CC BY
68
Философская антропология (теоретический семинар) 124 Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского. Се рия Социальные науки, 2011, № 3 (23), с. 124-128
УДК 930.1(09)
«НЕГАТИВНОЕ ВОЗВЫШЕННОЕ» У8 «ПРОРАБОТКА ПРОШЛОГО» В ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНОЙ ИСТОРИИ Д. ЛАКАПРЫ
© 2011 г. Ф.В. Николаи
Нижегородский государственный педагогический университет
fvnik@list.ru
Поступила в редакцию 10.06.2011
Рассматривается критика концепции возвышенного Ж.-Ф. Лиотара и попытки ее прямого переноса в сферу исторических исследований, в первую очередь при анализе предельных событий ХХ века, известным интеллектуальным историком Д. ЛаКапрой. Ситуативности, сомнительным религиозным и политическим импликациям этого понимания возвышенного ЛаКапра противопоставляет идею диалога или «проработки» прошлого - вдумчивую и осознанную критику, не противопоставляющую себя традиции, но пытающуюся ее частично преобразовать, исходя из актуальных научных и социально-культурных потребностей.
Ключевые слова: негативное возвышенное, предельные события, диалог, проработка прошлого, интеллектуальная история, Д. ЛаКапра.
Современные исследования культуры (и особенно американские) трудно в институциональном плане отнести к какой-либо одной дисциплинарной сфере: истории, философии или искусствоведению. Междисциплинарность сегодня скорее является нормой и сама по себе уже ни у кого не вызывает особого пиитета. Более важным и оправданным представляется вопрос: как именно концепции или отдельные понятия, сформировавшиеся в рамках одних наук, переносятся в смежные сферы и даже расширяют их границы? И всегда ли этот перенос оправдан и продуктивен?
Не претендуя на универсальное решение этой проблемы (что в принципе вряд ли возможно), обратимся к полемике о возвышенном, вызывающей в последние годы все более интенсивное внимание академического сообщества. Во многом инициированная Ж.-Ф. Лиота-ром на рубеже 1970-1980-х гг. в рамках его концепции постмодерна, неразрывно связанная с дебатами о Холокосте и границах категории опыта, ставящих на грань уничтожения какую-либо социальную или этническую общность1, эта полемика наиболее последовательно проявилась в работах Ш. Фелман и Д. Лауб «Признание: кризис свидетельства в литературе, психоанализе и истории» (1992), а также К. Карут «Травма: исследования памяти» (1995). Известный итальянский философ Дж. Агамбен так характеризует их позицию: «Исследователи из Йельского университета Шошана Фелман и До-ри Лауб предложили определять шоа как "событие без свидетелей" <...> Свидетельствовать
о нем изнутри невозможно: изнутри смерти не свидетельствуют, голоса для задушенного голоса не существует. Но свидетельствовать извне о нем тоже невозможно: внешний наблюдатель такого события по определению исключен» [2, с. 196]. Единственный выход - это эстетизация свидетельства как возвышенного, где эта кан-товская категория выступает маркером нерепре-зентируемости, ограниченности рационального понимания данного феномена и его несравнимости с другими. Практическим шагом в этом направлении стала специфическая интерпретация «показаний» (testimony)2 выживших: их видео-интервью рассматриваются как повторение травматического опыта прошлого в настоящем, что позволяет историку или интервьюеру обойти или преодолеть парадокс Холо-коста, поскольку жертвы этого предельного события здесь говорят напрямую, изнутри свидетельствуя о своем страшном опыте. «Возвышенный» опыт, по мнению Фелман, Лауб и Карут, не может быть репрезентирован при посредничестве традиционных исследовательских процедур исторической науки или передан путем обычного означения3. Эти процедуры должны быть существенно трансформированы за счет эстетической категории возвышенного с его шоковым воздействием на зрителя (субъективный шок превращает исследователя в соучастника событий.
Одним из наиболее известных противников преувеличенных ожиданий от этого переноса категории возвышенного в исторические исследования стал известный представитель интел-
лектуальной истории Доминик ЛаКапра, отстаивавший важность сохранения осознанной дистанции в отношении прошлого, необходимой для внешней и внутренней критики его свидетельств (как вербальных, так и визуальных). По его мнению, не стоит жестко противопоставлять «показания» жертв Холокоста более традиционным представлениям об историческом свидетельстве. Их сближает этическая в своей основе «проработка» (working-through)4 прошлого, недооцениваемая позитивистски ориентированными историками в свидетельстве и гипертрофированно преувеличиваемая исследователями культуры в отношении «показаний».
