CC BY
62
УДК 261.7
В. Г. Белоус*, К. В. Лапицкий** Н. А. БЕРДЯЕВ И ЦЕРКОВНЫЙ ВОПРОС 1927 ГОДА
Статья посвящена реакции русского эмигрантского философа Н. А. Бердяева на «Обращение временного патриаршего синода», обнародованного газетой «Известия» летом 1927 г. Это событие, по существу означавшее признание Московской Патриархией советской власти, стало переломным в истории церковно-государственных отношений новейшего времени в России. «Церковный вопрос» рассматривается не только в контексте внутрицерковных дискуссий, но и как отражение противоречивых отношений между государством, церковью и общественностью. В основу данной статьи положены публикации периодической печати в Советском Союзе и русской эмиграции; она также включает полный текст интервью Бердяева для варшавской газеты «За свободу!».
Ключевые слова: церковный вопрос, церковно-государственные отношения, русская эмиграция, политическая лояльность, духовные ценности.
V. G. Belous, K. V. Lapitskii N. A. Berdyaev and the church question of 1927
The article concerns itself with the reaction of the Russian émigré philosopher N. A. Berdyaev to the "Appeal of the Temporary Patriarch" in the Soviet newspaper "Izvestia" in the summer of 1927. This event, which meant recognition of the Soviet government by the Moscow Patriarch, became critical in the history of the relationships of the church and state in Russia. "The Church question" is considered not only in the context of church-related discussions, but also as a reflection of the controversial inter-relationship between state, church and society. This article based on the publication in the Soviet and Russian émigré periodicals; it also includes the full text of Berdyaev's interview for Warsaw's newspaper "Za svobodu!".
Keywords: the Church question, the relations of the church and state, the Russian émigré, the political loyalty, spiritual values.
* Владимир Григорьевич Белоус — доктор философских наук, профессор кафедры российской политики факультета политологии Санкт-Петербургского государственного университета; vladbel2003@list.ru
** Кирилл Валерьевич Лапицкий — аспирант кафедры российской политики факультета политологии Санкт-Петербургского государственного университета; volktin@ yandex.ru
В отдельные периоды отечественной истории взаимоотношения церкви и государства приобретали характер прямого политического конфликта. Не удивительно, что и внутрицерковные споры содержали глубокую политическую подоплеку. Отражение такого рода ситуаций в общественном сознании традиционно именуется «церковным вопросом». У данного «вопроса» три субъектные составляющие — церковь, государство и общество. Последний элемент не играет главной роли в конфликте церкви и государства; он может присоединяться либо к первому, либо ко второму, либо занимать нейтральную позицию наблюдения за противостоянием государства и церкви или же вну-трицерковными разногласиями. Однако именно он оказывается решающим фактором в формировании соответствующего мнения.
В настоящей работе центром внимания является переломное событие в истории церковно-государственных отношений новейшего времени — обнародование газетой «Известия» «Обращения временного патриаршего синода», написанного в Москве и датированного 16/29 июля 1927 г. [8]. Декларация завершала первую фазу противостояния русской церкви и советского государства, духовенства и мирской власти, продлившуюся почти десятилетие после Октябрьской революции. Речь пойдет и о том, как данный поворот восприняла русская эмигрантская общественность, и в частности руководитель парижского журнала «Путь», «органа русской религиозной мысли», философ Н. А. Бердяев.
«Обращение временного патриаршего синода» было принято по инициативе фактического главы Московской Патриархии митрополита Нижегородского Сергия (Страгородского). Святая Всероссийская Православная Церковь заявляла о признании советской власти — о переходе от конфронтации к сотрудничеству. Постановление руководства русской церкви было преисполнено духом христианского смирения. Словами о стремлении к мирному сосуществованию с государством церковь декларировала намерение идентифицироваться с народом и властью — выступить против врагов государства вместе с «нашим народом» и «нашим правительством». В документе говорилось о противниках советской власти за границей, которые своей деятельностью порождают недоверие государства к церкви, а также о непрекращающихся действиях внутренних врагов советской власти (налетах, поджогах и т. п.), которые нарушают мирную жизнь и опять-таки повышают недоверие власти к церкви.
