CC BY
47
К. Я. Коткин
МЕЖДУ СОЦИАЛЬНЫМ ОБЪЕДИНЕНИЕМ И СКРЫТЫМ ВОЗДЕЙСТВИЕМ: НЕКОТОРЫЕ АСПЕКТЫ ВЗАИМООТНОШЕНИЙ ВЛАСТИ И ПАМЯТИ
Исследования памяти открывают актуальные проблемы взаимосвязей власти и общества. Взаимоотношения власти и памяти показывают использование властью прошлого для обоснования своей легитимности и своих действий: взаимосвязь памяти или забвения демонстрирует в настоящем только необходимые факты прошлого. Память и забвение влияют на механизмы социального расслоения. Связанные с властью социальные слои получают полный объем информации. Однако информация скрывается от несвязанных с властью социальных групп. С помощью срытого воздействия как части механизмов памяти и забвения власть может управлять и контролировать институциональные связи и отношения сфер общества. Память и забвение влияют на индивидов и общество через нормы, традиции, идеи. Тем самым власть может управлять обществом и объединять его.
Ключевые слова: память и забвение, власть, легитимация, скрытое воздействие, нормы и традиции, социальное объединение.
K. Kotkin
BETWEEN SOCIAL UNITY AND HIDDEN INFLUENCE: SOME ASPECTS OF POWER AND MEMORY INTERRELATIONSHIP
Memory research discovers the connections between power and society. Power and memory relationship shows that power uses the past for the substantiation of its legitimacy and operation: memory and oblivion connection shows in present only the essential facts of the past. Memory and oblivion influence social stratification mechanisms. The social strata connected to power can get a total amount of the information, but information is concealed from the social groups not connected to power. With the help of hidden influence as a part of the memory and oblivion processes, power can manage and control social institutions relations and society spheres relations. Memory and oblivion influence individuals and society through the norms, traditions, ideas, in this way power can manage society and unite it.
Keywords: memory and oblivion, power, legitimacy, hidden influence, norms and traditions, social unity.
В истории философии имеется несколько традиционных тем, соотносимых с проблематикой управления обществом, с развитием и функционированием политической власти. Таковыми, в частности, являются типология государств, формы государственного устройства, генезис власти, ее легитимность и справедливость, отношение власти и общества. Но в XX веке спектр проблем и подходов к анализу феномена власти значительно расширился. В последнее время одним из центральных в социально-
философских работах и исследованиях социально-гуманитарных наук стал вопрос об отношениях памяти в ее социокультурном измерении с властью.
Под анализ отношений власти и памяти попадает не только политическая власть, но и власть правящих элит и организаций. Своеобразие отношений памяти и власти открывается через социальные функции религии и традиции. Кроме передачи разного рода информации важнейшей социальной функцией памяти будет объединение обще-
ства, осуществляемое через осознание постоянной связи с прошлым. В данном процессе важнейшую роль играет власть.
Отношения памяти и власти очень сложны и проявляются в различных аспектах. Политическая история, переданная через воспоминания руководителей государств, служит примером для будущих правителей. На отношениях с властью память социальных групп может создавать хронологию развития группы [8, с. 460]. Память, с одной стороны, может выступать как альтернатива идеологизированной истории, зависимой от власти [13, с. 439-440]. С другой — забвение, умолчание в истории может послужить основой для создания одностороннего взгляда на исторические события, периоды и личности прошлого. Необходимо обратить внимание на то, что различные проявления памяти невозможно представить без второй крайности — возможности и необходимости забывать. Поэтому память и забвение являются неразрывно связанными между собой. Забвение, имеющее онтологические и индивидуальные основания, во многих своих причинах является исторически, социально и культурно обусловленным феноменом. Следует отметить, что память именно в аспекте внеиндивидуальных проявлений необходимо рассматривать совместно с забвением, так как выявляются важнейшие признаки социальных явлений и, в частности, отношений общества и власти.
