CC BY
160
ПРОБЛЕМЫ ВСЕОБЩЕЙ ИСТОРИИ
УДК 94(430).084 «1897»
ББК 63.3(4Гем)53-6
А. В. Гостенков*
Начало германской мировой политики.
Оккупация Цзяочжоу
Длительное время в историографии ведется дискуссия о германской мировой политике, ее целях, авторах, результатах. В статье предпринята попытка проследить ее зарождение и первые итоги.
For a long time there have been debates in the historiography about Germany's world policy, its objectives, the authors, the results. The article attempts to trace its origin and first results.
Ключевые слова: Германия, Вильгельм II, Китай, Россия, Цзяочжоу, Бю-лов, Гольштейн, Тирпиц, Япония, Брандт, Вальдерзее.
Key words: Germany, Wilhelm II, China, Russia, Jiaozhou, Bulow, Holstein, Tirpitz, Japan, Brandt, Valderzee.
Еще до объединения Германии Пруссия организовала Восточную экспедицию (1860-1862 гг.) под руководством графа Фридриха Эйленбурга, позже, при Бисмарке, министра внутренних дел. В составе экспедиции находились люди, занявшие в объединенной Германии важные государственные посты: Ф. Гольман стал статс-секретарем военно-морского ведомства, Э. Кнор возглавил главное командование флота, М. Брандт и К. Эйзендехер стали известными дипломатами - Брандт был признан одним из лучших экспертов по странам Дальнего Востока, Эйзендехер сыграл видную роль в формировании германской политики в отношениях с Японией.
В задачу экспедиции входило посетить Китай, Японию и Сиам. Наряду с подписанием торговых договоров, членам миссии вменялось в обязанность исследовать почву на предмет наличия полезных ископаемых. Незадолго до отплытия эскадры граф Эйленбург получил еще одно задание: ему поручалось найти в Китае пункт, в который в перспективе можно было бы основать прусское переселение [16, p. 76]. Среди участников экспедиции (он неоднократно принимал участие в подобных мероприятиях) был географ барон
* Гостенков Анатолий Васильевич, кандидат исторических наук, доцент, Ленинградский государственный университет имени А.С. Пушкина
163
Ф. Рихтгофен. Свои изыскания и выводы он представил в сочинении: «Китай: результаты собственного плавания и основанное на этом исследование». Работа включала широкий спектр вопросов по геологии, геофизике, а также истории, топографии, формам поселений, транспорта, экономических отношений. В отличие от сочинений других авторов, особенно миссионеров, в работе Рихтгофена Китай представлен не стагнирующей страной, а обществом с огромным потенциалом развития. Рихтгофен признавал, что Китай остановился в своем развитии и своими силами у него нет шансов справиться с проблемами, нужен импульс извне. Человек своего времени Рихтгофен считал, что сооружение железных дорог, рудников иностранными державами не является эксплуатацией, а лишь помощь в развитии китайской экономики и обозначал это как «поднятие страны» [16, р. 63].
В ходе Восточно-Азиатской экспедиции Пруссия от имени входящих в Таможенный союз стран заключила с Китаем договор о дружбе, торговле и мореплавании. В 1865 г. в Пекине было учреждено прусское представительство.
При премьерстве О. Бисмарка идея германского опорного пункта в Китае хотя и обсуждалась, но никогда серьезно не рассматривалась - для него важнейшей задачей оставалось объединение Германии. И даже после основания империи в 1871 г. в центре внимания канцлера оставалось укрепление позиции империи в Европе. Тогда Бисмарк оспаривал политическую и экономическую ценность колоний и отклонял активную колониальную политику [15, р. 81, 87]. С отставкой Бисмарка приоритеты изменились. Политика «нового курса» канцлера Л. Какриви наряду с задачей на улучшение отношений с Англией была нацелена на активизацию колониальной политики. Китай пока оставался вне зоны особых интересов. Китайско-японская война 1894-1895 гг. привлекла внимание великих держав и внесла коррективы в политику Берлина.
Различные доклады и памятные записки бывшего посланника в Пекине М. Брандта, в которых он подчеркивал политическое и эко -номическое значение Китая побудили германское руководство к обдумыванию прежней, больше прояпонской восточноазиатской политики [23, р. 92-95]. Следует заметить, что с самого начала войны кайзер Вильгельм II занял сторону Японии и при каждом удобном случае так решительно высказывался за ее победу, что все в его окружении вынуждены были придерживаться подобного взгляда. Тщетно предупреждали канцлер и внешнеполитическое ведомство перед последствиями подобной односторонности не только для будущего германо-китайских отношений, но и для отношений с другими великими державами, которые имели в Восточной Азии свои интересы. С тревогой отмечал бывший начальник генерального
штаба А. Вальдерзее в своем дневнике, что высказываемая кайзером политическая односторонность неумна. «В Берлине ... японскую победу праздновали как немецкую. Каждый, не принадлежащий к японской партии, считается ограниченным и злонамеренным человеком». Во внешнеполитическом ведомстве про-японская позиция кайзера воспринималась «очень неприятно», -писал далее Вальдерзее, - так как в Китае об этом знают и естественно придут к заключению, что Китаю политика Германии враж-дебна. Фактически это не так «. и наши интересы - прежде всего оставаться нейтральными. Япония во всех областях деятельности быстро становится независимой от Европы, в известной мере не нуждается более в нашем импорте. Немцы не имеют пользы от этой дружбы; напротив, Китай больше открыт европейцам и наша промышленность может найти там огромный рынок сбыта товаров» [18, р. 830].
