CC BY
70
ФИЛОЛОГИЯ И КУЛЬТУРА. PHILOLOGY AND CULTURE. 2017. №2(48)
УДК 821.112.2
МАГИЯ ГРЕНУЯ И МАГИЯ БЕРХОЛЬМА (ИЗ ЖИЗНИ НОВЕЙШЕГО НЕМЕЦКОГО РОМАНА О ХУДОЖНИКЕ)
© Георгий Фролов
THE MAGIC OF GRENOUILLE AND THE MAGIC OF BERHOLM (FROM THE LIFE OF THE RECENT GERMAN NOVEL ABOUT THE ARTIST)
Georgy Frolov
The purpose of this research is to discover and identify the specifics of the modern German novel about the artist in the situation of changing literary epochs in the West. To achieve this goal, the article compares two important works of modern German literature: "Perfume" (1985) by Patric Suskind and "The Magic of Berholme" (1997) by Daniel Kehlmann. In the course of our research, we revealed the similarities in the interpretation of the images of artists: the genius perfumer Jean-Baptiste Grenouille in Suskind's novel and the unrivaled illusionist Arthur Berholme. Conducting the analysis, we took into account the traditions of the works about artists, created by German writers in the 20th and 21st centuries. This made it possible for us to reveal the connection of the analyzed novels with the leading trends in the development of this genre in its specifically national modification. The novels also focus on the tragic fate of a brilliant artist. This judgement of the artist is based on the modernist approach associated with the idea of the total power of chaos, the primitive hostility of the world, and the tragedy of alienation. The article describes how Patric Suskind and Daniel Kehlmann follow this path, accentuating the genius of their characters, displaying, on the one hand, their extraordinary strength, and on the other hand, depicting its dark, destructive nature, which contributes to the triumph of chaos and absurdity, moral decay, and destruction of beauty. The research results demonstrate that despite the affiliation of these novels to different aesthetic paradigms, postmodern and modern, there exists the possibility of referring them to a current trend in Western literature, neo-modernism, which combines the traits of both trends. In Suskind's novel, the protagonist's seeming rootedness in reality turns into the fictitiousness of his existence; on the contrary, in Kehlmann's novel, the ultimate subjectivity of the narrative, demonstrating its conventionality, confirms the "materiality" of creativity as something that leaves a mark on history.
Keywords: German novels about the artist, artistic paradigm, modernism, postmodernism, neo-modernism.
Целью исследования является обнаружение и выявление специфики современного немецкого романа о художнике в ситуации смены литературных эпох на Западе. Для достижения этой цели в статье проводится сравнительный анализ двух знаковых произведений немецкой литературы нового времени: «Парфюмера» (1985) П. Зюскинда и «Магии Берхольма» (1997) Д. Кельмана. В ходе исследования выявляется сходство в трактовке образов художников: гения парфюмерного искусства Жана-Батиста Гренуя в романе П. Зюскинда и непревзойденного иллюзиониста Артура Берхольма у Д. Кельмана. В анализе романов учитывается традиция произведений о художниках, созданных немецкими писателями XX и XXI веков, что позволяет выявить в них связь с ведущими тенденциями в развитии этой жанровой разновидности в ее специфически национальной модификации. В них также делается акцент на трагической судьбе гениального художника. В основе такого взгляда на художника - модернистский подход, связанный с идеей тотальной власти хаоса, первобытной враждебности мира, трагедии отчуждения. В статье раскрывается, как П. Зюскинд и Д. Кельман, следуя этому пути, акцентируют гениальность своих героев-творцов, выявляя, с одной стороны, их необычайную силу, а с другой стороны, ее темный, разрушительный характер, способствующий торжеству хаоса и абсурда, нравственному разложению, уничтожению красоты. Результатом исследования является то, что при обозначении утвердившейся в современном отечественном литературоведении принадлежности этих романов к разным эстетическим парадигмам -постмодернистской и модернистской - в статье обосновывается возможность их отнесения к актуальному в современной западной литературе течению - неомодернизму, соединяющему в себе черты и того, и другого направления. В романе П. Зюскинда видимая укорененность героя в реальности оборачивается фикциональностью его существования, у Д. Кельмана предельная субъек-
тивность повествования, демонстрирующая его условность, напротив, утверждает «материальность» творчества как того, что оставляет след в жизни.
