CC BY
56
29. Осипова О.А. Отражение категории одушевленности/неодушевленности в парадигме склонения в древнегерманских языках: Дис. ... док. филол. наук. Томск, 1986.
30. Леви-Брюль Л. Первобытное мышление / Пер. с фр. под ред. В.К. Никольского и А.В. Киссена. М., 1930.
Н. С. Жукова
МЕЖУРОВНЕВЫЕ СВЯЗИ И ТИПОЛОГИЧЕСКАЯ ОТМЕЧЕННОСТЬ ЯВЛЕНИЯ СИНКРЕТИЗМА В СОВРЕМЕННОМ НЕМЕЦКОМ ЯЗЫКЕ
Томский государственный педагогический университет
«Язык сможет принадлежать к одному и тому же типу до тех пор, пока сохраняются одни и те же отношения между единицами разных уровней» [1, с. 38]. Поэтому для адекватного описания языковой системы, особенно в типологических исследованиях, необходимо различать те явления1, которые на синхронном срезе отражают произошедшие и происходящие изменения межуровневых отношений в системе языка и свидетельствуют о перестройке его типа.
Представляется не случайным, что именно синкретизм как явление морфологического уровня относится к такого рода явлениям, так как «в морфологическом развитии языка проявляется взаимодействие всех его аспектов» [3, с. 175]. Именно на морфологическом уровне в первую очередь обнаруживаются следы пройденного состояния языковой системы и выявляются явления различной хронологической давности, обусловленные либо лексическими, либо синтаксическими процессами, происходящими в системе языка2.
Тезис о подчиненном положении морфологии по отношению к синтаксису для лингвистов не нов. В отечественной науке эта мысль о решающей роли синтаксиса в сфере грамматического строя языка идет от А.А. Потебни. Характеризуя положение лингвистической науки в нашей стране в 20-х - 40-х годах (в частности, останавливаясь на типологических исследованиях), Г.А. Климов отмечает, что особое развитие в работах того времени приобрел тезис
о примате синтаксиса над морфологией в грамматическом строе языка [5, с. 4]. На аналогичных позициях стоял и И.И. Мещанинов, в трудах которого это положение получило дальнейшее развитие.
В наше время не все исследователи придерживаются этой точки зрения, хотя это положение, как отмечает Г.А. Климов, разделявшееся едва ли не
всеми советскими типологами 20-х - 40-х годов, к 70-м годам завоевало себе подлинную популярность в мировом языкознании3 [5, с. 45]. Ср. в этой связи противоположную точку зрения, согласно которой взаимодействие слова как морфологического явления (граммемы) и более сложных образований - словосочетания и предложения - подчиняется в диахронии той же закономерности влияния низших единиц на высшие, но не наоборот [6, с. 84]. Подобное мнение разделяет Б.А. Серебренников, утверждая, например, что отпадение конечного s и m в поздней латыни привело к нарушению морфологического типа именительного и винительного падежей единственного числа. Вместо прежних форм именительного и винительного падежей (например, «lupus» - волк и «lupum» - волка) возникла омонимичная форма «lupu» или «lupe». Это изменение вызвало, в свою очередь, существенные изменения в области синтаксиса. Прежний свободный порядок слов сменился фиксированным порядком [7, с. 9-10]. Аналогично принципом экономии и только фонетическими процессами пытается объяснить изменения в глагольной системе французского языка Л.М. Скрелина: «В связи с потерей формальных различительных морфем ряд глагольных образований стал постепенно заменяться в системе описательными оборотами» [8, с. 30]. Сама по себе тенденция к ослаблению флексии в связи с редукцией неударных слогов на основе определенного сдвига в ударении характерна и для германских языков. В связи с этим высказывается мысль, что «... именно сдвиги в фонетической системе ... в ряде случаев вызывают к жизни существенные сдвиги в морфологии, в этой наиболее «непроницаемой» области языка» [9, с. 40]. Однако уже Н. Хорн обосновал положение, изучив обширный языковой материал, что фонетическая реакция всегда являет-
1 Показателен в этом плане факт неразграничения большинством исследователей явления синкретизма и омонимии при интерпретации тождественных форм в макро- и микропарадигме. Ср.: «Синкретичная форма в морфологии есть укрупненная граммема. Как таковая она воспринимается на фоне дискретизма - различения соответствующих однородных граммем в другой части морфологической системы описываемого языка в соответствующий период его развития» [2, с. 21].
2 Ср.: «... нет ничего в морфологии, чего нет или прежде не было в синтаксисе и лексике» [4, с. 34].
3 О зарубежных лингвистах, разделяющих это положение, см. [5, с. 45].
ся результатом семантического ослабления окончаний, которые перестали выполнять функцию смысловой дифференциации [10, с. 21].
Как показывает анализ фактического материала немецкого и других германских языков [11], именно изменения в синтаксисе обуславливают соответствующие изменения на морфологическом уровне. Представляется, что прежде, чем смогли бы «отпасть» (или редуцироваться) соответствующие морфологические форманты, языковая система должна уже располагать другими средствами для выражения определенных значений, так как постоянный процесс общения требует их постоянной дифференциации (неважно, какими средствами). Поэтому, вероятно, именно избыточность, обусловленная вышестоящими уровнями, делает возможным соответствующие изменения на морфологическом уровне. Только после этого уже можно говорить, что в силу вступает принцип экономии и происходит редукция (или совпадение) потерявших прежнюю смысловую нагрузку определенных формантов.
