М. А. Терентьев и его труд «Россия и Англия в Средней Азии»: у истоков азиатской геополитики России (вторая половина XIX В. ) Текст научной статьи по специальности «История и археология»

невозможно опровергнуть «торговый капитализм», тем более, ограничиваясь сферой «фразеологии».

Библиографический список

1. Соколов, О. Д. Примечания / О. Д. Соколов, Н. Г. Савич // Покровский М. Н. Избранные произведения. — Кн. 3. — М.: Мысль. 1967. - С. 611 -624.

2. Покровский. М. П. Русская история в самом сжатом очерке / М. Н. Покровский // Покровский М. Н Избранные произведения. — Кн. 3. — М.: Мысль. 1967. — С. 7—558.

ВОЛОДЬКОВ Олег Павлович, кандидат исторических наук, доцент кафедры дореволюционной отечественной истории и документоведения.

Адрес для переписки: e-mail: volodkov@list.m

Статья поступила в редакцию 01.02.2010 г.

© О. П. Володьков

уДК 940.2. п в ЦЫГАНКОВ

Омский государственный университет им. Ф. М. Достоевского

М. А. ТЕРЕНТЬЕВ И ЕГО ТРУД «РОССИЯ И АНГЛИЯ В СРЕДНЕЙ АЗИИ»: У ИСТОКОВ АЗИАТСКОЙ ГЕОПОЛИТИКИ РОССИИ (ВТОРАЯ ПОЛОВИНА XIX в.)

В статье представлен анализ труда одного из лучших отечественных востоковедов XIX века М.А. Терентьева «Россия и Англия в Средней Азии», посвящённого проблеме присоединения Средней Азии к России.

Ключевые слова: внешняя политика Российской империи, завоевание Средней Азии, геопо/мтика.

Вторая половина XIX в. знаменательна для России помимо прочего огромными территориальными приобретениями в Средней Азии. Отношения России со среднеазиатскими государствами приобрели систематический характер ещё при Петре I, однако заметных результатов политика России в этом регионе достигла только в середине XIX в., когда к ней были присоединены города Ташкент и Туркестан (1865) и было образованоТуркестанское генерал-губернаторство

(1867). В течение 1860-х —первой половины 1870-х гг. был установлен протекторат России над тремя крупнейшими ханствами Средней Азии: Бухарским

(1868), Хивинским (1873) и Кокандским (1876).

Эти территориальные приобретения России вызвали бурное обсуждение на Западе, прежде всего в Англии, которая опасалась приближения России к границам Индии. Однако в самой России особого ажиотажа в связи с данными событиями не было. Пожалуй, наибольшее внимание политике России в Средней Азии уделяли общественно-политические журналы того времени: «Вестник Европы», «Военный вестник», «Русский весгник» и др. Особое место занимают исследования и мемуары военных востоковедов того времени — современников и участников событий, связанных с продвижением Росси в Среднюю Азию: Л. Ф. Костенко, А. И. Макшеева, Я. Д. Маламы, В. А. Перовского, М.А. Терентьева, М. Г. Черняева и др.

Среди них заметное место принадлежит работам выдающегося востоковеда и лингвиста Михаила Африкановича Терентьева (1837 —1909) [ 1). Необходимо отметить, что в тот период востоковеды преимущественно принадлежали к военному сословию. Среднеазиатский регион тогда был малоизвестен,

и первые существенные сведения о нем могли сообщить именно офицеры, принимавшие участие в покорении этой обширной территории. М. А. Терентьев, окончив в 1864 г. Константиновский кадетский корпус, поступил на службу в чине корнета в Чугуевский уланский полк. С 1867 г. он находился в распоряжении Туркестанского генерал-губернатора, где имел возможность ознакомиться с историей края, с бытом и культурой местного населения. Эти материалы, а также дипломатическая переписка генерал-губернатора с правителями среднеазиатских государств легли в основу его фундаментального исследования «Россия и Англия в Средней Азии» |2). Эта работа посвящена сравнению имперских целей и по-зиций России и Англии в Средней Азии, а также подробнейшим образом освещает события, происходившие в этом регионе в период после образования в 1867 г. Туркестанского генерал-губернаторства.

