CC BY
190УДК 94(47).02+94(47).03+930.001.12+ 930.009(100)
«МОРЪ И ГЛАД» НА ТЕРРИТОРИИ РУСИ И В ЗОЛОТОЙ ОРДЕ (X - ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ XIV ВВ.)
Т.Ф. Хайдаров
Казанский Федеральный университет г. Казань, Республика Татарстан, Российская Федерация НткИ2000@уапёех. ги
Резюме. Цель: показать современные взгляды на возникновение и распространение в Средние века «Чёрной смерти», исходя из представленной в русских и персидских летописях информации реконструировать этот процесс.
Материалы исследования: помимо опубликованных в 2010-х гг. работы современных учёных в исследовании были использованы опубликованные ранее письменные источники на русском и персидских языках.
Результаты и научная новизна: В ходе проведённого анализа современных работ специалистов в области эпидемиологии, генетики и истории «Чёрной смерти» были определены наиболее ключевые даты в процессе зарождения и распространения данного заболевания на территории русских княжеств и Золотой Орды. Это позволило несколько по-иному взглянуть на существовавшие в средневековом русском и татарском обществе представлении об этом бедствии. Фактически можно говорить о сформированном до начала средневековой эпидемии чумы нарративной традиции. Собственно, возникновение в степных районах Улуса Джучи являлось достаточно длительным процессом. Наиболее крупные этапы нашли отражения в текстах письменных источников. Проведённый ранее отечественными специалистами анализ летописных сводов зачастую грешил неточностями и домыслами. Так, один из самых цитируемых отечественных авторов Ф.А. Дебрек для подтверждения своих слов при анализе более ранних эпидемических вспышек мог прибегнуть к использованию приведённой для более поздних эпидемий симптоматики. Таким образом, обращение к повторному текстологическому анализу русских летописных сводов позволил выявить укоренившиеся в отечественной историографии ряд фактических ошибок в области изучения средневековых эпидемий.
Ключевые слова: «Черная смерть», современные подходы в изучение темы, русские летописные своды, эпидемии, массовый голод.
Введение
Достаточно продолжительный период в западной историографии представления об эпидемии «Чёрной смерти» на пространствах Великой Русской равнины ограничивались сообщением Габриэле де Муси о возникновении после бомбардировки войсками золотоордынского хана Джанибека осаждённой в Крыму генуэзской колонии Каффы неизвестной ранее европейцам болезни. В результате, Крымский полуостров в западной историографии стал восприниматься, как один из возможных регионов исхода «Чёрной смерти». Остальная территория России, вследствие незнания отечественного источ-никового корпуса и отсутствия подтверждённых массовых погребений эпохи эпидемии средневековой чумы, практически до 1970-х г. оставалась вне рамок научных интересов западных исследователей. Несмотря на это в западных научных произведениях можно встретить ссылки на труды отечественных эпидемиологов.
Одним из наиболее часто цитируемых на Западе считаются исследования советского исследователя Ю.М. Ралль [25]. Именно его взгляды легли в основу работ одного из крупнейших западных теоретиков середины XX в. Р. Поллитцера [46]. Благодаря его разработкам территория бывшего СССР была вписана в общий контекст распространения в Средние века «Чёрной смерти». Последовавшая в 1970-2000-х гг. публикация монографий Д.Т. Александера, Л. Лангера, М.В. Долса, Ю. Шамильоглу и О.Й. Бенедиктова позволила не только доказать обоснованность этих предположений, но и за счёт привлечения текстов русских летописей и арабских хроник значительно раздвинуть хронологические границы вспышки эпидемии средневековой чумы [28; 29; 30; 38, 39; 42; 43;48; 49].
В отличие от них отечественные авторы, исходя из анализа русских летописных текстов, не только признавали наличие данного факта в истории России, но и одними из первых в мире пришли к выводу о ведущем положении территорий Золотой Орды в процессе зарождения и распространения «Чёрной смерти». В тоже время, все выводы делались под влиянием представителей естественно-научного направления. Поэтому зачастую в определении той или иной вспышки могли быть допущенные грубейшие ошибки.
Методология
Если же в целом говорить о современном уровне развитии изучения «Чёрной смерти», то здесь можно говорить о доминировании теорий и методов естественно-научных направлений. Если основу отечественных исследований по сию пору составляет теория природной очаговости трансмиссивных заболеваний человека, то среди западных специалистов вместо разработанного ещё середине XX в. на основе данной теории учении о медицинской экологии получил популярность лабораторный метод полиме-разной цепной реакции (ПЦР). В основу данного метода было положено
удвоение исходной молекулы ДНК с помощью фермента ДНК-полимеразы. Это позволяет выявить на основе анализа биологических находок человеческих останков (зубов, копчиковой кости) наличие у человека в историческом прошлом тех или иных заболеваний. Одним из самых первых исследований, где на практике был применён данный метод стала статья китайской исследовательской группы во главе с Куи Юуном [37]. В результате проведённых лабораторных исследований костных остатков погибших в Китае во время «Чёрной смерти», авторы статьи подтвердили предположение относительно того, что основным возбудителем эпидемии средневековой чумы могла стать переносимая крысами бактерия Yersinia pestis. Кроме того, применение во время своих изысканий вышеуказанного метода, позволило китайским ученым определить: 1) возможный регион возникновения «Чёрной смерти» - Цинхай-Тибетское нагорье; 2) временные промежутки эволюции из относительно безвредного почвенного патогена Yersinia pseudotuberculosis чумной бактерии Yersinia pestis (4394 г. до н. э. - 510 г. н. э.) и появление бубонной формы чумы (6409 - 1505 г. до н. э.) [37, p. 578].
Представленные выводы способствовали проведению аналогичных исследовании в других регионах мира. Одной из обсуждаемых в 2015 г. явилась статья международной исследовательской группы датчанина С. Расмус-сена [47]. На основании данных из расположенных на территории Сибири, Кавказа, Урала, Прибалтики, Польши археологических памятников бронзового века, а также современных образцов из Китая были в целом подверж-дены выводы группы Куи Юуна. Однако, главным достижением группы С. Расмуссена явилось конкретизация с точностью до 95% временного интервала возникновения чумной бактерии Yersinia pestis (78803 - 34659 г. до н. э.). Предложенный временной промежуток в полтора / два раза удревнял первоначальные оценки временного промежутка этого события (28-26 тыс. до н. э.). Аналогичные выводы были сделаны относительно возникновения бубонной формы (7022-5021 г. до н. э.). Являясь сторонниками гипотезы отнесения «Чёрной смерти» именно к лёгочной форме чумы, группа С. Расмуссена определили примерную дату её появления - 2746 г. до н. э.
Если в целом говорить о выводах сделанных данной группой, то можно заключить, что о существовании опасных для человека штаммов чумы можно говорить только начиная с конца IV - начала III тыс. д.н.э. Именно в этот период, согласно данным исторических источников, и были зафиксированы крупные вымирания населения, масштабные миграции народов, основная масса социальных и политических потрясений. Возникновение, распространенных во время «первой и второй пандемий чумы» штаммов заболевания произошло в начале I-го тыс. д.н.э. Именно тогда, как предположили члены группы С. Расмуссена, и возникла полная адаптация бактерии Yersinia pestis к блохам и их носителям - мигрирующих синантропическим видам степных грызунов.
Более подробный анализ генома штамма средневековой чумы был сделан исследовательской группой Йоханнеса Краузе [51]. Сравнив данные полученные из погребений времен «Черной смерти» в Барселоне, Эльвангене (Германия) и Булгаре (республика Татарстан, Россия) исследователи пришли к выводу, что практически все зафиксированные в исторических источниках вспышки средневековой чумы были вызваны одним и тем же штаммом бактерии Yersinia pestis. Радиоуглеродный анализ сопутствующего материала из археологических раскопок (вещественных источников и монет) позволил определить примерный временной промежуток крупных вспышек в трех городах (Барселона (1300-1420), Булгар (1298-1388), Эльванген (1486-1627)), что в значительной степени коррелируется с данными, указанными в письменных источниках (1362-1363 гг. для булгарских данных) [51, p. 875].
Для более глубинного понимания процессов все полученные методом ПЦР данные были сравнены с опубликованными ранее результатами исследований, полученных в мире и на территории стран бывшего Советского Союза, современных проб чумы. На их основе исследователями были сделаны выводы:
1) определяющую роль в начале «Чёрной смерти» сыграли не африканские и южнокитайские, а расположенные восточнее Каспийского моря и связанные с Великим шелковым путем несколько крупных эпидемических очагов;
2) на всем пространстве европейского континента во время Второй пандемии чумы активность проявлял штамм бактерии чумы, имеющий восточное происхождение, то есть пришедший из глубин Центральной Азии по Великому шёлковому пути;
3) в распространении эпидемии участвовали не только крысы, но и другие виды степной фауны [51, p. 876].
Таким образом, исследовательской группе Й. Краузе благодаря анализу данных полученных из захоронений г. Булгара удалось несколько по-иному взглянуть на проблему возникновения и распространения бактерии чумы во время Второй пандемии. Тем самым была создана совершенно иная, чем это принято в западной научной среде картина распространения «Чёрной смерти». Правда для дальнейшего осмысления этого процесса, по признанию членов исследовательской группы, крайне необходимо получение новых данных с Кавказа и Поволжья, а также продолжить наблюдение за миграционными путями степных грызунов [51, p. 880].
