CC BY
404
НАУЧНЫЙ ДИСКУРС
ДРЕВНЯЯ РУСЬ
Д. М. Котышев
НАЧАЛЬНЫЙ ЭТАП ИСТОРИИ КИЕВА (1Х—Х ВВ.)
Ранняя история Киева неоднократно становилась предметом оживленных дискуссий в исторической науке. Чем это может быть вызвано? На наш взгляд, тем, что именно в эпоху трансформации старых доклассовых структур происходило складывание киевского города-государства. Уяснению обстоятельств данного процесса, не получивших должной разработки в исследованиях историков, посвящена данная статья.
Касаясь историографии вопроса, необходимо отметить следующее. Происхождение Киева оказалось самым тесным образом увязано с личностью легендарного Кия. В своем отзыве на диссертацию Г. Миллера М. В. Ломоносов заметил по поводу Кия: «...хотя в оном летописце [т. е. ПВЛ] сначала есть много известий невероятных, однако всего в оном отринуть невозможно»1.
В противоположность Ломоносову В. К. Тредиаковский не сомневался в реальности Кия, считая его историческим лицом, действовавшим в V в. И. Яковкин подошел к вопросу о Кие и Киеве более осторожно. В отличие от большинства своих предшественников, он не рассматривал Киев как город, основанный князем, полагая его центром племени полян3.
Таким образом, к началу Х1Х в. оформились две концепции происхождения Киева. Согласно одной из них город возник благодаря строительной деятельности князя Кия, который являлся реальной исторической фигурой; ее отстаивал Н. М. Карамзин4. Другая концепция относится к летописной легенде с долей скептицизма, считая более вероятным истолкование Киева как племенного города полян. Эту точку зрения отразили Д. Бантыш-Каменский, Н. В. Закревский, С. М. Соловьев, В. О. Ключевский и М. С. Грушевский5. Скептицизм известных историков понятен. Убедительных археологических данных, доказывающих существование Киева с незапамятных времен, в наличии не имелось, а летописное сообщение носило следы явно выраженного эпического предания.
Только в советское время археологическое изучение эпох, предшествовавших возникновению древнерусского государства, сделало возможным более тщательную проработку поставленных вопросов. В первую очередь, это относится к раскопкам в самом Киеве, которые открыли следы жизнедеятельности, датируемые ранее Х в. На основании полученных данных М. К. Каргер развил идею о родоплеменной основе Киева. По его мнению, Киев как единое целое возник в конце Х в. путем слияния древних родовых поселков VIII—1Х вв.6 О древнейшем Киеве как родоплеменном центре писал М. Ю. Брайчевский.7 По мнению М. Н. Тихомирова, выводы Каргера требуют дополнительной проверки8.
Но в целом он не вызывал особых возражений. Его поддержали В. В. Мавродин и И. Я. Фроянов, усматривавшие в слиянии предшествовавших Киеву городищ проявление общинного синойкизма, свойственного большинству раннеклассовых обществ9. Вместе с тем, в 1970-е и в начале 80-х гг. были предприняты серьезные попытки пересмотреть дату возникновения Киева в сторону ее удревнения. Они исходили из целой серии работ Б. А. Рыбакова, который видел в Кие князя, появившегося, по его мнению, в Среднем Приднепровье в VI в. в период племенного княжения полян. Как полагает Б. А. Рыбаков, время основания городища на Старокиевской горе приходится на конец V — начало VI в.10 Наиболее последовательное развитие этих идей представлено в ра-
ботах П. П. Толочко. По его мнению, «при современном состоянии изученности раннеславянских памятников ^—УП вв. вообще и киевских в частности, пересмотр вывода Каргера, высказанного более сорока лет назад, представляется вполне своевременным» 11.
Развернутую аргументацию своих доводов украинский исследователь приводит в другой своей работе. «О каком слиянии идет речь?— задается вопросом П. П. Толоч-ко.— О структурно-градостроительном? Но такого в силу топографических особенностей киевской территории не произошло и позднее. О политическом? Но к указанному времени Киев уже более 150 лет являлся столицей Киевской Руси, объединяя все восточнославянские земли в единой государственной системе». На основании последнего
довода П. П. Толочко приходит к выводу, что «говорить о родоплеменной расчлененно-
12
сти Киева в ЕХ-Х вв., по меньшей мере, несерьезно» .
Подобная аргументация, на наш взгляд, вызывает несколько возражений. Способ, к которому прибегнул П. П. Толочко, отстаивая целостность Киева в политическом плане, по нашему мнению, является публицистическим, а не научным аргументом. Во-первых, спорно само утверждение о «едином государственном образовании» — Киевской Руси — в !Х-Х вв. Во-вторых, данные археологических исследований не подтверждают, как нам кажется, тезис о Киеве как едином целом в языческие времена Руси.
Остановимся на указанных моментах чуть подробнее. Тезис о едином Древнерусском государстве в ГХ-Х вв. есть не что иное, как историографический миф советской эпохи. «Киевская Русь — понятие ученое и книжное»,— констатируют новейшие ис-
13
следования . На политической карте Восточной Европы К в. существовало несколько славянских родоплеменных образований. В первой половине Х в. они объединяются в «суперсоюз» (по определению Б. А. Рыбакова), в котором только просматриваются зачатки примитивной государственности. В указанное время площадь укрепления на Старокиевской горе ничем существенно не отличается от размеров других восточнославянских городищ, известных в это время14. Не наблюдается каких-либо отчетливых признаков, указывающих на то, что Киев в К в. являлся столицей чего-либо, выходящего за рамки межплеменного объединения. К тому же, на наш взгляд, тезис о раннем возникновении Киева был введен в оборот в связи с празднованием 1500-летия города (как сейчас признано, научно не обоснованного) и носит ярко выраженный оттенок конъ-юнктурности.
Подводя итог обзору мнений, мы вынуждены констатировать, что несмотря на все, целый ряд эпизодов древнейшей киевской истории остался вне рамок обсуждения. В первую очередь речь идет о том, что представляла из себя киевская община в начале своего существования, как происходила трансформация родоплеменной структуры в территориальную. Именно эти вопросы станут предметом рассмотрения в данной статье.
Сразу оговорим и принцип использования источников в своей работе. Фактически единственным письменным свидетельством является ПВЛ — сочинение книжника конца Х! — начала ХП в. При этом не может не вызывать недоумения настойчивость и упорство историков, отстаивающих реальность Кия ссылками на это произведение. Воспринимая некритически летописное предание, они, по нашему мнению, оказываются во власти исторического мифа, созданного летописцем начала ХП в. Специфический характер начальной части ПВЛ, в которой отразилась «модель истории» славянского мира, уже неоднократно был отмечен новейшими исследованиями. Эта «модель истории» выстраивалась по определенным канонам, которые сформировались в грековизантийской ученой и литературной среде15.