Еще с 1970-х гг. будучи сторонником дерри-дианской деконструкции, ЛаКапра не склонен жестко противопоставлять прекрасное и возвышенное. Последнее вполне правомерно и может быть эффективно как субъективный опыт прошлого, однако популяризация и даже навязывание возвышенного как модели восприятия предельных событий у сторонников Ли-отара5 в работах ЛаКапры вызывает последовательную критику.
Во-первых, по его мнению, использование категории возвышенного в отношении предельных событий продолжает обоснование своих действий самими нацистами. «Важность возвышенного для нацистских палачей не воспрещает и не "заражает" все остальные обращения к возвышенному, например, его использование при анализе Холо-коста. Но неизбежно возникает вопрос, не повторяем ли мы при этом, пусть даже ненамеренно, позицию палачей без соответствующего критического отношения, отделяющего ее от нашего собственного голоса и нашего использования тех или иных понятий» [7, p. 2]6. Лиотар и большинство его американских последователей, по мнению ЛаКапры, не только игнорируют осознанное обращение нацистов к возвышенному, но и сами повторяют их аргументы в отношении евреев, лишь переворачивая оценки (негативные черты при этом становятся возвышенными) [5, p. 98]7. В качестве главного доказательства своей позиции ЛаКапра практически в каждой своей работе 1990-2000-х гг., вслед за С. Фридландером, обращается к познанской речи Гиммлера 1943 г. перед офицерами СС, которая рассматривается им как некое парадигматическое утверждение «негативного возвышенного» [5, p. 14-15, 106; 7, p. 3, 27; 8, p. 93-94]. Гиммлер в своем выступлении утверждает, что, несмотря на осознание всей тяжести уничтожения евреев, которую и он сам, и все офицеры СС ощущают и молча несут, оно необходимо как возвышенное подчинение воле фюрера, как своеобразная жертва Рейху.
Кроме того, отмечая, что А. Розенберг еще в 1917 г. пишет работу о возвышенном (от Лон-гина до XIX в.), ЛаКапра связывает этот вектор нацистской идеологии с предельно травматичным опытом Первой мировой войны, примером чего может выступать обращение к фронтовому опыту (РгоПег1еЪш8) Э. Юнгера [9, р. 113], то есть возвышенное уже у нацистов заслоняло какую-то другую травму - события Первой мировой войны и ее итоги для Германии. Отсюда ЛаКапра выводит следующий пункт критики позиции Лиотара и его сторонников: по его мнению, возвышенное в целом склонно замещать (данный термин используется в психоаналитическом ключе) травматические аспекты прошлого. Для французов, например, оно заслоняет коллаборационизм Второй мировой войны или войну в Алжире; для американцев -Хиросиму или Вьетнам. Подобное замещение опасно тем, что уводит события из-под рационального и критического осмысления, таким образом косвенно поддерживая палачей и организаторов насилия, позволяя им избежать справедливого осуждения.
Слабость или даже аффективный отказ от социальных импликаций современных обращений к возвышенному при этом блокирует критический потенциал трансформации общества. По мнению ЛаКапры, увлечение возвышенным во многом относится к сфере идеологии: «Функцией многих идеологий становится перевод травмы в фигуру возвышенного, а нацистская идеология и практика достигает этого наиболее ловким, индивидуальным и разрушительным способом» [8, р. 135-136]. В современных условиях акцент на возвышенном блокирует чрезвычайно важную идею модерна - стремление к нормативности, которое нельзя трактовать лишь как диспо-зитив власти, но которое представляет собой и
требование расширения социальных и культур-
8
но-политических границ .
