CC BY
123
УДК 82-31
Zhornikova M.N., Cand. of Sciences (Philology), senior lecturer, Buryat State University (Ulan-Ude, Russia),
E-mail: jornikova@yandex.ru
Kolmakova O.A., Doctor of Sciences (Philology), senior lecturer, Buryat State University (Ulan-Ude, Russia),
E-mail: post-oxygen@mail.ru
THE MYTH OF ODYSSEUS IN CONTEMPORARY RUSSIAN AND WESTERN NOVEL. The article discusses an appeal of the "eternal" antique image of Odysseus for contemporary Western and Russian writers, which helps them create plots with the implications of a philosophical parable. The authors of the article analyze the myth of Odysseus in the novels "Ithaca Forever" by L. Malerba and "Odysseus, the Son of Laertes" by G. L. Oldy (the pseudonym of D.E. Gromov and O.S. Ladyzhensky). It is still important for the contemporary authors to preserve the essential features of the ancient image: his cunning nature, his cruelty, his fatal destiny. At the same time, the myth of Odysseus in these novels undergoes significant transformation associated with placing the conflict field of the text into the character's inner space. Studying these works from the point of view of their narrative structure shows the main difference between these texts: Malerba's leading technique is using the character's monologue, whereas G.L. Oldy builds his novel narrative on a "stream of consciousness" technique.
Key words: Odysseus, contemporary Russian and western novel, G.L. Oldy, D.E. Gromov and O.S. Ladyzhensky, L. Malerba, image, motif, plot.
М.Н. Жорникова, канд. филол. наук, доц., Бурятский государственный университет, г. Улан-Удэ,
E-mail: jornikova@yandex.ru
О.А. Колмакова, д-р филол. наук, доц., Бурятский государственный университет, г. Улан-Удэ,
E-mail: post-oxygen@mail.ru
МИФ ОБ ОДИССЕЕ В СОВРЕМЕННОМ РУССКОМ И ЗАРУБЕЖНОМ РОМАНЕ
Обращение современных западных и отечественных писателей к «вечному» античному образу Одиссея способствует созданию философско-притчевого подтекста сюжета. В данной статье миф об Одиссее рассмотрен на материале романов «Итака навсегда» Л. Малербы и «Одиссей, сын Лаэрта» Г.Л. Олди (псевдоним писателей Д.Е. Громова и О.С. Ладыженского). Для современных авторов важным остается сохранение сущностных черт античного образа: его хитроумия, жестокости, многострадальности, стремления обрести дом и семью. Вместе с тем миф об Одиссее подвергается значительной трансформации, связанной с перемещением конфликтного поля текста во внутреннее пространство персонажа. Изучение названных произведений с точки зрения их нарративной структуры выявляет основное отличие текстов: если ведущим приемом у Малербы является монолог героя, то у Г.Л. Олди романное повествование строится в форме «потока сознания».
Ключевые слова: Одиссей, современный русский и зарубежный роман, Г.Л. Олди, Д.Е. Громов и О.С. Ладыженский, Л. Малерба, образ, мотив, сюжет.
В историю мировой литературы вошли многочисленные воплощения образа Одиссея, предпринятые в разное время различными авторами, начиная от эпохи античности и заканчивая современной литературой. «С именем Одиссея в мировой литературе связывается ситуация разрыва, нецельности и позиция сопротивления разрыву, поэтому аллюзии с гомеровским персонажем возникают в периоды социокультурных сдвигов, утраты прежней системы ценностей, в ситуации личного духовного кризиса художников» [1, с. 143]. Это наблюдение, сделанное Т.Л. Рыбальченко, находит свое воплощение в романах Л. Малербы «Итака навсегда» и Д.Е. Громова и О.С. Ладыженского «Одиссей, сын Лаэрта».
Исследователями предпринимались попытки изучения этих произведений в различных аспектах. Так, в романе Г.Л. Олди (роман был впервые опубликован в г. Москве в 2000 г.) был рассмотрен мифологический аспект [2], нравственно-философская проблематика [3]. Образ Одиссея в романе Д. Громова и О. Ладыженского анализирует И. Черный, раскрывая мотивировку поступков героя в работе «Requiem Одиссею Лаэртиду» [4]. Роман «Итака навсегда» Л. Малербы в отечественном литературоведении не был предметом отдельного рассмотрения; изучалось лишь раннее творчество писателя [5]. Научная новизна настоящей работы заключается в попытке сравнительного анализа образов Одиссея в романах указанных авторов.