Наиболее распространенный пример в лингвистической литературе, показывающий, что явление синтаксического порядка непосредственно ведет к изменению в морфологии, представляют собой процессы грамматикализации синтаксически организованных единиц в единые морфологические образования - процессы образования аналитических форм. О подобных процессах писал еще в 1888 г.
А.А. Потебня: «Всякое из описательных времен возникает из составного сказуемого» [12, с. 22]. Анализируя подобные примеры изменений в морфологии, В. В. Виноградов сделал следующий вывод: «История морфологических элементов и категорий - это история смещения синтаксических границ, история превращения синтаксических пород в морфологические. Это смещение непрерывно» [4, с. 31]. Чаще всего в работах, посвященных исследованию морфологических явлений и категорий, вопрос о связи морфологических изменений с явлениями синтаксиса детально не исследуется. Специально этой проблеме посвящена книга М. Деяновой и Д. Станишевой, в которой показана зависимость морфологических изменений от синтаксических факторов [13]. В ней рассматриваются морфологические изменения, обусловленные процессами дифференциации на синтаксическом уровне, процессами морфологизации словосочетаний, синтаксическими (синтагматическими) особенностями функционирования словоформ. По мнению авторов книги, стимулом изменения является развитие грамматического мышления, необходимость выра-
зить новые понятия, представления, отношения. Средства их выражения чаще всего заимствуются «из арсенала синтаксиса» [13, с. 221].
Проблема аналитических форм в немецком и других германских языках рассматривалась в работах В.М. Жирмунского, М.М. Гухман, А.И. Смир-ницкого, О.И. Москальской и других исследователей [14; 15; 16; 17; 18; 19]. Развитие немецкого глагола, начиная уже с древневерхненемецкого периода, протекает путем образования новой, более дифференцированной системы сложных времен1, залогов, наклонений. Суть этого процесса, как отмечается в указанных работах, состоит в полной или частичной грамматизации предикативного словосочетания, т.е. сложного сказуемого, состоящего из отглагольного имени (причастия или инфинитива) и глагола с широким лексическим значением. При этом глагол полностью или частично утрачивает свое лексическое значение, становится глаголом вспомогательным или полувспомогательным (служебным); а связанное с ним отглагольное имя, теряя свою грамматическую самостоятельность, выступает как лексически знаменательная часть образовавшейся в результате этого процесса сложной глагольной формы. Так образовались перфект (с него и началось образование сложных времен), предпрошедшее (плюсквамперфект), позже будущее время (футурум I), еще позже будущее относительное (футурум II). Одновременно с развитием сложных времен спряжение пополняется соответствующими формами страдательного залога. Возникновение аналитических форм ведет к изменению значимости существовавших ранее морфологических форм. Толчок к изменению значимости соответствующих форм опять-таки идет от синтаксиса, так как новые сложные формы - грамматикализованные прежде синтаксические сочетания. Ср. изменение значимости формы настоящего времени в связи с возникновением формы будущего времени. Образовавшаяся аналитическая форма перфекта выступает как относительная2. Анализируя положение этой формы в системе современного немецкого языка и ее отношение с претеритом, Л.С. Ермолаева приходит к выводу, что в результате темпорализации перфекта он занимает место претерита в абсолютном ряду, сохраняя при этом и свое прежнее значение. Претерит приобретает относительное значение непредшествования в прошедшем. Для современного немецкого языка одноразовое употребление претерита в изолированном предложении или в окружении других форм нетипично. В сложном предложении в сочетании с плюсквамперфектом он «предсказуем» и, следова-
1 Примеры образования сложных временных форм в истории немецкого языка см. ниже.
2 Согласно точке зрения О.А. Смирницкой эта форма входит в особую категорию временной отнесенности [20, с. 71].
тельно, не выступает здесь в своем парадигматическом значении. Различие между претеритом и перфектом, расхождения в сфере их употребления представляются производными от их парадигматических значений. Парадигматическое значение перфекта - предшествование настоящему, тогда предшествование моменту речи предстает как частный случай этого общего значения. Будучи вытесняемым перфектом из сферы абсолютного употребления, претерит кладет начало новому ряду относительных значений (непредшествование прошедшему (одновременность), настоящему, будущему), из которых два последних не имеют специальных морфологических средств выражения [2, с. 19].
Особенно показателен в плане изменения статуса прежних флективных форм, в связи с возникновением аналитических форм, пример с кондиционалисом. Новая ирреальная аналитическая форма постепенно вытесняет старую практически во всех сферах употребления. В современном немецком языке аналитический и синтетический ирреалис сосуществуют как варианты1. Развитием синтаксических средств для выражения соответствующих значений объясняется существование в морфологии современного немецкого языка избыточных морфологических категорий, к которым относятся, например, морфологические категории лица и числа глагола. В связи с развитием обязательной дву-составности предложения лицо и число глагола в большинстве случаев достаточно четко выражается на уровне синтаксиса - через подлежащее. Подобные морфологические категории, не имеющие собственной семантики и выполняющие лишь функцию отражения семантики соответствующей синтаксической структуры, можно отнести к отраженным категориям [22, с. 12; 23, с. 227]. Отраженные морфологические категории всегда носят вторичный характер, так как развиваются на базе полнозначных категорий. Вторична их функция и в плане синхронии, так как они дублируют семантику соответствующих структур. Таким образом, и существование вариантов (кондиционалиса и синтетического ирреалиса), и существование отраженных категорий представляют собой следы прошлого состояния языковых фактов и объясняются соответствующими изменениями на синтаксическом уровне. Другими словами, прежние средства выражения каких-либо грамматических значений изменяют свой статус в системе языка и становятся избыточными, так как существуют уже на фоне высокоразвитых синтаксических средств, обнаруживающих функциональную общность с данными категориями.
