CC BY
121Раздел 2
СУГГЕСТИВНАЯ ФУНКЦИЯ ЯЗЫКА И РЕЧЕВОЕ МАНИПУЛИРОВАНИЕ
К.И. Бринев
МАНИПУЛЯТИВНОЕ ФУНКЦИОНИРОВАНИЕ ЯЗЫКА В ЮРИСЛИНГВИСТИЧЕСКОМ И СОБСТВЕННО ЛИНГВИСТИЧЕСКОМ АСПЕКТАХ
1. Языкоречевая манипуляция: на стыке языка и права
Своего рода трюизмом становится в настоящее время утверждение о том, что мы живем в эпоху информации. Информационные процессы и технологии становятся определяющими многих сфер жизни: от политической (уровень государства) до прав и свобод личности. Думаем, не будет преувеличением сказать о том, что обладание информацией, умелое ее использование в каком-то отношении сливается с обладанием властью во всех ее проявлениях. Использование информации может иметь множество целей и быть ориентированным на разные задачи. Среди таких целей особо выделяется манипулятивная цель. «Существуют различные определения "манипуляции", суть которых сводится к тому, что подобное психологическое воздействие ведет к скрытому возбуждению у другого человека намерений в интересах манипулятора, не совпадающих с его актуально существующими желаниями; при этом воздействие, как правило, остается незамеченным манипулируемым»1.
Нет большой необходимости говорить о том, что язык представляет собой мощный источник хранения и переработки любого типа информации: в настоящее время бурно развивается
1 Это определение было дано Центральной Северо-Кавказской лабораторией судебной экспертизы МЮ РФ (Ростов -на-Дону) в экспертном заключений по поводу деятельности так называемых финансовых пирамид (см. далее). Понятно, что определение сформулировано в психологическом ключе: лингвистические аспекты манипуляции находятся на стадии начальных исследований.
156
когнитивная лингвистика, в ведении которой находятся данные вопросы. Нет нужды говорить и об огромной роли языка (речи) в процессах манипулирования сознанием кого бы то ни было. Уместно вспомнить о самом отношении рядовых носителей языка к речевому поведению авторитетных субъектов государства (политических лидеров, СМИ, деятелей искусства и культуры), чтобы убедиться, что оценка манеры говорения (построения дискурса) является не последним фактором оценки информации в параметрах ее истинности, этичности и т.п. Такая манера в определенных случаях (если не всегда!) отождествляется с типом личности (от этических ее оценок до оценки ее деловых качеств), и в конце концов «правильно» произнесенные (напечатанные) слова и тексты для общественного сознания есть призыв к определенному действию2. «Правильно говорит Жириновский (Путин), нужно....3». Формулу «слово-действие» наглядно иллюстрируют предвыборные листовки и слоганы, по поводу которых зачастую подаются иски по защите чести, достоинства и деловой репутации.
На интуитивном уровне кажется очевидным тот факт, что языкоречевая манипуляция - это вид речевой деятельности, который сопряжен с нарушением определенных прав человека (на уровне обыденного сознания данный концепт синонимизируется, очевидно, с концептами «обман», «мошенничество») и потому подлежит правовому регулированию, но естественно, что интуитивная констатация является недостаточным основанием для положительного юридического решения данной проблемы4. Нужны конкретные исследовательские разработки прежде всего в области юриспруденции и лингвистики, а также на стыке этих двух наук.
2 Обыденные (языковые и метаязыковые) представления о манипулятивном функционировании русского языка должны стать объектом систематического изучения в рамках «юрислингвистики манипулирования».
3 Здесь важна сама формула перехода от слова к действию, поэтому вместо многоточия могут быть использованы различные продолжения, как-то: «мыть сапоги в индийском океане», «мочить всех в сортире» и т.п.
4 Например, текст любой рекламы изначально манипулятивен (манипулятивность - его онтологическое свойство), и вопрос о легитимности текста рекламы в этом аспекте остается открытым.
157
В связи с этим встают юридические и лингвистические проблемы, а также проблемы на стыке языка и права, которые и призвана решать юрислингвистика.
