CC BY
268
УДК 82
МИСТИЧЕСКАЯ ФАНТАСТИКА В РАССКАЗЕ А.И. КУПРИНА «СЕРЕБРЯНЫЙ ВОЛК»: ПОЭТИКА И ПРОБЛЕМАТИКА
© Оксана Викторовна КОРЯКИНА
Тамбовский государственный университет им. Г.Р. Державина, г. Тамбов, Российская Федерация, аспирант, кафедрa русской и зарубежной литературы, e-mail: oksana.koryakina@yandex.ru
Рассматривается мистический сюжет рассказа А.И. Куприна «Серебряный волк», его фольклорная и историческая составляющие. Основное внимание сосредоточено на исследовании поэтики сверхъестественного и явления оборотничества в малоизученном произведении Куприна. В нем присутствуют оригинальные черты жанра мистической фантастики и рождественского рассказа.
Ключевые слова: Куприн; мистическая фантастика; оборотень; рождественский рассказ.
Для А.И. Куприна характерно обращение к жанру мистической фантастики. На протяжении всего своего творческого пути писатель успешно синтезировал черты разных художественных форм: сказки, мифа, легенды, рождественских, пасхальных рассказов с целью изображения и постижения феномена сверхъестественного.
Особенно ярко черты мистической фантастики проявились в «полесском» цикле. И это не случайно. Куприн в это время много путешествовал и, кроме того, одно время служил управляющим имением на Волыни в Белоруссии. Именно тогда писатель был очарован красотой Полесья, его фольклором: «Там я впитал в себя самые мощные, самые благородные, самые широкие, самые плодотворные впечатления» [1, с. 161]. Куприн также активно интересовался полесскими легендами, которые, по его представлению, были настолько «свежи, фантастичны и наивны, что кажется, будто их создавал не бедный, загнанный, молчаливый и суеверный народ, а сумрак векового бора с его непролазными трущобами, куда не ступала даже звериная лапа, с его ядовитыми туманами, висящими над ржавыми болотами, с его бездонными трясинами» [2, с. 192].
Так или иначе, черты мистики присутствуют почти во всех произведениях цикла. «Олеся», «Лесная глушь», «На глухарей», «На реке», «Конокрады» являются своего рода переходными жанровыми формами между обычными рассказами и мистической фантастикой. В полной мере ее черты обнаруживаются в рассказе «Серебряный волк». Впервые под названием «Оборотень (Полес-
ская легенда)» он был напечатан в газете «Одесские новости» (1901, 4 марта, № 5230). Уже само заглавие произведения отсылало к фантастическим событиям. Однако тридцать лет спустя Куприн переименовал рассказ в «Серебряный волк», еще более усугубив и без того нераскрытую интригу произведения. И уже с этим названием рассказ появился в эмигрантской газете «Возрождение» (Париж, 1931, 7 января, № 2045). Куприн определил уже по-иному и его жанр: «рождественский рассказ». Рассказ содержит в себе впечатления писателя от таинственного и живого белорусского «полесья» и его удивительных легенд.
Необходимо заметить, что жанр мистической фантастики (она же «мистика») в настоящее время мало исследован, особенно в русской литературе. Однако можно все-таки говорить о наиболее общих чертах, которые присущи жанру в целом и в т. ч. произведениям русских писателей XX в., например, М.А. Булгакову, В.Ф. Одоевскому, О.И. Сен-ковскому, О.М. Сомову и др.
Мистика предполагает существование какой-либо таинственной силы сверхъестественного происхождения, которая непосредственно взаимодействует с человеком, способным воспринимать и реагировать на подобное явление, нечто такое, что нельзя рационально объяснить, преобладание реальности, которая допускает сами мистические события. Это явление интересовало и ярких представителей русской классической философии, в частности Н.А. Бердяева: «Мистика есть реализм, ощущение реальностей, слияние с реальностями; рационалистический же
позитивизм есть иллюзионизм, потеря ощущения реальностей, разрыв между реальностями мира» [3, с. 14].
