CC BY
186
УДК 82.09
«МИР В ДОРОГЕ, А НЕ У ПРИСТАНИ...» (топос «дорога» в поэме Н. В. ГОГОЛЯ «Мертвые души»)
© 2009 Рашидова З.М.
Дагестанский государственный педагогический университет
В статье исследуется универсальная образная структура, присущая русской культуре, - топос «дорога», характеризующаяся в творчестве Н. В. Гоголя высоким уровнем смысловой обобщенности, широким охватом глубоких мировоззренческих проблем.
The author of the article researches the universal image-bearing structure, typical for Russian culture, i.e. “a road” topos, characterized by the high level of the sensual integrity, wide coverage of deep world-outlook problems in N. V. Gogol’s creative works.
Ключевые слова: художественные универсалии, топос, эпическое и лирическое, авторская концепция, авторский идеал.
Keywords: art universals, topos, epic and lyric, author’s concept, author’s ideal.
В современном литературоведении
осуществляется поиск новых
интерпретационных методик, связанных с освещением проблемы
художественных универсалий -
архетипов, мифологем, традиционных сюжетов и мотивов, иноформ, топосов и других первоэлементов
художественного сознания, -
отражающих глубинные традиции русской классической литературы, тяготеющей к всеохватности социальноисторических коллизий и
мировоззренческих проблем.
Благодатной почвой для исследования архетипических элементов
художественно-универсаль-ного уровня является творчество Н. В. Гоголя, выводившего размышления о человеке, роли и месте его в мире социальных отношений на уровень «вечных», надмирных вопросов бытия.
Активным системообразующим
началом художественного пространства в произведениях Гоголя является топос «дорога» - универсальная образная
структура, обладающая высоким
уровнем смысловой обобщенности.
Понятие «топос» восходит к античному учению об общих местах,
использовавшихся как исходное положение для изложения какой-либо темы, помогающее осуществить ее
исследование, выявить аспекты, рассмотреть дополнительные оттенки, раскрыть своеобразные суждения и
повороты мысли.
Топос «дорога», традиционно
характеризующий тип русской культуры, рассматривается как образ, в котором соотносятся конкретноисторическое (эпоха и ее люди) и
универсальное, или надысторическое
(вечные духовные ориентиры,
общечеловеческие ценности), равно значимые для понимания
художественного произведения.
В этом отношении литературная классика являет собой, по утверждению В. И. Тюпы, «динамическое равновесие
социально - характерного (историческая конкретность эпохи и порождаемых ею типов социального поведения) и
социально - универсального (моменты
социального самосознания или концепция человека, личности)» [9. С. 116].
Известно, что «дорога» - один из древнейших и самых распространенных в русском словесном искусстве повторяющийся элемент фольклорного и литературного повествования -становится ключевым для русской литературы XIX века. Можно привести многочисленные примеры произведений, в которых изображение жизни человека осмысливается как прохождение некоего пути, дороги. Наиболее ярко
метафорический смысл этого понятия раскрывается в стихотворениях Е.
Баратынского «Дорога жизни» и А. Пушкина «Телега жизни», в которых движение по дороге жизни
сопровождается невозвратными
потерями и разочарованиями;
приобретая жизненный опыт, человек расстается с мечтами и обольщениями юности, платит за него своими лучшими надеждами («...и снами теми путевые прогоны жизни платим мы»).
Гоголь в поэме «Мертвые души» продолжает развитие универсального смысла топоса «дорога», но при этом обогащает семантическую образную структуру собственной интерпретацией, особенностями воплощения,
многозначностью, емкостью. Прежде всего, это два значения, которые определяют композиционный стержень поэмы. В начале поэмы - это вполне реальная дорога, по которой колесит Чичиков в своей неизменной бричке с Селифаном на козлах, и в конце поэмы -это метафорический, иносказательный образ «дороги», в котором сознание художника угадывает скрытый смысл исторического движения России в будущее.
Эпическое начало и лирический финал, соединяющие объективное и субъективное, явь и мечту, предстают в поэме как равноправные смыслы, вбирающие множество значений гоголевского образа дороги. Причем сложность авторского смыслорождения топоса «дорога» не столько и не только в его многозначности, сколько в этом, присущем только гоголевскому стилю,
незаметном, плавном, а порой и резком переходе конкретных значений в
метафорические и наоборот.
В последней главе Чичиков уезжает из города N. «И опять по обеим сторонам столбового пути пошли вновь писать версты, станционные смотрители, колодцы, обозы, серые деревни с самоварами, бабами и бойким
бородатым хозяином., пешеход в протертых лаптях, плетущийся за восемьсот верст, городишки,
выстроенные живьём.», затем масштаб пространства плавно увеличивается и следует знаменитое обращение к Руси: «Русь, Русь! Вижу тебя, из моего чудного, прекрасного далека тебя
вижу.»; затем резко монолог прерывается другим планом: «.у! какая сверкающая, чудная, незнакомая доселе даль! Русь!..» И далее - резко:
« - Держи, держи, дурак! - кричал Чичиков Селифану.