Среди наиболее крупных критиков взглядов Й. Краузе можно выделить американского исследователя М.Г. Грин. Последняя акцентировала внимание на палеобиологии и филогенетике происхождения бактерии Yersinia pestis [40; 41; 42]. Исходя в вопросах начала «Чёрной смерти» из выводов группы Куи Юуна, американский специалист определил важную роль в этом процессе, последовавшем после масштабных извержений вулканов изменении
климата. Наиболее крупные из них были зафиксированы в районе 535, 1257 и 1340-х гг. Именно вокруг этих дат современные ученные отметили значительные изменения климата и последующее возникновение крупных пандемий. Прямым примером подобного взаимодействия является климатическое похолодание середины VI в. н. э. и «чума Юстиниана».
Возможно, аналогичная взаимосвязь существовала, между похолоданием начала XIV в. и «Чёрной смертью». Однако, по мнению М.Г. Гринн, это окончательно не снимает вопрос с определением возможного периода активизации распространённой во время Второй пандемии формы чумы. Исходя из позиции уже упомянутой группы Куи Юуна, американский исследователь определяет возможную дату начала этого процесса в районе 1268 г.
В вопросе определения эволюции бактерии Yersinia pestis из менее опасной для человеческого вида Yersinia pseudotuberculosis, американский исследователь склонялся к временному промежутку 20436 - 1056 гг. до н. э. Собственно, появление «Чёрной смерти» было датированно М.Г. Гринн временным промежутком межу 4394 г. до н. э. и 510 г. н. э. [41, p. 35]. При этом было признано, что основными носителями и переносчиками данного заболевания скорее всего были как грызуны (дикие белки, крысы, байбаки, суслики), так и другие млекопитающие (овцы, лошади, верблюды). Кроме того, вши наравне с крысиными блохами были признаны американскими исследователем одними из возможных переносчиков чумных бактерий. Впрочем, без наличия на пространствах евразийского континента широкой сети торговых путей эпидемия средневековой чумы не достигла таких масштабов, а уровень смертности не вырос бы до таких катастрофических величин [41, p. 32-34].
Если же в целом говорить об оценках убыли населения во время «Чёрной смерти», то М.Г. Грин исходила из месторасположения поселения людей. Чем выше была его транспортная связанность или близость к природным очагам, тем выше был среди населения процент потерь. В целом, по подсчётам исследователя, смертность среди населения могла достичь от 30% до 60% от эпидемических величин. При этом в эти данные не входили потери предшествующие «Чёрной смерти» вспышек. Согласно точке зрения американского исследователя, в период между двумя пандемиями чумы на всем притяжении афроевразийского пространства было зафиксировано большое число локальных вспышек чумы и иных эпидемических заболеваний. Исходя из этого Вторую пандемию чумы скорее надо рассматривать как своеобразный средневековый эпидемический пик [41, p. 34].
Роль климата в процессе зарождения и распространения «Чёрной смерти» в своей статье отметили швейцарский климатолог У. Бюнген и норвежский исследователь Б.В. Шмидт [50]. В ней на основе результатов, полученных в 2013-2014 гг. в ходе дедрохронологического анализа
европейской и азиатской растительности1, прокси-климатических исследований взятых близ чумных очагов водоемов осадочных пород2, была выявлена в период с 1347 по 1837 г. корреляция между крупными европейскими эпидемиями и природно-климатическими изменениями в Центральной Азии.
По мнению авторов статьи, прямыми следствиями произошедших климатических изменений стало резкое увеличение количества переносимой одной песчанкой, сусликом или алтайским сурком чумных блох. Численный рост насекомых в итоге и способствовал ускорению процесса поиска альтернативных хозяев. Одной из самых крупных их добычей становится наиболее массовый живущий поблизости живой организм - человек. Поскольку исследователям не были доступны данные климатических изменений в районах расположения природных очагов чумы, ими было высказано предположение, что начало крупных европейских вспышек чумы было напрямую связано с миграцией из природных очагов Центральной Азии диких животных и масштабными климатическими изменениями3. Таким образом, по заключению Б.В. Шмидта и У. Бюнгена, важную роль в начале "Чёрной смерти", сыграла миграция из района Каракорума в прикаспийский регион заражённых чумными блохами песчанок. Тем самым, фактически были поставлены под сомнение господствующие в западной научной мысли тезисы: 1) процесс возникновения «Чёрной смерти» имел неожиданно
1 В этой статье было несколько популярных на сегодняшний день исследовательских методов. Среди перечисленных выделяется метод дендрологического анализа. Последний основанный на исследовании зависимости годичного радиального прироста дерева от комплекса метеорологических факторов и, прежде всего, от количества тепла и влаги. При помощи дендрохронологического анализа получают так называемый индекс прироста древесных колец, который затем возможно перевести в температурные значения. Однако в настоящий момент удовлетворительных климатических реконструкций для центральной части территории Русской равнины, построенных с использованием дендрологических данных, не существует. Связано это с тем, что оптимальные результаты этот метод даёт, когда в качестве индикатора колебаний температуры используются характеристики роста деревьев, произрастающих в условиях недостатка тепла, а именно - на северных границах леса или в предгорьях. См.: [13]. В статье для получения климатических данных по Золотой Орды были использованы исследования проб полученных из пород Каракорумского хребта.
2 В отечественной науке более распространен палинологический анализ данных полученные из верхних фрагментов наиболее представительных разрезов торфяников. Эти материалы содержат ископаемую пыльцу растительности, видовой спектр которой определённым образом связан с важнейшими климатическими параметрами. Привлекательность палинологических данных заключается в том, что они дают конкретные значения температур, правда в лучшем случае лишь по двум - зимнему и летнему - сезонам. Подробно см. [12].
3 В статье У. Бюнгена и Б.В. Шмидта для получения климатических данных по Золотой Орды были использованы исследования проб полученных из пород Кара-корумского хребта.
взрывной характер; 2) она являлась формой европейской портовой бубонной чумы [50, p. 3023].
Для теоретического осмысления темы «Чёрной смерти» определённый интерес представляет монография профессора белфастского унививерситата Б.М.С. Кэмпбелла [34]. Ещё в опубликованных в 2010-м г. статьях он обратил внимание на определяющую роль в процессе возникновения эпидемии средневековой чумы вспышек солнца, климатических изменений, антропологического и экологических факторов [31; 32]. В этом современный британский исследователь близок к взглядам Б.В. Шмидта, У. Бюнгена и М.Г. Грин. Достаточно новаторским выглядит его предположение относительно систематического возникновения перед вспышками эпидемии чумы среди домашних животных крупных эпизоотий. Для «Чёрной смерти» такое бедствие было зафиксировано в 1314 - 1321 годах. Также профессором Белфастского университета было подмечено, что определенную роль в этом процессе сыграли климатические аномалии и снижение солнечной активности [31, p. 14; 34, p. 229-230]. Результатом чего стало наступление около 1280 г. «Малого Ледникового периода». Правда, по заключению самого исследователя, это не был единый процесс. Б.М.С. Кэмпбеллом были определены два пика климатических изменений в 1282-1342 и 1416-1534 гг. Причем сюда наложился период солнечного минимума (с 1270 по 1480 гг.) [35, p. 865]. Внешним проявлением этих процессов стало около 1340 г. обострение на всём пространстве Европы и Ближнего Востока политической ситуации. Другим последствием, и куда более важным, по мнению исследователя, явился кризис сельского хозяйства и животноводства, что ускорило наступление масштабного голода [34, p. 253-262]. Проанализировав цены на пшеницу в Англии и Тоскане, исследователь определил самый голодный период - 1328-1333 гг. В условиях сформировавшейся единой торговой и транспортной системы голод в этот период принял катастрофический масштаб. Если сюда добавить ухудшение климата накануне вспышек «Чёрной смерти», проявлявшееся в чередовании суровых зим, масштабным выпадением осадков в весенне-летний период и засушливым летом, то становится понятна основная причина большой смертности среди населения в 13461352 гг. [33, p. 144-147].
Таким, образом, по мнению Б.М.С. Кэмпбелла, именно глобальное изменение климата напрямую способствовало возникновению в расположенных в глубине евразийских степей природных очагах Второй пандемии чумы [34, p. 277-289]. В своих взглядах на биологию «Чёрной смерти» учёный исходит из того, что регионом возникновения данного заболевания необходимо считать Цинхай-Тибетское нагорье. Именно в период средневекового климатического оптимума в этом регионе и сложились наиболее благоприятные условия для жизнедеятельности и развития популяции, являвшихся основными носителями бактерии Yersinia pestis, самых массовых
местных видов синантропических грызунов (сусликов и сурков). Масштабные изменения начались, когда вследствие колоссальных климатических изменений начала XIV в., произошло усиление миграционных потоков выше указанных видов степной фауны с последующим численным сокращением их популяции. В этих условиях чумные блохи нашли себе нового носителя -крыс. Скорее всего, по мнению Б.М.С. Кэмпбелла, произошло это в районе расположенным между озером Иссык-Куль (Кыргызстан) и побережья Каспийского моря. Одной из главных причин смены носителя профессором Белфастского университета был назван факт того, что данный вид грызунов, как биологический организм, является более восприимчивыми к заболеванию, чем те же сурки или суслики. Именно, после этого стало возможным начало «Чёрной смерти», то есть менее опасная эпизоотия смогла эволюционировать в сторону более опасной для человека панзоотии1.