Мистическое мироощущение подразумевает двойственность существующего мира, за привычным и рациональным угадывается иррациональное, непознанное, существование которого часто вызывает глубокий психологический страх, отторжение или же полнейший уход в себя. Человек ощущает посредством данных ему чувств реальный мир, соотносится с ним, а его внутренний мир, духовный, не осязаем и содержит в себе все архаичные страхи, верования, мифы, легенды, которые при определенных условиях могут ощущаться так же, как реальность. Все эти черты мистики присутствуют в рассказе А.И. Куприна «Серебряный волк».
Композиция произведения похожа на классическую - «рассказ в рассказе», примеры которой часто встречаются именно в цикле «полесских легенд» Куприна. Однако в «Серебряном волке» рассказ и легенда, вплетенная в его канву, заканчиваются одновременно, одна из рамок так и остается открытой. И эта некоторая незавершенность композиции, видимо, ориентирована на самого читателя: он сам может додумать конец произведения и оценить легенду.
По сюжету Трохым Щербатый, выходец из народной среды, носитель местного языка, под которым подразумевается сам автор произведения, уточняет, что предание он услышал от кого-то из жителей. Второе лицо в зачине рассказа - заинтересованный слушатель - паныч, который также выступает в роли зрителя и одновременно передает реакцию читателя, подначивает рассказчика вспомнить легенду. Легенда, как известно, это устное предание с необыкновенным и чудесным содержанием. Рассказчик из «Серебряного волка» вольно дополняет факты собственными образами и интерпретациями, соединяет их с известными ему мотивами других легенд, реальная основа произведения отходит на второй план. Кроме того, в произведении отчетливо прослеживаются черты жанра «рождественского рассказа», который в подзаголовке определяет сам писатель.
Рождественский или святочный рассказ -это особый литературный жанр, относящийся к календарной литературе, берет свое на-
чало в средневековых мистериях, тематика и стилистика которых отсылает к карнавальным религиозным представлениям. Главные герои рождественского рассказа, как правило, переживают изменения мира внешнего или внутреннего. Традиционно этот жанр рассказа имеет светлый и радостный финал, и добро торжествует, но в редких случаях в произведениях может быть трагический конец.
Герои произведения оказываются в состоянии глубокого духовного или материального кризиса, для разрешения которого требуется какое-то чудо. Чудо может произойти как от божественного вмешательства, так и от счастливой случайности или удачного совпадения, которые тоже можно отнести к проявлению высшей милости. По большей части рождественские рассказы несут в себе элемент фантастического или мистического, но могут иметь и сильную социальную подоплеку. Все эти черты присутствуют в рассказе А.И. Куприна «Серебряный волк». Главный герой Стецько после возвращения с войны переживает глубочайший внутренний надлом, который оборачивается для него потерей человеческой сущности, превращением в «серебряного волка».
Начинается повествование со слов: «Станция Волчья! Поезд стоит пять минут!» [4, с. 16]. Название станции изменено по сравнению с первым вариантом: с «Березовая» на «Волчья», что настраивает на определенный лад, способствует созданию особой «страшной» атмосферы в произведении. В самом рассказе присутствуют зимний, почти сказочный колорит и особое ощущение происходящего - место и время: «Была декабрьская ночь - тихая, светлая и не холодная. Снег только что перестал падать» [4, с. 16], и в легенде - «Ночь была светлая, месячная и мороз стоял такой, что деревья трещали» [4, с. 22]. Благодаря такому описанию хронотопа, по мнению Н.А. Игониной, слушатель попадает на границу яви и сна. Происходит это в особо мистическое, колдовское время - ночью, когда даже от закрытых глаз создается ощущение странного «физического» обмана: «Казалось, в страшном отдалении, на самом краю света, кто-то стонал и плакал на весь лес. Этот плач начинался очень низко и жалобно, восходил вверх непрерывными печальными полутонами, задерживался долго на высокой унылой ноте и
вдруг обрывался невыразимо тоскливым рыданием» [4, с. 18]. Реальное событие - волчий вой, отсылает к мистическим событиям.
