CC BY
89
«ЛЮБИМЫЕ ДЕТИ СОВЕТСКОЙ РЕСПУБЛИКИ»:
ИСТОРИЯ ПАТРОНИРОВАНИЯ ДЕТЕЙ В СОВЕТСКОЙ РОССИИ.
1918-1930-е гг.*
Т.М. СМИРНОВА
Центр изучения новейшей истории России и политологии Институт российской истории РАН
117036, Москва, ул. Дм. Ульянова, 19
В статье раскрывается противоречивость политики Советского правительства в отношении сирот: с одной стороны, декларирование принципов государственной заботы о брошенных детях, с другой стороны, принудительное насаждение патронирования, отсутствие учета патронируемых детей и обязательных договоров передачи ребенка в семьи, нерегулярное предоставление льгот патронатным родителям или полное их отсутствие; зависимость жизни детей от позиции местных властей.
В последние годы патронатные семьи получают в России все более широкое распространение. Большое внимание уделяют проблеме патронирования телевидение и пресса. При этом в средствах массовой информации нередко приходится встречать ошибочное утверждение о том, что патронатное воспитание является для России чем-то совершенно новым. В лучшем случае упоминается послевоенный опыт патронирования. «Впервые патронатное воспитание появилось в СССР в 1943 г.», - пишет, в частности, Н. Иванова в газете «Первое сентября». Газета «Труд», в свою очередь, отсчитывает историю советского патроната от января 1942 г.1 Между тем, патронатное воспитание имеет в России многолетний опыт, изучение которого, - как положительных, так и негативных его сторон, - имеет не только историческую, но и безусловную практическую значимость2. Игнорируя советский опыт, мы рискуем снова и снова «наступать на те же грабли», получая в результате искалеченные судьбы детей.
Советские и российские историки, к сожалению, не уделяли должного внимания этой крайне важной проблеме. История патронирования в послереволюционной России изучалась преимущественно зарубежными исследователями, работы которых не были переведены на русский язык и не получили в России широкую известность3. В отечественной же литературе история патронирования до сих пор не нашла серьезного научно-исторического освещения. Ряд любопытных статей на эту тему вышло непосредственно в период изучаемых событий, т. е. в 1920-1930-х и в конце 1940-х гг.4 Работ же обобщающего характера до сих пор нет5.
* Статья подготовлена в рамках проекта Social and Economic Agency and the Cultural Heritage of the Soviet Past (Социальная и экономическая активность населения и культурное наследство советского прошлого) по гранту 047.011.2004.039 Нидерландской организации по научным исследованиям (NWO) и РФФИ.
Первый опыт патронирования в Советской России. 1918 г.
Дореволюционный опыт патронатного воспитания (так называемый «кормилич-но-питомнический промысел» - раздача детей в крестьянские семьи на вскармливание и воспитание) не оправдал возлагаемых на него надежд. Как показала статистика, детская смертность в приписанных к воспитательным домам округах, где обычно процветал питомнический промысел, была значительно выше, чем в среднем по России. Кроме того, отправляемые в деревню дети зачастую были больны и становились источником распространения заболеваний в деревнях6. Таким образом, для советской системы охраны детства, основанной на принципе ответственности государства за благосостояние и воспитание детей и на приоритете общественного воспитания сирот над частным, дореволюционный опыт патронирования оказался неприемлем во всех отношениях. Тем не менее, Советское правительство было вынуждено прибегнуть к патронату в первый же год своего существования.
В 1918 г. Московский губернский отдел социального обеспечения, возглавляемый А.Д. Калининой, принял в свое ведение приюты и воспитательные дома губернии. «Грязные неуютные здания с пустыми комнатами и голыми стенами. В каменных зданиях - скверные лестницы, большие переходы, сильнейшие сквозняки. В маленьких домах - теснота, отсутствие свободного места для игр и занятий, холодные сени... Везде ужасные уборные: в них зловоние и холод, вонь и что-то бесконечно скучное и давящее», - так описывает Калинина принятые в ее ведение детские учреждения. Немедленно было принято решение о реорганизации всей системы детских приютов под лозунгом «дворцы - детям»7. «Фабрики ангелов», как называли в России воспитательные дома за крайне высокий уровень детской
а
смертности, были закрыты . Их воспитанников временно, до открытия для них новых, советских детских домов решили разместить в семьях крестьян подмосковных деревень. Однако для выполнения взятых на себя обязательств у молодой Советской республики не было ни средств, ни времени, ни соответствующего опыта. В результате пребывание детей в крестьянских семьях затянулось на неопределенный срок. Несчастные воспитанники приютов, навязанные крестьянам, оказались в крайне тяжелом положении. По словам А.Д. Калининой, крестьяне, которым и сво-их-то детей кормить было нечем, просто травили их, «как мышей». В результате к концу 1920 г. смертность среди патронируемых в крестьянских семьях детей приняла «совершенно исключительные катастрофические размеры», и применение частного патроната было признано ошибочным9.
Патронирование детей голодающих губерний,1921-1922.
