CC BY
275
Бритикова Елена Александровна
ассистент кафедры менеджмента
Кубанского государственного аграрного университета
(тел.: +79094559510)
Модернизация и глобализация: перспективы и противоречия
В статье рассматриваются социальный феномен модернизации, национальные особенности модернизационных процессов в контексте глобализма, специфика российской модернизации на современном этапе.
Ключевые слова: модернизация, глобализация, органическая модернизация, догоняющая модернизация, традиция.
Е.А. Britikova, Assistant of a Chair of Management of the Kuban State Agrarian University; tel.: +79094559510.
Modernization and globalization: prospects and contradictions
Social phenomenon of modernization, national peculiarities of modernized processes in the context of globalism, specifics of russian modernization on modern stage are considered in the article. Key words: modernization, globalization, organic modernization, overtaking modernization, tradition.
Модернизация как теоретический феномен имеет свойство изменяться. Об этом можно судить по многочисленным работам, посвященным названному явлению, написанным за последние полвека. В самом упрощенном виде модернизация означает «осовременивание». Однако подобная трактовка может приобретать различный смысл, причем как под воздействием объективных изменений, так и в силу идеологических предпочтений. Основной задачей настоящей статьи является рассмотрение наиболее известных интерпретаций модернизации с целью соотнести их с глобальным контекстом и в некотором роде с российскими условиями.
В развитии теории модернизации принято выделять несколько этапов (П. Штомпка, С.А. Ер-маханова, И.В. Побережников), уложившихся в последние полстолетия. Первый этап (середина 1950-х - середина 1960-х гг.) предполагает возникновение и быстрый рост теорий модернизации. Именно тогда заявили о себе классические концепции модернизации. Второй этап (конец 1960-х гг. - 1970-е гг.) характеризуется кризисом теорий модернизации, которые подвергаются ожесточенной критике со стороны теорий зависимого развития (А. Франк) и мир-системного анализа (И. Валлерстайн). Это время, когда обозначились результаты модернизационных проектов, во многом разочаровывающие. Третий этап охватывает 80-е гг. XX в. и обозначен как посткритический, когда «обнаружили себя тенденции конвергенции школ модернизации,
зависимости и мир-системного анализа» [1, с. 219]. Наконец, о четвертом этапе (конец 1980-х - 1990-е гг.) заявляют теории неомодернизации и постмодернизации, чему дали толчок грандиозные сдвиги в странах бывшего коммунистического блока и третьего мира.
Беглый взгляд на этапы динамики модерни-зационой теории выявляет ее четкую привязку к объективной ситуации. Можно полагать, что, скорее, теория менялась под воздействием практических сдвигов, а не наоборот, как, по всей видимости, полагали авторы модернизаци-онных проектов. Что касается современности, а конкретно - российского социума, то следует предположить некую виртуализацию понятия модернизации и заявляемых ею задач.
Но что представляет собой модернизация? Данное понятие не имеет четко определенного содержания, хотя ряд более или менее общих устойчивых моментов существует. Во-первых, следует отметить доминирование эволюционной методологии, которая может представляться в линейной (классические концепции модернизма) или мультилинейной перспективах. Во-вторых, нельзя не обратить внимание на проблему взаимоотношений традиции и современности, что может представляться как в дихотомичном смысле, так и в плане взаимодействия и взаимопереплетения. В-третьих, концепции модернизации держат в поле зрения западные общества либо в качестве копируемого образца (вестернизация), либо в качестве комплекса неких целевых параметров («догнать и перегнать»).
286
ОБЩЕСТВО И ПРАВО • 2014 • № 1 (47)
Наиболее распространенным считается понятие модернизации, согласно которому Запад выступает в роли модели, образцового примера (Ш. Эйзенштадт, В. Мур, С. Гавров). Так, отечественный исследователь модернизации С. Гавров выделяет три периода модернизации. Первый период - конец XVIII - начало XX в., когда смысл модернизации заключался преимущественно во внутреннем развитии стран Западной Европы и Северной Америки. Второй период - 20-60-е гг. XX в. - время, когда заявляет о себе догоняющая модернизация, которую практикуют страны, «не относящиеся к странам первой группы, но стремящиеся их догнать». Наконец, третий период -70-90-е гг. XX в., когда активизируются процессы эволюционного развития наиболее модернизированных обществ (Западная Европа и Северная Америка), определяющие их переход в постиндустриальную стадию [2, с. 16-18]. Ряд известных авторов (Э. Гидденс, Ю. Хабермас, С. Амин) полагают, что процессы модернизации не могут быть завершены в принципе.
