CC BY
261
УДК 8.32
Т. Н. Козина
МЕТАМОРФОЗЫ РОЖДЕСТВЕНСКОГО АРХЕТИПА В СОВРЕМЕННОМ РАССКАЗЕ
Аннотация. В статье рассматривается появление и бытование текстов рождественской тематики. Основное внимание уделяется современным прозаическим произведениям, посвященным теме Рождества и метаморфозам рождественского архетипа в них.
Ключевые слова: Рождество, современный рассказ, мотив, архетип, метаморфоза.
Abstract. The article is referred to appearance and existence of texts on Christmas subject area. Contemporary prosaic works, devoted to Christmas and metamorphosis of Christmas’ archetype, are considered.
Key words: christmas, contemporary short story, motif, archetype, metamorphosis.
Годовой литургический цикл основан на событиях жизни Иисуса Христа. Основными из них являются Рождение и Воскресение. Оба события дали начало появлению жанра рождественского и пасхального рассказов. Научные изыскания в области русской словесности последних лет позволяют говорить о существовании рождественского и пасхального архетипов [1].
Рождественский архетип, на наш взгляд, И. А. Есаулов неверно относит к западной традиции [2, c. 12], не включая в исследуемый дискурс художественные тексты детской литературы.
Первые русские произведения рождественской тематики появляются в середине XIX в. В 1834 г. выходит повесть «Ночь на Рождество Христово» московского писателя и актера К. Баранова. В 1835 г. в журнале «Московитя-нин» публикуется повесть «Зимний вечер» Д. В. Григоровича. Кроме собственных традиций на становление произведений рождественской тематики влияла переводная западная литература, в частности рождественские повести
Ч. Диккенса («Рождественская песнь в прозе», «Сверчок на печи»), а также сказки Э. Т. А. Гофмана («Повелитель блох», «Щелкунчик»), Г. Х. Андерсена («Елка») и др. Обретя устойчивую форму, рождественские произведения обнаруживают собственную специфику, развивающую и усиливающую традиции святочных быличек и рассказов. В них очевидна роль чуда, фантастики, сверхъестественного. Видовую особенность первым определил Н. С. Лесков в рассказе «Жемчужное ожерелье», являющемся яркой иллюстрацией названного жанра литературы. Прозаик выделяет следующие характерные признаки: «...в них есть однообразие; однако в этом винить автора нельзя, потому что это такой род литературы, в котором писатель чувствует себя невольником слишком тесной и правильно ограниченной формы. От святочного рассказа непременно требуется, чтобы он был приурочен к событиям святочного вечера - от Рождества до Крещенья, чтобы он был сколько-нибудь фантастичен, имел какую-нибудь мораль, хоть вроде опровержения вредного предрассудка, и наконец - чтобы он оканчивался непременно весело» [3, c. 4].
В то же время основными универсалиями рождественского архетипа становятся элементы христианской морали - милосердие, любовь, всепрощение; преступление, совершенное на Рождество, оценивается как особенно
тяжкий грех. Культурная картина русского мира начала ХХ в. презентует определенные рождественские традиции. К празднику Рождества на страницах газет и журналов публиковались рождественские рассказы. По бытовавшей традиции их читали в кругу семьи, не относя к какой-либо возрастной категории. К теме рождества обращались многие писатели конца XIX - начала ХХ в. Они писали о вечных проблемах милосердия, любви, сострадания, доброты, надежды. Позднее классическими произведениями детской литературы стали рождественские рассказы Н. Д. Телешова «Елка Митрича»,
А. П. Чехова «Ванька», А. И. Куприна «Тапер», «Чудесный доктор», Л. Н. Андреева «Ангелочек».
После революционных событий 1917 г. традиция утратилась: одни культурные парадигмы сменились другими. Из контекста эпохи исчез жанр рождественского (святочного) рассказа. Произведения А. П. Чехова,
Н. Д. Телешова, А. И. Куприна и др. стали интерпретироваться как тексты острой социальной тематики. Но, несмотря на запрет, наиболее значимые формы культурной жизни продолжали существовать не только в народном сознании, но и в его бытии, претерпев некоторые модификации.