Печальный опыт патронатного воспитания был возобновлен уже весной 1921 г., когда Деткомиссия ВЦИК «ввиду недостаточного количества детских домов и т. п. учреждений социального воспитания» приняла решение временно в виде исключения разрешить «размещение детей голодающих губерний у частных лиц»10. Это решение вызвало противоречивую реакцию среди специалистов - детских врачей, педагогов, социальных работников. В частности, категорически против расселения детей в крестьянских семьях выступила доктор Е.Н. Федотова, полагавшая, что эта мера не принесет ничего хорошего ребенку, но в то же время может нанести серьезный вред здоровью сельского населения. Понимая невозможность в сложившейся ситуации «практического осуществления медико-санитарного обследования» всех передаваемых в крестьянские семьи бывших беспризорников и детдомовцев, Федо-
това справедливо опасалась, что индивидуальное патронирование может способствовать распространению среди крестьянского населения туберкулеза, сифилиса, разнообразных кожных заболеваний, а также всевозможных инфекционных болезней, которыми страдало подавляющее большинство вчерашних беспризорников. Что же касается пользы для ребенка, то, по утверждению Федотовой, лучшее, что его могло ждать в крестьянской семье, это роль бесплатной прислуги. «Насильно помещенный в семью, - писала Федотова о патронируемых детях, - он не встретит в ней не только любовного и бережного отношения к себе, но, являясь тяжелой обузой, явится вместе с тем и тем козлом отпущения, на котором будут вымещаться тяжесть и неудобства, связанные с его появлением». Что же касается систематического обследования жизни патронируемых детей, то, как справедливо отметила Федотова, в случае производимого в экстренном порядке массового размещения детей в деревнях, оно «вряд ли явится жизненно осуществимым»7
Опасения детских врачей и педагогов разделяло и руководство советских органов защиты детей. Стремясь свести к минимуму негативные последствия патронирования, сотрудники Деткомиссии ВЦИК совместно с Наркомпросом РСФСР разработали специальные «Правила о размещении детей голодающих губерний у частных лиц». Основополагающим положением этих правил стало строгое соблюдение принципа добровольности, - размещать детей разрешалось только в семьях, самостоятельно изъявивших желание взять на воспитание ребенка. Передаче ребенка в патронатную семью должна была предшествовать большая подготовительная работа. Представители местного отдела народного образования обязывались провести тщательное обследование бытовых условий предполагаемой патронатной семьи. В местных отделах правовой защиты несовершеннолетних на каждого потенциального патронатного воспитанника полагалось заполнить подробную анкету. Состояние здоровья ребенка следовало зафиксировать в соответствующем медицинском акте, который должен был стать основой для последующего контроля динамики физического состояния ребенка в патронатной семье путем посещения ее врачом не менее одного раза в три месяца. Местные органы власти также обязывались каждый год выдавать патронируемым детям по 1 платью, 3 смены белья, по одной паре зимней и летней обуви, рукавицы и шапку, а также раз в три года выдавать пальто. Кроме того, патронатной семье полагалось выплачивать регулярное пособие. За воспитанием ребенка должен был следить назначаемый из числа ответственных советских работников «коллективный опекун», которому полагалось посещать своего подопечного не менее одного раза в неделю. При соблюдении всех этих условий патронирование действительно могло бы стать эффективным способом сокращения детской беспризорности и безнадзорности. Однако в экстремальных условиях социально-политической нестабильности, экономической разрухи и голода оказался нарушен даже основополагающий принцип патронирования - добровольность. Крестьяне, едва сводившие концы с концами, в подавляющем большинстве не хотели обременять себя лишним едоком. В государственных же учреждениях мест катастрофически не хватало. В результате детей расселяли в крестьянских семьях в принудительном порядке. Так, в Ново-Ржевском уезде Псковской губернии добровольно взяли детей на воспитание только 10-15 % крестьян12.
Размещение эвакуированных детей, как и сама эвакуация, проходили в спешке. Местные власти в большинстве случаев даже не вели учет детей, отданных под частную опеку. Так, из 750 детей эвакуированных в Псковскую губернию из Башкир-
ской республики 144 ребенка были, по словам уполномоченного Деткомиссии по эвакуации Курбангалеева, “растеряны” по пути. Остальных расселили где придется, без каких-либо учетных документов: точно не известно ни в какие семьи поместили детей, ни сколько всего детей было роздано на патронирование. Очевидно, что
о материальном обеспечении этих детей и каком-либо наблюдении за их воспитанием не приходится и говорить. В Москве эвакуированным из Башкирии детям были выданы новые американские ботинки (250 пар на всех), - это все, что смогла предоставить им власть. Однако в Великих Луках, где дети какое-то время провели в приемнике в ожидании продолжения пути, ботинки у них отобрали и заменили на старые чулки, там же хорошее белье заменили на рваное. Таким образом, к крестьянам дети попали фактически раздетые. В патронатных семьях жизнь у детей, по свидетельству современников, «началась плохая, т. е. дети стали без всякого присмотра, разбросаны, раздеты». Их заставляли ухаживать за детьми хозяев, пасти коров, лошадей, гусей; мусульман вынуждали исполнять христианские религиозные обряды. В ходе проведенного в Псковской губернии в августе 1922 г. обследования патронатных семей уполномоченные Деткомиссии ВЦИК пришли к выводу, что большинство детей «подвергались тяжкой пытке, как с нравственной, так и с материальной точки зрения». В ноябре-декабре того же года ситуация еще более усложнилась - из-за недостатка хлеба для собственных детей, крестьяне начали «прямо выгонять из своих домов и выбрасывать на улицу» детей, навязанных им государством. Раздетые и разутые, в подавляющем большинстве не знавшие русский язык дети (башкиры, татары, чуваши) оказывались на улице. В Деткомиссию, во ВЦИК, в ЦК Помгол и в местные органы власти Поволжья начали в массовом порядке поступать сообщения о том, что розданные крестьянам на воспитание дети нищенствуют13.
