CC BY
161
Сергей МЕТЕЛЁВ
МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ УГРОЗ НАЦИОНАЛЬНОЙ БЕЗОПАСНОСТИ
Статья посвящена анализу теоретико-методологических аспектов национальной безопасности, которая органически включает государственную и общественную безопасность. Автор обращается к философско-политологическому арсеналу современного знания, прежде всего, в понимании и объяснении угроз террористической деятельности.
The article is devoted to the analysis of theoretical and methodological aspects of national security which includes state and social security. The author considers the philosophical-politological arsenal of the modern knowledge mostly in understanding and explanation of threats of terrorist activity.
Ключевые слова:
государство, власть, безопасность, террористическая угроза, общественная стабильность; state, power, security, terrorist threat, social stability.
МЕТЕЛЁВ Сергей Ефимович — д.э.н., профессор, полковник
внутренней службы; директор Омского института (филиала) РГТЭУ filomsk@rsute.ru
Федеральный закон РФ «О безопасности» в качестве основного содержания деятельности органов государственной власти определяет «прогнозирование, выявление, анализ и оценку угроз безопасности» (Статья 3. Содержание деятельности по обеспечению безопасности)1. В Стратегии национальной безопасности Российской Федерации до 2020 года раскрывается конкретное содержание понятия «угроза национальной безопасности»: это «прямая или косвенная возможность нанесения ущерба конституционным правам, свободам, достойному качеству и уровню жизни граждан, суверенитету и территориальной целостности, устойчивому развитию Российской Федерации, обороне и безопасности государства»2.
В этом отношении современная проблематика безопасности (государственной и общественной) образует понятийно-проблемный комплекс как совокупность традиционных и новационных подходов с целью представления целостного характера и одновременно выявления конкретных трансформаций, незавершенных и скрытых процессов, сопряженности избираемых мероприятий и средств противодействия. На наш взгляд, содержательная роль в институционализации проблем безопасности принадлежит философскому познанию в объяснении характера действующих субъектов, в доказательных оценках жизнедеятельности российского социума, развитии особых качеств социального и духовного окружения.
Исторический экскурс в философско-политологический анализ позволяет выявить универсальную динамику процессов обеспечения безопасности страны. Так, заключение А.С. Панарина о том, что локальные конфликты и возмущения немедленно резонируют с другими, достигают «центров влияния» и ослабляют способность «власти управлять событиями, принимать корректные решения», остается актуальным и в настоящее время. А.С. Панарин вводит понятие «национально-государственная безопасность», которое требует изучения в гуманитарном измерении, поскольку в основе экономического, технологического, информационного подпространств находится единое духовное пространство как «надэтни-ческий текст» (для России — это великая письменная традиция, связывающая малые народные, этнические традиции). При этом в восстановительных тенденциях заявляет о себе «внутренний ра-
1 http://base.consultant.ru/cons/cgi/online.cgi?req=doc;base=LAW;n=108546
2 http://www.scrf.gof.ru/documents/99.html
сизм», «расистское высокомерие» тех же отечественных западников, настаивающих на «плюрализме цивилизаций» в пользу недругов отечества. А.С. Панарин поясняет, что цель Запада — геополитически отвоевать в духовном, ценностном смысле мусульманские регионы России с последующей катализацией экстремистских действий. Существо системы безопасности заключается в том, чтобы удержать пласты «великой российской государственности» в ее служении развитию исторического суперэтноса1. Сегодня не случайными являются ответные попытки террора в нацеленности на «центр» и одновременно в проникновении «внутрь» микрослоев, которые связаны с процессом дезорганизации жизнедеятельности российского социума. Крайне опасными предстают тенденции ухода государства «из-под власти» в ответных действиях на пограничных пространствах, что создает опасность для сохранения национальноэтнического разнообразия.