Эта слабость перформативного потенциала практически всех концепций возвышенного, по мнению ЛаКапры, ограничивает работу исследователя на уровне языка и текста: «Более широкой проблемой является исследование взаимодействий между различными измерениями использования языка и его отношением к практике, включая как отношения между "устойчивой" исторической реконструкцией и "перформатив-ным" диалогическим обменом с прошлым, так и между "возвышенным" избытком и нормативными границами, необходимыми для руководства социальной и политической жизни» [5, р. 4]. Для ЛаКапры (и это отличает его понимание интеллектуальной истории) тексты являются не
просто статичным результатом коммуникативного акта, но содержат мощный перформативный потенциал как для читателя, так и для самого автора (а косвенно и для различных социальных групп, формируя общественное мнение). Уже в работах 1970-1980-х гг. «Пролог к Сартру», «История, политика, роман» ЛаКапра подчеркивает борьбу между позициями героя, рассказчика и автора9. Теперь, когда его интересуют тексты, связанные с Холокостом («Падение» Камю, «Шоа» Ланцмана и др.), он также стремится выявить моменты, когда работа с текстом изменяет позицию автора: «В отличие от Бут и Фелман я убежден, что существует тонкое взаимодействие близости и отличия между Камю как автором и Кламансом как рассказчиком, - связь, которая изменяется по ходу текста, а также имеет некоторые оттенки и модуляции. Проблема Холоко-ста, действительно, сложным образом вписывается в текст, но молчание, которое его окружает, не может быть поспешно приравнено возвышенному, превращая любую историю в холокост или травму» [7, p. 77]. Речь идет о «проработке» прошлого, противостоящей аффективному повторению опыта «предельных событий» в рамках концепций возвышенного.
Еще одним очень важным аргументом ЛаКа-пры в критике возвышенного становится выявление неосознанного религиозного измерения последнего. Ссылаясь на Р. Жирара, исследователь утверждает, что возвышенное в той же степени, что и сакральное, предполагает и оправдывает жертву, делает ее необходимой. Этот посыл присутствовал, по его мнению, уже у самих нацистов: «Я связываю эту жертвенность (sacrificialism) с секулярным сакральным (secular sacred) или негативным возвышенным, которые определяли действия как минимум некоторых нацистских палачей. <...> Моя точка зрения здесь не только аналитична, но включает также этический момент, поскольку включает понимание и признание этой жертвенности для того, чтобы сопротивляться ей и предотвратить ее повторение» [там же, p. 203]. Современная сакрализация Холокоста сторонниками возвышенного может быть оправдана на персональном уровне. Например, К. Ланцман как бывший участник трагических событий Второй мировой войны неизбежно вовлечен в воспроизведение этого трагического опыта в настоящем и его сакрализацию. Однако подобное восприятие (и его фетишизация средствами киноиндустрии) существенно сокращает пространство критического отношения к принципиально гетерогенному полю свидетельств о предельном опыте.
Для самого ЛаКапры важна не сакрализация эффекта возвышенного и не повтор шокового опыта эстетическими средствами, но кропотливый труд «транзитивного» диалога с прошлым. Предлагаемый ЛаКапрой концепт «проработки» как напряжения между самостоятельными исторической, эстетической и литургической позициями и призван, выстраивая дистанцию, препятствовать некритическому воспроизведению травматического опыта предельных событий [6, р. 138]10. Стратегия «проработки» травм прошлого ведет к их осознанию и смягчению -примирению с прошлым11. Подчеркнем, что речь идет не о полном избавлении от травмирующего груза истории (такая попытка стала бы репрессией и вела бы к вытеснению травмы на неосознанный уровень), но о существенном смягчении травмы в настоящем и будущем.
Диалог с прошлым, по мнению ЛаКапры, необходимо вести самостоятельно, используя разные стратегии и теоретические модели там, где это оправдано. Фрейдовский психоанализ, идеи нарративного поворота, эстетическая теория с ее интересом к возвышенному не должны становиться неким оракулом или философским камнем, дающим ответ на любые вопросы. Их использование должно быть ограничено смысловой оправданностью и продуктивностью. Современное увлечение возвышенным, как считает ЛаКапра, можно понять: «эффект возвышенного порождается в результате столкновения познавательных усилий и блокировки травмы [Второй мировой войны]» [7, р. 34]12. Однако гораздо более важной задачей представляется определение ситуативных границ взаимодействия между различными исследовательскими стратегиями в отношении прошлого. «То, что возвышенное, избыток сакрализации или самоуничижение стремятся переступить или даже вообще исключить (и что потенциально может, хотя и не полностью, стать посредником в их взаимодействии), -есть роль пределов, включая границы прекрасного в искусстве и этике. Красота требует подтверждения и признания границ - формообразующих пределов, которые не нуждаются в тотали-зации, - более того, пределов, которые парадоксально переходимы в каждом подобном случае. Эти пределы являются основой того, что Кант рассматривает как аналогию между искусством и этикой; они должны рассматриваться как нормативные основания социальной жизни, хотя они и не абсолютны, но открыты для обсуждения, включая их преодоление и избыток (однако последние не стоит излишне обобщать или преувеличивать)» [5, р. 191].
