольно ограничен. Это положение несколько изменилось после переезда Абрикосова в Кобе, так как во время войны представители вражеских держав были в основном интернированы45, а сотрудники посольств переведены в режим домашнего ареста, и контакты с ними стали невозможны. Попытки самого Абрикосова уехать из Японии не увенчались успехом, так как не будучи по статусу гражданином страны, воюющей с Японией, он не мог быть обменен на японцев, а иные варианты покинуть страну отсутствовали. Более того, планируя со временем выехать в США, Дмитрий Иванович заранее перевел основную часть своих денежных сумм в американский банк, но в связи с тем, что незадолго до войны правительство США заморозило японские вклады в своих банках, Абрикосов фактически остался без средств к существованию46.
Многие проблемы могло бы облегчить наличие семьи, детей, но их не было — Абрикосов прожил всю жизнь холостяком. Когда-то в ранней молодости он испытал увлечение, которое могло бы перерасти в настоящую любовь, но робость и боязнь сильного чувства — качества, «мешавшие мне всегда» — удержали тогда от решительного признания47. В дальнейшем же судьба девушки, чей образ сопутствовал Абрикосову до конца его дней, совершила фантастический поворот, став одной из наиболее романтичных историй XX в. Дочь известного московского адвоката, она стала возлюбленной, а потом и женой Великого князя Михаила Александровича Романова, в то время наследника российского престола, графиней Н.С.Брасовой. В годы, предшествующие революции, Абрикосов, работая в Дальневосточном отделе МИД, часто бывал в гостях у Наталии Сергеевны, где встречался с Великим князем. Об этих встречах остались интересные записи48, наряду с прочими подобными документами, подтверждающими, какой глубокий кризис переживала в ту пору российская монархия, и даже Абрикосов, убежденный монархист, вынужден был признать неспособность не только Николая, но и его брата, спасти Россию от революции.
После окончания войны положение многих иностранцев и вместе с другими Д.И.Абрикосова изменилось к лучшему. Благодаря связям в кругах западных дипломатов и лично помощи бывшего до войны послом США Джозефа Грю удалось получить разрешение на выезд из Японии в Калифорнию, где жила семья адмирала Б.П.Дудорова, в прошлом морского атташе России в Токио. Их дом и стал последним приютом одинокого старика49. Пасмурным осенним днем 1946 г., на маленьком судне одним из восьми пассажиров Дмитрий Иванович Абрикосов покинул «страну, которая во время первого прибытия в нее рисовалась мне чудесным сном, а в момент прощания — ночным кошмаром». Говорят, что если уезжающий из Японии видит в прощальном взгляде на берег гору Фудзи во всем ее великолепии, то он непременно вернется снова; в день отъезда Абрикосова шел дождь и Фудзи была скрыта в тумане50.
Из Японии Абрикосов увозил начало рукописи своих воспоминаний, работу над которыми он продолжил в Америке. Как и в Японии, он снова жил один; как и повсюду, где доводилось бывать, минимум раз в неделю он появлялся у Дудоровых, ставших отныне его «американской семьей».
Так и не сбылась мечта старого эмигранта побывать перед смертью в свободной, сбросившей тиранию большевизма России. Более того, конец его жизни пришелся на новый виток обострения международной обстановки, когда третья мировая война казалась многим не столь уж далекой перспективой. Очевидно, поэтому Абрикосов пишет дополнения к своим мемуарам (которые планировал завершить моментом отъезда из Японии в Америку), где еще раз предостерегает об опасности непонимания западными деятелями всей реальной силы большевизма, дает свою интерпретацию политической обстановки в мире и прогнозы на будущее. Нельзя не признать, что во многих пунктах, в частности относительно перспектив союза Японии и Америки, китайской проблемы и др., взгляды старого дипломата оказались пророческими. Тем не менее, Д.И.Абрикосов заканчивает свои воспоминания словами о вере в лучшие качества человеческой натуры, что хотя и «должно показаться наивным», но без чего «жизнь была бы очень печальна»51.
