CC BY
176
Э Бернд Бонвеч, 2005
КРАТКИЕ НАУЧНЫЕ СООБЩЕНИЯ
НАУЧНЫЕ СВЯЗИ РОССИИ И ГЕРМАНИИ: ТРАДИЦИИ И ПЕРСПЕКТИВЫ
Бернд Бонвеч
Германо-российские научные контакты (как и другие связи двустороннего характера) утрачивают ныне свою прежнюю роль. Глобализация уже охватила область науки, которая не признает национальных границ, что наиболее очевидно в естествознании, инженерии, медицине, экономической теории. Это полностью касается и гуманитарных дисциплин, таких как филология и история. Ни одну область науки нельзя представить без обмена идеями и технологиями между странами.
Тем не менее двусторонние научные связи в области науки сохраняют свое значение. Прежде всего это относится к гуманитарным дисциплинам. Анализ германо-российских отношений в сфере науки интересен не только с исторической точки зрения. Накопленный опыт важен для этих отношений в будущем.
Германо-российские научные связи имеют давние традиции. Они восходят к зарожде-
I шю отношений России с Западом еще до правления Петра I. Уже его отец, Алексей Михайлович, привлекая иностранцев, много трудился для того, чтобы сделать Россию современным европейским государством. Во времена Петра I началась реализация этих замыслов.
Самым существенным шагом Петра I в области науки было создание Петербургской академии наук в 1724 г. и ее торжественное открытие, уже после его смерти, в 1725 году. Петр стремился подражать Европе. Во время своих поездок он получал первоклассную информацию о развитии науки на Западе. В 1717 г. он стал членом Парижской академии наук. Огромное влияние на Петра оказал Готфрид Вильгельм Лейбниц, с кото-
рым он дважды встречался лично и которому он в 1712 г. присвоил российский чин тайного советника. Лейбниц при создании Академии наук ориентировался на мировой опыт. Он убедил Петра I поставить просветительские задачи во главу деятельности Академии.
Лейбниц не дожил до открытия Академии. После его смерти Петр сотрудничал с личным врачом ученого Лаурентиусом Блю-ментростом и его секретарем Иоганном Шумахером. В задачу Академии входило привлечение западных ученых в Россию. При Академии создавались места для обучения молодых ученых. На должность вице-президента Академии Петр пытался привлечь ученика Лейбница — известного марбургского ученого Кристиана Вольфа. Но этот план не удался. Однако Вольф оказывал существенную помощь в деятельности Академии, он содействовал обучению российских студентов в Марбургском университете. Указом Екатерины I он был назначен почетным членом Петербургской академии наук.
Самым известным ученым среди воспитанников Вольфа стал Михаил Васильевич Ломоносов. Пять лет (1736—1741 гг.) он учился в Германии, а в 1742 г. стал адъюнктом физики, а затем и профессором химии Петербургской академии наук. Ломоносов был избран членом Стокгольмской и Болонской академий. Но этой чести, к сожалению, не удостоило его германское научное сообщество. Возможная причина здесь состоит в том, что Ломоносов был ярым противником «норманнской теории» возникновения российского государства, которую отстаивали члены Пе-
тербургской академии наук Готлиб Зигфрид Байер 1 и Герхард Фридрих Мюллер2.
Ломоносов был страстным противником «немецкого засилья» в политической и научной жизни России. При Петре и его преемниках немецкие аристократы Остерман, Ми-них и Бирон получили высокие государственные посты. Во время правления Анны Иоанновны огромное влияние получил ее фаворит Бирон. В российскую историографию прочно вошел термин «бироновщина».
В составе Академии преобладали выходцы из Германии. Из 25 членов Академии, занимавших эти должности в 1725—1740 гг., 24 были иностранцами, большая часть немцами. Число российских ученых постоянно увеличивалось благодаря созданию университета и гимназии при Академии наук. Но все же в 1800 г. из 108 действительных членов Академии только 24 были российскими учеными, остальные 84 — иностранцами (немцев среди них было 63).
Но не только Россия нуждалась в иностранцах, они сами стремились в Россию из-за хороших условий и высокого заработка. Кристиан Вольф не без оснований назвал Петербургскую академию «раем для ученых». Но этот «рай» привлекал не только серьезных исследователей, но также шарлатанов и мошенников. В 1741 г. при дочери Петра Елизавете Петровне Академия потеряла свой статус. Московский университет, созданный по инициативе Ломоносова в 1755 г., стал явным конкурентом Академии, в которой преобладали иностранные ученые.
