CC BY
21
В.Н. Гурба
МНОГОЛИКИЙ ТЕРРОРИЗМ: ПОДХОДЫ К МНОГОУРОВНЕВОЙ МОДЕЛИ ИССЛЕДОВАНИЯ
На основе социально-исторического подхода рассмотрены различные виды терроризма, включая государственный и международный. Показано, что террор не всегда нарушает законы, но всегда нарушает право как меру свободы, равенства и справедливости. Обосновывается необходимость многоуровневого социологического анализа терроризма.
Ключевые слова: терроризм, модели исследования, социально-исторический подход, террор, субъекты политики, государственное насилие, силовое воздействие.
Терроризм - это сложное и многогранное социальное явление. В современной российской науке оно определяется как «незаконное использование насилия или угрозы насилия (убийства, взрывы, захваты самолетов, зданий, заложников и т.д.) на негосударственном уровне против личностей или против собственности для запугивания или изменения курса правительства, гражданского населения или любой его части в целях достижения политических или социальных целей» [1, с. 57]. Данное определение представляется достаточно точной характеристикой этого социального явления. Но, как многие попытки краткого определения, оно не способно учесть всех аспектов реального бытия террора. Применение такого определения не столько определяет фундаментальные противоречия терроризма как социального явления, сколько сталкивает исследователя с рядом неразрешимых в его контексте проблем.
Квалификация терроризма как применение насилия на негосударственном уровне открывает только одну из его сторон. Отдельные личности и группы людей, не согласные с проводимой политикой и не имеющие возможности или не желающие использовать легитимные средства влияния на государство, прибегают к террористическим актам. В Советском Союзе группа Зятикяна пыталась бороться с социалистическим строем, организовав в 1978 г. взрывы в Москве. Негосударственное насилие - метод борьбы современных сепаратистских группировок и организаций, таких как «Ирландская революционная армия», «Баскская террористическая организация» (ЭТА), «Ассоциация корсиканских патриотов», «Корсиканская национально-освободительная армия», «Фронт освобождения Бретани», Курдский национальный фронт освобождения и Народная освободительная армия Курдистана, сикхские организации «Силы Халистана» и т.д.
Другая сторона - государственный террор - представлена в палитре методов политического управления якобинской диктатуры. Якобинцы прибегали к массовым убийствам не только в борьбе за власть, но и после прихода к власти. Террор был официально провозглашен наиболее эффективным методом политической борьбы с оппозицией. Масштабы и способы организации системного насилия якобинской диктатуры позволяют утверждать, что террор становится способом управления государством, содержанием государственной политики. Г осударственным террором следует считать и уничтожение заложников, т.е. не имеющих отношения к преступлению лиц, в случае убийства государственного служащего. Массовое устрашение населения достигалось тем, что не только деятельное сопротивление, но и простое отсутствие лояльности революционной власти приравнивалось к государственному преступлению, требующему наказания со всей жестокостью революционного закона.
Большевики также возводили террор в ранг средства «убеждения и воздействия» [2, с. 405], провозглашали его «средством политической борьбы» [3, с. 376]. Теоретическим обоснованием революционного террора становится учение о революционной диктатуре, понимаемой как способ осуществления власти путем вооруженного насилия. К. Маркс считал, что «всякое временное государственное устройство после революции требует диктатуры, и притом энергичной диктатуры» [4, с. 431]. В.И. Ленин утверждал, что «во время гражданской войны всякая победившая власть может быть только диктатурой» [5, с. 288]. Но если жестокость «красного» террора в гражданскую войну еще можно было оправдать жестокостью «белого», то в стране победившего социализма государственный террор лишился этого основания. Власти приходилось выдумывать якобы «действующие» террористические организации для того, чтобы сохранить данное оправдание. Типичное для 30-х годов обвинительное заключение «О контрреволюционной вредительской-террористической и шпионской организации» включало указание на раскрытие и ликвидацию контрреволюционных шпионско-террористических групп, деятельность которых заключалась в проникновении на работу в советские учреждения, находящиеся на ответственном участке строительства социализма, подрыв этой работы, вредительство, проникновение в организации, имевшие доступ к оружию, для снабжения им
террористических групп, готовивших покушения на советских и партийных руководителей, в нелегальной переброске через границу террористов и т.д. Так, потомок декабриста, сын известного адвоката, вернувшегося в Советскую Россию по приглашению В.И. Ленина, Б.А. Бобрищев-Пушкин был расстрелян за то, что якобы возглавлял террористическую группу, готовившую убийство Кирова. Из обвинительного заключения следовало, что он собирался по месту своей службы в Осоавиахиме достать три револьвера, затем установить адрес, где живет Киров. Подкараулив Кирова, Бобрищев-Пушкин должен был стрелять первым, а за ним - двое его товарищей по очередности [6, с. 172]. Все пятнадцать обвиняемых по делу «признали себя виновными», десять из них были расстреляны, троим расстрел был заменен 10 годами лагерей, еще двоим назначено наказание в 5 лет и 3 года лагерей. Единственный выживший из всей группы вернулся из лагерей только через 20 лет и рассказал о жестоких методах получения признательных показаний. О надуманности обвинений свидетельствует дело А.В. Бобрищева-Пушкина, отца расстрелянного якобы руководителя террористической организации. Его судили за призывы к убийству Кирова, привлекая в качестве доказательства написанное им стихотворение «На смерть Кирова», не считаясь с тем, что призывать к террору против уже мертвого человека нелепо.