Так в период между 1346 и 1475 гг. вспышки средневековой чумы были зафиксированы в Западной Европе в 1348 - 1350, 1360 - 1362, 1369, 1374, 1399 - 1401, 1438 - 1439, 1450 - 1452, 1454 - 1457 и 1463 - 1475 гг.) [34, p. 344-351]. Прямым следствием последних, по признанию самого исследователя, явился в XVI в. резкий рост на всем пространстве Евразийского континента количества политических и экономических кризисов. Впрочем, из-за недостаточной доказательной базы, заключает учёный, подобная оценка событий должна рассматриваться исключительно, как гипотеза, так как пока не совсем ясен основной механизм возникновения «Чёрной смерти» [34, p. 286-289]. Фактически Б.М.С. Кэмпбелл стал рассматривать данное историческое явление, как своеобразную точку бифуркации развития современной человеческой цивилизации.
Как показали современные исследования средневекового штамма чумы и эпидемиологии данного заболевания, в процессе её возникновения и распространения в древности крайне необходимо было наличие нескольких сопутствующих факторов. Главных из которых были названы: 1) неблагоприятные природно-климатические условия; 2) уровень популяции основных переносчиков чумой бактерии Yersinia pestis мигрирующих, синантропических
1 Эпизоотия - широкое распространение инфекционной болезни среди одного или многих видов животных на значительной территории (следует отличать от энзоотии), значительно превышающее уровень заболеваемости, обычно регистрируемый на данной территории. Говоря простым языком, эпизоотия - это «эпидемия у животных». Панзоотия - необычайно широкое распространение инфекционной болезни животных, охватывающее страну, группу стран, континент. Является высшей степенью эпизоотии. Она может начаться при соблюдении трёх условий:
1) появление новой, ранее не наблюдавшейся болезни;
2) происходит заражение нескольких распространённых видов животных, и заражение вызывает тяжелую болезнь;
3) инфицирующий агент легко и жизнеспособно распространяется среди животных.
видов степной фауны; 3) периодичность сейсмической и солнечной активности; 4) наличие природных очагов заболевания; 5) достаточно длительное нахождение в стрессовом, проживающих близ них, человеческих сообществ. Уровень их взаимодействия в конечном итоге и определил масштабность бедствия в прошлом.
Обсуждение
Пожалуй, наиболее полная информация о средневековых эпидемических вспышках содержится в русских летописных сводах. Одной из первых, зафиксированных в русских летописях, стала разразившаяся в 979 г. на территории Киевского княжества эпидемия [29, p. 14; 45, p. 8 - 9;]. «Въ лето 6487 быша знаметя въ луне, и въ солнце и въ звездахъ, и быша громи велцы и страшни, и ветри силни съ вихромъ, и много пакости бываху человекомъ, и скотомъ, и зверемъ леснымъ и полскимъ» [20, с. 39]. Одними из первых, кто ввёл данную вспышку в научный оборот стал Й.Т. Александр [29, с. 13]. Если исходить из позиции американкого руссиста, охватившее небольшое число жителей, данная эпидемия являлась, возникшей на территории восточнославянских княжеств, местной локальной вспышкой чумы. Более пристальный взгляд на данный отрывок раскрывает несколько иную картину происходящего. Хотя нельзя получить конкретную информацию как о месте и временном промежутке происходящем, так и определить конкретную форму заболевания. В то же время, как приведённое описание небесных явлений и мор среди животных указывает на достаточно крупную вспышку эпидемического заболевания среди людей. Один из главных вопросов на который хочется ответить при анализе данного отрывка, заключается в определении самого заболевания. Если исходить из представленной в хрониках Никифора Григора о разразившейся во время «Чёрной смерти» эпизоотии среди животных. Также вызывает вопрос локализации данного бедствия на пространства Великой Русской равнины. Скорее всего, из представленной в Никоновской летописи общегодовой записи указание на прибытие ко двору Ярополку печенежского князя Илдея, что может свидетельствовать о возможной вспышке эпидемии в районе Киева и её степное происхождении. Из всего выше сказанного можно заключить, что это скорее всего была вспышка чумы. О возможной одновременной параллельной вспышке нескольких эпидемических заболеваний ещё в конце XIX в. лабораторными исследования подтвердили отечественные эпидемиологи. Однако, нельзя понять из приведённого летописного отрывка являлась данная вспышка локальной или же была продолжением «Юстиниановой чумы». В то же время, можно говорить о том, что описание «мора лета 6487» заложило в русском летописании нормы и словесные формы в передаче информации об эпидемиях.
Следующей зафиксированной в летописях стала эпидемия 1042 г. Единственными кто в отечественной историографии указал на неё были в
1980-е г. Е.П. Борисенко и В.М. Пасецкий [4, с. 243]. <Въ лето 6550. Иде Володимеръ, сынъ Ярославъ, на ямъ, и победи а, и плени множество Ями; и помроша кони у Володимерыхъ вой, яко еще дышущимъ конемъ, сдираху кожи съ нихъ съ живыхъ; таковъ бо бе море на кони» [20, с. 82]. Как показывает текстологический анализ представленного отрывка, во время похода в земли финского пленени ямь в войске сына Ярослава Владимира разыгралась по всей вероятности вспышка сибирской язвы.
Если говорить о следующей вспышке чумы в степи, то скорее всего последняя произошла в 1060-м г. во время похода великого киевского князя Изеслава в земли «торков». «В лето 6568 Изяславъ, Всеволодъ и Всеславъ съвокупиша вои бе-щисла и придоша на конехъ, в лодгяхъ, бесщисленое множество, на Торки. Се слышавъ, Торци побегоша и до сего дм, и пороша бегающии, Божгимъ гневомъ гонгми; ови отъ зимы оумроша, а дроузии гладомъ, инт же моромъ и соудомъ Божгим. И такои избави Богъ крестьяны отъ поганыхъ» [18, с. 120]. Главное, что здесь можно отметить -наравне с эпидемией среди кочевников был зафиксирован масштабный голод. Все эти бедствия так или иначе летописцы связали с «гневом Божьим», а сами её последствия с счастливым избавления крестьян. Таким образом, можно отметить, что во второй половине XI в. в русской летописной традиции сформировалось достаточно чётко преставление об эпидемиях.
Подтверждением чему является описание вспышки 1094 г. Хотя традиционно в отечественной историографии указан 1092 г. Однако, в самих летописных сводах четко указывается на «лето 6602». «Знамете. Предивно бысть въ мечте, бываше въ ноши станяше тутно по улицамъ, аки человеци рищуще беси: аще кто вылазяше изъ храмины, хотя видети, и уязвенъ бываше невидимо отъ бесовъ язвою, и съ того умираше, и не смеаху излазити не хоромовъ; и по семъ начяша во днехъ являтися на конехъ, и не бе ихъ видети самихъ, но коней ихъ видети копыта; и тако уязвляху люди Полотьскыа и ихъ область; темъ бо и человеци глаголаху: яко нав1е б1ютъ Полочаяны. Се бо знамете поча быти оть Дрютьска. Того лета быстъ знамете на небеси, яко кругъ бысть посреди неба превеликъ. Того же лета ведро бяше, яко изъгораше земля, и мнози боры возгараху сами и от болота; и многа знамета бываху по местомъ; и рать велика бяаше отъ Половецъ и отсюду, и взяща 3 грады: Песоченъ, Переволку, Прилукъ; и многы села повоеваша, и стояше Половци по обема странама. Того же лета воеваша Половцы Ляхи съ Василкомъ Ростиславичемъ. Того же лета умре Рюрикъ, сынъ Ростиславль. Того же лета мнози человеци умираху различными недугы, якоже глаголаху продающей корсты: яко продахомъ корстъ отъ Филипова дни до мясопуста 7000. Се же быстъ грехи наша, яко умножишася греси наши и неправды; се же наведе на ны Богъ, веля намъ имети и покаяте и востягнустися отъ греха, и отъ зависти, и отъ прочихъ злыхъ делъ и непр1азненыхъ сетей» [20, с. 118-119].
Достаточно подробно этот летописный отрывок был проанализирован в работе А.П. Бужилой. Согласно её интерпретации, болезнь началась в Друцке и очень скоро охватила Полоцк и все окрестные земли. Судя по приведённому описанию клиники заболевания, данное бедствие воспринималось современниками как нечто необычное. Внезапность эпидемии, её широкое распространение, а также быстрая скорость при наступлении летального исхода побудил летописцев объяснять появление этого явление через проявление сверхъестественных сил. Впервые в русском летописании при описании подобного бедствия можно встретить указание на переиод распространения заболевания (с 14 ноября по 1 февраля) и общее количество погибших (7 тыс. человек).
По мнению современного отечественного антрополога, приведённая в данном тексте клиника заболевания указывает на её достаточно большую скорость распространения и особую остроту протекания. Ввиду того что летописец в начале обозначал заболевание словом язва, а чуть ниже - рана, можно предположить, что данная эпидемическая вспышка имела инфекционную природу. Однако, диагностировать из представленных внешних признаков конкретный вид заболевания не представляется возможным [5, с. 286].
Если же говорить об общих чертах с описанием «мора лета 6568» то в качестве одной из главных причин начала эпидемии был назван «гнев Божий», кроме того обе вспышки проходили на фоне обострения военной обстановки. Но в отличие от эпидемии 1060-го года, вспышка 1094 г. разыгралась на фоне складывания неблагоприятных природно-климатических условий. Скорее, всего в обоих случаях природные очаги обоих эпидемий необходимо искать в степных районах.