Однако, рассматривая изменения на морфологи-
ческом уровне, обусловленные синтаксическими явлениями, все же не стоит преувеличивать роль синтаксиса и забывать о приоритете в этом плане лексического уровня, за которым остается ведущее начало. Так, образование аналитических конструкций (пример подчиненного положения морфологических изменений перед синтаксическими) стало возможным лишь благодаря существованию в системе языка слов с широкой семантикой. Граммати-зация соответствующих словосочетаний представляет собой результат абстрагирования (иногда более, иногда менее полного) от конкретного лексического значения, которое первоначально имело служебное слово. Грамматизации обычно подвергаются слова, имеющие сами по себе более широкое (общее) значение. Например, глаголы «широкой» семантики со значениями «иметь» («обладать»), «начинать» («становиться») и т.п. По своей грамматической функции они становятся глаголами служебными или связочными. Так, например, грамматизация словосочетания с глаголом «иметь», его развитие в аналитическую глагольную форму связано с утратой древневерхненемецкими «Ьа-Ьеп», «eigan» в функции служебных глаголов их первоначального конкретного лексического значения и проходит несколько этапов. Развитие абстрактного, грамматического значения в первоначально конкретном по своему содержанию обороте считается законченным, когда конструкция переносится на непереходные глаголы несовершенного вида, сначала не имевшие причастия II, при которых глагол «ЬаЬеп» может иметь только грамматическое значение.
Таким образом, процесс образования аналитических форм (процесс грамматикализации словосочетаний) также показывает роль лексического начала в грамматических процессах. Лексика - наиболее чувствительная область языковой системы. Появляются новые слова. Значение слова, в свою очередь, влияет на его сочетаемость, появляются новые конструкции, в ряде случаев (как было показано) они делают избыточными старые. Существенная роль лексического уровня для развития грамматической системы признается многими лингвистами. В лингвистической литературе представлено мнение о том, что важность лексических характеристик для изучения развития грамматической системы приводит к необходимости создания особой области истории языка - грамматической лексикологии [3, с. 175].
В синхронии также происходит постоянное взаимодействие между лексическим и грамматичес-ким2. «Лексическое влияние проникает во все сфе-
1 Обоснование статуса отношений между аналитическим и синтетическим ирреалисом как вариантных см. [21].
2 О влиянии лексического на грамматическое и об основных линиях этого влияния см. [24].
ры грамматики, оно проявляется в отношении всех грамматических единиц (морфем, словоформ, синтаксических структур). Оно принимает настолько многообразные формы, что делает невозможным изучение образования, значения и употребления грамматических единиц без учета фактов словаря» [24, с. 92].
Изложенный в данной статье материал подтверждает положение о том, что преобразования в языковой системе происходят в определенной последовательности: «изменения в принципах организации именной и глагольной лексики влекут за собой соответствующую трансформацию синтаксического строя, что в свою очередь приводит к перестройке обслуживающей последний морфологической системы»1 [25, с. 11]. Тогда подход к языковым фактам с учетом иерархической зависимости одних языковых явлений от других показывает наибольшую консервативность и гетерогенность морфологического уровня по отношению к синтаксическому и лексическому. На морфологическом уровне в первую очередь выявляются следы пройденного состояния языковой системы2 и обнаруживаются явления различной хронологической давности, обусловленные либо лексическими, либо синтаксическими процессами, происходящими в системе языка. Поэтому при выборе метода морфологического описания необходимо учитывать эту неоднородность морфологических явлений, отражающую постоянные изменение, движение, присущие всей языковой системе. Именно дифференцирующий метод3, допускающий, что отдельные морфологические категории могут быть представлены в языке одновременно несколькими парадигмами, содержащими различное количество словоформ, позволяет показать гетерогенность морфологического уровня и привнести «элемент движения» в его синхронное описание. Применение данного метода означает, в свою очередь, признание существования в парадигме с меньшим числом словоформ синкретичных форм и отрицание омонимии в рамках категориальной парадигмы, т.е. означает разграничение синкретизма и омонимии.
Постепенное свертывание морфологических категорий современного немецкого языка4 и возникновение синкретичных форм идут через процессы синкретизма - «укрупнение граммемы путем объ-
единения двух или более однородных, либо сопряженных граммем» [2. с. 21-22]. Ср.:
В древневерхненемецком языке во множественном числе настоящего (непрошедшего) времени существовала граммема первого «1еП-е-ше8» и граммема второго лица «1ей-епЪ>, объединение которых в результате процесса синкретизма привело к укрупнению граммемы и образованию синкретичной формы невторого лица «1еПеп». Процессу синкретизма, как показывают факты из истории немецкого языка, правомерно противопоставить процесс дискретизма - расщепление грамеммы [2, с. 21]. Граммемы не являются в системе языка неизменными, в ходе его развития они появляются и исчезают. Процессы синкретизма и дис-кретизма способствуют этому и составляют суть механизма возникновения нового и осуществления связи этого нового со старым. Если процесс синкретизма представляет собой переосмысление старого содержания конвергирующих форм, то в процессе дискретизма оттенки значений соответствующей формы развиваются в самостоятельную форму.
