CC BY
153
И.Ю. Гранева
МЕСТОИМЕНИЕ МЫ И ПРОБЛЕМА ЯЗЫКОВОЙ КОНЦЕПТУАЛИЗАЦИИ МИРА
В работе описываются возможности употребления русского личного местоимения мы в качестве средства языковой концептуализации мира. Исследуются особенности использования этого местоимения как значимого элемента языковой картины мира, особенности его концептуального содержания с точки зрения выражения собственно когнитивного и аксиологического (ценностного) аспектов языковой картины мира на материале текстов разных типов и жанров. Особую роль в этом играют так называемые нереферентные употребления местоимения мы как выразителя определенных общечеловеческих или национально-культурных ценностей.
Ключевые слова: языковая концептуализация мира, местоимение мы в русском языке, коммуникативно-прагматический подход, первичные референтные употребления, вторичные референтные употребления и нереферентные употребления мы.
В последнее время в лингвистике в рамках лингвокогнитивной парадигмы языкознания набирают ход исследования, посвященные проблеме языковой концептуализации мира. Традиции такого подхода были заложены еще в трудах В. фон Гумбольдта и А.А. Потебни и продолжены в XX в. в рамках европейского неогумбольдтианства и американской этнолингвистики Э. Сепира и Б.Л. Уор-фа, а также известными работами А. Вежбицкой в области семантики культуры. В России сегодня тема национальной специфичности образа мира, реконструируемого по данным системы языка и особенностей ее речевой реализации, явственно присутствует в работах таких исследователей, как В.В. Ко-лесов и Д.С. Лихачев, Ю.С. Степанов и Ю.Д. Апресян, Анна А. Зализняк и А. Д. Шмелев и др.
Теоретической основой этого подхода является установка на разграничение концептуального и собственно языкового содержания в языковом знаке [Роль человеческого фактора в языке 1988]. Концептуальное содержание выступает как элемент экстралингвистической информации (знания о мире), стоящей за собственно языковой семантикой единиц языка. Совокупность указанной информации образует так называемую «концептуальную картину мира» этноса, социума или отдельной личности. Концептуализация мира как процесс когниции осуществляется разными средствами, среди которых одним из базовых считается вербальный способ концептуализации мира.
Исходя из этих соображений, академик Ю.Д. Апресян и его последователи, представители Московской семантической школы, развивают теорию «языковой концептуализации мира», которая заключается в том, что «...в каждом естественном языке отражается определенный способ восприятия мира, навязываемый в качестве обязательного всем носителям языка. В способе мыслить мир воплоща-
ется цельная коллективная философия, своя для каждого языка» [Апресян 1986: 5].
В качестве результата языковой концептуализации мира выступает «языковая картина мира», которая, как известно, является средством репрезентации концептуальной картины мира в языке. Это «совокупность представлений о мире, заключенных в значении разных единиц данного языка (полнозначных лексических единиц, «дискурсивных» слов, устойчивых сочетаний, синтаксических конструкций и др.), которые складываются в некую единую систему взглядов, или предписаний...» [Зализняк 2006: 206-207]. Имеются в виду прежде всего те «представления», которые входят в значение слов и выражений в неявной, имплицитной форме, т.е. в виде невербали-зованных пресуппозитивных смыслов или коннотаций, что позволяет им воспроизводиться в качестве неосознанных для говорящего смысловых элементов и, как следствие, выступать в качестве облигаторных (обязательных для всех носителей языка).
В этом плане значительный интерес представляет, на наш взгляд, именно сфера грамматической семантики языка, потому что в числе «безусловно навязанных носителю языка» находится как раз грамматический способ представления того или иного значения. Таким образом, например, категориальная семантика той или иной части речи не в меньшей степени, чем «полно-значные лексические единицы», способны участвовать в выражении определенных национально специфичных смыслов. Все это в полной мере относится и к тем возможностям выражать указанные смыслы, которыми располагает такая особая область языка, как личные местоимения, в частности - местоимение мы.