Центральной темой «Обращения» стал тезис о лояльности церкви по отношению к советской власти. Декларация требовала от паствы принципиального выбора: либо признать главенство власти и занять активную политическую позицию, либо выйти за пределы церковной институции и не отождествлять себя с ней. Церковь брала на себя обязательство наладить отношения с государственной властью и продемонстрировать верность ей не на словах, а на деле. Временный Патриарший Синод призывал своих собратьев за рубежом также выразить благодарность советской власти за оказанное доверие. Духовенству, сохраняющему православие, предъявлялось требование признавать Советский Союз своей гражданской родиной; не только быть верным православию, но и не забывать о своем гражданском долге. Разрыв государства с монархическим строем не прекращал отношения церкви и власти: все, что
происходило в стране — происходило по воле Бога. Соответственно любые положительные или отрицательные события в Советском Союзе должны были переживаться и церковью.
Декларация по существу призывала духовенство к сотрудничеству с государством в мирских делах. Тезис о том, что советская власть является чем-то случайным и недолговечным, объявлялось ошибочным. Мнение о том, что православная церковь может существовать спокойно в государстве, полностью закрывшись от него, назывался наивным. В «Обращении» Православная Всероссийская Церковь предъявляла и к заграничному синоду требование дать письменное обязательство о лояльности Советскому правительству.
.. .<Заграничный> синод и до сих пор продолжает существовать, политически не меняясь, а в последнее время своими притязаниями на власть даже расколол заграничное церковное общество на два лагеря. Чтобы положить этому конец, мы потребовали от заграничного духовенства дать письменное обязательство в полной лояльности советскому правительству во всей своей общественной деятельности. Не давшие такого обязательства или нарушившие его будут исключены из состава клира, подведомственного московской патриархии. Думаем, что, размежевавшись так, мы будем обеспечены от всяких неожиданностей из-за границы. С другой стороны, наше постановление, может быть, заставит многих задуматься, не пора ли и им рассмотреть вопрос о своих отношениях к советской власти, чтобы не порывать со своей родной церковью и родиной [8].
В том же номере «Известий» был опубликован текст под названием «Беседа с митрополитом Сергием», в которой Заместитель Патриаршего Местоблюстителя давал комментарии к «Обращению временного священного синода». Митрополит подчеркивал недопустимость выступлений против советской власти со стороны верующих, поскольку они подрывают деятельность церкви. Он призывал паству не сожалеть о падении монархии, поскольку монархия — это прошлое, и в свое время она использовала церковь в своих корыстных целях. Сергий также указывал на расхождения между Московской Патриархией и епархиями за границей:
.деятельность заграничного духовенства, выступающая в проповедях и статьях от имени церкви против советской власти, ни в коем случае не соответствует нашим интересам. Мы требуем от них письменных обязательств о полной лояльности в церковно-общественной деятельности по отношению к советской власти. Им дан предельный срок, и если они не подчинятся, то будут нами уволены и тем самым ничего общего с нашей организацией не будут иметь [2].
В заключение звучал тезис о том, что церковь признает советскую власть законной и всегда поддержит Советский Союз в случае войны.
Подборку «церковных» публикаций предваряла редакционная статья «Среди церковников», отражавшая государственную позицию по отношению к официальной позиции Синода и обращению митрополита Сергия. Выдержанная в тоне критики т. н. черносотенного духовенства, она свидетельствовала о настороженном отношении советской власти к изменению церковной политики.
С политической стороны дело очень ясное. Рабочий класс и крестьянство выгнали белогвардейщину из рабочего государства. С белогвардейцами эмигрировало или было прямо выгнано и черносотенное духовенство, — все эти Евлогии, Платоны, Антонии [речь идет о руководителях русской церкви в эмиграции] и как они еще там называются. Православие для них, как было, так и осталось прежде всего одним из орудий борьбы против власти крестьян и рабочих [12].
Не лишним будет заметить, что, кроме «Известий», советская государственная и партийная пресса практически не отреагировала на предложение о примирении, прозвучавшее со стороны руководства Патриаршего Священного Синода.
В эмигрантской печати тезис о лояльности русской церкви советскому государству, содержавшийся в декларации, как и следовало ожидать, вызвал бурное отторжение. Редакционной статей откликнулась газета «Россия» [7]; авторскими публикациями — Петр Струве [14], князь Григорий Трубецкой, Антон Карташев [15] и др. Все эти отклики содержали консолидированную позицию, адресованную церкви, — не уступать «соблазнительным политическим требованиям» митрополита Сергия.