Различные проявления асимметричности языковой системы давно привлекали внимание языковедов. Процессы, подобные синкретизму и дискре-тизму, происходят на различных уровнях языковой системы: в фонологии, морфологии, синтаксисе. Еще Л.В. Щерба в своей статье «О далее неделимых единицах языка», не используя термины «дис-кретизм» и «синкретизм», фактически показал суть этих процессов. Он отмечал, что способность различения может колебаться в зависимости от разных условий, и там, где мы видели раньше одну фонему, потомки наши, может быть, будут различать несколько. Возможен и обратный случай: способность к различению может притупиться, и несколько различавшихся фонем могут слиться, как это можно предполагать из истории ариоевропейских задне-
древневерхненемецкии
1 лицо мн.ч. 1еД-е-ше*
3 лицо мн.ч. 1еД-еП
современный немецкий
1еП-еп невторое лицо
1 Ср.: «Морфологические формы - это отстоявшиеся синтаксические формы... Морфологические категории непрерывно связаны с синтаксическими. В морфологических категориях происходят постоянные изменения соотношений, и импульсы, толчки к этим преобразованиям идут от синтаксиса. Синтаксис - организующий центр грамматики» [4, с. 31].
2 Ср., например, супплетивные формы, представляющие на современном этапе развития языка исключения и раскрывающиеся с точки зрения исторической как пережиток закономерностей предшествующих стадий языкового развития.
3 О методах морфологического описания: «унифицирующий по образцу более дифференцированной парадигмы» (А), «унифицирующий по образцу менее дифференцированной парадигмы» (Б) и «дифференцирующий» (В) см. [26, с. 195].
4 О статусе морфологических категорий глагола немецкого языка в различные периоды его развития см. [27].
язычных [28, с. 99-100]. Развивая мысль Л.В. Щер-бы, Л.Р. Зиндер в статье «О звуковых изменениях» подчеркивает: «Поскольку звуковая эволюция состоит не в образовании нового звука, а в возникновении нового фонематического различия или в исчезновении его, постольку и количественные изменения, ведущие к качественному скачку, нужно искать не в изменениях фонетических свойств звука, а в чем-то ином» [29, с. 72].
Процессы синкретизма и дискретизма можно сопоставить также с процессами конвергенции (изменениями, ведущими к уменьшению числа элементов системы) и дивергенции (изменениями, ведущими к увеличению числа элементов системы), которые устанавливает Е.Д. Поливанов при классификации историко-фонетических изменений языка. На основании этих процессов, происходящих на фонетическом уровне, можно сделать вывод, что процессы синкретизма и дискретизма, также как и конвергенция и дивергенция, в ряде случаев могут быть взаимнообусловленными: «дивергенция» (в нашей терминологии дискретизм) может рассматриваться как обратная сторона конвергенцион-ного (то есть синкретического) процесса и обратно. Например, «в истории русского языка произошла дивергенция «ъ», завершенная исчезновением одних случаев «ъ» и переходом «ъ ^ о», с другой стороны (например, сънъ ^ сон). Таким образом, внутри фонемы «ъ» мы констатируем дивергенционное по направлению развитие двух комбинаторных вариантов: стремящегося к нулю и «устойчивого» ъ. Произошла конвергенция - «устойчивый» вариант «ъ» соединился с одним из других гласных данной системы - с «о». Но произошла и дивергенция - отрыв случаев «устойчивого» ъ от нулизовавшихся (переставших существовать) случаев «ъ», и оба эти явления взаимно обусловливают друг друга» [30, с. 111-113]. Следует, однако, отметить, что взаимообусловленность конвергенционных и дивергенци-онных процессов не всегда протекает в рамках одного уровня. Так, в нижеприведенных примерах процесс дискретизма - «расщепления» граммемы презенса (непрошедшего) на грамеммы настоящего и будущего времени, имевший место в XV веке, происходит в рамках взаимодействия морфологического, синтаксического и лексического уровней. Значения инхоативности и будущего закрепляются за разными словосочетаниями: первое - за глаголами «Ье§іппеп», «ап£ап§еп» с инфинитивом, второе -за глаголом <теМеп» с инфинитивом.
В древних германских языках не существовало особой глагольной формы для выражения будущего времени. Презенс противостоял претериту и по своему характеру представлял собой нерасчленен-ную синкретическую форму настоящего и будущего (т.е. непрошедшего) времени. Например, в сред-
неверхненемецком: «Da stee ich armer ackermann allein (презенс в значении настоящего времени); verswunden ist mein lihter stern an dem himel; zu reste ist gegangen meines heiles sunne: auf qeet sie nimer mer (презенс в значении будущего времени)» (Ack., X, 5). - Стою я здесь один, бедный землепашец; исчезла с небосвода моя яркая звезда, зашло солнце моего благополучия; никогда больше не взойдет оно!