Политические силы (правители, партии, элиты) стремятся манипулировать обществом для сохранения власти. Для реализации этой цели используется опыт прошлого. Негативная оценка данных процессов объясняется, прежде всего, потенциальным уменьшением свободы действий и оценок настоящего или целенаправленным формированием взгляда на прошлое. Факты, противоречащие единству или дискредитирующие власть, замалчиваются. Актуализируется прошлое, необходимое для оправдания существующего положения дел или его изменения в ходе реформ. Реформы в дан-
ном случае — самый мягкий вариант развития событий, так как может создаться ситуация целенаправленного формирования негативного отношения к другой стране, социальному слою или этнической группе. Следствием этого являются возможные сильнейшие социальные потрясения, такие как революция или война. История человечества в целом, и особенно XX век, показывают множество примеров реализации описанного варианта развития.
Однако необходимо учитывать тот аспект, что постоянство власти обеспечивает объединение и преемственность общества в пространстве и времени. Общность истории и культуры демонстрирует единство и преемственность через взаимосвязь прошлого власти и народа.
Как отмечает Н. Луман, история системы выступает критерием оценки уровней власти совместно с регулирующими власть договорами: «прецеденты успешного разрешения конфликтных ситуаций ... откладываются в памяти и превращаются в нормы, генерализируются как ожидания» [9, с. 20-21]. Н. Луман обращает внимание на особенное место отдельных событий, которые обладают особым статусом — они высвечивают действительное положение власти [9, с. 23]. Таким образом, в процессе восприятия личностью или группой отдельное событие открывает возможность воздействия на власть через целенаправленный отбор и свободный выбор того или иного события. В то же время сама власть с помощью селекции событий прошлого может ускорять или замедлять определенные события в настоящем, так как выступает силой, которая формирует ход развития общества.
Понятием, раскрывающим отношения памяти, власти и событий прошлого можно назвать понятие «величие». Величие позволяет выделять исторический факт и действие в прошлом в сравнении с иными фактами и действиями или воспринимать вместо них, что означает в итоге замалчивание
«второстепенного». Этот механизм, связанный с проблематикой памяти, выявляет новый аспект — отношение к прошлому с точки зрения памяти и забвения. Величие, важность фактов и событий прошлого определяются, среди всего прочего, их повторением: повторяющаяся информация приобретает больший вес, превращается в навязчивую идею и может использоваться властью как пропаганда [11, с. 189]. Власть и память сближаются через проблему скры-тости или открытости воздействия, которые выявляются в воспоминании и забывании. По мнению П. Бурдье, власть, сила стремятся скрытым образом воздействовать на общество. Власть легитимирует саму себя, стремясь скрыть эту легитимацию: «любое состояние силы сопровождается дискурсом, нацеленным на легитимацию силы того, кто ее применяет. . суть любого отношения сил состоит в проявлении всей своей силы только в той мере, в какой это отношение как таковое остается сокрытым» [5, с. 274]. Именно скрытость воздействия определяет отношение сил. Скрытое является неизвестным, а значит, тем, что обладает возможной силой воздействия или чего возможно опасаться. В то же время проявление силы сопровождается дискурсом, направленным на легитимацию силы того, кто ее применяет [2, с. 103]. П. Бергер и Т. Лукман обращают внимание на то, что легитимация как способ объяснения и оправдания, требуется институциональному миру в целом. Следовательно, власть, с одной стороны, показывает свою силу через скрытое воздействие. Но одновременно власть стремится узаконить себя или свои решения в обществе, что заставляет ее открываться. Открытое, в том числе и то, что вспоминается, заключает в себе потенциально бесконечный шлейф скрытого знания и воздействия, но не только на общество, а также на саму власть.
