CC BY
16
Модальные слова и междометия в хантыйском языке (сходство и различие)
30 А. Д. Каксин,
кандидат филологических наук, руководитель отдела хантыйской филологии Обско-угорского института прикладные исследований и разработок (г. Ханты-Мансийск, РФ)
Модальные слова и междометия в хантыйском языке, как и во многих других, не принято включать в состав знаменательных частей речи, куда входят имена существительные, прилагательные, числительные, местоимения, глаголы, наречия. В свое время академик В. В. Виноградов предложил для русского языка многоступенчатую классификацию частей речи, отнеся к ним лишь те слова, которые являются членами предложения. Наряду с системой частей речи В. В. Виноградов выделил систему частиц речи (частицы, частицы-связки, предлоги, союзы) и образующие особые структурно-семантические разряды: модальные слова и междометия [2, 594-624].
Обособленное положение модальных слов и междометий определяется тем, что они очень часто являются вводными в составе предложения или даже сами по себе выступают как предложения. Особенно это касается междометий, ведь они образуют класс неизменяемых слов, служащих для нерасчлененного выражения эмоциональных и эмоционально-волевых реакций на окружающую действительность [5, 290].
Как известно, в лингвистической литературе выделяется достаточно много разновидностей модальных слов, но не все модальные слова могут быть вводными, а только те из них, что указывают на степень достоверности сообщаемого: алпа ‘видимо’, ищипа ‘вероятно’, алномла ‘кажется’; эмоционально-оценочные: сорни хатл ‘вот счастье’, сумп патумлыева ‘зачем-то; почему-то’, кашнарацал ‘видите ли’; привлекающие внимание собеседника, устанавливающие и поддерживающие контакт: вантэ ‘глянь’, тыв холанта ‘слушай сюда’, щи куль верэвн ‘вот значит почему’; характеризующие речь, способы выражения
и ход мыслей: щохтыин как можно , няха па вол ‘смешно даже’, пуляцл ‘как сказать’; указывающие на источник информации: нэш ‘оказывается’, луплат ‘говорят’, холтэвн ‘по слухам’.
Все перечисленные модальные слова хантыйского языка могут вводиться в конструкции, уже осложненные какой-либо модальностью. Как известно, к числу основных модальных относятся значения желательности, возможности и необходимости [11, 67-69].
Желательность как модальное значение - это выражение отношения субъекта к определенному действию (или к ситуации), т. е. желание (или нежелание), исходящее от некоего называемого субъекта:
Нац хуты, алномла, ант лацхалан, щи лаварт йитат юхлы ки керлалат! ‘Ты ведь, наверное, не хочешь, чтобы вернулись эти трудные времена! ’ (ПМА: Тарлина);
Акем ики эвалт тут куш иньсясыйлсум, тут маты мулты кашл антэ. ‘У дядюшки вот огонь выспрашивал - дать огонь что-то не желает’ [9, 22].
Обособленное положение модальных слов и междометий определяется тем, что очень часто они являются вводными в составе предложения или даже сами по себе выступают как предложения.
Ситуация возможности служит разновидностью потенциальной ситуации, но с определенной спецификой: субъект некой ситуации чаще всего одновременно является и субъектом волюнтативности:
Халэвт ищипа хувн волты лора яцхты пищ вол. ‘Завтра можно съездить на дальнее озеро’ (ПМА: Сенгепов);
Муй кем куш ма лув пилала путартты мошитлум! ‘Да сколько я с ним могу разговаривать!’ (ПМА: Тарлина).
Необходимость действия, или, шире, вообще наступления некой новой ситуации, может быть обус-
^ ^ © Каксин А. Д., 2009
ловлена двумя группами факторов (объективными или субъективными):
Муй ма мутшасум, икем холэц сухлэлал посты мосал. ‘Что я заметила, мужа грязную одежду мне надо стирать’ [6, 34];
Ешавол ерта йил, там турны паев мосал омас-ты. ‘Скоро пойдет дождь, этот стог сена нам надо поставить’ (ПМА: Сенгепов).
Как видим, необходимость близка к возможности; разница в том, что в ситуации необходимости обязательно предполагается наличие волевого начала, коим выступает либо сам субъект действия, либо внешний источник [11, 742]. В качестве основного средства выражения необходимости в самых разных языках обычно выступают модальные предикативы типа англ. we need, we need only, нем. notig, notwendig, финск. taytyy, pitaa, tulee, русск. надо, нужно, необходимо (часто в сочетании с глаголом в инфинитиве).
Значения желательности, возможности и необходимости относятся к сфере объективной модальности. Субъективная модальность также проявляется в большом числе частных значений. Это различные оценочные значения, характеристика высказывания с точки зрения его достоверности или недостоверности, выражение степени уверенности говорящего в своих словах и т. п. [5, 303]. Во всех перечисленных случаях вводные модальные слова могут присутствовать и поддерживать (или конкретизировать) основное модальное значение. Рассмотрим некоторые распространенные типы модальных конструкций хантыйского языка и соответствующие им вводномодальные слова.
Связкой «инфинитив + модальный глагол (или предикатив)» выражаются все три основных модальных значения: желательности, необходимости и возможности. Инфинитив смыслового глагола (т. е. форма на -ты) является неизменяемой формой; модальный глагол, как правило, следует за инфинитивом; при этом часто встречается отрицательная частица ант ‘не’. В хантыйском языке представлено несколько глаголов, которые принято относить к модальным, и основной среди них - лацхаты ‘хотеть, желать’: Потум хул, алпа, лэты лацхалан! ‘Мерзлую рыбу, видимо, есть хочешь!’ (ПМА: Сенгепов);
Вонлтыйлты ант лацхал, кашнарацал! ‘Учиться не хочет, видите ли!’ (ПМА: Тарлина).
К числу употребительных относятся также модальные глаголы вучаты ‘намереваться, быть намеренным, собираться (что-л. делать)’, нумас тайты (номасты) ‘намерение иметь, думать (что-л. делать)’, нумас верты (нумас пунты) ‘задумать, решить, захотеть (что-л. сделать)’, вуратты ‘стремиться’:
Лыв, ищипа, ант вучалат нопталты. ‘Они, кажется, не намерены рыбачить’ (ПМА: Тарлина);
Лув, алномла, лапкая янхты вучал. ‘Он, кажется, в магазин сходить намерен (собирается)’ (ПМА: Сенгепов);
Луц кортэна яцты нумас ант тайлан, вера па? ‘В летнюю деревню свою съездить не думаешь (не имеешь намерения), что ли?’ (ПМА: Сенгепов);
Нумас верас ван корта лэтута яцхты. ‘Задумал он в ближнюю деревню за едой сходить’ [8, 9].