Данный труд и сегодня вызывает огромный интерес среди исследователей, в первую очередь потому, что содержит наиболее полное описание присоединения Россией Средней Азии. Не следует забывать также, что Терентьев был непосредственным участником тех событий — сначала в качестве старшего помощника Аулиеатинского уездного начальника (с сентября 1867), затем —чиновника для особых поручений при начальнике Зеравшанского округа (с сентября 1869), наконец, делопроизводителя управления начальника Зеравшанского округа (с декабря 1869). Таким образом, он имел возможность составить довольно полное представление о событиях, происходивших в этом крае, не только по письмам и депешам генерал-губернатора.

В своей работе Терентьев уделяет особое внимание дипломатической переписке между Россией, Англией и среднеазиатскими ханствами. Помимо этого, он приводит мнения и оценки иностранных авторов и политических деятелей относительно политики России в Средней Азии. Автор использует также работы отечественных (М.Н. Галкина «Этнографические материалы по Средней Азии и Оренбургскому краю» (1867), Д.И. Романовского «Заметки по среднеазиатскому вопросу» (1868), А.И. Макшеева «Географические, этнографические и статистические материалы о Туркестанском крае» и др.) и зарубежных (Ф. фон Гельвальда «Die Russen in Central Asien», Дж. Хуттона «Central Asia: from the Aryan to the Cossack» (1875) и др.) исследователей Средней Азии и, кроме того, материалы английских и русских газет. Таким образом, Терентьев задействовал достаточно широкий круг доступных ему источников, что позволяет оценить его труд именно как научное исследование, хотя автор и преследовал и очевидные политические цели— обосновать правомерность политики России в Средней Азии.

Переходя к собственно содержанию работы, необходимо остановиться на ее структуре. В основу ее положен территориально-хронологический принцип. Автор описывает историю взаимоотношений России со среднеазиатскими ханствами, начиная со времени окончания золотоордынского ига при Иване III и заканчивая подписанием мирных дого-воров с этими ханствами во второй половине XIX в.

Первая глава имеет вводный характер, ибо описывает отношения России со среднеазиатскими ханствами на протяжении длительного периода — от распада Золотой Орды до образования Туркестанского генерал-губернаторства. В последующих главах Теренп>ев последовательно рассматривает отношения России стремя среднеазиатскими ханствами — Бухарой, Кокандом и Хивой —во второй половине XIX в. Далее автор переходит к описанию английских владений в Средней Азии и Индии, уделяя особое внимание отношениям России с Англией и ее колониями в этом регионе. Последние главы посвящены оценке российских завоеваний в Средней Азии.

В первой главе особый интерес представляет обоснование причин войны России со среднеазиатскими государствами. Основной причиной российского движения на восток Терентьев называет «погоню за спокойствием» на границах, что в то же время, по его мнению, очерчивает и его пределы: «Так перекатными линиями и подвигается Русь на восток, в тщетной погоне за спокойствием. И не найдет она этого спокойствия, пока не дойдет до народа, уважающего договоры, народа настолько цивилизованного, чтобы не жи ть грабежом и разбоем, и настолько сильного, чтоб не допускать нарушения наших границ разбойничьими набегами своих шаек» [2, с. 9). В сущности, это являлось программой движения на восток, которой Россия вынуждена была придерживаться вплоть до второй половины XIX в., когда вышла к границам британских владений в Средней Азии.

Началом завоевания Туркестана Терентьев считает взятие Ташкента летом 1865 г. |2, с. 18). После этого кокандцы, которым ранее принадлежал город, более не ввязываются в открытую борьбу, однако на сцену вступают бухарцы с требованием немедленно освободить Ташкент и Чимкент, в противном случае угрожая русским «священной войной» [2, с. 18). Но уже успехи русских войск в ходе военных действий

в 1866 г. — Иржарский бой, штурм Ходжента, Ура-тюбе и Джизака — укрепили позиции России в регионе [2, с. 19]. Из вновь приобретённых земель был образован особый военный округ, начальником которого был назначен генерал-адъютант К. П. фон Кауфман.