В XII в. ситуация с фиксацией эпидемий в русских летописных текстах оставалась на уровне XI в. В целом её можно охарактеризовать, как не системную. Среди наиболее часто упоминаемых в отечественной историографии вспышек 1000-х г. указываются «мор лета 6662» (1154 гг.) [20, с. 198]. Фактически речь шла о совместном хождении эпидемий и эпизоотий.
Другой, отработанной в отечественной историографии, вспышкой XII в. является «мор лета 6695» (1187 г.). «Въ томъ же лете бысть болесть силна въ людехъ, не бяше бо ни одиного двора безъ болищаго, а въ иномъ дворе никогоже не бяше здравого, некому бяше и воды подати, ано все лежить болно. Богъ казнитъ рабы своа напастьми различными, водою, огнемъ, болезными тяжкими. Соломонъ бо рече: болестымъ в теле часто пребывающимъ, не обленится и сама смерти пршти» [22, с. 277-278]. Данная вспышка была хорошо проанализирована в начале XX в. отечественным исследователем Ф.А. Дебрека. Согласно его точке зрения, последняя разразившись в Новгороде, очень скоро охватила окрестные земли. Исходя из того, что в это время в Западной Европе бушевало несколько эпидемий, то скорее всего именно там и надо искать истоки данного мора. Ни о форме, ни
о времени начала заболевания узнать из приведённого источника невозможно [11, с. 8].
В тоже время, присутствие указания на описанные в Библии «соломоновы страдания» свидетельствуют о достаточных знаниях русских летописцах о природе данного заболевания. Скорее всего речь шла о вспышке в Новгороде, вызываемого через употребления заражённой грибком спорыньи муки, «Антоновым огнём» или эрготизма. Одной из главных особенностей данного заболевания являлась наличие взаимосвязи с неблагоприятными природно-климатическим условями. Впоследствии, именно вспышка данного заболевания частенько сопутствовала в голодные годы население в русских княжеств.
Следующий XIII в. не принёс спокойствия на пространство Великой Русской равнины. Согласно русским летописным сводам основной причиной смертностьи среди населения становился голод и сопутствующий ему «Антонинов жар». Наиболее крупный мор был зафиксирован в 1229-1230 гг. Подробно об этом сообщается в вошедшем в Никоновскую летопись рассказе «О потрясеньи земли».
«Въ лето 6738. Месяца Маия въ 3, во время святыя Богородица въ Володемири потрясеся земля, и церкви, и трапеза, и иконы подвизашася по стенамъ, и светилна поколебашася, люд1е же измушася, и мняхуться яко глаза обошла кождо ихъ, и тако другъ другу сказоваху еже быстъ имъ, и въ домехъ господдьскыхъ, и во иныхъ цекрвахъ и въ домехъ господьскихъ, и во иныхъ градехъ ые. Въ Киеве же граде боле того наипаче бысть потрясете: въ манастыри Печерскомъ церкви святая Богородица каменая на 4 части раступися; ту сущу митрополиту Кирилу, и князю Володимеру, и бояромъ и множьству людей съшедшуся: праздникъ бо бе томъ дне отца Феодоая. Потрясе же трапезница каменою, уже привнесену бывшу въ ню корму и питью, и все же трапезница не паде, ни верхъ ея. Въ Переславли же Русскомъ церкви святаго Михаила разседеся на двое, паде же и переводъ трехъ комаръ и съ кровлею, и потре иконы, и паникадила со свечами со свечами и светилна; бысть же то единого дне и единого часа по всей земли во время литург1я. Того же месяца 10, видеша нецыи солнце рано восходяще, и быстъ на три углы, потомъ же мало взыде съ своемъ чину. Того же месяца 14, въ 3 чась дне, солнце начя погибати зрящимъ всемъ людемъ, и остася его мало, быстъ бо яко месяце 3-хъ дней, и начя опять полнитися. Мнози же мняху месяцъ идущь чресъ чересъ небо, бяшетъ бо межимесячье тогда; друзт же мняху солнце идуще въспять, понеже бо оболоцы мал1и части съ полунощныя страны борзо бежаху на солньце на полуденьну страну. Того же дне и часа бысть тако и того грознее въ Кыеве всемъ зрящемъ, и бастъ солнце месяцемъ, и быстъ солнце месяцемъ, и явишася оба полы его столъпове черьвлены, зелени, сини, также сниде огнъ съ небесе, акы облакъ великъ надъ ручай Лыбедъ, людемъ же всемъ отчаявшемся живота своего и
мневшемъ свою кончину сущу, и начаша целовати друг друга, прощете прiемлюще и горце плачюще, и возопиша вси къ Богу со слезами; всемилостивый же Богъ преведе страшный той огнъ чресъ весъ градъ бес пакости, и впаде въ Днепръ реку, ту и погибе. Се же сказаша намъ самовидцы, въ то время бывше тамо....Того же лета быстъ силенъ моръ силенъ, въ Смоленце створиша 4 скудельницы и положиша во дну 16 тысящь, а въ третьей 7000, а въ четвертой 9 тысящь, се же бысть по два лета.
Того же лета въ Новеграде Стефанъ Твердиславичъ и Иванъ Тимофеевичъ разкорастася съ Водовикомъ посадникомъ, и биша Ивана Тимофеевичя слуги Водовиковы, и заутра вече бысть на Водовика на посадника, и разграбиша домъ его. Водовикъ же посадникъ оскорьбися, и собра Новъграде весь на 1вана Тимофеевича, и на Якима Луюановичя, и на Прокота Яковличя, и сихъ осудиша домы ихъ на разграблете, а Ивана Тимофеевичя убиша и въ Волховъ ввергоша, и иныхъ многихъ смерти предаша. И разгневася Богъ, и опустоша землю, и поиде дождь отъ Благовещета до Ильина дни, день и нощъ, и возста студенъ, и быша мрази велици, и поби всяко жито, и купиша хлебъ по осми кунъ, а четвертъ ржы по 20 гривень Новгородцкихъ, а в-ыныхъ местехъ пустыхъ селскыхъ четвертъ ржы по 30 гривенъ, а пшеница по 40 гривенъ Новгородцкхъ, а овса четвертъ по 12 гривенъ, и бысть моръ въ людехъ отъ глада великъ, яко не мощи и
погребати ихъ.....Гладъ же наипаче простеся не точт въ Новеграде, но и
по всей земли Русской, точт кроме единаго Шева, и толико гневъ БожШ бысть, яко не точт мертвыа человеки ядяху, но и живыа человечеки другъ друга убиваху и ядяху, а еже конину, и пси, и кошки и иная такова, где кто палезъ, ядяше, инт же мохъ, и сосну, илемь, и кору липовую и листь ядяху. Злш же человеци, где аще слышаху у кого жито, силою прихожаху въ место такое, грабаху и убиваху, и протреся гневъ БожШ, и помроша люди по всей земле, имъже не бе числа. ая же бысть по два лета 7-мъ и во 8-мъ» [21, с. 99-102].
Если обратится к отечественной традиции интерпретации «мора лета 6737-6738», то здесь доминирует точка зрения на продолжавшуюся на протяжение двух лет вспышку инфекционного заболевания. Указание на общее количестве погибших, массовые захоранения (скудельницы) и хождение в первой половине XIII в. в Западной Европе различных эпидемий, лишь подтвердило предположение о возможном остром проявлении именно чумы [3, с. 11; 11, с. 10].
Если же обратиться к приведённому в Никоновской летописи описаний, постигших русские земли, бедствий, то сразу бросается в глаза, что наравне с уже опоминавшимися сопутствующими любой «средневековый русский мор» «элементами», перечисляются землетрясения, небесные явления и ухудшившиеся погодные условия. Кроме того, как видно из приведённого рассказа «О потрясеньи земли» сами бедствия обозначаются
традиционным определением «божим гневом за грехи человеческие». Несомненным плюсом данного рассказа стало подробное указание на конкретное число погибших и названия русских городов. Фактически налицо один из первых примеров систематического описания мора на Руси.
Из всего выше сказанного, можно предположить, что налицо было скорее всего вспышка нескольких эпидемических заболеваний. Причём если в 1229 г. могла произойти вспышка «Антонинова жара», то в 1230 г. вполне могло иметь место быть, и вспышка упомянутой выше чумы. Впрочем, говорить конкретно о чём-либо без проведения текстологического анализа русских летописных сводов, а также полевых и лабораторных исследований захоронений погибших во время «мора 6737-6738» пока будет преждевременно.
Следующий крупный «моръ» случился в 1237 г. в Псковской земле. «Въ лето 6745. Быстъ знамеше въ солнци августа 3 в полудт; быть таково знаменге: и тма бысть въ солнци съ запада, аки месяць 5 нощги, а со востока светло, и опять съ востока тма быстъ такожде, аю месяцъ 5 нощ1и, и съ запада светло, и тако исполнися» [18, с. 214]. Хотя в приведённом отрывке нет прямого указания ни на мор, ни на место и время его возникновения. Однако, приведённое далее сообщение о походе немецких крестоносцев в Восточную Прибалтику и посылки Псковом 200 воинов позволяют ответить на эти вопросы. По мнению отечественного исследователя Ф.А. Дербека, возникший в Пскове и Изборске мор, возможно имевший западноевропейское происхождение, скашивает большую часть населения. Смертность была высокой, и, для того чтобы успевать хоронить умерших вовремя близ церквей вырывались могилы на 7-8 умерших [11, с. 11]. Полноценно доверять этой записи не стоит, так как в тексте работы Ф.А. Дебрека не указан первоисточник. Поэтому данное высказывание можно скорее рассматривать как гипотезу, базировавшуюся на знании других летописных записей моров.