Например, в юридическом аспекте встает проблема юридизации понятия языкоречевой манипуляции, вхождение / невхождение последней в сферу правового регулирования. В этой связи должны быть найдены собственно юридические основания для включения названного понятия в сферу юридического языка со всеми вытекающими из этого последствиями. Мы считаем, что такие (по крайней мере внешние по отношению к праву) основания существуют, и связаны они прежде всего с противоречивыми процессами, происходящими в современном российском обществе. Характер современного права определяется двумя противоборствующими тенденциями: стремлением к укреплению административной власти [Денисов, 2001]5 и признанием свобод личности. Думается, что социальные процессы идут все-таки в сторону установления баланса этих двух детерминант. Особо ярко это проявляется в характере правового регулирования речевых конфликтов. Свобода слова как тенденция либерализации права в настоящее время регулируется законами о защите чести, достоинства и деловой репутации гражданина, об оскорблении, клевете.
В этой связи речевая манипуляция как особый вид (речевого) (воз)действия может быть оценена как действие, нарушающее права человека, как имущественные, так и
5 Среди приемов законодательной техники, способных «обеспечивать» интересы групп управленцев (бюрократия, политики, в том числе и Президент РФ), А.С. Денисов отмечает неопределенность и неясность норм позитивного права, которые достигаются «абстрактностью языка актов законодательства; сложностью применяемых формулировок; неопределенностью (двойственностью) применяемых слов и фраз», причем данное положение вещей естественным образом порождает манипуляцию на уровне толкования закона в аспекте его применения в соответствии с интересами той или иной группы [Денисов, 2001, с. 75]. Встает вопрос: каково отношение порождения (намеренного / ненамеренного) такого рода нормативных актов к производству текстов-манипуляторов в рамках юридических текстов? Ведь в конце концов сам текст закона в каком-то отношении является узаконенным манипулятивным текстом.
158
неимущественные
(в классификации правонарушений она может быть приравнена к мошенничеству, обману6).
Наличие юридического потенциала у понятия «языкоречевая манипуляция» прослеживается и на уровне функционирования современного права, но манипуляция находится на его периферии, является промежуточным звеном в квалификации вида правонарушения7.
В другом отношении процессы манипуляции имплицитно входят и в деятельность самих юристов. Особенно этот план актуализируется с введением судов присяжных, где речевая деятельность обвинителя или адвоката может выходить за рамки
6 Понятие «мошенничество» в уголовном кодексе РФ относится к имущественным преступлениям. «Мошенничество, то есть хищение чужого имущества или приобретение права на чужое имущество путем обмана или злоупотребления доверием» (ст. 159 УК РФ). Понятие «обман» предполагает и неимущественные правонарушения, и в этом плане оно более соответствует понятию «манипуляция», находящемуся в центре внимания настоящей статьи. Понятно, что как определенный вид правонарушения речеязыковая манипуляция должна получить юридическую квалификацию как в плане возможности ее сближения с названными понятиями, так и по линии разработки отдельного правового акта, направленного на регулирование данных отношений.
7 Так, например, психологи-эксперты Центральной СевероКавказской лаборатории судебной экспертизы МЮ РФ (Ростов-на-Дону) проводили экспертное заключение по деятельности так называемых финансовых пирамид и пришли к следующему выводу:
«Представленные на исследование материалы (несмотря на их неполноту) позволяют прийти к заключению, что на каждого слушателя семинаров на разных этапах вовлечения его в деятельность компаний (в ходе предварительных бесед "вербовщиками" и на семинарах) оказывалось интенсивное манипулятивное воздействие. На это указывают такие признаки, как: искусное смешение правдивой с не соответствующей действительности информации при искусственно созданном информационном дефиците (чем создавалось иллюзорное структурирование мира)». Добавим, что данная экспертиза была проведена в рамках закона по борьбе с экономическими преступлениями.
правовых презумпций (доказывание вины обвиняемого либо доказывание его невиновности) и перерастать в речевую деятельность по убеждению присяжных в истинности своих позиций8. Понятно, что такое положение дел требует определенного правового их решения.