Основной задачей нового генерал-губернатора было развитие местного управления в крае. Для облегчения управления новым краем император наделил туркестанского генерал-губернатора политическими полномочиями на дипломатические сношения со всеми ханами и независимыми владетелями Средней Азии, что значительно упрощало управление краем [2, с. 20).

Одновременно с учреждением Туркестанского генерал-губернаторства шли переговоры о заключении мира с Бухарой. Мирный договор был составлен генералом Н. А. Крыжановским, тогдашним Оренбургским генерал-губернатором, и дополнен фон Кауфманом. Договор этот состоял из 12 статей, в основном касающихся вопросов свободной торговли между Российской империей и Бухарой, установления границ, а также охраны караванов от разбойников [2, с. 22 — 23].

Текст договора был отправлен эмиру вместе с письмом фон Кауфмана, в котором он предостерегает эмира от необдуманных действий: « Война противна моему Государю, но она, но воле Его, неизбежна, если соседи не соблюдают святости договоров и неприкосновенности границ и несправедливо поступают с Его подданными. Недавнее прошлое да послужит тому примером и да удержит оно каждого от вражды с Россиею» (2, с. 23). Однако на это письмо, как и на другие письма генерал-губернатора эмиру, был получен весьма неопределённый ответ. Было ясно, что бухарцы тянут время. Весной 1868 г. стало известно, что бухарское духовенство объявило священную войну против русских [2, с. 26].

Вину за начало войны с Бухарой М. А. Терентьев возлагает на бухарцев, полагая, что главной ее причиной является несоблюдение последними договоров, что, по его мнению, является вообще особенностью среднеазиатских народов: в договорах они видят проявление слабости, решающее значение для них имеет сила р2, с. 33]. И Кауфман эту силу показал. В течение двух месяцев были разбиты бухарские войска и взят Самарканд, — по оценке Терентьева, — это было ключевое событие в войне России с Бухарой, так как в Самарканде располагались гидравлические сооружения, контролировавшие снабжение всей Бухары водой. Кроме того, этот город имел важнейшее историческое и религиозное значение для всей Средней Азии, и его потеря нанесла удар по авторитету эмира и в то же время сильно подняла авторитет «белого царя» в глазах народов региона (2, с. 30].

Взятие Самарканда имело также широкий резонанс и в российском обществе, а точнее, слухи о возможном возвращении этого города под власть эмира. С одной стороны, это, безусловно, выглядело бы как милость со стороны российского императора, но с другой - означало потерю контроля над Бухарой, что неминуемо привело бы к новой войне. Этот слух приводится в журнале «Вестник Европы» [3, с. 421], причём автор статьи уверен в его правдивости. Он выражает надежду, что правительство не пойдёт на такой шаг, хотя «вся логика действий правительства говорит об обратном». О каких «действиях» идёт речь? В своём исследовании М. А. Терентьев упоминает такую возможность лишь как гигютети-

:КИ1 НАУКИ ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК Н» 4 («9) 2010

ческую и предупреждает, что такой шаг был бы Ну крайне нежелателен, так как в таком случае Россия и лишается возможности контролировать Бухару: «Сохранив Самарканд за собою, мы всегда можем оставить Бухару без хлеба и воды, то есть обречь ее на голод и жажду и, таким образом, регулировать страсти фанатического населения путем спасительной диеты!». Кроме того, в новом проекте мирного договора, составленном фон Кауфманом, указывается, что теперь Самарканд отходит к России (2, с. 29). Хотя впоследствии бухарский эмир и просил возвратить ему Самарканд, но слух о возврате города остался лишь слухом.