Когда сложилась категориальная форма будущего времени, значение будущего также получило статус категориального грамматического значения (появилась граммема будущего времени), которое в тексте могло различным образом уточняться. Например: «Dann ich weiss, das nach meynem abschied werden unter euch ressende wolffe kumen, die der her-den nit verschonen werden. Es werden auch von euch selber menner aufstehn, die do verkarte lere reden, die junger nach sich selbs zu zyhen. Drumb seht drauff.» (Th. Muntzer, S. 52, 3).
Глагол «werden» с причастием I (инфинитивом) первоначально имел значение инхоативности и в определенном контексте мог приобретать смысл будущего. Например: «Wan geraet ez gen den oren, du wirst ungehoerende» (Berth. 205) - Ибо если оно попадет тебе в уши, ты станешь глухим. Значение инхоативности и будущего часто совмещались в одной лексеме «werden». Для разграничения этих значений (когда нужно было выразить инхоативность без оттенка будущего) часто употреблялись глаголы «beginnen», «anfangen». Затем глагол «werden», утратив значение инхоативности, был полностью вытеснен глаголами «beginnen», «anfangen». Процесс дискретизма конструкции с werden завершился, когда значения будущего времени и начинатель-ности закрепились за разными конструкциями.
К периферийным элементам, выражающим смысл будущего времени, относились в немецком языке модальные глаголы: sollen, wollen, mogen и другие. Например: «Sollte ich dann die gedechtnufi meiner aller liebsten aus dem sinne treiben, bose gedechtnufi wurden mir in den sin wider kumen: als mer wil ich meiner aller liebsten alweg gedenken. Wann grosse herzenliebe in grosses herzenleit wird verwan-delt, wer kan des balde vergessen? » (Ack. XXIII, 20) - Если бы изгнал из памяти воспоминания обо всех моих любимых, то мне тотчас же пришли в память злые воспоминания: тем более хочу я всегда помнить о своих любимых. Если большая любовь превращается в большое страдание, кто может забыть об этом быстро?
Функция выражения значения будущего не стала основным категориальным значением данных модальных глаголов. Их основное категориальное значение в современном немецком языке - выражение долженствования, желания или возможности.
Сочетание <теМеп + инфинитив» также приобретало значение будущего при употреблении wer-den в форме «претерита конъюнктива» (ирреалиса). Эта конструкция легла в основу аналитической формы ирреалиса - кондиционалиса.
Обобщая анализ приведенных выше примеров, следует отметить, что в результате процессов синкретизма и дискретизма происходит взаимодействие единиц фонетического, морфологического, синтаксического (в случае дискретизма - лексического) уровней. Оно приводит к изменению отношений между данными уровнями, что оказывает существенное влияние на типологическую характеристику языка и соответственно на план содержания морфологических категорий.
О сложности процесса синкретизма писал еще К. Бругман. По его мнению, возникновение синкретичного падежа является сложным процессом, охватывающим несколько актов, процессом, при котором играют роль как синтаксические функции, так и группировка форм в морфологической системе [31, с. 12]. Э.А. Макаев, рассматривающий синкретизм падежей, относит его к морфолого-синтак-сическому явлению и считает следствием не только фонетических, но и грамматических процессов [32, с. 46]. При этом он полемизирует с теми, кто пытается найти причину явления синкретизма лишь в фонетических факторах, а также и с теми, кто пытается объяснить этот процесс с чисто синтаксических позиций.
Определяя место процессов синкретизма и дис-кретизма среди других внутренних законов развития языка, представляется возможным предположить, что процесс синкретизма является проявлением тенденции к аналогии. Аналогию не следует трактовать односторонне, как это делали младограмматики [33], а необходимо учитывать, что «основное направление аналогичных новообразований определяется принципом однозначной связи грамматической формы и содержания» [34, с. 27]. Тем самым ведущая роль в процессах аналогии, а следовательно и в процессах синкретизма (а в ряде случаев и дискретизма, поскольку синкретизм и дискретизм могут быть взаимообусловленными процессами), отводится грамматическому содержанию. Недостаточное внимание к грамматическому содержанию и отсутствие системного подхода могут привести к смешению понятий синкретизма и омонимии. Однако, как будет показано ниже, омонимия не играет столь значительной роли в развитии системы языка, как синкретизм.
Для разграничения синкретизма и омонимии показателен вывод, который делают Л.Р. Зиндер и Т. В. Строева, определяя типы омонимии в немецком языке. Первый тип характеризуется совпадением морфем, образующих словоформы, кото-
рые не составляют одного морфологического ряда (одной парадигмы). Например, в разных частях речи, ср. двн. -и в первом лице единственного числа презенса ^Ь-и) и -и в инструменталисе единственного числа (swert-u). Нетрудно заметить, что омонимы этого типа являются как бы случайными, не связанными между собой; они никак не влияют на характер морфологической системы. Второй тип омонимии характеризуется совпадением в разных разрядах одного и того же парадигматического ряда, например, окончание двн. -а в номинативе-аккузативе единственного числа (Ьеге-а) или нулевое окончание в 1-м и в 3-м лице претерита (пат). Этот тип омонимии отличается от первого тем, что он объединяет омонимы, не безразличные для морфологической системы, а являющиеся важными определяющими ее признаками» [35, с. 8-9]. Второй тип омонимии является по своей сути синкретизмом. Ср. приведенное выше определение синкретизма. Таким образом, явление омонимии констатируется в том случае, если совпадение форм в парадигме, в отличие от синкретизма, носит случайный характер.