Мы как неопределенный круг «своих», «наших», очерчивающее границы «своего» мира, восходит к древнейшим моделям семантического представления значимого для человека, освоенного и присвоенного им фрагмента действительности.
Как свидетельствует Ю.С. Степанов, идея 'мира' через идею 'порядка, устроенности, лада' связана с идеей 'мы', воплощающего 'свое', в противовес враждебному, 'чужому': «'Мир' в древнейших культурах индоевропейцев - это то место, где живут люди «моего племени», «моего рода», «мы» [выделено нами - И. .Т.], место, хорошо обжитое, хорошо устроенное, где господствует «порядок», «согласие между людьми», «закон»; оно отделяется от того, что вне его, от других мест, вообще - от другого пространства...» [Степанов 1997: 95].
Параллель 'мир' - 'мы' является семантической основой как для присутствующего во многих языках так называемого «обобщенно-личного употребления» мы, содержащего референцию, по сути, ко всем людям, к каждому человеку, так и для «экзистенциального» мы, которое поляризует семантическое пространство по признаку мы о они или мы о вы (мы «ценностное», «идеологическое», мы «классовое», «партийное», «государственное» и т.д.).
Языковая концептуализация мира, результатом которой выступает языковая картина мира, является многоаспектным и иерархически организованным смысловым целым, в рамках которого можно условно выделять собственно концептуальную (когнитивную) сферу, в которой вербализован содержательный компонент знания о мире, и ценностную (оценочную, аксиологическую) сферу, в которой вербализована, условно говоря, «точка зрения» на мир, специфика системы норм и ценностей, предпочтений и идеалов [Караулов 1987], т.е. всего того, что можно именовать «совокупным духовным миром» этноса, социума, отдельной личности, или набором «культурных смыслов» [Степанов 1997].
Местоимение мы играет значительную роль в языковой концептуализации обеих этих сфер. Роль местоимения мы в вербализации когнитивной стороны языковой картины мира, по сути, сводится к разнообразным возможностям этого местоимения в области референции. Однако, помимо задания некой концептуальной области посредством того или иного типа употребления, местоимение мы имеет немало возможностей и для выражения определенного круга ценностей.
Ценностный компонент языковой картины мира соотносится с той областью языка, которая в работах Н.Д. Арутюновой характеризуется как область оценки, способов языковой и речевой оценочности. Специфика ценностных концептов в языке определяется их диалектически-противоречивой природой: с одной стороны, ценности полностью ориентированы на эмоциональные, этические и эстетические составляющие внутреннего мира человека; с другой стороны, они полностью определяются внешней, социальной и культурной средой [Арутюнова 1988: 6].
Все это предопределяет возможность использовать те или иные общеязыковые единицы и категории для выражения как субъективно-личностных, так и общекультурных, общенациональных или общечеловеческих оценочных смыслов. Местоимение мы в этом смысле является важным средством оценочной интерпретации действительности в культуре и языке на каждом из указанных уровней. Прежде всего это касается употребления местоимения мы в неисходных значениях (во вторичной референтной или нереферентной функциях), которые, при всем разнообразии оттенков смысла и коммуникативных установок, объединяет то, что во всех этих случаях говорящий использует местоимение мы не в целях «указания на непосредственных участников ситуации» в момент речевого общения, но для отождествления себя с некоей ценностно значимой для него группой лиц, объединяемой чаще всего по культурно маркированному признаку. Это может быть указание на этническую, идеологическую, профессиональную, социокультурную и пр. общность, которое входит в культурную коннотацию слова мы, представляет собой контекстуальное приращение оценочного смысла.
Именно такое мы и является средством выражения ценностной позиции говорящего по отношению к миру, т.е. ценностного компонента его языковой картины мира. Н. Д. Арутюнова утверждает, что есть частные оценки: сенсорно-вкусовые, психологические, эстетические, этические, утилитарные, нормативные и пр.,- которые, в свою очередь, объединяются в общую оценоч-ность в поле действия шкалы хороший / плохой, положительный / отрицательный [Арутюнова 1988, 75-76].