17 сентября 1894 г. в Западно-Корейском заливе у побережья Маньчжурии в сражении сошлись китайский и японский флот. Быстроходные новейшие японские крейсеры возобладали над старыми китайскими броненосцами. Окончательное изгнание китайцев из Корей и наступление японских войск в Маньчжурию становилось реальным. «Путь в Маньчжурию японцам открыт» [23, р. 73], -сообщал германский посланник в Токио Гутшленд на следующий день после сражения.
Еще до победы Японии 17 ноября 1894 г. кайзер Вильгельм II заявил, что в случае если в Китае другие державы сделали бы приобретения, Германия также должна в этом участвовать [11. В^ IX, р. 245-246]. Незадолго до открытия японо-китайских переговоров о мире германские лидеры уяснили озабоченность России и Франции возможными требованиями победителя. Понимали в Берлине и желание Токио в преддверии переговоров найти дипломатическую поддержку у Германии. Виконт Ш. Аоки*, японский посланник одновременно в Берлине и Лондоне, предложил немцам воспользоваться ослаблением Китая и захватить его юго-западные провинции, утверждая, что такие владения были бы более ценными, чем все германские колонии в Африке [11. В^ IX, № 2231]. Советы Аоки не были востребованы, а рекомендации Брандта, считавшегося не только немцами, но и французами лучшим знатоком дальневосточных дел, сводились к тому, чтобы вместе с Россией воспрепятство-
* Аоки считался рупором германофилов, прибыл на учебу в Германию в 1869 г., в 1873 г. стал первым секретарем тогдашней дипломатической миссии. Год спустя был назначен посланником в Берлин, пост, который он занимал с перерывами до 1885 г. Затем был в Германии как посланник с 1891 по1897 г. С 1898 по 1900 г. был министром иностранных дел Японии. Был женат на немецкой дворянке и перешел в протестантство [24, р. 48-49].
165
вать чрезмерным притязаниям Японии за счет Китая и как ответную услугу потребовать у Китая уступить Германии в аренду порт или угольную станцию. Развивая свои соображения, Брандт на следующий день указал на то, что такая политика на Дальнем Востоке не только не ослабит позиции Германии в Европе, а напротив, улучшит ее стратегическое положение, так как, поддерживая Россию в Китае и отвлекая ее к делам Дальнего Востока, она ослабит русский нажим на восточной границе Германии [11. В^ IX, № 2238, 2240].
По инициативе кайзера и в тесном взаимодействии с командованием военно-морского флота сформировались конкретные намерения приобрести опорный пункт в Китае. Первоначально действия Германии в 1895-1896 гг. носили дипломатический характер, т. е. они были направлены на приобретение или аренду китайского побережья мирными средствами. В конце 1896 г. правительство под руководством Вильгельма II смещало акцент к мировой политике, которая делала ставку не на дипломатические средства, а на демонстрацию военной силы.
Некоторые современные немецкие историки переход к мировой политике объясняли наряду с экономическими и внешнеполитическими промахами и внутриполитическими соображениями. В период после отставки Бисмарка Германия пережила ряд острых внутрипо -литических кризисов [17]*. Кроме успешных действий против социал-демократии, гарантию сохранения существующей системы кайзер видел во внешней политике, именно в мировой политике и во флоте [10, р. 173-188]. В этом же сборнике, составленном английским историком Д. Рёлем, П. Винцен констатирует, что генезис «германской мировой политики» до сих пор убедительно не раскрыт. Но предпринятые этим исследователем архивные изыскания позволили ему представить убедительную картину всемирно-политических амбиций кайзеровской Германии. Первые контуры «германской мировой политики» были очерчены будущим канцлером Б. Бюловым и морским министром А. Тирпицем во время их встречи 19 и 21 августа 1897 г., и ключевым был вопрос о строительстве флота.
Китайско-японская война стала рубежом в принятии решения о занятии опорного пункта на китайском побережье. Предложение о выборе пригодного места с осени 1896 г. поручалось главному командованию военно-морского флота и внешнеполитическому ведомству. Соответственно выдвигались предложения стратегического и внешнеполитического содержания. Представители флота высказа -лись за оккупацию двух пунктов, одного на юге и одного на севере, тогда «эффективность находящихся в Восточной Азии кораблей
* К настоящему времени проблема представлена в огромной, трехтомной биографии Вильгельма II, составляющей (!!!) 4028 с.