Вот, например, как сложилась судьба 13-летнего Ивана Андреева, эвакуированного из Казанской губернии в село Тимонишки Ямпольского уезда Каменец-Подольской губернии, где его поселили в семью Ф. Литвина. По словам мальчика, у Литвина его заставляли работать «наравне со взрослыми», а поскольку он «за взрослыми не успевал», то регулярно «подвергался побоям, лишению пищи одежды, сопровождаемой площадной бранью». Решением местных властей Иван был передан крестьянину той же деревни Ф. Фудько, а затем крестьянке А.У. Пашковой, но в обеих семьях повторилась та же история. Аналогично сложились и судьбы других детей, эвакуированных в Каменец-Подольскую губернию. Причем обращения детей с жалобами и просьбами о защите к председателям местных советов нередко приводили к тому, что детей избивали сами представители власти. Именно так произошло в селах Тимонишки и Дранки Каменец-Подольской губернии; в небольшой деревушке Чистопольского уезда Казанской губернии и в Елабуге14.
По данным ЦК Помгол, жестокое обращение с эвакуированными детьми приняло «массовый характер» на Украине, на Дону, в Сибири, в Подольской, Тверской, Гомельской и ряде других губерний. Лишь единицы детей, размещенных в крестьянских семьях, встретили искреннюю заботу своих опекунов15. Сотни детей (в том числе и вышеупомянутый Иван Андреев) бежали в Москву в поисках защиты. «В последние дни ко мне являются дети Поволжья, эвакуированные в Каменец-Подольскую губернию, - сообщил в 1922 г. председателю ВЦИК Калинину один из членов Президиума Помгола. - Все дети, бежавшие из вышеуказанной губернии, со слезами просят защитить оставшихся там от эксплуатации крестьян, по которым они распределены». Факты, изложенные детьми в жалобах, подтвердили и уполномо-
ченные Деткомиссии ВЦИК, работники Наркомпроса, а также другие ответственные советские работники, контролировавшие эвакуацию детей16. Руководство Башкирской республики, проанализировав ситуацию, пришло к мрачному заключению о том, что в крестьянских семьях эвакуированных детей ждет «отсутствие правильного воспита-
17
ния и постепенное вымирание за отсутствием медицинского надзора» .
Таким образом, вопреки благим намерениям, на практике патронирование зачастую приводило к росту численности беспризорников как за счет детей, сбежавших от своих опекунов из-за тяжелых условий жизни, так и за счет детей, выгнанных из дома крестьянами. Опыт 1921-1922 гг. наглядно продемонстрировал, что в условиях крайне низкого жизненного уровня подавляющей части населения, неразвитой системы медицинского обслуживания и отсутствия налаженного механизма систематического контроля над патронатными семьями, данная форма воспитания сирот, несмотря на все ее очевидные достоинства, обречена на неуспех. Тем не менее, массовое закрытие в начале 1920-х гг. детских домов вследствие перевода их на местное финансирование вынудило руководство государства не только не ограничить, но, напротив, развить практику патронатного воспитания, не дожидаясь улучшения экономической ситуации в стране.
«Разгрузка» детских домов и развитие патронирования в 1922-1925 гг.
В январе 1922 г. Петроградская областная конференция по правовой защите несовершеннолетних единогласно приняла решение о необходимости «развить практику частного (семейного) патроната, ныне применяемого в отношении детей из голодающих губерний». Необходимость расширения системы патронирования была обусловлена самой жизнью, - резкое сокращение финансирования детских домов вынуждало их руководство искать пути сокращения численности своих воспитанников. Учитывая печальный опыт, работники органов защиты детей, педагоги и врачи неоднократно подчеркивали, что применение патронирования желательно, но лишь при установлении «надлежащих гарантий против возможных злоупотреблений», при условии обязательной материальной поддержки патронатных семей, а также организации обучения и медицинского обслуживания их воспитанни-ков18. Однако все эти рекомендации так и остались лишь пожеланиями.
В условиях «разгрузки» детских домов, в срочном порядке проводимой по всей стране, развитие патронирования проходило в форме очередной кампании. Между местными властями возникло что-то вроде соревнования за успешное выполнение задания центра. Они развернули широкую агитацию с призывом брать детей-сирот на воспитание в семьи и, едва добившись каких-то результатов в этом вопросе, спешили отрапортовать в центр о достигнутых в деле патронирования успехах, не озадачивая себя проверкой тех условий, в которых оказались дети. Данные о численности размещенных в семьях детей регулярно размещались в агитационнопропагандистских листовках, на страницах центральной и местной печати. Данные же о численности детей, возвращенных крестьянами или сбежавших от своих патронатных опекунов из-за тяжелых условий жизни, крайне редко придавались огласке. По данным Т.П. Бибанова, в 1923-1924 гг. в 32 губерниях РСФСР в патронат-ные семьи было передано свыше 52 тыс. детей-сирот. К сожалению, Бибанов ничего не пишет о том, как сложилась дальнейшая судьба этих детей, как обращались с ними опекуны, была ли у них возможность учиться, был ли кто-либо из них в последствии возвращен крестьянами, были ли случаи бегства детей и если да, то по-
чему. Исследователь справедливо отмечает, что ячейки ОДД обследовали семьи, взявшие на воспитание детей, помогали им налаживать быт19. Можно добавить, что подобные выборочные обследования проводили и комсомольские организации, местные уполномоченные Деткомиссии, инспекторы РКИ. Однако эти обследования не были плановыми, систематическими, а носили скорее характер очередной кампании. В стране не было главного, - разработанная Деткомиссией ВЦИК и Нар-компросом система контроля над патронатными семьями на практике не работала, а случайные разовые проверки не могли спасти положение. Как явствует из материалов обследований крестьянских патронатных семей начала 1920-х гг., жизнь их воспитанников была крайне тяжелой: у них «в большинстве случаев отсутствовало все (подчеркнуто в документе - Т.С.), одежда, обувь, а также и скудное питание», «никакой воспитательной работы» не проводилось, и «в огромном большинстве своем дети эксплуатировались крестьянами»20.