И все же заслуги зарубежных исследователей, прежде всего немцев, очевидны. Следует упомянуть математика Леонарда Эйлера3 — почетного члена Петербургской академии, который приехал в 1727 г., в 1741 г. (как считается, из-за нападок на него Ломоносова) вернулся в Берлин, но в 1766 г. снова прибыл в Петербург. Особое значение имели экспедиции в восточную часть Российской империи вплоть до Тихого океана, в которых совместно со Степаном Петровичем Крашенинниковым и Иваном Ивановичем Лепехиным принимали участие немецкие ученые Петер Симон Паллас и Иоганн Георг Гмелин.
Наука, как и другие жизненные отрасли, была в XVIII в. космополитической. Многие немецкие ученые были сотрудниками Петербургской академии. Достаточно упомянуть имя историка Августа Людвига Шлёце-ра, работавшего в России в 1761-1767 годы. Он активно сотрудничал с российскими уче-
ными, в 1765 т. стал действительным членом Академии, однако не избежал споров с Ломоносовым 4. В 1802—1809 гг. Шлёцер издал в Геттингене (в немецком переводе) древнейшие русские летописи XII в., и по праву был назван «нестором» германского россиеведения. После возвращения из России он 35 лет преподавал в Геттингене, стал влиятельным публицистом эпохи Просвещения. В журнале «Сби^ег Ое]е1и1еп Anzeigen» немалое место занимали публикации о результатах деятельности российских ученых.
Геттингенский университет уже с середины XVIII в. стал важным партнером Петербургской академии наук. В XVIII в. тысячи студентов из России приезжали не только в Геттинген и в другие известные университеты Германии и Европы. Российские студенты обучались в Марбурге, Йене, Кенингсберге, Киле, Тюбингене. Александр Радищев принадлежал к группе российских студентов, которых Екатерина II направила учиться в Лейпциг.
С созданием новых российских университетов при Александре I потребность в обучении за границей снизилась. В новых учебных заведениях внедрялся опыт, накопленный немецкими университетами. Значительное влияние на развитие высшего образования в России оказал Вильгельм фон Гумбольдт5, основатель Берлинского университета, родоначальник принципа единства учебной и исследовательской работы.
Хотя новые российские университеты успешно действовали, квалификация, полученная в лучших зарубежных учебных заведениях, высоко ценилась. Продолжалась практика приглашения иностранных (зачастую немецких) профессоров, которые приезжали не только в Санкт-Петербург и Москву, но и в Харьков, Казань. Особую роль играл открытый в 1802 г. университет в Дерпте (Тарту), преподавание в котором велось на немецком языке. В 1827 г. при нем был учрежден институт для обучения одаренных российских студентов. Его питомцами стали известные ученые, такие как хирург Николай Иванович Пирогов.
В конце правления Александра I и во время царствования Николая I научные контакты с Германией по политическим причинам в значительной степени уменьшились. В 1852 г. было даже запрещено приглашать в Россию иностранных ученых, подозреваемых в распространении революционных идей. При Александре II ситуация изменилась, и мож-
но только сожалеть, что жертвой российских революционеров стал именно этот либеральный правитель. В последние годы царского режима в России при Александре III и Николае II оказалось уже невозможным сдерживать обмен научными знаниями с иностранными исследователями. В период вплоть до Первой мировой войны российская наука приобрела мировую славу. Общепринятым было то, что ученые, преподававшие в российских университетах, несколько лет обучались за границей. В этой связи можно назвать такие всемирно известные имена, как Иван Михайлович Сеченов, Дмитрий Иванович Менделеев, Иван Петрович Павлов.
Для обучения за границей существовали и политические причины. Примером тому является Софья Васильевна Ковалевская, первая женщина в мире, получившая звание доктора математических наук. Так как женщинам было запрещено приобретать высшее образование в России, она училась в Гейдельберге и Берлине и в 1874 г. защитила кандидатскую диссертацию в Геттингене. Не имея шансов преподавать в России, уехала в Стокгольм и все же позднее стала членом-коррес-пондентом Петербургской академии наук.
Первая мировая война привела к разрыву плодотворных научных связей России и Германии. Причиной этому были не только военные действия. Для российских ученых стало шоком то, что сотни немецких ученых, в том числе и те, у которых они учились и с которыми они прежде успешно сотрудничали, в 1914-1915 гг. ставили свои подписи под шовинистическими призывами и одобряли агрессивные цели германского рейха.