В этой войне войска Бухары ничего не смогли противопоставить России. Предприняв последнюю попытку со 2-го по 8-е июня, закончившуюся неудачей, эмир написал фон Кауфману письмо, в котором просил принять его капитуляцию и позволить ему удалиться в Мекку. Однако генерал-губернатор отвечал, что не имеет целью уничтожение Бухарского ханства и что единственная цель его — мир: «как прежде, так и теперь повторяю, что мир и спокойствие соседних с Россиею владений составляет цель моих трудов и даже моих войн» [2, с. 32].

По мирному договору Россия получила помимо ранее присоединенных областей Самарканд и Катты-Курганский округ. Эмир также должен был выплатить 500000 рублей золотом или серебром [2, с. 33). Таким образом, война с Бухарой закончилось её полным поражением и фактическим принятием протектората.

Как уже указывалось выше, эмир надеялся вернуть утраченные города. Понимая, что генерал-губернатор никогда не пойдёт на это, он решил попросить об этом императора. В Петербург было отправлено посольс тво с письмом эмира, в котором тот писал, что с его стороны повода к войне не было, и просил вернуть всё, несправедливо отобранное. Однако это письмо не возымело действия на императора [2, с. 40]. Терентьев упоминает о записке в Лондон английского посла в Петербурге, который писал, что император желает вернуть Самарканд Бухаре, однако сделать это нет никакой возможности |2, с. 41 ]. Остаётся только удивляться, замечает наш автор, осведомлённости англичан в сравнении с осведомлённостью российских чинов при дворе.

Надо сказать, что в дальнейшем эмир несколько раз просил генерал-губерна тора вернуть Самарканд, однако враждебных действий не предпринимал. Отказался он и от участия в создававшейся тогда мусульманской коалиции, которая, судя но всему, была попыткой вновь стравить Россию и Бухару [2, с. 46]. Дальнейшие отношения России с Бухарой были отношениями добрых соседей и союзников. Правда, как отмечает Терентьев, одно обстоятельство внушало опасения генерал-губернатору: в Средней Азии преемники правителей не считали себя обязанными исполнять договоры своих предшественников, поэтому смерть нынешнего эмира могла привести к новой войне с Бухарой. То же беспокойство высказывают и авторы статей в журнале «Вестник Европы». Так, в уже упоминавшейся статье автор даже ставит вопрос, почему на бухарский престол не был посажен наш чиновник — тогда бы «эта проблема исчезла сама собой и мы бы получили все выгоды от такого положения» [3, с. 420]. Однако не следует забывать, что Россия владела гидравлическими усгановками Самарканда, которые позволяли контролировать подачу воды в Бухару. Ввиду этого обстоятельства возникают сомнения, что новый правитель вступил бы в открытое противостояние с Россией.

В то же время Терентьев указывает, что, несмотря на всю ноказную покорность эмира, условия мирного договора выполнялись далеко не полностью. В 1872 г. в Бухару был направлен агент Министерства финансов, задачей которого было выяснить ситуацию на бухарском рынке. Выводы оказались неутешительными: рынок полностью принадлежит англичанам; кроме того, работорговля, несмотря на все усилия по её прекращению, продолжала процветать [2, с. 54]. Возможно, для напоминания эмиру о необходимости исполнять статьи мирного договора, в 1874 г. российский посол в Бухаре К. В. Струве заключил новый договор, который фактически полностью повторял договор 1868 г. Однако этот договор не имел практического значения, за исключением первой статьи о границах. Дело в том, что статьи, обязывающие эмира прекратить работорговлю, и статьи об учреждении караван-башей и караван-сараев не выполнялись, нагому что это не было во власти эмира, и, кроме того, Россия была не в силах их использовать, поскольку не была представлена на бухарском рынке.

Таким образом, договор в значительной своей части не имел силы, что определяло отношений бухарцев к нему. Тем не менее, хотя и медленно, Россия продолжала усиливать свое влияние в Бухаре, однако окончательному завершению этого процесса - вхождению Бухары в состав Российской империи — помешала революция 1917 г.