Принимая во внимание указанные обстоятельства, следует, по-нашему мнению, относиться к сообщениям начальной части ПВЛ предельно осторожно — отделить от-
голоски исторических реалий от исторического мифа крайне затруднительно. Исходя из этого, в поисках ответов на интересующие нас вопросы придется оперировать преимущественно данными археологии. Совокупный материал за последние десятилетия позволяет нам выделить несколько очагов жизнедеятельности на территории, предшествовавшей Киеву ХГ-ХШ вв. В первую очередь, это городище в северо-западной части Старокиевской горы. Проследить его границы помогло изучение остатков рва, который исследовался на различных отрезках трассы в 1908, 1936, 1939, 1969 гг.16 Этот ров начинается у северного обрыва горы и идет в южном направлении. Проходя близ стен Десятинной церкви, он поворачивает на юго-запад. Пересекая юго-восточную часть усадьбы ГИМ, ров проходит через сад усадьбы Слюсаревского, Десятинный переулок и обрывается над урочищем Кожемяки17.
Таким образом, перед нами типичное славянское городище VIII-IX вв., укрепленное с напольной стороны. Крутые склоны днепровского берега, урочищ Гончары и Кожемяки делали излишними сооружение здесь дополнительных укреплений. Ко времени существования этого городища относятся остатки жилищ, открытых в 1939, 1958, 1966 и 1971 гг. Вопрос датировки как этих жилищ, так и всего городища представляется нам чрезвычайно важным. Тем более, что в этих вопросах среди археологов нет единства. Исследование различных участков рва выявило в его заполнении фрагменты лепной керамики. М. К. Каргер датировал эту керамику VIII-IX вв., в то время как П. П. Толочко и С. Р. Килиевич склонны относить ее ко времени более раннему — VII-VIII вв.18 По нашему мнению, окончательный ответ на данный вопрос может быть получен только после всестороннего изучения керамического материала из раскопок древнейшего городища, поскольку опубликованные материалы на сегодняшний день не позволяют сделать это в силу своей фрагментарности19. Хотя затронутый вопрос является темой специального исследования, заметим, что вплоть до настоящего времени керамика типа Луки-Райковецкой датируется в широких временных диапазонах. При самом критическом подходе к вопросу о датировке городища следует признать, что в VIII в. оно уже существовало, во всяком случае, существовали его укрепления. Все более ранние датировки, по нашему мнению, весьма шатки из-за ограниченности материалов, датируемых ранее VIII в.
Та же проблема возникает при определении характера и времени возведения сооружения, открытого В. В. Хвойкой в 1908 г., которое исследователь определил как языческое капище20. Повторное исследование памятника в 1937 г. подтвердило верность основных выводов Хвойки, внеся некоторые коррективы в первоначальное описание сооружения21. Важным, на наш взгляд, является следующее обстоятельство, выявленное во время повторных раскопок. С южной стороны под каменной вымосткой капища, уложенного на слой хорошо утрамбованной светлой глины, был зафиксирован слой грунта пепельно-серого цвета с вкраплениями лепной керамики. Под западным выступом сооружения были выявлены остатки овальной печи, от которой сохранился под со слоем сажи и золы. Приведенные факты красноречиво говорят о том, что само капище, вернее, его вымостка из камней мелкозернистого песчаника, валунов, красного кварцита, а также глинобитная подготовка сооружения достаточно поздние, поскольку перекрывают следы хозяйственной деятельности VIII-IX вв. Вероятнее всего, по нашему мнению, следует связывать возведение капища не раньше, чем с концом К — нача-22
лом Х вв.
Другим районом на территории Киева ХТ-ХШ вв., где зафиксированы следы поселения ТХ-Х вв., является Замковая гора (Киселевка). Это скалистый останец, возвышающийся над подольской низменностью на 70-80 м. В ХК в. территория горы была занята кладбищем Фроловского монастыря. При копании могильных ям часто встречались предметы К-Х вв. — лепная керамика, кольцеобразные фибулы, арабские дирхе-
мы23. В 1907 г. на горе обнаружили клад из херсоно-византийских монет IХ-Х вв., включавший 37 экземпляров24. Стационарные раскопки на Замковой горе проводились в 1932, 1940, 1948 и 1977 гг. В 1940 г. были открыты остатки двух жилищ, причем одно из них существовало в К в. и было перестроено в Х в. Раскопки более позднего времени показали, что слой К-Х вв. простирается по всей площади Киселевки. Кроме остатков жилищ были обнаружены костяные изделия, куски железного шлака, железный топорик25. Особый интерес представляет сообщение о находке в 1897 г. в 30 м к северу от кладбищенской церкви фундаментов древнего здания из тонких квадратных кирпичей. Из описания формы и размеров плинфы можно предположить, что открытые фундаменты могли принадлежать одному из древнейших зданий, возведенных в Х в. 26 Ряд исследователей исторической топографии Киева склонны видеть в этих остатках следы
27
одного из древнейших княжеских дворцов . По нашему мнению, не исключена возможность того, что открытые в 1897 г. руины могут принадлежать древнейшему храму
28
св. Ильи, упомянутому в ПВЛ под 945 г.
Поселение IХ-Х вв. на Замковой горе характеризуется двумя особенностями — отсутствием следов укреплений и отсутствием могильника. Не исключено, на наш взгляд, и такое предположение — городище на Старокиевской горе являлось по отношению к Киселевке не только святилищем, но и городищем-убежищем29. Могильник же, расположенный к югу от древнейшего рва, был общим для обоих поселений. В пользу такого предположения говорит и идентичность керамического материала с Замковой горы и из погребений языческого некрополя под стенами Старокиевской крепости. В обоих случаях это толстостенные сосуды больших размеров, выполненные на
30
гончарном круге с орнаментом в виде прямых и волнистых линий .
Третьим населенным в VIII-X вв. районом являлась Лысая гора. Еще в конце прошлого века на ней, за Иорданской церковью, были заметны остатки земляного вала31. Руины церкви были исследованы К. Лохвицким в 1836 г.; кроме фундаментов храма, на протяжении 40-70-х гг. прошлого века, на Лысой горе неоднократно находили клады монет, украшения, керамику. Так, в 1863 г. в глиняном горшке были найдены арабские монеты и два пластинчатых перстня32. При земляных работах в усадьбе купца Марра в 1871 г. В. Б. Антоновичем было исследовано несколько дружинных погребений
33
К-Х вв. С этим городищем, расположенным на Лысой горе, ряд археологов связывает могильник, который тянется вдоль подножия Кирилловских высот. Состав находок и обряд погребения идентичен могильнику на Старокиевской горе34.