Примечания
1. Подробный анализ истоков концепции возвышенного у Лиотара, а также ее соотнесенности с теоретической полемикой 1960-1970-х гг. проводит М. Джей в работе «Потупленный взор: очернение зрения во французской мысли ХХ в.» [1].
2. Понятие «testimony» стало активно использоваться в американских исследованиях травмы именно в 1990-е гг., противопоставляясь при этом свидетельству (witnessing). Одной из первых и принципиально важных работ в этом ключе стало как раз отмеченное исследование Ш. Фелман и Д. Лауб. [3]). Подчеркнем, что термин testimony имеет не только юридическое значение, сохраняющееся и в предлагаемом русском эквиваленте «показания», но и обладает важным религиозным аспектом, обозначая скрижали Завета или 10 заповедей. В научном же плане противопоставление между testimony и witnessing, по мнению сторонников оного, должно было подчеркнуть радикальное отличие новых видеодокументов (интервью жертв Холокоста) от всех остальных типов источников, что, естественно, вызвало возражения значительной части историков.
3. Карут приводит в пример гибель детей у З. Фрейда и Ж. Лакана, когда опыт отца, потерявшего ребенка, не может быть передан словами или простым знанием о факте, но формирует императив «пробуждения», ориентированный в будущее [4, p. 110-112].
4. В своей работе «Репрезентируя Холокост: история, теория, травма» ЛаКапра характеризует «проработку» как «напряжение между самостоятельными исторической, эстетической и литургической позициями» и подчеркивает, что она должна воспрепятствовать некритическому воспроизведению «травматического опыта» или его аффективному повторению эстетическими средствами» [5, p. 138]. Само понятие «проработки» (working-through) Д. ЛаКапра заимствует у З. Фрейда («durcharbeiten»). К 1980-м гг. спектр интерпретаций этого термина различными школами и отдельными представителями психоанализа оказался уже достаточно широк [6, с. 387-389], что дало возможность исследователю частично переосмыслить его содержание.
5. ЛаКапра не стремится нивелировать различия между позициями Лиотара, Жижека, Агамбена, Карут, Фелман и других крупных исследователей. Эти отличия в некоторых ситуациях чрезвычайно важны, делая, например, позицию Агамбена или Фридландера более важной и интересной для ЛаКапры, чем трактовка возвышенного у Жижека. Однако в целом все они укладываются в некое единое русло, по-разному сочетая представления о трансцендентной или имманентной природе возвышенного [7, p. 32, 36-37].
6. «В определенном смысле молчание, описывающее Холокост, является эффектом политики уничтожения нацистов; повторение этого молчания в нашем собственном подходе - как минимум слишком проблематичный жест, который никогда не должен служить апологетической функции», - пишет ЛаКапра [7, p. 39].
7. Сокращение эйфории и рост ужаса при этом передается термином «негативное возвышенное», под-
черкивающем отличие этой трактовки от возвышенного у Канта.
8. В этом вопросе ЛаКапра следует не столько критической теории, сколько социальному проекту Э. Дюркгейма и его идее солидарности, которые он воспринял в рамках работы над своей докторской диссертацией и первой монографией [10].