Щи кутн хосла питтал артан ин ампал па щи пурщантты вуратл. ‘Когда он перестает уговаривать, собака эта снова кусаться стремится’ [8, 3].
Сферу модальности в хантыйском языке обслуживают также лексико-синтаксические конструкции. Их можно разделить на два типа в зависимости от выражаемых модальных значений и структуры: с именными словами и модальными предикативами.
К модальным предикативам относятся формы 3-го л. ед. ч. наст.-буд. и пр. времени (в том числе отрицательные) глаголов мосты ‘быть необходимым, быть должным’ и рахты ‘быть возможным (согласно определенным общественным нормам)’: мосал ‘надо, нужно’, ант мосал ‘не надо, не нужно’, мосас ‘надо было, нужно было’, ант мосас ‘не надо было, не нужно было’; рахал ‘можно’, ант рахал ‘нельзя’, рахас ‘можно было’, ант рахас ‘нельзя было’.
ЗІ
Охотник в промысловом костюме с охотничьими принадлежностями. Ханты. Тобольская губ.
Начало XX в. Фотоархив РЭМ
32
Сферу модальности в хантыйском языке обслуживают также лексикосинтаксические конструкции с именными словами и модальными предикативами.
Конструкции с именными словами передают значения желательности, возможности, необходимости с помощью особых слов - модальных модификаторов; в их структуру входят также инфинитив смыслового глагола (с зависимыми словами и детерминантами) и конечное сказуемое.
Хотя именное слово является вполне абстрактным, оно сохраняет известную степень лексического значения, функционируя в то же время как имя существительное, т. е. как часть речи, обозначающая предмет (в широком смысле слова). В качестве стабильного компонента выступает инфинитив основного смыслового глагола (форма на -ты), который может иметь при себе зависимые слова. В качестве относительно переменного - компонент,
служащий в конструкции главным сказуемым. Главным предикатом могут быть отрицание йнто ‘нет’, форма бытийного глагола вол ‘есть’, вос ‘было’, антом вос ‘не было’. Отрицательные формы более употребительны в речи, нежели положительные. К именному слову с относительно абстрактным значением обычно присоединяются лично-притяжательные аффиксы, выражающие лицо-число субъекта действия. В определенных случаях (при обобщении) этот суффикс отсутствует. Наиболее употребительны следующие именные слова: каш, вур, щом, кос, пищ, щир, кем, вер.
Каш ‘удовольствие, охотное занятие чем-либо; удовольствие от занятия чем-либо’; чаще всего создается конструкция с инфинитивом-подлежащим, в которой каш является сказуемым (или частью сказуемого). При сочетании каш с личными местоимениями 2-го и 3-го л. при соответствующей интонации выражается значение разрешения собеседнику (или 3-му л.) или вообще смирение со складывающимися обстоятельствами (последнее касается только формы 3-го л. ед. ч.): нйц кашен ‘как хочешь (бог с тобой)’, лув кашал ‘как хочет, пусть будет что будет’, лын
Группа в национальных костюмах. Ханты. Тобольская губ., Березовский уезд. Начало XX в. Фотоархив РЭМ
Языковая палитра
кашан ‘как хотят (они двое)’. При сочетании каш с инфинитивной группой и бытийным предикативом выражается желание (или нежелание) производить какое-либо действие:
Тйлаца-яма мйнаты, хййпиет; тови хйтл вертыйн щйха ма хущама юхтаты, мйнэм нын пилана волты каш! ‘Целыми-невредимыми летите, кулики; когда весна наступит, ко мне прилетайте снова, мне с вами жить - одно удовольствие!’ [8, 13];
Мосац, юнтты кашен вол? ‘Может быть, играть хочешь? (букв.: играть удовольствие твое есть?)’ (ПМА: Тарлина);
Тох хо вуна яньль, тох хо ропитты кашал йнтом. ‘Кто-то вино пьет, кто-то работать не хочет (букв.: работать удовольствия нет)’ [8, 10].
Вур ‘внимание (в смысле отношения к чему-л., сосредоточенности зрения, слуха на каком-либо объекте); каприз’. При всем, на первый взгляд, различии этих двух значений между ними обнаруживается связь: каприз есть «отрицательная» обращенность на какой-либо объект. И в том, и в другом значении обнаруживается лексическая и синтаксическая связанность слова вур:
Группа оленеводов. Северные ханты. Тобольская губ., Березовский уезд. Начало XX в. Фотоархив РЭМ
Вухсар ими па шовар ими вурая хойсацан. ‘Лиса и зайчиха заспорили (букв.: в каприз попали)’ [13, 45].
Муй вурая хойсан? Халэват етшупталэн. ‘Почему именно сегодня хочешь покончить с этим?’ (букв. Что в каприз попал? Завтра закончишь это) (ПМА: Сенгепов);
Ям лацки амп лук пела вурл антом лацки велты пурайн. ‘Хорошая собака на глухаря внимания не обращает в сезон охоты на белку’ [8, 19];
Лув мухтала емац хот коща манас, щалта емац хотн ропитты хоят манас - лув пелала иса вурэл антом. ‘Мимо него настоятель церкви прошел, потом служка прошел - на него никакого внимания’ [3, 31].
При сочетании вур с инфинитивной группой и бытийным предикатом выражается желание, стремление (или отсутствие желания, стремления) производить какое-либо действие, расположение/нерасположение к какому-либо действию или состоянию:
Ампал лапатты па вурал анто. ‘Собаку свою кормить тоже не хочет’ (ПМА: Сенгепов).
Употребительны также отрицательные конструкции, в которых за инфинитивом следует послелог пела ‘к’, относящийся ко всей группе инфинитива. Вся кон-
33
Нина Егерь рассказывает о роли зарубежных и российских исследователей в развитии языка и культуры ханты
струкция выражает то же самое модальное значение, но употребляется в тех случаях, когда действие мыслится как неоднократное или продолжительное:
Ни вонлтыйлты пела вурэл анто, ни хот омасты пела вурэл анто. ‘Ни учиться не хотят, ни дом строить не хотят’ (ПМА: Тарлина).