Перечисленные факторы, конечно, не исчерпывают всех условий юридизации языкоречевой манипуляции: необходимы квалифицированные юридические исследования, определяющиеся сложившимися значимостями в праве как «вещи в себе», которое формируется как по своим имманентным законам, так и под воздействием внешних по отношению к нему детерминант.
При юрислингвистическом подходе к проблеме естественным представляется диалектическое совмещение двух равноправных детерминант (лингвистической и юридической), которое (совмещение) исключает односторонность в оценках и механистичность решения проблемы языкоречевой манипуляции. Так, очевидно, что субъект правонарушения и субъект речевой деятельности (конфликтной, манипулятивной) - не одно и то же, и в этом плане лингвистические понятия должны специфицироваться, при этом до конца не теряя связи с лингвистикой, чтобы успешно функционировать уже в статусе юридических понятий, но таких юридических понятий, которые предназначены решать проблемы, связанные с функционированием естественного языка (см. об этом [Голев, 2000]).
Собственно лингвистический аспект описания материала является одновременно и внешним, и внутренним по отношению к названным выше аспектам. Без исследования чисто лингвистического бытия явления манипуляции
юрислингвистические (представляющие первую ступень условности) и юридические (условности второй ступени) решения
8 Такие представления получили распространение в западных исследованиях поведения сторон в суде присяжных. Некоторые исследователи считают, что судебный процесс, в котором участвуют присяжные, в принципе не имеет цели выяснить истину (доказать правоту / неправоту стороны), а представляет собой игру в убеждение присяжных в истинности своих концепций, будь то обвинитель или адвокат. В этой связи анализируются лингвистические и паралингвистические способы (тактики, стратегии), на которых строится та или иная игра.
160
проблемы могут оказаться нелегитимными. Лингвистический перечень проблем в исследовании языкоречевой манипуляции довольно широк и в каком-то отношении традиционен. Перечислим некоторые из них:
1. Проблема внешнего и внутреннего, восходящая к противопоставлению Ф. Де Соссюра, представляет собой проблему исследования степени оязыковления речевой манипуляции, онтолого-языковых ее предпосылках и речевых проявлений9.
2. Языкоречевая манипуляция нуждается в ономасиологическом и семасиологическом моделировании. Особый интерес здесь, безусловно, представляет позиция адресата. По нашему мнению, его позиция противоречива: это одновременное декодирование и недекодирование интенций говорящего.
3. Проблема выделения манипулятивного функционирования языка в ряду смежных явлений, с одной стороны, убеждения и суггестии, с другой - речевого конфликта.
4. Проблема описания семантики, синтактики и прагматики при таком функционировании, включающая в себя описание взаимодействия названных уровней высказывания (текста) и т.п.
Далее осуществляется попытка ономасиологического (на уровне общей интенциональной стратегии) описания манипулятивного функционирования русского языка.
2. Лингвистический аспект языкоречевой манипуляции: классификация стратегий манипулятивного функционирования русского языка10
Языкоречевая манипуляция естественным образом вырастает из языкоречевой суггестии либо языкоречевого убеждения, но все-таки чистая манипуляция не равна ни тому, ни другому. Как уже отмечалось, центральной проблемой становится определение того порога, где суггестия либо убеждение перерастают в манипуляцию, поиска тех
9 С решением данной проблемы тесно связана проблема уровня компетенции лингвиста-эксперта.
10 Представленная ниже классификация не претендует на полноту, а служит скорее иллюстрацией возможностей лингвистического подхода к описанию речевой манипуляции.
161
системообразующих факторов, которые формируют манипулятивный текст. В настоящей статье мы исходим из того, что одним из важнейших системообразующих факторов такого текста является модальность истинности, которая сообщается всему тексту, функционирующему как текст-манипулятор.
Базу манипуляции составляют речевые действия, имеющие конкретную направленность: субъект манипуляции пытается навязать свою волю, подавив при этом критическое отношение к ситуации (к говоримому о той или иной ситуации) у объекта манипуляции.