Трохым рассказывает легенду: у старого Омельчука было два сына, Назар - младший, особо ничем не привлекательный, и старший - Стецько, точно былинный богатырь Илья Муромец, ловкий, статный и веселый хлопец: «косит, пашет, боронит, рубит, пилит так, что четверым за ним не угнаться»[4, с. 19]. При этом Стецько был «первый любимец во всей деревне» [4, с. 19]. После ухода на войну с Турцией он пропадает на целые полтора года. В деревне думают, что его взяли в плен или убили, но осенью Стецько возвращается, совсем не такой, каким уходил, будто его подменили: «ни смеха, ни шутки, ни песни. Сидит целый день, как старик, на присьбе, опустив очи в землю, и все думает, думает... Заговорят с ним - он отвечает, только неохотно так, еле-еле, и сам в глаза не смотрит, а смотрит куда-то перед собою, точно что-то впереди себя разглядывает... » [4, с. 20]. В этом описании отчетливо прослеживаются черты духовной болезни героя. Он сознательно отгораживает себя от мира людей.
Родители решают его женить, после долгих отказов Стецько все же уступает, но предупреждает: «Только смотрите, чтобы вам потом не пришлось горько в этом деле раскаяться» [4, с. 21]. Играют свадьбу на Рождество, но Стецько не только не крестится, но и не целует невесту, стоит «хмурый, как ночь», «совсем темный». Темный цвет в описании ранее «светлого» Стецько показывает его душевное состояние: смятение, смертельная обреченность, тайна, которая его сильно тяготит. Куприн не проясняет обстоятельств, при которых Стецько становится оборотнем. На шутки и смешки Стецько отвечает гневом, чувствуется и угроза, исходящая от него нечеловеческая сила: «Он вдруг как заскрипит зубами и так глазами на них сверкнул, что у них сразу отшибло всякую охоту к забавным шуткам» [4, с. 22].
После свадьбы прошло около двух недель (т. е. наступило святочное время), а Стецько так и не прикоснулся к своей жене Гриппе. Отец решает вывести его на чистую воду и отправляется проследить за сыном: «Постоял Стецько на дворе, поглядел на месяц, оглянулся вокруг, а сам такой белый, как
бумага, и очи горят, точно две свечки. Страшно стало Омельчуку... Смотрит - нет уже на дворе Стецька, а из ворот на улицу выбегает огромный белый, весь точно серебряный, волк» [4, с. 22].
Стецько не обычный оборотень, а «огромный белый», также писатель использует сравнение «точно серебряный». Согласно народным преданиям, белый волк - вожак и царь над всеми зверями, который имеет выход в потустороннее пространство: «.Белый цвет выделял его из окружения и придавал, по поверьям, особенную силу. Порою даже волшебную. Ведь этот цвет в самых древнейших представлениях был исконно связан с потусторонним миром» [5, с. 53]. Не зря в рассказе Куприна звери к оборотню «сбежались, прыгают вокруг него, визжат, ластятся к нему, шерсть на нем лижут» [4, с. 22]. Волк-оборотень бежит в лес, а отец за ним, чтобы проучить, но увиденное почти до смерти пугает его. Чудом является, что Омельчук вернулся домой живым, да и то благодаря заступничеству оборотня-сына, который отвел от него волчью стаю.
Стецько - вовкулак: «Бывают, чуете, такие люди, что умеют волками перекидываться. Вот они и бегают по лесам и трубят. У нас на Полесье этой погани богацько. <.> А вовкулаки у нас водятся - то правда.» [4, с. 18]. Существует достаточно много определений этого слова, но наиболее полное, на наш взгляд, дано у А.Н. Афанасьева: «Вол-кодлак (малоросс. вовкулак, вовкун, белорус. вавкалак; .слово сложное: из волк, санскр. угка и длака (Шак) - шерсть, руно, клок волос - и означает существо, покрытое волчьей шерстью или шкурою» [6, с. 115]. Происхождение термина «вовкулак» восходит к украинскому «вовк» - т. е. «волк» и церковнославянскому «длака» - означает «шкура, волосы». А вот уже собирательное значение понятия «вовкулак» означает человека, способного сбрасывать шкуру, что и отсылает к древним шаманским ритуалам, проводимым почти повсеместно.
