CC BY
107
УДК 82-531 Э. Ф. Осипова
Вестник СПбГУ. Сер. 9. 2012. Вып. 2
МАРГАРЕТ ФУЛЛЕР И ТРАНСЦЕНДЕНТАЛИСТЫ
0 Маргарет Фуллер в отечественном литературоведении написано сравнительно мало. Ее имя упоминается в связи с ее журналистской деятельностью в «Нью-Йорк Трибьюн» [1], две статьи посвящены ее роли в развитии американской критики [2, 3]. О деятельности Фуллер на посту редактора журнала «Дайел», бывшего рупором транс-ценденталистских идей, в самых общих словах пишет С. Г. Шишкина [4].
Маргарет Фуллер редактировала журнал в 1840-1842 годах. Она способствовала формированию и популяризации идей трансцендентализма, который пережил свой расцвет в 1836-1844 годы. Нужно сказать, что реакция публики на материалы журнала, освещавшего проблемы религии, философии и искусства, была довольно враждебной, так что редактору требовались немалое мужество и упорство для выполнения своей работы. Из публикаций «Дайела» самую резкую критику вызвали, пожалуй, «Орфические речения» Бронсона Олкотта. Трактат этот, по словам одного из бостонских журналистов, был «шагом от возвышенного к нелепому» [5, p. 62]. Художественный уровень журнала очень точно определил Орест Браунсон: взгляды трансценденталистов, говорил он, были гораздо «выше» формы их выражения.
Свою политику в журнале, ставшем заметной вехой интеллектуального развития философской и эстетической мысли в США, Маргарет Фуллер определила следующим образом: «Нужно предоставить свободу выражения самым разным людям, чего бы это ни стоило» [6, p. 146]. Такой подход позволяет оценить взгляды трансценденталистов во всем их разнообразии, несмотря на несовершенство художественной формы. Сама Фуллер на страницах журнала выступала одновременно в разных ипостасях — критика, эссеиста, пропагандиста реформаторских идей, переводчика и поэта. Во всех этих сферах (за исключением последней) ей удалось внести ощутимый вклад в американскую культуру.
Первый том «Дайела» открывался «Кратким очерком о критиках», в котором Фул-лер сформулировала свои эстетические воззрения и принципы редакторской политики. Она говорила о необходимости «стремиться к постижению божественных истин философии» [7, vol. 1, p. 6] и, исходя из этой посылки, выделила три класса критиков1. На нижней ступени этой своеобразной иерархии находились «субъективные» критики, пишущие «исключительно для литературного рынка». На следующей ступени — критики «оценивающие» (apprehensive), задачей которых было «всего лишь хвалить или ругать». На высшую же ступень Фуллер поместила критиков «постигающих» (comprehensive) [8, p. 157, 168]. Именно они проникают в сокровенный смысл произведения искусства и «постигают аналогии, заключенные во вселенной» [7, vol. 1, p. 6]. В этой фразе слышится отзвук «теории соответствия» Эмерсона, являвшейся важным принципом трансценденталистской философии. Рассматривая критику как особый вид литературы, Фуллер подчеркивала именно это обстоятельство — способность
1 Е. М. Апенко называет четыре типа критиков [3, с. 573], хотя Фуллер говорит о трех: «субъективных», «оценивающих» и «постигающих». А. М. Зверев упоминает лишь о двух из названных Фуллер типах: о критиках «субъективных» и «толкователях» [1, с. 313].
© Э. Ф. Осипова, 2012
критика «постигать аналогии», или высшие закономерности бытия. Ее эссе о Гете являет собой пример «постигающей» критики». Правда, подход Фуллер к творчеству немецкого писателя был скорее биографическим, нежели аналитическим, а ее критика Гете как человека — слишком строгой: Гете, по ее мнению, не удалось «постигнуть глубинных истин бытия» [8, p. 168]. В троичной эстетической иерархии «Художник — Талант — Гений» (Artist — Master — Seeker) Маргарет Фуллер не ставит Гете на высшую ступень. По сути дела, она предвосхитила отношение к Гете Эмерсона, которое тот высказал в книге «Представители человечества» (1850). Как верно заметил А. М. Зверев, «эстетическое оказывалось у нее, как и у Эмерсона, подчинено метафизическому» [1, с. 313]. Верно и то, что взгляды Фуллер и Эмерсона резко отличались от представлений об искусстве и критике, сформулированных Эдгаром По.