166
распространится от Сингапура до Хакодате». Адмирал Ф. Гольманн сделал три предложения для возможной оккупации - перед Шанхаем на севере и острове Амой на юге, бухте Цзяочжоу на севере и в районе Гуандун на юге, острове Монтебелло на севере и Пескадорскими (Пенчху) островами на юге. Предпочтение отдавалось первой паре, так как эти оба пункта предвещали доступ к экономически важным и развитым регионам Янцзы и Гуандуна [16, р. 90]. Статс-секретарь иностранного ведомства Маршалл считал оптимальным вариантом оккупацию Цзяочжоу. Командование флота выступало все же за пункт в районе Шанхая, утверждая, что Цзяочжоу малопригодна.
Ставший в мае 1896 г. начальником восточноазиатской крейсерской эскадры Тирпиц сразу после своего назначения активно включился в работу по изысканию пригодного опорного пункта и после обстоятельных личных инспекций в августе 1896 г. предложил бухту Цзяочжоу. Тирпиц сообщил адмиралу Е. Кнорру, что бухта зимой не замерзает. За Цзяочжоу решительно выступил и посланник в Пекине Гейкинг. Канцлеру Х. Гогенлоэ дипломат предлагал использовать инцидент с немецкими миссионерами или инструкторами как предлог для захвата бухты [16, р. 91]. 8 ноября 1896 г. кайзер дал главному командованию задание разработать план захвата бухты
и и ^ V ^ ^
восточноазиатской крейсерской эскадрой. 15 декабря главное командование представило сценарий оккупации. Адмирал Е. Кнорр пришел к заключению, что овладение бухтой не представляет труда, поскольку не обнаружено по «настоящему возведенных укреплений» [16, р. 91].
Перед германской оккупацией Цзяочжоу китайские власти рассматривали возможность создать там военный и коммерческий порт. Еще в середине правления династии Мин (она правила в 1368-1644 гг.) бухта подвергалась нападениям японских пиратов. Для борьбы против этих набегов на севере и юге бухты построили укрепления, разместили корабли и около 1 тыс. солдат. Как в эпоху Мин, так и позже правительство сознавало стратегическое значение бухты. Продвижение иностранных государств в Китай, их стремление добиться «открытия» страны побудило правительство выдвинуть программу реформ, известную как политика «самоусиления», т.е. модернизации армии, флота, усиление защиты побережья. Сторонники политики «самоусиления» обратили внимание на значение бухты. Во время китайско-французской войны 1884-1885 гг. распространились слухи о планируемом Францией продвижении на север Китая через Цзяочжоу. Ли Хуанчжан, крупный сановник, глава Аньхуэйской группировки, решал важнейшие вопросы вооружения и снабжения армии и флота. Будучи наместником столичной провинции Чжили, Ли Хунчжан сконцентрировал в своих руках огромную власть. В ведении Ли Хунчжана находились оборона и внешняя тор -
говля Северного Китая и Маньчжурии, эскадра современного военно-морского флота, он решал крупные внешнеполитические вопросы [5, с. 454-455].
В преддверии нового натиска «варваров» Ли Хунчжан отдал предпочтение постройке портов Таку и Порт-Артуру. Для одновременного сооружения трех портов не имелось средств. Все же после посещения бухты в 1891 г. вместе с губернатором провинции Шаньдун Ли Хунчжан ходатайствовал об организации обороны бухты, и в том же 1891 г. поблизости были размещены четыре батальона. В окрестностях были заложены четыре лагеря, и началось строительство трех огневых позиций для артиллерии. Строительство укреплений финансировалось из морского бюджета провинции Шаньдун, что затрудняло работу. Хотя через шесть лет первая огневая позиция была готова, орудия частично оказались непригодными. В феврале 1897 г. принц Гонг в тронной речи говорил о бухте и предложил строительство верфи, дока и стоянки для современных кораблей. Незавершенность планов, как установил К. Мюльхан, связаны не с сопротивлением консервативных чиновников или неосведомленностью в плане модернизации, а главным образом с финансовой ограниченностью государственного бюджета [16].
После того как сомнения в выборе опорного пункта были сняты, в Берлине ожидали лишь благоприятного повода. Адмирал О. Дидерикс, назначенный командующим восточноазиатской эскадрой, в июне 1897 г. вступил в командование эскадрой, получив инструкции срочно на месте подготовить оккупацию бухты.
Вскоре между китайским населением и германскими моряками и офицерами в городе Учане, где находился Гейкинг, произошел инцидент, спровоцированный немцами. В ответ из китайской толпы в моряков были брошены комья грязи. Немецкая сторона начала усиленно раздувать инцидент и, вероятно, добилась бы цели - создать предлог для занятия порта, но сообщение о более серьезном инциденте отвлекло внимание от Учанского.
1 ноября 1897 г. в провинции Шаньдун были убиты два немецких католических миссионера - Р. Гель и Ф. Нис. 6 ноября об этом узнал Вильгельм и приказал оккупировать Цзяочжоу.