Универсальные заключения А.С. Па-нарина позволяют уточнить методологический смысл безопасности в прямом и переносном смыслах, отделяя безопасность как основу существования общества, сохранения его целостности от таких нестрогих понятий, как нравственная, духовная, политическая, психологическая и др. безопасность2 (представляется, что речь идет о качественном состоянии форм общественного сознания). С другой стороны, различные виды безопасности не тождественны друг другу и требуют пояснения (повседневная безопасность не обращена к комплексу специальных мероприятий, отведению угроз в масштабе общества и т.д.). Иначе говоря, характеристические черты безопасности не обнаруживаются в универсальном порядке и должны быть специфицированы. Так, защищенность определенных видов деятельности лишь частично подпадает под определение безопасности или имеет второстепенный характер (скажем, безопасность дорожно-
1 Панарин А.С. Россия в условиях стратегической нестабильности : материалы круглого стола // Вопросы философии, 1995, № 9, с. 7-9,10-14.
2 В ряде случаев система безопасности приобретает расплывчатый характер - от экономической и военной до личностной (последняя больше ассоциируется с осмотрительностью и характером образа жизни). См.: Бабосов Е.М. Безопасность // Социология : энциклопедия. - Мн. : Книжный Дом, 2003, с. 95.
го движения отличается от безопасности на транспорте как целостной системе). В ряде случаев речь идет о дополнительных элементах безопасности как сопровождении, в формах символизации (например, объявление оранжевого уровня угрозы), а также общегражданской программы обеспечения безопасности, которая сопрягается с мерами ответственности организаций, групп и слоев общества. Это же относится к феномену угроз безопасности со стороны терроризма, который получает предметно-образные характеристики: «журналистский интеллектуальный террор» (хотя речь идет об ангажированности профессиональной деятельности)3, даже «терроризм дискурса», «чистота логического терроризма»4.
Философские дискуссии о терроризме заключает ряд теоретических и практических проблематизаций. Прежде всего, акцентируются проблемы персонологического характера: мотивы оправдания своих действий террористами, несмотря на то что речь идет о крайних формах насилия (одновременно с постановкой аргументации противостоящей стороны: женщина взрывает себя, этот акт заслуживает осуждения, между тем, у нее убили мужа или ребенка, понять — значит простить и т.д.). В этом проявляется многоразличие, полисемантический смысл данного явления, предположение его различных феноменов и самих носителей (хотя достаточно обратиться к универсальному признаку террористической угрозы — политически мотивированные насильственные действия в их направленности против мирной, незащищенной стороны). Терроризм означает «некий рефлекс», «выброс» отчаяния и бессильной злобы в ответ на доминирование воли государства, что, напротив, предполагает альтернативные сценарии духовного и культурного развития общества, его модернизационных изменений. При этом существенным остаются противоречия понимания террористических угроз как реакции, т.е. когда террористы — вновь тоже люди и жертвы, прежде всего, обстоятельств. Вместе с тем внимание к радикальным формам зла в объяснении конкретных форм нравов и душевных состояний позволяет говорить об особой
3 Лукач Д. Своеобразие эстетического. Т. 4. - М. : Прогресс, 1987, с. 414.
4 Свасьян К.А. Дискурс, терроризм и еврейство // Вопросы философии, 2005, № 2, с. 59.
материализации жестоких мер, совместимых с антропологическими дефектами. Проблема правды факта и правды личности не отменяет реалистического понимания жестоких мер при условии неразделе-ния морали на «нашу» и «их» («чужую»).
Одновременно существует соотношение коллективной и индивидуальной ответственности, достижение престижа государства и, соответственно, выбор средств «отведения угроз». На этой основе характеризуются особенности переговорного процесса, определенность качеств жертвенности между жизнями своих и чужих, рационализация диалогического взаимодействия в разрешении международных конфликтов. Так, определенной остается социально-человеческая наполненность терроризма (старого и нового), что направляет к пониманию ценностного, нормативного, коммуникативного, политического осознания терроризма сообразно с проблематикой коррекции и профилактики жестоких деяний1. В конечном счете выявляется фигура террориста как тип личности, социально-психологические аспекты его феноменальности, когда родовой ячейкой является террористический акт в границах групповой, религиозно-культурной, исторической иденти-фикации2. На данной основе может быть предложена схематика типичных реакций населения на теракт.
1 См.: Терроризм в современном мире. Опыт
междисциплинарного анализа : материалы
круглого стола. Выступления А.А. Гусейнова, С.А. Эфирова, В.Г. Федотовой, В.Г. Иноземцева // Вопросы философии, 2005, № 6, с. 7—9, 15, 17-20.