- Вот я тебя палашом! - кричал скакавший навстречу фельдъегерь с усами в аршин. - Не видишь, леший дери твою душу: казенный экипаж! И, как призрак, исчезнула с громом и пылью тройка».
И снова: «Какое странное, и манящее, и несущее, и чудесное в слове: дорога! и как чудна она сама, эта дорога: ясный день, осенние листья, холодный
воздух. покрепче в дорожную шинель, шапку на уши, тесней и уютней
прижмемся к углу!» [2. С. 516].
Известный русский теоретик
литературы А. Потебня находил это описание гениальным: резкость перехода противоположностей - вдохновенной мечты и отрезвляющей яви - доведена до высшей точки, когда трудно различить, кто любуется наступившей ночью («А ночь! Небесные силы! Какая ночь свершается в вышине!»), повествователь или читатель, которому открылось мировидение автора. В процесс смены персонажей, тональности повествований вписаны и автор, и интерпретатор художественного текста, взаимодействующие в пространстве, созданном оригинальной концепцией топоса, основывающейся на контрасте
возвышенного, поэтического и низменного, земного как в общей структуре поэмы, так и в каждом ее эпизоде. Поэтически возвышенному образу родины, ее высокому предназначению противопоставлено современное ее состояние (« бедно, разбросанно и неприютно в тебе.») так же, как онемевшей мысли поэта, восхищенного сверкающей чудной незнакомой далью, противопоставлена резкая дорожная перебранка Чичикова и скакавшего навстречу фельдъегеря «с усами в аршин». Именно данная формула авторского сознания (столкновение мечты и
действительности) позволяет увидеть многие смыслы, вложенные в универсальную структуру топоса в гоголевской поэме. Это прежде всего метафорическое обозначение
жизненного пути вообще: «. наша
земная, подчас горькая и скучная дорога». Жизненный путь человека - это контрастирующие начало и конец, прежде и теперь, юность и зрелые годы, это высокое, вдохновенное, не выдерживающее столкновения с жестокой правдой жизни. В начале шестой главы рассказчик вспоминает о том, как в молодые годы его волновала встреча с любым незнакомым местом, с новыми людьми. Теперь - иное: «. равнодушно гляжу на ее пошлую наружность; моему охлажденному взору неприятно, мне не смешно, и то, что пробудило бы в прежние годы живое движенье в лице, смех и немолчные речи, то скользит теперь мимо, и безучастное молчание хранят мои недвижные уста. О моя юность! о моя свежесть!» [2. С. 428].
На дороге жизни утрачивается трепетное отношение к жизни, непосредственность восприятия,
свежесть ощущения, и если в русской литературной традиции это определяется воздействием холодной
действительности, среды, то в гоголевской концепции ответственность с «охлажденного» не снимается.
Изменение человека на жизненной дороге - это не только традиционный путь потерь идеалов и надежд, это путь
утраты элементарных «человеческих движений». Но этот путь не фатален. Достаточно вспомнить страницы, контрастно запечатлевшие ветхую деревню, разрушающийся дом Плюшкина и его обширный разросшийся сад.
И вновь от мрачной действительности к горячему призыву - предостережению молодым: «Все похоже на правду, все может статься с человеком. Забирайте же с собою в путь... все человеческие движения, не оставляйте их на дороге, не подымете потом!» [2. С. 441]. Топос «дорога» осмысливается в широком общественном смысле, когда автор говорит не об одном человеке, а о народе, и даже о человечестве в целом. «Уклонение от истины», от прямого пути - это еще один поворот темы. «Прямая» и «кривая» дорога в художественном сознании Г оголя антитеза, определяющая те моральные координаты, с помощью которых он будет соотносить действительный и идеальный путь как одного человека, так и всего человечества: «Какие
искривленные, глухие, узкие,
непроходимые, заносящие в сторону дороги избирало человечество, стремясь достигнуть вечной истины, тогда как перед ним был открыт прямой путь... И сколько раз уже наведенные нисходившим с небес смыслом, они и тут умели отшатнуться и сбиться в сторону., умели-таки добраться до пропасти, чтобы потом с ужасом спросить друг друга: где выход? где дорога?» [Там же. С. 508].
Дорога в художественном сознании Гоголя - это и та дорога творца-поэта, по которой ему определено «чудной властью идти об руку со своими странными героями». Суть своего понимания предназначения писателя в Гоголь изложил в лирическом отступлении в 7 главе поэмы. И снова - контраст: путь писателя, который «не изменял ни разу возвышенного строя своей лиры, не ниспускался с вершины к бедным, ничтожным своим собратьям», и путь писателя, «дерзнувшего вызвать
наружу. всю страшную, потрясающую
тину мелочей, опутавших нашу жизнь, всю глубину холодных, раздробленных, повседневных характеров, которыми кишит наша земная, подчас горькая и скучная дорога» [Там же. С. 446].