Признанный итальянский писатель Луиджи Бонарди, писавший под псевдонимом Луиджи Малерба, создал свою «Одиссею» в зрелом возрасте. Роман «Итака навсегда» был написан в 1997 г., впервые опубликован на русском языке в журнале «Иностранная литература» (№ 3 за 1998 г.) в переводе Э. Двин. Действие романа разворачивается на острове Итака. Одиссей возвращается из странствий и вынужден поселиться у пастуха. Затем, как и в мифе, герой появляется неузнанным среди гостей - женихов своей жены. Л. Малерба обращается к пер-воличному повествованию, выстраивая роман в форме двух монологов: Одиссея и Пенелопы, чьи чередующиеся «голоса» взаимодополняют друг друга.
Малерба показывает «женскую» и «мужскую» точки зрения на события романа, достигая своеобразной объективности взгляда на мир. Приведем пример «женской» точки зрения: «Я
оделась, умастилась душистыми снадобьями, приколола к волосам купленный у заезжего торговца нежный цветок мака из красного египетского льна, чтобы принять старика бродягу со всеми почестями, приличествующими особе княжеского рода» [6, с. 20]. Эпизод изобилует деталями вещного мира, что в целом характеризует «женскую» точку зрения как непосредственно-чувственную. В «мужской» же точке зрения преобладает иной, оценочно-событийный аспект: «Женихи, уже в масках в честь бога Диониса, стали науськивать нас друг на друга <...> они были уверены, что Ир легко со мной справится....
- Да я тебя сейчас изобью до смерти, - вопил обнаглевший Ир, - вышибу тебе все зубы! Я моложе и сильнее тебя, попробуй ударь, раз ты такой храбрый, посмотришь, что будет» [6, с. 19]. Приоритет глагольной лексики в приведенном эпизоде создает динамичное «мужское» видение, противопоставленное «женскому» описательно-статичному, ориентированному на чувственное восприятие мира через цвет, запах, осязание.
В романе «Одиссей, сын Лаэрта» И. Чернов говорит о двух основных типах повествования. Во-первых, это сам Одиссей в достаточно зрелом возрасте, который видит себя ребенком, юношей, взрослым человеком [4]. То есть герой одновременно и участник уже прошедших событий, и человек, эмоционально переживающий эти же события здесь и сейчас. Во-вторых, это всеведущий повествователь (повествователи), которые оценивают Одиссея на разных этапах его жизненного пути. Этот подход позволяет «<...>вести повествование, выпадающее из основного хронотопа произведения <...> увидеть главного героя со всех сторон» [4]. Д. Громов и О. Ладыженский изображают целую жизнь Одиссея во фрагментарных воспоминаниях, воссоздающих мир мятущегося героя с разорванным, дисгармоничным сознанием: «Я сын басилеяЛаэрта...
Чужими глазами рыжий себя увидел. Сын Лаэрта! - босой, ноги в трещинах, грязь въелась, не отскребешь. Плащ - рванье, хоть и серебром заткан... был <...> Маленький, встрепанный: воробей. Верно говорил Калхант-троянец: воробей - птица глупая.
За подвигами воробей прилетел, а выходит, что за милостыней.
Улыбнуться воробью лишний раз, и ладно.
- Одиссей? с Итаки? - спрыгнул Диомед-победитель с колесницы. Руку, не гнушаясь, протянул.
Вцепился рыжий в протянутую руку, будто утопающий -в обломок мачты. Все, что было - бурю, дорогу, сердце, душу -в пожатие вложил» [7, с. 95].
