CC BY
103
ВЕСТНИК ПЕРМСКОГО УНИВЕРСИТЕТА
2010 РОССИЙСКАЯ И ЗАРУБЕЖНАЯ ФИЛОЛОГИЯ Вып.5(11)
УДК 82.161.1:82.091
«МАСТЕР И МАРГАРИТА» И «ПОЭМА БЕЗ ГЕРОЯ»: ПАРАДОКСЫ ХУДОЖЕСТВЕННОГО ВРЕМЕНИ И ПРОСТРАНСТВА
Светлана Викторовна Бурдина профессор кафедры русской литературы Пермский государственный университет
Пермь, ул. Строителей, 34 а, кв. 55. swburdina@rambler.ru
В статье обосновывается возможность взглянуть на роман Булгакова как на определенный ключ к дешифровке поэмы Ахматовой. Доказывается, что своеобразие хронотопа «Мастера и Маргариты» повлияло на то необычное решение проблемы времени-пространства, которое предлагает в «Поэме без героя» Ахматова. Типологически родственные процессы в творчестве авторов представлены как свидетельство духовного кризиса эпохи, выражение ее «маскарадной» сущности.
Ключевые слова: художественное пространство; художественное время; автор; интертекстуальность; «маскарадный» мир; «зеркальная» модель.
Очевидно, что применительно к великому роману Булгакова просто невозможно говорить о линейном течении времени, о традиционных формах организации пространства; исследовать хронотоп «Мастера и Маргариты» вряд ли возможно в общепринятой системе координат. Подобное обнаруживается и в другом выдающемся тексте ХХ столетия - «Поэме без героя» Ахматовой1. Если попытаться подойти к проблеме пространства и времени этих произведений с общепринятыми мерками, то придется, скорее всего, признать, что и в поэме Ахматовой, и в романе Булгакова ни времени, ни пространства попросту нет...
Ну что такое время, если оно у Ахматовой то начинает идти вспять, а то и вовсе останавливается:
Крик петуший нам только снится,
За окошком Нева дымится,
Ночь бездонна и длится, длится -Петербургская чертовня...2 Остановившееся время Поэмы («А часы все еще не бьют.» - 3: 172; «Пусть теперь остановится время / На тобою данных часах» - 3: 200) заставляет вспомнить о ситуации, жестко обозначенной в поэме Ахматовой «Путем всея земли». В одном из вариантов текста этой поэмы существовал эпиграф, библейская образность которого была впрямую направлена на выявление апокалиптической сущности переживаемого Ахматовой исторического времени: «И Ангел
поклялся Живущим, что времени больше не будет». Показательно, что эти слова присутствуют и в рукописях книг «Нечет» и «Бег времени», а также предваряют в качестве эпиграфа один из фрагментов балетного либретто по «Поэме без героя». Являясь вольной цитатой из Апокалипсиса, слова об исчезновении времени отсылают как к своему источнику к откровениям святого Иоанна Богослова: «И Ангел, которого я видел стоящим на море и на земле, поднял руку свою к небу. И поклялся Живущим во веки веков, который сотворил небо и все, что на нем, землю и все, что на ней, и море и все, что на нем, что времени уже не будет» (Откр 10: 5-6).
В соответствии с парадоксами «маскарада» начала века это же самое остановившееся, или разрушенное, время оказывается в «Поэме без героя» одновременно и бесконечным, вечным: «Ночь бездонна и длится, длится - / Петербургская чертовня... » Перекличка с романом Булгакова, сопровождающим текст Поэмы в качестве важнейшего ее ассоциативного ряда, здесь показательна. Слова Воланда: «Праздничную ночь приятно немного и задержать» [Булгаков 1988: 654] - как нельзя лучше передают своеобразие художественного времени в романе - его относительность, нереальность. Это далеко не единственное «совпадение» двух произведений выявляет общую доминанту в характере художественного мышления обоих художников, тяготеющих к «фантастическому реализму» (Вяч.Иванов).
© Бурдина С.В., 2010
147
Структура художественного времени в Поэме определяется принципом, который О.Седакова называет «одно в другом». Будущее, по Ахматовой, зарождается и формируется в глубинах прошлого, именно поэтому прошлое предопределяет будущее и сохраняется в нем. Иначе говоря, не только прошлое содержится в будущем, но и будущее - в прошлом. Вот она, предложенная Ахматовой в «Поэме без героя» формула времени как такового:
Как в прошедшем грядущее зреет,
Так в грядущем прошлое тлеет -Страшный праздник мертвой листвы.