Основной методологический тезис о характере лингвистической составляющей манипуляции, развивающийся в настоящей статье, созвучен тезису Н.Д. Голева о конфликтности в языке, где конфликтность есть свойство, присущее самому языку в силу его антиномического устройства [Голев, 2000]. В этой связи мы полагаем, что основу манипулятивного поведения содержит сам язык, его противоречивая организация в планах: условное / отражательное, языковое / метаязыковое, язык-знак / язык-внушение, синтагматика / парадигматика и т.п. Эти антиномии пронизывают все семиотические срезы языка: от его синтактики до прагматики. И в этом плане мы можем выделить манипулятивное функционирование языка как особый его тип, организуемый особой целью (цель - манипуляция), а сам язык является носителем потенций такого функционирования11.
В основу предварительной классификации манипулятивных стратегий нами положены названные выше оппозиции (это обусловлено наблюдениями над реальными речевыми произведениями как устного, так и письменного характера). Манипулятивное речевое функционирование (его механизм) строится по принципу рассечения одной из антиномий и осуществления речевого действия только на уровне, выбранном манипулятором антиномического среза языка. В нормальной коммуникации, описываемой, скажем, постулатами Грайса,
11 В методологическом плане мы опираемся на работы Н.Д. Голева [Голев, 1997].
баланс названных антиномий устанавливается естественным образом12.
Рассмотрим каждую из оппозиций в аспекте их манипулятивных потенций.
Языковое / метаязыковое. Данная оппозиция восходит к оппозиции онтология / гносеология. Метаязыковые знания представляют собой в определенном отношении гносеологию языка (от наивно-обыденной до научной). Сам язык существует вне и где-то помимо таких представлений. И языковое в динамическом и деятельностном аспектах трансформируется в умение владеть языком, автоматически его использовать в коммуникативных нуждах.
В манипулятивных стратегиях оппозиция метаязыка и языка преломляется в оппозицию предметного языка (системы знаков, предназначенной для передачи информации о внеязыковом) и метаязыка. Данная оппозиция может быть сформулирована следующими коммуникативными установками: говорим о предметах, говорим о словах. Очевидно, что противоречие в этих двух линиях является базой для манипуляции. В этой связи выделяются две стратегии развития манипулятивного конфликта на этом уровне. Условно назовем эти стратегии Ушинский и Фрейд.
Стратегия Ушинский. Основной особенностью этой стратегии является «претензия» манипулятора осуществлять коммуникацию на предметном языке, причем предполагается, что аудитории (собеседнику) сообщается истинная информация. При реализации этой стратегии необходима постановка слушающего в роль декодирующего фразы и слова манипулятора, например, выяснение значений и понятий, стоящих за словами. Иными словами, адресат постоянно удерживается на метаязыковом уровне (чтобы проникнуть в истинное значение речи манипулятора, слушающий должен «уяснить» для себя значение некоторых фраз
12 Здесь, по нашему мнению, более уместным являлось бы словосочетание «идеальная коммуникация», так как в процессе любого коммуникативного взаимодействия (даже априори настроенного на взаимопонимание) идет постоянное коммуникативное выравнивание позиций общающихся в рамках названных антиномических срезов языка.
163
и терминов)13. Легитимный статус такая стратегия имеет, например, при чтении лекции. Добавим, что в данной манипулятивной стратегии истинность самой информации вовсе не обязательна, она может быть даже намеренно ложной, но очень важно, чтобы сохранялась сама модальность истинности, т.е. определенный способ ее подачи14.
Стратегия Фрейд. Данная стратегия в каком-то отношении противоположна описанной выше. Ее название неслучайно. Психоанализ выработал мощный метаязык - язык перевода -«мнимого» знания, которое вербализуется на предметном языке, в истинное знание о психологическом состоянии пациента и о причинах такого состояния. Сам психоанализ представляет собой легитимный процесс манипуляции сознанием описываемого рода15.
В основе названной стратегии манипуляции лежит интенция манипулятора показать / доказать аудитории (собеседнику), что за их словами (фразами и текстами, которые они реально
13 Реальное воплощение данной стратегии осуществлялось С. Доренко в ряде его авторских программ. Причем сам Доренко еще и пояснял незнакомые обывателю слова. В то время, по нашему мнению, эти телепередачи имели огромный рейтинг. В сознании потребителей складывался образ «грамотного человека, не боящегося сказать правду». В данный момент такой стратегии придерживается авторская программа М. Леонтьева «Однако», но пояснений там гораздо меньше.