Наличие собственного некрополя и укреплений может указывать, по нашему мнению, на известную самостоятельность городища на Лысой горе (Хоревице). Любопытна в этом отношении гипотеза, выдвинутая В. А. Булкиным и Г. С. Лебедевым. Исследователи отождествляют поселение на Лысой горе с крепостью Самватас Константина Багрянородного, полагая, что оно возникло после захвата Олегом Киева. «Возможно, князь-пришелец, опиравшийся на дружины северных восточнославянских племен, чуди, варягов, истребивший местную династию,— пишут петербургские археологи — предпочел поселиться не в самом Киеве, а в особом городе, господствующем над поселением полян»35. Несмотря на некоторые издержки, эта гипотеза, по-видимому, имеет под собой некоторые основания: инвентарь киевского некрополя, в частности, могильника на Кирилловских взгорьях, отчетливо указывает на присутствие скандинавского элемента в дружинной среде.
Но указанными объектами перечень не ограничивается. Исследования Подола, широко развернувшиеся с начала 70-х гг., явили взорам ученых факт заселенности этой территории еще с конца К в. (Самые ранние даты в дендрошкале Подола, полученные на раскопах, таковы: Житный рынок — 877 г., Красная площадь — 913 г., ул. Верхний Вал — 901 г., ул. Нижний Вал — 900 г.)36 Когда в начале 50-х гг. В. А. Богусевич вы-
двинул гипотезу о том, что именно подольская низменность являлась ядром древнейшего Киева37, то оказался в одиночестве — уж слишком эта мысль не вписывалась в общепринятые рамки раннего периода киевской истории. Однако позднейшие исследования подтвердили предположение о существовании на Подоле, вблизи почайнинской гавани, достаточно обширного поселения, отчетливые следы которого прослеживаются уже с конца ІХ в. Было ли это предположение каким-то образом связано с городищем на Старокиевской горе, остается лишь предполагать. В пользу известной автономности древнейшего поселения может, на наш взгляд, говорить факт открытия вблизи него следов собственного могильника; древнейшие его погребения датируются Х в.38
Значительный интерес представляет открытие, сделанное во время исследования церкви Успения Богородицы Пирогощей — главного подольского храма ХІІ-ХІІІ вв. Раскопки фундаментов помогли установить, что они были сложены из остатков более древней каменной постройки, предшествовавшей храму39. К. Н. Гупало даже предположил, что указанные остатки могут являться следами древнейшей церкви св. Ильи40. Несмотря на то, что позднее М. А. Сагайдак обоснованно указал на слабые стороны этой гипотезы41, остается несомненным факт существования на Подоле каменного храма в ХІ, а может быть, и во второй половине Х в. Вероятнее всего, это была не единственная каменная постройка на Подоле в это время. По сообщению 1865 г., у подножия Старокиевской горы был найден развал древнего кирпича, схожего по описанию с плинфой древнейших киевских построек42.
О раннем подольском храме (или храмах?) мы упомянули не случайно. После принятия христианства долгое время существовала традиция возведения христианских церквей на месте языческих капищ. Поэтому не исключена возможность существования в дохристианское время на территории Подола капища языческого божества — может быть, Велеса, упомянутого в договоре Олега с греками43. В том случае, если наше предположение подтвердится, факт наличия у подольского поселения собственного культового сооружения даст право поставить вопрос о его статусе, который подразумевает известную обособленность от городищ на соседних горах (принимая во внимание и наличие собственного могильника). Но на данном этапе нам придется ограничиться предположением, не выходящим пока за рамки рабочей гипотезы.
Однако и районом Подола проблема предшествовавших Киеву ХІ-ХІІІ вв. поселений не исчерпывается. Вплоть до самого последнего времени считалось, что территория, которую в начале ХІ в. занял «город Ярослава», не была заселена в предшествующее столетие. Отправной точкой этого положения являются слова Начального свода, относящиеся к территории, занимаемой св. Софией — «бе бо тогда поле вне града»44. Однако указание это еще не содержит в себе отрицания того факта, что на указанном месте не было поселений Х и предшествующих веков.
С конца ХІХ в. на территории «города Ярослава» встречались погребения ІХ-Х вв. Так, в 1874 г. при планировке местности между современными улицами Свердлова и Ленина было обнаружено древнее кладбище, начинающееся от улицы Ирининской. Обряд погребения, несомненно, языческий — могилы представляли собой небольшие пещеры, обмазанные глиной и обожженные; в пещерах находились глиняные урны с пра-хом45. Инвентарь погребений был представлен распиленными оленьими рогами, изделиями из песчаника, сережками из серебряной проволоки, фрагментами амфорной византийской тары. Особое внимание привлекают шиферные прясла — самая многочисленная группа находок. Их бытование на Руси прослеживается начиная с Х в., поэтому логичным будет предположение М. А. Сагайдака о том, что открытый могильник указывает на существование на территории «города Ярослава» в Х в. какого-то языческого
45
поселения .
В 1878 г. при рытье котлована в усадьбе Софийского собора было обнаружено захоронение дружинника с конем. В 1900 г. на углу улиц Рейтарской и Чкалова обнаружили богатое дружинное захоронение, датируемое Х в.46 Однако эти находки еще не давали достаточного обоснования идее о существовании за пределами «города Владимира» какого-то укрепленного поселения. И вот в 1973 г. при раскопках на улице Рейтарской, 33 были открыты остатки древнего рва, который по керамическому материалу из заполнения датируется Х в. 47 Теперь о заселенности территории «города Ярослава» в конце Х в. можно говорить с полной уверенностью. Не исключается вероятность того, что укрепления, следы которых были открыты в 1973 г., были возведены в конце Х в. одновременно с расширением городища на Старокиевской горе. Но даже в этом случае предположение о существовании в юго-западной части Ярославова города предшествующего ему поселения остается в силе — вряд ли бы стали укреплять абсолютно незастроенную территорию.
Таким образом, мы наблюдаем в границах Киева ХТ-ХШ вв. по меньшей мере три поселения, существующие одновременно. Однако нераздельность их существования в К-Х вв., на которой настаивает П. П. Толочко, на наш взгляд, не находит обоснования в источниках. Вывод М. К. Каргера о возникновении Киева путем слияния предшествовавших тому поселений выдержал, как нам кажется, проверку временем.
Первые признаки движения в направлении этого слияния становятся очевидными со второй половины Х в. К этому времени, как полагает И. Я. Фроянов, «в результате завоеваний, осуществленных полянами в К-Х вв., сложился огромный суперсоюз, охвативший всю Восточную Европу. Киевский князь выдвинулся на первое место...»48 Превращение киевского князя в лидера этого суперсоюза означало установление гегемонии полянского племенного объединения с Киевом во главе. Именно с середины Х в. прослеживаются первые попытки придания Киеву статуса политического и религиозного средоточия нового надплеменного образования.