Одним из первых проблему роли власти и правящей элиты в формировании взгляда на прошлое через умолчание или сокрытие
информации показал Платон в диалоге «Го -сударство». Немалое место в этой концепции отводится вопросам памяти и забвения. Память у Платона — это одно из главных понятий его философии, она прямо связана с «правильным» и «истинным», с «благом». Однако платоновский анализ памяти не исчерпывается только лишь этико-онтологической и гносеологической проблематикой. Социально-философский аспект памятования раскрывается в диалоге «Государ-ство». Идеальным государством у Платона правят философы, неотъемлемой характеристикой души которых среди всего прочего является хорошая память [14, с. 319.]. Платоновская философия памяти во многом наследует установку традиционных обществ на возрождение, возвращение прасимволов.
В свою очередь, по-новому, в аспекте проблем социальной философии (отношения слоев общества, прав и обязанностей, власти и общества) ставит Платон проблему забвения, а точнее, — умолчания. Сократ, излагая свои взгляды на идеальное государство, говорит о том, что главное в воспитании воинов — «мусическое искусство», однако указывает вместе с тем, что не всякий миф для воина должен быть рассказан. Главное — наиболее значительные мифы, да и те должны быть рассказаны с умолчаниями [14, с. 168-170, 179-180]. Соотнося с современностью данные характеристики, можно было бы связать их с идеями тоталитаризма. Однако такой переход, по-видимому, является модернизацией истории в целом и подменой целевых и методологических оснований Платона.
Необходимо подчеркнуть, что во многом иносказательный платоновский миф можно сравнить с установками современной государственной власти, отдельных политических элит и средств массовой информации. Для современной ситуации является показательной цитата Э. Кассирера: «Самой важной и вызывающей беспокойство чертой эволюции современного политического мышления становится, быть может, появле-
ние новой власти: власти мифического
мышления» (Цит. по: [11, с. 57]). Создание множества мифов для современного общества обусловлено во многом фрагментарностью восприятия окружающего мира и одновременно необходимостью приспособиться к нему. Но через отношение к информации формируется массовое сознание. Использование идей массового сознания и представление о них становится необходимым и в некоторых случаях единственно приемлемым. Устанавливаются полюсы «истина — ложь», «хорошее — плохое», исключается дискуссия, утверждается правота и логичность суждений, которые обосновываются за счет прошлого [11, с. 152]. Фактически происходит утверждение одних знаний и фактов через прямое отрицание других. Утверждение и отрицание при восприятии по своей сути являются верованием. Современные мифы объединяются с верой в том, что имеют свои основания в традиции или модном увлечении и подражании образцу [15, с. 20, 72]. Сам процесс подражания — это форма универсальной повторяемости, выражение биологической тенденции к бесконечному воспроизводству. Его следствие — стремление каждого из нас делать так, как другой, — миметическое по своей природе [15, с. 203-204]. Желание следовать за другими происходит из-за стремления экономить свои силы и энергию.
Подражание как сохранение успешных форм поведения, социальная координация является осуществлением действий, сходных с действиями вожака, лидера. Подражание — это одно из главных явлений социального единства [4, с. 75-76]. Для человека, обличенного властью, необходимость подражания заключается в том, чтобы управляемая группа сохраняла приемлемую для лидера картину прошлого (то есть связанного с целенаправленным забвением или определенной оценкой истории). Взгляд на прошлое как опору власти, по выражению Л. П. Карсавина, объясняется желанием
«закрепить свое право давностью» [7, с. 385-386]. Стремление сделать род или право на власть древнее — это желание причастности к большему известному прошлому перед новым неизвестным будущим. Это отголосок архетипической модели первобытного общества, когда важным было повторение идеала-образца, начиная с производства орудий труда, заканчивая действиями богов-героев. Исторический документ приобщает к историческому преданию. Отвлеченное пользование документом не дает опознать историческое, а предание показывает преемственность, которая связывает историю и судьбу человека [3, с. 23].
Проблемное поле в виде норм и традиций, сформированных в результате отношений власти и остального общества, избирает для своего анализа Ф. Ницше. Он решает проблему сил и путей, формирующих традиции, их целей, объектов и итогов воздействия. В данном случае с точки зрения вопросов отношения памяти и власти центральным аспектом выступает проблема скрытости влияния моральных норм и ценностей, которые приводят к потере индивидуальности, элитарности, сверхчеловеческого в человеке. Также Ф. Ницше ставит вопрос об управлении через нормы и правила, созданные предшественниками [12].