Мировая война, революция и Гражданская война имели самые негативные последствия для научной деятельности в России. Прежняя система университетского образования была сломлена, многие ученые были изгнаны со своих постов или эмигрировали. Основным центром научного российского зарубежья стала Прага. Многие русские исследователи эмигрировали в США.
Российская академия наук пережила революцию и играла важнейшую роль в развитии советской науки. Многие прежние контакты с заграницей были прерваны, однако возрождались контакты с научными учреждениями Германии. В 1921 г. Высший совет народного хозяйства РСФСР учредил (с местом пребывания в Берлине) Бюро иностранной науки и техники. С германской стороны большое политическое и исследователь-
ское значение имела деятельность созданного еще в 1913 г. Общества по изучению Восточной Европы.
В 20-е гт. XX в. были возобновлены нормальные отношения научных сообществ Германии и России. Примером тому служат участие 30 немецких ученых, среди которых был и Макс Планк, в праздновании 200-летнего юбилея Академии наук СССР, а также многочисленные германо-советские научные недели, проводимые в Берлине: Неделя естественных наук в 1927 г., Неделя исторических наук в 1928 г.. Неделя медицинских наук в 1932 году. Тесные контакты существовали также в сфере исследований военных потенциалов. Они просуществовали до прихода к власти национал-социалистов в Германии и сводились к комплексу мер по пересмотру Версальского договора, в котором были по политическим причинам заинтересованы Германия и СССР. Однако это не те традиции, к которым хотелось бы вернуться сегодня.
Радикализация внутренней и внешней политики Советского Союза, сталинская насильственная «революция сверху» не позволяли поддерживать открытые и интенсивные отношения в области науки. Контакты советских ученых с иностранными коллегами расценивались как предательство. В этих условиях удивительным исключением была реализация совместного проекта Михаила Николаевича Покровского и Отто Хётча: публикация документов о предыстории и истории Первой мировой войны на немецком языке под названием «Международные отношения в эпоху империализма». Два последние тома серии, подготовленные российскими историками и архивистами, не были переведены на немецкий язык. Это было вызвано не идеологическими причинами, а Второй мировой войной; последний том «Международных отношений» вышел на немецком языке в 1943 году. Это издание, научная ценность которого не подлежит сомнению, заслуживает быть полностью завершенным.
После окончания Второй мировой войны вплоть до середины 50-х гг. германо-со-ветские отношения в сфере науки практически не существовали. Некоторые немецкие ученые, работавшие в военной и смежных сферах, были депортированы в Советский Союз. В условиях «холодной войны» их исследования приобретали особое значение. Аналогичной практики придерживались и США. Даже при Хрущеве ситуация с научным сотрудничеством изменилась ненамного.
Существовали контакты советских ученых с коллегами из «братских стран социализма». Действовала совместная комиссия историков СССР и ГДР, в советских университетах учились студенты из Восточной Германии. Однако эти связи были достаточно офаниченными, их направленность определялась лозунгом СЕПГ «Учиться у Советского Союза — учиться побеждать!». Эти отношения не были направлены на обмен опытом, идеями. Для взаимодействия историков обеих стран были показательны политически обусловленная субординация и наличие запретных тем для обсуждения.
Что касается контактов с историками ФРГ, то здесь обстояло еще сложнее. Только в 1972 г. состоялся первый совместный коллоквиум советских и западногерманских историков в Майице, затем последовали другие. Однако результаты второго коллоквиума в Ленинграде, на котором обсуждалась предыстория Второй мировой войны и договоры 1939 г., не были опубликованы в СССР по идеологическим причинам. Открытый обмен научными знаниями был продолжен только в период перестройки. И хотя тогдашняя эйфория быстро улетучилась и настало время мрачных прогнозов, открытый научный диалог продолжается.
В других, далеких от идеологии областях, таких как естествознание или лингвистика, научный диалог между Советским Союзом и Федеративной Республикой Германией был успешно продолжен. В 1970 г. был подписан первый официальный договор между Германским научным обществом и Академией наук СССР, за которым в 1986 г. последовало соглашение на правительственном уровне. С тех пор двусторонние научные связи были заметно интенсифицированы, хотя ухудшение экономической ситуации в России оказалось значительным препятствием для этого процесса.
