CC BY
133
этап культурной эволюции может заключаться в «опрокидывании» смысла функционирования системы и превращения прошлых маргиналий в ядро культуры - именно это мы наблюдаем в художественной культуре ХХ в.
Отметим, что оппозициональность настолько глубоко принизывает культуру, в том числе и художественную, что сливается с ее эйдосом. Кроме бинарных оппозиций в художественной культуре, кажется, ничего другого нет, и когда в ХХ в. бинарные пары оказались разрушенными, ясно обнажилось их присутствие в антропоцентрической культуре.
Развертывание антропоцентрического типа культуры оказалось конечным, антропоцентризм существовал до тех пор, пока в реальном мире оставалось пространство, не освоенное художественной практикой и пока миру было в чем подражать. В художест-
венной культуре ХХ в., отринувшей саму идею подражания, все многообразие «измов» фокусируется вокруг единого смыслополагания - концептуальности, когда художественное сознание моделирует новую художественную действительность по своим художественным законам, «по мотивам» объективной реальности. Концептуальная парадигма художественно-культурного развития осваивает новое пространство смыслов, в котором элементами или квантами построения художественного текста становятся элементы истории искусства, когда композитор пользуется не мелодией, ритмом и гармонией, а монограммой Баха, цитатой Чайковского, григорианским хоралом, джазом, звучащими последовательно и одновременно сольно и на фоне аккордов-кластеров.
Сведения об авторах
Витель Елена Борисовна - кандидат педагогических наук, доцент кафедры истории и теории музыки Костромского государственного университета им. Н. А. Некрасова, Кострома, e-mail: dacapo2008@yandex.ru Data on authors
Vitel’ Elena Borisovna - сand. of pedagogical science, associate professor of department of history and theory of music of Kostroma State University named N. A. Nekrasova, Kostroma, e-mail: dacapo2008@yandex.ru
УДК 299 + 398
ББК 86.31 кр + 82.3 (2 Рос = Буря)
Д.А. Ангархаев
МИФОЛОГИЧЕСКОЕ МИРОВОЗЗРЕНИЕ И БУРЯТСКИЙ ШАМАНИЗМ
В статье рассматриваются новые аспекты зарождения и развития шаманистских представлений в связи с фольклорным, эпически-песенным, улигерным народным творчеством.
Ключевые слова: бурятский шаманизм, мифологическое сознание, религиозно-мистическая вера, шаман.
D.A. Angarkhaev
MYTHОLОGICAL MENTALITY AND BURYAT SHAMANISM
The article written draws attention the new aspects оf appearance and devehpment оf shamanistic pоint оf view related W folk-^re, epic sоngs andfairy - telling оf traditiоnal myths оf the Buryats.
Key words: Buryat shamanism, myphological consciousness, rligions-mystical belief, shaman.
Бурятский шаманизм - это продукт сложного исторического процесса, в котором приняли участие различные тюрко-монгольские, тунгусские и другие этнические элементы Южной Сибири и Центральной Азии. Он испытал определенное влияние индоиранских и других культур. Его история есть отражение истории самого народа. Поэтому шаманист-ские материалы (мифы, предания, гимны, а также онгоны и проч.) представляют собой важный исторический источник, без изучения которого немыслимо всестороннее и глубокое освещение многих вопросов истории бурят.
Существует довольно много этнографических и исследовательских работ как по бурятскому шаманизму, так и по сибирскому, а также верованиям других народов мира, которые по специфике трактовок близки нашим представлениям о шаманизме.
Первое сравнительно развернутое описание верований бурят принадлежит западноевропейскому путешественнику Избранту Идесу, предпринявшему по поручению Петра I в 1692-1695 поездку в Китай в
качестве русского посланника. В 1698 г. он опубликовал в Г ермании свои записки, которые переведены на ряд европейских языков. Новый и полный русский перевод записок сделан в 1967 г. В них содержатся сведения о хозяйстве, жилищах, обычаях и обрядах, а также данные о жрецах, т.е. о шаманах, которые лечили больных, о почитании бурятами солнца и Луны, о клятвах, приносимых на берегу Байкала, суевериях, с этим великим озером, о священной горе у Байкала, где устраивались жертвоприношения.
Вместе с Избрантом Идесом путешествовал Адам Брандт, в 1718 г. проездом в Бурятии был в составе посольства в Китай Л. В. Лазарев, также проезжал англичанин Джон Белль, в 1715-1731 гг. с бурятами общался иркутский вице-губернатор Лоренц-Ланге. Значительный вклад в исследование верований бурят внесли Иоанн-Георг Гмелин, С.П. Крашенников, Г.В. Ксенофонтов, Б.Э. Петри и др.
Фундаментальные труды по шамановедению написаны в последнее время профессорами Т.М. Ми-
хайловым, Г.Ц. Цыбиковым, Г.Д. Санжиевым, И.А. Манжигеевым, Н.Л. Жуковской, М.Д. Зомоновым.
С установлением новых социально-
экономических и историко-культурных отношений между народами бурятский шаманизм, как и любая религия, претерпевал эволюционные изменения.