2 Хотя Ж.-П. Сартр «возвещает» человека как проект, изначальную субъективность, не заслуживающую упрека в произвольности выбора решений, и каждый «вынужден изобрести для себя собственный закон» (Сартр Ж.-П. Экзистенциализм — это гуманизм // Сумерки богов. — М. : Политиздат, 1989, с. 339). В годы революционных событий 1968 г. философ-гуманист выступал в пользу того, что называется «террором»: за применение смертной казни к «контрреволюционерам в будущей социалистической
Франции». Как отмечает А. Игнатов, Ж.-П. Сартр понимал, что активизм действий находит своих пламенных поклонников, но не учитывал, что иррациональный агрессивный напор блокирует нравственное чувство и устойчивое мышление (См.: Игнатов А. Метафические корни коммунизма // Вопросы философии, 1994, № 12, с. 36). Ж.-П. Сартр как мыслитель не отдает отчета в том, что, будучи интеллектуальным попутчиком агрессивных действий, он сам может стать их жертвой (что же говорить о менее размышляющих гражданах!).
Методологической предпосылкой анализа проблем безопасности является проблема сочетания безопасности — в обеспечении свободы отдельного человека и безопасности общества — с безопасностью государства. Так, демократическая «кристаллизация» российского социума обнаружила значительную сферу незащищенности, невозможности отведения угроз жизнедеятельности, что повышает ответственность органов власти. При этом необходимо сочетать устойчивость социальной системы и значительное укрепление институтов государства, разумеется, под контролем общества. Помимо философских споров о свободе и необходимости, следует прочно соединить концепции безопасности с фактической стороной развития российского социума. Так, крайние формы угрозы определяют, создают в будущем основные координаты обеспечения безопасности. Сегодня защищенность не существует как «непроницаемость границ», и понимание угроз в формах отгороженности, напротив, усиливает опасности, порождает систематику новых угрожающих факторов. Напротив, необходимо сбережение, отстаивание взаимосближе-ния, но и дистанцирование от радикального неприемлемого. В актуальном ключе могут быть использованы идеи политической хроногеометрии, т.е. разделения типов государственной власти на дистанци-ональный (А) и институциональный (Б). В случае варианта А осуществляется контроль всеобщего государственно-политического пространства, который по своему характеру экстенсивен и основан на дальнодействии. В отношении варианта Б производится контроль времени, который преимущественно интенсивен и ориентирован на близкодействие (А реализуется в случае жестоких режимов власти, Б — в демократических государствах)3. Но можно ли утверждать, что в аспекте глобальной напряженности следует исключительно говорить о «державном хроноспазме» как атрибуте тоталитарного прошлого?
Ряд философских рассуждений движется в направлении гражданской безопасности как осуществления внутреннего мира в обществе, но когда сохраняются угрозы от социальных групп и слоев, или так называемых «группировок», в качестве отдельных частей общества (наци-
3 Политология. - М. : Изд-во МГУ, 1997, с. 113.
Теракт
ональных, этнических меньшинств). В форме реактивных состояний остается действенным фактор неприятия «несхожего», «непонятного», «иноземного», который имеет индивидуальный облик, но оформляется в групповые, коллективные угрозы. Соответственно, формируется противостоящая реактивная сторона с агрессивным миропониманием в отношении первых. Отсюда — насильственные действия как «вспышки», «всплески», а с позиций сегодняшнего дня — преследования людей буквально «по пятам», как это происходило в декабрьские дни 2010 г. в г. Москве, когда этнополитическая плоскость противостояния переходит в политическую враждебность с опасностями угроз государственности (вплоть до «ликвидации», подавления приверженцев других социокультурных ориентаций). В этом
случае дискредитируется идея общества как «большого социума» («большой ассоциации»), предполагающая разнообразие позиций, взглядов, вкусов, пристрастий, но никак не агрессивности, иррациональных целеустремлений, что демонстрируют в своей атрибутивности экстремистские группы1.