Омонимия заключается в совпадении в одном элементе выражения двух или более элементов разного категориального содержания. О членах одной грамматической категории нельзя сказать, что они не связаны друг с другом, так как они находятся в оппозиции (имеют общую основу противопоставления - общее грамматическое значение категории). Следовательно, омонимия в микропарадигме (внутрикатегориальная омонимия) вообще исключена, и можно говорить только о межкатегориаль-ной омонимии. Разграничение совпадающих в плане выражения внутрикатегориальных и межкатего-риальных форм как синкретичных и омонимичных отвечает положению о различном характере внут-рикатегориальной и межкатегориальной связи форм [36, с. 27]. Подобное утверждение представляется правомерным, так как формы в микропарадигме объединены общим для них грамматическим значением, а межкатегориальные формы как члены различных грамматических категорий обладают соответственно различным обобщенным значением.
В связи с неслучайным характером появления в системе немецкого языка синкретичных форм представляется правомерным остановиться на уже упомянутом выше предположении о связи явления синкретизма с аналогическими изменениями. Однако аналогические изменения понимаются в настоящее время принципиально иначе. Согласно
В.М. Жирмунскому, направление аналогического развития подсказывается не механизмом пропорциональных ассоциаций, а определяется внутренней целесообразностью развития грамматической системы [34, с. 27]. Процесс синкретизма вполне
отвечает требованию целесообразности изменения и идет в направлении общей тенденции развития системы немецкого языка, а именно тенденции к изоляции, что проявляется в переносе центра тяжести в выражении ряда значений с морфологического уровня на синтаксический. Так, по сравнению с древневерхненемецким языком, обязательная двусоставность предложения и фиксированный порядок слов обеспечили возможность передачи значений лица, числа, а также волеизъявления синтаксическим средствам. Потеря соответствующими флексиями их первоначальной смысловой значимости вызывает, согласно внутренней целесообразности развития системы в целом, тенденцию к устранению различия форм, имеющих избыточный характер. Другим словами, синкретизм в немецком языке является системнообусловленным.
Интересно в этой связи сравнить возможные случаи синкретизма в других языках. Так, например, в ряде говоров украинского языка вследствие депалатализации шипящих произошло совпадение форм 3-го лица ед. и мн. числа (ср.: в1н лежит’ -вони лежит’), что тут же, в свою очередь, вызвало замену флексии во мн. числе «ит» на флексию «ут» (ср.: вони лежут’, б1жут’, кричут’ и т.д.) [37, с. 161]. В данном случае совмещение граммем не являлось системнообусловленным, и морфологические формы единственного и множественного числа не были избыточными, поэтому «случайный» синкретизм, вызванный только фонетическими процессами, тут же был устранен как нежелательный для системы языка и процессов коммуникации. Напротив, в немецком языке наличие синкретичных форм « поддержано» системой языка и свидетельствует об изменении отношений между морфологическим и синтаксическим уровнями при выражении ряда значений. Другими словами, система немецкого языка уже готова «взять» и «взяла» на себя соответствующие функции, прежде чем произошло совмещение однородных граммем в укрупненную граммему. Представление синкретичных форм как двух омонимичных (когда происходит свертывание морфологической парадигмы и передача соответствующих функций синтаксическим средствам) «затушевывает» те изменения, которые произошли и происходят в системе немецкого языка.
Показательна в этом плане системная избыточность в современном немецком языке, где в самой системе сосуществуют и синтаксические, и морфологические категории лица, числа, волеизъявления/ неволеизъявления [38], косвенности/некосвеннос-ти [39]. Избыточность средств выражения тех же самых значений обеспечивает безболезненное для процесса общения постепенное свертывание соот-
ветствующих морфологических категорий, что на синхронном срезе проявляется в существовании в данных морфологических категориях синкретичных форм, отражающих постепенность процесса преодоления системной избыточности. Рассмотренное выше совпадение первого и третьего лица множественного числа было возможным, так как к этому времени уже наблюдается тенденция к обязательной двусоставности предложения. Тем самым функции выражения лица переходят к синтаксису.
В английском языке процессы синкретизма привели к полному свертыванию соответствующих морфологических категорий и образованию абсолютной (базисной) формы. Значения лица/числа (исключение - 3-е лицо ед. ч. настоящего времени), также как и значения волеизъявления, выражаются в современном английском языке синтаксическими средствами.
Анализ морфологических категорий современного немецкого языка в сопоставлении с предшествующими периодами его развития позволяет выявить процесс увеличения в их составе синкретичных форм по сравнению с древневерхненемецким периодом [27], что подтверждает положение о системной обусловленности данного явления в немецком языке и отражает общие тенденции его развития. Тогда представляется возможным рассматривать синкретизм как один из показателей при типологической характеристике языка. «Фактически парадигма оказывается опознавательной приметой, указывающей, что то или иное значение реализуется в конкретном языке как грамматическая категория» [40, с. 30]. Синкретизм, в свою очередь, является показателем состояния словоизменительной парадигмы. В лингвистической литературе отмечается известная зависимость наличия словоизменительных грамматических категорий от так называемых морфологических типов языков.