Ключевые слова: немецкий роман о художнике, художественная парадигма, модернизм, постмодернизм, неомодернизм.
В романе П. Зюскинда «Парфюмер» представлена судьба французского подмастерья XVIII века Гренуя. Увидевший свет под прилавком парижского рынка, свою страшную смерть он находит там же. Однако само его существование вмещает в себя множество событий, связанных с разными полюсами действительности. Оно наполнено взлетами и падениями, величайшими открытиями и кровавыми преступлениями. Множественность вариантов этого существования выражена в определяющих его социальных («дно жизни» и великосветские приемы) и пространственных (рабский труд в подземелье, в дубильне, где занимаются выделкой бычьих шкур, и пребывание в пещере вулкана Плон-дю-Канталь, возвышающегося над землей на 2 тысячи метров) контрастах.
Антитеза определяет и саму сущность образа Гренуя. Болезненный, уродливый карлик, он вместе с тем обладает сверхъестественными способностями: видеть через дерево и бумагу, предсказывать грозу, предчувствовать несчастье. Сам лишенный запаха, он способен различать тысячи запахов мертвых вещей и живых существ. Эти качества отделяют Гренуя от других людей и привычной жизни. И это рождает в нем стремление бросить миру вызов, который выражается в ряде преступлений.
Соединение реального и фикционального (в оригинале первый заголовок книги - «Духи») характеризует художественный мир романа как постмодернистского. Реальность предстает в образах рынка, мастерской, дубильни, тяжелой работы, кровавых преступлений, фикциональное выражено через мотив духов, чудесных запахов, создаваемых Гренуем и обладающих магическим воздействием на людей. Эти две сферы, что характерно для постмодернистского произведения, постоянно взаимодействуют. Особенно примечательна в данном плане семилетняя жизнь Гренуя в каменной ледяной пещере без одежды и пищи, наполненная, однако, восторгом и сознанием лучшего выбора и идеального существования. Еще одним характерным примером становится метаморфоза жителей Грасса, приговоривших убийцу своих дочерей к ужасной казни - расплющиванию его тела до толщины газетного листа - и под влиянием «аромата любви» поголовно теряющих рассудок, обнимающих и це-
лующих убийцу и переживающих необъяснимый восторг.
Амбивалентностью, гибридностью, подрывающей доверие читателей к его здоровой жизненности, наделен и сам сатанинский гений. Все его гениальные парфюмы, которые как будто источают радость, восхищение, очарование, имеют в своей основе убийства, насилие, и поэтому несут зло.
Герой романа Д. Кельмана «Магия Берхоль-ма» Артур Берхольм необычен прежде всего тем, что все происходящее представлено именно в его восприятии, в форме «Ich-Roman». Это рождает двойственность его представления, с одной стороны, как наиболее объективного, так как герой лучше всех знает свое «я», с другой - наиболее субъективного, так как он представляет все таким, каким хочет его видеть. В этом смысле можно говорить об известной недостаточности русского перевода названия романа, в оригинале звучащего как «Beerholms Vorstellung», то есть «Представление Берхольма». В переводе, как видим, обозначена лишь профессиональная деятельность героя. Но «Vorstellung» - это еще и берхольмовское представление о мире, о себе, о творчестве художника.
Артур Берхольм - наш современник, интеллектуал, магистр оккультных наук. В нем подчеркнуто отсутствие очевидной привязки к чему-либо: к семье («ничей сын», усыновленный приемными родителями, с которыми не чувствует связи), к национальности (скорее европеец, чем немец), к какой-либо одной сфере интересов (получивший гуманитарное образование, но увлекавшийся математикой, он выбирает богословие и заканчивает теологический факультет). В конце концов эта несвязанность с чем-либо находит выражение в предпочтении карьере католического священника мира театра, сцены, актерской игры, магических опытов.