Рождественские мотивы звучат в известных произведениях советской эпохи - рассказах В. Д. Бонч-Бруевича «Елка в Сокольниках», А. П. Гайдара «Чук и Гек». Влияние насаждавшегося в обществе атеизма проявилось в них через реформирование рождественского хронотопа. События сместились в новогоднюю ночь. Новый год в череде советских праздников оставался для людей «волшебным»: только в это время могло совершиться чудо. Эти рассказы несколько сентиментально напомнили о вечных жизненных ценностях -детях, доброте, семейном счастье.
С конца 1980-х гг., согласно социологическим исследованиям, в России «повышается тяготение к религии, прежде всего православной» [4, с. 663]. В современную прозу возвратился жанр рождественского рассказа, отвечая потребностям людей в праздничных переживаниях, а также желанию «жить в ритме времени, в рамках осознанного годового цикла» [5, с. 31]. Таким образом, восстановилась прерванная культурная традиция. Рождественский рассказ выходит из ниши детской литературы, обогащая современный контекст.
Хронотоп произведения «Зимние ступени» (2003) В. Н. Крупина точно вписывается в рамки жанра рождественского рассказа. Мотив любви к ближнему, наиболее отвечающий самому духу христианства, становится частью мира, созданного писателем. В экспозиции автор подробно описывает место и время действия. В вятском селе Великорецком, где шестьсот лет назад явилась чудотворная икона святителя Николая, в Сочельник идет подготовка к Рождественской службе. Выбрав местом действия рассказа полузабытую деревню, автор убеждает в том, что русское народное сознание сохранилось в подобных местах, где христианские традиции имеют глубокие корни. Рассказ наполнен светом ожидания праздника, утверждением неизбежности наступления Рождества.
В. Н. Крупин использует монтажную композицию, она дает ему возможность разбить повествование на мелкие эпизоды. В первом - Василий и Аркаша расчищают дорогу от храма к чудотворному источнику: «... старухи пойдут, благодарить будут».
Мужчинам за пятьдесят лет, но Василий выглядит старше: «...судьба ему выпала нелегкая. Всю жизнь, лет с четырнадцати, на тракторе, в колхо-
зе». После смерти жены он, спасая жизнь сына, продал дом и остался без пристанища. В Великорецком он живет у дальних родственников в бане. Аркаша «молод и крепок на вид, в бороде - ни одной сединки». Жена его - певчая в церкви, поэтому он живет здесь, выполняя поручения батюшки.
Обустраивая «зимние ступени», Аркаша просвещает Василия в Писании: «В мир пришел Спаситель, и не узнали! Места в гостинице не нашлось, в ясли положили Богомладенца! Царя Вселенной!
- Я в хлеву часто ночевал, - простодушно говорит Василий, - снизу сенная труха, сверху сеном завалюсь, корова надышит, в хлеву тепло».
А в это время местный священник готовился к Рождественской проповеди. Это второй эпизод. Перед его мысленным взором прошла вся жизнь, избавление от иллюзий по поводу спасения всего мира. «Теперь батюшка ясно понимает, что даже самому ему и то спастись очень тяжело». Вспоминая грехи людские, названные в Ветхом Завете, он подходит к толкованию причин прихода Спасителя:
«- . дал время Господь выбрать пути добра и зла, жизни и смерти. Всегда-всегда был готов Господь спасти, но люди сами не хотели спастись. И когда прииде кончина лета, кончина обветшавших дней, посла Господь Сына Своего Единородного в палестинские пределы».
Герои произведения готовятся к приближающемуся празднику с осознанием своей греховности и в то же время стремлением к смирению и благочестию. В этом рассказе звучит мотив соборности. Он проявляется в коллективном согласии, единодушном участии верующих в жизни мира и церкви. В. Н. Крупин возрождает дореволюционную культурную традицию написания рождественских рассказов. Писатель с православным мироощущением воссоздает русский рождественский архетип в деталях и мельчайших подробностях.