Щом, кос ‘сила, хорошее физическое состояние, выносливость’. Эти слова являются синонимами, хотя отличаются некоторыми оттенками: щом обозначает физическое состояние длительного промежутка времени, а кос - скорее ‘запас сил’ на относительно небольшой отрезок времени:
Нюр щомлы питсум, сорни хатл! ‘Совсем бессильным стал, прости господи!’ (ПМА: Сенгепов);
Щом ки тайс, ищипа, вонтан яцхас! ‘Силы если бы имел, наверняка в лес ходил (ездил) бы!’ (ПМА: Тарлина);
Нюр кослы питсум, ешак восан! ‘Совсем обессилела, господи!’ (ПМА: Тарлина);
Косэм тармас ки, па еша ропитсум лолц, щиты?! ‘Сил моих хватило бы, еще бы немного поработал, правда?!’ (ПМА: Сенгепов).
При сочетании щом ‘сила, выносливость’ и кос ‘запас сил’ с инфинитивной группой и бытийным глаголом (или отрицанием) выражается возможность/невозможность совершения какого-либо действия, обусловленная физическим состоянием субъекта действия:
Вулы лавалты, вантэ, хулна щомем вол. ‘Оленей охранять, вишь ли, еще силы у меня есть’ (ПМА: Сенгепов);
Шошийлты щомем вос ки, юлн хон омассум, илампа! ‘Ходить (на далекие расстояния) силы у меня если были бы, дома не сидел бы я, конечно’ (ПМА: Сенгепов);
Яцты щомем анто, ват. ‘Ходить сил у меня нет (т. е. ходить не могу), однако’ (ПМА: Сенгепов);
Мулты лаварт ут алты лув щомал анто, ищипа. ‘Что-нибудь тяжелое таскать у него сил нет, наверное’ (ПМА: Тарлина);
Якты нюр косэм анто, ват. ‘Плясать совсем сил у меня нет, однако’ (ПМА: Тарлина);
Таха, нюхи сэварты косэн вол? ‘Ну же, мясо рубить силы у тебя есть?’ (ПМА: Тарлина);
Вантэ, лув вулы лаюмн кутартты косал анто. ‘Глянь-ка, у него оленя топором ударить сил нет’ [8, 6].
Пищ ‘возможность’; более узкое значение: пищ ‘странность, странное дело’:
Сэсэл нух алумсаллэ. «Тя, па муй пищ, вацкарэца потум паннэ. Тами муй пищ; алномла, хуятн щи пунса?» - Силки приподнял. «Э, что за дела, криво замерзший налим. Это что за странное дело; наверное, кто-то положил?» [8, 14].
При сочетании пищ с инфинитивной конструкцией и бытийным глаголом (или отрицанием антом ‘нет’) выражается возможность (невозможность) совершения какого-либо действия, обусловленная внешними по отношению к субъекту обстоятельствами. Внешняя возможность, выражаемая в конструкциях с пищ, не реализуется в узуальном варианте. Эта конструкция используется только в ситуациях актуального действия (применительно к конкретному субъекту):
Хуваншак питса ин амп, ин ухал нух паваттаты пищал антом. ‘Давненько поймана (ловушкой) собака, голову освободить не может’ [8, 3].
Щир ‘возможность’; относясь к той же модальной сфере, что и пищ, это слово имеет, однако, более широкое употребление. В конструкциях со значением внешней возможности оно также используется в ситуациях актуального действия:
Нын таклана ариты, якты щирэв анто, щохтыйн. ‘Без вас петь и плясать не можем мы, правда’ (ПМА: Тарлина);
Щиты щив щи сорл, ал йицк таклы, вантэ, волты щирал антом. ‘Так и засохнет (эта березка), без воды, конечно, жить не сможет она’ (ПМА: Тарлина);
Ин ики щи мурта сэнкса, нух лольщи нэш щирал антом. ‘Этот мужчина до того избит был, что подняться даже не мог’ [3, 31].
При выражении внешней возможности модальное слово щир употребляется для передачи узуальных ситуаций (т. е. в высказываниях, имеющих обобщающий характер):
Няние такла ипуш па пасана омасты щирэн анто. ‘Без хлебушка даже один раз не сможешь за стол сесть’ [13, 37] (узуальность определяется контекстом и отнесенностью к обобщенному лицу);
Амп такла волты щир антом. ‘Без собаки (человеку) жить невозможно’ [8, 19] (узуальность выражается контекстуально и отсутствием лично-притяжательного суффикса у слова щир).
Конструкция с щир, как правило, не используется для выражения внутренней возможности (т. е. возможности, обусловленной умением и навыками субъекта). Другими словами, эта конструкция не употребляется для характеристики субъекта через его постоянную способность совершить то или иное действие. В рамках семантики внутренней возможности конструкция уместна в единственном случае: если возможность (невозможность) осуществить действие представлена как актуальное состояние субъекта:
И ики щи мурта моша йис, лув саттала шошилаты, лэты - ящты щирал антом. ‘Один мужчина до того заболел, (что) самостоятельно ходить, есть-пить не может’ [3, 37];
Ант хон лащалум, топ щив вана юхатты щирэм антом. Ма щив хатты марэмн косацшак утат ма елпема питлат. ‘Как не хочу (излечиться)! Только
туда (к живительному источнику) близко добраться не могу. Пока я туда ползу, те, кто поздоровее, меня опережают’ [3, 43];
И сэмлы ики вос. Ропитты щирал антом. ‘Один слепой мужчина был. Работать не может’ [3, 49].