В постмодернистском романе П. Зюскинда герой в большей степени вовлечен в обстоятельства внешнего мира, привязан к реальности. В модернистском романе Д. Кельмана Артур Бер-хольм существует в мире своих представлений, субъективных суждений, эмоций, жизни души. Именно это отличает героев двух авторов.
Вместе с тем обнаруживается и их глубинное родство, в том числе и как героев западного романа нового времени. Первое, что следует отме-
тить, - это феномен отчуждения, который определяет воссоздаваемую писателями действительность. Это обрекает героев на жизненную затерянность, одиночество. Так, Гренуй ощущает эту отчужденность в отсутствии любви:
<...> рожденный в зловоннейшем месте мира, вышедший из отбросов, грязи и гнили, выросший без любви <...> маленький, горбатый, хромой, уродливый, отринутый, он понял, что никогда не найдет удовлетворения в любви, но лишь в ненависти своей к людям и людей - к нему [Зюскинд, с. 298, 300].
При этом одиночество для Гренуя - идеальная форма существования, радость истинного освобождения.
Столь же отчужден и Берхольм - типичный экзистанс современного общественного существования, «заброшенный», «затерянный» в дебрях мирового хаоса. Как пишет Хайдеггер: «В этом мире неподлинности и анонимности все строится на практике отчуждения, когда для индивида все - „другие", даже по отношению к самому себе он является „другим"» [Хайдеггер, с. 503]. Жизнь героя романа Д. Кельмана похожа на жизнь героев экзистенциалистских романов - Мерсо в «Постороннем» А. Камю и Рокантена в «Тошноте» Ж.-П. Сартра:
Я был одинок. Может быть, во всей Солнечной системе не было никого, кто был бы так одинок [Кельман, с. 200].
И для этого героя отчуждение тоже не является проклятием.
Одной из сторон раскрытия проблемы отчуждения становится любовная тема. В «Парфюмере» собственно любовная история отсутствует. С одной стороны, уродство Гренуя отталкивает от него женщин, с другой стороны, он сам не способен любить:
Никогда не испытывал любви и никогда не внушал любви [Зюскинд, с. 237];
Любил не человека, не девушку, а аромат [Там
же].
В «Магии Берхольма» можно обозначить эту тему как минус-присутствие. Любовная история, образы любви в романе рождены воображением героя. Во-первых, это легенда о любви между магом Мерлином и принцессой Нимуэ, которую Берхольм соотносит со своей судьбой. Во-вторых, в романе возникают повторяющиеся мысленные диалоги героя с Невстреченной Возлюбленной (см. об этом: [Кельман, с. 159, 162]). Он понимает, насколько все это далеко от реальной любовной истории, определяя ее как созда-
ние своего воображения, смоделированную любовную фигуру.
Основное же, что позволяет продуктивно сопоставить героев, - это их творческая деятельность. На этом поприще они обнаруживают поразительное родство, продолжая линию героев немецкого романа о художнике. В традиции, идущей от Гете через романтиков (Новалис, Гофман и др.) и продолжившейся позже в творчестве Ф. Ницше, Т. Манна, Г. Гессе, а уже в конце ХХ века - К. Рансмайра, Р. Шнайдера, акцент делается на трагической судьбе гениального художника. Трагедия эта видится писателями в опасном разрыве с живой реальностью, высокомерном возвышении немецкого гения, дезориентированного мыслью о своей избранности. Итогом этого возвышения становится трагический крах. В основе такого взгляда на художника -сформировавшийся модернистский подход, связанный с идеей тотальной власти хаоса, первобытной враждебности мира, трагедии отчуждения.