9. Причем, по мнению ЛаКапры, тексты Ж.-П. Сартра, Стендаля, Ф.М. Достоевского, Дж. Элиот, Г. Флобера, Т. Манна, В. Вулф неразрывно связаны с социально-политическими взглядами их авторов. Исследователь считает, что так же, как Сартр в «Тошноте» выносит на суд и деконструирует культ чистого искусства, вытесняя и изживая в себе Антуана Рокан-тена, - каждый из этих писателей ведет сложный диалог и полемику со своими героями: Жюльеном Соре-лем, Человеком из Подполья, Казабоном, Эммой Бо-вари. Текст романа каждый раз корректирует биографическое измерение авторской идентичности. Но, кроме этого, для ЛаКапры не менее важно и воздействие текста на читателя. Например, глава о Достоевском завершается следующим выводом: «Желание читателя идентифицировать себя с главным героем и найти катартическое избавление или заменяющий его 'смысл' через чтение художественной литературы является неполноценным замещением, поскольку читатель и рассказчик сталкиваются по ряду вопросов, и читатель, действительно, ставится в положение рассказчика, когда он (или она) должен интерпретировать роман и охарактеризовать его следствия, включая идеологическое, социальное и политическое значение. В этом смысле последние несколько глав [«Красного и черного» Стендаля] делают явным вопрос о восприятии романа как символического и индивидуального решения проблем, тематически и формально поставленных в романе» [11, р. 33-34].
10. Правда, как отмечает давний оппонент Д. ЛаКапры, не менее известный представитель интеллектуальной истории М. Джей, здесь происходит некое наложение двух разных фрейдовских оппозиций: траур vs меланхолия и «проработка» vs аффективное повторение. Подобно ЛаКапре, подчеркивая взаимовлияние полюсов этих оппозиций, Джей, в отличие от своего коллеги, усматривает больший потенциал (как терапевтический, так и когнитивный) и в меланхолии, и в аффективном повторении. В значительной степени эти последние выступают в качестве основы жизненного опыта (Erlebnis) [12, р. 59, 12-24].
11. ЛаКапра не склонен абсолютизировать терапевтический эффект примирения с прошлым, но прагматический и перформативный результат этого примирения для него весьма важен. В этом его позиция принципиально отличается не только от позиции Карут и Фелман, но и от позиции М. Джея, которые в данном вопросе следуют Т. В. Адорно и его акценту на негативности, отказу от превращения прошлого в единую структуру [9, р. 122, 5].
12. В этом контексте собственное, несколько чрезмерное увлечение психоанализом ЛаКапры представляется лишь как чуть более продуктивный шаг, но не как магистральный путь дальнейших исследований.
Список литературы
1. Jay M. Downcast Eyes: The Denigration of Vision in Twentieth-century French Thought. Los Angeles, London: University of California Press, 1994. 600 р.
2. Агамбен Дж. Что остается от Освенцима. Архив и свидетель. Гл. 1 // Синий диван. 2004. № 4. С. 196-228.
3. Felman S., Laub D. Testimony: crises of witnessing in literature, psychoanalysis and history. N.Y.: Routledge, 1992. 290 p.
4. Caruth C. Unclaimed experience: trauma, narrative and history. Baltimore: The Johns Hopkins University Press, 1996. 154 p.
5. LaCapra D. Representing the Holocaust: history, theory, trauma. University Press, 1994. 230 p.
6. Лапланш Ж., Понталис Ж.Б. Словарь по психоанализу. М.: Высшая школа, 1996. 623 c.
7. LaCapra D. History and memory after Auschwitz. Ithaca, 1998. 214 p.
8. LaCapra D. Writing history, writing trauma. Baltimore: Johns Hopkins University Press, 2001. 226 p.
9. LaCapra D. History in transit: experience, identity, critical theory. Ithaca: Cornell University Press, 2004. 282 p.
10. LaCapra D. Emile Durkheim: sociologist and philosopher. Aurora, Colorado: The Davies Group Publishers, 2001. 290 p.
11. LaCapra D. History, politics, and the novel. Ithaca: Cornell University Press, 1987. 220 p.
12. Jay M. Refractions of violence. New York: Routledge, 2003. 225 p.
«NEGATIVE SUBLIME» vs «WORKING-THROUGH THE PAST» IN THE INTELLECTUAL HISTORY
OF DOMINIC LACAPRA
F. V. Nicolai
The article concerns the noted American intellectual historian Dominic LaCapra's criticism of the notion 'sublime' in J.-F. Lyotard's works and its direct transfer into historical science, especially into the study of XX century limited events. LaCapra contrasts its situational character, doubtful religious and political implications to the dialog-ical 'working-through' the past, that is serious and conscious criticism, that does not confront the intellectual traditions, but tries to change them based on the actual social and cultural needs.
Keywords: negative sublime, limit events, dialogue, working-through the past, the intellectual history, D. LaCapra.