Кем ‘возможность’. Это слово (в модальном значении) формально-семантически соотносится с послелогом кем ‘также как’, который следует за инфинитивной формой глагола, и вся конструкция выражает значение степени проявления действия, степени готовности субъекта к действию (а значит, имплицитно-потенциальной возможности действия):
Шошилаты кема ювмал! ‘Ходить начал, оказывается!’ (о ребенке) (букв.: до степени хождения стал, оказывается) (ПМА: Тарлина);
Хув манас, ван манас, щи холместы кема йис. ‘Долго шел, коротко шел, и вот пришло время переночевать (до степени ночевки стало)’ [8, 20];
Пастэкат куш велты кема йисат, велты хулна ант рахас - мелак, курумн шаклат. ‘Хоть и пришло время добывать рябчиков (букв.: рябчики до степени добывания стали), добывать еще нельзя было - тепло, тут же испортятся’ [13, 162];
Ариты кема хулна анта йис, алномла. ‘Не дошел еще до такой степени, чтобы петь, очевидно’ (ПМА: Тарлина).
На примере данной конструкции можно видеть тесную связь темпоральности и модальности, когда одну
Представители народов ханты и манси на VВсемирном конгрессе финно-угорских народов.
Ханты-Мансийск, 2008
35
З6
и ту же фразу можно перевести синонимичными оборотами: яцхты пурайла йис ‘наступило время ходить’ и яцхты кема йис ‘приобрел возможность ходить’.
При сочетании модального слова кем ‘возможность’ с инфинитивной группой и бытийным глаголом (или отрицанием антом ‘нет’) выражается возможность (невозможность) осуществления какого-либо действия, обусловленного свойствами субъекта, его способностями, характером и т. п.:
Лувтты панан тоты кем анто, ешак сорни! ‘Его с собой брать невозможно, упаси бог!’ (ПМА: Тарлина);
Лэты кем анто: щи мурта атум эпалн авал, ват! ‘Это есть невозможно: плохо пахнет, однако!’(ПМА: Сенгепов);
Лупты кем анто - атма щи йил, сорни хатл! ‘Ему что-нибудь сказать невозможно - сразу выходит из себя (букв. плохим становится), бог мой!’ (ПМА: Тарлина).
В последней конструкции не выражаются лицо и число субъекта, так как субъект модальной оценки (к которому мог бы относиться лично-притяжательный суффикс) - это всегда сам говорящий. Субъект предметной ситуации (тот, о ком говорят) выражается формой косвенного падежа.
Вер ‘дело’. Это слово имеет широкий круг употреблений, так же как и глагольная форма верты ‘делать’. Оно употребляется в изъяснительных конструкциях в качестве вершины инфинитивного или причастного оборота, который в предложении выступает в роли подлежащего или дополнения (иногда и обстоятельства):
Вулы лавалты хо ищи ям амп ки тайл, тащ тайты верал кен щи. ‘Оленеводу, если хорошую собаку имеет, стадо охранять легче’ [8, 19];
Етн лув щата холантум верлал муцев путартсаллэ. ‘Вечером он нам рассказал там слышанные им дела (рассказал о том, что он там слышал; или: пересказал то, о чем он там слышал)’ [13, 125];
Рим лаль хо манэм эвалты вер холтэм ям. ‘Слышать, (что) римский офицер мне верит - приятно (букв.: римский офицер мне верить дело слышать -мне приятно)’ [3, 47];
Няврэм вонлтаты верэнан ювра ал вера! ‘В деле обучения ребенка не навреди!’ [13, 69];
Хотши верэна па хуят вонлта, щи вантлэн щи! ‘Тому делу, что умеешь, другого научи, стало быть!’ (ПМА: Тарлина).
При сочетании модального слова вер ‘дело’ с инфинитивной группой и бытийным глаголом могут
ЛИНГВИСТИЧЕСКИЙ
‘ эашклоптдичш^й
СЛОВАРЬ
MATKALLE MUKAAN
КЛАССИКАЗНЦИКЛОПЕдаИ _
ТТингвистическии
энциклопедически
словарь
SU0MI
VENAJA
SU0MI
ЯЗЫК МЕДИА I
sanakirja
Ю. С. ЕЛИСЕЕВ
suomi
venaj а
#
WSOY SANAKIRJ
Финско-русский я
русско-
финский
словарь
SUOMALAIS-VENALAlNEN ja
VENALAIS SUOMALAINEN SANAKIRJA
■ssssssr1-*
Неологизмы, разговорные выражения, „ДИ0МІ1І
■ Необходимая граммэтическая „иформация
Языковая палитра
выражаться некоторые модальные значения (например, желательности или необходимости):
Лапкая яцхты, хутащ, верэм вол. ‘В магазин, однако, хочу сходить’ (ПМА: Сенгепов);
Ма ампем каталты верэм вос, лув хунтас. ‘Я собаку свою хотел поймать, (а) она убежала’ [8, 12];
Угут вошн лын волтан луват кев хотн омсумцан. Хотн йицк тоты вер антом, кор алляты вер антом. ‘В поселке Угут им каменный дом построили. В доме воду носить не надо, печь топить не надо’ [8, 10].
Конструкции второго типа, т. е. с предикативными словами, передают различные оттенки значения достоверности (недостоверности), в том числе значение предположения. В их составе выделяются зависимая часть и главное сказуемое. Главное сказуемое констатирует факт наличия определенных ощущений, мыслей, представлений у говорящего в момент речи. В качестве главного сказуемого в конструкциях со значением достоверности могут выступать предикативные слова различного рода. Наиболее часто употребляются хурасуп ‘похоже на’, нылы ‘вроде бы, видно, представляется’, пелы ‘кажется’, лампи ‘вероятно’.
Хурасуп ‘похоже (на)’ (от слова хурас ‘вид, образ, изображение’; ср.: исхур ‘тень’):
Йерт питтал хурасуп, вай. ‘Похоже на то, что будет дождь, однако’ (ПМА: Сенгепов);
Палац элумтал хурасуп, ват. ‘Похоже на то, что грозовая туча поднимается, однако’ (ПМА: Сенгепов);
Атумн лавалтэв хурасуп, ешак хатлэм вос! ‘Похоже на то, что нас ожидают неприятности, вот ведь что!’ (ПМА: Сенгепов);
Моша ювмал хурасуп, сорни хатл! ‘Похоже на то, что он заболел, прости господи!’ (ПМА: Тарлина);
Ювра йош хуват мантэв хурасуп, вай! ‘Похоже на то, что не по той дороге идем, однако!’ (ПМА: Тарлина).