По мнению А.Н. Афанасьева, оборотни бывают двух видов: колдуны и ведьмы, которые могут принять любой звериный облик, в т. ч. и волчий, или же обращенные насильно, посредством наложенного проклятия или колдовства, т. н. «невольные» оборотни. По поверью, колдун может обратить человека,
зная его имя при крещении. Сделаться волком мог против воли и тот человек, которого «по ветру» прокляла мать, такому нужно получить прощение, чтобы освободиться. Стецько мать не проклинала, был он удивительно положительным человеком до тех пор, пока его не отправили на войну.
Остается версия со злобными колдунами, которые по преданию могли обратить в волков целые свадебные поезда. Колдовство ассоциируется с верой в превращения. Точка зрения А.Н. Афанасьева хорошо это отражает. Древние с появлением понятия «язык» и «слова», стали называть вещи и природные явления, а чтобы давать им наиболее яркие определения, стали приписывать неживой природе метафорические черты, применимые лишь к людям и живым существам. Подобное олицетворение и делает облака, грозовые тучи и туманы похожими на шкуры, в которые облачаются небесные боги, и тогда темные силы и злые демоны захватывают небосвод в «темное время», когда все живое умирает, а солнце делает поворот: осенью и зимой. И покидают его лишь с приходом весны, когда все оживает. Таким образом, тучи эти подобны стаям оборотней, которые на время меняют свои личины, оборачиваются. Отсюда следует, что посредствам языка и преданий, становятся тождественными понятия «превращение» и «переодевание»: «слова «оборотиться», «обернуться» (обворотиться, обвернуться) означают, собственно, окутаться, покрыть себя платьем, а «превратиться» -переодеться, изменить свою одежду (свой внешний вид), надеть ее навыворот.» [6, с. 123]. Волки-оборотни существуют во многих легендах и преданиях, например: богатырь Волх Всеславович, оборачивался: ясным соколом, серым волком и гнедым туром. Князь Всеслав из «Слово о Полку Игореве» рыщет волком в ночи, в течение ночи преодолевает огромные расстояния.
Возможно предположить, что Стецько попал под действие колдовских сил, которые наделили его нечеловеческой сверхсилой, способностью «оборачиваться». Однако стоит заметить, что герой не просто принимает облик волка, он - «вовкулак».
Стоит обратить внимание на то, что с течением времени во многих культурах четкие границы, обозначающие кто такой вовкулак, смещаются, и до нас доходят уже сказания о
ликантропе (от греческого Ыкап1гор1а - «человек-волк»), как смешении черт вовкулака и упыря (вампира), что и подтверждает сам Куприн и дает к «вовкулаку» примечание: «вурдалак, упырь» [4, с. 18]. От этого возникает путаница совершенно разных понятий, которая зафиксирована даже у Даля: «Упырь» - это «м. южн. и упирь стар. пере-кидыш, перевертыш, оборотень, бродящий по ночам ведьмаком, волком или пугачеми пр. и засасывающий людей и скотину; кровосос (вампир?); злые знахари, по смерти, бродят упырями, и чтобы угомонить их, раскапывают могилу и пробивают труп осиновым колом» [7, с. 506], т. е. оборотню, словно вампиру, приписывается способ убийства ради испития крови, и канонную смерть, характерную только для вампира, через пробивание тела осиновым колом, что встречается практически во всех народных поверьях большинства стран. Главное различие, что при таком убийстве у настоящего вампира еще и отделяется от тела голова (отсекается), чтобы он больше не мог подняться из могилы, оборотню же голову не отсекают. Стець-ко в своем волчьем обличии тоже показан жаждущим крови.
Также не стоит оставлять без внимания немаловажное мнение, что полесские оборотни применяют особый способ убийства -удушают свою жертву либо во сне, либо зубами при непосредственном контакте, а не разрывают ее, как это характерно для обычных волков. У Куприна волчья стая именно разрывает проезжего купца и лакомится. Тем самым подтверждает свою натуру от хищника сам Стецько словами: «Толстый был, как кабан. Мясистый. Жирный.» [4, с. 23], и в то же время проскальзывает черта, отсылающая его образ именно к упырям: «И блеснул глазами, как красными огнями. А старику вдруг показалось, что рот и усы Стецька густо вымазаны красной кровью» [4, с. 24].