Утром 14 ноября три германских корабля с 30 офицерами, 77 унтер-офицерами и 610 матросами вошли в гавань Цзяочжоу. Китайские войска были отведены [12, р, 56]. Две недели спустя уже официально назначенный статс-секретарем иностранного ведомст -ва Б. Бюлов доверительно поведал саксонскому посланнику в Берлине, что акция давно готовилась, и убийство католических миссионеров было лишь каплей, переполнившей чашу. Подлинной же причиной акции стала угроза потери американского рынка и, таким образом, потребность приобрести рынок сбыта в Восточной Азии [9, р. 259].
16 ноября из Петербурга было получено сообщение о неизмен -ности позиции России в вопросе о Цзяочжоу. Муравьев напомнил Берлину, что Россия получила от Китая обязательство в случае передачи Цзяочжоу иностранной державе сохранить за Россией право первой претендовать на эту бухту. Министр заявил, что он «скорбит» по поводу задуманного немцами шага [6, с. 56]. Германское правительство было раздражено выступлением Муравьева, к тому же оно опасалось, что если даже Россия сама не решится на войну из-за стоянки, но может подтолкнуть на конфликт Китай. Была ли Германия готова вести войну за тысячи километров от дома ? На тот период к крупномасштабным акциям страна не была готова ни экономически, ни политически, ни в военном отношении. Немецкая буржуазия, лишь приступившая к освоению колоссального китайского рынка, от войны только проиграла бы. Гогенлоэ в те дни записал в дневнике о неблагополучном отношении армии к китайской авантюре; учитывалась при этом и позиция союзников по альянсу, а также реакция других заинтересованных государств. Бывший начальник Генштаба Вальдерзее в те дни отмечал в дневнике: «... Некоторые державы будут очень обрадованы, что мы крепко завязнем в этом деле» [21, р. 406]. Вероятно, генерал имел в виду Францию, которая год от года укрепляла союзнические отношения с Россией, и осенью 1897 г. во время визита главы французской республики в Петербург не только Фор, но и Николай II назвали свои государства союзными. Германские дипломаты сообщали из Парижа и Петербурга о реакции прессы по итогам встречи: французская пресса бурными овациями приветствовала сближение и выражала мне -ние, будто германское господство закончилось и восстановлено европейское равновесие; германский посол Радолин сообщал о высказываемых мнениях, будто Германия изолирована [9, р. 359]. Если официально ни тогда, ни позже германское руководство не смогло адекватно оценить происходившие на международной арене изменения, то проницательная, свидетельница Вильгельмовской эпохи, баронесса Спитцемберг о высказанных президентом Ф. Фором и царем оценках в дневнике отозвалась как о взорвавшейся бомбе [19, р. 359].
Договоренность с Россией стала главной задачей германской дипломатии. Однако русский министр иностранных дел придерживался взятого курса, подтвердив, что русский флот имеет в Цзяочжоу право первой стоянки [4. Телегр. Муравьеву - Остен-Сакену (4) 16 ноября 1897 г., 46].
Но и 8 (20) ноября русскому послу была вручена декларация, в которой Вильгельм заявлял, что он не собирается отменить морскую экспедицию в Цзяочжоу, а свой насильственный образ действий объяснял необходимостью поднять престиж Германии на
Дальнем Востоке [4. Декларация Вильгельма II, (8) 20 ноября 1897 г., 48]. Канцлер развил эти мысли, заявив, будто Германия находится по отношению к Китаю в «состоянии войны». Посол отклонил подобное заявление, предупредив при этом о возможных международных осложнениях. Однако царь отступил от прежней жесткой линии. На депеше Остен-Сакена он сделал запись: «Пусть немцы сами расхлебывают заваренную ими кашу» [1. Д. 21. Л. 293].
Между тем действия Германии в Китае носили вызывающий характер. Немецкий адмирал Дидерикс без всяких на то оснований арестовал китайского генерала Чжан Гаоюань и его свиту, пытавшихся выяснить мотивы действий германской стороны [4: Депеша Павлова, (12) 24 ноября 1897 г., 53]. 19 ноября уже Гейкинг в Пекине вручил китайскому МИДу ноту, составленную в Берлине, с заведомо невыполнимыми требованиями. Они сводились к следующему: устранение губернатора Шаньдуна от должности и со службы; задержание и строгое наказание всех виновных и денежное вознаграждение за убитых и имущество; предоставление Германии исключительных преимуществ по сооружению железных дорог и разработке рудников в Шаньдуне; принятие Китаем действенных мер обеспечения германским миссионерам безопасности и покрови -тельства властей; завершение на средства китайского правительства начатой епископом Анчером постройки собора; военное вознаграждение за издержки, причиненные оккупацией Цзяочжоу [4. Телегр. Павлова - Муравьеву (9) 21 ноября 1897 г., № 33, 48].
Признавая оскорбительный характер германских действий, китайское правительство заявило о готовности их рассмотреть при условии ухода немецких войск с его территории. Германское руководство, понимая роль России в сложившейся ситуации, усиленно пыталось убедить Петербург в правомерности своих действий. Гейкинг убеждал русского посланника Павлова, будто оккупация китайской территории является следствием непредвиденных обстоятельств. На вопрос Павлова, как долго германские войска останутся в Цзяочжоу, Гейкинг мог сказать лишь, что они там временно. Уточнение срока показало лишь лицемерие германского дипломата, заявившего, будто «ввиду того возбуждения, которое вызвано нынешними событиями в Германии, он лично полагает, что германское правительство будет вынуждено продлить оккупацию на несколько более продолжительный срок, чем оно само находило бы это желательным» [4. Депеша Павлова (12) 24 ноября 1897 г., 54-55].