Приведенный отрывок иллюстрирует общую для повествования романа Г.Л. Олди тенденцию - мозаичность, которая достигается не только эклектикой нанизанных друг на друга ми-кротем, но и посредством инверсии, ритмизующей текст, т. е. дробящей его на воображаемые «строки» и «строфы». Перед читателями - «обрывки мыслей» героя: диалогов (в том числе внутренних), размышлений, ассоциаций, эмоциональных оценок происходящего и воспоминаний о словах другого героя (Калхан-та). Так создается образ героя, достаточно здраво оценивающего себя (свой неподобающий для разговора с правителем внешний вид) с позиции стороннего наблюдателя, и неожиданно получившего дружеское рукопожатие «богоравного» Диомеда, которое для сбежавшего из дома Одиссея-подростка в его двухдневном странствии становится спасением и залогом дальнейшей дружбы.
Как известно, в эпосе Гомера время линейное, заданное самой эпической традицией. В романах Г.Л. Олди и Л. Малербы время дискретное. У Г.Л. Олди различные временные пласты сопрягаются в сознании одного героя, перемещающегося в своих воспоминаниях в разные периоды своей жизни (на что указывал И. Чернов). В романе Л. Малербы темпоральная дискретность достигается тем, что одни и те же события изображаются глазами разных героев. Например, Одиссей повествует об эпизоде его нечаянного узнавания, вплетая в рассказ свой охотничий подвиг из далекого прошлого: «Когда старая Эвриклея с губкой в руках стала мыть мне ногу, она увидела глубокий шрам на голени от клыка разъяренного кабана: он вонзил мне его в плоть, когда я, совсем еще молодой, охотился на горе Геликон вместе со своим благородным дедом Автоликом <...> Рана затянулась, но остался глубокий, неизгладимый шрам, и старуха, притронувшись к нему дрожащей рукой, взглянула мне в глаза и чуть было не заговорила <...>» [6, с. 26].
В эпизоде же, раскрывающем точку зрения Пенелопы на момент узнавания няней мужа, есть только настоящее время (здесь и сейчас). Героиня внимательно наблюдает за реакцией Одиссея в ту минуту, когда его обязательно узнает старая Эвриклея. Пенелопа пытается по явным внешним изменениям понять мотив поступка мужа, остальное ее не интересует: «Когда старая няня мыла ему ноги губкой, я старалась спрятать лицо в тени, но следила за каждым его движением, ибо хотела видеть, как Одиссей поведет себя, когда его узнают, а не узнать его было невозможно. Я видела, как встрепенулась Эвриклея, видела, как Одиссей зажал ей рот рукой, чтобы она молчала...» [6, с. 27-28].
Следует сказать, что в романе Л. Малербы наличествует более глубокое, чем у Г.Л. Олди, погружение в изображаемую эпоху, что достигается через описание так называемых «культурных реалий» (пищи, одежды, быта, предметов обихода, обычаев и т. д.). Роман Г.Л. Олди лишь условно соотнесен с античностью (несмотря на историзмы, стилизованное деление текста романа на песни, строфы/антистрофы с эподами, имена и географические названия); в целом это роман о современных людях. Соавторы Д. Громов и О. Ладыженский используют прием «осовременивания» сюжета, в частности, посредством иронического соединения оборотов современной разговорной речи с античным сюжетом. Например:
«- Очухался братец. Уж не знаю, из Аида его извлекли или так подняли - только с того дня заикаться он начал <...> Голова дырявая... Одно в башке, занозой: Елену замуж выдать. Сам к Атрею пришел, сам предложил. Атрей обрадовался, а братец вместо свадебного пира возьми да и раззвони от края до края...
- Вот и слетелись, - вставила Пенелопа.
- Кто?
- Да вы, кто ж еще! Женишки!.. кобельки богоравные...
- Пенелопчик! сгинь!.. [7, с. 141].
Здесь Икарий, отец Пенелопы, в ее присутствии и в присутствии Одиссея рассказывает о своем брате Тиндарее, который решил выдать замуж дочь Елену (будущую жену Менелая, из-за которой разгорелась Троянская война), для чего собрал женихов со всей Эллады. В числе приехавших на сватовство был и Одиссей, который впоследствии женился на Пенелопе. В приведенном фрагменте из романа Г.Л. Олди при замене/удалении античных антропонимов перед читателем остается вполне
современный рассказ отца о своем непутевом брате и диалог с дочерью-подростком.