У Афанасьева читаем, что оборачиваясь волком, человек приобретает голос и хищнические наклонности этого зверя: удаляется в леса, нападает на путников и скот и, томимый голодом, дико воет и даже пожирает падаль. Так могут себя вести добровольно обращенные в вовкулака, которые отличаются исключительной жестокостью и любят человеческое мясо. Встречается множество
указаний, как в него перекинуться: например, перекувыркнуться через воткнутые в землю заговоренные ножи, или нож, или же коромысло (для женщины). Но если кто-то вынет этот нож, обратно уже не обратится. Есть даже заговоры, которые оберегают вовкула-ков от этого. В противоречие всему написанному, можно найти и такой вариант: обращенный в оборотня невольно ведет себя больше по-человечески, не нападает, часто не отходит от человеческого жилья, смотрит на людей жалостливо, надеясь найти понимание, ест только хлеб, а не сырое мясо. Кроме того, только в белорусском фольклоре можно найти случаи полнейшего излечения от ликантропии посредством разрушения колдовства: разрывание мочала, которым опоясан оборотень, накидывание ремня и кафтана, разрывание волчьей шкуры хитростью, сжигание этой шкуры на костре. Ку-приновский Стецько же сохраняет человеческое сознание на протяжении всей охоты, хотя инстинкты в нем остаются от хищника, именно поэтому он здраво оценивает ситуацию и уводит свою стаю от отца, и нападает на купца, но не трогает первого проезжего: «Опять на дороге колокольчик зазвякал, но теперь совсем с другой стороны, и опять поднялася вся стая. Прислушались волки на минутку и ринулись все сразу, как один, понеслись по лесу и пропали» [4, с. 23]; «Потом крик человеческий по лесу разлетелся, такой страшный и жалкий крик, что у Омельчука сердце обмерло и упало от ужаса. Потом где-то близко на «шляху» раздался бешеный топот, и долго было слышно, как на раскатах разбитые в щепки сани колотились о сосновые корневища» [4, с. 23].
По белорусскому поверью, жертву волку всегда выбирает Волчий пастырь - Егорий, вероятно еще и поэтому первого путника волки не трогают. Народная мудрость гласит: «Что у волка в зубах, то Егорий дал» или «Обреченная скотинка - уже не животинка». Стецько говорит отцу: «Сегодня ночью, под сочельник, большая власть дана нам, вовкулакам, над людьми и зверями. Только тех мы не смеем трогать, кто в эту ночь не своею волей из дому вышел. Вот потому-то ты так удивился, что мы первого проезжего не тронули: его хозяин по делу послал. А второй был купец. Ехал по своей корысти, торопился на ярмарку...» [4, с. 23].
У Куприна оборотень удивителен тем, что обретает силу именно в ночь под сочельник. Этому есть соответствующее обоснование: «С зимнего Николы, говорит народ, начинают волки рыскать стадами по лесам, полям и лугам, осмеливаясь нападать даже на целые обозы. С этого дня вплоть до Крещения - волчьи праздники. Только после крещенского водосвятия и пропадает их смелость» [5, с. 35]. Зимний Никола - 19 декабря, а Крещение - 19 января, таким образом, «волчьи свадьбы» проходят в течение целого месяца, чему свидетельствует и эта примета: «Никола Студеный - волчий сват, маков закат». Сербы утверждают, что волкодлаки преимущественно показываются в зимнюю пору «од БожиЙа до Спасова дне» [6, с. 35], т. е. от Рождества (7 января) до Вознесения (Спасов день празднуется на 40-й день от Пасхи). Луна также играет немаловажную роль в процессе обращения. Луна выходит лишь ночью, а ночь, как известно, время колдовства и ворожбы. Как Луна меняет свой лик, так и человек меняет свой облик, подобно двуликому Янусу, одна половина - их волчья сущность - скрыта в тени.