Дело Бобрищевых-Пушкиных - одно из многих, обнаруживших истинную природу государственного террора, ставшего способом большевистского государственного управления, с помощью которого добивались не только повиновения народных масс, но и оправдания просчетов государственного управления, просчетов неквалифицированного вмешательства в проблемы науки, техники, управления производством.
Безусловно, якобинский и большевистский типы государственного управления заслужили определения государственного терроризма. Фашистские государства Европы использовали террор для подавления оппозиции и управления на оккупированных территориях. Но только ли они достойны эпитета «террористический»? Марксистское представление о различных типах государственного устройства как различных формах классовой борьбы [7, с. 346] позволяет непосредственно выводить террор из государственной организации, в том числе и демократической. В современной социальнополитической науке определения государства как «машины подавления», «аппарата насилия» не популярны. Террором называют только деятельность оппозиционных организаций, избегая определений государственного терроризма.
Но если марксисты говорят о всяком государстве в классово-антагонистическом обществе, то некоторые исследователи консервативного толка выводят террор непосредственно из принципов демократии. Французский историк начала ХХ века Огюстен Кошен считает якобинскую диктатуру тождественной демократии, а якобинский террор - конечной формой, обнаруживающей всю лживость демократии. По мнению Кошена, в революционную эпоху происходят разрушение старого порядка путем десоциализации людей и становление нового общества на основе представления об индивидах, которые сами управляют собой с помощью согласования своих суверенных воль при сокращении непосредственного управления даже незначительными аспектами собственной жизни, что неизбежно порождает господство олигархий партийных деятелей [8, с. 61-76]. История русской революции подтвердила практические выводы Кошена, хотя в современном мире не так много ученых и политических деятелей, способных признать его идею о якобинском терроре как реальном бытии демократии.
Возможность государственного террора вытекает из таких конституирующих признаков власти, как принуждение и насилие, определяемых В.П. Макаренко в качестве способа «оперирования различными ценностями, который используется лицами и институтами для достижения целей властвующих и подчинения подвластных» [9, с. 61]. Государственное насилие основывается на обладании или распоряжении материальными предметами и социальными благами, имеющими ценность для граждан государства. Манипулируя этими предметами и благами, т.е. лишая или создавая угрозу лишения этих ценностей и благ, государство реализует стратегии принуждения или насилия как непосредственного силового воздействия. Если в число ценностей и благ, которыми может непосредственно распоряжаться государство, попадает человеческая жизнь, то государственное насилие становится государственным террором. Ужас государственного террора заключается в обезличенности его источника, в то время как негосударственный терроризм связывается, скорее, с насилием, как его понимает Л.П. Буева: «Насилие - это проявление агрессии фрустрированных индивидов и групп, результат социального давления, превышающего возможности человека к терпению» [10, с. 62].
Поскольку государство выступает субъектом не только внутренней политики, но и субъектом международных отношений, то объектом его террористического воздействия могут стать не только собственные граждане. В советской политической науке и риторике политических деятелей терроризм рассматривался в контексте борьбы социалистической и капиталистической мировых систем. Причем пособничество терроризму считалось неизменным принципом внешней политики империалистических государств, которые стремились путем террористических акций подорвать «незыблемые основы
социалистического строя». В современном однополярном мире методы реализации мировой гегемонии оцениваются как государственный терроризм, осуществляемый США и их союзниками. Советник по геостратегическим вопросам, член-корреспондент Высшей школы оборонных исследований при Министерстве обороны Франции А. Калика указывает два направления реализации современного международного насилия: «во-первых, это исламский Джихад, зародившийся как реакция отсталой культуры на вторжение западной цивилизации. Во-вторых, это подход Соединенных Штатов, которые, получив 11 сентября 2001 г. удар в самое сердце, пытаются отомстить посредством “миссионерской кампании”. Последняя направлена на систематическое уничтожение врагов Америки, “обращение” еще не определившихся в веру в американские ценности, а также на переустройство планеты в соответствии с интересами Вашингтона» [14, с. 9].