Постепенно число противников патронирования стало расти даже среди работников детских домов, поначалу активно выступавших за его развитие. Вынужденное в 1920-х гг. регулярно осуществлять «разгрузку» детдомов, их руководство возлагало на патронирование большие надежды. Однако вскоре, вследствие систематического отказа крестьян от детей и бегства последних, оно пришло к выводу о том, что более перспективным путем борьбы с беспризорностью является материальное укрепление детдомов, их обеспечение мастерскими и раздробление с целью приближения к семье. «Казалось бы, отсюда один выход, - писала по поводу крайней перегруженности детских домов заведующая отделом народного образования Иркутской губернии М. Золотарева в 1924 г. - направление ребят в деревню для распределения их по отдельным крестьянским семьям, где бы они, приучаясь к сельскохозяйственному труду, постепенно становились бы работниками деревни. Но если мы примем во внимание неуклонный возврат детей крестьянами, потерю детьми коллективных навыков, которые прививаются в детдомах через комсомольские и пионерские объединения, - то мы должны сказать, что и этот выход не даст нам желательных результатов и, главное, быстрого успеха»21.
Отрадным исключением на фоне общей печальной картины можно считать патронирование грудных детей и детей в возрасте до 3-х лет, организацией которого занимались органы охраны материнства и младенчества (ОММ). Следует отметить, что в отношении младенцев приоритет изначально отдавался не коллективному, а индивидуальному, семейному воспитанию22. Большое внимание в связи с этим органы ОММ уделяли развитию патроната, но призывали применять его с крайней осторожностью. В частности, в апреле 1923 г в основном докладе на П-м Всероссийском совещании по охране материнства и младенчества подчеркивалось, что патронирование не должно быть массовым, а должно применяться «в виде опыта только в тех местах, где имеется хорошо поставленная консультация с врачом-специалистом и патронажными сестрами». В отличие от патронирования подростков, патронат грудных детей действительно осуществлялся в эти годы преимущественно под контролем местных отделов ОММ и под систематическим наблюдением врача и патронажных сестер детских консультаций. Это дало возможность учесть не только смертность, но и динамику здоровья детей, отданных на патронат. Обобщение этого опыта органами ОММ позволило им сделать в середине 1920-х гг. вывод о значительном снижении детской смертности благодаря введению патронирования23.
Кампания патронирования 1926-1928 гг.
В середине 1920-х гг. советские теоретики детской политики пришли к выводу, что успешная борьба с беспризорностью возможна лишь при восстановлении ценностей семейного воспитания. В соответствии с этим, в вопросах воспитания детей, лишенных родительской опеки, было рекомендовано перенести приоритет с их общественного воспитания в государственных детских учреждениях на различные формы семейного воспитания, в том числе частное патронирование. Развитие опеки и патронирования было признано более эффективным путем борьбы с детской беспризорностью, чем развитие сети детдомов. В середине 1920-х гг. ВЦИК и СНК РСФСР приняли ряд постановлений, стимулирующих передачу детей на воспитание в семьи трудящихся24. Этот курс встретил широкую поддержку специалистов - педагогов, детских врачей, социальных работников. Признавая передачу детей на воспитание в семьи «одним из важнейших путей борьбы с беспризорностью», они вновь предостерегали против «принудительного навязывания детей крестьянам», приводившего к грубому обращения с детьми, их отрыву от школы, а зачастую и прямой эксплуатации25.
Учитывая горький опыт начала 1920-х гг. Деткомиссия, Наркопрос, Наркомзем и Наркомфин РСФСР разработали новые инструкции с дополнительными требованиями26. В частности, было рекомендовано передавать в крестьянскую семью только детей, «имеющих психологическую склонность к крестьянскому труду», «элементарно грамотных» и не страдающих заразными болезнями. Органы ОНО совместно с местными партийными и комсомольскими ячейками, ячейками ОДД, а также делегатками от крестьян обязывались перед передачей ребенка в семью провести ее предварительное обследование. Обследование имело обширную программу, в том числе полагалось выяснить, «что побуждает данный двор принять к себе ребенка». Обязательства крестьянского двора по отношению к патронируемому ребенку следовало фиксировать в специальном договоре о патронировании. Среди прочих обязательств договоры содержали и требование относиться к своему воспитаннику, как к «родному члену семьи», «предоставлять ему питание и уход, как остальным детям или подросткам», и не перегружать домашней, сельскохозяйственной и иной работой. В то же время крестьянам, патронирующим детей, был предоставлен ряд льгот. В их числе - право получать на воспитанников земельные участки по нормам трудпользования; освобождение этих участков от сельскохозяйственного нало-га на три года и получение единовременной помощи из местного бюджета .