Мы считаем, что шаманизм - продукт мифологического мировоззрения.
Обратимся к “Гэсэру”. Мир создает Эхэ Ехэ Бурхан (“Великая богиня Мать”). Она не шаманка. Она богиня - творец всего в мире. У нее мы не замечаем ничего “шаманского”. Правда, она рожает двух дочерей - одна из них Маяс Хара - зачинательница всего “черного, недоброго”. Но она не шаманка - она просто противница всего “светлого, доброго”. Так эпос начинается философски атеистически, из диалектики добра и зла.
Древнейший человек не мог сразу прийти к мысли вмешаться в эту борьбу добра и зла: просто он не мог знать, как это сделать. Например, человек инстинктивно прятался куда-нибудь от опасности - от зверя, града, дождя, молнии, оползней, наводнения и т.д. - он не мог определить, где его сородичи; а все же это неведение не могло быть бесконечным: стадный или парный инстинкт сожительства одного из них заставляет изучать звук - сигнал!
На сигнал собираются сородичи. Сигнал для них
- это глас божий. У собравшихся положительное эмоциональное состояние, сигнальщик - выше их, их он собрал, на этот сбор дано было свыше с неба, снизу с земли, от окружающей природы воззвание к жизни, к жизненному блаженству.
Так появляется первый лидер. Лидер выражает свой восторг криком, танцем или пением.
Нам кажется, что песня вряд ли содержала понятные всем слова. Возникает естественный вопрос: горловое пение, существующее в Центральной Азии,
- не первое ли шаманское призывание? Поскольку до сих пор в шаманском призывании, особенно в первых строфах фигурируют непереводимые слова, как и в начале улигера.
Не является ли это доказательством того, что шаманское призывание и улигерное зачинание имеют одни и те же мифические истоки: первое, это экспромт, не означающий ничего конкретно-словесного, возглас удовлетворения и радости; а второе, это тоже, призыв всех присутствующих объединиться отметить массово радостно-духовные извержения изнутри человека, уже для того, чтобы надолго сопереживать общественное значительное явление. Это значительное явление, должно быть, вырисовывается на один миг в мозгу человека, перед его глазами, как реальная картина - древний человек встречался с тем мифическим образом, который при словесной передаче приобретал еще причудливые, еще немыслимые очертания. Так подготавливается почва для наваждений, видений, главное, вкупе со сновидением они становятся почти реальными. Разве нет среди наших современников, которые встречаются наяву и во сне с подобными “персонажами”, - хотя эта область психофизиологии.
Мы в этих рассуждениях пытаемся найти истоки шаманизма в древнейших мифологических мировоз-
зрениях: прежде всего мифологическое мировоззрение, потом - шаманское мировоззрение. Существует в шамановедении точка зрения о том, что люди из-за боязни перед явлением природы начали обращаться мольбой о ниспослании им благополучия, богатства и т. д. в период всенародного бедствия или надвигающегося бедствия.
Нам кажется, первое шаманское “заклинание” произнесено, когда бедствие ушло, оставив их род со скромными их пожитками. Это глас благодарности, радости, самого примитивного умиления детства человеческого.
В более поздние времена, даже в нынешнее время народ выбирает лучший по гороскопу день для обращения к божествам и небожителям, хозяевам земель, духам местностей, а не в самый кризис бедствия; а в кризис бедствия никому в голову не придет мысль о ритуале, в этот момент человек совершает физические действия самосохранения, самообороны, в лучшем случае предотвращения возможных нападок со стороны угрозы.
Мифологическое сознание определяет образ шаманства. Пример тому: с уходом в прошлое многих суеверий атрибутика и ритуалы существенно меняются. В шаманистику вводятся разные новшества по форме и по организации; шаманы, имеющие средние, высшее образование, ученые степене, делают шама-нистские понятия доступными народу, находят связь между шаманистскими понятиями и научными знаниями, пользуясь диагностикой восточной и западной медицин, элементами психофизиологизма, делают “предугадания”, довольно близкие к истинному положению вещей.
На наш взгляд, все вышеотмеченное ничего существенного не прибавляет к мифологической картине мира в общем целом - разве что только в научной области изучения шаманизма и мифологического сознания.
Нельзя не отметить, что шаманы вводили свои элементы в мифологическое сознание бурят. Первый такой элемент, нам кажется, это появление шаманок Усыхэн и Хусыхэн, которые вскормили и поставили на ноги Эхирита и Булагата, найденных Буха ное-ном. Т ак мифология делает крен в сторону шаманизма, определяя “своеобразных апостолов” шаманской религии.
С развитием шаманизма каждый умерший шаман имел “свое место в загробном мире”, а народ на земле должен был воздавать им положенные почести, которые и рождает новое в мифологическом сознании.