Подобный подход в основных моментах приравнивает модернизацию к процессам индустриализации и постиндустриализации. Методологической основой в данном случае выступают эволюционизм и функционализм. Закономерно, что в качестве базовых здесь указываются четыре института: конкурентная демократия, рыночная экономика, государство всеобщего благоденствия и массовая коммуникация [2, с. 19]. В то же время своеобразным микросоциальным выражением модернизации выступает «индивидуальность, вырастающая на пересечении инноваций, секуляризации и демократизации». Социально-антропологическим типом здесь выступает «трудоголик», постоянно готовый к жизненной гонке [3, с. 169].
При этом механизм модернизационных изменений имеет системный характер. Сторонники подобного подхода, как указывает И.В. Побе-режников, предпочитали линеарную модель, в рамках которой модернизация рассматривалась как системный имманентный процесс, интегрировавший в связное целое факторы и атрибуты модернизации, которые должны были появляться в кластерах, а не в изоляции. Изменения, вносимые в одну из сфер деятельности, неизбежно вызывают адекватные реакции в других сферах. «Линеарная модель порождала представление о модернизации как глобальном процессе, который обеспечивался как распространением современных идей, институтов и технологий из европейского центра по всему миру, так и эндогенным развитием неевропейских сообществ» [1, с. 228].
Данный подход в целом господствовал в трактовках модернизационных процессов. Он и сейчас имеет немало сторонников, чему, вполне возможно, служат, в том числе, и политические причины. Как бы то ни было, западноцентрист-ский уклон здесь представляется очевидным, что признают и умеренные западники (П. Штомпка).
Несколько по-иному трактуется модернизация в рамках релятивистского подхода (С. Чодак, Э. Тиракьян). Здесь модернизация означает «целенаправленные попытки, осуществляемые либо большинством населения, либо элитой для того, чтобы превзойти современные стандарты. Но эти стандарты могут варьировать. "Эпицентры" модернизации не закреплены в каких-то обществах раз и навсегда, напротив, они меняются» [4, с. 174].
В условиях усиления глобализационных процессов проблема модернизации получила новое звучание - как соотнести движение к более развитому во всех отношениях социуму с закреплением ряда стран в качестве «периферии» мировой системы. Следует отметить, что понятие глобализации (как и модернизации) не имеет четко определенного содержания. Так, авторы преимущественно либерального уклона видят здесь естественный процесс единения человечества, тогда как другие склоняются к тому, что главенствуют искусственные факторы, источником которых выступают транснациональные экономические акторы [5]. Можно предположить, что предпосылки глобализма с очевидным западным доминированием сложились достаточно давно. Как тонко подмечает отечественный социальный философ Валентина Федотова, до того как западные страны заявили о себе на мировой арене, народы мира развивались в значительной мере изолированно друг от друга. Но после Великих географических открытий происходит развитие торговых коммуникаций, что связывает мир. В результате народы стали осознавать некое единство, «их очевидные различия оказались в значительной мере стертыми их общими отличиями от Запада» [3, с. 158].
Этот же исследователь считает, что Запад бросил вызов остальному миру концепцией прогресса, создав условия превращения истории человечества во всемирную. Однако на реальные рубежи прогресса всегда выходила небольшая группа стран. Другие же страны могли лишь частично пользоваться плодами этого прогресса, не будучи его активными носителями. Однако совсем не стремиться к прогрессу они не могли, поскольку это означало бы для них «прогрессирующее отставание... потерю динамизма, неизбежную деградацию».
287
Так что, констатирует В. Федотова, уже с XVI в. ряд стран начинают своеобразную гонку за лидером [3, с. 159].
Но как происходила и происходит подобная гонка? У всех ли стран в принципе равные шансы, или дело обстоит далеко не так? Приверженцы либерального мировоззрения склоняются к первому ответу, хотя количество отрицающих это никак не меньше. Причем здесь мы видим представителей разных школ: неомарксизма (И. Валлерстайн, Д. Харви), информационного общества (М. Делягин) и даже умеренных либералов (Д. Роткопф). По их мнению, существует зависимость стран-аутсайдеров от стран-лидеров, которая со временем становится все теснее и жестче.
Как представляется, именно в подобном ракурсе следует рассматривать теории органичной (происходящей естественным образом) и неорганичной (навязываемой искусственно элитами) модернизации, которые выступают общим местом практически для всех школ с тем или иным идеологическим уклоном. Однако либерально ориентированные исследователи (С. Гавров, Л. Гринин) склонны считать глобализирующийся мир в целом благоприятным фактором для отстающих стран «догоняющей» модернизации, явно преуменьшая объективное значение мировой экономической структуры («технологическая пирамида» М. Делягина).