Пять лет прожил Д.И.Абрикосов в США и скончался в Пало Аль-то, Калифорния, 4 ноября 1951 г.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 См.: Известия ЦК КПСС. 1989. 4. С.162; П.Е.Ковалевский. Зарубежная Рос сия. Париж, 1971. С.13; В.В.Костиков, «Не будем проклинать изгнанье...», М., 1990.
С.36-37.
2 См. Костиков В.В. Указ. соч. С.38—39.
3 См. Костиков В.В. Указ соч.; см.: В.Петров Русская Америка. Лос-Анджелес,
1981.
; * Abrikossoff D.I. «Manuscripts», Colambia University LibraryUSA (далее — Абрикосов...)George Alexander Lensen «Revellations of a Russian Diplomat» Seattle 1964; Russian Review 25July1966. См. А.Л. Толстая. «Дочь». М., 1992; Ф.Д.Морозов, «На память потомству». Б.д, б.м.; интервью автора с В.Ф. Морозовым.
9
10
12
13
16
17
18
19
20 21 22
// «Литературная 1993. 26 февр.; «Ах, как сладки
-1905 гг. Борь
2 О семье Абрикосовых см. А.Рубинов. «Сладкие страсти» газета»/ 1994. 15 апр.; Tom Birchenough — «Moscow Guardian». «Шоколадный король России» // «Деловые связи»; Т.Харламова. воспоминанья...» // «Рос. газета». 1992. 8 июля.
8 См.: В.Ф.Морозов. Интервью; Абрикосов Д. И. С.48—51.
7 Абрикосов Д. И. 4.1. С.52—53, 58.
8 Там же. С.94.
Там же. С. 125.
См. В.А.Золотарев, И.А.Козлов, «Русско-японская война 1904 ба на море.» М.,1990; Абрикосов, с.128.
11 Абрикосов... 4.1. С.172—173.
Там же. С.202—203.
Там же. С.313, Conclusions, С.2.
14 См. Д.Позднеев, Япония., М., 1925, с. 186; М.П.Прошников, А.О.Чубарьян,
«Тайное становится явным», М., 1970, с.58; С.С.Григорцевич, Дальневосточная поли тика империалистических держав в 1906—1917 гг., Томск, 1965, с.101.
16 Абрикосов... 4.2, С.9-10, 13.
Там же. 4.1, С.330—332.
Там же. С.336—337.
Там же. Ч.2, С. 1—2, 7.
G. Lensen. Указ. соч., С.274—284.
Абрикосов... 4.2, С.32—37.
Там же. С. 13, 22—24.
См. Д.Стефан. «Русские фашисты: трагедия и фарс в эмиграции. 1925— 1992, С.89.
23 Абрикосов... С.51—52, 59.
24 См. Ю.Курата. «Российская эмиграция в Японии между двумя мировыми войнами: динамика, численность и состав», — «Acta Slavica laponica», Tomus XIV,
P. 124—133, Sapporo, Japan.
25 Абрикосов... Ч.2, с.71—72.
28 Там же. С.81—87
27 Там же. С.65—70.
1945», М..
28
2S
30
31
York,
1985.
32
Там же. С.92—94; см.: Ф.Д.Морозов. Указ соч. С.60—68.
См. G.Lensen. Указ. соч., С.320.
Абрикосов... 4.2, С.115—118, 121.
См. R.Deacon, «Kempeitai: A History of the Japanese Secret Service», New P. 115—116.
Cm. G.Lensen. Указ. соч., P.xiii.
33 Д.Чемберлен (1836—1914) — английский фабрикант и государственный деятель, входил в состав кабинета министров У.Гладстона.
К.Фишер (1824—1907) — выдающийся мыслитель и философ. (Прим. автора. —
П.П.)
34 Абрикосов... 4.2, С.97—99, 104—105, 130—132, 144—150, 168—170; см.: R.Deacon, Указ.соч. Р.165; J.^Grew, «Ten years in Japan», New York, 1944. P. 447,
533—534.