В ходе исторического развития определённые нормы и традиции закрепились и стали восприниматься как само собой разумеющееся. Ф. Ницше обращается к доисторическим временам, когда рождается чувство ответственности, которое олицетворяет собой уход от животного состояния. Но в итоге происходит изменение человека, заключающееся в воздействии на него. Человек становится «необходимым, однообразным, равным среди равных, регулярным и, следовательно, исчислимым» [12, с. 440]. Переход заключается в разрыве взаимосвязи памяти и забвения. Память формируется как необходимость почитания законов и обычаев, норм и ценностей. Победа над забывчивостью неотделима для Ф. Ницше от фор-
мирования подчиненного, зависимого, рабского человека. Формируются системы имущественных и правовых отношений: договор, заём, долг. Возникает чувство вины, зависимости от господина. Важно, что Ф. Ницше развенчивает ценности, используя особый метод, — генеалогию, с помощью которой рассматривается происхождение норм и скрытых механизмов их формирования. Генеалогию фактически можно связать с психоаналитическим подходом. Для генеалогии важным становится противопоставление, противоречие. Ф. Ницше анализирует полюсы (доисторическое — историческое, господин — зависимый). Он стремится выделить несоответствие, развенчать идеалы, пересмотреть устоявшиеся взгляды. В данном случае анализ формирования норм с точки зрения памяти и забвения помогает воплотить в жизнь поставленную цель.
С точки зрения Ф. Ницше, господство норм, которые созданы для поддержания социального и общественного, формирует усредненного, зависимого человека. Он помнит, знает, познает только то, что требуется и необходимо, тем самым уничтожается индивидуальность живого. Тем самым противоречивость взаимосвязей власти и общества выявляется Ф. Ницше на широком поле норм, традиций, ценностей, религиозных идей. Анализ памятования и забвения как важнейших характеристик прошлого восприятия помогает выявить неоднозначность воздействия идей и идеологии на общество и его индивидов.
Формирование любой традиции Э. Гид-денс связывает с властью и поэтому, очевидно, высказывает тезис, что «все традиции являются выдуманными». Короли, императоры, священники издавна занимались изобретением традиций, которые являлись бы выгодными для них и придавали бы их положению легитимность. Однако традиция может изменяться при этом не только эволюционируя, но и внезапно и резко трансформируясь [6, с. 57]. Религия играла и иг-
рает важную роль в сохранении опыта и осуществлении функций власти. До появления письменности сакрализация как, по сути дела, превращение в священное оставалась единственным средством закрепления в коллективной памяти важной для выживания людей культурной информации [10, с. 182].
Я. Ассман выражает сущность религии сходной оценкой, обращая внимание на то, что религия формирует канон, который устанавливает связь между индивидуальной и коллективной идентичностями [1, с. 136]. В целом социальная роль религии для Я. Асс-мана, заключается в функционировании как «анахронной структуры», которая связывает прошлое и настоящее, увековечивает «вневременные» нормы, удерживает вчера, «которое не смеет быть забыто» [1, с. 246]. Религия формирует временную и пространственную тождественность общества. Религиозная память заставляет других приспосабливаться к господству ее представлений, или игнорирует эти представления, потому что относит их к низшему разряду, противопоставляет свое постоянство и их нестабильность [22, с. 233]. В данном аспекте воздействия на общество религия сходна с властью. Некоторое сходство власти и религии можно найти в противопоставлении приближенных и остальных: в любой религии формируется противопоставление клира и мирян. Первые обладают особенной социальной памятью, которая выступает как свидетельство соглашения между членами группы относительно фактов прошлого [22, с. 247]. Власть формирует круг элиты (чиновничества), которая обладает большим знанием о процессах формирования и развития власти. Основная масса общества получает измененную информацию, сущность трансформации которой заключается в адаптации путем умолчаний, изменений акцентов и усреднения содержания. В таком отношении к прошлому проявляется сущность памяти как социального конструкта, который, прежде всего, не хранит, а реконструирует прошлое.