В советские времена в рамках обмена были востребованы специалисты определенных профилей. Из Советского Союза в ФРГ приезжали естествоиспытатели и инженеры, тогда как гуманитарии оставались в стороне. Немецкие специалисты по естественным и точным наукам не были заинтересованы в изучении российского опыта и ориентировались на США или на другие западные страны. Техническое оснащение советской науки оставляло желать лучшего.
Препятствия такого рода сегодня практически устранены, однако приоритеты в
обмене специалистов остались прежними. Интерес для немецких специалистов в области естествознания и техники по-прежнему представляют США, впрочем, так же как и для их российских коллег. В Германии заметно снизился интерес к российским специалистам в области гуманитарных наук. Сегодня он даже ниже, чем в советские времена. Однако существует постоянные исследовательские контакты благодаря программе Германской службы академических обменов, программе Апександра Герцена для гуманитарных наук и программе Леонарда Эйлера для естественных наук. Ввиду большого научного потенциала в обеих странах связи могли бы быть более интенсивными. Число российских ученых, желающих поехать в Германию, заметно превышает число немецких ученых, которые едут в Россию. Это обусловлено финансовым положением в России, техническим оснащением и бюрократическими проволочками.
Можно с уверенностью сказать: Россия должна вновь стать привлекательной для иностранных студентов и ученых. В России обучается много иностранных студентов, но в большинстве своем эго студенты из стран третьего мира. В Германии существует похожая проблема: количество студентов из западных стран пропорционально ниже, чем из стран Востока и Юга.
Все германские и российские университеты выдерживают условия международной конкуренции. Если признать, что трудно противостоять непреодолимому напору Америки и распространенности английского языка, то совместные российско-германские факультеты могли бы стать средством, позволяющим привлечь студентов из западных стран. Здесь Германия и Россия, основываясь на традициях университетского образования, могут оказывать влияние в рамках Болонского процесса. Немецкий и русский языки ввиду современных условий рынка труда могут стать привлекательными доя определенной части студентов.
В любом случае в российских вузах необходимо улучшить материально-техническую базу, чтобы привлечь студентов развитых стран. Речь идет о Москве, Петербурге и в значительно большей степени об университетах провинциальных городов. Они также должны самостоятельно ориентироваться в международном мире науки и заявлять о себе.
США преуспели в «борьбе за лучшие умы» прежде всего из-за того, что предоставляют ученым лучшие условия. Это под-
тверждает большое количество американских лауреатов Нобелевской премии иностранного происхождения — российского или немецкого. Хорошие условия, как правило, основываются на хорошем финансировании научной деятельности.
Совсем на другом уровне финансируется наука в Германии и России. Вопрос о том, могут ли обе страны и далее позволять себе бесплатное образование, сильно критикуется в Германии, а в России уже осваивается практика иного рода. Финансовые проблемы, несомненно, отражаются на эффективности научного обмена между Россией и Германией. К тому же финансирование сотрудничества осуществляется преимущественно немецкой стороной.
Даже если изменения не произойдут быстро, решение этой проблемы нужно найти в среднесрочном измерении. Существующее в Германии понимание положения России как партнера не будет длиться вечно, так как партнерство с западными странами обходится дешевле. Одна из задач российского правительства и российской науки состоит, по нашему мнению, в том, чтобы выделять из бюджетного фонда и частных источников значительно больше средств для преподавательской и научной деятельности
Существует Российский фонд фундаментальных исследований, но его средства скромны и зависимы от государственного бюджета. В ближайшее время мало что может измениться к лучшему. США представляют собой пример для подражания в области частного финансирования науки. До революции Россия имела богатый опыт в привлечении частных меценатов. Нужно попытаться возобновить эту практику. В Германии также идут поиски путей решения данной проблемы. Наше сотрудничество необходимо. Для этого требуется возродить прежние добрые традиции герма-но-российского научного диалога.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 См. подробнее: Смагина Г.И. Российско-не-мецкие научные связи в XVIII—XIX вв. // Немцы в России. Русско-немецкие научные и культурные связи. СПб., 2000. С. 208—224.
2 См.: Немцы в России. Петербургские немцы. СПб., 1999. С. 475-516.
3 Развитие идей Л. Эйлера и современная наука. М., 1988.
* См. подробнее: Общественная и частная жизнь А.Л. Шлецера, им самим описанная // Сборник Академии русского языка и словесности Академии наук. СПб., 1875. Т. 13.
5 См.: Переписка А. Гумбольдта с учеными и государственными деятелями России. М., 1962.