Успех при захвате Цзяочжоу вызвал в Германии большое возбуждение. Берлинская пресса «с нескрываемым удовольствием» сообщала о долгожданном событии. Вместе с тем, как передавал русский посол, «здешние газеты крайне осторожно относятся к этому вопросу и как бы по указанию свыше, не вдаются в более под-
робную оценку событий, ограничиваясь по большей части простой передачей их хода» [4. Депеша Остен-Сакена (13) 25 ноября 1897 г.].
Захват Цзяочжоу вызвал повышенный интерес у германских деловых кругов, рассчитывавших вокруг захваченной территории создать подконтрольную немцам область. Правительство не было против подобных планов, однако на раннем этапе это могло вызвать негативную реакцию других держав, прежде всего России. Преждевременной активностью, полагало внешнеполитическое ведомство, можно лишь помешать. Оказываемое на Китай давление пока не приносило результатов, правительство Поднебесной империи продолжало настаивать на первоначальном условии, а именно: условием переговоров должна быть эвакуация германских войск из Цзяочжоу. Германское руководство твердую позицию Китая пред -ставляло так, будто эти настояния «суфлируются Муравьевым и Га-ното» [11. В^ XIV, № 3713, 99-100]. В свою очередь в Китае, при дворе богдыхана получила большое влияние группа старых сановников, требовавшая «немедленных военных действий для истребления горсти иностранных варваров, самовольно вторгшихся в пределы Китая» [4. Депеша Павлова, (12) 24 ноября 1897 г., 54]. Противостоящая ей группировка, напротив, считала военную борьбу с Германией бессмысленной и возлагала надежду на дипломатическое искусство.
В правящих сферах Германии напряжение не спадало, особенно в окружении кайзера. «Наружно в высших сферах Берлина вполне спокойно, - сообщал в те дни русский военный агент в Берлине П. Енгалычев, - но в действительности положение признается крайне натянутым, опасаются, что возможны серьезные осложнения с Россией. Морское ведомство настроено прямо воинственным обра-зом. Высшие же военные круги покуда сдержанны; но мнение воинствующей партии, считающей, что Германия теперь более готова во всех отношениях, чем ее соседи, может найти некоторую почву при нынешних политических обстоятельствах» [4. Из донесения военного агента Енгалычева, Берлин, 4 дек. (22 нояб.) 1897 г., 56-57]. Уверенность в полной готовности германской армии и всей страны на случай войны придавала имперскому правительству решительность в принятии таких рискованных мер, как, например, занятие бухты Цзяочжоу.
Позиции России на Дальнем Востоке, как, впрочем, и в Европе в этот период, были не самыми благоприятными, чтобы обострять отношения с немцами. Поэтому было решено в вопросе Цзяочжоу им не препятствовать, а для русского флота найти другую стоянку. Вскоре русское правительство информировало германское, что по договоренности с Китаем оно направляет свою эскадру в Порт-
Артур*. С занятием Россией Порт-Артура, считает Р.-Г. Виппих, удалось по крайней мере официально урегулировать германо-русские разногласия [20, р. 475-489, 481]. Остен-Сакену поручалось передать германскому руководству, что Россия и Германия должны и могут идти рука об руку в делах Крайнего Востока [4. Телегр. Муравьева - послам в Берлине, Париже, Лондоне и Токио - Сакену, Моренгейму, Стаамолю, Розену, 11 дек. (29 нояб.) 1897 г., 58]. Бю-лова сообщение русского посла привело в восхищение [4. Секретная телеграмма Остен-Сакена - Муравьеву, (2) 14 дек. 1897 г., 58]. В критические дни кризиса он преднамеренно не спешил официально занять пост статс-секретаря [22, р. 130]. Возвратившись из Рима 25 ноября, он должен был определить направление соглашения. Посол Г. Радолин получил задание искать поддержки у наиболее влиятельных русских политиков, настроенных против германской оккупации, в частности, у Витте. Ему поручалось довести до сведения русского министра, что сближение с Россией «больше чем что-либо другое подходит Германии на пути германской мировой поли -тики», что империя для Англии с ее огромным флотом и маленькой армией может быть «несравненным дополнением». С оккупацией вблизи русской сферы интересов, полагали в Берлине, царская империя имеет безопасность и готовность к соглашению и компенсации, в то время как оккупация вблизи английской сферы отсылает немцев на поддержку политики Лондона. Соответствующим властям было отдано распоряжение не предпринимать ограничительных мер против экспорта свинины из России [9, р. 262]. В тот же день, незадолго до беседы с Остен-Сакеком у Бюлова сложилось впечатле -ние, что высшее напряжение конфликта спало.