Таковым явлением, на наш взгляд, можно считать возведение неподалеку от капища, расположенного в центре древнейшего городища, сооружения, которое целый ряд историков считает дворцовым сооружением, упомянутым в летописной записи 945 г. Впервые остатки фундаментов этой постройки были открыты во время исследований 1970-1972 гг. Они представляли собой параллельные ряды кладки валунов, уложенные на плотный гумуссированный слой. Пространство между параллельными рядами кладки было забутовано мелкими камнями, кусками глиняных шлаков. Поверх забутовки была уложена в один ряд черепица на глиняном растворе. На этой основе местами зафиксированы слои кладки из тонкой квадратной плинфы. Между плинфами, на их
49
стыке, встречены вертикально стоящие массивные железные костыли .
Фрагментарность исследованных в 1971-1972 гг. остатков постройки не давала возможности составить представление о планировке здания. Это стало возможным после раскопок 1981-1982 гг., в ходе которых остатки упомянутой постройки были раскрыты полностью. Стало ясно, что здание в плане имело ротондоидальную форму. Находки вблизи фундаментов завалов рухнувших стен, состояли из плинфы, цемянки, большого количества фрагментированной фресковой штукатурки. Под сплошным зава-
50
лом стены залегал зольный слой, густо насыщенный остатками горелого дерева . Проведенные исследования позволили сделать вывод о том, что древнейший княжеский дворец представлял из себя постройку, имевшую второй этаж из деревянных конструкций либо деревянные перекрытия51.
Обращает на себя внимание близость княжеского дворца к капищу. Вполне допустимо предположение, что возведение княжеского дворца вблизи языческой святыни было сознательным замыслом древних строителей. Смысл его заключался, как нам кажется, в приобщении киевского князя в его новом статусе к сакрально значимой точке по-
селения, попытке распространить на княжеский дворец и его обитателей расположение языческих божеств52.
Конец Х в. ознаменован нарастанием социального кризиса, вызванного разложением родоплеменного строя. В сложившейся ситуации перед Владимиром встала задача удержать от распада восточнославянский суперсоюз и сохранить при этом лидерство полянского объединения в нем. В это время в жизни Киева происходят большие перемены. Деструкция родовых ячеек породила большие сдвиги в восточнославянском обществе — немалое число населения оказалось за пределами традиционных рамок общинной жизни. Древнерусские «грады» оказались естественными центрами притяжения людских потоков, которых исторгла из себя прилегающая территория.
П. П. Толочко совершенно справедливо заметил, что «рост Киева происходил на первых порах не столько за счет внутреннего демографического потенциала, сколько благодаря притоку населения из округи»53 Это подтверждается и тем, что сообщает Титмар Мезербургский о Киеве рубежа Х-Х1 вв.: «Город, подобно всей этой области до сих пор сопротивлялся чрезвычайно вредящим ему печенегам и побеждал врагов силою беглых сервов, собирающихся сюда отовсюду...»54
Разделяя точку зрения М. С. Грушевского, В. С. Соколова и других историков, писавших о «:Ш§Шуш Бегут», как о беглых рабах, И. Я. Фроянов считает, что факт массового бегства последних был связан с деградацией родового строя55. Вместе с тем, в Киев стекались, по нашему мнению, не только беглые рабы, но и выходцы из общин, порвавшие со старой жизнью. Об этом свидетельствуют результаты археологических исследований, проведенных в 1965-1969 гг. на западных и северо-западных склонах Старокиевской горы. Здесь, на искусственных террасах был открыт целый жилой квартал конца Х — начала ХI в. За шесть лет исследований в указанном районе было открыто свыше 20 жилищ, два производственных комплекса и гончарная печь56. Исследователи древнего Киева, в частности С. Р. Килиевич, считает возможным говорить о ремесленном характере района, ссылаясь на наличие стеклянного и железного шлака в культурном слое и в заполнении жилищ57. Конструктивно эти жилища относятся к каркасностолбовому типу построек, их внутренняя планировка достаточно однотипна — в одном из углов помещения глинобитная печь, в другом — лежанка, вырезанная в материковой глине56. Инвентарь жилищ сравнительно беден, но встречаются и исключения, как например, жилище больших размеров, открытое в 1968 г. Внимательное изучение отчетного материала позволяет, по нашему мнению, поставить под сомнение утверждение, что в данном районе проживали «мелкие ремесленники и челядь, обслуживающие дворы князей и бояр» .
Обращает на себя внимание и такой факт — жилой квартал на склонах Старокиевской горы имеет достаточно четкие хронологические рамки существования — конец
X — начало ХI в. Этим временем датируется как керамический материал, так и находки из заполнения жилищ58. Во время исследований этого района более поздние культурные отложения практически не встречены. Это, на наш взгляд, говорит о том, что к концу
XI в. жизнь на склонах горы постепенно начинает замирать.
Заселение спланированных террас горы приходится на конец Х в. — то время, когда начинается интенсивная строительная деятельность Владимира, связанная с расширением ядра города. По мнению С. Т. Голубева, главной причиной этого явилось «переполнение древнего города, по размерам небольшого и уже не могшего вмещать в себе новые постройки»59. Новые линии оборонительных укреплений оградили территорию детинца, которая выросла в несколько раз. Теперь укрепления шли по естественным границам Старокиевской горы — от урочища Гончары по северо-западному и западному склонам до оврага на юго-восток, затем поворачивал к югу по направлению к улице Большая Житомирская. Далее вал следовал по правой стороне этой улицы, до ее пере-
сечения с ул. Владимирской. Здесь находились Софийские, или Батыевы ворота, неоднократно изученные археологически60. От ворот линия укреплений шла в направлении северо-запада, к урочищу Гончары. В общей сложности, территория детинца при Владимире Святославиче достигла 10 га.
По нашему предположению, валы и рвы «города Владимира» окружили далеко не пустую территорию. Здесь, на месте обширного языческого могильника, археологическими работами выявлены следы застройки, предшествовавшей возведению укреплений. Речь идет о срубной постройке, открытой в 1908 г. под апсидой Десятинной церкви61, а также о жилищах Х в., раскопанных в 1946 г. на ул. Большая Житомирская, 4 и в 1973 г. на ул. Десятинной, 262. Однако более точно сказать о масштабах массовой застройки верхнего плато горы в период, предшествующий строительству Владимировой крепости, не представляется возможным. Достаточно трудно разделить жилища, которые керамическим материалом датируются Х-ХI вв., на те, что были построены до и после возведения новых укреплений.
Расширение древнейшего городища, вызванное его переполнением, объясняет, на наш взгляд, причину возникновения жилого квартала на склонах горы. Стекающееся отовсюду население, которое в эпоху ломки родовых отношений и распада общины-верви устремлялась в города, уже не помещалось за пределами крепостных стен. Получает объяснение и факт затухания жизни на склонах горы начиная с ХI в. Укрупнение территории детинца, а позже и возведение «города Ярослава» сделали ненужным скученное существование на террасах горы. Расположенные здесь жилища постепенно
63
приходят в запустение, а на их месте возводятся производственные комплексы .