Мы придерживаемся мнения, что шаманская мифология имеет свою специфику. Специфика заключается, во-первых, в направленности мифологии на исполнение конкретных общественных - родовых и племенных - семейных, особо персонифицированных потребностей, которые могут иметь разные цели: от убережения от напастей погоды, заразных болезней скота и людей, нападения соседнего племени, вторжения иноземного неизвестного врага, наводнения, бескормицы, междоусобных распрей, наконец, внутрисемейных дрязг, несчастных неожиданных случаев и т. д. Хотя она связана с обычным представ-
лением картины мира у древних бурят, да и с позднейших времен, они как бы узки, не охватывают широту философского осмысления мировых - общественных и природных - явлений, они направлены на избавление от конкретной угрозы на обобщения; отсутствуют аналитический, дедуктивный, сопоставительный методы разбора происходящего; мифологические действия совершаются в узкоритуальнопринятых нормах, скорее всего без какого-либо отчета и представления о происходящем и разворачивании событий в наступающее время, даже в следующие минуты и часы; поэтому при этом картина мира замыкается в традиционных границах, примитивизм и слепая религиозно-мистическая вера заслоняет расширенное понимание мира и аналитикосинтетическое восприятие о происходящих явлений.
Во-вторых, клиентура шаманов - люди иной формации, чем прежде, главное, сами шаманы, имеющие европейское научное знание, не могут подходить к шаманской мифологии, как в прежние времена, это время можно растягивать до второй половины прошлого века; нам кажется, к этому временному рубежу бурятская мифология подошла, утратив свою самобытность, поэтическую прелесть, философскую особенность, близкую к нынешнему естественнонаучному понятию о мироздании - космологии и космогонии, что мы рассматриваем в случае почитания огня, земли и неба, составных частей мироздания - первоэлементов.
Мы должны коснуться некоторых аспектов взаимодействия буддийский и шаманистских мифологий.
В связи с проникновением буддизма в бурятскую среду появились новые элементы в их мифологическом сознании. Мироздание имело центром гору
Сумэру, вокруг простираются земли и воды, хозяин воды капризнее, поэтому ему делают особое подношение; появляются рай и ад, их изображение развешиваются в монастырях, увеличивается пантеон божеств - буддийских - каждый из них имеет свое назначение и роль. Так появляются мифы об их чудесных возможностях, мифические сражения и битвы, при которых они одерживают победу над злыми силами. Природные мифы во многом получают буддийские объяснения, например, гром - это уже рык дракона, или глас божий, или бог проносится на колеснице, молния - это его бич и т. д. Природу создал бог по своему хотению - горы, долины, растения и всю живность. Человек создан богом; бог ему дарует судьбу, исходя из того, чего было положительного или отрицательного в его предыдущих жизнях.
Буддийские и шаманистские мифы различаются; в них сталкиваются их идеологии. От этого картина мира еще усложняется в мифологическом сознании. Мириады звезд вращаются в небе - это небесные тела, подобие нашей земли; но главным среди них является Солнце, при появлении его все эти двипы исчезают, исчезает и Луна. Но Солнце и Луна имеют возможность излучать свет, поэтому вместе с огнем составляют триединство бурят-монгольской святыни.
Многие мифологические воззрения существуют и поныне. Триаду - солнце, луну и огонь - ставит во главе могилы при захоронении человека. К древку ее привязывают писаницу - мантры-маани. Это для того, чтобы душа усопшего с этими мантрами уходила в иную хорошую жизнь. Триада - огонь, луна, солнце
- и буддийские мантры - это нынешняя синкретика мифологического сознания
Сведения об авторах
Ангархаев Доржи Арданович - корреспондент ГУП «Издательский дом «Буряад унэн» Data on authors
Angarkhaev Dorzhi Ardanovich - correspondent of «Buryad Unen».
УДК 008.001: 1 ББК 63.3-7
И.А. Арзуманов
РЕЛИГИОЗНАЯ КУЛЬТУРА БАЙКАЛЬСКОГО РЕГИОНА: МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ МИССИИ ПРОТЕСТАНТИЗМА И ПОСТПРОТЕСТАНТСКИЕ ИННОВАЦИИ (XIXXXI ВВ.)
В статье с историко-логических и культур-религиоведческих позиций рассматриваются методологические аспекты миссии протестантизма и постпротестантских инноваций в пространстве религиозной культуры Байкальского региона. В результате проведенного анализа российских и зарубежных источников отмечается, что трансазиатский характер постпротестантских миссий в регионе во многом определяется фактом появления в Монголии капитала китайского, японского происхождения и китайских экономических мигрантов.
Ключевые слова: религиозная культура, миссионерская работа, протестантизм, анализ проблем экспансии.
I.A. Arzumanov
RELIGIOUS CULTURE OF THE BAIKAL REGION: METHODOLOGICAL ASPECTS OF THE PROTESTANT MISSION AND POST-PROTESTANT INNOVATIONS OF XX-XXI CENTURIES
The article examines the methodological aspects of the protestant mission and post-protestant innovations in the space of religious culture of the Baikal region from the historical-logical and cultural-religious positions. As a result of the analysis of Russian and foreign sources, it is claimed that the trans-Asian nature of the post-protestant missions in the region is mainly due to the fact of emergence of Chinese and Japanese capital and Chinese economical migrants in Mongolia..
Key words: Religions Culture, missionary work, protestantism, analys problem of expansion.