Между тем уже во второй половине XIX в., т.е. задолго до появления теорий собственно модернизации, представители школы «диффузи-онизма» (Ф. Ратцель, Л. Фробениус, Ф. Гребнер) делали ставку на взаимодействие между более развитыми и менее развитыми обществами, что, по их мнению, выступало решающим фактором динамики тех и других [2, с. 24]. В дальнейшем подобный подход развивался в теориях «зависимого развития» (А. Франк), мир-системного анализа (И. Валлерстайн), которые доказывали, что разрыв между лидерами и аутсайдерами во многом происходит в силу обогащения первых за счет вторых [5, с. 270-293].
По-видимому, неслучайно многие авторы весьма скептично настроены по поводу активного участия в модернизации стран-реципиентов. Так, Сергей Гавров определяет для адаптивного (догоняющего) вида модернизации два подвида - модернизация как самовестернизация и модернизация под внешней опекой. Второй вариант представляет собой национальную трансформацию «при непосредственном или опосредованном участии со стороны государства или ряда государств, относящихся к западной цивилизации модерности». Указанный автор
выделяет два возможных типа модернизации под внешней опекой - модернизация в форме частичной ответственности и модернизация в форме системной вовлеченности [2, с. 26-27].
В первом случае речь идет о преобразованиях в рамках колониальной и полуколониальной политики: одна или несколько отраслей экономики зависимой страны обслуживают интересы хозяйства метрополии, в то время как другие хозяйственные сферы не получают значимого импульса к развитию. Здесь, как правило, модернизация не формулируется в виде политической задачи (британское владычество в Индии). Подчеркнем, что С. Гавров, по-видимому, не склонен видеть тесных связей между колониальной эпохой и современным глобализмом (как это делают, например, теоретики мир-системного анализа). Это дает ему право критиковать первое и приветствовать второе.
Второй случай предполагает, что одно или несколько государств «инициируют и берут на себя полноту ответственности за модернизаци-онные процессы на опекаемых территориях» (Германия и Япония в поствоенный период).
Валентина Федотова склонна выделять две модели модернизации - вестернизацию и догоняющую модель (хотя, по большому счету, обе эти модели имеют «догоняющий» характер). Ве-стернизация означает переход к современности за счет «прямого переноса структур, технологий и образа жизни западных обществ» [3, с. 172]. Этот процесс имел очень и очень неоднозначные последствия. С одной стороны, действительно, заимствованные институты могли конструктивно заработать (например, рынок). Этот автор справедливо считает, что какое-то заимствование западных образцов при модернизации является неизбежным. В то же время вестернизация обычно «не могла обеспечить ни постепенности, ни ненасильственности перемен». Ее опорой служил узкий слой компрадоров, озабоченных собственными, а не национальными интересами, а ее результатом становилось обычно не столько прививание западных институтов, сколько разрушение своих традиционных национальных. Как считает цитируемый автор, именно вестернизация после крушения старой колониальной системы создала условия для появления новых форм колониализма, органично вписанных в глобализационный процесс.
Вторая модель, выделяемая названным исследователем, предполагает также движение к индустриальному обществу, современной культуре и повышению качества жизни современных институтов. В данном случае вестернизация выступает частью процесса, а не самодовлеющим
288
оБЩЕСТВо И ПРАВо • 2014 • № 1 (47)
фактором, как в первой модели. То есть здесь обнаруживается почва для релятивистского подхода.
По мнению В. Федотовой, модернизация с активным участием заимствованных образцов имеет весьма существенные издержки, что касается как модели «чистой» вестернизации, так и более мягкого «догоняющего» варианта. Она обозначает следующие его пределы.
1. Высокая вероятность потери традиционной культуры без обретения новой современной. Другими словами, общество вполне может попасть в полосу ценностно-нормативного кризиса (аномизации).
2. Создаются лишь анклавы жизни современного уровня в отсталых странах - мегаполисы в периферийных странах, резко отличающиеся в социальном плане от провинции. С одной стороны, эти центры работают на модернизационный процесс, но с другой - нарушают социальный баланс, поляризуют общество.
3. Догоняющая модернизация не способна в принципе решить поставленной задачи -догнать развитые страны, т.к. темпы развития последних значительно выше, и разрыв между ними все увеличивается [3, с. 180-181].
С. Гавров также не склонен оценивать целиком позитивно фактор восприятия инокультур-ных инноваций. Последние вступают во взаимодействие с традицией, что ведет к изменению обоих элементов. В итоге на выходе получаются «гибридные конструкции» с невысокой эффективностью в большинстве случаев [2, с. 27].
Тем самым традиция конкретного общества выступает серьезным обстоятельством, с которым необходимо считаться разработчикам модернизации. Ее игнорирование может не только не дать позитивных результатов, но и значительно ухудшить ситуацию в обществе, отбросив его назад. Именно это происходило со многими странами третьего мира в 1960-1970-е гг., в связи с чем сам термин «модернизация» оказался на какое-то время дискредитированным.