Отчуждение художника от живой жизни отображается в самом описании его деятельности. Например, в романе «Парфюмер» наделенный гениальным талантом создавать непревзойденные духи Гренуй:
<...> швырял лопатой свежие цветы, жасмин, фиалки, черемуху в кипящий жир. умирая, они мертвенно бледнели, смотрели на парфюмера смертельно испуганными глазами (здесь и далее разрядка моя - Г. Ф.) [Зюскинд, с. 217].
Об убийстве девушки ради создания духов прямо говорится:
Ему удалось отобрать благоухающую душу у живого существа [Там же, с. 233].
Авторская акцентировка явно не допускает разночтений: творческая деятельность Гренуя-гения одновременно является в прямом смысле черной работой злодея, убийцы. Это ставит под сомнение истинность величия цели, к которой стремится герой - создание сверхчеловеческого аромата [Там же, с. 194]. Таким образом, то, что можно назвать магией Гренуя, несет в себе дьявольское начало разрушения. Фактически это и становится причиной его гибели: «В конечном счете, Гренуй - жертва не толпы, а произведенного им волшебного эликсира» [Фролов, Хади-уллина, с. 188].
Отчуждение Артура Берхольма в романе Д. Кельмана изначально подчеркнуто его склонностью к точным наукам, желанием изучать законы чисел и линий. Эта склонность проявляется
и в последующем, когда после окончания теологического факультета во время деятельности в роли католического священника в монастыре Айзенбрунн герой занят серьезными размышлениями о мире, небесных телах, о центре Вселенной. Он задается вопросом о том, кто же является этим центром: Бог или Человек (см. об этом: [Кельман, с. 105]). Неотчетливые, неясные для него самого силы заставляют молодого богослова снова изменить своему выбору, когда, отказавшись от поприща священника, он начинает выступать в варьете с карточными фокусами [Там же с. 110].
Отказ от богословия и выбор в пользу музыкального творчества совершает до Берхольма другой немецкий художник - Адриан Леверкюн из романа Т. Манна «Доктор Фаустус», которого впоследствии ожидает творческий крах. Отсылка к роману предшественника очевидно не случайна.
В Берхольме открываются гениальные способности иллюзиониста, благодаря чему он получает известность и богатство. И повествование в Ich-Roman сосредоточено на описании сценических представлений Артура, а также собственных представлений о своих магических сеансах.
Познавая неестественность, неоднозначность своего искусства, Берхольм сближается с Грену-ем, который работал стихийно, наобум:
Он поглощал, вбирал в себя все подряд. Но и в синтезирующей кухне его воображения, где он постоянно составлял новые комбинации запахов, еще не господствовал никакой эстетический принцип. <...> Это были причудливые фантазии <...> без различимого творческого принципа [Зюскинд, с. 48].
И сеансы Берхольма - причудливая стихийная игра, позволяющая ему манипулировать сознанием зрителей, невольно попадающих в магическую атмосферу беспамятства, парализующего распада и потери себя, выпадения из реальности.
Все чаще Берхольм начинает ощущать деморализующее воздействие своих магических сеансов на себя самого, выражающееся в беспамятстве, кошмарах, болезни, ощущении потерянности и пустоты. И чем громче успех, тем сильнее он осознает неправедность, фальшивость, ущербность своей магии, называя ее про себя шарлатанством, обманом и шулерством. Как и духи Гренуя, магия Берхольма распространяет в окружающей их жизни несчастье, нездоровье, смятение. Одним из потрясающих примеров такого разрушительного воздействия становится сцена после особенно успешного представления, когда Артур останавливается у супермаркета с куклой-манекеном в стеклянной витрине и необъясни-
мый импульс заставляет его лишь слегка шевельнуть пальцем:
Издав пронзительный стон, стекло разлетелось на куски, <...> кукла наклонилась, потеряла равновесие и упала - с глухим стуком ударилась об асфальт. Сумочка выскользнула у нее из руки и выпала на улицу [Кельман, с. 199].