(3: 174)
Эти поэтические строки - конспект Поэмы, ее философская модель. Впитывая, абсорбируя прошлое, магические зеркала Поэмы транслируют будущее. Гадая в новогоднюю ночь 1941 г. на будущее, героиня видит свое прошлое3. В свою очередь, описанное в Поэме предвоенное прошлое, заключая в себе завязь будущего, является указанием на грядущие трагические события, свидетелем которых выпадет стать автору Поэмы. Символично и то, что в финале произведения (в одном из вариантов) вновь появляется, отсылая к его началу, образ зеркала; но на этот раз в зеркальной глади возникают картины, которые в 1941 г. (это год начала поэмы, точка отсчета) могли относиться к будущему:
И самой же себе навстречу Непреклонно в грозную сечу,
Как из зеркала наяву,
Ураганом - с Урала. С Алтая,
Долгу верная, молодая,
Шла Россия спасать Москву.
(3: 159)
Будучи своеобразным акцептором, зеркало Поэмы «принимает» в себя прошлое и будущее. Суть времени прошлого может быть постигнута, как считает Ахматова, лишь в его проекции на будущее и наоборот. Осмысляя трагедию Великой Отечественной войны как расплату за греховное прошлое, автор «Поэмы без героя» выносит приговор поколению десятых годов, вершит суд над прошлым с позиций будущего.
Сконцентрированное в емкой поэтической формуле понимание сущности времени удивительно близко к трактовке времени Т.С.Элиотом, что подтверждает эпиграф к «Решке» - первая фраза поэмы «Четыре квартета» «In my beginning is my end» (В моем начале мой конец - англ.), являющаяся парафразом из девиза шотландской королевы Марии Стюарт. Показателен и существующий в некоторых списках вариант этого эпиграфа: «My future is in my past» (Мое будущее содержится в моем прошлом - англ. ).
Если есть в Поэме формула времени, значит, должна быть и формула пространства. «Это где-то там - у Тобрука. / Это где-то здесь - за углом» (3: 200). Прочитать эту поэтическую строку как «формулу» пространства помогает Э.Герштейн: «Бои, действительно, шли под Тобруком, но с апреля по декабрь 1941 года длилась осада этого порта. Анна Андреевна, оплакавшая в своих стихах осаду Парижа и бомбежку Лондона, не могла пройти мимо особого испытания людей, запертых в городе, подвергавшихся обстрелу с моря и воздуха, переносивших голод, страх и смерть. Всю весну и лето мы с трепетом разворачивали газеты, надеясь узнать, что блокада Тобрука уже кончилась, но она продолжалась. Ахматова успела испытать начало блокады в Ленинграде. Теперь эти ужасы были уже не “где-то там”, а “здесь за углом”» [Герштейн 1993: 64].
Поэтическая формула «Это где-то там - у Тобрука. / Это где-то здесь - за углом» точно передает характер пространственного мышления Ахматовой. Конкретное реальное пространство («здесь, за углом») приобретает символический ореол, раздвигается художником до невероятных размеров, т.е. становится безмерным. В то же время предельно конкретизируется «дальний» пространственный образ («там - у Тобрука»), он приобретает реальные черты, воспринимается как знакомый и «соседний». При этом каждый образ пространственной оппозиции может быть прочитан и «измерен» только через другой, посредством другого: суть пространства «ближнего» и конкретного можно понять лишь в проекции его на пространство «дальнее» и наоборот. Возникает ощущение того, что два пространственных образа, составляющих оппозицию «там» - «здесь», совмещаются, как бы накладываются друг на друга, в семантическом поле ахматовско-го текста они оказываются не противостоящими, а взаимозаменяемыми - сама оппозиция снимается. Получается, что пространство в произведении Ахматовой подчиняется тем же закономерностям, что и время. Названный О.Седаковой «одно в другом» принцип организации времени реализуется в Поэме, таким образом, и на уровне моделирования пространства.