«Нереферентные» употребления мы могут являться как средством общей оценочности, «по умолчанию» предполагающим объединение всех людей в поле общечеловеческих ценностей, так и средством частной оценочности (социально-поли-
тической, культурной, идеологической, психологической и пр.), которая уже не объединяет, а противопоставляет людей на тех, кто априорно разделяет «нашу» систему ценностей (мы), и на тех, кто - опять же априорно - ее не разделяет (они).
С общеоценочным мы связано так называемое «обобщенно-личное» употребление мы, которое основано на древнем архетипе 'мир' = 'мы' и содержит референцию, по сути, ко всем людям, к каждому человеку: Мы знаем Бога, - знаем, что Бог есть Любовь, любовь неистощимая, любовь бездонная, любовь крестная, такая любовь, которая себя отдала на полное растерзание и беззащитность, чтобы нас спасти (Антоний (Блум), митрополит Сурожский. Неделя 21-я по Пятидесятнице. Притча о сеятеле (1979) - Национальный корпус русского языка, в дальнейшем -НКРЯ).
Говорящий, употребляя такое мы, как бы отождествляет себя со всем человечеством, что уже само по себе является ценностно ориентированным актом. Поэтому данное ценностно ориентированное употребление как бы «по умолчанию» входит в состав высказывания, обладающего статусом общего закона, незыблемой «вечной истины»: ... все почти страсти начинаются так, и мы часто себя очень обманываем, думая, что нас женщина любит за наши физические или нравственные достоинства Лермонтов (М.Ю. «Герой нашего времени»).
Не случайно оно часто употребляется в пословицах и поговорках или в суждениях обобщающего типа: . народная мудрость гласит недаром, что все мы под Богом ходим... (Тургенев И.С. «Рудин»).
Частнооценочное мы уже предполагает использование этого местоимения говорящим в целях выделения множества «своих людей» в противоположность другим, не входящим в это множество. Оно основано на том же древнейшем, архетипиче-ском базисе и выражается в культурно маркированном значении мы как 'круг своих, наших'.
При этом признак выделения может быть любым - национальным, партийным, религиозным, политическим, культурным и пр., главное - его ценностная значимость для говорящего: Мы же все-таки москвичи праздник нашего города подошел к концу // Столица. 1997. 2 сент. - НКРЯ) - Здесь этим признаком является принадлежность к населению столицы и законная гордость по этому поводу.
Аналогично может быть задан признак принадлежности к родной стране, к своему госу-
дарству: Государство до сих пор не знает ответов на самые общие вопросы - сколько банков мы хотим иметь, для каких целей их использовать, кто их будет контролировать (Новопруд-ский С. «Орлята учатся считать. Фишки. Что было» // Известия. 2002. 16 июня - НКРЯ).
Обычно концептуальная схема такого ценностно ориентированного употребления заключается в том, что говорящий, посредством употребления МЫ, отождествляет себя с какой-либо референтной группой. Она может быть обозначена в контексте: - Мы, русские порядочные люди, питаем пристрастие к этим вопросам, остающимся без разрешения (Чехов А.П. «О любви»). -Иными словами, здесь в пресуппозиции тот факт, что говорящий «по умолчанию» включает себя в класс 'русские порядочные люди', что является безусловной позитивной ценностью.
Но эта группа может задаваться и конситуа-тивно, из общего смысла ситуации: Мы наконец получили от США и получим от Евросоюза статус страны с рыночной экономикой (Новопруд-ский С. «Орлята учатся считать. Фишки. Что было» // Известия. 2002. 16 июня - НКРЯ) - Мы здесь по умолчанию задает референцию к государству и использует ценностно ориентированную модель отождествления: Государство - это мы!
Такое «ценностное», «идеологическое» мы частотно в речах президента и других высших должностных лиц государства, в Конституции, разного рода хартиях, где под словоупотреблением мы предполагаются все жители данного государства, «по умолчанию» разделяющие его цели, идеологические установки и политические принципы. Ср. подобное мы в официальных речах и обращениях к народу России Президента России: Путин считает, что «жизнеспособный патриотизм будет, если мы, граждане России, сможем гордиться нашей страной сегодня» (Никифорова М. «Президент прошелся по рюриковским местам» // Независимая газета. 2003. 12 марта -НКРЯ).