Еще более схожей предстает разрушительная сила героев Зюскинда и Кельмана в сцене уничтожения Берхольмом цветочного куста в парке:
<...> против собственной воли и к собственному ужасу я медленно отдал приказ. вначале в кусте появилась странная белая точка, потом полетели искры, захрустели горящие листья, огонь охватил весь куст, ветки скрючились. И от него ничего не осталось [Там же, с. 201].
В этой сцене, так же как и в сцене создания Гренуем духов, куст одушевляется, его гибель -это мучительная смерть живого существа.
Усиление катастрофического характера магии Берхольма выражается в том, что от уничтожения предметов, природных объектов он приходит к уничтожению людей, причем близких ему. Когда он случайно узнает об авиарейсе из Европы в Японию, пассажирами которого являются его мачеха, учитель Ян ван Роде, другие знакомые, то начинает с отчаянной сосредоточенностью думать о нем. А на следующий день узнает, что самолет без явных причин упал в океан, и все погибли [См. об этом: Там же, с. 214].
Таким образом, магия Берхольма становится воплощением тотального зла, которое не щадит ничего. Именно это приводит его к краху - после того как он утрачивает магический дар: во время очередного сеанса его воля оказывается парализованной, и карты падают на пол на глазах у потрясенной публики. И этой же ночью на Артура наезжает такси, что становится знаком ответного удара враждебного мира.
Берхольм утрачивает и физическую силу -теперь весь изломанный и беспомощный, он привязан к больничной койке - и магическую: он не только не может, но и боится теперь ее демонстрировать. В нем зарождается чувство, что все то ужасное, что он продуцирует, может стать реальностью, овладеть ею, что весь мир обер-хольмится [Weidermann, с. 274].
Авторы исследуемых романов нарочито сгу-щенно изображают ужасные финалы жизни своих героев. Надушенный своим гениальным пар-фюмом, издающий чудесный аромат Гренуй, вернувшись туда, где он увидел свет, съеден пе-
реполненными любовью парижскими люмпенами, одурманенными магической властью его духов:
Через полчаса Жан-Батист Гренуй до последней косточки исчез с лица земли [Зюскинд, с. 315].
Утративший свою смертоносную магическую силу, физически и духовно распавшийся Артур Берхольм уходит из мира в иной форме. Он проводит свои дни на верхней площадке 400-метровой телебашни, являющейся в романе современным аналогом башни из слоновой кости, которую выбирали для себя жаждущие уединения поэты романтической эпохи и эпохи барокко. Однако для него это не столько уход в сферу чистого творчества, сколько существование между жизнью и смертью, когда он отстраненно подсчитывает, за сколько секунд долетит до земли, как гнилое яблоко или кирпич [Кельман, с. 237].
И все-таки ставший традиционным смысл убежища героя тоже находит реализацию в романе Д. Кельмана. Герой занят новой творческой деятельностью - он пишет книгу о себе, своей жизни, своей магии. В сущности, это Ich-Text, модернистский роман о написании романа. Характерно примечание героя: Пока я пишу свою книгу - я живу [Там же, с. 226]. В этом высказывании есть нить, связывающая героя с жизнью. Это не духи, диффузное вещество, не магические фокусы, а нечто более реальное, «кусок жизни», след, оставшийся в ней. И здесь тоже очевидна аналогия с романом Ж.-П. Сартра «Тошнота», в финале которого Антуан Рокантен, надеясь укрепить связи с живой жизнью, начинает работу над книгой.
Таким образом, в модернистском романе XXI века возникает попытка наладить связь с реальностью. Именно в этом смысле мы можем говорить о неомодернизме как одном из течений нового времени, которое вобрало в себя переосмысленный опыт постмодернизма. Примечательны размышления героя романа Д. Кельмана о своем видении мира:
Граница между царством грез и кошмаров моей фантазии и так называемой реальностью всегда для меня была проницаемой [Там же, с. 188].