Одним из немногих, кто выступил в поддержку декларации, был Николай Бердяев. В статье «Вопль Русской Церкви», опубликованной в парижской газете «Последние Новости» [1], философ призывал Православную Церковь Заграницей «до конца разделить мученическую и страдальческую судьбу Православной Церкви в России». Бердяев проводил сравнительный анализ положения церкви в отечестве и за границей. По его утверждению, Православную Церковь в России ожидала особая, мученическая, участь, тогда как епископы Православной Церкви Заграницей не знали, что такое мученичество. Православная Церковь Заграницей жила в атмосфере свободы, даже лучше, чем в годы императорской власти. Бердяев говорил о нравственном мученичестве, которое испытывают православные в России и которое неведомо Православной Церкви Заграницей. Положение церкви при советской власти он считал наиболее тяжелым. Философ утверждал, что церковь не должна быть связана ни с какой политической партией.
Принципиальный тезис о «лояльности» церкви советской власти означал для философа следующее: духовной институции ни в коем случае не следовало участвовать в политической борьбе с государственной властью и не благословлять какой-либо иной борьбы, кроме духовной. Объявляя сам факт рождения новой власти греховным актом безбожия и растления, Бердяев оставлял церкви право духовной борьбы, как он выражался, «против дехристианизации русского народа», однако всячески подчеркивал запрет на политическую борьбу с советским строем, рабоче-крестьянским государством, действия, направленные к контрреволюции и реставрации. Таким образом, его позиция носила амбивалентный характер: допуская духовную борьбу с коммунистической властью (правда, не конкретизируя ее формы), он оказывался однозначным противником политической борьбы против нового общественного строя.
С резкой критикой отношения Бердяева к церковному вопросу, который на тот момент оказывался вопросом отношения религиозной эмигрантской общественности к советской власти, выступил П. Б. Струве в статье «Церков-
ность или политика (О "бердяевщине")», опубликованной 17 сентября в издаваемой им же в Париже еженедельной газете «Россия» [13, с. 322-327]. С точки зрения Струве, само требование лояльности Советскому Союзу от заграничных епархий Русской Церкви было нелепым, поскольку они не состояли ни в какой связи с ним. Церкви действительно следовало находиться вне политики и даже возвышаться над ней, однако она ни в коем случае не должна была требовать или вымаливать политического приспособления. Бердяев — утверждал Струве — по существу выступил с апологией приспособленческой деятельности церкви по отношению к власти.
К этому историческому моменту церковный вопрос уже разделил русскую эмиграцию. В конце 1921 г. в Сербии, в Сремских Карловцах, состоялось организационное заседание Всезаграничного церковного Собора (Карловацкого Собора). Было образовано Высшее Церковное Управление за границей, руководителем которого стал митрополит Антоний (Храповицкий), наделенный также полномочиями заместителя Патриарха. Участники Карловацкого Собора выступили с призывом не только к защите веры и Церкви, но и реставрации монархии в России. Некоторые участники собрания (в частности архиепископ Евлогий) возражали против этого обращения, призывая поберечь Церковь, Патриарха и всех верующих, положение которых в Советской России было и без того тяжелым. Карловацкий Собор перевел внутрицерковные споры в политическую плоскость и фактически положил начало расколу в заграничных епархиях Православной Церкви. В Москве Высший церковный совет под председательством Патриарха Тихона принял сторону Евлогия, который в мае 1922 г. был возведен в сан митрополита и назначен экзархом — управляющим западноевропейскими приходами.