Флективные и агглютинативные языки во всех своих вариантах обладают развитыми системами словоизменительных грамматических категорий. «Сравнительно-историческая грамматика индоевропейских языков дает материал для суждения о том, как в пределах флективного типа развитие аналитизма может привести к свертыванию словоизменительных грамматических категорий (падежа и рода в системе имени, лица в системе глагола)» [40, с. 38]. Как отмечает С. Д. Кацнельсон, главной приметой синтетического строя является насыщенность его продуктивными морфологическими категориями [41, с. 17]. Количество синкретичных форм (то есть процент морфологической выраженности) определяет продуктивность морфологических категорий, разделяя их на более устойчивые, жизнеспособные и менее устойчивые, периферийные1.
1 О более устойчивых, стабильных и периферийных категориях в различные периоды развития немецкого языка см. [25].
Поэтому явление синкретизма можно рассматривать как один из показателей перехода от синтетического типа выражения отношений между словами к изоляции. Ср.: «Невыраженностъ отношений между словами в самих словах есть признак изоляции, чем выше степень изоляции, тем выше анали-
тичность языка» [42, с. 83-84]. Таким образом, учитывая все вышеизложенное, можно заключить, что явление синкретизма, отражающее изменение отношений между морфологическим и синтаксическим уровнями, является типологически отмеченным и свидетельствует о тенденции к аналитизму.
Литература
1. Солнцев В.М. Типология и тип языка // Вопр. языкознания. 1978, № 2.
2. Ермолаева Л.С. Очерки по сопоставительной грамматике германских языков. М., 1987.
3. Марков В.М. Об изучении морфологических явлений // Совещание по общим вопросам диалектологии и истории языка, посвященное 60-летию образования СССР и 40-летию победы под Сталинградом. Тезисы докладов и сообщений. Волгоград, 1982.
4. Виноградов В.В. Русский язык (Грамматическое учение о слове). М., 1986.
5. Климов Г.А. Типологические исследования в СССР (20-е - 40-е годы). М., 1981.
6. Хлебникова И.Б. Характер взаимовлияния морфологических и синтаксических единиц в диахронии (на материале английского языка) // Тезисы докладов. Седьмая научная конференция по вопросам германского языкознания. М., 1987.
7. Серебренников Б.А. К выяснению сущности внутренних законов развития языка // Доклады и сообщения института языкознания АН СССР. Вып. 5. М., 1953.
8. Скрелина Л.М. Из истории французской глагольной системы (Принцип экономии в морфологических изменениях) // Филол. науки. 1968, № 1.
9. Адмони В.Г. О некоторых закономерностях развития синтаксического строя // Доклады и сообщения ин-та языкознания АН СССР. Вып. 5. M., 1953.
10. Horn W. Sprachkorper und Sprachfunktion. Leipzig, 1923.
11. Ермолаева Л.С. Типология развития системы наклонений в германских языках: Автореф. дисс. ... д-ра филол. наук. М., 1978.
12. Потебня А.А. Из записок по русской грамматике. Т. II (1888 г.). М., 1958.
13. Деянова М., Станишева Д. Изменения на морфологическом уровне, обусловленные явлениями синтаксиса (На материале славянских языков) // Славянское языкознание I. София, 1976.
14. Гухман М.М. Глагольные аналитические конструкции как особый вид сочетаний частичного и полного слова (На материале истории немецкого языка) // Вопросы грамматического строя. М., 1955.
15. Смирницкий А.И. Аналитические формы // Вопр. языкознания. 1956, № 2.
16. Москальская О.И. Устойчивые словосочетания с грамматической направленностью // Вопр. языкознания. 1961, № 5.
17. Арутюнова Н.Д. О критериях выделения аналитических форм // Аналитические конструкции в языках различных типов. М.-Л., 1965.
18. Серебренников Б.А. К вопросу о «морфологизации» // Аналитические конструкции в языках различных типов. М.-Л., 1965.
19. Ярцева В.Н. Проблема аналитического строя и формы анализа // Аналитические конструкции в языках различных типов. М.-Л., 1965.
20. Смирницкая O.A. Эволюция видо-временной системы в германских языках // Историко-типологическая морфология германских языков. Категория глагола. М., 1977.
21. Жукова Н.С. Системный статус форм ирреалиса в современном немецком языке и особенности их темпоральной семантики // Сибирский филологический журнал. Новосибирск: СО РАН. 2003, № 1.
22. Адмони В.Г. Партитурное строение речевой цепи и система грамматических значений в предложении // Вопр. языкознания. 1961, № 3.
23. Арутюнова Н.Д. Морфологические категории и структура слова в испанском языке (существительное и глагол) // Морфологическая структура слова в индоевропейских языках. М., 1970.
24. Шендельс Е.И. Взаимодействие между лексическими и грамматическими значениями // Иностр. языки в школе. 1972, № 4.
25. Климов Г.А. К типологической реконструкции // Вопр. языкознания. 1980, № 1.
26. Булыгина Т.В. Проблемы теории морфологических моделей. М., 1977.
27. Жукова Н.С. Глагольная подсистема немецкого языка в различные периоды его развития // Вестн. Томского гос. пед. ун-та. Сер.: Гуманитарные науки (Филология: индоевропейские и сибирские языки). 2005, Вып. 4 (48).