Аналогичные высказывания, правда, связанные с определением неоромантизма, встречаются и в выступлениях других немецких писателей. Так, Т. Манн указывает: «В труде жизни которого слилось так много литературных течений того периода - неоромантизм обернулся реализмом, воинствующее разоблачение действительности переплелось с поэзией.» [Манн, с. 490-491]. А
Г. Бар утверждает: «Вторжение внешнего бытия во внутренний мир - вот новое искусство» [Цит. по: Андреев, с. 115].
Неомодернистское произведение характеризуется тем, что фантастические образы, виртуальные явления и картины обретают право на существование на реальной почве, подпитыва-ются реальностью. Сопоставление романов П. Зюскинда «Парфюмер» и Д. Кельмана «Магия Берхольма» позволяет проследить, в каком направлении переосмысливается опыт постмодернизма. Сохраняя представление о множественности реальности, писатели связывают эту множественность не столько с работой человеческого сознания, сколько с самой реальностью.
Список литературы
Андреев Л. Г. Импрессионизм. М.: Гелеос, 2005. 320 с.
Зюскинд П. Парфюмер. История одного убийцы. СПб.: Азбука, 1999. 317 с.
Кельман Д. Магия Берхольма. СПб.: Азбука-классика, 2003. 256 с.
Манн Т. Герхарт Гауптман // Томас Манн. Собр. соч. в 10 тт. Т. 10. М.: ГИХЛ, 1961. 695 с.
Фролов Г. А., Хадиуллина Р. Р. Немецкий роман о художнике в постмодернистском контексте (П. Зюскинд «Парфюмер. История одного убийцы») // Ученые записки Казанского университета. Т. 154. Сер. гум. науки. Кн. 2. Казань: Изд. Казан. ун-та, 2012. С. 183-188.
Хайдеггер М. Бытие и время. Харьков: Фолио, 2003. 503 с.
Weidermann V. Lichtjahre. Eine kurze Geschichte der deutschen Literatur von 1945 bis heute. Koln: Kiepenheuer, 2006. 323 s.
References
Andreev, L. G. (2005). Impressionizm [Impressionism]. 320 p. Мoscow, Geleos. (In Russian)
Frolov, G. A., Khadiullina, R. R. (2012). Nemetskii roman o khudozhnike v postmodernistskom kontekste (P. Ziuskind "Parfiumer. Istoriia odnogo ubiitsy") [German Novels about the Artist in the Postmodern Context (P. Ziusskind's "Perfumer: The Story of a Murderer")]. Uchenye zapiski Kazanskogo universiteta. T. 154, pp. 183-188. Ser. gum. nauki. Kn. 2. Kazan, Izd. Kazan. unta. (In Russian)
Kel'man, D. (2003). Magiia Berkhol'ma [The Magic of Berholme]. 256 p. St. Petersburg, Azbuka-klassika. (In Russian)
Khaidegger, M. (2003). Bytie i vremia [Being and Time]. 503 p. Khar'kov, Folio. (In Russian)
Mann, T. (1961). Gerkhart Gauptman [Gerhart Hauptmann]. Tomas Mann. Sobr. soch. v 10 tt. T. 10. 695 p. Мoscow, GIHL. (In Russian)
Weidermann, V. (2006). Lichtjahre. Eine kurze Geschichte der deutschen Literatur von 1945 bis heute
[Light Years. A Brief History of German Literature from 1945 to the Present Day]. 323 p. Köln, Kiepenheuer. (In German)
Ziuskind, P. (1999). Istoriia odnogo ubiitsy [Perfumer. The Story of a Murderer]. 317 p. St. Petersburg, Azbuka. (In Russian)
The article was submitted on 27.05.2017 Поступила в редакцию 27.05.2017
Фролов Георгий Аркадьевич,
доктор филологических наук, профессор,
Казанский федеральный университет, 420008, Россия, Казань, Кремлевская, 18. rolovgeorg@rambler.ru
Frolov George Arkadevich,
Doctor of Philology, Professor,
Kazan Federal University, 18 Kremlyovskaya Str., Kazan, 420008, Russian Federation. rolovgeorg@rambler. ru