Нашествие Батыя и установление в середине XIII в. на Руси золото-ордынского ига не только не снизилось уровень эпидемической опасности, но и резко увеличило саму возможность возникновения в будущем среди населения новых массовых эпидемий. Причём, не последнюю роль здесь сыграло начатое ещё во времена правления первых ордынских ханов Батыя и Берке основание близ природных очагов чумы новых городов, последовавшее вслед за этим массовое прибытие из совершенно иных природно-климатических зон населения и бурное развитие сети внутриордынских сухопутных дорог. Последним фактором по способствующим напрямую началу крупной пандемии стало в конце 1270 г. изменение климата. Поэтому становится понятно появление в текстах русских летописей «мора лета 6785». «Того же лета мнози человеци умираху различные недуги» [21, с. 156]. Однако, узнать подробно о времени, регионе распространении и форме заболевания узнать из данного летописного отрывка в целом невозможно.
Куда больше информация содержится о «море лета 6791 - 6792». Вот как эти события отмечены в Ипатьевской летописи: «Тое же зимы и в Ляхохъ бысть моръ изомре ихъ бесчисленное число множество (1283)....Тое же зимы не токмо во одиной Руси быстъ гневе божий моромъ, но и Ляхохъ; тое же зимы и в Татарехъ изомре все кони и скотъ и овцъ, все изомре, не остася ничегоже (1284)» [15, с. 590-589].
В отечественной историографии сложилась точка зрения, что возникший мор являлся прямым следствием западного похода Толе-Буки хана (Тула-Буги) и беклярбека Ногая. Поэтому, зачастую в качестве одной из главных причин началу эпидемии было обозначено отравление колодцев татарскими воинами, а сама эпидемия определялась скорее как кишечная инфекция [5, с. 287; 8, с. 25]. <(Много же зла тогда сотвориша татаре Русской земле, аще не мечем и огнемъ, понеже Русь помогаху имъ, но чарами своими: иземше бо сердце человеское мочаху во ядъ аспидномъ и полагаху въ водахъ, и отъ сего великт моръ по всей Русской земле» [14, с. 347]. С этой позицией можно лишь отчасти согласиться, когда речь шла о территории охваченных набегом татар. Поэтому логичным выглядит указание на общее количество погибших в русских княжествах и Польше. «По отшествии же Телебузне и Ногаев, Левъ князь сочте колко погибло во его земле людий: што поимано, поимано, избито, и што ихъ Божиею волею изъмерло, -полътретинадесять тысяче» [15, с. 589]. Однако, приведённое в тексте Ипатьевской летописи указание на большое количество погибших в Золотой Орде и последовавшей вслед за этим крупная эпидемическая вспышка в русских землях, скорее указывает на иную природу заболевания.
«Въ лето 6792. Попусти же Богъ казнь свою на Татаръ: поблудивше бо Татаре межи горами, въ пустыняхъ, яко нетокмо кони ядоша, но и людей ядяху отъ глада, и умре ихъ тамо отъ глада около ста тысячей, Телебугъ же едва въ мале дружине выблудился». [14, с. 346]. Исходя из традиций русского летописания по фиксации мора, можно отметить в данном отрывке указание на возникший среди татар масштабный голод. По мнению современных исследователей, данное бедствие являлось прямым следствием наступления масштабных климатических изменений. О наступлении последних около 1280-х г. было отмечано Ю. Шамильоглу и Б.М.С. Кэмпбеллом [27; 35, с. 865]. Согласно их точке зрения, одними из видимых последствий этого скорее всего стало ужесточение политической ситуации в регионе. «Въ ая много которяхуся Русь со Мазошаны, имеюще въ помощь Лътву; такожде и въ Лясехъ бысть междособная брань» [14, с. 346]. Другим следствием изменения климата стало обострение эпидемической ситуации. Правда, скорее всего речь шла о локальной вспышке острого эпидемического заболевания. Причём, важную роль в распространения последнего могла сыграть существующая дорожная сеть. Поэтому не случайно было указание на достаточно обширный регион распространения «мора». Однако, продолжавшиеся
процессы урбанизации и миграции в Золотой Орде могли скорее всего ускорить переход от локальных вспышек к будущей пандемии. Таким образом «моры лета 6785 и 6791-6792» могли вполне считаться одними из первых проявлений грядущей «Чёрной смерти». Прямым доказательством этого может служить выделенный исследовательской группой Й. Краузе из единичного захоронения 1278 г. города Булгара генома, распространённого в Средние века, штамма чумной бактерии Yersiniapestis [51, p. 876-879].
Фактически нужно говорить, что именно территория Золотой Орды стала тем регионом, где происходило становление «Чёрной смерти». В то же время, процесс перехода от локальной к более масштабной вспышке крайне вирулентной формы средневековой чумы был достаточно длителен. По крайне мере нужно о 50-ем периоде проявления первичной формы «Чёрной смерти» (1280-1320-е гг.).
Несомненно, важную роль в ускорении в начале XIV в. этом процессе сыграло усиление при хане Узбеке урбанизации в средневековом татарском государстве. Ещё одним на первый взгляд не замеченным для современников негативным фактом, явилось массовое переселение населения, обладавшее совершенно иной внутренней микрофлорой, что в условии существования местных природных эпидемических очагов стало приводить к накоплению среди местного населения большой массы болезнетворных микроорганизмов. Однако, наличие достаточного количества продуктов питания и благоприятных климатических условий, проблема возникновений среди местных человеческих сообществ новых масштабных эпидемий отходила на второй план. Поэтому в летописных списках основной причиной моров начала XIV в. скорее являлся массовый голод.
«Въ лето 6816 бысть казнь отъ Бога, на моръ и на кони, а мыши поядоша жита; и бысть хлебъ дорогъ зело» [16, с. 223]. «Въ лето 6817мышь поела рожь, пшеницу, овесъ, ячмень и всяко жито; и того ради бысть дороовъ велiа, межина зла, и гладъ крепокъ по всей земле Русской земле, и кони и всякъ скотъ помре» [21, с. 177]. Как отметила один из крупнейших современных отечественных антропологов А.П. Бужилова, в текстах данных летописных отрывков наравне с острым мором от неурожаев и недостатков пищи сообщается о сопутствующих среди животных и людей эпизотии [5, с. 287]. Согласно сложившейся в отечетственной историографии традиции последняя была определенна, имевшую схожую с чумой симптоматику, сибирская язва.
Исходя из теоретических взглядов на возникновение «Чёрной смерти», именно эпизотия была обозначена, как один из первых звонков приближающейся большой эпидемической вспышки средневековой чумы. Однако, скорее всего этого было лишь косвенным свидетельством. Куда показательным является указание в выше приведённых летописных отрывках на поедание мышами урожая зерновых. Скорее всего, увеличивавшееся в условиях
благоприятных природно-климатических условий поголовье местных синан-тропических видов грызунов (серые мыши), в поисках необходимого количества пищи, вступили в контакт с местными человеческими сообществами. В результате этого и произошло ускоренное попадание болезнетворных микроорганизмов внутрь человеческого организма. При этом часть из них могла осесть и в организмах домашних животных, что в условиях продолжения жизнедеятельности последних привело как к их коэволюции к организму нового носителя с последующим проявлением виде иных общих для человека и животных эпидемических заболеваний, так и к переходу сначало к латентной форме заболевания с последующим появлений более опасной для человека формы. Однако, для последующего перехода к более масштабной вспышке эпидемического заболевания крайне необходимо нахождение человеческого организма в состоянии перманентного стресса. Как уже было выше сказано, к последним относятся голод, изменение климата и прибытие новой массы переселенцев.
Если продолжить далее текстологический анализ летописных сводов, новгородские и псковские летописцы сообщают о возникновении в СевероЗападной Руси через несколько лет после событий «лета 6817 - 6818» масштабного голода. «Въ лето 6822. Хлебъ беаше дорогъ в Новегороде; и [во Пскове] почали беаху грабити недобри людие села в городе, и избиша ихъ Псковиц 50, человекъ, и потомъ быстъ тихо. Избиша Корела городчанъ в Корелъскомъ городке и введоша Немецъ, Новгородци же с наместмкомъ Феодоромъ идоша на нихъ; на нихъ; и предашася Корела, наши же избиша Немецъ и Корелоу переветмковъ» [18, с. 255; 19, с. 11]. Исходя из представленной в отрывке информации можно заключить, что голодом оказались охвачены Новгород, Псков, Корела и округа. Причём о масштабности данного события свидетельствует не только перечисление поселений, но и возникшие на фоне этого конфликты между сельскими и городскими жителями, немецкими купцами и новгородцами. Фактически на лицо проявление у оказавшего в условиях масштабного голода древнерусского общества стрессового напряжения.
Поэтому произошедшая, через несколько лет вспышка уже эпидемического заболевания явилось закономерным итогом углубления стрессовой ситуации. «Въ лето 6826. Тое же зимы быстъ моръ во Твери на люди» [21, с. 181- 182]. При локализации формы возникшего заболевания следует обратить внимание на следующую запись. «Въ лето 6825. Тое же осени бысть знамеме на небеси, месяца Сентября, въ денъ суботный до обеда: кругъ надъ Тверью, мало не състунился на помощь, имея три лучи: два на востокъ, а третей на западъ» [22, с. 409]. Если обратится к русской летописной традиции описания моров, то приведённое здесь описание небесных явлений могло являться представленной в завуалированной форме сообщение о вспышке эпидемического заболевания. Скорее всего, это была локальная
вспышка чумы, которая, согласно более поздним описаниям в летописных сводах, проявлялась на территории русских княжеств во второй половине года. Поэтому можно говорить о её проявлении в 1317 году, что в свою очередь несколько корректирует устоявшуюся в отечественной историографии точку зрения. Согласно последней, данный мор датировался 1318 г. Подтверждает предположение относительно чумы присутствие указания, на постигшие Тверское княжество военные бедствия, а также смерть сестры хана Узбека княгини Агафьи [21, с. 180]. Скорее всего, аналогичная последовательность эпизоотии, массового голода и локальных вспышек чумы наблюдалось в этот период и на территории Золотой Орды.