Отношения Евлогия с «карловчанами» носили перманентно конфликтный характер. Причины лежали в «либеральной» позиции митрополита, касающейся как собственно церковных, так и общеполитических дел. В январе 1927 г. Синод РПЦЗ, возглавляемый митрополитом Антонием, постановил предать митрополита Евлогия суду священного Собора и отстранить его от управления Западноевропейской епархией. Новый виток противостояние митрополита Евлогия и политических ортодоксов из Карловацкого Собора получило летом и в начале осени 1927 г. на фоне событий, разворачивавшихся в России. П. Б. Струве писал в это время: «Церковный вопрос, волнующий Зарубежье, сперва предстал перед ним в виде спора, с одной стороны, иерархами, так называемыми карловацкими, и митрополитом Евлогием...» [13, с. 322] В начале июля в Париже открылся Епархиальный съезд; в нем принимали участие представители русских приходов во Франции, Германии, Голландии, Дании, Бельгии, Англии и др. Епархиальное собрание приняло резолюцию, которая устанавливала начала, регулирующие управление зарубежной церковью. Западноевропейская русская епархия признавала свое подчинение правопреемникам Патриарха Тихона в России и наделяла канонической властью над епархией митрополита Евлогия [11].
Два месяца спустя в Сремских Карловцах состоялся собор епископата, который заседал под председательством митрополита Антония. Предметами обсуждения были послание местоблюстителя Патриаршего Синода митропо-
лита Сергия, а также «крамола» митрополита Евлогия. «Определение Архиерейского Собора РПЦЗ» от 9 сентября 1927 г. приняло однозначное решение: «Заграничная часть Всероссийской Церкви должна прекратить сношения с московской церковной властью ввиду невозможности нормальных сношений с нею и ввиду порабощения ее безбожной советской властью» [цит. по: 6, с. 103]. Митрополиту Антонию было поручено лично издать по этому поводу «обращение к пастве», в котором надлежало подчеркнуть, что православную церковь представляет «так сказать патриарх Зарубежья и всея закабаленной и лишенной языка Руси» [4].
Дал свой ответ на декларацию Московской Патриархии и митрополит Евлогий. В открытом письме митрополиту Сергию от 16 сентября 1927 г. он присоединился к т. н. подписке с определенными оговорками, которые мало могли удовлетворять как радикальных «карловчан», так и откровенных адептов советской власти:
...церковная власть не может никому навязывать политических программ или стеснять свободу политических убеждений, и разность государственного подданства не может мешать нам быть в лоне единой Матери Русской Православной Церкви. С другой стороны, и наша принадлежность в Русской Православной Церкви не может служить основанием для предъявления к нам, эмигрантам, требования «лояльности», т. е. законопослушности по отношению к советской власти, как это требование, естественно, предъявляется к советским гражданам или к лицам, живущим на территории Советского Государства. Однако, будучи свободным и независимым в политическом отношении, заграничное духовенство обязано всемерно беречь свою родную исстрадавшуюся Мать — Русскую Церковь и в своей деятельности всячески уклоняться от того, что могло бы причинить ей вред [10].
«.В осознании своего долга пред Матерью-Церковью» и «во имя. безграничной любви к ней» Евлогий брал на себя обязательство «твердо стоять на установившемся. согласно заветам Святейшего Патриарха Тихона, положении о невмешательстве Церкви в политическую жизнь и не допускать, чтобы в подведомых» ему «храмах церковный амвон обращался в политическую трибуну» [10].
В России Временный патриарший синод искал компромисс между Московской Патриархией и государством. Это был вынужденный шаг церкви в условиях сложившейся в стране политической ситуации. Перед Всероссийской Православной Церковью прямо стоял вопрос жизни и смерти: она должна была незамедлительно решить задачу сохранения собственной институции в сложившейся ситуации. Вместе с тем для многих (особенно тех, кто находился в эмиграции) декларация руководства Патриархии означала ни больше ни меньше как «акт предательства» интересов русского православия. Не удивительно, что подписанный митрополитом Сергием и другими священнослужителями, оставшимися в России, документ не просто вызвал диаметрально противоположные мнения, но и стал побудительным импульсом к окончательному формированию Русской Православной Церкви Заграницей.