Нылы ‘вроде бы; видно; представляется’ (по происхождению форма 3-го л. ед.ч. пассива от глагола ныты ‘виднеться’):
Палац йитал нылы, таха. ‘Видно, что гроза приближается, вроде бы’ (ПМА: Сенгепов);
Калтацн ащен лольтал нылы, коняр ёсах. ‘Видно (мне представляется), что на пристани отец стоит, родимый’ (ПМА: Тарлина).
Пелы ‘кажется’; ‘или это мне кажется’ (по происхождению форма 3-го л. ед. ч. пассива от глагола пелты ‘обманываться’):
Яйн юхатмал пелы, щохтыйн. ‘Мне кажется, что старший брат твой приехал, черт побери’ (ПМА: Тарлина);
Ярта йитал пелы, ват! ‘Мне кажется, что будет дождь, однако!’ (ПМА: Тарлина);
Палац йитал пелы, вай! ‘Мне кажется, что идет гроза, однако!’ (ПМА: Тарлина).
Лампи ‘вероятно, есть вероятность (большая)’:
Юхаттал лампи, нэш! ‘Есть большая вероятность, что он приедет, оказывается!’ (ПМА: Тарлина);
Яма йитал лампи (о погоде). ‘Есть большая вероятность, что (погода) направится (букв.: хорошей станет)’ (ПМА: Сенгепов);
Яма йитал лампи (о больном человеке). ‘Есть вероятность, что поправится (букв.: хорошим станет)’ (ПМА: Тарлина).
38
Главное сказуемое, выраженное предикативным словом, является неизменяемым и во временном плане может выражать только настоящее время. При употреблении слов хурасуп ‘похоже (на)’, нылы ‘вроде бы’ и лампи ‘вероятно’ выражается более уверенное предположение; слово пелы ‘кажется’ вносит сильное значение сомнения. В любом случае главное сказуемое, выраженное предикативным словом, обозначает факт наличия определенных ощущений, мыслей, представлений, формируемых в виде предположения, некоторой возможности, у говорящего в момент речи.
Зависимая часть в рассматриваемых конструкциях обозначает то событие объективной действительности, которое выступает предметом предположений говорящего. Это событие постулируется на основании определенных признаков (воспринимаемых в основном зрением), логически осмысливаемых говорящим. В составе зависимой части ‘вершина’ занимает конечную позицию. Зависимое сказуемое представляет собой предикативное причастие. Лично-числовые аффиксы выражают лицо (чаще всего 3-е) и число субъекта зависимой части: 3-е л. ед. ч. -ал, 3-е л. дв. ч. -ан, 3-е л. мн. ч. -эл.
В составе зависимого сказуемого им предшествуют аффиксы времени, относящие время предполагаемого события либо в план прошлого (-м-), либо в план настоящего или будущего (-т-). Эта форма зависимого сказуемого одновременно является и выразителем отношений между главной и зависимой частями предложения. В подобного рода конструкциях она выражает значение, эквивалентное русскому сочетанию ‘то, что’. При этом важен и порядок расположения частей: в русском языке зависимая часть следует за главной, в хантыйском -наоборот, и этот порядок согласуется с интонационным рисунком фразы.
Итак, кроме того, что с помощью модальных слов в хантыйском языке осуществляется модальная оценка сообщения, эти слова, очень часто являясь вводными, придают дополнительно эмоциональность и экспрессию всему высказыванию. Что касается междометий, то, несмотря на общие черты таких слов в разных языках, сам их набор различается. Зададимся во-просом: как вздыхает человек при разочаровании или при виде упущенной удачи? В русском языке - эх, в финском voi [12, 429], в хантыйском - вай:
Летний комплекс усадьбы восточных хантов (фрагменты). Музей под открытым небом «Торум маа». ХМАО
Вай, ма каншуматы шумаемн нэмалты антб! ‘Эх, как я что-нибудь собралась искать - ничего нет!’ (KMA: Тарлина).
Следующие междометия находим на первых страницах англо-русского словаря, и они лишний раз свидетельствуют о родстве языков, хотя, конечно, сразу заметна и разница между языками, находящимися в дальнем родстве: ah [а:] межд. а!, ах!; aha [a(:)’ha:] межд. ага!; ahem [s’hem] межд. гм!; alas [a’l^s] межд. увы! [10, 27-29].
К тому же классу слов в хантыйском языке мы бы отнесли эмоциональные, часто ни к кому не отнесенные возгласы, нарицательные обращения (типа тaxа ‘да (что); да (кто)’, кэта ‘ну-ка’, кэм ‘ну’, ан’а ‘ана: женщина, сестра’, йбщ oлац ‘сиротинушка’), проклятия и ругательства (типа cbілка ‘сволочь’, xoм ‘черт побери’), а также звукоподражания (напр.: пэщёx, пэщёx - так горит нечто сухое):
Э-э-э, таш, нац па xyлcя-cа юxтyм пyлцu-лyньcu ай ^xrn? ‘Э-э-э, да ты откуда пришедший сопливый, слюнявый маленький мальчишка?’ [9, 125];
Кэм йн’й! Ma тuпа oлвынтэx тэт тэйалэм. Ma oлвынтэxнтам тк мбxэлuм. ‘Ara! У меня штаны имеются. Я свои штаны в речку опущу’ [1, 84-85];
Кэта, ма вайха-кула кэцчэлэм. ‘Ну-ка, я за ним поохочусь’ [1, 94-95].
У каждого языка - своя логика в вопросах номинации, и не только при именовании единичных объектов, т. е. при создании имен собственных (онимов), но и в сфере нарицательной номинации. В случае с хантыйским языком поразительно то, что в разных диалектах этого языка одним и тем же словом (разумеется, при вариациях фонетического облика) обозначаются порой разные денотаты.
Казалось бы, междометия в первую очередь должны быть одинаковыми или близкими в диалектах одного языка: ведь это не знаменательные слова, даже не служебные, а в основной своей массе - звукоподражательные. Однако в каждом диалекте междометия свои. Например, в восточных диалектах хантыйского языка встречаются междометия, которые в северных диалектах отсутствуют или звучат по-другому (т. е. образованы от других звуков и звукосочетаний):
- Ноц, этьта, колэпа л’амэхсилэвэн? ‘Этьта, куда ты на долгое время исчезаешь?’;
- Этьта! Ма тыхэтэ тэм ацкэл лын’та куртэм. ‘Этьта, я небесный столб устанавливать хожу’ [1, 10].