Вышеизложенные факты, по нашему мнению, свидетельствуют о том, что уже с конца Х в. начинается процесс кристаллизации новой, территориальной структуры, одновременно с распадом родоплеменной. Определенную роль в этом процессе начинает играть и княжеская власть, которая принимает на себя обустройство и адаптацию на новом месте вчерашних общинников, оказавшихся в положении изгоев64.
В то же время происходят перемены и с самой княжеской властью как институтом. Те тенденции, о которых мы писали выше, к концу Х в. стали доминирующими. В эпоху княжения Владимира за киевским князем окончательно утверждается статус лидера восточнославянского «суперсоюза». Сохранение гегемонии полянского объединения в нем в условиях все возрастающей атрофии родовой организации общества подвигло киевского князя к определенным действиям. Был предпринят целый ряд акций с несомненной политико-идеологической подоплекой.
В рамках так называемой «языческой реформы» было возведено новое капище за пределами древнейшего городища, о котором упоминает ПВЛ под 980 г. Остатки этого сооружения были исследованы в 1975 г. в усадьбе № 3 на ул. Владимирской65. К этому же времени можно относить возведение двух монументальных построек на территории, прилегающей к капищу. Речь идет о развалинах, открытых в 75 м к северо-востоку от Десятинной церкви и вблизи нее, вдоль ул. Владимирской. Ряд конструктивных особенностей этих сооружений указывает на то, что они, вероятнее всего, были возведены еще
до строительства церкви. Вопрос об их точной атрибуции до сих пор остается откры-
66
тым .
Неудача языческой реформы Владимира подвигла его к принятию христианства67. Вершиной этой акции стала постройка христианского храма в самом центре расширенного детинца. С его возведением завершилось оформление архитектурного ансамбля в центре древнего Киева, ставшего основой градообразующей структуры68. Массовая застройка также отразила произошедшие в обществе изменения. Начало имущественной дифференциации среди населения Киева прослеживается по остаткам жилищ Х-ХI вв. Наряду с рядовыми постройками полуземляночного типа встречаются остатки двух-
этажных домов на подклетах и остатки каменных сооружений, принадлежавших, по-
69
видимому, людям княжеского окружения .
Вся сумма изложенных фактов позволяет нам сказать о том, что на рубеже Х-
ХІ вв. в результате распада старой родовой структуры происходит перестройка киевской общины на территориальных началах. Особенно хорошо это прослеживается по материалам застройки и планировочной структуры. Как на Подоле, так и в Верхнем городе размещение жилищ определяется направлением городских улиц70. Основным компонентом застройки является уже не отдельное жилище или скопление таковых, а усадьба . Согласно расчетам исследователей, масштабы и возможности обеспечения одного усадебного хозяйства в целом соответствовали размерам большой семьи71. Именно большая семья, как справедливо полагает ряд историков, стала главным элементом новой территориальной структуры после распада родовой общины72.
В целом можно сказать, что Киев ХІ-ХІІІ вв. возникает на месте предшествующих поселений, следы которых становится возможным проследить с УІІ-УІІІ вв. К числу этих поселений относятся обитаемые места на Старокиевской, Замковой горах, на подольской равнине. Вопрос о том, как соотносились указанные поселения, до сих пор остается открытым. Путь к поиску ответа на поставленный вопрос указывает, по нашему мнению, капище на Старокиевской горе. Малая заселенность площади городища дает основание отнести его к разряду городищ — святилищ, вокруг которых группировались родовые поселки. Такое явление, когда городище-святилище выступает своеобразным средоточием межплеменного уровня, хорошо известно не только на восточнославянском материале, но и на примере большинства обществ ранней древности.
Ближайшим средоточием такого рода являлась Каневская группа поселений на р. Рось, состоявшая из нескольких поселков, тяготевших к городищу-святилищу. Не будет чересчур смелым предположение, что из этих первичных структур гнезд-поселений началось формирование восточнославянского суперсоюза. В результате успешных завоеваний полянам удалось подчинить своей власти окрестные племена. Это обстоятельство сыграло решающую роль в жизни древнейшего Киева. С середины Х в. городище на Старокиевской горе становится не только культовым центром, но и княжеской резиденцией. На протяжении второй половины Х в. мы наблюдаем, как это городище начинает доминировать над остальными поселениями. В условиях ускорившегося распада родоплеменного строя именно это городище, превратившееся в «город Владимира», стало ядром, формирующим размещение жителей на новой, территориальной основе.
В результате к началу ХІ в. мы уже не видим в Киеве следов раздельного существования малых поселений. Формирующаяся городская община переварила в себе родовую структуру ранних поселков, от которых со временем осталась лишь эпическая традиция в форме сказания о трех братьях, внесенная в конце ХІ в. на страницы летописи.
Примечания
1 Ломоносов М. В. Краткий Российский летописец // Полн. собр. соч. М.; Л., 1952. Т. 6. С. 21.
2 См.: Тредиаковский В. К. Три рассуждения о трех главнейших древностях Российских. СПб., 1773. С. 124.
3 См.: Яковкин И. Леточислительное изображение Российской истории. СПб., 1798. С. 7-9.
4 См.: Карамзин Н. М. История государства Российского. М., 1989. Т. 1.
5 См.: Бантыш-Каменский Д. Н. История малой России. Ч. 1. М., 1830. С. 3-4; Закревский Н. В. Очерк истории города Киева. Ревель, 1836. С. 7-8; Соловьев С. М. Сочинения. М., 1987. Т. 1; Ключевский В. О. Сочинения. М., 1988 Т. 1; Грушевський М. С. Історія Украіни-Руси. Львів, 1904. Т. 2.
6 См.: Каргер М. К. К вопросу о Киеве в УІІІ—ІХ вв. // КСИИМК. 1940. Вып. УІ. С. 61-63; Он же. Древний Киев. М.; Л., 1958. Т. 1. С. 112.
7 См.: Брайчевский М. Ю. Когда и как возник Киев. Киев, 1964. С. 119-120.
8 См.: Тихомиров М. Н. Древнерусские города. М., 1956. С. 18.
9 См.: Мавродин В. В., Фроянов И. Я. Ф. Энгельс об основных итогах разложения родового строя и вопрос о возникновении городов на Руси // Вестн. Ленингр. ун-та. Сер. История, язык, литература. № 20. 1970. Вып. 4. С. 13-14.
10 Рыбаков Б. А. Город Кия // Вопр. истории. 1980. № 5. С. 47; Он же. Киевская Русь и русские княжества ХІІ-ХІІІ вв. М., 1994.
11 Толочко П. П. Происхождение и ранние этапы истории древнего Киева // Новое в археологии Киева. Киев, 1981. С. 59.