В последнем, третьем, фрагменте описывается Рождественская служба. Народу «в церкви стеной». И каждого автор наделяет чувством благолепия, видением красоты духовного мира. В этом мотиве возникает рождественское чудо рассказа «Зимние ступени». За фрагментарностью эпизодов в конце произведения открывается единство замысла писателя. Через заглавие, композиционную организацию автор показывает духовную связь простых людей с родной землей, культурой, бытием русского народа. Завершающий рассказ пейзаж простирает воздействие божественной благодати на весь мир: «Звонят колокола. В морозном солнечном воздухе звуки их чисты и слышны далеко окрест» [6, с. 24-27].
«Капустное чудо» Л. Е. Улицкой можно отнести к рождественским рассказам, несмотря на отступление от некоторых канонов. Двух сестер-сироток сердобольная соседка привезла к старухе Ипатьевой, единственной оставшейся в живых дальней родственнице девочек. Слониха восприняла их как обузу. В первую неделю герои молчали, сестры даже не разговаривали друг с другом, ожидая решения своей участи. В субботу Ипатьева сводила их в баню, впервые уложила спать на свою кровать:
«- Господь с ними, пусть живут. Может, неспроста они ко мне на старости лет пристали».
Название позиционирует один из главных признаков рождественского рассказа - наличие чуда. В центре произведения - поход девочек за капустой для засолки. Описание этого события дается в традициях классических об-
разцов святочных рассказов Н. С. Лескова, Ф. М. Достоевского, А. П. Чехова,
A. И. Куприна, В. Г. Короленко. Ноябрьский пейзаж, портреты девочек, реплики стоящих в очереди - все вызывает сострадание к судьбе маленьких сироток, потерявших деньги. Страх лишиться только что обретенного приюта достигает кульминации: «Умненькая Дуся все думала, что бы такое сказать Ипатьевой, чтобы она их не прибила или, хуже того, не прогнала...».
Упавшие к ногам девочек с проезжавшей машины два кочана капусты ведут к чудесной развязке: сестры получают возможность вернуться домой. Описывая поведение Ипатьевой, потерявшей девочек (они отсутствовали весь день), Л. Е. Улицкая усиливает проявление чуда: «Ипатьевой дома не было. Она сидела у подружки Кротовой, плакала, утирала слезы кривым ситцевым лоскутом:
- Девчонки-то какие были! Золотые, ласковые. Как же они без меня? А я-то, я-то как без них?» [7, с. 8-17].
Текст Л. Е. Улицкой имеет все отличительные черты рождественского рассказа: главный герой - сирота (писательница удваивает этот признак); девочки претерпевают холод и нужду, но терпеливо и кротко переносят свои скорби; получение ими двух вилков капусты воспринимается как подарок свыше, фантастика. В «Капустном чуде» опровергнут и «вредный предрассудок»: Ипатьева, видевшая в сиротках помеху своей жизни, прозревает до понимания их необходимости в надвигающейся старости.
Но рассказ Л. Е. Улицкой не вписывается в хронотоп рождественского архетипа, так как события в нем происходят в ноябре 1946 г. Это год после Великой Победы. Рассказывая о судьбе маленьких сироток, писательница корреспондирует нас в то далекое время, когда радость от преодоления пережитого сплотила людей, сделала их более восприимчивыми к чужому горю, помогла сотворить чудо.
Подобная деформация рождественского хронотопа есть и в новелле
B. С. Токаревой «Рождественский рассказ» (1999). На первый взгляд кажется, что только название связано с евангельским сюжетом. События пятилетней давности вспоминает успешная студентка. С прозрачной ясностью она описывает свои детские переживания по поводу выбитого из рук горшка с цветком. Героиня ретроспективно излагает эпизоды покупки цветка герани, ухода за ним и торжественного шествования в школу. Девочка хотела, чтобы весь класс любовался цветком: «Приятно ведь смотреть в компании. Как картины в музеях.». Ее желание доставить радость одноклассникам не осуществилось: цветок выбил из рук Борька Карпов, «глотник и дурак».