Переходя к описанию отношений России с Кокандом, М. А. Терентьев указывает, что в отношениях с этим ханством К.П. фон Кауфман придерживался «правдивости и откровенности» и его действия были направлены на сохранение мира между Кокандом и Россией [2, с. 65]. В 1868 г. с Кокандом был подписан договор, который касался в основном вопросов торговли и был идентичен договору с Бухарой [2, с. 66]. В отношениях с кокандским ханом Кауфман жёстко придерживался избранной линии, поэтому тот в итоге подчинился, и отношения России с ханством стали напоминать отношения соседей. Правда, Терентьев приводит иную, отличную оценку этих отношений бывшего секретаря американского посольства в Петербурге Скайлера, который в 1873 г. посетил Туркестан 1^Соканд. В частности, Скайлер писал, что хан враждебно относится к России, а русские купцы терпят притеснения, торговые пошлины значительно превышают обусловленные договором, а на представления со стороны русского правительства не обращается никакого внимания (2, с. 78]. Однако Терентьев уверяет, что американец ошибается: хан не только обращал пристальное внимание на требования генерал-1убернагора, но и старает ся предупредить их. Отвечая Скайлеру, он заявляет: «В случае нужды мы просто передвинем ходжент-ский батальон в Коканд, а пока нужды этой нет, пока хан показывает вид, что верит нашей неизменной правдивости и доброжелательству, — до тех пор и наши выгоды и наша честь обязывают нас вести де-латак, чтобы хан не имел повода жаловаться» [2, с. 80].

Наконец, автор обращается к третьему государству, с которым Россия столкнулась в Средней Азии, - к Хивинскому ханству. Во время событий в Бухаре и Кокандском ханстве Хива держалась в стороне, что позволило ей укрепиться и стать сильнейшим ханством Средней Азии. Несмотря на это, хивинцы не откликнулись на предложение бухарского эмира о присоединении к антирусской коалиции, поэтому русское правительство решило быть снисходительным к Хиве [2, с. 83]. Дальнейшие события показали, однако, ошибочность такого решения.

После 1868 г. участились разбойничьи набеги на русские караваны, хивинцы призывали киргизов, находящихся под властью России, к восстанию. Письмо генерал-губернатора к хивинскому хану было проигнорировано, посол арестован, а набеги только усилились. Приводя эти факты, Терентьев вновь, как и в ситуации с Бухарой и Кокандом, возлагает вину за ухудшение отношений с Россией на ее противника. Поскольку хивинский хан, как и другие правители, уважал только силу, то его военный пыл был существенно охлажден посланным для размежевания войск и рекогносцировки местности русским отрядом и высадкой войск в Красноводском заливе. Последняя акция имела важное военное значение, в частности, в частности, это обле!*чало переброску войск в Хиву напрямую через Каспийское море. Правда, дейс твия России вызвали обеспокоенность персидского шаха, который просил подтверждения того, что укрепление Красноводска имеет целью только развитие торговли с Туркестаном и что Россия не будет строить укреплений по берегам и в устьях рек Гургана и Атрека. Это подтверждение было ему дано [2, с. 98).

И всё же этих действий оказалось недостаточно: письма генерал-губернатора но-прежнему оставались без ответа, а нападения на русские караваны продолжались. Поэтому Александр II в конце концов дал разрешение генерал-губернатору в случае необходимости начать военные действия. Боевые действия предполагалось начать весной 1871 г. Подчеркивая миролюбивые намерения российской стороны, Терентьев сообщает о попытке Кауфмана все-таки договориться с Хивой. Через посредничество бухарского эмира были переданы требования, исполнение которых могло бы предотвратить начало военных действий: 1) выдать всех русских пленных; 2) отказаться от покровительства барантачам 3) прислать в Ташкент посольство |2, с. 105). Хан ответил отказом. Однако, будучи обеспокоенным продвижение русских отрядов со стороны Джизака и Красноводска, он попытался урегулировать отношения с Россией, отправив два посольства, но не в Ташкент, а в Тифлис и Оренбург, надеясь встретить там поддержку против притязаний Ташкента. Это, необычное с точки зрения тогдашней дипломатии, действие Терентьев объясняет, во-первых, тем, что после дерзких ответов своих министров хан не мог обратиться к Кауфману, не роняя при этом своего достоинства; во-вторых, он рассчитывал, что у России нет единой политики и каждый губернатор действует по своему разумению. Естественно, эти посольства не были приняты, по указу министра иностранных дел послам сообщили, что ни о каких переговорах речи быть не может, пока такое же посольство не будет отправлено в Ташкент и не будут освобождены все русские пленные |2, с. 108). Осознав ошибочность своего представления относительно разобщенности русских, хивинцы, однако, отправились не в Ташкент, а в Ост-Индию с просьбой о помощи против русских. Англичане ответили отказом, полагая, как поясняетТерентьев, что Россия решится на войну с Хивой только в крайнем случае. Хивинцам посоветовали выполнить все требования России и более не вступать с ней в конфликт, так как в случае войны дело кончится присоединением к России устья Амударьи, что было крайне нежелательно для Англии. В то же время такой исход они считали только вопросом времени и смирились с этим |2, с. 109).