Исходя из данных современных исследований, большую роль в завершении процесса возникновения «Чёрной смерти» сыграло ускорение климатических изменений. Начавшееся в 1280-е г. вследствие изменения тёплого атлантического течения Гольфстрима коррекция движения атмосферных фронтов, привела к тому, что около 1320-х г. увеличился общий сток окружавший Каспийское море пресных водоёмов и последующее повышение уровня последнего [2, с. 20 - 21;7, с. 65]. Это привело к быстрому крупномасштабную подтоплению обширного пространства Северного Прикаспия и Приаралья с пастбищами, многочисленными поселениями и столицы Золотой Орды в ХШ-Х1У вв. [1, с. 318]. Причиной тому, по мнению отечественных исследователей, стала сейсмическая активность в районе южного берега Каспия, проявившаяся в опускании дна Астрабадского залива и рост грязе-вулканической деятельности на Северном Кавказе [9, с. 780]. Именно в этот период путешественники массово зафиксировали внешние проявление активизации вулканов (землетрясения, огненные явления, бурление воды, появление резкого запаха сероводорода и метана, возрастание мощности выхода через трещиноватые горные породы радиоактивного газа радона).
Еще одним видимым результатом активизации сейсмических процессов в каспийском регионе, по мнению отечественных исследователей, стало резкое изменение течения и стока р. Амударьи, приведшее к усилению изменений уровня Каспийского и Аральских морей на 10 - 12 метров [6, с. 86], что нашло отражение в итальянском портолане Каспийского моря XIV - XVI вв. [10, с. 110]. Последовавшая затем мгновенная аридизация окрестных степей и плоскогорий способствовали увеличению числа контактов человека с носителями чумных блох синантропических видов грызунов.
Положение осложнилось тем, что в период между 1328 - 1333 г. на всём пространстве Евразии прокатилась волна масштабных голодов. В русских княжествах большой «глад» был отмечен в 1332 г. «Въ лето 6840 быстъ меженина въ земле Русской и дороговъ велика; сю же дороговъ нецш глаголотъ рослую рожь» [21, с. 206]. Если учесть, что в данном летописной отрывке не конкретизируется место возникновение голода в русских княжествах и уставившихся с Золотой Орды тесных контактов, то можно
предположить о возможном проявлении данного бедствия на территории средневекового татарского государства. Однако, это не значит, что окончание данного масштабного голода автоматически привело к началу «Чёрной смерти». Скорее всего имело место быть процесс учащения локальных вспышек с последующим наложением пришедшей из глубин Центральной Азии эпидемической волны лёгочной формы средневековой чумы. Этим то можно объяснить фиксации в 1341 г. летописцами в Северо-Западной Руси крупной эпидемии. «Въ лето 6849. Бысть же въ то розратье, грехъ ради нашихъ, бяше моръ золъ на людехъ во Пскове и въ Изборске: мряху бо старыя и молодыя люди, и чернци и черница, мужи и жены и малыя детки, не бе бо ихъ где погребати, все могилье воскопано бяше по всемъ церквамъ; а где место воскопають или жене, и ту съ нимъ положатъ малыхъ детокъ, семеро или осмеро головъ въ единъ гробь» [17, с. 188-189].
Данная вспышка была хорошо проанализирована одним из ведущих отечественных антропологов А.Е. Бужиловой. Согласно её точке зрения, это была, затронувшие практически все слои городского населения, очень крупная эпидемия. Хотя упоминание о ней не встречается в других летописных сводах. Однако, указание на неожиданное снятие «немцами» осады в 1341 г. могло свидетельствовать о начале нового витка заболевания и последующее увеличения числа больных. Впрочем, отметил исследователь, отсутствие веских доказательств не позволяет подтвердить это предположение.
Если говорить собственно о начале «Черной смерти», то с большой точностью можно утверждать, что её предшествием явилась, разразившаяся в конце 1320 - начале 1330-х гг. в китайских и монгольских землях Великого хана, эпидемия. Как показали исследования генома чумы, наиболее вероятным регионом появления начала этой эпидемии стало Цинхай-Тибетское плато. Это в свою очередь подтверждают арабские и китайские источники. Последние отметили смерть от неизвестной ранее болезни представителей династии Юань: Есун-Тэмура, Туга-Тэмура и его сыновей. Также жертвами последней стали 16 правителей окрестных земель, а также большое число воинов из войска Великого хана [38, р. 41].
Дальнейшее распространение болезни было зафиксировано в тексте персидского летописца Фасиха ал-Хавафи. В тексте этого источника напрямую указывалось, что после землетрясения 1336-1337 гг. в районе между селениями Заузана и Джизаде вспыхнула эпидемия. В результате, в районе между селением Завы и городом Дугабады (Исламабад) погибло порядка 11 тысяч человек [26]. Именно оттуда, скорее всего, по торговым путям чума в 1338/39 гг. попала в район озера Иссык-Куль. О чём напрямую свидетельствует найденные здесь надгробия неосториан [36]. После чего вспышка средневековой чумы была зафиксирована в Хорезме в 1345 г. Другим возможным вектором распространения эпидемии стали Северная Персия и
Месопотамия. Именно, здесь позднее были зафиксированы самые крупные вспышки чумы.
Около 1346 г. эпидемия средневековой чумы, через шедшие по территории Хорезма и Тебриза торговым путям оказалась на территории Золотой Орды. Наиболее ранние сведения о «Море 6854 - 6860» была сделаны в Троицкой летописи. Согласно предположению советского исследователя Г.Н. Моисеева, последняя, возможно, являлась более поздним списком свода 1408 г., созданного при дворе, жившего непосредственно в эпоху «Чёрной смерти», митрополита Киприана. Поэтому данный источник очень важен в понимании восприятия жителей, зависимых от Золотой Орды русских княжеств, данного исторического события. Из текста источника следует, что «в лето 6854 бысть казнь от бога на люди под восточную страною в Орде и в Орначи, и в Сарае, и в Бездежь, и въ прочихъ градехъ и бысть мор великъ на люди, и на Жиды, и на Фрязи, и на Черкасы, и на прочие человекы, тамо живущая в нихъ. Толь же силенъ бысть моръ въ нихъ, яко не бе мощно живымъ мертвыхъ погребати» [24, с. 336-337]. Аналогичные оценки «Чёрной смерти» можно встретить в источниках, относящихся к тверской летописной традиции. Наиболее полно данная информация представлена в тексте Рогожского летописца и Симеоновской летописи [22, с. 57; 23, с. 95]. Дальнейшее «победное» шествие «Чёрной смерти» по территории России было хорошо рассмотрено в работах как отечественных, так и западных исследователей.
Заключение
Исходя из представленной информации можно заключить, что применение на практике в современных исследованиях естественно-научной методики позволило обоснованно доказать проявление в Средние века крупных эпидемических заболеваний на территории Золотой Орды и русских княжеств. Однако, недостаточное количество лабораторных исследований найденных в погребениях человеческих остатков не позволяет с достаточной точностью определить вид и масштабы вспыхнувшего заболевания. Определённую ясность в этом вопросе вносит анализ текстов русских летописных сводов. Одним из самых ранних, зафиксированных летописцами, стал «моръ лета 6487». Хотя, вследствие потери более ранних летописей, единственное указание о нём присутствует только в созданной в начале XVI в. Однако, полученная в ходе текстологического анализа информация позволила говорить о существовании в средневековом русском обществе достаточных знаний, позволявших определять в качестве первопричин либо эпидемию, либо массовой голод. В то же время, из-за того, что русские летописцы зачастую информацию о массовых эпидемиях старались передать посредством описания необъяснимых небесных и погодных явлений для полноценной реконструкций событий прошлого зачастую приходилось соотносить
данные более поздних описаний эпидемических заболеваний. В результате, это позволило говорить о том, именно территория Золотой Орды стала тем регионом, где происходило становление «Чёрной смерти». В то же время, процесс перехода от локальной к более масштабной вспышке крайне вирулентной формы средневековой чумы был достаточно длителен. По крайне мере нужно о 50-ем периоде проявления первичной формы «Чёрной смерти» (1280-1320-е гг.).
Список литературы
1. Артюхин Ю.В. Природные катаклизмы как одна из причин «Великой замятни» в Золотой Орде и появление Азака // Боспорские исследования. 2009. Вып XVI. С. 314-334.
2. Берг Л.С. Уровень Каспийского моря за историческое время // Проблемы физической географии. 1934. Т. 1. Вып. 1. С. 11-64.
3. Богоявленский Н.А. Древнерусское врачевание в XI-XVII вв. М., 1960. 326 с.
4. Борисенко Е.П., Пасецкий В.М. Тысячелетняя летопись необычайных явлений природы. М.: Мысль, 1988. 522 с.
5. Бужилова А.П. Homo sapiens: История болезни / Ин-т археологии РАН. М.: Языки славянской культуры 2005. 320 с.