* Решение об отказе от Цзяочжоу было принято на совещании у царя, состоявшемся 26/14 ноября. Тогда же обсуждалась записка Муравьева о положении на Дальнем Востоке и о политике России. Министр считал, что с 1895 г. Россия проявила равнодушие к бухте Цзяочжоу и после ее занятия немцами посылать туда русскую эскадру нецелесообразно, тем более, что морское ведомство не проявило к бухте интереса из-за ее удаленности как от Владивостока, так и от России. «... Но если в силу этих соображений мы отныне можем равнодушно относиться к действиям, предпринимаемым Германией на юговосточном побережье Шаньдунского полуострова, то для нас представляется совершенно невозможным примириться с фактом полного отсутствия в Тихом океане вполне удобного и оборудованного порта для надобностей нашей эскадры» [4. Т. 3 (52).1982, 103-104]. Кайзер был раздосадован, что Муравьев не сообщил ему о занятии Порт-Артура. [23, p. 362, Note]. Решение о занятии Порт-Артура С.Ю.Витте считал стратегическим просчетом: «Таким образом совершился тот роковой шаг, который повлек за собой все дальнейшие последствия, кончившиеся несчастной для нас японской войной и затем и смутами» [2, с. 143].
1 декабря советник германского посольства в Петербурге Б. Чиршки сообщил о готовности Витте принять во внимание аргументы Бюлова [9, р. 263].
В то время как прояснилась позиция России, поведение Японии внушало опасение. В Берлине понимали ее обеспокоенность и нежелание иметь на Востоке Азии столь опасного конкурента. В Токио были сильно озабочены действиями Германии и ждали, что будет дальше. В обеих столицах еще не забыли итоги Симоносекского мира, и чтобы успокоить японцев, в Берлине стали разрабатывать план, имевший целью усиление японской экспансии в сферу интересов Франции и России. Основную цель плана Бюлов сформулировал так: «жить и давать жить другим» [11. В^ XIV, №3732, 118121, 120].
Составление плана оказалось более простым делом, чем его выполнение. Не только Германия стремилась захватить как можно больше территории Китая. Скоро в Берлине узнали о домогательствах Англии и Японии. Китайское правительство обратило внимание германского на эти домогательства в тщетной надежде смягчить немецкие требования. Их обращение не встретило понимания. Тогда китайское правительство предложило объявить Цзяочжоу открытым портом. Однако и это предложение немцами было отвергнуто [4. Телегр. Павлова - Муравьеву (12) 24 дек. 1897 г., 59]. Наконец Китай предложил уступить Германии порт в арендное пользование сроком на 50 лет [4: Телегр. Павлова - Муравьеву (23 дек.) 4 янв. 1898 г., 60]. Но даже эта уступка не удовлетворила аппетиты Германии: барон Гейкинг потребовал увеличения срока аренды Цзяочжоу до 99 лет и предоставления германской компании концессии на сооружение железной дороги от захваченного порта в глубь Шаньдунской провинции. При этом немецкий дипломат использовал метод давления - пока Китай не соглашается на требование Германии, он не подписывает договора о Цзяочжоу [4. Телегр. Павлова - Муравьеву (23 дек. 1897 г.) 4 янв. 1898 г., 60]. Вновь китайское руководство не решилось оказать сопротивление столь грабительским и циничным требованиям; оно даже заявило, что подписанным договором должно «доказать на деле свою искреннюю признательность за дружбу, оказанную ему до сих пор Германией» [3, с. 116].
Спустя несколько дней после урегулирования вопроса о занятии Цзяочжоу Радолин от австро-венгерского дипломата узнал, что Россия может поддержать Германию, если радиус действий немецких интересов ей будет известен [23, р. 356].
В успешном окончании предпринятой акции Бюлов видел благоприятный знак для будущей внешней политики: как ее общий итог неизбежный разрыв с Англией, по возможности, сближение с Росси-
ей на основе целесообразности, поддержание Тройственного союза в течение того времени, пока это возможно; как России, так и Англии не делать слишком большие авансы [14, р. 1878]. «Немецкие интересы» должны больше, чем прежде, стать критерием сделки.
Все же в Берлине сомневались в безусловной прогерманской позиции России в случае возникновения осложнений. Поэтому Бюлов был готов пообещать России территориальные компенсации за счет Китая. Однако радужные настроения омрачала позиция, занятая Японией: стало известно о некоторых мобилизационных мерах, предпринятых в Стране восходящего солнца. В Японии усиливались голоса, защищавшие необходимость организации фронта обороны против активности Восточноазиатской тройственной группы, с Японией и Китаем как твердым ядром и Англией как благосклонным, если не твердым партнером по союзу [20, р. 475-488, 483]. В срочном порядке, пришлось направить на Крайний Восток дополнительные военно-морские силы. Впрочем, у Берлина не было желания воевать с Японией, гораздо перспективнее выглядела идея сблизиться с ней и, по возможности, использовать ее как противовес России и Франции. «.Во всяком случае в этом, как и во всех других вопро -сах, нашей путеводной звездой должен остаться принцип: 'Оо ^ des" ... Русские будут нуждаться в нашей помощи тем больше, чем больше неприятностей им, а также Франции будут доставлять япошки и чем сильнее последние станут» [11. Bd. XIV, № 3744, 135137, 137].