Две противоположные политико-идеологические позиции эмигрантской общественности по вопросу отношений церкви и государства (Н. А. Бердяева
и П. Б. Струве) доступны широкому читателю в современных републикациях. Другое дело — малоизвестный текст, опубликованный в варшавской русскоязычной газете. Николай Бердяев вместе с отечественными философами, находившимися в эмиграции (Семен Франк, Николай Лосский, Иван Лапшин и др.), принимал участие в работе Второго польского философского съезда, который проходил в Варшаве в конце сентября 1927 г. Бердяев выступал на Съезде дважды: 27 сентября на пленарном заседании с докладом «Метафизическая проблема свободы» и в тот же день на секции истории философии с докладом «О русской философии». На следующий день, 28 сентября, он дал пространное интервью корреспонденту газеты «За свободу!» [3], в котором ответил на ряд актуальных вопросов, касающихся церковно-религиозной жизни. Представленное в этом периодическом издании русской эмиграции детальное изложение позиции Бердяева с дополнительными редакционными комментариями позволяет расширить область современных представлений о позиции ведущих интеллектуальных сил русской эмиграции по вопросу отношений церкви и советского государства. Кроме того, мы воспроизводим заметку в «Последних новостях» [5], которая содержит дополнительные характеристики позиции философа.
Полный текст интервью и заметка с небольшими купюрами воспроизводятся с сохранением стилистических, пунктуационных и типографских (жирный шрифт, курсив) особенностей газетных первопубликаций; исправлены лишь очевидные опечатки, некоторые слова приведены в соответствие с современной орфографией. Ввиду доступности современных информационно-справочных источников биографические данные относительно многочисленных имен, упоминаемых в текстах, а также исторические и литературные аллюзии специально не комментируются. Необходимые комментарии даны в тексте в квадратных скобках. Разночтения в нашем правописании «Церкви» и «церкви» объясняются тем, что в самоназваниях данного времени мы используем прописные буквы; там же, где речь идет об институциональных отношениях религиозных и светских организаций, употребляем строчные буквы. Уместно обратить внимание, что изменение прописной буквы на строчную в наименовании церкви, ее внутренних структур, иерархов для советского периода, в отличие от дореволюционного, носило принципиальный (идеологический) характер.
Беседа с профессором Н. А. Бердяевым
Сотрудник нашей газеты был принят пребывающим ныне в Варшаве
на философском конгрессе Н. А. Бердяевым. В довольно продолжительной беседе был затронут целый ряд вопросов церковно-религиозной жизни; вызванных, главным образом, известным обращением митрополита Сергия и возглавляемого им св. синода.
— Свою точку зрения по затрагиваемому вопросу, — заявил профессор, — я уже высказал в своей статье «Вопль русской церкви», напечатанной в «Последних Новостях». Могу только добавить, что послание митрополита
Сергия находится в тесной и непосредственной связи с известным обращением к правительству СССР епископов, находящихся в заточении в Соловках [см.: 9, с. 255-258]. Послание Сергия — это своего рода декларация, облеченная в такую форму, которая приемлема для помещения на страницах официальной советской прессы, тогда как обращение Соловецких епископов — своего рода конкордат церкви с существующей в России властью. Принципиальная точка зрения изложена в послании Соловецких епископов, а обращение митрополита Сергия только развивает и дополняет мысли, высказанные Соловецкими узниками.
— Ну, а как понимать «лояльность» церкви к советской власти, о которой говорит послание митрополита Сергия, — задает вопрос наш сотрудник.
— Ясно, что лояльность церкви нужно понимать в том смысле, что церковь стоит выше всяких партий, выше политики. Нельзя забывать и того, и это я особенно подчеркиваю, что Тихоновская церковь в России только лояльна, тогда, как например, церковь живая воздает «божеское кесарю». — Я уже говорил и вновь заявляю, что все мы должны помочь русской православной церкви. Церковь не может держаться только, сказал бы я, стариками, нужно, чтобы и новая жизнь шла к ней. А это возможно будет только тогда, когда будет преодолен соблазн коммунистического учения среди молодежи, как такового. А борьба с этим учением возможна лишь при легализации церкви и при разрыве обязательной связи церкви со старым режимом.
Далее речь зашла о подписке, которую потребовал митрополит Сергий от митрополита Евлогия.
— Ответ митрополита Евлогия вы, конечно, знаете уже из газет. От себя скажу, что дело вовсе не в том или ином документе, не в подписке митрополита Евлогия, а в том, согласна ли зарубежная церковь отказаться от политики; согласна ли она признать, что должна быть изжита связь ее с той или иной формой политического правления. И здесь должен сказать, что лояльность церкви вовсе не означает того, что должны быть лояльными и отдельные члены церкви. Последние могут свободно сами принадлежать к той или иной политической группировке, но действия их не могут прикрываться церковью. Не секрет, ведь, что особенно много бед причинили Тихоновской церкви православные епископы, пребывающие заграницей и объединившиеся вокруг карловацкого синода, возглавляемого митрополитом Антонием.