Интересен принцип, которым Фуллер руководствовалась при отборе представленных на ее суд рукописей. Она, естественно, отбирала то, что соответствовало ее собственным взглядам. Что, к примеру, побудило ее напечатать длинную статью Джорджа Рипли о «романе» Ореста Браунсона «Чарльз Элвуд, или Обращенный безбожник», которой в первом номере «Дайела» выделено довольно много места? Ведь произведение Браунсона не отличалось художественными достоинствами, и назвать его романом можно лишь с очень большой натяжкой. Не случайно ему уготовано было полное забвение. Тем не менее, публикация «Чарльза Элвуда» послужила толчком для критического эссе Рипли, в котором основатель колонии Брук-Фарм изложил свои мысли не только о рецензируемом произведении, но и о религии и духовной жизни вообще. В эссе присутствовало и «постижение аналогий, существующих во вселенной», а для Фуллер это было ключевым моментом настоящей критики. Джордж Рипли писал, что только усиление духовной жизни сможет изменить общественные институты. Интересно, что он прибегнул к типично трансценденталистской риторике, говоря о том, что общественная и культурная жизнь Америки должна «наполниться духовным». Этот феномен трансценденталисты именовали непереводимым словосочетанием the influx of spirit.
Конструирование утопий было свойственно единомышленникам Маргарет Фул-лер. Ральф Эмерсон облек свою романтическую утопию в философские одежды, Генри Торо прибегнул для этого к образам и идеям философии природы. Что касается Бра-унсона и Рипли, то они воздвигали здание утопий, основанных на всеобщей любви и братстве, и использовали для этого язык и представления религиозной философии. «Человек будет чтить другого человека. Рабство исчезнет. Войны прекратятся. Образование разрушит империю невежества. Гражданская свобода будет всеобщей...» [7, vol. 1, p. 28]. Автор рецензии настойчиво подчеркивал необходимость «одухотворения жизни». Стоит отметить, что отношение Маргарет Фуллер к строительству утопий было несколько иным, чем у Эмерсона, Олкотта или Джорджа Рипли. В письме Уильяму Генри Чаннингу она высказала убеждение в том, что утопию построить невозможно. «По крайней мере, мои мечты о возможности [создания утопии] на этой земле гораздо скромнее, чем у большинства моих друзей. Я вижу ограниченность человеческой природы и думаю, что признание этого факта. стало бы одним из важнейших условий прогресса общества» [9, p. 109]. И все же, несмотря на свой скептицизм, она признавала, что «любой благородный план, любое проявление поэтического гения благовествуют человеку его будущую судьбу» [9, p. 109]. Вот почему Фуллер опубликовала в «Дайеле» в высшей степени идеалистический проект обустройства общества,
который изложил в своей рецензии Джордж Рипли. Она сочла также возможным поместить в журнале статью Элизабет Пибоди «План коммуны в Уэст-Роксбери», содержавшую описание практической утопии трансценденталистов.
Редакторы «Дайела», Фуллер и Рипли, в предисловии к первому выпуску журнала писали о решимости бороться с религиозными догмами, которые «парализуют нас» [7, vol. 1, p. 1], и они твердо следовали этому принципу. Религиозные взгляды Фуллер современникам казались еретическими [10, p. 146]. Она, в частности, интересовалась мистическими учениями и деятельностью христианских сект. О ее интересе к взглядам философа-мистика Андрея Товяньского упоминал польский исследователь Леопольд Веллиш [11]. Знала она и о русских религиозных сектах хлыстов и скопцов2. Фуллер поддержала «трансценденталистского Савонаролу» (как называли Теодора Паркера), вступившего в схватку с унитарианской ортодоксией. После знаменитой речи Эмерсона в Гарварде (Divinity School Address), в которой он обращался к студентам богословского факультета, идеолог бостонских унитарианцев Эндрюс Нортон опубликовал трактат «О современной разновидности безбожия» (1839), в котором нападал на эмер-соновскую проповедь религиозного нонкоформизма. Когда в спор с Нортоном вступил соредактор Фуллер Джордж Рипли, она решительно поддержала и его, что свидетельствовало о религиозном свободомыслии Фуллер.