6 марта 1898 г. после напряженного противостояния Германия добилась от Китая согласия на договор об «аренде» на 99 лет бухты Цзяочжоу [3, с. 116-119, № 38]* для своей военно-морской базы, а спустя три недели Россия добилась от Китая договора об «аренде» Порт-Артура и Даляньваня на 25 лет [3, с. № 39]. В Берлине могли перевести дыхание и подвести предварительные итоги.
Выразителем настроения в обществе в значительной мере стала пресса. Анализируя поведение прессы различных партий на со -бытия вокруг оккупации Цзяочжоу, К. Канис пришел к заключению о поддержке акции проправительственными газетами. «С исключительным удовлетворением приветствуем мы энергичное выступление нашего правительства в Китае», - приводил он мнение «Новой прусской газеты» от 24 ноября 1897 г. - «С таким мнением правительство могло считаться» [9, р. 268], - не без иронии замечает Канис. В декабре на обсуждении в рейхстаге морского законопроекта депутат Б. Шенлок выразил опасение положением Германии: ход дел в Восточной Азии ведет к столкновению великих держав. Бюлов, еще находившийся под впечатлением удачного старта мировой
* На полуострове Шаньдун проживало тогда 33 млн китайцев [9, р. 264].
174
политики, защищал имевшиеся у Германии в Восточной Азии интересы торговли, промышленности, судоходства. Его речь была впечатляюща. «Времена, когда немцы одним соседям отдавали землю, другим море, а себе оставляли небо, где чистая доктрина правит -эти времена прошли. Мы не хотим стоять в тени, но мы требуем также нашего места под солнцем» [7, р. 166]. Речь Бюлова произвела очень сильное впечатление не только на правительственные партии, она придала импульс и масштаб новым германским требованиям. Газеты захлебывались от восторга. Первоначальное беспокойство улетучилось. После речи Бюлова газеты консервативного и национально-либерального толка усилили упреки в адрес Англии и голоса в пользу сближения с Россией, не замечая, что германская мировая политика неизбежно ведет к усилению конкуренции и с Россией.
Февральско-мартовские дебаты 1898 г. в рейхстаге показали, что оккупация Цзяочжоу, как заметил в своем дневнике генерал Вальдерзее, «породила бодрое национальное движение». Вальдер-зее считал, что вторжение в Китай может втянуть Германию в авантюру. «Мы должны проводить мировую политику. Если бы я только знал, что это такое; пока что это только лозунг» [21, р. 449]. И, как сообщал австро-венгерский посол в Берлине Сечени, это нашло одобрение почти во всех политических партиях империи [9, р. 269]. Новым явлением, отмечает Канис, стало то, что политику захватов поддержала свободомыслящая народная партия, а также мелкие и средние предприниматели, делавшие ставку на китайский рынок. Лидер свободомыслящих Е. Рихтер корректировку курса партии объяснил выгодой, которую давал опорный пункт в Китае в сравнении с другими немецкими колониями [9, р. 270]. То, что акция представлялась в прессе как искупительное мероприятие, как расплата за убийство миссионеров, придавало ей дополнительный импульс. Церковь поддержала мировую политику [13, р. 33, 56].
Не скрывали своего удовлетворения промышленники и банкиры. Директор Дисконтогезельшафт А. Ганземанн в письме Бюлову 22 февраля 1900 г. с удовлетворением констатировал отход от политики разочарования - промышленность, банки и торговля единодушно приветствуют овладение Цзяочжоу [9, р. 271]. Они высказывались за создание опорного пункта как предпосылки для увеличения германского экспорта и увеличения прибыли и включе -ния провинции Шаньдун в немецкую сферу влияния. В предшествовавшие годы немецкие фирмы слабо участвовали в железнодорожном строительстве в Китае и теперь рассчитывали на преимущество. Внешнеполитическое ведомство с конца 1897 г. оказалось заполненным предложениями по железнодорожному строительству, горному делу, сооружению доков.
Промышленники не хотели ограничиваться господствующим положением лишь в провинции Шаньдун, они не выпускали из поля зрения долину Янцзы. Отражая взгляды этих кругов, Пангерманский союз требовал проведения энергичной мировой экономической политики с целью гарантировать для Германии «должную часть в экономическом использовании мира» [9, р. 272].
Выход Германии на мировую арену потребовал от партии центра и свободомыслящих внести коррективы в вопросе поддержки нового флотского проекта. В одной из газет партии центра откровенно назывались мотивы ревизии прежней политики - события в Китае и новые надежды для торговли и миссий требуют готовности к жертвам для флота [9, р. 273]. В рейхстаге же правительство не раскрыло политические мотивы создания флота, чтобы, как подчеркивал Тирпиц, не дать в руки потенциальному сопернику аргументы и материалы [8, р. 144].
Все же представляется сомнительным, что поставленная руководством империи цель - добиться внешнеполитического успеха и расширить социальную базу правительства внутри страны, была решена.