Мы здесь - это 'весь народ', осмысленный как коллективный субъект и одновременно - коллективный адресат подобных высказываний. Однако говорящий не просто очерчивает некую область референции, примерно равную всем жителям государства: посредством словоупотребления мы он выражает культурно значимую идею общности идеалов, ценностных позиций, мировоззренческих установок его и всех тех, кого он включает в зону референции мы. Иными словами, мы - это не просто 'множество всех людей, насе-
ляющих государство', но 'множество всех людей, призванных разделять идеалы государства, его ценности и пр., тем самым объединенных в нерас-члененную общность'. Все эти разновидности объединяет идеологизованная установка на объединение «тех, кто с нами», тех, кто «в нашей системе ценностей и мировоззренческих позиций».
Помимо возможности выражать общую и частную оценку, ценностно ориентированное употребление мы может задавать разный тип оценочной реакции говорящего на мир, ее разные «векторы».
1. Оценочная реакция может быть направлена на объединение, с использованием «универсального» нереферентного мы: Если мы с вами будем говорить на наших родных языках - на русском, украинском и белорусском, если мы будем обращаться к истокам наших культур, к их своеобразию, - чем мы тоже очень дорожим, - то увидим, что это тоже очень близкие культуры... Мы будем говорить на русском, украинском и белорусском, но нам с вами не нужен переводчик, мы поймем друг друга (Путин В.В. Выступление на церемонии открытия Международного молодежного фестиваля «Дружба-2004» // Дипломатический вестник. 2004 - НКРЯ). - Здесь мы объединяет разные референтные группы близких по крови народов в единое сверхэтническое ценностно значимое сообщество.
2. Оценочная реакция может быть направлена, наоборот, на разделение, противопоставление референтной группы мы и они, с использованием уже «экзистенциального» нереферентного мы: Мы их выбирали? ... Мы голосовали за то, чтобы быть кому-то из них всенародно избранным олигархом? (Касьяненко Ж. «Мы продолжаем то, что мы уже много наделали...» // Советская Россия. 2003. 8 апр. - НКРЯ). - Здесь противопоставляется референтная группа мы 'весь народ' и референтная группа ОНИ 'олигархи', которые тем самым выводятся за пределы группы 'народ' и помещаются в поле отрицательной оценочности.
Это противопоставление обычно эксплицировано в контексте за счет употребления они: Вся русская история строится на противостоянии «мы» и «они» (Сабуров Е. Постлитературоцен-тричная общественная жизнь // Неприкосновенный запас. 2003 - НКРЯ).
Такое противопоставление, напротив, может помещать противопоставляемую референтную группу они в поле оценочности положительной: Те, в ком мы видим истинный смысл своей удавшейся или не очень жизни, кто кажется нам
будущим воплощением наших нереализованных возможностей и мечтаний, кто доставляет массу неприятностей и кучу радости . Мы считаем их самыми лучшими, самыми умными и самыми красивыми (Мкртчян Г. «Колонка редактора» // Вслух о. 2003 - НКРЯ). - Имеется в виду референтная группа 'женщины'.
Близко к такому культурно маркированному «идеологическому» употреблению мы является мы «поэтическое», которое также содержит установку - очертить некий круг «наших» по аксио-логически или психологически значимому признаку (принадлежность к культурной группе, художественному течению и пр.) - например, в «Манифесте футуристов»:
Мы приказываем чтить права поэтов:
1. На увеличение словаря поэта в его объеме произвольными и производными словами (слово -новшество).
2. Непреодолимую ненависть к существовавшему до них языку.
3. С ужасом отстранять от гордого чела своего, из банных веников сделанный, Венок гро-шевой славы.
4. Стоять на глыбе слова «мы» среди моря свиста и негодования (Манифест футуристов, «Пощечина общественному вкусу») - В этот круг имплицитно включаются и читатели, априорно разделяющие позиции автора.