Эхо разразившейся «войны памфлетов» слышно и в рецензии трансценденталиста Джеймса Кларка на книгу Эндрю Уайли «Ересь сектантства» (Sectarianism is Heresy). Кларк рассуждал о естественной религии и «религии откровения» (религии «жизненной» и «рациональной», в терминологии Фуллер). «Доверие к себе» в вопросах религии заставляло трансценденталистов отвергать институт церкви, поскольку, по словам Кларка, «она всегда извращала его [Христа] намерения и жестко ограничивала веру, всегда указывала и указывает человеку, как ему верить, а не как жить». Это было довольно смелым заявлением для священника, который, подобно Эмерсону, «вынес Бога из церкви и практически сделал профессию проповедника занятием светским» (all but unfrocked the ministerial profession) [6, p. 87].
В 1842 г. Теодор Паркер продолжил спор с Нортоном в эссе «Раннее христианство» (Primitive Christianity), опубликованном в «Дайеле». Сравнивая первые годы христианства с современным ему состоянием религии, Паркер не стеснялся в выражениях: говорил о «бледной набожности, которая кается по воскресеньям и творит свои ханжеские молитвы по будням» [7, vol. 2, p. 311]. В спор о религии на страницах «Дайела» вступил и Уильям Генри Чаннинг, опубликовавший «религиозную новеллу» [5, p. 119] «Эрнест-искатель». Герой, за фигурой которого скрывался сам Чаннинг, ведет спор с Епископом о свободомыслии и религиозном догматизме, о догмате непогрешимости Церкви. Ирония автора по отношению к Епископу недвусмысленна. Церковь, по словам последнего, «не может позволить себе того, чтобы ее паства, как ягнята, блуждала в тумане теорий или пропала в снежной пустыне скептицизма». Эрнест, возражая ему, говорит о необходимости свободомыслия: «Я должен исследовать новые идеи, которые, подобно путникам, приходят к дверям моей хижины. Они, возможно, окажутся прокаженными и заразят меня, но под видом путников мне могут явиться ангелы» [6, p. 87].
2 В этом контексте она упоминала некую загадочную женщину ("the invalid of St. Petersburg"). Об этом мы можем прочесть как в ее эссе «Великий иск» ("The Great Lawsuit"), так и в книге «Женщина в девятнадцатом столетии». Можно предположить, что речь идет о Екатерине Татариновой, игравшей важную роль в религиозной жизни российской столицы во времена Александра I.
Значительное место в журнале отводилось также вопросам философским. На его страницах авторы обсуждали идеи немецкой классической философии, новые тенденции французской романтической историографии, анализировали книгу Томаса Карлайла «О героях, культе героев и героическом в истории», послужившую Эмерсону моделью для его «Представителей человечества». Европейские идеи нужны были Фуллер и ее друзьям из трансцендентального клуба для того, чтобы подкрепить их собственные романтические взгляды, в частности, для обоснования идеи прогресса. Борьба прошлого и настоящего казалась им нескончаемым движением человечества — через победы и поражения — к совершенной свободе. В эссе «Предсказание — Трансцендентализм — Прогресс» Джонатан Сакстон называет свидетельством прогресса движения чартистов в Англии и карбонариев в Италии. Интересно, что в 1846 г. Фуллер выразила сходные идеи в рецензии на роман Жорж Санд «Консуэло». «Мы уверены в том, что действительность, которая кажется нам сейчас столь разорванной и несовершенной, обретет, в конце концов, гармонию. Без устали движется уток истории, добавляя к ткани все новые нити, которые выявят рисунок. Тогда станет ясно: то, что сейчас кажется хаосом, на самом деле — способ достижения порядка и красоты» [12, p. 217].
Работа в «Дайеле» давала Маргарет возможность помещать в журнале собственные очерки, переводы, стихотворения, рецензии. Для последних она выбирала, как правило, произведения американских авторов. Позже, во время работы в «Нью-Йорк Трибьюн», она рецензировала уже в основном книги европейских авторов. По словам Маделен Стерн, Фуллер «приблизила к Нью-Йорку Альпы и Рейн, искусство Англии и краски Италии» [13, p. 367]. Но ближе всего к Бостону стараниями Маргарет Фуллер стал Рейн. Во время работы в «Трибьюн» Фуллер, по ее словам, отрецензировала «больше произведений немецкой, чем какой-либо другой литературы» [14, p. 123]. В «Дайе-ле» она опубликовала эссе о Гете, свой перевод «Разговоров с Гете» Эккермана, а также перевод отрывков из книги Беттины фон Арним «Гюндероде» (1840), в которой автор описала свое романтическое увлечение поэтессой Каролиной фон Гюндероде.