Широкую панораму взаимосвязей и отношений власти, общества, индивидов и различного рода общественных институтов создал М. Фуко. Важно, что в самой теории М. Фуко память и ее проявления занимают центральное место. Много общего открывается между взглядами Ф. Ницше и М. Фуко, в частности, в использовании генеалогического метода, в стремлении объединить власть и, на первый взгляд, не связанные с нею социальные феномены, показать скрытые тенденции эволюции власти и ее взаимодействия с обществом.
Власть олицетворяется в образе панопти-кона. Он контролирует все общество и даже людей, которые осуществляют функционирование власти. Функционирование и воздействие властных и дисциплинарных механизмов характеризуется диалектикой их воздействия. Они являются скрытыми и неосознаваемыми, но фактически их можно обнаружить в любом институте, в группе, в сфере общества. Право и политическая власть обосновываются давностью традиции. Примером для М. Фуко может служить теория общественного договора и установление режима парламентского представительского типа [19, с. 325-326]. Одним из главных механизмов, с помощью которых власть воздействует на общество, является страх. Страх формируется исторически через боязнь эпидемий, безумия, преступлений. Чувство страха приводит к желанию быть зависимым, к опасению по отношению к другому вообще, а также к стремлению контролировать этого другого [17, с. 354-377]. На примере исторических реалий, в которых функционируют лечебницы для душевнобольных и преступников, М. Фуко показывает, что контроль реализуется в страхе потенциального наказания, в наблюдении за другими (в коллективе и семье), в трудовых отношениях. Контроль осуществляется в тех случаях, когда человек формально остается на свободе [17, с. 469-479].
Реализуется бестелесное воздействие, при котором контроль ложится на семью, институты образования, окружающих людей [19, с. 296-316]. Например, семья привлекается для контроля через идею о том, что родители ответственны за тело и жизнь ребенка [20, с. 295-310]. Механизмы кон -троля буржуазного общества диктуются, в том числе, экономическими потребностями, в частности, обеспечением дешевизны [19, с. 323-325]. Институтом власти, который контролирует человека, выступает и церковь. М. Фуко показывает открытые механизмы, с помощью которых добровольно осуществляется контроль. Это, в частности, исповедь и покаяние [16, с. 297-298; 20, с. 422-423, 483-484]. Они осуществляются в определенных условиях (храм, исповедник, ритуал). Контролируется процесс высказывания и молчания. М. Фуко показывает проникновение властных механизмов в различные сферы общества, в частности, в экономическую. Для заключенных власть устанавливает нормы, в соответствии с которыми возможны награда и освобождение при выполнении требований [17, с. 422-423, 483-484]. Современное общество расширяет механизмы дисциплины и контроля. Самоконтроль проявляется, в частности, в опасении своего потенциального безумия, что выражается, например, в распространении идей психоанализа и в функционировании социальных служб [18, с. 9-10; 21].
Однако картина полного контроля и зависимости человека и общества от власти не будет полной, если не указать на механизмы воздействия общества на власть. Противостояния и крайности власти как силы характеризуются, с точки зрения М. Фуко, неизбежной обратимостью: «Властные отношения с необходимостью вызывают сопротивление, каждое мгновение взывают к нему» [16, с. 290]. Власть контролируется собственными механизмами и является контролируемой обществом через инспекции, проверки, суды [19, с. 299, 303]. Уход от
власти человек осуществляет через познание и самопознание и творчество, получая свободу в самом себе [17, с. 514, 524].
Методика М. Фуко основывается на показе скрытых механизмов власти и на раскрытии неявной истории их формирования. Скрытое и открытое выявляет проблематику памяти и забвения через анализ истоков формирования механизмов власти, неклассического взгляда на традиционные схемы и подходы к институтам и сферам общества.