В романе Л. Малербы за Одиссеем сохраняется его архети-пическое качество умелого воина-лучника: герой метко стреляет сначала одной стелой через двенадцать колец, а затем другими стрелами - в претендентов на руку Пенелопы. Также эпизод опознания Одиссея по шраму, полученному на охоте от клыка кабана, косвенно указывает на то, что Одиссей - хороший охотник. У Л. Ладыженского и О. Громова Одиссей тоже предстает в роли умелого стрелка. Однако авторы акцентируют внимание читателя на ощущениях героя, выражающих отлаженность действий при стрельбе: «Привычным движением натянув тетиву, сын Лаэрта выдернул стрелу из кожаного колчана, возникшего вместе с луком и уже успевшего перекочевать за спину; после чего выжидательно замер» [7, с. 64].
Хитрость и сообразительность - неотъемлемые свойства натуры мифологического Одиссея. У Л. Малербы эти качества героя раскрыты в монологе-рефлексии: «Никто не умеет рассказывать сказки лучше меня, но даже сознавая, что моя история - чистая ложь, я, к стыду своему, сам горько расплакался <...> Что могло внезапно исторгнуть такие потоки слез из глаз хитроумного и мужественного Одиссея, этого непревзойденного лгуна и ловкого сочинителя всяких историй? Я отнес эту поразительную слабость за счет трудностей, которые подточили не столько силу моего тела - оно-то еще крепко хоть куда, - сколько мой дух <...>» [6, с. 5]. Здесь герой не только оценивает свою необычную с точки зрения окружающих способность, явленную через перечисление сторонних оценок, в том числе гомеровских эпитетов, но и анализирует ситуацию своей необычной эмоциональной реакции на вымысел о себе самом, как о благородном, но обнищавшем страннике, объясняя слезы пережитыми трудностями и душевными страданиями.
В романе Г.Л. Олди хитроумие Одиссея оказывается достойным похвалы современников. Предотвращение побоища женихов Елены, которых Одиссей придумал связать взаимной клятвой, приносит герою известность, хотя и воспринимается им с некоторой досадой:
«- Помнишь, какой пир закатили? Башка только сейчас трещать перестала...
Излишне уточнять, когда закатили и где. В Спарте. Едва клятву на конской туше принесли - перепились до зеленых са-тирисков! Похоже, у всех гора с плеч свалилась <.. > драконы все-таки сорвались с цепи. Успев перестать быть драконами. Призрак кровавого побоища обратился в совершенно невообразимую попойку (назвать это пиром - кощунство!), завершившуюся всеобщим братанием и восхвалением моего хитроумия. Растрезвонили-таки...» [7, с. 150].
В поэмах Гомера за Одиссеем закрепился эпитет «многострадальный». Древнегреческий рапсод детально описал все злоключения героя - пленника обстоятельств на протяжении его странствий. У Л. Малербы страдания Одиссея представлены прежде всего как душевные страдания обычного человека, испытывающего ревность, неуверенность, печаль и т. д. Так, например, Одиссей испытывает горечь, досаду и обиду из-за того, что он остался неузнанным своими подданными, и, как он считает, своей женой, а также из-за отсутствия торжественной, подобающей царю встречи.
В романе Д. Громова и О. Ладыженского страдания приносят герою воспоминания, когда во время похода на Трою в его сознании возникают картины мирной жизни из прошлого.
Еще одно неотъемлемое качество Одиссея - жестокость. Гомер показывает ее в эпизоде коварной мести Паламеду во время осады, в описаниях казней жертвогадателя Леода и Мелантия, в хитроумной и жестокой расправе с женихами Пенелопы.