Строительство большого флота неизбежно вело к ухудшению отношений с Англией. И Бюлов, и Тирпиц не могли этого не понимать. Предостережение Бебеля в рейхстаге относительно опасности строительства флота в Германии не было услышано. «Полагать, что мы нашим флотом, как теперь требуют, можем бороться с Англией, граничит с безумием» [9, р. 273]. Правительство либо делало вид, что не понимает последствий, либо утратило способность трезво просчитывать ответные шаги предполагаемого противника.
Неделю спустя после успешной акции в Восточной Азии И. Ми-кель с удовлетворением констатировал удачное начало мировой политики. «Во внешнеполитических вопросах чувства нации боль -шей частью приведены к общему знаменателю. Наш бесспорный успех во внешней политике при обсуждении в рейхстаге произвел хорошее впечатление и тем самым смягчил политический контраст» [9, р. 274]. Еще большее удовлетворение испытывал Бюлов. «Я возлагаю главный акцент на внешнюю политику», - писал он Эй-ленбургу. «Лишь успешной внешней политикой можно помочь, помирить, успокоить, собирать, объединять» [17, р. 229; 14, р. 18771878]. Но Бюлов не мог не видеть, как была бы воспринята неудача - «беспредельная непопулярность его величества». Поскольку обстоятельства сложились благоприятно, Бюлов, пожалуй, больше других извлек пользу. Кайзер был восхищен своим статс-секретарем, ни один из его предшественников не имел такого политического веса. Внешнеполитическое ведомство получило высокое признание среди других ведомств империи, и были преодолены его трения с кайзером. Наконец и это, быть может, еще важнее: проявилась стабильность руководства и однородность высших прави -
тельственных учреждений [9, p. 274]. В марте 1898 г. после некоторой дискуссии рейхстаг одобрил проведение реформы военной юс -тиции. Ю. Боссе считал, будто вернулось «некоторое определенное доверие» между кайзером, правительством и населением [17, p. 224].
Оккупация Германией Цзяочжоу усилила антигерманский акцент как в Англии, так и в России. Незаметно для Берлина между Лондоном и Петербургом с начала 1898 г. началось зондирование с целью договоренности по всему спектру спорных вопросов. Хотя попытка осталась лишь начинанием, специфика бесед указывала на то, какие побуждения вели к идее соглашения против Германии [9, p. 266].
Список литературы
1. АВП РИ. Ф. Канцелярия. 1897.
2. Витте С.Ю. Воспоминания. - Т. 2. - М., I960.
3. Гримм Э.Д. Сборник договоров и других документов по истории международных отношений на Дальнем Востоке (1842-1925). - М., 1927.
4. «Красный архив». Т. LXXXVII.
5. Непомнин О.Е. История Китая. Эпоха Цинь. - М., 2005.
6. Романов Б.А. Очерки дипломатической истории русско-японской войны. - М.-Л., 1955.
7. Behnen M. Quellen zur deutschen Auftenpolitik im Zeitalter des Imperialisms 1890-1911. - Darmstadt, 1977.
8. Berghahn V. / Deist W. (Hg.) RQstung im Zeitalter der Wilhelminischen Welt-politik.Gundlegende Dokumente 1890-1914. - DQsseldorf, 1988.
9. Canis K. Von Bismarck. Zur Weltpolitik. Deutsche Auftenpolitik 1890 bis 1902. - Berlin, 1997.
10. Der Ort Kaiser Wilhelms in der deutschen Gesenichte. - MQnchen, 1991.
11. Die Grofte Politik der Europaischen Kabinette, 1871-1914. - Berlin, 19221927. Bd. IX, XIV.
12. Die Zeit. № 47. 14 November, 1997.
13. DQlffer J. / Holl.: Bereit zum Krieg. Kriegsmentalitat im wilhelminischen Deutschland 1890-1914. - Gottingen, 1986.
14. Eulenburgs Korrespondenz. - Bd. 3. № 1356.
15. Hildebrand K. Das vergangene Reich. Deutsche Auftenpolitik von Bismark bis Hitler. - Stuttgart, 1995.
16. MQhlhahn K. Herrschaft und Widerstand in der Musterkolonie Kiaut-schau. - MQnchen, 2000.
17. Rohl J. C. G. Deutschland ohne Bismarck. Die Regierungskrise im Zweiten Kaiserreich 1890-1900. - TQbingen, 1969.
18. Rohl J. C. G. Wilhelm II. Der Aufbau der Personliche Monarchie 18881900. - MQnchen, 2001.
19. Spitzemberg. Tagebuch der Baronin Spitzemberg. - Hg. R. Vierhaus, Gottingen, 1960.
20. Vermiedene Kriege. - MQnchen 1997.
21. Waldersee. DenkwQrdigkeiten. Bd. II. - Stuttgart, 1922.
22. Winzen P. BQlows Weltmachtkonzept. - Boppard, 1977.
23. Winzen P. Zur Genesis von Weltmachtkonzept und Weltpolitik.
24. Wippick R.-H. Japan und die deutsche Fernostpolitik 1894-1898. - Stuttgart, 1987.