Как и время, пространство в ахматовском произведении лишено какой бы то ни было определенности, традиционности. Разве можно говорить о пространственных константах, если контуры пространства постоянно меняются, если реальное, фактически существующее в поэме пространство то раздвигается, то сужается, и эта трансформация происходит на наших глазах, она физически осязаема, зрима:
А для них расступились стены,
Вспыхнул свет, завыли сирены
И, как купол, вспух потолок.
(3: 172)
Не увидеть явной переклички с романом Булгакова здесь просто невозможно. Как и у Ахматовой, пространство в романе причудливым образом раздваивается, превращаясь в фантастическое, но, что существенно, сохраняя при этом черты реального: «Ее поражало, как в передней обыкновенной московской квартиры может поместиться эта необыкновенная невидимая, но хорошо ощущаемая бесконечная лестница» [Булгаков 1988: 612]; «Но самое поразительное -размеры этого помещения. Каким образом все это может втиснуться в московскую квартиру? Просто-напросто никак не может» [там же].
Пути реконструкции пространства в Поэме парадоксальны. Столь же свободно пространство может подвергаться и обратной трансформации: «Факелы гаснут, потолок опускается. Белый (Зеркальный) зал снова делается комнатой автора» (3: 177). Параллель с романом Булгакова уместна и в этом случае: после бала у сатаны «колонны распались, угасли огни, все съежилось, и не стало никаких фонтанов, тюльпанов и камелий. А просто было, что было - скромная гостиная ювелирши...» [Булгаков 1988: 636-637].
Если это просто совпадения, то - весьма симптоматичные, символичные, выявляющие единство двух художников во взгляде на современное им реальное время и пространство. За ними, за этими совпадениями, - особенность исторической эпохи, в которую жили и творили оба художника, уникальность времени, в которое были созданы два великих произведения. Конечно, однозначно ответить на вопрос, случайная это перекличка или же осознанная цитация, вряд ли возможно. Сложность вопроса о влиянии романа на Поэму связана с тем фактом, что основная часть поэмы была написана еще до того, как Ахматова прочитала роман Булгакова. Именно поэтому, как считает В.В.Иванов, «.здесь существенно скорее всего не взаимное влияние, а взаимная поддержка: Булгаков и Ахматова шли по сходному пути, для тогдашней русской литературы необычному» [Иванов 1989: 132]. Однако нужно учитывать и то, что работу над Поэмой Ахматова продолжала и дальше, до конца жизни. Поэтому возможно все-таки говорить и о случаях прямого цитирования, о булгаковских реминисценциях в Поэме, о прямом генетическом восхождении отдельных образов ахматовского произведения к булгаковскому роману. Во всяком случае, своеобразие хронотопа «Мастера и Маргариты» явно повлияло на то решение проблемы времени-пространства, которое предлагает Ах-
матова в поэме. Более того: роман Булгакова можно рассматривать как определенный ключ к парадоксам ахматовского хронотопа.
Нельзя не увидеть, что параметры художественного времени и художественного пространства в Поэме определяются все той же порождающей эффект бесконечности «зеркальной» моделью. Конкретное пространство - комната автора в Фонтанном Доме - и конкретное время - канун 1941 г., «заданные» в сюжетной завязке произведения, постоянно меняют свои очертания, преображаются, подвергаются порой просто фантастическим изменениям. «Как вы были в пространстве новом, Как вне времени были вы» (3: 182) -привычная для ахматовского произведения ситуация. «Встроенное» в зеркала Поэмы время конкретное, реальное оборачивается бесконечностью (или же отсутствием времени, что в контексте поэмы одно и то же). Теряет свою определенность и пространство: попадая в поле направленных друг на друга, друг друга отражающих зеркал, все пространственные образы Поэмы начинают двоиться, троиться, множиться до бесконечности - «до дна шкатулки». Столь своеобразное пространственное мышление автора обусловливает появление в поэме такой, например, ремарки: «И в то же время в глубине залы, сцены, ада или на вершине гетевского Брокена появляется Она же (а может быть, - ее тень)» (3: 178). Показателем «неопределенности» пространства (или мерой его бесконечности) является здесь то обстоятельство, что вариант пространственного решения сцены должен выбрать по своему усмотрению сам читатель.