В «Дайеле» был широко представлен жанр рецензии. И это понятно: он давал авторам большую свободу выражения, позволял высказывать взгляды по вопросам религии, эстетики, литературы и искусства. Авторы «Дайела» помещали на страницах журнала критические статьи о писателях и поэтах Старого Света, о новых книгах, музыкальных сочинениях европейских композиторов. В отделе музыки чаще всего появлялись рецензии и обзоры, написанные Джоном Дуайтом и самой Маргарет Фул-лер. Просвещение американцев, считали они, должно включать знакомство с лучшим из того, что дали миру Франция и Германия, Польша и Англия. Американский читатель узнавал что-то новое о Шопене и Листе, Паизиелло и Беллини, Порпоре и Бахе, Бетховене и Вебере, Гайдне и Моцарте. В одной из рецензий Джон Дуайт сравнивал исполнение прозвучавших в Бостоне ораторий Генделя «Мессия» и «Сотворение мира» Гайдна, причем свое мнение он выразил весьма изящно: «Оратория Гайдна подобна греческому храму. Вот он стоит совершенный в своей гармоничности, и не требует никаких доработок. Произведения Генделя — а тем более Бетховена — подобны готическому собору. Он кажется недостроенным, стремящимся вверх, являя собой лишь начало осуществления плана, завершение которого возможно лишь в ином мире» [7, vol. 1, p. 128].
В 1842 г. в «Дайеле» появилось большое эссе Фуллер «Биографии великих композиторов: Гайдна, Моцарта, Генделя, Баха, Бетховена». Стремясь найти нечто общее в жиз-
ни этих композиторов, она говорит об их противостоянии доминирующим вкусам времени, жизнеутверждающем характере их творчества и «боговдохновенной» природе искусства. О Моцарте она высказалась в том смысле, что он был «гением», который «не понимал глубины своих творений» (he builded better than he knew). Здесь Фуллер цитирует строку из стихотворения Эмерсона «Вопрос» (The Problem), в котором поэт говорил о боговдохновенном искусстве и его творцах. Романтический взгляд Фуллер на музыку отразился и в трех сонетах, включенных ею в текст эссе. Два из них посвящены Бетховену и Моцарту, а один — инструментальной музыке, причем тональность, в которой написан сонет, напоминает возвышенный стиль поэзии Эмерсона.
В заметке об открытии выставки в залах бостонского Атенеума Фуллер пишет о скульптурных портретах Байрона и Наполеона, изваянных Торвальдсеном. И тот, и другой, в глазах Фуллер, олицетворяли «тенденции своего времени», другими словами, были «представителями человечества» в том смысле, который вкладывал в это понятие Эмерсон. Ее замечание о «величественном крахе» всей жизни Байрона [7, vol. 1, p. 260] предвосхитило более позднюю оценку творчества поэта, сформулированную ею в 1846 г. Она ставила его ниже Саути, Кольриджа и Вордсворта, творчество которых, в отличие от поэзии Байрона, отмечено «стремлением к бессмертию» [10, p. 201]. В бюсте Наполеона работы Торвальдсена ей виделось художественное воплощение жестокости: то был портрет человека, который стал «инструментом судьбы в преследовании не осознанной им самим цели». Это высказывание особенно интересно для нас: «Российские снега, горы трупов — вот трагический итог, который естественным образом следует за появлением такого человека» [7, vol. 1, p. 262]. Статья содержит лишь намек на то, что героическая страница истории России 1812-1814 годов была известна Фул-лер, но очевидно, с кем были ее симпатии.