35 Абрикосов... С.114, 130—132; См. В.Ф.Морозов, интервью.
36 Там же. С. 170.
37 Там же. 4.2. С.3—5.
38 См. В.Ф.Морозов, интервью.
39 Абрикосов... С.141—142.
40 См.: А.Л.Толстая, «Дочь», М., 1992. С.366, 377; В.Ф.Морозов, интервью.
41 Абрикосов... С. 146.
Там же. С.146—148; см. Ф.Д.Морозов. Указ соч, С.98.
Абрикосов... С.45, 262—263, 311.
См. Д.Стефан. Указ соч. С.64; «Асахи симбун», 1990. 14 марта.; Материалы японской тайной полиции «Наймусио кэйхокиоку хэн». Т.2, Рюкэйсиоса, 1980. С.158—
43
44
160,
178—179 См
45
46
47
48
R.Deacon,
49
R.Deacon, P.165.
Абрикосов... 4.2, С.140-142; J.Grew, Указ. соч. Р.471-472.
Абрикосов... С.60, 66, 302—306, 320.
См. D. Chavchavadze, «The Grand Dukes», New York, 1990, pp.270—275; P.115.
Cm. G.Lensen. P.x—xii.
Абрикосов... 4.2. С.189.
Там же. С.9
50
Asahi Shimbun, 14.03.1990.
Деловые связи, 5,
Известия ЦК КПСС, 1989, 4.
Литературная газета, 15.04.1994.
Moscow Guardian, 26.02.1993
Российская газета, 08.07.1992.
Abrikossoff D.I. ManuscriptsPart 1,2, and Conclusions. Columbia University Library, USA.
Acta Slavica laponicaTomus XIV, Sapporo, Japan, 1996.
Chavchavadze DavidTfte Grand DukesNew York, 1990.
Deacon Richard/fempe/fa/: A History of the Japanese Secret Serv/ceNew York,
1985
Grew Joseph С Ten Years in Japan. New York, 1944.
Lensen George ARevellations of a Russian Diplomat. Seattle, 1964.
Naimusho Keihokyoku hen, v.2, Ryukeishosa, 1980.
Russian Review, 25, July, 1966
Григорцевич С.С. Дальневосточная политика империалистических держав в 1906-1917 гг. Томск, 1965.
Золотарев В.А., Козлов И.А. Русско-японская война 1904—1905 гг. Борьба на море. М., 1990.
Ковалевский П.Е. Зарубежная Россия. Париж, 1971.
Костиков В.В. Не будем проклинать изгнанье...(Пути и судьбы русской эмиграции.) М., 1990.
Морозов В.Ф. Интервью. — Из личного архива автора.
Морозов Ф.Д. На память потомству, б.д.б.м.
Петров В. Русская Америка. Лос-Анджелес, 1981.
Позднеев Д.М. Япония. М., 1925.
Прошников М.П., Чубарьян А.О. Тайное становится явным. М., 1970.
Стефан Джон. Русские фашисты: трагедия и фарс в эмиграции. 1925— 1945. М., 1992.
Толстая А.Л. Дочь. М., 1992.
P. E. Podalko
«...NEW GENERATIONS WILL PICK UP THE TORCH WE HAD DROPPED».
(D.I.Abrikossoff an attempt of portrait)
This paper is a study of Dmitrii I. Abrikossoff s life and letters. He was a diplomat of Czarist Russia, whose interesting professional career and extraordinary life experience are still almost unknown to the contemporary Russian public. Born into a wealthy family of Moscow merchants, Abrikossoff entered the Russian Foreign Office. He was in fact the last official representative of Russia to Japan, until Japan’s recognition of the Soviet Union (1925). Using the available sources and special documents from private archives, I will explore the personal history of D. Abrikossoff and his activities in the London, Peking and Tokyo Embassies. Special attention will be given to the problems of Russian emigrants to Japan after the Revolution. Generally, this paper contributes to research on issues concerning the history of the so-called «Other Russia».