14 Так, например, Расссел отмечает: «Когда школьнику преподают историю, он не рассуждает вроде следующего: «Мой учитель - лицо высокого морального порядка, ему платят деньги за то, что он меня учит фактам; он говорит, что существовал такой человек как Наполеон; следовательно, такой человек, по всей вероятности, действительно существовал». Если бы школьник рассуждал подобным образом, у него осталась бы значительная доза сомнения, поскольку у него не может быть вполне адекватного представления о моральном характере учителя; кроме того, учителям платили деньги и за превратное преподавание фактов» [Рассел, 1997, с. 179].
15 Здесь мы не касаемся истинности презумпций психоанализа и правомерности применения его техник. В данном случае психоанализ для нас скорее символ (условная номинация) одной из стратегий манипуляции.
произносят или произнесли) стоит нечто большее, и это большее известно только манипулятору. В плане реализации манипулятор должен постоянно осуществлять метаязыковую деятельность по поводу текстов, вырабатываемых объектами манипуляции.
Следующая пара стратегий манипуляции имеет свое основание в общелингвистической оппозиции
условное/отражательное. Данная оппозиция сформулирована Платоном в диалоге «Кратил» и сводится к вопросу о сущности имен: «от природы или по установлению». Очевидно, что язык диалектически и динамически сочетает в себе и условную, и отражательную стороны, этот факт обеспечивает его успешность как инструмента коммуникации. Намеренное (или ненамеренное?16) выдвижение на передний план одной из этих сторон позволяет выделить нам еще две оппозиционные стратегии (стратегия Протагор и стратегия Парменид).
Стратегия Протагор. Начнем анализ данной стратегии, опираясь на следующий пример: «Говорят: все в мире относительно. Хорошо. В самом деле все? И прошлое? Отвечают: не знаем. Позвольте, раз вы не знаете, относительно ли прошлое, вы не можете утверждать, что все относительно. Ну, ладно, говорят, пусть и прошлое. И настоящее? И настоящее! И будущее?... Ну, хорошо, и будущее. Итак, все настоящее, все прошлое и все будущее относительно. Относительность господствует везде... Раз все относительно, то, значит, относительность определяет собой все... Позвольте, да это же и есть абсолютное». И далее «нет ничего абсолютного, все относительно: это значит, что абсолютна сама относительность» [Лосев, 2001, с. 162]. В этой связи поставим следующий вопрос: «Насколько субъект-предикатные отношения логического порядка и тема-рематическое членение высказывания эквивалентны друг другу?». Или «возможно ли, пользуясь приемом синтаксической деривации (условно-техническим средством языка, обслуживающим тема-рематическую организацию текста относительно — относительность), придавать статус логического субъекта бывшему логическому предикату?». Думается, что ответы и на
16 Вероятно, оппозиция намеренности/ненамеренности может впоследствии приобрести вполне конкретное юридическое содержание.
165
первый, и на второй вопрос будут отрицательны17. Манипуляции подобного рода зиждутся на языковой условности и хорошо известны под названием «софизмы». Думаем, спектр применения данной стратегии имеет больший диапазон действия, чем принято считать в настоящее время. И возможности этой манипулятивной стратегии, а также принципы ее реализации нуждаются в дальнейшем лингвистическом исследовании.
Обратной стратегией стратегии Протагор является стратегия Парменид. Прежде чем рассмотреть и ее, предпошлем наглядный пример ее реализации. «А когда вы говорите, что объект есть нечто существующее, вы этим утверждаете что-нибудь или ничего не утверждаете? Если ничего не утверждаете, то, следовательно, вы молчите и я вас не слышу, т.е. мне нечего вам ответить. Если же вы что-нибудь утверждаете, то значит, объект есть не только нечто сущее, но о нем можно мыслить и говорить. Итак, если объект есть нечто реально существующее, то о нем можно нечто сказать и помыслить, т.е. должен существовать (по крайней мере, в возможности) для такого объекта какой-либо субъект. Допустим, что для объекта не существует никакого субъекта. Это значит, что его никак нельзя ни воспринять, ни помыслить. Но если о нем ничего нельзя ни сказать, ни помыслить, то тем самым нельзя о нем сказать ни того, что он объект, ни того, что он существует, ни того, что он вообще есть нечто. Итак: или объект есть, тогда есть и субъект, или для объекта нет субъекта, и тогда не может существовать и никакого объекта» [Лосев, 2001, с. 153].