Таким образом, парадоксальным образом организованные в произведениях Булгакова и Ахматовой время и пространство явились выражением «маскарадной» сущности эпохи, отразили то ощущение ее духовного кризиса, которое так точно было сформулировано в статье Вяч.Иванова 1908 г. «Две стихии в современном символизме»: «Не религиозная настроенность нашей лиры или ее метафизическая устремленность плодотворны сами по себе, но первое еще темное и глухонемое осознание сверхличной и сверхчувственной связи сущего, забрезжившее в минуты последнего отчаяния разорванных сознаний, в минуты, когда красивейший калейдоскоп жизни стал уродливо искажаться, обращаясь в дьявольский маскарад, и причудливое сновидение переходить в удушающий кошмар» (курсив мой. - С.Б) [Иванов 1994: 160].
1О своеобразии художественного времени и пространства у Ахматовой см.: Бурдина С.В. Парадоксы хронотопа в «Реквиеме» А. Ахматовой // Вестник
Пермского университета. Российская и зарубежная филология. 2009. Вып.6. С.60-66; Бурдина С.В. Архитектурный пейзаж Петербурга в зеркалах «Поэмы без героя» // Вестник Пермского университета. Российская и зарубежная филология. 2010. Вып. 2(8). С. 136140.
2Ахматова А.А. Собр. соч.: В 6 т. М.: Эллис Лаг,
1998. Т.3. С.176. Далее ссылки на это издание даются в тексте с указанием тома и страницы в круглых скобках.
3Этот факт является для Л.Г.Кихней подтверждением того, что не только пространство, но и время Поэмы оказывается «зазеркаленным» [Кихней 1997:
119]. О зазеркаленности времени в Поэме свидетельствует, как считает исследователь, и следующее обстоятельство. Гадая в канун 1941 г. на будущее, героиня видит в зеркалах поэмы прошлое - год 1914-й.
Так образуется зеркальная пара чисел: 1914-1941. На то, что речь идет именно о 1914 г., вернее о кануне 1914 г., указывает прозаическая ремарка, которой Ахматова хотела предварить начало Поэмы: «Фонтанный Дом. 31 декабря 1940. Старые лондонские часы, которые (пробив по рассеянности 13 раз) остановились ровно 27 лет тому назад, без постороннего вмешательства снова пошли, пробили без четверти полночь <...> и снова затикали, чтобы достойно встретить новый (по их мнению, вероятно, 14-й) год» (3: 271).
Список литературы
Ахматова А.А. Собр. соч.: В 6 т. М.: Эллис Лаг, 1998.
“MASTER AND MARGARITA” AND “POEM WITHOUT A HERO”: PARADOXES OF FICTION TIME AND SPACE
Svetlana V. Burdina
Professor of Russian Literature Department Perm State University
An idea to regard the novel by Bulgakov as a key to decipher the poem by A.Akhmatova is considered in the article. It is proved that the specificity of the chronotope of the novel “Master and Margarita” in-
fluenced the unusual solving of the Time-Space problem done by A.Akhmatova in “Poem without a hero”. Typologically close related processes in the authors’ creative works indicate spiritual crisis of the epoch, its mascarade essence expression.
Key words: fiction space; fiction time; author; intertextuality; mascarsde world; mirror model.
Булгаков М.А. Романы. М.: Современник, 1988.
Бурдина С.В. Парадоксы хронотопа в «Реквиеме» А.Ахматовой // Вестник Пермского университета. Российская и зарубежная филология. 2009. Вып. 6. С.60-66.
Бурдина С.В. Архитектурный пейзаж Петербурга в зеркалах «Поэмы без героя» А.Ахматовой // Вестник Пермского университета. Российская и зарубежная филология. 2010. Вып. 2(8). С. 136-140.
Бурдина С.В., Мокрушина О.А. О семантике образов «зимнего ряда» в поэзии А.Ахматовой // Вестник Пермского университета. Российская и зарубежная филология. 2010. Вып. 1(7). С.95-100.
Герштейн Э. Заметки о «Поэме без героя» Анны Ахматовой // Петербургский журнал. 1993. № 1-2.
Иванов В.В. «Поэма без героя», поэтика поздней Ахматовой и фантастический реализм // Ах-матовский сб. Париж, 1989. С. 131-135.
Иванов Вяч. Две стихии в современном символизме // Иванов Вяч. Родное и вселенское. М.: Республика, 1994. С. 143-169.
Кихней Л.Г. Поэзия Анны Ахматовой. Тайны ремесла. М.: «Диалог МГУ», 1997.