Таким образом, в результате проведенного анализа взаимоотношений памяти и власти следует сказать, что они находятся в непосредственной взаимосвязи. Власть может использовать опыт прошлого для манипуляции обществом. История власти выступает критерием оценки ее состоятельности. Власть стремится скрытым образом воздействовать на общество, что осуществляется через механизмы забвения. Скрытость и мифологизация выступают в качестве условий и методов манипуляции обществом. Как итог воздействия на общество властных механизмов, использующих память и забвение для закрепления и использования необходимого опыта, можно рассматривать генеалогию и формирование норм и традиций. Взаимодействие религии и власти по-
казывает, что до появления письменности сакрализация оставалась одним из главных средств закрепления в коллективной памяти необходимых идей. Власть и религия показывают сходство отношения к памяти через противопоставление клира и мирян: большинство получает реконструированный образ прошлого, в то время как в создании образа прошлого участвует только ограниченный круг лиц.
Опыт прошлого и традиция, базирующиеся на воспоминании необходимого и забвении негативного в официальной картине истории, являются условием социального единства. Власть осуществляет скрытое воздействие на человека и общество, что происходит с помощью самоконтроля, а также через семью, социальные группы и институты.
Власть, пользуясь памятью и забвением, воздействует на общество, изменяет отношение к самой себе и к действиям, которые она осуществляет; взаимосвязь памяти и забвения как механизмов власти, влияющих на общество и его членов через нормы, традиции, идеи, позволяет осуществлять управление обществом и сохранять социокультурное объединение в рамках государства, страны, нации.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Ассман Я. Культурная память: Письмо, память о прошлом и политическая идентичность в высоких культурах древности / Пер. с нем. М. М. Сокольской. М.: Языки славянской культуры, 2004. 368 с.
2. Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности: Трактат по социологии знания. / Пер. с англ. Е. Руткевич. М.: Медиум, 1995. 323 с.
3. БердяевН. А. Смысл истории. Новое средневековье. М.: Канон+, 2002. 448 с.
4. Блонский П. П. Избранные психологические произведения. М.: Просвещение, 1964. 548 с.
5. Бурдье П. Общественного мнения не существует // Социальное пространство: поля и практики. / Пер. с фр.; отв. ред. перевода и сост. послесловия Н. А. Шматко. М.: Институт экспериментальной социологии; СПб.: Алетейя, 2005. С. 272-285.
6. Гидденс Э. Ускользающий мир: как глобализация меняет нашу жизнь. / Пер. с англ. М. Л. Ко-робочкина. М.: Весь мир, 2004. 120 с.
7. Карсавин Л. П. Философия истории. М.: АСТ; Хранитель, 2007. 510 с.
8. Кознова И. Е. Историческая память российского крестьянства в XX веке: Дис. ... д-ра ист. н. Самара: Самарский государственный университет, 2005. 509 с.
9. ЛуманН. Власть / Пер. с нем. А. Ю. Антоновского. М.: Праксис, 2001. 256 с.
10.Меркулов И. П. Эпистемология (когнитивно-эволюционный подход). СПб.: РХГИ, 2003. Т. 1.
472 с.
11.Московичи С. Век толп. Исторический трактат по психологии масс. / Пер. с фр.. Т. П. Емельяновой. М.: Центр психологии и психотерапии, 1996. 478 с.
12. Ницше Ф. К генеалогии морали / Пер. К. А. Свасьяна // Сочинения: В 2 т. / Сост., редакция изд., авт. примеч. К. А. Свасьян. М.: Мысль, 1997. Т. 2. С. 407-524.
13. Нора П. Память, история // 50/50: Опыт словаря нового мышления / Под общ. ред. М. Ферро и Ю. Афанасьева. М.: Прогресс, 1989. С. 439-441.
14. Платон. Государство // Сочинения: В 4 т. / Под общ. ред. А. Ф. Лосева и В. Ф. Асмуса / Пер. с древнегреч. СПб.: Изд-во С.-Петерб. университета; «Изд-во Олега Абышко», 2007. Т. 3. Ч. 1. С. 97-493.