На страницах «Дайела» появлялись и опыты Фуллер в области художественной литературы. Новеллы «Магнолия с озера Понтшартрен» и «Мета» по стилю напоминают роман Новалиса «Генрих фон Офтердинген»; в них мы видим романтическую символику цветов, обозначающих чистоту, красоту и духовное преображение в результате реинкарнации. Эпизоды метафизического союза совершенных возлюбленных, побеждающих смерть (Меты и Клопштока, похожих на Генриха и Матильду из романа Нова-лиса), написаны возвышенным слогом. Мета оказывается в раю вместе с возлюбленной Петрарки Лаурой, которая раскрывает ей ее миссию — Мета должна возродить добродетель и благородство, ибо «без них жизнь станет лишь страшным, отрывочным сном» [7, vol. 1, p. 297].
В этих не очень удачных опытах Фуллер отдала дань романтической стилистике. Но ее оригинальность как писателя заключалась в таланте пропагандиста транс-ценденталистских идей, критика и редактора, посредника между культурами Старого и Нового Света.
Были у Фуллер и расхождения с друзьями по трансцендентальному клубу. Они касались проблем стиля и взгляда на человеческую природу. По словам Чарльза Кэп-пера, Фуллер «обращалась к трансцендентализму главным образом для того, чтобы стимулировать культурное возрождение и изменить культурные вкусы американцев» [15, p. 313, 314, 350]. Как критик она придавала большое значение художественной форме, и не случайно ее оценки литературной продукции трансценденталистов были зачастую нелестными. В краткой рецензии на книгу Томаса Карлайла «О героях, культе героев и героическом в истории» она упрекала шотландского философа за то, что свою
любимую мысль он «вбивает в голову читателя до полного онемения чувств последнего», отмечала «высокомерность и резкость его тона» [7, vol. 2, p. 131]. И все же Фуллер одобряла презрение Карлайла к условностям, подчеркивала важность кредо писателя — «быть, а не казаться».
Ее откровенное недовольство многим из того, что писали ее друзья-трансценден-талисты, отразилось и в весьма резкой рецензии на книгу эссе и стихотворений Джонса Вери. Фуллер поместила в журнале нелицеприятную критику стиля и литературных достоинств его книги. Сонеты Вери, писала она, «анемичны и напоминают церковные гимны». А ее замечание о том, что «они обладают возвышенностью и целостностью „Законов Мену"» [7, vol. 2, p. 130-131], воспринимается как попытка анализа, в котором главным было содержание, а не форма. Столь же негативно и ее отношение к трактату Бронсона Олкотта «Отрывки из дневника» (Days from a Diary), опубликованному в последней книжке «Дайела», которую ей довелось редактировать. «Дневник» представлял собой подборку записей, не отличавшихся художественным единством или другими достоинствами, но был исполнен высокого пафоса. Олкотт рассуждал о теософских доктринах Якоба Бёме, критиковал политические взгляды Кольриджа, цитировал неоплатоников Ямвлиха и Порфирия, анализировал эмерсоновские эссе. У Фуллер были, конечно, сомнения относительно разумности публикации сочинения Олкотта, но не согласиться с его основными положениями она, безусловно, не могла. Не удивительно, что после прихода Эмерсона на пост редактора перед ним встала тяжелая задача — «оживить интерес к журналу и каким-то образом смягчить негативное впечатление, которое произвели на читающую публику опусы в стиле Олкотта» [5, p. 76].
Двадцать семь месяцев на посту редактора «Дайела» оказались для Маргарет ценными во многих отношениях. Позже во время работы в «Нью-Йорк Трибьюн», где она опубликовала более 250 рецензий, опыт, накопленный в «Дайеле», оказался для нее как нельзя кстати. Но теперь ее аудитория была несравненно шире (более двух миллионов читателей), а задача как редактора — уже, поскольку она вела только литературную колонку: ее обзоры появлялись на первой странице газеты трижды в неделю. Все критики сходятся во мнении, что на посту литературного редактора «Нью-Йорк Трибьюн» она влияла на вкусы американцев, приобщала их к европейской культуре. Но нельзя забывать, что эта успешная деятельность во многом была подготовлена ее работой как редактора журнала трансценденталистов «Дайел».