Очевидно, что требование относиться к патронируемому ребенку, как к родному, носило исключительно декларативный характер и практического значения не имело в силу отсутствия механизма контроля за его выполнением. Значительно больший практический смысл получило развитие принципа материальной заинтересованности семей, берущих на воспитание детей. Однако положительное в принципе начинание на практике нередко приводило к результатам, обратным желаемым, что наглядно проявилось в общероссийской кампании патронирования, проведенной в детских домах в 1926-1928 гг. Эта кампания преследовала две основные цели: «разгрузить» переполненные детские дома и приобщить подростков к труду, помочь им приобрести определенные трудовые навыки с целью их дальнейшего «устройства в жизнь». Именно последнее, - «устройство в жизнь» - должно было стать основной задачей проводимой кампании, и именно эта задача обусловила широкую поддержку кампании патронирования со стороны общественности. «Устройство в жизнь очень трудно, - подчеркивал один из создателей и руково-
дителей Главного управления социального воспитания и политехнического образования (Главсоцвоса), член коллегии Наркомпроса РСФСР М.С. Эпштейн в 1927 г. - ... И в этих условиях правильно поступает Наркомпрос, правильно поступает правительство, когда оно старается находить разнообразные каналы, по которым направить детей в трудовую жизнь. Одним из этих каналов является патронирова-ние»п. Эпштейн высоко оценил уже достигнутые в ходе кампании результаты, констатируя, что «эта мера себя в общем и целом оправдала». По утверждению Эпштейна, за 1926 г. в крестьянских семьях расселили 4 400 детей и еще 7464 - в 1927 г., при этом бегство патронируемых детей составляло, по его словам, не более 7,5%, а многие из взятых под патронат детей были усыновлены29. Однако столь идиллическая картина возникает лишь при поверхностном взгляде на сложившуюся ситуацию.
Во-первых, следует отметить, что в разных регионах кампания патронирования проходила с разной интенсивностью. Если в Нижегородской губернии в 1926 г. в патронатных семьях было размещено около 2 тысяч детей-сирот, то в Тамбовской губернии, по данным губисполкома, к этой работе «всерьез не приступили» и к 1927 г.30 Вторая, и главная, проблема заключалась в том, что между реальной практикой патронирования и инструкциями Центра по-прежнему оставалась гигантская пропасть. Методы передачи детей на патронат и наличие дальнейшего контроля над их жизнью зависели не столько от многочисленных инструкций Центра, сколько от добросовестности и элементарной порядочности местных властей. Так, власти Самарской губернии стремились соблюдать принцип добровольности и своевременно выплачивать денежное пособие (25 рублей на подростка), благодаря чему случаи отказа от детей или их бегства составили в этом регионе всего 1,5-2 %31. Не удивительно, что, говоря об успешности кампании патронирования, Эпштейн ссылался именно на пример Самарского региона, одного из самых благополучных в этом отношений: «Когда во время обследования Самарской губернии, я пришел в крестьянскую семью то ребенок испугался меня, думая, что я хочу забрать его обратно в детский дом. Там же я видел два крестьянские хозяйства, которые усыновили детей)?1. Благоприятная ситуация в деле патронирования сложилась и в Бийском округе. Бийский исполком не только строго придерживался инструкций, но и принял решение предоставить дополнительные льготы семьям, добросовестно выполняющим свои обязанности по отношению к взятым на воспитание детям. Бийский исполком всячески поощрял усыновление патронируемых детей33.
Ярким примером зависимости условий жизни детей в патронатной семье от позиции местных властей являются судьбы 404 детдомовцев Иркутска, переданных на воспитание в крестьянские семьи зимой 1926-1927 гг. Часть из детей были размещены руководством детских домов на территории Иркутского округа, а часть -на территории соседней Бурят-Монгольской Автономной Советской Социалистической республики (БМ АССР). Иркутский окроно со всей ответственностью подошел к решению возложенной на него задачи. Перед передачей ребенка в семью через местные советы были наведены справки об имущественном и семейном положении лиц, принимающих детей, а также о состоянии их здоровья. Затем с каждой крестьянской семьей были заключены договоры о передаче ребенка на патронат, затем им выдали единовременное пособие в размере 60 руб. Для наблюдения за положением патронируемых детей при каждом райисполкоме были созданы специальные районные комиссии, состоявшие из 3-5 представителей местных советских и общественных организаций. Эти комиссии регулярно проводили обследова-
ния патронатных семей, благодаря чему удалось наладить “нормальную жизнь” их воспитанников, а также своевременно выявить отдельные случаи плохого обращения крестьян с детьми и принять соответствующие меры. Иная ситуация сложилась на территории БМАССР. Руководство республики отказалось контролировать положение патронируемых детей («за ограниченностью штатов и средств») и переложило эти функции на органы народного образования соседнего Иркутского округа. Кроме того, по данным Иркутского окроно, бытовые условия бурятских крестьян были значительно хуже, чем условия русских крестьян того же региона, что приводило как к бегству патронируемых детей из бурятских семей, так и к их возврату в детдома самими крестьянами3 .