15. Тард Г. Социальная логика / Пер. с фр. М. Цейтлин. СПб.: Социально-психологический центр,
1996. 556 с.
16. Фуко М. Власть и знание // Интеллектуалы и власть: статьи и интервью, 1970-1984. В 3 ч. / Пер. с фр. С. Ч. Офертаса / Под общ. ред. В. П. Визгина, Б. М. Скуратова. М.: Праксис, 2002. Ч. 1. С. 278-302.
17. Фуко М. История безумия в классическую эпоху / Пер. с франц. И. К. Стаф. СПб.: Универси-тетская книга, 1997. 576 с.
18. Фуко М. Капитализм и лишение свободы // Интеллектуалы и власть: Избранные политические статьи, выступления и интервью / Пер. с франц. И. Окуневой / Под общ. ред. Б. М. Скуратова. М.: Праксис, 2005. Ч. 2. С. 7-15.
19. Фуко М. Надзирать и наказывать: Рождение тюрьмы / Пер. с фр. В. Наумова / Под ред. И. Борисовой. М.: Ad Marginem, 1999. 480 с.
20. Фуко М. Ненормальные: Курс лекций, прочитанных в Коллеж де Франс в 1974-1975 гг. / Пер. с франц. А. В. Шестакова. СПб.: Наука, 2005. 432 с.
21. Фуко М. Социальные службы и полицейский контроль // Интеллектуалы и власть: Избранные политические статьи, выступления и интервью / Пер. с фр. И. Окуневой / Под общ. ред. Б. М. Скуратова. М.: Праксис, 2005. Ч. 2. С. 16-26.
22.ХальбваксМ. Социальные рамки памяти / Пер. с фр. и вступ. ст. С. Н. Зенкина. М.: Новое издательство, 2007. 348 с.
REFERE^ES
1. Assman Ja. Kul'turnaja pamjat': Pis'mo, pamjat' o proshlom i politicheskaja identichnost' v vysokih kul'turah drevnosti / Per. s nem. M. M. Sokol'skoj. M.: Jazyki slavjanskoj kul'tury, 2004. 368 s.
2. Berger P., Lukman T. Social'noe konstruirovanie real'nosti: Traktat po sociologii znanija / Per. s angl. E. Rutkevich. M.: Medium, 1995. 323 s.
3. BerdjaevN. A. Smysl istorii. Novoe srednevekov'e. M.: Kanon+, 2002. 448 s.
4. Blonskij P. P. Izbrannye psihologicheskie proizvedenija. M.: Prosveshchenie, 1964. 548 s.
5. Burd'e P. Obshchestvennogo mnenija ne sushchestvuet // Social'noe prostranstvo: polja i praktiki / Per. s fr.; otv. red. perevoda i sost. posleslovija N. A. Shmatko. M.: Institut eksperimental'noj sociologii; SPb.: Aletejja, 2005. S. 272-285.
6. Giddens Je. Uskol'zajushchij mir: kak globalizacija menjaet nashu zhizn' / Per. s angl. M. L. Koro-bochkina. M.: Ves' mir, 2004. 120 s.
7. Karsavin L. P. Filosofija istorii. M.: AST, Hranitel', 2007. 510 s.
8. Koznova I. E. Istoricheskaja pamjat' rossijskogo krest'janstva v XX veke: Dis. ... d-ra ist. n. Samara: Samarskij gosudarstvennyj universitet, 2005. 509 s.
9. Luman N. Vlast' / Per. s nem. A. Ju. Antonovskogo. M.: Praksis, 2001. 256 s.
10.MerkulovI. P. Epistemologija (kognitivno-evoljucionnyj podhod). SPb.: RHGI, 2003. T. 1. 472 s.
11. Moskovichi S. Vek tolp. Istoricheskij traktat po psihologii mass / Per. s fr. T. P. Emel'janovoj. M.: Centr psihologii i psihoterapii, 1996. 478 s.