Одновременно существуют группы «повышенной безопасности» со значительно более вероятной силой отведения угроз, что создает феномен пониженной безопасности для рядовых сограждан (даже по законным основаниям обеспечения самообороны, как это происходило в случае нападения на фермеров в Кузбассе со сто-
1 Гражданское общество и проблемы безопасности в России : материалы круглого стола. Выступления И.И. Кравченко, А.А. Крушанова, В.М. Межуева // Вопросы философии, 1995, № 2, с. 28-32, 34-36.
роны криминальных структур). Более того, первые являются группами повышенной опасности внутри себя, формируют группировки негативной экстремальности (эффект ОПГ г. Кущевска), что доказывает социальную определенность приоритетов системы безопасности, ее реалистическую оценку в соответствии с периодами развития общества. Это направляет исследования на выявление конкретных угроз и организацию деятельности по их повсеместной локализации.
Исторически угрозы безопасности существуют как со стороны государства (в лице его репрессивной «мощи»), так и со стороны криминальных вариантов «государства в государстве». С одной стороны, ориентация на крайние силовые методы в целом повышает факторы угроз со стороны многоразличных сил, с другой стороны, следует понимать, что полное ослабление государственной безопасности угрожает «террором снизу» (здесь личная безопасность «обнулена» с другой стороны).
Ряд современных философских воззрений позволяет расширить содержательные границы понятия «безопасность». В постмодернистских конструкциях аналитика власти как гаранта безопасности угроз заключается, во-первых, в признании того, что существуют формы сопротивления власти (как отправная точка действий от «противного»); во-вторых, необходимости рационального определения власти как знания существа мер безопасности; в-третьих, власть должна стремиться к тому, чтобы быть «очищенной» от повседневного произвола, от стихийности манифестаций в формах неразумных действий, хотя они берутся под контроль власти; в-четвертых, реалистически власть существует только «в действии», т.е. в конкретном порядке согласия, отказах, подвижном характере свободы, передаче прав и т.д.1
На основе вышеизложенного систему террористических угроз можно представить следующим образом.
1. По возможным целям выделяется: физическое устранение политических оппонентов; устрашение гражданского населения; «акции возмездия»; дестабилизация деятельности государственной власти; нанесение экономического ущер-
1 См.: Моздаков А.Ю. Понятие безопасности в классической и современной философии // Вопросы философии, 2008, № 4, с. 23, 24.
ба; осложнение межнациональных и меж-конфессиональных отношений; провоцирование локального военного конфликта; элементы дестабилизации политического строя. При этом цели имеют характеристический вес: политические убийства вызывают крайне серьезные последствия, поскольку против них не дееспособны армейские соединения, в ряде случаев — секретные службы охраны и т.п.; устрашение гражданского населения обусловливает особого рода акции по наведению массового страха («испуга») по отношению к гражданско-правовому статусу и гарантированным правам населения.
2. По масштабу терроризм подразделяют на: преступления против личности; групповые убийства; массовую гибель граждан; применение диверсий на территории страны.
3. По способу совершения терактов выделяют: применение огнестрельного оружия; организацию взрывов и поджогов; взятие заложников; применение ядерных зарядов и радиоактивных веществ; применение химического или биологического оружия; организацию промышленных аварий; уничтожение средств транспорта; электромагнитное облучение; информационно-психологическое воздействие.
Одновременно могут быть выделены основные субъекты террористических действий: убийцы-одиночки, преступные сообщества, этнические группы, религиозные секты, экстремистские политические объединения, спецслужбы иностранных государств, международные террористические организации. При этом терроризм стремится сохранить конспирологическую характеристику: тайна действий должна обеспечивать неуязвимость террористов и бессилие государственной машины2. Наконец, общество как собирательный организм может включать группы «повышенной опасности» как особые зоны рисков, не огражденные от социальных потрясений.
Парадоксальную неустроенность современного общества отмечает Г. Бехман: в нем одновременно повышаются и безопасность, и ненадежность, когда в результате общественная система предстает «незастрахованной» практически ни от чего3.
2 Будницкий О.В. Терроризм глазами историка. Идеология терроризма // Вопросы философии, 2004, № 5, с. 9.
3 Бехман Г. Современное общество как общество риска // Вопросы философии, 2007, № 1, с. 27.