Несмотря на указанные проблемы, Иркутский регион, наряду с Самарским, являлся одним из наиболее благополучных с точки зрения положения патронируемых детей. На большей части территории Советской России передача детей на патронат проходила массовым порядком, в спешке, без предварительного обследования семей и заключения с ними соответствующих договоров. Руководство детдомов пыталось таким путем максимально сократить число своих подопечных из-за острой нехватки средств на их содержание35. Местные власти, в свою очередь, стремились как можно скорее отрапортовать Центру о выполнении и перевыполнении задания, пренебрегая принципом добровольности и забывая о последующем наблюдении за судьбой детей. Система контроля над патронатными семьями в большинстве случаев существовала только на бумаге. «Сейчас в деревне мы имеем такое явление, -писал по этому поводу один из работников Деткомиссии Гиндин, - органы ДЧК (Деткомиссия - Т.С.), У ОНО отдают ребят под опеку крестьян. Сбыв кому-либо на руки беспризорного (выделено мною - Т.С.), У ОНО считает свою задачу оконченной и больше не заботится о том, что будет с этими детьми, что они делают и как они живут»36. Между тем, дети эти, «обижаемые» и «эксплуатируемые» крестьянами, убегали и пополняли ряды беспризорников.
Халатное отношение местных исполкомов и органов народного образования к размещению детей в семьях приводили к тому, что вскоре патронирование превратилось в своеобразный заработок для беднейших слоев населения. Как справедливо писала Н.К. Крупская, «воспитывать озлобленных, больных, живших долгое время в тяжелых условиях звериной борьбы за существование, в атмосфере разврата ребят» было крайне сложно37. Не удивительно, что среди обремененных собственными многочисленными проблемами, в большинстве своем многодетных и не имеющих особого достатка крестьянских семей не много нашлось желающих взять на себя эту тяжкую ношу. Поскольку требуемые инструкциями обследования материального положения потенциальных патронатных воспитателей на практике проводились крайне редко, то детей брали на воспитание преимущественно беднейшие крестьянские семьи, стремившиеся улучшить свое материальное положение за счет получения положенных льгот. В результате патронируемые дети оказывались в противоречивом положении. С одной стороны, они формально обретали семью, с другой, -оказывались в тяжелых материальных условиях (зачастую даже худших, чем в детдомах), были лишены возможности получить должное внимание и образование38.
В крайне тяжелых условиях оказывались и сами крестьяне, надеявшиеся поправить свое материальное положение, взяв на воспитание ребенка. Обещанные государством и местными властями льготы патронатным семьям в более-менее полном объеме предоставлялись в основном в тех регионах, местные власти которых добросовестно выполняли свою работу, а, следовательно, и детей на воспитание пере-
давали с соблюдением соответствующих инструкций, то есть в относительно благополучные семьи. Власти же, торопившиеся как можно быстрее разместить детей, не задумываясь об их дальнейшей судьбе, и допускавшие передачу детдомовцев в практически нищие семьи, столь же халатно подходили и к своим обязанностям по отношению к патронатным родителям и их подопечным. Положенные льготы предоставлялись ими не регулярно и не в полном объеме. Особенно плохо обстояло дело с выплатой денежных пособий - как единовременного, так и ежемесячного; в некоторых губерниях пособия не выдавались вообще39. Так, например, не могли добиться причитающихся им на содержание воспитанников выплат крестьяне, проживавшие недалеко от г. Озеры Московской губернии. «Эти ребята в деревне находятся в заброшенном состоянии, - сообщил делегат Карев из г. Озеры на 2-ом Московском областном съезде общества “Друг детей” в 1931 г. - Этих детей подкидывают из Москвы, часто из Коломны. Положение патронируемых ребят ужасное. Крестьянки, которые воспитывают этих детей, никак не могут добиться причитающихся им 10 рублей в месяц за содержание ребят. Одежду и обувь этим детям не дают. Они раздеты, разуты, оборваны. Вина, конечно, не тех, кто их воспитывает, а тех общественных организаций, которые не дают на их содержание»^.
Стремясь навести порядок в деле патронирования, ВЦИК и СНК РСФСР 1 апреля 1936 г. приняли постановление «О порядке передачи детей на воспитание (патронат) в семьи трудящихся»41. Это постановление конкретизировало институт патроната в правовом отношении. Однако наведение порядка в нормативной части патронирования, совершенствование его законодательно-распорядительной базы, к сожалению, не повлекли за собой существенных изменений в его практике. Пропасть между реальностью и декларируемыми принципами была все также велика; новые инструкции, как и прежние, либо игнорировались вовсе, либо выполнялись лишь на бумаге, в планах и отчетах. Так, запрещенное законом и неоднократно осужденное общественностью принудительное патронирование по-прежнему широко практиковалось по всей стране. В то же время местные власти зачастую забывали не только об обязательных договорах передачи ребенка на патронат, но и об элементарном учете патронируемых детей. Так, в 1938 г. проверка Деткомиссии в Вологодской области обнаружила, что во многих районах «никому не известно, куда и кому переданы на воспитание дети»42. Соответственно ни о каком наблюдении за их жизнью в семье не могло быть и речи. Отношение крестьянства к своим воспитанникам также практически не изменилось. Принудительное насаждение патронирования, сопровождавшееся массированной агитацион-но-пропагащщстской кампанией и призывами выполнять свой долг по отношению к де-тям-сиротам, но не подкрепленное выполнением властью взятых на себя обязательств в деле помощи патронатным семьям, вызывало у населения реакцию отторжения. Вопреки громким обещаниям сироты так и не стали «детьми всего советского народа», «родными, любимыми детьми Советской республики», как их называла Н.К. Крупская43.