6. Вайнбергс И.Г., Ульст В.Г., Розе В.К. О древних береговых линиях и колебаниях уровня Аральского моря // Вопросы четвертичной геологии. Рига, 1972. Вып. 6. С. 69-89.
7. Варущенко С.И., Варщенко А.Н. Уровень Каспийского моря и колебания увлажненности Русской равнины в средние века // Известия АН СССР. Серия география. 1984. № 4. С. 61-70.
8. Васильев К.Г., Сегал А.Е. История эпидемий в России. М., 1960. 397 с.
9. Вознесенский А.В. Изменение уровня Каспийского моря // Природа. 1927. № 10. С. 774-786.
10. Волков И.В. Поселения Приазовья в XII-XIII веках // Русь в XIII веке. Древности тёмного времени. М. Наука. 2003.
11. Дербек Ф.А. История чумных эпидемий с основания государства до настоящего времени. Серия докторские диссертации, допущенных к защите в Императорской военно-медицинской академии в 1904-1905 учебном году. СПб., 1905. Т. 14. 385 с.
12. Климанов В.А., Никифорова Л.Д. Изменения климата на северо-востоке Европы за последние 2000 лет // Доклад АН СССР. 1982. Т. 267. № 1. С. 164-167.
13. Кренке А.Н., Золотокрылин А.Н. и др. Реконструкция динамики увлажнения и температуры воздуха за исторический период (по природным
показателям) / Палеоклиматы позднеледниковья и голоцена. М., 1989. С.34-38.
14. Полное собрание русских летописей. Т. 2. Ипатьевская летопись. СПб., 1843.
15. Полное собрание русских летописей. Т. 2. Ипатьевская летопись. СПб., 1871.
16. Полное собрание русских летописей. Т. 3. Новгородская первая летопись. СПб., 1841.
17. Полное собрание русских летописей. Т. 4. СПб., 1848.
18. Полное собрание русских летописей. Т. 4. Пг., 1915.Вып. 1. Ч. 1.
19. Полное собрание русских летописей. Т. 5. СПб., 1851.
20. Полное собрание русских летописей. Т. 9. Никоновская летопись. СПб., 1862.
21. Полное собрание русских летописей. Т. 10. Никоновская летопись. СПб., 1885.
22. Полное собрание русских летописей. Т. 15, Тверская летопись. СПб., 1863.
23. Полное собрание русских летописей. Т. 18. Симеоновская летопись. СПб., 1913.
24. Приселков М.Д. Троицкая летопись. М., Л., 1950.
25. Ралль Ю.М. Природная очаговость и эпизоотология чумы. М.: Медицина. 1965. 388 с.
26. Фасих Ахмад ибн Джалал ад-Дин Мухаммад ал-Хавафи. Фасихов свод. Ташкент, 1980.
27. Шамильоглу Ю. Изменение климата в Центральной Евразии и Золотой Орде / Золотая Орда в мировой истории. Казань, 2016. С. 665-678.
28. Alexander J.T. Plague in Russia and Danilo Samoilovich: an Historiographical Comment and Research Note // Canadian-American Slavic Studies. 1974. Vol. 8. №. 4. pp. 525-531.
29. Alexander J.T. Bubonic Plague in Early Modern Russia: Public Health and Urban Disaster. Baltimort and London, 1980. 386 p.
30. Benedictow O.J. The Black Death 1346 - 1352: the complete history. Woodbrige, 2004. 433 p.
31. Campbell B.M.S. Physical Shocks, Biological Hazards, and Human Impacts: The Crisis of the Fourteenth Century Revisited. / Le interazioni fra economia e ambiente biologiconell'Europa preindustriale, edited by Simonetta Cavaciocchi, 13-32. Florence: Florence University Press, 2010a.
32. Campbell B.M.S. Nature as Historical Protagonist: Environment and Society in Pre-Industrial England // Economic History Review. 2010b. Vol. 63. pp.281-314.
33. Campbell B.M.S. Panzootics, pandemics and climate anomalies in the fourteenth century / Herrman B. Beitraege zum Goettiger Umwelthistorischen Kolloquium 2010-2011. Goettingen, 2011. P. 121-174.
34. Campbell B.M.S. The Great Transition: Climate, Disease and Society in the Late-Medieval World. Cambridge: Cambridge University Press, 2016. 463 p.
35. Campbell B.M.S., O Grada C. Harfest shortfalls, grain prices, and famines in pre-industrial England' // Journal of Economic History. 2011. Vol 71 (4). pp. 859-886.
36. Chwolson D. Grabinschriften aus Semirjetschie. Neue Folge. Herausgegen und erklaert von D. Chwolson. Mit vier Phorotypischen Taffeln. SPb., 1897. 62 S.
37. Cui Y., Yu C. et al. Historical Variations in Mutation Rate in an Epidemic Pathogen // Yersinia pestis," Proceedings of the National Academy of Science. 2013. Vol. 110. №. 2. pp. 577-582
38. Dols M.W. The Black Death in the Middle East. New Jersey: Princeton University press, 1977. 390 p.
39. Dols M.W. The second plague pandemic and its recurrences in the Middle East: 1347-1894 // EconSocHistOrient. 1979. № 22. pp. 162-189.
40. Green, M.H. (ed.) Pandemic Disease in the Medieval world. Rethinking the Black Death. Kalamazoo and Bradford: Arc Medieval Press, 2015a.
41. Green M.H. The Black Death and Ebola: On the Value of Comparison / Disease in the Medieval world. Rethinking the Black Death, edited by Monica H. Green, IX-XX. Kalamazoo and Bradford: Arc Medieval Press, 2015b.
42. Green M.H. "Taking 'Pandemic' Seriously: Making the Black Death Global" / Pandemic Disease in the Medieval world. Rethinking the Black Death, edited by Monica H. Green. Kalamazoo and Bradford: Arc Medieval Press, 2015 c. pp.27-61
43. Langer L.N. The Black Death in Russia: Its Effects Upon Urban Labor // Russian History. 1975. Vol. 2. pp. 53-67.
44. Langer L.N. Plague and the Russian Countryside: Monastic Estates in the Late Fourteenth and Fifteenth Centuries // Canadian-American Slavic Studies. 1976. Vol. 10. pp. 351-368.
45. McNeill W.H. Europe's Steppe Frontier, 1500-1800. Chicago, 1964.
264 p.
46. Pollitzer R. Plague. Geneva, 1954.
47. Rasmussen S., Allentoft M.E. et al. Early Divergent Strains of Yersinia pestis in Eurasia 5,000 Years ago // Cell. 2015. № 163. P. 571-582
48. Schamiloglu U. The End of Volga Bulgarian // Varia Eurasiatica. Festschrift fur Professor Andras Rona Tas. Szeged, 1991.
49. Schamiloglu U. Preliminary Remarks on the Role of Disease in the History of the Golden Horde" // Central Asian Survey. 1993. № 12(4). P. 447-457.
50. Schmid B.V., Buentgen U., et al. Climate-driven introduction of the Black Death and successive plague reintroductions into Europe // PNSA. 2015. Vol. 112. № 10. P. 3020 - 3025.
51. Spyrou A.M., Tukhbatova R.I. et al. Historical Y. pestis Genomes Reveal the European Black Death as the Source of Ancient and Modern Plague Pandemics // Cell Host & Microbe. 2016. Vol. 19. P. 874-881.
Сведения об авторе: Хайдаров Тимур Фаритович - кандидат исторических наук, доцент кафедры гуманитарных наук Подготовительного факультета КФУ, ORCHID: http://orcid.org/0000- 0003-1909-5727 (420008, Казань, ул. Кремлёвская, 18), e-mail: timkh2000@yandex.ru
Дата поступления материала 04.06.2018.
Принят к публикации 26.07.2018.
EPIDEMICS AND MASS FAMINE IN RUSSIA IN THE TERRITORY OF RUS AND THE GOLDEN HORDE (X - THE FIRST HALF OF THE XIV CENTURY)
Timur Khaydarov
Kazan Federal University Kazan, Republic of Tatarstan, Russian Federation timkh2000@yandex.ru
Abstract. Research objectives: to show modern views on the emergence and spread of the "Black Death" in the Middle Ages, based on the information presented in the Russian and Persian annals, to reconstruct this process.
Research materials: in addition to those published in the 2010s. The work of modern scientists in the study was used previously published written sources in Russian and Persian languages.
Results and scientific novelty: During the carried-out analysis of the current work of experts in the field of epidemiology, genetics, and the history of the "Black death" was determined the most important dates in the process of the emergence and spread of the disease in the territory of the Russian principalities and the Golden Horde. This allowed a somewhat different look at the existing in medieval Russian and Tatar society view of this disaster. In fact, we can talk about the narrative tradition formed before the beginning of the medieval plague epidemic. Actually, the appearance in the steppe regions of the ulus of Jochi was quite a long process. The largest stages were reflected in the texts of written sources. Previously conducted the national experts ' analysis of the Chronicles often sinned with
mistakes and speculation. So, one of the most-quoted Russian authors F. A. Gebrek were able to confirm their words in the analysis of earlier outbreaks could resort to using the for later epidemics of symptoms. Thus, the appeal to the repeated textual analysis of the Russian Chronicles allowed to reveal a number of factual errors rooted in the domestic historiography in the field of the study of medieval epidemics.
Keywords: "Black Death", modern approaches to the study of the topic, Russian chronicles, epidemics, mass famine.