Однако более гибкий подход к роли традиционного фактора может поменять ситуацию. Если вместо противопоставления (как в классических теориях модернизации) попытаться найти конструктивный синтез традиции и инновации, модернизационный процесс может происходить намного успешнее. Именно это произошло в Японии, частично в Китае и СССР (хотя либерально ориентированные исследователи не склонны приветствовать советский вариант модернизации по вполне понятным причинам). Как представляется, здесь заслуживает внимания вывод современного российского исследователя
С.А. Ерамахановой, которая пишет следующее: «Успех модернизации зависит, таким образом, не от интенсивности реформ или заимствований, которые порой пересаживаются на традиционную почву, еще не готовую их воспринять, а от формирования структурированного синтеза смыслов, ценностей, норм и институтов, в котором возможно конструктивное взаимодействие традиционных и современных, эндогенных и заимствуемых ценностей» [6].
Кроме того, весьма противоречивую роль в модернизации играет глобализм. В случае со странами первого мира это фактор, стимулирующий дальнейшее развитие, но в отношении стран третьего мира глобализация выступает скорее условием, ограничивающим модерни-зационный процесс. Как указывает И.В. По-бережников, группы ТНК, будучи основными потребителями и переработчиками сырья, берут под контроль международный рынок, что крайне затрудняет возможности «молодых наций» аккумулировать капиталы для инвестирования их в развитие собственной инфраструктуры [1, с. 230-231].
В этом плане обращает на себя внимание концепция парциальной (частичной) модернизации, разработанная еще в 70-х гг. Д. Рю-шемейером. Он отмечал, что переплетение модернизированных и традиционных элементов создает причудливые структуры, которые затем могут сохраняться на протяжении многих поколений. Сохранение подобных «социальных несообразностей» может быть объяснено политическими причинами. Таким образом, «частичная модернизация представляет собой такой процесс социальных изменений, который ведет к институционализации в одном и том же обществе относительно модернизированных социальных форм и менее модернизированных структур» [1, с. 234].
С позиции подобных соображений могут быть прояснены процессы отечественной модернизации. В соответствии с периферийным статусом, занимаемым нашей страной в рамках мир-системы (И. Валлерстайн, Б. Кагарлицкий), и оседанием на четвертом-пятом уровнях технологической пирамиды (М. Делягин) становится понятным парциальный характер модерни-зационных изменений. Последние активно происходят в добывающих отраслях, ориентированных на экспорт, и значительно медленнее (если вообще происходят) в других сферах [7, 8]. Довольно скептичные оценки делаются и в отношении социокультурной модернизации. А.С. Панарин уже в первой половине 1990-х гг. отметил, что российский вариант вестерниза-
289
ции имеет явный уклон в субкультуру досуга, а не труда [3, с. 177]. Для того чтобы модель отечественной модернизации приняла более
конструктивный характер, она нуждается в основательном переосмыслении и соответствующих векторах политики.
1. Побережников И.В. Теория модернизации: основные этапы эволюции // Проблемы истории России. Екатеринбург, 2001. Вып. 4.
2. Гавров С.Н. Модернизация России: постимперский транзит. М., 2010.
3. Федотова В.Г. Хорошее общество. М., 2005.
4. Штомпка П. Социология социальных изменений. М., 1996.
5. Тамбиянц Ю.Г. Общественная динамика в современных социологических теориях: учеб. пособие. Краснодар, 2011.
6. Ермаханова С.А. Теория модернизации: история и современность. URL: www.econom. nsc.ru/ieie/SMU/conference/articles.
7. Кива А.В. Многоликость российской модернизации // Общественные науки и современность. 2011. № 1.
8. Шкаратан О.И. Становление постсоветского неоэтакратизма // Общественные науки и современность. 2009. № 1.
1. Poberezhnikov I.V. The modernization theory: the basic stages of evolution // Problems of Russian history. Ekaterinburg, 2001. Iss. 4.
2. Gavrov S.N. Modernization of Russia: the post-Imperial transit. M., 2010.
3. Fedotova V.G. Good society. M., 2005.
4. Schtompka P. Sociology of social changes. M, 1996.
5. Tambiyants Yu.G. Social dynamics in contemporary sociological theories: study aid. Krasnodar, 2011.
6. Ermakhanova S.A. The modernization theory: history and modernity. URL: www.econom.nsc.ru/ ieie/SMU/conference/articles.
7. Kiva A.V. The many faces of Russian modernization // Social sciences and present. 2011. № 1.
8. Schkaratan O.I. Formation of the post-Soviet neoetakratizm // Social sciences and present. 2009. № 1.
общество и право • 2014 • № 1 (47)
290