Эволюция Маргарет Фуллер как мыслителя и социального реформатора представляет собой путь от философской отстраненности к практическому участию в общественной и политической жизни. По словам американской исследовательницы Белл Гейл Шевиньи, Фуллер «помогла укрепить демократическое самосознание в нарождавшемся, но еще не сформировавшемся среднем классе» [16, p. 37]. Однако ее эволюцию нельзя отделять от того пути, по которому развивались взгляды других трансценден-талистов — Торо, Паркера, Рипли, Элизабет Пибоди, Уильяма Генри Чаннинга. Неправомерно было бы противопоставлять «статическую позицию» Эмерсона и «динамическую» Маргарет Фуллер [10, p. 148]. «Американская Коринна», как иногда ее называют, искала собственные способы практического действия. Впрочем, Эмерсон, Паркер или Торо не только «воспаряли над реальностью», как подчас пишут исследователи. Они были не только философами, но и учителями, лекторами, проповедниками, издателями и журналистами. Многие из них активно боролись за отмену рабства, не будучи формально членами аболиционистских обществ.
Весьма примечателен тот факт, что в «Воспоминаниях» о Маргарет Фуллер, написанных после ее трагической гибели, Кларк, Эмерсон и Уильям Генри Чаннинг практически не затронули ее деятельности на посту редактора «Дайела». Однако во временной перспективе становится очевидным, что эта работа сыграла в ее жизни и творчестве весьма важную роль. Она способствовала становлению трансценденталистских взглядов Фуллер, дала ей возможность самовыражения, помогла сформировать передовые для своего времени взгляды, в частности, представление о роли женщин в общественной и частной жизни. Во всей полноте они отразились в главной книге Фуллер «Женщина в девятнадцатом столетии». Не в меньшей степени они воплотились и в ее исполненной драматизма жизни.
Литература
1. Зверев А. М. Маргарет Фуллер // История литературы США: в 6 т. М.: Наследие, 1999. Т. 2. С. 305-316.
2. Зыкова Е. П. Литературная критика американских романтиков (эссеистика Маргарет Фуллер) // Филологические науки. 1981. № 5. С. 29-36.
3. Апенко Е. М. Литературная критика // История литературы США: в 6 т. М.: Наследие, 2000. Т. 3. С. 571-573.
4. Шишкина С. Г. Маргарет Фуллер в журнале «Дайел» // Проблемы зарубежной критики: сб. статей. Тюмень: Тюменский гос. ун-т, 1981. С. 13-21.
5. Myerson J. The New England Transcendentalists and the Dial. A History of the Magazine and its Contributors. Rutherford: Fairleigh Dickinson University Press, 1980. 345 p.
6. Mehren J. von. Minerva and the Muse. A Life of Margaret Fuller. Amherst: Univ. of Massachusetts Press, 1994. 398 p.
7. The Dial. A Magazine for literature, philosophy and religion. New York: Russell and Russel, 1961.
8. The American Transcendentalists. Their Prose and Poetry / ed. P. Miller. Garden City; New York: Doubleday & Company, 1957. 388 p.
9. The Letters of Margaret Fuller. Vol. 1-6 / ed. by R. N. Hudspeth. Ithaca; New York: Cornell University Press, 1983. Vol. 2. 276 р.
10. The Woman and the Myth. Margaret Fuller's Life and Writings / compiled by B. G. Chevigny. Old Westbury; New York: Feminist Press, 1976. 500 p.
11. Wellisz L. The Friendship of Margaret Fuller Ossoli and Adam Mickiewicz. New York: Polish Books Importing Co, 1947. 40 p.
12. Fuller M. "Woman in the Nineteenth Century" and other writings / ed. by D. Dickenson. New York: Oxford University Press, 1994. 261 p.
13. Stern M. The Life of Margaret Fuller. New York: Dutton and Co., 1942. XVI, 549 p.
14. Durning R. Margaret Fuller, Citizen of the World. An Intermediary between European and American Literatures. Heidelberg: Carl Winter Universitats Verlag, 1969. 144 p.
15. Capper Ch. Margaret Fuller. An American Romantic Life. Vol. 1-2. New York: Oxford University Press, 1992. Vol. 1. The Private Years.
16. Chevigny B. G. "Cheat Me [On] by No Illusion": Margaret Fuller's Cultural Critique and its Legacies // Margaret Fuller's Cultural Critique. Her Age and her Legacy / ed. by F. Fleischmann. New York: Peter Lang, 2000. Р. 27-39.
Статья поступила в редакцию 16 апреля 2012 г.