ЗЭ
40
В примечаниях к данному тексту говорится, что этьта - это обращение [1, 129], но мы бы уточнили, что этьта - междометие-обращение и что, например, в казымском диалекте хантыйского языка такого междометия нет, но ему соответствует образованное другим способом междометие, точнее даже два, используемых в подобной ситуации:
- Яхата! Муй па щата маласлан? ‘Яхата! Что там еще возишься?’
- Таха, холуплам ан войтлум! ‘Таха, сети свои не могу найти!’ (ПМА: Тарлина).
Возможно, что соответствие в русском языке звучит следующим образом:
- Ну же! Что там еще возишься?
- Да вот, сети свои не могу найти!
Приведем другие примеры различий между вахов-
ским и казымским диалектами.
Ивэс тэхала кахрэмтэвэл, т’уты ехихэн:
- Кэш, эт ’та, кэмэта мантим нохим эвэл сат’вэл?
‘С колышка мясо схватил и говорит:
- Кэш, этьта! Кажется, моим мясом пахнет?’ [1, 54-55].
У каждого языка - своя логика в вопросах номинации, и не только при именовании единичных объектов, т. е. при создании имен собственных (онимов), но часто и в сфере нарицательной номинации.
В примечаниях кэш характеризуется как восклицание [1, 133]: действительно, это - междометие, произносимое с восклицательной интонацией, а в казымском диалекте ему больше всего соответствует междометие я-са ‘ну-ка, ну же’:
- Я-са! И муй кульлал лутцаллат?! ‘Ну-ка! И что хоть такое взрывают?!’ (ПМА: Тарлина).
В данном случае хантыйское междометие (вах. кэш / каз. я-са) употребляется для привлечения внимания; в других контекстах оно используется для усиления призыва к совместному действию или обозначения долженствования:
Я-са, еша рутьсялман. ‘Ну-ка, немного отдохнем’ [9, 111];
Я-са, ин си хошумсайман, моньсь путрэмн па еллы тэлэмн. ‘Ну же, теперь вот согрелись, сказку сказывать дальше будем’ [9, 111];
Я-са, лув муй хурасуп хот лыпел - вантты мосл. ‘Ну же, какова у него обстановка в доме - надо посмотреть’ [9, 109].
В примечаниях к текстам на ваховском диалекте [1, 128-140] находим еще примеры междометий (расположим их по алфавиту хантыйского языка): ай-эй - восклицание; ана - обращение к женщине; икэ-э-э - обращение к мужчине; йо-ох, йо-ох! - вос-
клицание при боли; йэк-ка?! - возглас удивления; кыньлуцк - ругательство; охти кем - восклицание; пы-ы-ы - звукоподражание полету комара; пэчи-чи-най-най - звукоподражание птице; пэщёх, пэщёх -звукоподражание огню, когда горит нечто сухое; тик-тик-тикэрвэл - звукоподражание быстрой ходьбе; тэс, тэс - восклицание; тэхэр-р-р-пуч-пуч-пуч -звукоподражание скрипу снега.
Примеры на использование этих междометий:
Ай-эй! Цэта эх Ал ’вали корэл мэха конэмтэвэл, том корэл мэха конэмтэвэл, тим корэл мэха кономтэвэл. ‘Ай-эй! (Она его дальше тащит). А Альвали только ногой земли касается, то одной ногой касается, то другой’ [1, 30-31];
Ан ’а! Тэм охпымэнтам охмах вэрлимэн, пани там тэм йухэ лан’л’имэн. ‘Ана! Двери своего дома совсем уменьшим, жердочками обставим’;
Икэ-э-э, чончам кирэхта! Икэ-э-э, мохлам кирэхта! Икэ-э-э, мат тохэсла! Матам ан ’им ноха арэхтэлэм, ан’им там ноха арэхтэлэм: ‘Икэ-э-э, спиной меня поверни! Икэ-э-э, грудью меня поверни! Икэ-э-э, отпусти меня! Я тебе сестру в жены отдам, сестру отдам’ [1, 88-89];
Йо-ох, йо-ох, мант типа ылвэлсэн. ‘Йо-ох, йо-ох! Меня сейчас ты убьешь’ [1, 106];
Охпы колэкэ вэрсэтэ:
‘Двери раскрыл и спрашивает:
- Кои тимтэхынэ т ’эхлэхвэл? Йэк-ка?- Кто тут шумит? Йэк-ка?’ [1, 101];
Кын’ луцц, нухлэла! ‘Кынь лунк, садись!’ [1, 27];
Охти цэм, ем н ’охи, н ’охи литэпи ма т ’улэра йэхэм! ‘Охти кем, славное мясо пришло, я мясо ужасно хочу!’ [1, 30-31];
Тэ-эс, эт ’та кэта ос мохи тэхыя тэх н ’амлэкынтэсэм? ‘Тэс, тэс, что это за липкое место, к чему моя рука прикоснулась?’ [1, 88-89];
Эйланэ Сэвс ики йутэ сат ’вэл: «Тэхэр-р-р пуч-пуч-пуч, тэхэр-р-р пуч-пуч-пу». - Вот, слышно, Сэвсики идет: «Тэхэр-р-р-пуч-пуч-пуч, тэхэр-р-р-пуч-пуч-пуч» [1, 52-52].