3. Наконец, оценочная реакция может быть направлена на выделение одной приоритетно ценностной группы из ряда других, нейтральных, немаркированных по ценностно значимому признаку, с использованием «родового» нереферентного мы: Мы, татары, следим, изучаем Вашу борьбу за достоинство и независимость своей Родины во всех проявлениях жизни (Поддерживаем Виктора Ющенко (2004) - НКРЯ).
На этом фоне возможна комбинация двух направлений, например, выделение и объединение: Мы с Вами, украинцы, имеем как и одинаковые исторические корни, так и одинаковые страдания в новой истории (Поддерживаем Виктора Ющенко (2004) - НКРЯ).
Другие типы употреблений мы также могут участвовать в выражении ценностей в языковой концептуализации мира. Так, вторичные референтные употребления (мы вместо я, вместо ты и т.д.) могут обозначать оценочно сниженную позицию говорящего в коммуникативном акте.
Например, мы вместо я может выражать значение социально сниженной позиции, «социальной приниженности»: [Кучер - барину]: - Да
что будешь делать, батюшка! Лошади, вы сами видите, заморенные... опять жара. А петь мы не можем: мы не ямщики... (Тургенев И.С. «Рудин»).
Оно может обозначать и психологически сниженную позицию, например, в ироническом противопоставлении мы (т.е. Я) как «простых, необразованных», и вы (т.е. ТЫ) как «сложных, утонченных»: - Извините меня, милостивый государь, - промолвил Волынцев, обернувшись и отступив шаг назад, - я готов отдать полную справедливость вашим намерениям, все это прекрасно, положим, даже возвышенно, но мы люди простые, едим пряники неписаные, мы не в состоянии следить за полетом таких великих умов, каков ваш... (Тургенев И.С. «Рудин»).
Мы вместо я, напротив, может выражать ценностно возвышенную позицию говорящего по отношению к собеседнику. Это проявляется в так называемом «начальническом» мы, которое ведет свое происхождение из глубокой исторической древности - из мы р1ига^ majestatis (мы «величества»). Оно встречается в речи официальных приказов, указов и распоряжений сегодняшней деловой речи. В этих случаях коммуникативная установка - подчеркнуть значимость говорящего, который как бы отождествляет себя со всеми, так или иначе находящимися в его власти, присваивая себе их волю, их я (по типу «Государство - это я!»). Причем такое «начальническое» мы проникает и в устную коммуникацию между начальником и подчиненным, когда и в устной беседе вполне возможно услышать что-то вроде: Этого мы вам не можем позволить...
Средством концептуализации ценностной позиции является так называемое «автореферентное» мы, означающее референцию к самому словоупотреблению, а не к реалиям, стоящим за ним. Это - способ емкой и семантически конденсированной концептуализации такого сложного смыслового целого, как 'моя (твоя, ваша, наша) точка зрения, или моя (твоя, ваша, наша) позиция, мои (твои, ваши, наши) убеждения и взгляды, вкусы и идеалы, или даже мое (твое, ваше, наше) психологическое состояние и пр.'.
Не правда ли, проще весь этот блок концептуально значимой информации выразить словосочетанием типа мое (твое, ваше, наше) «мы», которое в общем виде может означать что-то вроде 'мой (твой, наш, ваш) способ употреблять слово «мы»'? Такое мы крайне разнообразно по спектру выражения возможных ценностно значимых позиций.
Например, оно может выражать идею круга психологически или культурно близких людей, употребляющих по отношению к себе мы: А ведь от этого зависит, каких людей вы замечаете, каких нет, какие люди обязательно пройдут мимо вашего внимания, хотя будут наделены всеми достоинствами, мыслимыми и немыслимыми, но они в ваше Мы не попадают - не из вашей компании, не из того круга (Калинаускас И.Н. «Духовное сообщество»).