В романе Л. Малербы жестокость Одиссея воплощается средствами натуралистической поэтики: «.я пустил стрелу, попавшую в шею Антиноя как раз в тот момент, когда он поднимал наполненный до краев серебряный кубок с вином. Анти-ной рухнул на пол, захлебываясь кровью, хлынувшей из раны на шее и изо рта. Упали на пол и кубок с вином, и еда, к которой он уже протягивал руку» [6, с. 170]. Убийство женихов от начала до конца наблюдает, спрятавшись за занавесом, Пенелопа, которая, в отличие от гомеровской Пенелопы, коварно задумавшей состязание женихов, повлекшее за собой их гибель, дает оценку всему происходящему с гуманистической точки зрения: «... вид Одиссея в роли свирепого мстителя меня отпугнул. Как я могу лечь с ним в одну постель после того, как он пролил <...> столько крови в нашем доме? Какой бы ни была побудительная
причина, но человек, убивающий другого человека, - это чудовище» [6, с. 175]. Интересно, что плачущая в разлуке с Одиссеем гомеровская Пенелопа в романе Л. Малербы упоминает свой плач только дважды: когда понимает, что в результате ее отказа признать мужа Одиссей снова ушел, и затем - от счастья, когда он вернулся. Многострадальный Одиссей в романе итальянского писателя, как и его мифологический архетип, постоянно сдерживает слезы: когда ступает на родную землю и когда оплакивает узнавшего его пса Аргуса, когда под видом странника повествует Пенелопе о своих приключениях и когда огорчен, потому что Пенелопа не узнает мужа в одежде странника, когда выслушивает от жены обвинения в самозванстве и когда обвиняет её в жестокости и т. д.
В романе «Одиссей, сын Лаэрта» сцены убийства, в том числе убийство женихов, изображаются безоценочно и не столь натуралистично.
Гомер показывает нам Одиссея как мужа и отца, который стремится к родному очагу, чтобы обрести семью. Л. Малерба к традиционному изображению семьянина Одиссея добавляет мотив оскорбленного самолюбия: «Меня удручает не только наглость и разнузданность женихов, но и моя участь неудачника-мужа, и я вновь и вновь проклинаю долгую Троянскую войну <...> проклинаю и все, что было на обратном пути и что заставило меня блуждать по свету слишком долго» [6, с. 38]. Л. Малерба акцентирует внимание читателей и на мотиве любви к сыну, передает сомнения отца и психологически тонко показывает момент принятия ответственности за последствия своего отсутствия. Не случайно именно сыну, а не жене открывается Одиссей в романе Л. Малербы, когда прибывает на остров неузнанным, и сына посвящает в свой план мести женихам. И именно сын возвращает с полпути к морю ушедшего в новые странствия отца, хотя Пенелопа уже успела заронить зерна сомнения в сыновнее сердце, упорно отказываясь признать мужа.
Библиографический список
У Одиссея в романе Д. Громова и О. Ладыженского пронзительно-лиричная сцена проявления отцовских чувств, многократно усиленных разлукой с семьей, представлена в воспоминаниях героя: «Плач в доме. Это Телемах. Пока едва слышно, но вскоре он наверняка раскричится всерьез и разбудит Пенелопу. Не надо, малыш, не буди маму, она устала, она спит...
Спешу в детскую. Руки в темноте безошибочно находят теплое тельце сына, аккуратно вынимают из колыбели. Нет, вроде сухой. Может, дурной сон? Спи, Далеко Разящий, спи, папа здесь, с тобой, и мама тут, рядом; спи, все будет хорошо. Вот увидишь. Папа уедет, чтобы скоро вернуться к своему мальчику! <...> Брожу по террасе, укачивая сына. Телемах успокаивается, его хныканье становится тише... прекращается совсем. Спи, сынок» [7, с. 107]. Перед читателем - очень современное восприятие, переданное современным же языком, и фрагментарность этого восприятия лишь усиливает драматизм момента - предвидения долгой разлуки с сыном.
Таким образом, в рассмотренных нами романах Л. Малер-бы «Итака навсегда» и Д. Громова и О. Ладыженского «Одиссей, сын Лаэрта» мотивно-образная структура мифа об Одиссее в целом сохранена. Центральный образ Одиссея архетипичен в своих характеристиках, воплощенных современными писателями в мотивах жестокости, хитроумия, страдания. И вместе с тем образ Одиссея трансформирован: авторы наделяют его целым комплексом черт современного человека, испытывающего отчуждение (мотив странствий), кризис идентичности (мотивы раздвоенности, неузнанности), страдающего от своей неукорененности (мотив стремления к родине, семье). Основными средствами «осовременивания» мифологического архетипа у писателей становятся приемы повествовательной организации. Так, Л. Малерба строит романное повествование в монологической форме, а Д. Громов и О. Ладыженский обращаются к стилистике «потока сознания».