12 См.: Толочко П. П. Древнерусский феодальный город. Киев, 1989. С. 148.
13 См.: Толочко А. П. Князь в Древней Руси: Власть, собственность, идеология. Киев, 1992. С. 185.
14 В качестве конкретных примеров можно указать такие городища в Среднем Поднепровье, как Зарубин-цы, Момоты, Будище, чьи размеры колеблются в пределах 0,8-1,5 га (Довженок В. И. Городища и селища на Роси и Россаве // КСИАУ. 1955. Вып. 5. С. 51-54; Приходнюк О. М. Археологічні пам’ятки Середнього Придніпров’я УІ-ІХ ст. н. є. Киев, 1980. С. 78. Рис. 53.)
15 См.: Данилевский И. Н. Библеизмы Повести Временных лет // Герменевтика древнерусской литературы Х-ХУІ вв. М., 1992. Сб. 3. С. 76, 96-97; Он же. Библия и Повесть Временных лет // Отечеств. история. 1993. № 1. С. 97.
16 См.: ИАК. Прил. к вып. 48. СПб., 1913. С. 117-118; Мовчановский Н. Ф. Дневник Киевской археологической экспедиции 1936 г. // НА ІА НАНУ. № 8. С. 11; № 11. С. 33; Гупало К. М. Розкопки Киева у 1969-1970 рр. // Стародавній Київ. К., 1975.
17 См.: Брайчевский М. Ю. Когда и как возник Киев. С. 79; Килиевич С. Р. Детинец Киева в ІХ первой половине ХІІІ вв. К., 1982. С. 28.
18 См.: Каргер М.К. К вопросу о Киеве... С. 66; Толочко П. П. Історична топографія стародавнього Києва. К., 1971. С. 46, 51; Килиевич С. Р. Детинец Киева, С. 30 (рис. 13), с. 32 (рис. 14), с. 34 (рис. 16).
19 Более менее достоверно датируется УІ в. жилище на склоне горы, открытое в 1971 г., в котором найдено пять лепных горшков, имеющих полное сходство с керамикой типа Корчак (Толочко П. П. Раскопки древнего Киева // Декоратив. искусство. 1972. № 1. С. 54-55). Два других, обнаруженных в 1958 и 1965 гг., как явствует из анализа заполнения, являются более поздними и принадлежат эпохе УІІ-УІІІ вв. (Килиевич С. Р. Археологічні дослідження на Старокиївській горі 1958 р. // НА ІА НАНУ. Ф. 6868. С. 6; Толочко П. П. Отчет о раскопках Киевской археологической экспедиции 1965 г. // НА ІА НАНУ. Ф. 4944. С. 4). По нашему мнению, делать заключение об основании городища в конце У в., опираясь на материалы лишь одного жилища, как это сделал Б. А. Рыбаков, неправомерно.
20 См.: Хвойко В.В. Древнейшие обитатели Среднего Поднепровья и их культура в доисторические времена. Киев, 1913. С. 66.
21 См.: Мовчановский Н. Ф. Отчет о работе Киевской археологической экспедиции в 1936-1937 гг. // НА ІА НАНУ. С. 54; Каргер М. К. Древний Киев. М.; Л., 1961. Т. 2. С. 111.
22 В пользу этого говорит идентичность керамики из-под каменной отмостки капища с керамикой в жилище ІХ в., открытого в 1939 г. (Каргер М. К. Древний Киев. Т. 1. С. 110-111).
23 См.: Петров Н. В. Историко-топографические очерки древнего Киева. Киев, 1897. С. 35.
24 См.: Корзухина Г. Ф. Русские клады ІХ-ХІІІ в. М., 1954.
25 См.: Богусевич В. А. Розкопки на гори Киселівці // АП УРСР. 1952. Т. 3. С. 68.
26 См.: Петров Н. И. Историко-топографические очерки. С. 259-260; Толочко П. П. Древний Киев. Киев,
1983.
27 Это мнение высказывал П. А. Лашкарев, см.: Киевлянин. 1895. № 353. С. 3.
28 В летописном известии сказано : «в церкви святаго Ильи, яже есть надъ Ручаемъ». Следы древнего русла были зафиксированы как раз у подножия замковой горы, а районе строительства Житного рынка (Гупало К. Н. Подол в древнем Киеве. Киев, 1982. С. 34-35). Учитывая, что упоминаемые развалины находились как раз на верхнем плато горы, мы получаем полное соответствие летописному рассказу: церковь стояла над «ручаем», протекавшим у подножия горы. Однако неизученность древних развалин не выводит наше предположение за рамки гипотезы.
29 В пользу нашего предположения может говорить и низкая плотность застройки древнейшего городища. При хорошей изученности культурного слоя на сегодня известны только три жилища времени УІІІ-ІХ вв. (Килиевич С. Р. Детинец Киева. С. 141. № 12-14).
30 См.: Шовкопляс Г.М. Археологічні пам’ятки гори Киселівки в Києві // Праці Київського державнього музею. 1958. Вып. 1.
31 См.: Петров Н. И. Историко-топографические очерки. С. 37.
32 См.: Корзухина Г.Ф. Русские клады. С. 84. № 14.
33 См.: Антонович В. Б. Археологические разведки и раскопки в Киевской губернии в І876 г. // ЧИОНЛ. І878. Кн. І. С. 25І; Он же. Археологическая карта Киевской губернии. М., І895. С. 3І.
34 См.: Голубева Л. А. Киевский некрополь // МИА. І949. № ІІ. С. І07; Каргер М. К. Древний Киев. Т. І.
35 Булкин В. А., Дубов И. В., Лебедев Г. С. Археологические памятники древней Руси К-Х! вв. Л., І978. С. І3-І4.
36 См.: Сагайдак М. А. Хронология и стратиграфия Киевского Подола ГХ-ХШ вв.: Автореф. дис. ... канд. ист. наук. Киев, І986. С. І0-ІІ; Он же. Давньокиївський Поділ. К., І99І. С. 82-83, 88.
37 См.: Богусевич В. А. Про походження i топографію древнього Києва за археологічними даними // Археологія. І952. Т. 7. С. 67-69.
38 См.: Гупало К. Н. Подол в древнем Киеве. С. І8; Сагайдак М. А. Давньокиївсьшй Поділ. С. 96-97.
39 См.: Ивакин Г. Ю., Гупало К. Н., Сагайдак М. А. Исследование церкви Успения Пирогощи // АО І977. М., І978. С. 3І8; Гупало К. Н. Исследование церкви Пирогощей в Киеве // АО І979. М., І980. С. 226.
40 См.: Гупало К. Н. Подол в древнем Киеве. С. І22-І23.
41 См.: Сагайдак М. А. Давньокиївський Поділ. С. 22.