Так, по мнению героини, началась ее «карьера пораженки»: «Я продолжала учиться на крепкое «три», по литературе «пять», продолжала ходить в спорткомплекс, дружить, развлекаться. Ничего не изменилось, но убитый цветок...» Простой конфликт между одноклассниками перерос во внутренний, психологический конфликт.
Мотив непрощеной обиды помогает понять равнодушие рассказчицы к своей судьбе, ее безволие. Она сама определила себе неинтересное будущее: «поступила в университет на экономический, хотя собиралась на филологию»; встречается с юношей, которые ее «раздражает». Безверие героини порождает теорию, успокаивающую ее совесть: «. в природе существуют пораженцы и везунки. Белый ангел набирает свою команду. А черный ангел свою».
Несоблюдение главным персонажем христианских заповедей вновь и вновь заставляет ее переживать историю с цветком. «Я подозревала, что моя карьера пораженки началась в то утро возле школы, когда Борька Карпов опустил портфель на горшочек с геранью. Я растерялась, онемела, и именно в эти секунды черный ангел дернул меня за руку и задвинул в свои ряды».
Назревший конфликт чудесным образом разрешается в ночь под Новый год. Героиня встречает обидчика: «Все пять лет я мечтала встретить этого человека и сказать ему сильные и жесткие слова упрека». Но, столкнувшись с ним лицом к лицу, она поступает как христианка. Девушка заговорила с обидчиком, а затем протянула Борьке, онемевшему от удивления, розу, «темно-бордовую, бархатную, юную, только что выплеснувшую из бутона свою красоту». Героиня не смогла объяснить свой порыв, но происходит чудо: глаза Борьки «вспыхнули узнаванием», и теперь он казался ей «похожим на. молодого Бельмондо». Сострадание вызвал не «красивый и наглый. хозяин жизни», а солдат «в казенной шинели», сутулый и убогий, изрядно побитый судьбой. В. С. Токарева в последней части рассказа меняет позиции героев. Теперь рассказчица являет собой «красивую девушку с красивым цветком». В развязке говорится, что героиня смогла разрешить свой внутренний конфликт, ее внешняя красота гармонична с внутренней, душевной красотой. Она прощает поверженного жизнью врага. И это преодоление обиды открывает ей мир заново: «жизнь прекрасна, несмотря на быстротечность и на бессмысленную жестокость. Несмотря ни на что.».
Духовная метаморфоза, произошедшая с главным персонажем, возможна в рождественском рассказе; героиня, не осознавая этого, пришла к пониманию сущности христианской любви. Бог изливает на всех свою безграничную любовь, «повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных» [Мф. 5, 45].
В рассказе В. С. Токаревой время действия указано точно: «Сегодня тридцать первое декабря. Новый год» [8, с. 163-172]. Писательница отступила от канонов исследуемого жанра. Хронотоп классического рождественского рассказа связан с Рождеством или Святками. Н. С. Лесков, давая характеристику рассматриваемого вида, замечал: «. святочный рассказ, находясь во всех его рамках, все-таки может видоизменяться и представлять любопытное разнообразие, отражая в себе и свое время и нравы» [3, с. 4].
«Рождественский рассказ» В. С. Токаревой очень точно отражает советскую эпоху, когда главным праздником стал Новый год. Встреча наступающего года была связана с надеждами на счастливые перемены; по советской традиции новогоднюю ночь проводили в кругу семьи или друзей, под бой курантов старались успеть загадать желание; воспитанные атеистами советские люди стали приписывать смене календарного года волшебные, чудесные свойства, перенеся божественную суть Рождества на обычный праздник.
В. С. Токарева, давая такое название рассказу, подчеркивает обеднение жизни своих современников, обращает их к дореволюционным традициям, когда все праздники были проникнуты божественной квинтэссенцией. Основанные на событиях жизни Иисуса Христа, они помогали человеку стать лучше, просветленней, избавиться от тяжести грехов и обид в течение всего годового литургического цикла, а не один раз в году.