12. Nicshe F. K genealogii morali / Per. K. A. Svas'jana // Sochinenija: V 2 t. / Sost., redakcija izd., avt. primech. K. A. Svas'jan. M.: Mysl', 1997. T. 2. S. 407-524.
13. Nora P Pamjat', istorija // 50/50: Opyt slovarja novogo myshlenija / Pod obshch. red. M. Ferro i Ju. Afanas'eva. M.: Progress, 1989. S. 439-441.
14. Platon. Gosudarstvo // Sochinenija v chetyreh tomah / Pod obshch. red. A. F. Loseva i V. F. Asmusa / Per. s drevnegrech. SPb.: Izd-vo S.-Peterb. univer-siteta; «Izd-vo Olega Abyshko», 2007. T. 3. Ch. 1. S. 97-493.
15. TardG Social'naja logika / Per. s fr. M. Cejtlin. SPb.: Social'no-psihologicheskij centr, 1996. 556 s.
16. Fuko M. Vlast' i znanie // Intellektualy i vlast': stat'i i interv'ju, 1970-1984. V 3 ch. / Per. s fr. S. CH. Ofertasa / Pod obshch. red. V. P. Vizgina, B. M. Skuratova. M.: Praksis, 2002. Ch. 1. S. 278-302.
17. FukoM. Istorija bezumija v klassicheskuju epohu / Per. s fr. I. K. Staf. SPb.: Universitetskaja kniga,
1997. 576 s.
18. Fuko M. Kapitalizm i lishenie svobody // Intellektualy i vlast': Izbrannye politicheskie stat'i, vystu-plenija i interv'ju / Per. s fr. I. Okunevoj pod obshchej red. B. M. Skuratova. M.: Praksis, 2005. CH. 2. S. 7-15.
19. FukoM. Nadzirat' i nakazyvat': Rozhdenie tjur'my / Per. s fr. V. Naumova / Pod red. I. Borisovoj. M.: Ad Marginem, 1999. 480 s.
20. FukoM. Nenormal'nye: Kurs lekcij, prochitannyh v Kollezh de Frans v 1974-1975 gg. / Per. s franc. A. V. Shestakova. SPb.: Nauka, 2005. 432 s.
21. Fuko M. Social'nye sluzhby i policeskij kontrol'. // Intellektualy i vlast': Izbrannye politicheskie stat'i, vystuplenija i interv'ju / Per. s fr. I. Okunevoj / Pod obshchej red. B. M. Skuratova. M.: Praksis, 2005. Ch. 2. S. 16-26.
22. Hal'bvaks M. Social'nye ramki pamjati / Per. s franc. i vstup. st. S. N. Zenkina. M.: Novoe iz-datel'stvo, 2007. 348 s.
С. Г. Тавлеева
ОБЛАСТИ УСТАНОВЛЕНИЯ ХРИСТИАНО-МУСУЛЬМАНСКОГО ДИАЛОГА
В статье рассматриваются наиболее и менее благоприятные области установления межрелигиозного диалога представителей двух монотеистических религий — христианства и ислама. Делается попытка нахождения путей решения межконфессио-нальных конфликтов.
Ключевые слова: христианство, ислам, межрелигиозный диалог, арабский язык, люди Писания, конфликты.
S. Tavleeva
AREAS OF THE ESTABLISHMENT OF CHRISTIAN-MUSLIM DIALOGUE
The article regards the areas which the most and the least favorable for inter-religious dialogue of representatives of two religions — Christianity and Islam. An attempt is made to find the ways of inter-confessional conflicts solution.
Keywords: Christianity, Islam, inter-religious dialogue, Arabic language, people of Book, conflicts.
Существуют сферы, наиболее благопри- обществе, государстве, могут проявляться
ятные для установления диалога, и, напро- свои особенности. И некоторые области, на
тив, те, в которых он весьма затруднен. Од- первый взгляд, не располагающие к диало-
нако необходимо учитывать, что в каждом гу, оказываются наиболее благоприятными