References
1. Artyuhin YU.V. Prirodnye kataklizmy kak odna iz prichin «Velikoj zamyat- ni» v Zolotoj Orde i poyavlenie Azaka // Bosporskie issledovaniya. 2009. Vyp XVI. S. 314-334. (In Russian)
2. Berg L.S. Uroven' Kaspijskogo morya za istoricheskoe vremya // Problemy fizicheskoj geografii. 1934. T. 1. Vyp. 1. S. 11-64. (In Russian)
3. Bogoyavlenskij N.A. Drevnerusskoe vrachevanie v XI-XVII vv. M., 1960. 326 s. (In Russian)
4. Borisenko E.P., Paseckij V.M. Tysyacheletnyaya letopis' neobychajnyh yavlenij pri-rody. M.: Mysl', 1988. 522 s. (In Russian)
5. Buzhilova A.P. Homo sapiens: Istoriya bolezni / In-t arheologii RAN. M.: YAzyki slavyanskoj kul'tury 2005. 320 s. (In Russian)
6. Vajnbergs I.G., Ul'st V.G., Roze V.K. O drevnih beregovyh liniyah i kolebaniyah urovnya Aral'skogo morya // Voprosy chetvertichnoj geologii. Riga, 1972. Vyp. 6. S. 69-89. (In Russian)
7. Varushchenko S.I., Varshchenko A.N. Uroven' Kaspijskogo morya i kolebaniya uvlazhnennosti Russkoj ravniny v srednie veka // Izvestiya AN SSSR. Seriya geografiya. 1984. № 4. S. 61-70. (In Russian)
8. Vasil'ev K.G., Segal A.E. Istoriya ehpidemij v Rossii. M., 1960. 397 s. (In Russian)
9. Voznesenskij A.V. Izmenenie urovnya Kaspijskogo morya // Priroda. 1927. № 10. S. 774-786. (In Russian)
10. Volkov I V. Poseleniya Priazov'ya v XII-XIII vekah // Rus' v XIII veke. Drevnosti tyomnogo vremeni. M. Nauka. 2003. (In Russian)
11. Derbek F.A. Istoriya chumnyh ehpidemij s osnovaniya gosudarstva do nastoyashchego vremeni. Seriya doktorskie dissertacii, dopushchennyh k zashchite v Imperatorskoj voenno-medicinskoj akademii v 1904 - 1905 uchebnom godu. SPb., 1905. T. 14. 385 s. (In Russian)
12. Klimanov V.A., Nikiforova L.D. Izmeneniya klimata na severo-vostoke Evropy za poslednie 2000 let // Doklad AN SSSR. 1982. Vol.267. № 1. S. 164167. (In Russian)
13. Krenke A.N., Zolotokrylin A.N. i dr. Rekonstrukciya dinamiki uvlazhneniya i temperatury vozduha za istoricheskij period (po prirodnym pokazatelyam) / Paleoklimaty pozdnelednikov'ya i golocena. M., 1989. S. 34-38. (In Russian)
14. Polnoe sobranie russkih letopisej. Vol.2. Ipat'evskaya letopis'. SPb., 1843. (In Russian)
15. Polnoe sobranie russkih letopisej. Vol.2. Ipat'evskaya letopis'. SPb., 1871. (In Russian)
16. Polnoe sobranie russkih letopisej. Vol.3. Novgorodskaya pervaya letopis'. SPb., 1841. (In Russian)
17. Polnoe sobranie russkih letopisej. Vol.4. SPb., 1848. (In Russian)
18. Polnoe sobranie russkih letopisej. Vol.4. Pg., 1915.Vyp. 1. CH. 1. (In Russian)
19. Polnoe sobranie russkih letopisej. Vol.5. SPb., 1851. (In Russian)
20. Polnoe sobranie russkih letopisej. Vol.9. Nikonovskaya letopis'. SPb.,
1862. (In Russian)
21. Polnoe sobranie russkih letopisej. Vol.10. Nikonovskaya letopis'. SPb., 1885. (In Russian)
22. Polnoe sobranie russkih letopisej. Vol.15, Tverskaya letopis'. SPb.,
1863. (In Russian)
23. Polnoe sobranie russkih letopisej. Vol.18. Simeonovskaya letopis'. SPb., 1913. (In Russian)
24. Priselkov M.D. Troickaya letopis'. M., L., 1950. (In Russian)
25. Rall' Yu.M. Prirodnaya ochagovost' i ehpizootologiya chumy. M.: Medicina. 1965. 388 s. (In Russian)
26. Fasih Ahmad ibn Dzhalal ad-Din Muhammad al-Havafi. Fasihov svod. Tashkent, 1980. (In Russian)
27. Shamil'oglu YU. Izmenenie klimata v Central'noj Evrazii i Zolotoj Orde / Zo-lotaya Orda v mirovoj istorii. Kazan, 2016. S. 665-678.
28. Alexander J.T. Plague in Russia and Danilo Samoilovich: an Historiographical Comment and Research Note // Canadian-American Slavic Studies. 1974. Vol. 8. №. 4. P. 525-531.
29. Alexander J.T. Bubonic Plague in Early Modern Russia: Public Health and Urban Disas-ter. Baltimort and London, 1980. 386 p.
30. Benedictow O.J. The Black Death 1346-1352: the complete history. Woodbrige, 2004. 433 p.
31. Campbell B.M.S. Physical Shocks, Biological Hazards, and Human Impacts: The Crisis of the Fourteenth Century Revisited. / Le interazioni fra economia e ambiente biologiconell'Europa preindustriale, edited by Simonetta Cavaciocchi, 13-32. Florence: Florence University Press, 2010a.
32. Campbell B.M.S. Nature as Historical Protagonist: Environment and Society in Pre-Industrial England // Economic History Review. 2010b. Vol. 63. pp.281-314.
33. Campbell B.M.S. Panzootics, pandemics and climate anomalies in the fourteenth century / Herrman B. Beitraege zum Goettiger Umwelthistorischen Kolloquium 2010-2011. Goettingen, 2011. pp. 121-174.
34. Campbell B.M.S. The Great Transition: Climate, Disease and Society in the Late-Medieval World. Cambridge: Cambridge University Press, 2016. 463 p.
35. Campbell B.M.S., O Grada C. Harfest shortfalls, grain prices, and famines in pre-industrial England' // Journal of Economic History. 2011. Vol 71 (4). pp.859-886.
36. Chwolson D. Grabinschriften aus Semirjetschie. Neue Folge. Herausgegen und erklaert von D. Chwolson. Mit vier Phorotypischen Taffeln. SPb., 1897. 62 S.
37. Cui Y., Yu C. et al. Historical Variations in Mutation Rate in an Epidemic Pathogen // Yersinia pestis," Proceedings of the National Academy of Science. 2013. Vol. 110. №. 2. pp. 577-582
38. Dols M.W. The Black Death in the Middle East. New Jersey: Princeton University press, 1977. 390 p.
39. Dols M.W. The second plague pandemic and its recurrences in the Middle East: 1347-1894. // EconSocHistOrient. 1979. № 22. pp. 162-189.
40. Green, M.H. (ed.) Pandemic Disease in the Medieval world. Rethinking the Black Death. Kalamazoo and Bradford: Arc Medieval Press, 2015a.
41. Green M.H. The Black Death and Ebola: On the Value of Comparison / Disease in the Medieval world. Rethinking the Black Death, edited by Monica H. Green, IX-XX. Kalamazoo and Bradford: Arc Medieval Press, 2015b.
42. Green M.H. "Taking 'Pandemic' Seriously: Making the Black Death Global" / Pandemic Disease in the Medieval world. Rethinking the Black Death, edited by Monica H. Green. Kalamazoo and Bradford: Arc Medieval Press, 2015 c. pp.27-61
43. Langer L.N. The Black Death in Russia: Its Effects Upon Urban Labor // Russian History. 1975. Vol. 2. pp. 53-67.
44. Langer L.N. Plague and the Russian Countryside: Monastic Estates in the Late Fourteenth and Fifteenth Centuries // Canadian-American Slavic Studies. 1976. Vol. 10. pp. 351-368.
45. McNeill W.H. Europe's Steppe Frontier, 1500-1800. Chicago, 1964.
264 p.
46. Pollitzer R. Plague. Geneva, 1954.
47. Rasmussen S., Allentoft M.E. et al. Early Divergent Strains of Yersinia pestis in Eurasia 5,000 Years ago // Cell. 2015. № 163. pp. 571-582
48. Schamiloglu U. The End of Volga Bulgarian // Varia Eurasiatica. Festschrift für Professor Andras Rona Tas. Szeged, 1991.
49. Schamiloglu U. Preliminary Remarks on the Role of Disease in the History of the Golden Horde" // Central Asian Survey. 1993. № 12(4). pp. 447-457.
50. Schmid B.V., Buentgen U., et al. Climate-driven introduction of the Black Death and successive plague reintroductions into Europe // PNSA. 2015. Vol. 112. № 10. pp. 3020-3025.
51. Spyrou A.M., Tukhbatova R.I. et al. Historical Y. pestis Genomes Reveal the European Black Death as the Source of Ancient and Modern Plague Pandemics // Cell Host & Microbe. 2016. Vol. 19. pp. 874 - 881.
About the author: Timur Khaydarov - Cand. Sci. (History), Associate Professor of Kazan Federal University ORCHID: http://orcid.org/0000-0003-1909-5727 (18, Kremlin Str., Kazan 420008, Russian Federation), e-mail: timkh2000@yandex.ru
Received June 04, 2018.
Accepted for publication July 26, 2018.