На примере жизни одной семьи В. С. Токарева изображает духовное состояние общества в начале 90-х гг. ХХ в. Экономический кризис ведет к
психологическому надлому людей из-за профессиональной невостребованно-сти, вызывает нравственную дезориентацию. В семье героини нет согласия, взрослые - истинные дети своего атеистического времени. Члены семейства глухи к переживаниям девочки, и она остается на долгие годы наедине со своей обидой. Никто не подсказал ей простить обидчика, оставить воздаяние за грехи Богу.
Таким образом, на основании вышеизложенного можно сделать следующие выводы.
Рождественская проза формировалась в русской литературе под влиянием собственных традиций (святочные былички и рассказы) и переводных произведений.
В дореволюционной русской литературе доминировало название «святочный рассказ». В 1990-е гг. определения «святочный» и «рождественский» использовались как синонимы. В связи с преобладанием употребления в новейшей прозе названия «рождественский рассказ» второе наименование жанра утратилось, оно применительно по-прежнему к дореволюционным эпическим жанрам.
В годы советской власти произведения рождественской тематики, лишившись точного определения своего жанра, были отнесены в область детской литературы, при этом на первый план выдвигался социальный аспект (А. П. Чехов «Ванька», Н. Д. Телешов «Елка Митрича»).
На восстановление рождественского архетипа повлияло несколько факторов: 1) обширная публикация произведений писателей русского зарубежья, прозы серебряного века, издание собраний сочинений русских классиков, освобожденных от цензурных искажений, а также «забытой» литературы; 2) составление и публикация тематических сборников; 3) разрушение календарного круга советских праздников, что способствовало обращению к христианским традициям и возрождению годового православного круга.
Эти причины способствовали тому, что рождественская проза оставила приютившую ее в советскую эпоху детскую литературу и вошла составной частью в современный русский контекст.
Современные прозаики нарушают классические каноны рождественского рассказа, создавая новый хронотоп. События в новейшей рождественской прозе могут происходить в какой-либо день одного из зимних месяцев или в новогоднюю ночь. Все это служит цели создания современной картины мира, более точному отражению реалий времени.
Список литературы
1. Есаулов, И. Категория соборности в русской литературе / И. Есаулов. - Петрозаводск, 1995.
2. Есаулов, И. А. Пасхальность русской словесности / И. А. Есаулов. - М. : КРУГЪ, 2004.
3. Лесков, Н. С. Жемчужное ожерелье // Собр. соч. : в 12 т. - М., 1989. - Т. 7.
4. Семенова, В. Е. Православный менталитет и культура в современной России /
В. Е. Семенова // Христианство и русская литература : сб. ст. / отв. ред. В. А. Котельников, О. Д. Фетисенко. - СПб., 2006.
5. Душечкина, Е. Настали вечера народного веселья. / Е. Душечкина, Х. Баран // Чудо рождественской ночи : Святочные рассказы. - СПб., 1993.
6. Крупин, В. Зимние ступени : рождественский рассказ / В. Крупин // Православный Паломник. - 2003. - № 6.
7. Улицкая, Л. Капустное чудо // Детство сорок девять : рассказы / Л. Улицкая. -М., 2004.
8. Токарева, В. С. Рождественский рассказ // Гладкое личико : повести и рассказы / В. С. Токарева. - М., 1999.
Козина Татьяна Николаевна
кандидат филологических наук, доцент, кафедра русского языка и методики преподавания русского языка в начальных классах, Пензенский государственный педагогический университет им. В. Г. Белинского
E-mail: faberge@pnz.ru
Kozina Tatyana Nikolaevna Candidate of philological sciences, associate professor, sub-department of Russian language and Russian language teaching technique for primary school, Penza State Pedagogical University named after V. G. Belinsky
УДК 8.32 Козина, Т. Н.
Метаморфозы рождественского архетипа в современном рассказе /
Т. Н. Козина // Известия высших учебных заведений. Поволжский регион. Гуманитарные науки. - 2012. - № 2 (22). - С. 84-90.