28. Щерба Л.В. О далее неделимых единицах языка // Вопр. языкознания. 1962, № 2.
29. Зиндер Л.Р. О звуковых изменениях // Вопр. языкознания. 1957, № 1.
30. Поливанов Е.Д. Мутационные изменения в звуковой истории языка // Поливанов Е.Д. Статьи по общему языкознанию. М., 1968.
31. Brugman K., Delbruck В. Grundriss der vergleichenden Grammatik der indogermanischen Sprachen. Strassburg. 1913, Bd. 2, Teil 3.
32. Макаев Э.А. Вопросы именного склонения в древних германских языках // Вопросы германистики. Труды института языкознания. Т. 9. М., 1959.
33. Paul Н. Prinzipien der Sprachgeschichte. Halle, 1909.
34. Жирмунский В.М. Внутренние законы развития языка и проблема грамматической аналогии // Жирмунский В.М. Общее и германское языкознание. Л., 1976.
35. Зиндер Л.Р., Строева Т.В. Историческая морфология немецкого языка. Л., 1968.
36. Гухман М.М. Понятие системы в синхронии и диахронии // Вопр. языкознания. 1982, № 4.
37. Совещание по общим вопросам диалектологии и истории языка, посвященное 60-летию образования СССР и 40-летию победы под
Сталинградом. Тезисы докладов и сообщений. Волгоград, 1982.
38. Жукова Н.С. О статусе императива в системе современного немецкого языка // Вестн. Новосиб. гос. ун-та. Сер.: Лингвистика и межкуль-турная коммуникация. 2004. Т. 2. Вып. 1.
39. Жукова Н.С. Категория вида речи и особенности ее выражения в современном немецком языке // Вестн. Томского гос. пед. ун-та. Сер.: Гуманитарные науки (Филология). 2004. Вып. 1 (38).
40. Гухман М.М. Соотношение словоизменительных грамматических категорий и типология языка // Типология грамматических категорий. Мещаниновские чтения. М., 1975.
41. Кацнельсон С.Д. Типология языка и речевое мышление. Л., 1972.
42. Солнцева Н.В., Солнцев В.М. Анализ и аналитизм // Аналитические конструкции в языках различных типов. М.-Л., 1965.
Источники и принятые сокращения
Ack. - Der Ackermann aus Bohmen. Textausgabe Th. Muntzer - Thomas Muntzer. Politische
von A. Hubner, Leipzig. Hirzel, 1954. XXIII. Schriften. Manifeste. Briefe. 1524/25. Hrsg. von M.
Berth. - Berthold von Regensburg. Vollstandige Bensing und B. Rudiger. Leipzig, 1973.
Ausgabe seiner Predigten. Bd. I. Wien, 1862.
Н. С. Жукова
ЯВЛЕНИЯ СУППЛЕТИВИЗМА И ГЕТЕРОНИМИИ В МОРФОЛОГИИ ГЛАГОЛА СОВРЕМЕННОГО НЕМЕЦКОГО ЯЗЫКА
Томский государственный педагогический университет
Вопросу супплетивизма уделяли внимание исследователи различных направлений и школ, рассматривая его в работах, прямо или косвенно связанных с этой проблемой. Как показал анализ соответствующей лингвистической литературы, вопрос супплетивизма стал рассматриваться в связи с исследованием проблемы генетического родства индоевропейских языков. Та же тенденция наблюдается и в последующих лингвистических работах. Еще Я. Гримм писал о том, что супплетивные формы (аномалии) более свойственны древнему состоянию языка. К аномалиям он причислял, наряду со случаями супплетивности, также гетероклизы, аблауты глаголов и другие нерегулярные явления [1]. До Я. Гримма вопроса супплетивности касался в своих исследованиях Р. Раск [2]. Он отыскивал совпадающие нерегулярности во фракийских (т.е. в греческом и латвийском) и «готических» (т.е. германских) языках, чтобы показать родство этих языков [3, с. 41-42]. Тем самым, как замечает в своей работе, посвященной анализу истории вопроса супплетивизма, И.М. Пальяк, - уже на заре сравнительного языкознания Р. Раск очень близко подходит к правильному пониманию значения изоглосс нерегулярностей, неправильностей, в том числе и
супплетивизма в разных языках [4, с. 253]. В свою очередь Ф. Бопп, анализируя порядковые числительные и местоимения в индоевропейских языках, отмечает, что как количественные и порядковые числительные, так и падежи местоимений образованы от разных корней. Этот факт он берет для доказательства родства языков [5].
Таким образом, отыскивая одинаковые явления в одних и тех же словах разных языков, основоположники сравнительно-исторического метода использовали явление супплетивизма для определения отношения родства и других отношений между языками. Их последователи совершенствовали, развивали методику сравнительно-исторического изучения индоевропейских языков. Критикуя своих предшественников за чрезмерное увлечение реконструкцией языка-основы и за недостаточное внимание к живым языкам, младограмматики стремились преодолеть эти недостатки. Проблема супплетивизма стала изучаться в связи с другой проблематикой, а именно: в связи с вопросами изучения языковых изменений, возможностями образования по аналогии, с изучением фонетических законов. Благодаря этому, в свою очередь, стали рассматриваться вопросы о причинах