Тем временем два русских отряда, которые так напугали хивинского хана, всего лишь совершали

рекогносцировку и вскоре вернулись в места своей постоянной дислокации, что было воспринято хивинцами как отступление, и их политика грабежей продолжилась. Так, благодаря обстоятельствам, это государственное образование на границе с Российской империей сохранялось достаточно долго. Но вес-ной 1873 г. было предложено покончить с этим ханст-вом одновременным наступлением со стороны Кавказа, Оренбурга и Туркестана. Эта военная компания закончилась блестящей победой российских войск. По мирному договору к России отошли земли по правому берегу Амударьи, Хива также освобождала всех рабов, среди которых оказалось около 40000 персиян [2, с. 115). Таким образом, Хивинское ханство фактически стало вассалом России.

Книга М. А. Терен тьева была опубликована в 1875 г., когда присоединение Средней Азии к России еще не завершилось, однако основные шаги в этом направлении были уже сделаны: все три среднеазиатские ханства, хотя и сохраняли внутреннюю автономию, находились в зависимости от Российской империи. Кроме того, часть территории Средней Азии вошла в образованное в 1867 г. Туркестанское генерал-губернаторство. Объясняя действия России в данном регионе, Терентьев исходит из того, что в основе их лежит стремление обеспечить безопасность своих границ и торговые интересы. Таким образом, он, по сути, обосновывает принцип «защитного империализма» при оценке причин и характера российского завоевания Средней Азии. Азиатская Россия в значительной своей части на юге не имела естественных границ, что делало её уязвимой и затрудняло процесс её освоения. К тому же спецификой поселений на прилегающей к Казахстану территории Сибири было их расположение с севера на юг, в результате чего образовывались «коридоры», через которые кочевники проникали вплоть до Урала и Иртыша. С точки зрения автора, это обстоятельство делало для России жизненно необходимым создание единой защитной линии, которая бы перекрыла эти коридоры и защитила ее территории от вторжений |4, с. 66 — 67). Следовательно, Терентьев обосновывает движение России на юг особенностями ее географического положения в этом районе. Это позволяет говорить о том, что Терентьев, наряду с другими востоковедами того времени (М. И. Венюков, А. И. Макшеев, А. Н. Куро-паткин), стоит у истоков геополитического подхода к анализу внешней политики России.

Библиографический список

1. Русские военпые востоковеды до 1917 г.: биобиблиогра-фический справочник. — М.. 2005. — 295 с.

2. Терентьев, М. А. Россия и Англии в Средней Азии / М. А. Терентьев. - СПб.. 1875. - 361 с.

3. Вестник Европы. — 1869. — Т.1. Кн. 1. Внутреннее обозрение.

4. Терептьев, М. И. Туркестан и туркесганцы / М. И Терентьев // Вестник Европы. — 1975. — №9.

ЦЫГАНКОВ Пётр Васильевич, аспирант кафедры дореволюционной отечественной истории и доку-ментоведения.

Адрес для переписки: e-mail: cyrax86@mail.ru

Статья поступила в редакцию 18.12.2009 г.

<Э П. В. Цыганков