Если классифицировать междометия, то можно видеть, что основную массу среди них составляют звукоподражания и эмоциональные возгласы. И остаются междометия, которые не входят в их число: ана -обращение к сестре, икэ-э-э - обращение к мужчине, кыньлунк - ругательство, но мы уже раньше отнесли их к междометиям. Теперь впишем в общетеоретический контекст эти и другие междометия хантыйского языка, подчеркивая (там, где оно имеется) различие между северными и восточными диалектами. Если следовать общепринятой классификации, все названные выше (и подобные им) «звуковые оболочки» хантыйского языка относятся к междометиям, поскольку они обслуживают три семантические сферы речи: эмоций и эмоциональных оценок, волеизъявлений, этикета [5, 290]. Далее, как известно, функции эмоциональных и эмоционально-оценочных междометий
Языковая палитра
могут быть семантически простыми (однозначными) и диффузными (многозначными). К семантически однозначным междометиям, выражающим по преимуществу отрицательные эмоциональные реакции (неодобрение, осуждение, насмешку, возмущение, отвращение, раздражение, испуг, опасение, презрение, горе, тоску, печаль, боль, угрозу, вызов, укор, недоверие и т. д.), относятся, например, междометия хо-хо-хо ‘хо-хо-хо’, те ‘вот тебе на, вот так так’, най-ворт ‘господь с тобой’, щи-щи ‘ну и ну’, ин йа ‘как бы не так’, ешак ‘поди ж ты; тьфу; увы’, йа сар ‘ужо’, па хуты ‘упаси бог’, сыр-супр ут ‘чтоб тебя’, куль ‘черт’, кът’лущ ‘черт; смерть’:
Куль, лув па щив манас, сумп патумлыева! ‘Черт, и он ведь туда пошел, его там не хватало!’ (ПМА: Тарлина);
Э-хэ-хэ! Хулся юхтум най пух вэсн, хулся юхтум вэрт пух вэсн? ‘Э-хэ-хэ! Откуда прибывший сын женщины есть, откуда прибывший сын богатыря есть?’ [9, 759].
Междометия с семантически диффузными функциями передают общее состояние возбуждения и потому могут использоваться для выражения разнородных душевных состояний, например: а ‘а’, йе ‘ага’, ват ‘черт возьми’, таха ‘да’, щивуш ‘всё, баста’, торум ащи ‘батюшки; боже мой; вот это да’, пата ‘ишь’, та ‘ну’, о-о ‘о, ого, ой’, вуспух ‘с ума сойти; ужас’, йивлап-аслап ‘черт возьми’. В конкретном тексте то или иное из этих междометий может выражать одоб-
рение и порицание, испуг и радость, восхищение и презрение, страх и решимость:
Я, си, ин-я лэвмем-ясьмем сатьл. Ват, ям йицк си вэлмал. ‘Ну, вот теперь поел-попил, чувствую. Черт возьми, хорошая водица была’ [9, 41];
А-а, ситэн хэс хор хэхлум лантац Ас, ар хор хэхлум хулац Ас си. ‘А-а, это и есть широкая, многоводная, богатая рыбой, множеством быков проторенная обильная Обь’ [9, 74];
Эй-я, Лэмсь юрн хэ вэн вэрт ики кутуп пух эвалт хасюм ай пухлэцки! ‘Эй-я, большого богатыря ненца Ломсь, от среднего сына оставшийся мальчишка!’ [9, 84];
Эй-йэ, ма муртэм хэ - вэлум? ‘Эй-йо, такой ничтожный я человек - и знаю?’ [9, 101];
Э-э. Хитытем, сит муй вер? Ма хаттыт тунга эсылта хун питтытам! ‘Э-э. Племянничек, что за дела? Я ведь не могу дни подгонять!’ [4, 33].
Экспрессивная значимость эмоциональных междометий может быть усилена словообразовательно (например, с помощью суффиксов субъективной оценки -лэ, -лэцки и др.) и лексически (например, сложением с местоимением нац ‘ты’):
Та-лэ, мулты пата мосал ки тамащ картлуцк! ‘На-ка, если сгодится тебе такой гвоздь!’ (ПМА: Тарлина);
Йивлап-аслап нац, эцхан-мулн, ма манмем хэлум хатла ан йис, ин си етшас. ‘Черт возьми тебя, такая-сякая, я как ушел - еще три дня не прошло, только сейчас закончилось’ [9, 92].
42
Эмоциональные междометия имеют свойство вступать в связи с другими словами, преимущественно с местоимениями (эй-я манэма ‘увы мне’, куль нацена ‘черт с тобой’, ешак сорнилам ‘батюшки мои’).
Междометия, обслуживающие сферу волеизъявлений, выражают обращенные к людям или животным команды и призывы. Значительная их часть принадлежит профессиональной речи охотников, рыбаков, строителей, военных. Общеупотребительны междометия, требующие тишины, внимания, согласия (щич ‘тш; тсс’; чши ‘чш; ш-ш’, тю ‘чу’, ать ‘чур’), побуждающие к отклику (оу ‘ау’, тэй ‘эй’, йа-сар ‘ась’), к осуществлению или прекращению каких-либо действий (тур ‘айда’, пурс ‘ату’, пир ‘брысь; кыш; цыц’, улс ‘лежать’, манс ‘марш’, та ‘на’, хо ‘но; ну’, тр-р ‘тпру’, лёй-лёй ‘улю-лю’ и др.). Все эти междометия функционально близки к повелительному наклонению и обнаруживают ряд общих с ним признаков, в частности способность вступать в связи с местоимениями (ать манты ‘чур меня’, лувтты пурс ‘ату его’, хо нынты ‘ну вас’, тур тыв ‘айда к нам’). К императивным междометиям близки вокативные (слова-обращения, служащие для призыва или отгона животных: кать-кать ‘кис-кис’, куть-куть ‘куть-куть’ (щенку), пир ‘брысь’).
К междометиям, обслуживающим сферу этикета, относятся традиционные, в разной степени утратившие знаменательность изъявления благодарности, приветствия, извинения, пожелания: в русском языке -«здравствуйте», «до свидания», «извините», «пожалуйста» и т. п., а в хантыйском - ще ‘с богом’, йам нумас ‘всего хорошего’, мос ‘достаточно’, щохтыйн ‘надо же’, та ‘перестань’ и др. Слова этой группы легко развивают вторичные (экспрессивно-эмоциональные) значения и употребляются в качестве средств выражения удивления, возражения, нетерпения, несогласия, недоумения:
Нац, щохтыйн, па щи эвен эвалт вух вохлан! ‘Надо же, ты опять у дочери деньги просишь!’ (ПМА: Тарлина);
Та., ал пэлма сари. К,эта утэ йоха, чай йэцк выры-тана. ‘Перестань, не бойся. На берег выйди, горячий чай попей’ [9, 30-31].