— А скажите, г. профессор, как вы смотрите на только что состоявшееся постановление карловацкого собора русских зарубежных епископов, санкционировавшее запрещение в священнослужении и отрешение от должности митрополита Евлогия?
— Конечно, с этим постановлением ни митрополит Евлогий, ни его паства считаться не будут.
— А каково же будет в дальнейшем отношение митрополита Евлогия к московской патриаршей церкви?
— Возможно, что епархия митрополита Евлогия в порядке управления будет автономна, но только в порядке управления. Духовно же, как досель, возглавляемые митрополитом Евлогием приходы Западно-Европейской
епархии будут тесно связаны с Тихоновской российской церковью, — церковью-Матерью.
От редакции
Н. А. Бердяев, редактор религиозно-философского журнала «Путь» (Париж), занимает очень видное место в эмиграции и с мнениями его по церков-но-религиозным вопросам приходится считаться. Поэтому мы сочли своим долгом воспользоваться его пребыванием в Варшаве, для того, чтобы спросить его компетентное мнение по столь волнующему православную эмиграцию вопросу, как церковный «НЭП».
Мы очень благодарные уважаемому Н. А. за его любезное согласие поделиться с нашими читателями своим мнением по этому вопросу.
Однако, мы вынуждены заявить, что с мнениями Н. А. Бердяева мы решительно не согласны.
Его соглашательский оппортунизм, в вопросе религиозно-церковном, нам кажется и не допустимым, и не целесообразным.
Если в целях оппортунизма политического, П. Н. Милюков считает возможным признавать большевицкую власть законной и опираться на патриотизм «комсомольцев», то он, совершая, по нашему мнению, политическую ошибку, оперирует категориями только политическими, а потому не вносит соблазна в область религиозной совести. [Во второй половине 1920-х гг. главный редактор «Последних новостей» П. Н. Милюков в отношении к советской власти придерживался умеренно-либеральной позиции. Ср. редакционную заметку, предварявшую «Ответ митрополита Евлогия»: «Зарубежному церковному народу прежде всего надо суметь претворить главную мысль ответа о неразрывности его с церковью-матерью в неотъемлемую часть своего собственного миросозерцания. Только приняв исходную точку, на которой стоит митрополит Евлогий, можно смотреть в будущее. Поставленные вехи не дадут сбиться с пути, какая бы буря не шумела кругом» [10]].
Что касается Н. А. Бердяева, то его соглашательство тем и опасно, что оно подтачивает как раз религиозную совесть, и допускает оппортунизм при оперировании ценностями вечными. Борьба с коммунистическим учением в рамках локализованной большевиками православной церкви нам кажется чудовищным «соЩга^сио т афес1:о» [противоречие в определении. — лат.]. Пробным камнем этой лукавой легализации, церковной зубатовщины, явится предстоящий всероссийский церковный собор. Без санкций этого собора, зубатовщина «заместителя местоблюстителя» не может иметь никакого реального значения. Мы убеждены, что при наличии советского правительства никакой подлинный церковный собор немыслим, так же как немыслим парламент при самодержавии. Н. А. Бердяев думает иначе. Недалекое будущее покажет, кто прав и кто ошибается.
В. П.
Философский съезд в Варшаве (От нашего корреспондента)
С 23 по 28 сентября в Варшаве заседал съезд польских философов, на который приглашены и некоторые чешские и русские философы. Из русских философов прибыли и выступали с докладами проф. Н. О. Лосский, проф. И. И. Лапшин, проф. С. И. Гессен, проф. С. Л. Франк, проф. С. И. Карцевский и Н. А. Бердяев <...> Н. А. Бердяев вызвал большой интерес своим докладом о проблеме свободы.