Волки всегда наводили ужас на людей как животные исключительной силы, выносливости, хитрости. Люди же для них были легкой добычей, разрозненные и разобщенные, в отличие от слаженной волчьей стаи. В свою очередь, в людях с самого рождения уже заложен древнейший как сама Земля архаический страх перед более сильными хищниками, в одиночку перед которыми просто не выстоять. Волк был не только охотником, но еще и одним из древних тотемных животных, которые оберегали целые племена и селения. Почитания волка как священного предка, покровителя распространены повсеместно, вероятно поэтому и существует белорусское предание о волчьей стае, которая защитила людское селение от истребления. Кроме всего прочего, стоит упомянуть и не совсем обычных волков: полесские знахари умели специально перекидываться и уже в волчьем обличии сражаться с врагами, тем самым выступая защитниками людей. Вероятнее всего, Куприн во время пребывания в Белоруссии знакомился с этими легендами, которые послужили основой для «Серебряного волка».
Остается открытым вопрос о рождественском чуде: все же Стецько вернулся живым, но изменившимся, его желание сбылось, несмотря на сверхъестественное препятствие. Он получает прощение, отец будет молиться за него в церкви, чего сам Стецько не мог сделать. Изменяясь внутренне, главный герой переживает кризис, действительность выталкивает его из привычных «человеческих» рамок, зверь в нем силен и опасен, а значит, он должен уйти подальше от людей, особенно дорогих для него, не зря он спасает отца, притаившегося в лесу. Он печален, «темные думы» внутри него, безысходность, тайна тяготят его. Стецько счастлив, лишь когда выходит на кровавую охоту со своей стаей. Тайна открывается, вовкулак сбегает, попросив молиться в церкви за свою проклятую душу, за то, что «живой назад вернулся» [1, с. 23]. Омельчук слышит голос сына будто из-под земли, тихий и печальный: «Не сердись, отец. Больше не приду в наши края никогда. И поверь: чья душа проклята свыше - нелегко ему на свете жить» [1, с. 24].
Традиционно рождественский рассказ имеет счастливый конец, в котором часто заключена мораль, но такой ход не характерен для «Серебряного волка». Разлука с семьей и изгнание из родного дома, в итоге -отход от религиозности (Стецько не соблюдает церковные обряды), потеря празднично-
го чувства. Возможно, имеет место отступление писателя от традиционной схемы «рождественского рассказа». Происходит это, видимо, в силу доминирования в произведении мистических элементов, которые нарушают логику традиционного рождественского рассказа. Для Куприна «Серебряный волк», возможно, является своеобразным жанровым экспериментом, в котором предпринята попытка сфокусировать внимание на поэтике сверхъестественного, познании пограничных форм человеческого сознания и бытия.
1. Кулешов Ф.И. Творческий путь А.И. Куприна. Мн., 1963.
2. Куприн А.И. Полное собрание сочинений: в 8 т. Спб., 1912. Т. 8.
3. Бердяев Н.А. Новое религиозное сознание и общественность. Мистика и религия. Спб., 1907.
4. Куприн А.И. Собрание сочинений: в 9 т. М., 2010. Т. 3.
5. Грушко Е.А., Медведев Ю.М. Русские легенды и предания. М., 2004.
6. Афанасьев А.Н. Славянские колдуны и их свита. М., 2009.
7. Толковый словарь живого великорусского языка В.И. Даля: в 4 т. Спб., 1863-1866. Т. 4.
Поступила в редакцию 15.04.2013 г.
UDC 82
MYSTICAL FANTASY IN THE STORY OF A.I. KUPRIN “SILVER WOLF”: POETICS AND PROBLEMS Oksana Viktorovna KORYAKINA, Tambov State University named after G.R. Derzhavin, Tambov, Russian federation, Post-graduate Student, Russian and Foreign Literature Department, e-mail: oksana.koryakina@yandex.ru
The article discusses the mystical plot of the story A.I. Kuprin “Silver Wolf’, his folkloric and historical components. It focuses on the study of the poetics of the supernatural and the poorly known phenomenon of lycanthropy in the product Kuprina. It has original features of the genre of mystical fantasy and a Christmas story.
Key words: Kuprin; mystical fantasy; werewolf; a Christmas story.