Междометия могут функционировать как эквиваленты предложения, модальные компоненты предложения, члены предложения. К выполнению функции эквивалента предложения способны все междометия. При этом они имеют силу высказывания и характеризуются самостоятельной интонацией:
Э-хэ-хэй! Лэмсь юрн вэн вэрт ики! Сэры сэмвой шэпал вэрт вэн пухэн калэц пулуп нёрум хэлп, сусл
Национальный танец
веюп - вейц нёлн си илпия версэв; ‘Э-хэ-хэй! Мужчина - большой богатырь, ненец Ломсь! Богатырь Всевидящий-глаз, старший твой сын кровяным куском свалился’ [9, 62].
Модальная функция междометий реализуется в условиях вводности. К модальной функции близка функция интенсификации качественного или количественного признака. Позиция междометия при этом вариативна: оно либо помещается непосредственно перед словом, обозначающим признак, либо выносится в позицию зависимого предложения:
Па, таха, нац сепн мулты вух ан тайлан? ‘Да, ну, ты в кармане какие-нибудь деньги имеешь?’
[9, 105];
дт ’-эт ’-эт ’а айя похлим типа лахэртах йэс. ‘Этьта, живот мой, тяжелым стал’ [1, 88-89];
Эй корэл пэлэк тик-тик-тикэрвэл, том корэл пэлэк тик-тик-тикэрвэл. ‘Одна нога тик-тик-делает, другая нога тик-тик-делает’ [1, 94-95]; здесь своеобразное звукоподражание быстрой ходьбе, и междометие фактически образует глагольный корень, корень сказуемого;
А-а, лув лэваса ватькал! ‘А-а, он говорит вздор!’; Муй, таха, нац иса лэваса путартлан? ‘Что, черт, ты вечно болтаешь ерунду?’; Вай, лын хувн ант путрэмалцан кутна! ‘Да уж, они давно не общаются между собой!’; Па щи пуцал икен рув пунал, щохтыйн! ‘Опять сосед бранится, черт возьми!’ (ПМА: Тарлина);
Те, муй пата нац манты арсыра нэматлэн? ‘Эй ты, почему меня обзываешь?’; Па щи лын, хом, вурая хойсацан! ‘Опять они, черт побери, оскорбляют друг друга!’; Мос! Мета кутна атум ясац увты! ‘Довольно! Хватит кричать всякую ерунду!’; Е-е! Муй нац сора лупемалн? ‘Е-е! Что ты тараторишь?’; Лув ащелн ля-ваттасы. Щи! ‘Отец его отругал. Поделом!’; Ыыыы, лыв мантты няврысэл! ‘Ыыыы, они меня высмеяли!’; Щи вуш! Нартама ал ишкатэ лывтты! ‘Чур! Не хвали их зря!’; Асса, лув ма олцемн ювра ясац тол! ‘Блин, он обо мне плохо говорит!’; Пиращ имен па щи рув пунал, куль! ‘Старуха опять бранится, черт!’; Ще, ма лыкащты ант питлум лув пелала! ‘Ну, я не буду гневаться на нее!’; Кай, лув иса ёх олацн йама
путартл! ‘Ну, он о людях всегда хорошо отзывается!’; Вер, лув па щи юхлы путартл! ‘Вот дела, он опять отнекивается!’; Муй, йина, лув нын эвалтана вух во-хал?! ‘Почему, слов нет, он у вас деньги просит?!’; Таха! Ма кощайн мулты пата вохлаюм! ‘Черт! Меня зачем-то начальство вызывает!’ (ПМА: Сенгепов).
Итак, с формальной точки зрения модальные слова и междометия как специфический разряд слов имеют много общего в разных языках. Междометия в хантыйском языке, как и в других языках, очень близки к модальным словам, но отличаются большей категоричностью и абстрактностью, так как с их помощью можно более эмоционально выразить то или иное чувство, причем одно и то же междометие будет по-разному звучать в разных речевых ситуациях. Междометия в хантыйском языке регулярно входят в состав устойчивых сочетаний и фразеологизмов, так что эти сочетания составляют особую группу, и они, как правило, имеют высокую долю экспрессии. Образцы разговорной речи подтверждают вышесказанное, а также отчетливо показывают зависимость внешней оболочки междометий от исходного набора звуков того или иного естественного языка (в нашем случае - хантыйского).
Ключевые слова / keywords:
хантыйский язык; лексикология; части речи; модальные слова; междометия; вводные компоненты; функция в языке
the Khanty language; lexicology; parts of speech; modal words; interjections; induction components; the function in language
^ r /— st^ ^ ^
43
СОКРАЩЕНИЯ
ПМА - Полевые материалы автора (собраны летом 1992 г. в с. Казым Белоярского района Тюменской области. Информанты: Г. П. Сенгепов, 1964 г. р.; У М. Тарлина, 1936 г. р.).
Поступила 30.03.2009
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИМ СПИСОК
1. Ал’вы = Альвы (сб. фольклора ваховских ханты) / сост. и пер. Л. Е. Куниной. - Томск, 2005.
2. Виноградов В. В. Русский язык: (Грамматическое учение о слове). - 4-е изд. - М : Рус. яз., 2001. - 720 с.
3. Иисус вэлупсы (Жизнь Иисуса): на хант. яз. - Стокгольм ; Хельсинки, 1995.
4. Лазарев Г. Д. Сорненг тов = Золотой конь. Рассказ на яз. ханты (казымский и среднеобской диалекты). - Ханты-Мансийск, 1999.
5. Лингвистический энциклопедический словарь / гл. ред. В. Н. Ярцева. - М., 1990.
6. Монщат па путрат : сказки и рассказы на яз. ханты (казымский диалект). - Нижневартовск, 1996.
7. Основы финно-угорского языкознания : вопр. происхождения и развития языков. - М., 1974.
8. Путрат (рассказы для чтения) : на хант. яз. (казымский диалект). - Ханты-Мансийск, 1994.
9. Сенгепов А. М. Касум ики путрат = Рассказы старого ханты (казымский диалект). - СПб., 1994.
10. Современный англо-русский и русско-английский словарь : 100 000 слов / сост. Т. А. Сиротина. - М., 2005.
11. Темпоральность. Модальность / отв. ред. А. В. Бондарко. -Л., 1990. - (Теория функциональной грамматики).
12. Финско-русско-финский словарь / Ю. С. Елисеев. Jyvaskyla, 1999. - (Маленькие желтые словари от gumme-гш).
13. Хантыйский язык : учеб. для 5 кл. (казымский диалект). -СПб., 1995.