1. Рыбальченко Т.Л. К. Батюшков и И. Бродский: интерпретация образа Одиссея. Батюшков: исследования и материалы. Череповец: Район. орг. «Батюшков. о-во»; Вологда: Полиграфист, 2002: 143 - 158.
2. Юнданова М.В. Мифология в романах Г.Л. Олди «Герой должен быть один» и «Одиссей, сын Лаэрта». Вестник Московского государственного университета культуры и искусств. 2008; 6: 85 - 89.
3. Милованов В.В. Философско-нравственная проблематика Ахейского цикла Г. Л. Олди. Известия волгоградского государственного педагогического университета. 2010; 10 (54): 155 - 158
4. Черный И. Requiem Одиссею Лаэртиду. Fandom.ru: архив любителей фантастики. Available at: http://www.fandom.ru/about_fan/ cherny_12.htm
5. Голубцова А.В. Ракурсы безумия в ранней прозе Луиджи Малербы. Вестник Московского государственного лингвистического университета. Серия: Гуманитарные науки. 2014; 707: 70 - 81.
6. Малерба Л. Итака навсегда. Москва: Махаон, 2003.
7. Олди Г.Л. Одиссей, сын Лаэрта. Москва: ЭКСМО, 2008.
References
1. Rybal'chenko T.L. K. Batyushkov i I. Brodskij: interpretaciya obraza Odisseya. Batyushkov: issledovaniya i materialy. Cherepovec: Rajon. org. «Batyushkov. o-vo»; Vologda: Poligrafist, 2002: 143 - 158.
2. Yundanova M.V. Mifologiya v romanah G.L. Oldi «Geroj dolzhen byt' odin» i «Odissej, syn La'erta». Vestnik Moskovskogo gosudarstvennogo universiteta kul'tury i iskusstv. 2008; 6: 85 - 89.
3. Milovanov V.V. Filosofsko-nravstvennaya problematika Ahejskogo cikla G. L. Oldi. Izvestiya volgogradskogo gosudarstvennogo pedagogicheskogo universiteta. 2010; 10 (54): 155 - 158
4. Chernyj I. Requiem Odisseyu La'ertidu. Fandom.ru: arhivlyubitelej fantastiki. Available at: http://www.fandom.ru/about_fan/cherny_12.htm
5. Golubcova A.V. Rakursy bezumiya v rannej proze Luidzhi Malerby. Vestnik Moskovskogo gosudarstvennogo lingvisticheskogo universiteta. Seriya: Gumanitarnye nauki. 2014; 707: 70 - 81.
6. Malerba L. Itaka navsegda. Moskva: Mahaon, 2003.
7. Oldi G.L. Odissej, syn La'erta. Moskva: 'EKSMO, 2008.
Статья поступила в редакцию 24.04.18
УДК 812
Isaevа A.D., postgraduate, Institute of Language, Literature and Art n.a. G. Cadasy, Dagestan Scientific Center of the Russian
Academy of Sciences (Makhachkala, Russia), E-mail: rafrus1@yandex.ru
THE IDIOMATIC PICTURE OF THE WORLD IN AVAR AND ENGLISH. The article outlines the main provisions of the comparative analysis of the phraseological space of somatic unit "hand" in Avar and English. Typologically, general and differential features are found in the conceptualization of the naive world picture, phraseological units in 9 clusters common to both languages. A characteristic of the interlingual phraseological space is the cover / hand / arm. The lexical-semantic diversification of these concepts is discussed in the context of the idiomatic aspect. The article deals with lexical specificity, the concept of "hand" in minds of Englishmen and Avars. In comparison, different phraseological units are analyzed in English and Avar languages, in which the units denoting hand appear.
Key words: somatic phraseology, internal form, conceptualization, representation, prototypical situation, comparative analysis, differential sign, ethnic world picture.
А.Д. Исаева, аспирант Института языка, литературы и искусства им. Г. Цадасы, Дагестанский научный центр
РАН, г. Махачкала, E-mail: rafrus1@yandex.ru