42 См.: Толочко П. П. Древний Киев. С. 58.
43 Там же. С. 59. Попытка локализовать капище Велеса впервые была предпринята М. Ф. Берлинским. Опираясь на документ из архива городской Думы, датированный І696 г., он утверждал, что церковь св. Власия, уничтоженная пожаром І65І г., была воздвигнута на месте языческого святилища Велеса. По мнению Берлинского, это святилище находилось вблизи деревянной церкви, существовавшей в Киеве еще в начале ХК в. Эту гипотезу, правда, с некоторыми оговорками, поддержал Н. Закревский (Берлинский М. Ф. Краткое описание Киева. СПб., І820. С. ІІ0, І92; Закревский Н. Описание Киева. М., І868. Т. І. С. 2І2-2І3).
44 ПВЛ. С. 66.
45 См.: Сагайдак М. А. Великий город Ярослава. Киев, І982. С. 6-7.
46 См.: Лебединцев П. Г. О раскопках на Софийском дворе в І878 г. // ЧИОНЛ. І888. Кн. 2. С. 36; Антоно-
вич В. Б. Археологическая карта. С. 36.
47 См.: Боровський Я. Е. Археологічні дослідження в «городи Ярослава» // Археологічні дослідження стародавнього Києва. К., І976. С. 93-94.
48 Фроянов И. Я. К истории зарождения и развития Русского государства // Из истории Византии и византиноведения. М., І99І. С. 76.
49 См.: Толочко П.П. Раскопки древнего Киева. С. 54-55; Он же. Нове у вивченні Києва // Археологія. І978. Т. 26.
50 См.: Харламов В. А. Исследования дворцовой постройки на Старокиевской горе // АО І98І. М., І983. С. 327-328.
51 См.: Харламов В. А. Исследования каменной монументальной архитектуры древнего Киева // Археологические исследования Киева І978-І983 гг. Киев, І985. С. І06-І08.
52 Заслуживает внимания гипотеза Р. С. Орлова, склонного рассматривать остатки сооружения І908 г. как следы жертвенника, где отправлялся солярный культ Даждьбога. (Орлов Р. С. Конструктивные особенности киевского капища І908 г. // Проблеми вивчення та охорони пам’яток археології Київщини. Киев, І99І. С. І08-І09; Он же. Про функціональне призначення київського капища І908 р. // Історія України-Русї. К., І998. С. І97-208). Не исключается при этом, что капище некоторое время функционировало одновременно с Десятинной церковью (датировки археологического материала допускают такое предположение). Учитывая взаимосвязь почитания Даждьбога с княжеским культом (Орлов Р. С. Язычество в княжеской идеологии Руси // Обряды и верования древнего населения Украины. Киев, І990. С. 101-ІІ4; Мильков Н. В., Пилюгина Н. Б. Христианство и язычество: проблема двоеверия // Введение христианства на Руси. М., І987. С. 267), данное предположение позволяет вполне гармонично вписать размещение жертвенника в общую архитектурную идею киевского детинца.
53 Толочко П. П. Древнерусский феодальный город. С. І49.
54 В оригинале так: «In magna has civitate, que istius regni caput est, plus quadringente habentur eclesiae et mercatus VIII, populi autem ignota manus; quae , sicut omnie haes provincia , ex fugitivorum robore servorum huc undique confluencium et maxime ex vtlocibus Danus , multium se nocetibus Pecinegis hactenus resistebat et alios vincebat». Цит. по: Thietmari chronicon // Ausgewahlte Qellen zur deutchen Geschichte des Mittelaters. Berlin. Bd. IX. o.J. P. 474.; Перевод дается по: Латиноязычные источники по истории Древней Руси. Германия. К первая половина ХП в. М.; Л., І989. С. 69.
55 См.: Грушевський М. С. Виїмки з джерел до истории України-Руси. Львів, І895. С. 95; Хрестоматия средневековых латинских авторов. М., І956. С. 67; Фроянов И. Я. Рабство и данничество у восточных славян VI-Х вв. СПб., І996. С. І82-І83. Прим. 5І5.
56 См.: Килиевич С. Р. Детинец Киева. С. 98.
57 См.: Толочко П. П., Килиевич С. Р. Археологические раскопки на Старокиевской горе // АИУ 1968. Киев, 1971. Вып. 3. С. 236-237.
58 Во время раскопок в целом ряде жилищ были обнаружены остатки строительного материала, аналогичного материалу Десятинной церкви. Так, в жилище № 1 (раскопки 1966 г.) из плинфы была сложена печь. То же мы наблюдаем и в жилище № 3 (раскопки 1969 г.). В жилище № 1 (раскопки 1965 г.) возле печи обнаружена шиферная резная плита. В жилище № 3 (раскопки 1966 г.) наряду с битой плинфой найдены поливные плитки, предназначенные для украшения пола (Толочко П. П., Килиевич С. Р. Новые исследования Старокиевской горы // АИУ 1965-1966. Киев, 1967. Вып. 1. С. 173-174; Он же. Розкопки на схилах Старокиївської гори // АДУ 1969. Киев, 1972. Вып. 4. С. 286-291; Он же. Детинец Киева. С. 87, 90-91). Все упомянутые материалы были использованы при сооружении жилищ. Поэтому начало строительства Десятинной церкви является нижней датой сооружения этих жилищ.
59 Голубев С. Т. Спорные вопросы о древней топографии Киева. Киев, 1910. С. 13.
60 См.: Стефанович В. А. З археологічних розвідкових розкопок 1913 р. в Києві // Наукові записки ІІМК. 1935. Кн. 5-6. С. 185-196; Самойловський І. М. Міська брама Х ст. у Києві // Археологія. 1965. Т. 19. С. 183-188.
61 См.: ОАК за 1908 г. СПб., 1912. С. 152-153; Каргер М. К. Древний Киев. Т. 1. С. 172-173.
62 См.: Каргер М. К. Археологические исследования древнего Киева. Киев, 1950. С. 179-182; Килиевич С. Р. Раскопки на территории Великого княжого двора ХІ-ХІІІ вв. // АО. 1973. М., 1974. С. 280-281.
63 Так, обнаруженная в западном конце террасы гончарная мастерская была возведена на месте заброшенного жилища. Производственный комплекс, состоявший из двухярусной печи и подсобного помещения, разместился в границах старой постройки (Толочко П. П., Килиевич С. Р., Дяденко В. Д. Из работ Киевской археологической экспедиции // АИУ. 1967. Киев, 1969. Вып. 2. С. 188-191). На другом конце террасы открыто пять жилищ, из которых достаточно четко прослежены четыре. Три жилища (№ 2-4) расположены по оси «северо-восток—юго-запад», указывая направление древней улицы, идущей вдоль террасы (Килиевич С. Р. Детинец Киева. С. 97-98. Рис. 68). Последнее жилище № 5 построено позднее, оно уже не вписывается в план застройки квартала и врезается в стену жилища № 4. Наличие большой печи, сильно обожженной поверхности пола и железного шлака в заполнении говорит о производственном характере помещения (Килиевич С. Р. Розкопки на схилах. С. 286-291).