Переломным моментом в развитии патронирования стала Великая Отечественная война. Только в экстремальных условиях общенародной трагедии дети-сирогы действительно стали детьми народа, но произошло это не по постановлению партии и правительства, а по «зову сердца» самого общества.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Иванова Н. Патронат взяли под опеку // Первое сентября. - 2004. - № 62; «А я мечтаю о маме...-»// Труд. - 2007. - 23 янв.; и др.
2 В данной статье исследуется опыт передачи детей на патронат в крестьянские семьи. Па-тронатное воспитание практиковалось и в городах, в семьях рабочих, служащих, а также ответственных советских и партийных работников. Однако развитие патронирования в городах имеет свою специфику, изучение которой не входит в задачу данного исследования.
3 Наибольший вклад в изучение этой проблемы внесла Лори Бернштейн. См.: Bernstein L. Fostering the Next Generation of Socialists. Patronirovanie in the Fledgling Soviet State // Journal of Family History. - Vol. XXVI. - № 1. - January. - 2001. - P. 66-89; Bernstein L. The Evolution of Soviet Adoption Law // Journal of Family History. - Vol. XXII. - № 1. - January. -1997. - P. 204-226; Заслуживает внимание также ряд работ зарубежных исследователей, посвященных особенностям развития советской семьи и проблемам беспризорности: Ball Alan М. The Roots of Besprizornost' in Soviet Russia's First Decade // Slavic Review. - Vol. 51. -№ 2. - Summer. - 1992; Ball A.M. And Now My Soul is Hardered. Abandoned Children in Soviet Russia, 1918-1930. - Berkeley, 1994; Goldman W. Women, the State and Revolution: Soviet Family Policy and Social Life, 1917-1936. - Cambridge, 1993. - P. 97-99, 307-308; RanselD.L. Mothers of Mystery: Child Abandonment in Russia. - Princeton, 1988; Bernice Q. Madison. Social Welfare in the Soviet Union. - Stanford, 1968; Stolee KM. Homeless children in the USSR, 1917-1957 // Soviet Studies. - № 40. - January. - 1988. - P. 64-83; Chao P. Women under Communism: Family in Russia and China / Bayside. - N.Y., 1977.
4 См., например: Назаров Д. Опыт размещения детей и подростков из детдомов по крестьянским семьям // На помощь детям. - М., 1926. - С. 16-17; Орловский Б., Окуньков А. О патронировании (передача воспитанников детских домов в трудовые семьи) // Школа и жизнь. - 1926. - № 6-7. - С. 28-31; Павловский В.А. Опыт отдачи детей в патронат в городе Москве // Охрана материнства и младенчества. - 1925. — >Г® 2. — С. 118-124; Попов М. Детская беспризорность и патронирование. - Иваново, 1929; Родман В.П. Задачи патроната // Вопросы материнства и младенчества. - 1939. - № 2-3; Серебряный М.С. Льготы крестьянам за воспитание беспризорных. - М.; Л., 1927; Федотова Е.Н. Несколько слов об индивидуальном патронировании детей // Вестник охраны материнства и детства. - Харьков, 1922. -Сб. 1. - С. 7-9; Кононенко Е. Ты не сирота, малыш! (О благородном почине женщин «Красного богатыря») // Правда. - 1942. - 31 января. - С. 3; Сироты воспитываются в семьях трудящихся // Правда. - 1945. - 26 октября. - С. 1; и др.
5 Попытку обобщения советского опыта патронатного воспитания предпринял в своей работе Е.Ю. Червоненко. См.: Червоненко Е.Ю. Система защиты детей и элементы патронирования в Советской России // Нужда и порядок: История социальной работы в России, XX в. - Саратов, 2005. - С. 342-353); Однако предложенное им «осознание прошлых ошибок» на деле является лишь пересказом основных положений трех работ зарубежных авторов (Bernstein L. Fostering the Next Generation...; Goldman W.Z. Women, the state and revolution...; Chao P. Women under communism...), которые Червоненко ошибочно называет «.иностранными источниками» (С. 342). Ознакомление широких кругов отечественных читателей с этими важными, но не переведенными на русский язык исследованиями является несомненной заслугой автора. В то же время ряд сделанных им выводов представляются необоснованными. Так, весьма спорным является его утверждение о том, что в Советской России «практически ничего не было создано взамен разрушенных ведомств по защите детей, существовавших в царской России» (С. 343).
6 Подробнее см.: Конюс Э.М. Пути развития советской охраны материнства и младенчества (1917-1940). - М., 1954. - С. 14-17.
7 Калинина А.Д. Десять лет работы по борьбе с детской беспризорностью, - М.; Л., 1928. -С. 25-26.
8 Так, например, по данным земских врачей в Московском воспитательном доме в начале XX в. смертность доходила до 80 %. См.: Конюс Э.М. Пути развития советской охраны материнства и младенчества. - С. 14.
9 ГА РФ. - Ф. Р-5207. - Он. 1. - Д. 48. - Л. 8.
10 Там же. - Д. 11. - Л. 6.
11 Федотова Е.Н. Несколько слов об индивидуальном патронировании детей. - С. 8-9.
12 ГА РФ. - Ф. Р-5207. - Оп. 1. - Д. 96. - Л. 108.
13 См.: Там же. - Л. 1, 108-110, 117.