Имея в виду свою собственную писательскую судьбу, и в частности то отношение общества, которое вызвало появление на свет «Мертвых душ», Гоголь писал, что художнику, изображающему низменное, пошлость жизни, не избежать «лицемерно-бесчувствен-ного суда современников, который отведет ему презренный угол в ряду писателей, оскорбляющих человечество, придаст ему качества им же изображенных героев, отнимет от него и сердце, и душу, и божественное пламя таланта» [Там же. С. 446]. «Все это в позор тебе, но ты иди по этой дороге», - читаем в одной из редакций романа.
Дорога - это часть гоголевской биографии. Гоголь глубоко любил дорогу, пускался в дорогу в трудные дни своей жизни. Дорога пробуждала творческие силы, была психологической потребностью художника, давала ему необходимые впечатления. В 11 главе особое внутреннее наполнение топоса как источника творческого вдохновения раскрывается со всей
непосредственностью: «Боже! как ты
хороша подчас, далекая, далекая дорога! Сколько раз, как погибающий и тонущий, я хватался за тебя, и ты всякий раз меня великодушно выносила и спасала! А сколько родилось в тебе чудных замыслов, поэтических грез, сколько перечувствовалось дивных
впечатлений!..» [Там же. С. 517].
Вспомним биографические вехи: после провала Ганца Кюхельгартена -бросился в дорогу: «Мне нужно
переродиться, оживиться новой жизнью, расцвесть силою души», - писал он матери [8. С. 58]. После премьеры «Ревизора» вновь пускается в дальнюю доро-гу. «Дорога удивительно
спасительна для меня», - читаем в письме к С. Т. Аксакову. Свою работу над поэмой Гоголь тоже определял как движение по дороге. В письме к Н.
Языкову писал: «Ты спрашиваешь,
пишутся ли «Мертвые души»? И пишутся и не пишутся. Я иду вперед -идет сочинение, я остановился - нейдет сочинение» [3. С. 178].
В «Выбранных местах из переписки с друзьями» так объяснял уничтожение второго тома «Мертвых душ»: «Что даже вовсе не следует говорить о высоком и прекрасном, не показавши тут же ясно, как день, путей и дорог к нему для всякого» [Там же. С. 266].
Ю. Лотман писал, что в авторском сознании Гоголя возвышенность пространства - это не только и не столько его обширность и безграничность, но и направленность. Находящийся в нем должен двигаться к цели. Оно должно быть дорогой. Однако, идеальная цель писателя, как пишет Ю. Лотман, была иллюзорна, ибо представляла романтический идеал -принципиально недостижимый.
Гоголевский пророк не может возглашать программу - он проповедует движение в бесконечность.
И в подтверждение этой мысли в заключающем первый том
поразительном видении возникает изо всей невообразимо сложной, многоликой стихии жизни Русь-тройка, ее всесокрущающее и ни перед кем не останавливающееся движение, которое и устрашает и обнадеживает. В полете птицы-тройки сливаются воедино субъективное и объективное,
заключенное Гоголем в топосе «дорога»: и «громадно-несуща-яся жизнь» русского народа и постигающее импульсы этой жизни, неустанное в своих исканиях воображение художника, подсказавшее ему в «Авторской исповеди», что «. мир в дороге, а не у пристани.».
Таким образом, исследование сложного авторского смыслорождения топоса «дорога», пронизывающего весь художественный текст поэмы «Мертвые души», раскрывает различные аспекты темы и предполагает в дальнейшем иные, новые, может быть, более глубокие и тонкие толкования,
углубляющие написанное и, возможно, | полемизирующие с ним.
Примечания
1. Боголепов Я.К. Язык поэмы Н. В. Гоголя «Мертвые души». М., 1952. 2. Гоголь Н.В. Избранные сочинения. М., 1987. 3. Гоголь Н.В. Собрание сочинений в 8 томах. Т.8. М., 1984. 4. Елистратова А.А. Гоголь и проблемы западноевропейского романа. М., 1972. 5. Ермилов В.В. Избранные работы в трех томах. Т.2. Н. В. Гоголь. М., 1956. 6. Лотман Ю.М. В школе поэтического слова. Пушкин, Лермонтов, Гоголь. М., 1988. 7. Манн Ю.М. Поэтика Гоголя. М.,1978. 8. Манн Ю.М. Постигая Гоголя. М., 2005. 9. Тюпа В.И. Между архаикой и авангардом // Классика и современность / Под ред. П. А. Николаева и В. Е. Хализева. М., 1990. 10. Храпченко М.М. Николай Гоголь. М., 1984.
Статья поступила в редакцию 14.02.2009 г.