64 См.: Фроянов И. Я. К истории зарождения Русского государства. С. 81.
65 См.: Толочко П. П., Боровський Я. Е. Язичницьке капище в «городи Володимира» // Археологія Києва: Дослідження и матеріали. К., 1979. С. 37. Реконструкция первоначального облика капища предложена Б. А. Рыбаковым. См.: Рыбаков Б. А. Язычество Древней Руси. М., 1988. С. 428-432.
66 Постройка у северных склонов Старокиевской горы, впервые открытая в 1857 г. и исследованная в 1907-1908, 1936, 1939, 1966 гг., представляла собой часть внешней стены с примыкающими к ней поперечными стенами. В завале было обнаружено много кусков смальты, цемянки с фресковой росписью, обгоревших бревен и досок, фрагментов наличников от дверей, куски карниза из мрамора и красного шифера (Галерея киевских достопримечательностей, видов и древностей. Киев, 1857. Т. 5. С. 34-35; Изв. Археолог. об-ва. СПб., 1859. Т. 1. С. 306-307; Хвойко В. В. Древние обитатели С. 66-69; Каргер М. К. Древний Киев. Т. 2. С. 66-67; Толочко П. П. Історична топографія. С. 55-57). Еще Хвойка, анализируя раскопанную постройку, предположил, что главная часть ее была возведена гораздо раньше Десятинной церкви (Хвойко В. В. Древние обитатели... С. 67). Одни историки считают открытые развалины остатками древнейшего дворца княгини Ольги, упоминаемого в ПВЛ под 945 г., другие полагают, что указанные фундаменты — следы дома церковного притча (Каргер М. К. Древний Киев. Т. 1. С. 263-267; Килиевич С. Р. Детинец Киева. С. 36; Асеев Ю. С. Архитектура древнего Киева. Киев, 1982. С. 26). Отождествление указанной постройки с дворцом княгини Ольги, на наш взгляд, неправомерно. Ссылка на фразу ПВЛ здесь вряд ли может служить аргументом выражение «бе бо ту терем каменъ» еще не говорит о том, что «терем» стоял во времена описываемых событий 945 г., а не служил топографической привязкой во время работы летописца. Второе здание было обнаружено в 1868 г., а в 1910-1914 гг. исследовано Д. В. Милеевым. На основании данных, полученных во время раскопок, С. П. Вельмин предположил, что эта постройка была также возведена раньше Десятинной церкви. М. К. Каргер выразил сомнение по поводу этой гипотезы, указав, тем не менее, на конец Х в., как наиболее вероятное время постройки под подошвой фундамента обнаруженного погребения ІХ-Х вв. (ИАК. Прил. к вып. 44. СПБ., 1912. С. 98; Вельмин С.П. Раскопки Археологической комиссии в Киеве в усадьбе Десятинной церкви летом 1911 г. // Унив. изв. Киев, 1914. Октябрь. Прил. 11; Каргер М. К. Древний Киев. Т. 2. С. 71-72). С. Р. Килиевич, опираясь на результаты обмеров фундаментов, выступает в поддержку гипо-
тезы Вельмина, считая остатки постройки «гридницей», упоминаемой под 996 г. (Килиевич С. Р. Детинец Киева. С. 66-69; Асеев Ю. С. Архитектура древнего Киева. С. 27).
67 См.: Курбатов Г. Л., Фролов Э. Д., Фроянов И. Я. Христианство: Античность, Византия, Древняя Русь.
Л., 1988. С. 230.
68 См.: Асеев Ю. С. Архитектура Древнего Киева. С. 23.
69 См.: Килиевич С. Р. Детинец Киева.
70 См.: Гупало К. Н. Массовая застройка Киева ХІ-ХІІІ вв. // Новое в археологии Киева С. 118-119.
71 См.: Харламов В. А. Київська садиби Х ст. // Археологія. 1977. Т. 24.
72 См.: Фроянов И.Я. К истории зарождения Русского государства. С. 82.
В. В. Долгов
ДРЕВНЕРУССКИЙ ГОРОД Х1—Х111 ВЕКОВ КАК САКРАЛЬНОЕ ПРОСТРАНСТВО
Этимология слова «город» указывает на время освоения славянами неизведанных пространств, миграции на новую территорию, где для жизни требовалось прежде всего отгородиться от окружающего враждебного хаоса. Необходимо было превратить «чужое» в «свое», и поскольку совершить это действие сразу во всемирном масштабе было невозможно, выделялось ограниченное пространство, где и должна была в дальнейшем развиться «своя» жизнь. Недаром, для обозначения человека, лишенного родины, в старославянском языке существовало слово «безградьникъ»1 — у каждого человека где-то должен быть свой город.
Для традиционного мышления, оперирующего религиозными категориями, противопоставление «своего» и «чужого» превращается в противопоставление «почитаемого / сакрального / человеческого / правильного» и «презираемого / низменного / звериного / преступного». Таким образом, город, обустройство которого является фундаментальным актом «освоения», неизбежно приобретает черты сакрального объекта.
В культуре Руси XI — XIII вв. представление о городе как сакральном пространстве соединяло в себе две изначально очень разные, но к указанному периоду начавшие взаимное сближение традиции. Это книжная библейская традиция, пришедшая на Русь вместе с христианством из Византии, и местная славянская. Соединение их было настолько прочным, что библейская традиция пришла в восточнославянские земли в греческой обработке, то есть в обработке цивилизации, для которой категория города была также чрезвычайно важна, как и для славян периода раннего средневековья.
Таким образом, в общественном сознании человека Древней Руси объединились церковные представления, согласно которым каждый город есть, по выражению С. С. Аверницева, «икона» небесного Иерусалима, и местные языческие древнеславянские, для которых город был прежде всего центром «своего», освоенного пространства, образом общества, местом средоточия власти и хранителем священной силы. Глубинное тождество двух этих образов служило их взаимному сближению и соединению, которое произошло достаточно быстро.
«Иерусалимская» составляющая древнерусского образа города неоднократно привлекала внимание исследователей2. В результате анализа источников удалось выделить две формы бытования этой идеи в произведениях древнерусских мыслителей. Во-первых, это отождествление Иерусалима и столицы Руси — Киева. Идея эта нигде не была выражена прямо, но эксплицитно она содержится в Повести Временных лет (далее ПВЛ) и в «Слове о законе и благодати» митрополита Илариона. В таком осмыслении Киев предстает очередным, третьим после Константинополя воплощением богоспасаемого града, Новым Иерусалимом, который тем самым претендует не только на роль об-