Русская колония в Варшаве, с своей стороны, оказала приезжим соотечественникам теплый прием, устроив в помещении Русского Попечительного Комитета вечер для них <.> Вечер, устроенный русской колонией, был открыт приветственной речью тов. представителя «Союза Объединенных русских организаций», Н. А. Племянниковым. Затем выступали представители др. местных организаций. Отвечая на их приветствия, приезжие гости единодушно отмечали с огромным удовлетворением то радушие, какое они встретили со стороны представителей польских университетских кругов и руководителей съезда. Затем беседа перешла на более общие темы. Проф. Лосский, развивая мысль о том, что не может быть абсолютного зла (как и абсолютного добра), указывал, как даже то зло, которое царит сейчас в России, вызывает, как свой кореллятив, многое такое, что имеет великую моральную ценность — подвиги, всякие проявления самопожертвования и т. п. Отчасти на эту тему говорил и Н. А. Бердяев, указавший на рост религиозного движения в России, возрождение и очищение православия и т. д.
Один из священников, присутствовавших на вечере, протоиерей о. Те-одорович, наиболее чтимый в русской колонии, выступил с горячим словом благодарности обоим названным ораторам за их деятельность на пользу церкви и православия. О. Теодорович привел ряд документальных доказательств того, как под влиянием лекций и книг Бердяева создаются среди молодежи кружки религиозно-философского характера. Следует отметить, однако, что это выступление о. Теодоровича с благодарностью по адресу Бердяева совпало с тем, что в тот же день в Варшаве сделано было резкое выступление против Бердяева за его статью в «Посл. Новостях» — «Вопль Русской Церкви» [По всей видимости, речь идет о редакционном послесловии к публикации «Беседы с профессором Н. А. Бердяевым»].
Эта критика, однако, была обставлена такими приемами в чисто «при-шибеевском» стиле, что вызвала реакцию обратную той, на какую, очевидно, была рассчитана. Любопытно отметить также, что представители заведомо право настроенной, здешней националистической молодежи сами явились к Н. А. Бердяеву с просьбой прочесть для них лекцию, которая и состоялась 29 сентября. Все это, конечно, не означает, что точка зрения, выдвинутая Бердяевым в упомянутой его статье, и доводы, развитые им, не вызывают здесь в разных кругах возражений и оговорок, но сама по себе «пришибеевщина»
в критике перестает оказывать свое действие даже на тех, кто до сих пор был к ней наиболее чувствителен. Это — показательно.
ЛИТЕРАТУРА
1. Бердяев Н. Вопль Русской Церкви // Последние Новости. — 1927. — 3 сентября. № 2365. — С. 2.
2. Беседа с митрополитом Сергием // Известия. — 1927. № 3422. 19 августа. — С. 3.
3. Беседа с профессором Н. А. Бердяевым // За свободу! — 1927. — № 222 (2254). 28 сентября. — С. 2.
4. В Сремских Карловцах // Последние Новости. — 1927. — № 2373. 21 сентября. — С. 2.
5. В. П. Философский съезд в Варшаве (От нашего корреспондента) // Последние Новости. — 1927. № 2385. 3 октября. — С. 2.
6. Жизненный путь Блаженнейшего Митрополита Антония (Храповицкого) // Письма Блаженнейшего Митрополита Антония (Храповицкого). — Джорданвилль, Нью-Йорк: Св. — Троицкий Монастырь, 1988. — 281 с. 7. Московская патриархия и русские православные за рубежом // Россия. — 1927. 28 августа. — С. 1.
8. Обращение временного патриаршего синода // Известия. — 1927. — № 3422. 19 августа. — С. 3.
9. Одинцов М. И. Русские патриархи XX века: Судьбы Отечества и Церкви на страницах архивных документов. — М.: РАГС, 1999. — 334 с.
10. Ответ митрополита Евлогия // Последние Новости. — 1927. № 2368. 16 сентября. — С. 1.
11. Резолюция Епархиального Собрания // Последние Новости. — 1927. — № 2297. 7 июля. — С. 1.
12. Среди церковников // Известия. — 1927. — № 3422. 19 августа. — С. 3.
13. Струве П. Б. Дневник Политика (1925-1935). — М.: Русский путь; Париж: УМСА-Р^, 2004. — 872 с.
14. Струве П. Б. Патриаршая церковь и Русское зарубежье // Россия. — 1927. — № 1. 28 августа. — С. 2.
15. Трубецкой Г. Н., кн., Карташев А. В. Патриаршая церковь, советская власть и Зарубежье // Сегодня. — 1927. № 2. — 3 сентября. — С. 1.