Явление американского государственного терроризма, безусловно, отличается от методов террористического управления якобинцев или государственного террора диктатуры пролетариата. Его сфера - внешняя агрессия американского государства.
Но претензии США на положение «первой, единственной и последней истинно мировой сверхдержавы» [11, с. 254] превращают мировые проблемы во внутренние дела Вашингтона, замкнутые «в пределах его окружной дороги» [12, с. 176], и создают возможности террора как метода государственного управления. З. Бжезинский, американский государственный деятель и политический писатель, консультант Центра стратегических и международных исследований, бывший советник президента по национальной безопасности, связывает терроризм с политическими настроениями населения отдельных регионов, но при этом подчеркивает, что США «присвоили себе право идентифицировать противника и наносить первый удар, не заботясь о достижении согласованного определения угрозы» [12, с. 57],
а способность к быстрой и решающей интервенции очень важна для безопасности США [12, с. 35].
В качестве одного из определяющих признаков террора большинство авторов называют незаконное насилие, что позволяет применять к террору криминологические категории анализа и рассматривать террористический акт как преступление в общей совокупности правонарушений, совершаемое конкретными лицами на основании личного преступного побуждения. Оценка террора как незаконного деяния и преступления отстаивается, в первую очередь, «практикоориентированными» агентами, государственными чиновниками и полицейскими функционерами, поскольку позволяет облегчить борьбу
с террором, сосредоточив ее на поимке и наказании лиц, осуществивших конкретное преступное деяние - конкретный теракт. Криминальная среда зачастую является источником рекрутирования исполнителей террористических актов, поэтому рост преступности и рост терроризма -взаимосвязанные явления. Анализ динамики общей и насильственной преступности позволяет сделать вывод о дальнейшем росте агрессивной организованной преступности, включая и терроризм [13, с. 3].
Изучение истории терроризма показывает, что не всякий террор является незаконным. Робеспьер говорил, что террор есть не что иное, как быстрое и суровое правосудие. Смертные казни осуществлялись в соответствии с принятым 25 марта 1792 г. Законом «О смертной казни и способах приведения ее в исполнение», наказание нелояльных новой власти как преступников осуществлялось в соответ-ствии с Декретом Конвента от 17 сентября 1793 г.
«О подозрительных», казни заложников проходили согласно Закону «О заложниках», принятому Директорией 12 июля 1799 г. Деятельность большевистских судов (троек) с самого начала была санкционирована правящей властью, выходила за рамки правового регулирования и правового управления, что позволяет отнести ее к террористической. Террор не всегда нарушает законы, но террор всегда нарушает право как меру свободы, равенства и справедливости, защищать которую призваны органы публичной власти. Террор преступает границы регулируемых правом отношений и нарушает правоспособность граждан, отнимает возможности реализации их прав, прежде всего, на жизнь и безопасность.
Осуществленный в данной статье далеко не полный анализ фундаментальных противоречий терроризма как социального явления позволяет утверждать, что эффективность противодействия терроризму зависит от познания его внутренних системных противоречий, выступающих источником его развития и трансформации его исторических, национальных, региональных форм. Без изучения этих противоречий невозможно понять данное явление, разобраться в его разных, иногда совсем не похожих друг на друга формах, оценить укоренненность террористических методов в социальной и политической системах общества, выявить угрозы, которые несет в себе современный терроризм.
Литература
1. Яшлавский А.В. Терроризм политический // Новая философская энциклопедия: В 4 т. М., 2001. Т. 4.
2. Ленин В.И. Доклад ВЦИК и Совнаркома 5 декабря на VII Всероссийском съезде Советов. 5-9 декабря 1919 г. // Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 3.
3. Ленин В.И. Почему социал-демократия должна объявить решительную и беспощадную войну социалистам-революционерам // Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 6.
4. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 5.
5. Ленин В.И. Победа кадетов и задачи революционной партии // Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 12.
6. Разумов А. Дела Бобрищевых-Пушкиных // Звезда. 2007. № 10.
7. Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 17.
8. Геннифе П. Террор: Случайность или неизбежный результат революций? Из уроков Французской революции XVIII в. // Новая и Новейшая история. 2003. № 3.
9. Макаренко В.П. Русская власть (теоретико-социологические проблемы). Ростов н/Д, 1998.
10. Буева Л.П. Несостоятельность аргументов в пользу насилия // Насилие: философия, этика, политика. М., 1993.
11. Бжезинский З. Великая шахматная доска. Господство Америки и его геостратегические императивы. М., 1999.
12. Бжезинский 3. Выбор: мировое господство или глобальное лидерство. М., 2004.
13. Дегтярев С.В. Тянем под уздцы Троянского коня // Советская Россия. 2004. 28 октября.
14. Калика А. Россия должна избежать «палестинизации» // НГ-Дипкурьер. 2004. 11 октября.