14 Там же. - Д. 89. - Л. 24.
15 См.: Там же. - Д. 35. - Л. 68; Д. 89. - Л. 24; Д. 96. - Л. 1.
16 Там же. - Д. 89. - Л. 24.
17 Там же.-Д. 96.-Л. 117.
18 См: Люблинский И.П. Опека и детская беспризорность // Вестник просвещения. -1923,-№4.-С. 200.
19 Бибанов Т.П. Общество «Друг детей» // Вопросы истории. - 1985. - № 12. - С. 166.
20 ГА РФ. - Ф. Р-1065. - Оп. 3. - Д. 39. - Л. 10.
21 Цит. по: Спасенные революцией... - С. 63.
22 Руководство органов ОММ с первых дней своего существования последовательно отстаивало семейные ценности, активно боролось с подкидыванием детей и неуклонно выступало за развитие государственной поддержки семей как один из наиболее эффективных методов предотвращения детской беспризорности. Органы ОММ организовывали общежития для матерей-одиночек с грудными детьми, устраивали молодых мам на работу. В 1920 г. 1-е совещание ОММ постановило «развивать в первую очередь учреждения открытого типа», - ясли, консультации, молочные кухни. Приюты же для грудных детей рекомендовалось открывать только в случае крайней необходимости. Причем преимущественно приюты «мелкого типа» с обеспечением грудного вскармливания детей. Подробнее см.: Конюс Э.М. Пути развития советской охраны материнства и младенчества. - М., 1954. - С. 130-134.
23 См.: Конюс Э.М. Пути развития советской охраны материнства и младенчества. -С. 175-176, 193-194.
24 Постановления ВЦИК и СНК РСФСР «О мероприятиях по подготовке воспитанников детдомов к трудовой общеполезной деятельности». - 21.09.1925, «О мероприятиях по борьбе с детской беспризорностью в РСФСР». - 8.03.1926 и «О порядке и условиях передачи воспитанников детдомов в крестьянские семьи для подготовки к сельскохозяйственному труду». - 5.04.1926; и др.
25
См.: Орловский Б., Окуньков А. О патронировании... - С. 29-30; Орловский Б. Борьба с детской беспризорностью... - С. 36.
26 Инструкция Наркомпроса, Наркомфина и Наркомзема РСФСР «По применению постановления ВЦИК и СНК РСФСР “О порядке и условиях передачи воспитанников детдомов в крестьянские семьи для подготовки к сельскохозяйственному труду”» - 5.04.1926; Инструкция Наркомпроса РСФСР «О порядке и условиях передачи воспитанников детдомов в крестьянские семьи для подготовки к сельскохозяйственному труду». - 17.05.1926; и др.
27 Подробнее см.: Определение воспитанников детских домов и беспризорных детей в крестьянские семьи (Постановления правительства и инструкции). - Тамбов, 1927. - С. 3-4, 5-8; Попов М. Детская беспризорность и патронирование. - Иваново, 1929. - С. 17-19,26-27.
28 Детский дом и борьба... - С. 19.
29 Там же.
30 10 лет Советской власти в Нижегородской губернии 1917-1927 гг. - Н.-Новгород, 1927. - С. 198; Определение воспитанников детских домов... - С. 1.
Назаров Д. Опыт размещения детей и подростков из детдомов по крестьянским семьям. -С. 16-17.
32Детский дом и борьба... - С. 19.
33 Цит. по: Спасенные революцией. - С. 78-79.
34 См.: Там же. - С. 81-83.
35 См., например: Там же. - С. 76-77.
36 Гиндин. Роль комсомола в борьбе с детской беспризорностью И Комсомол и беспризорность / Под ред. А.Д. Калининой. - Харьков, 1926. - С. 19; См. также: Базаров А. Сирота Страны Советов // Родина. - 2002. - № 3.
37 Крупская Н.К. Педагогические сочинения. - Т. 2. - С. 152-153.
38 См., например: Гиндин. Роль комсомола в борьбе с детской беспризорностью - С. 19; Год решительной перестройки... - С. 172.
3 Попов М. Детская беспризорность ... - С. 19.
40 Год решительной перестройки... - С. 172.
41 СУ и Р РСФСР. - 1936.-№ 9. - Ст. 49.
42 ГА РФ. - Ф. Р-5207. - Оп. 1. - Д. 1718.-ЛЬ 11; См. также: Там же. - Д. 1719. - Л. 25,33-38.
43 Крупская Н.К. Педагогические сочинения. - С. 153; Отчет райправления Общества Рабочий патронат «Друг детей» Центрального Городского района за 1925 г. - Л., 1926. - С. 7; и др.
«THE CHILDREN-ORPHANS - "THE CHILDREN OF PEOPLE", "FAVOURITE CHILDREN OF THE SOVIET REPUBLIC": THE HISTORY OF CHILD PATRONAGE IN THE SOVIET RUSSIA. THE 1918-1930S
T.M. SMIRNOVA
Institute of Russian History of Russian Academy of Sciences 19, Dmitry Ulianov Str., Moscow, 117036 Russia
The article has opened all discrepancy of policy of the Soviet government concerning orphans: on the one hand, declaring of principles of the state care about the thrown children, on the other hand, compulsory planting of patronage, absence of the account of patronized children and obligatory contracts of transfer of the child in families, irregular granting of privileges to patronage parents or their full absence; dependence of a life of children from the position of local authorities.