Оно может метафорически выражать идею духовной общности людей, например, в брачном союзе: Остерегайтесь женщины, у которой много подруг, ибо они будут постоянно стремиться разрушить ваш брачный союз, ваше «мы». Впрочем, одна подруга - ещё хуже: со временем она может стать вашей женой (Сирилл Коннолли, Цитатник Tajna о^а). - Имеется в виду именно способ говорить мы применительно к единству мужа и жены как некого коллективного субъекта говорения, восприятия и действия.
Такое мы может обозначать систему взглядов и убеждений, особенно в ситуации «аксиологической полярности» (Купина 1995): А вот здесь мое мы и твое мы совсем не совпадают и по многим позициям. <... > Ага, понятно почти все, кроме одного: совпадает ли в данном случае мое мы и твое мы... (Компьютерный форум Ru.Board).
Оно также служит для обобщенного выражения говорящим определенной психологической установки адресата: С о ц и о д р а м а т у р г: И какое из ваших «мы» обращено наружу, публике, клиентам, покупателям? Гордое «мы», с каким вы приходите на переговоры, или то «мы», которое вы бросили сейчас в лицо вашим партнерам, когда назвали их «неуправляемым балаганом»? (Р. Золотовицкий, Социодрама одной управленческой команды // Источник: «Персонал-Микс»).
Осознанное употребление в разных типах дискурса подобного автореферентного мы Е.Н. Ремчукова связывает с тем, что категория лица является «излюбленным» объектом грамматической рефлексии носителей языка (Ремчукова 2005: 119). Поскольку «лицо у местоимений, занимая место лексических значений, оказывается главным в слове, оно дано как бы крупным планом» [Гин 1996: 109], говорящий находит возможность актуализовать это значение по типу «обычной» номинативной единицы, задействовать его в разных типах ценностно значимых сочетаний (ваше «мы») или противопоставлений
(«мы» и «они»): В условиях обострения межнациональной напряженности происходит поляризация граждан по принципу «мы» и «они», причем этот процесс затрагивает даже детей (Хамчиев Белан. «Общность судеб» // Жизнь национальностей. 2002 - НКРЯ).
Богатые возможности мы выражать культурно значимую идею «своего мира», «круга своих, наших», равно как и маркировать мотиваци-онную сферу, комплекс мотивационно-прагмати-ческих установок говорящего, определенную систему убеждений и ценностей, активно эксплуатируются и в художественной литературе, когда мы выступает в роли средства художественной выразительности, участвует в создании «языковой игры» и в построении разного рода стилистических приемов и тропов.
Список литературы
Апресян Ю.Д. Дейксис в лексике и грамматике и наивная модель мира // Семиотика и информатика. М.: Наука, 1986. Вып. 28. С. 5-33.
Арутюнова Н.Д. Типы языковых значений: Оценка, событие, факт. М.: Наука, 1988.
Зализняк Анна А. Многозначность в языке и способы ее представления. М.: «Языки славянских культур», 2006.
Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. М.: Наука, 1987.
Купина Н. А. Тоталитарный язык: Словарь и речевые реакции. Екатеринбург-Пермь: Изд. УрГУ, 1995.
Роль человеческого фактора в языке. Язык и картина мира: кол. мон. / отв. ред. Б.А. Серебренников. М.: Наука, 1988.
Ремчукова, Е.Н. Креативный потенциал русской грамматики. М.: Издательство РУДН, 2005.
Степанов, Ю.С. Константы. Словарь русской культуры. Опыт исследования. М.: Школа «Языки русской культуры», 1997.
IJu. Graneva
PRONOUN WE AND THE PROBLEM OF THE LINGUAL CONCEPTUALIZATION OF THE WORLD
The article deals with problem of language conceptualization of the world by the pronoun my (we) in Russian in the network of communicative-pragmatic approach. The author examines expressive potential of primary referential usages, secondary referential usages and non-referential usages of the pronoun «my» («we») in texts of poetry and prose.
Key words: language conceptualization of the world, pronoun my (we) in the Russian language, communicative-pragmatic approach, primary referential usages, secondary referential usages and non-referential usages of the pronoun.