Данный отрывок наглядно иллюстрирует стратегию Парменид, формулу которой мы обозначили: «Существует только то, о чем можно сказать (либо помыслить)». Данная стратегия построена на отождествлении триады слово — вещь — дело. Для нее характерны выводы от языка к миру вещей (действию18) и от мира вещей (действия) к языку, причем данные
17 Это утверждение наглядно можно проиллюстрировать следующей «логической» цепочкой: «Кто-то выше всего на свете, следовательно, этот кто-то выше самой высоты?».
18 Вариант этой стратегии - формула: «Сказал - сделал» либо «Отвечай за свои слова». Последняя особенно распространена в молодежной среде.
выводы носят логический характер и представляют собой определенную истинностную концепцию. Такая стратегия связана с актуализацией (выходом на передний план концепции «правильности имени»), которая получила свое развитие у Платона, Хайдеггера (его концепция «язык - дом бытия») и т.п. Манипулятивное воздействие в связи с этим зачастую строится на актуализации внутренней и внешней форм слова в их связи с актуальным семантическим содержанием. Такая стратегия ориентирована на буквальное извлечение смыслов из любого текста, на «незамечание» условности складывающихся и возникающих в тексте смыслов.
Следующая оппозиция стратегий манипуляции основана на двух ипостасях языка: язык-знак / язык-внушение. В этой связи мы выделяем стратегии Пирс и Рассел. Как известно, Ч. Пирс -родоначальник американского прагматизма, а Б. Рассел одно время принадлежал философии неопозитивизма. В этой связи стратегия Пирс предполагает естественный логический переход от логики норм и оценок к логике существования и наоборот. В лингвистическом плане ее основная формула: «То, что полезно (красиво, удобно и т.п.), то и истинно (достойно внимания и т.п.)». Данная стратегия прежде всего широко распространена в рекламе, где одновременно, используя паралингвистические средства создания эстетического, прагматического эффекта, рекламирующий товар текст говорит о его качестве, надежности и т.п.
Стратегия Рассел предполагает формулу: «Это факт! Только факт может быть достоин внимания!». Вероятно, легитимная сторона этой стратегии направлена на убеждение собеседника, но легко предположить, что ведение разговора только в этой плоскости может существенно влиять на адресата (кроме того, факты могут и не являться фактами в их собственном смысле). Данная стратегия как определенный компонент входит в деятельность всех СМИ (от программы С. Доренко до рекламы: «По результатам тестирования порошок Тайд...»).
Заканчивая данный очерк, еще раз отметим, что исследования языкоречевой манипуляции во всех аспектах последней находятся на стадии начальных разработок. Остаются открытыми, например, вопросы, связанные с лингвистической квалификацией намеренности / ненамеренности производства манипулятивного текста, определением общей интенции такого
текста, которые значимы для юридической квалификации типов правонарушений. Открытыми остаются вопросы, связанные с конкретным речевым наполнением той или иной стратегии, поиском единиц-идентифи-
каторов текстов-манипуляторов, взаимодействием стратегий в рамках единого текста.
Литература
Голев Н.Д. Антиномии русской орфографии. Барнаул, 1997.
Голев Н.Д. Юридический аспект языка в лингвистическом освещении // Юрислингвистика-1: Проблемы и перспективы. Барнаул, 1999.
Голев Н.Д. Юридизация естественного языка как лингвистическая проблема // Юрислингвистика-2: Русский язык в его естественном и юридическом бытии. Барнаул, 2000.
Денисов С.А. Типичные приемы законодательной техники, используемые в интересах групп управленцев // Законотворческая техника современной России: состояние, проблемы, совершенствование. Нижний Новгород, 2001. Т. 1.
Лосев А.Ф. Диалектика мифа. М., 2001. Рассел Б. Человеческое познание. Киев, 1997.
