CC BY
335© О.Г. Шильникова, 2007
ЛИТЕРАТУРНАЯ КРИТИКА КАК ПРЕДМЕТ ИСТОРИКО-ЖУРНАЛИСТСКОГО ИССЛЕДОВАНИЯ
О.Г. Шильникова
В современной науке изучением тех или иных аспектов литературно-художественной критики занимается целый ряд научных дисциплин - эстетика, культурология, искусствознание, социология литературы. Однако поскольку в разных своих формах и версиях критика является неотъемлемым звеном литературного процесса, то вполне закономерно, что наиболее пристальный интерес к ней всегда проявляло литературоведение, в пределах которого сформировалась специальная отрасль - история литературной критики. Она занимается изучением закономерностей исторического развития, исследованием теоретических основ и особенностей эволюции критической практики.
В то же время в качестве влиятельного социально-культурного института критика оформилась в недрах журнальной периодики, в первую очередь «толстого» журнала, и до сих пор продолжает активно функционировать в системе СМИ. Кроме того, на начальных стадиях развития русской периодической печати именно литературная критика брала на себя теоретическое осмысление самого феномена журналистики как самостоятельного рода общественно-литературной деятельности и как системы разных типов печатных СМИ. Поэтому она является объектом исследования и историко-журналистских работ.
Однако общность объекта отнюдь не означает совпадения исследовательских интересов этих двух областей. Каждая из них занимает свое место в системе гуманитарных знаний, имеет собственную методологическую базу, приоритетные исследовательские цели, для осуществления которых оказывается необходимым привлечение адекватного поставленным целям материала и рассмотрение его под определенным углом зрения.
Отсюда возникает настоятельная потребность разграничить литературную критику как предмет исследования в истории кри-
тики и как предмет изучения в истории журналистики.
История русской литературной критики - сравнительно молодая отрасль литературоведения. Менее двух десятилетий назад М.Г. Зельдович констатировал, что к тому времени все еще не были «определены достаточно отчетливо и конкретно статус и предмет истории русской критики как науки, ее исходные методологические посылки, основные координаты, вне которых не может конституироваться ни одна отрасль зна-ний»1. Однако к настоящему моменту благодаря усилиям Б.О. Городецкого, В.И. Кулешова, М.Я. Полякова, А.А. Жук и в особенности самого М.Г. Зельдовича и В.В. Прозорова границы данной науки очерчены вполне ясно, хотя и остались некоторые спорные вопросы, например, связанные с диапазоном и объемом научной проблематики истории критики 2.
Отправным методологическим посылом для истории критики является признание, что родовая функция критики - «быть органом литературного самосознания». И в этом качестве она рассматривается как часть историколитературного процесса в целом 3.
Цель истории критики состоит в том, чтобы «исследовать проблемы развития критики как развивающуюся на основе преемственности и других форм взаимодействия совокупность идей, оценок, интерпретаций, принципов постижения явлений литературы в ее соотнесенности с действительностью, жанровых образований и стилей»4. Она призвана «проникать в законы эволюции многоголосных истолкований художественной словесности», обнаруживать и объяснять «напряженные сшибки мнений, суждений, оценок, природу литературнообщественных конфликтов и конфликтных ситуаций в разные эпохи литературной рефлексии», - считает В.В. Прозоров 5. Нетруд-
но заметить, что в приведенных высказываниях явственно обозначен и предмет истории критики. Это совокупность оценок и интерпретаций, преимущественно профессиональных, в их исторической эволюции, собственно критические жанры и их динамика, а также полемика, защита собственных принципов, методологии и методики анализа.
Соответственно история критики отдает предпочтение наиболее авторитетным и репрезентативным образцам литературно-критической мысли - «выдающимся памятникам русской критики» (В.И. Кулешов). Из всего фонда критических публикаций в первую очередь отбираются программные выступления, отражающие становление самосознания критики, работы с систематизированными и эксплицитно представленными позициями авторов, с развернутым обоснованием методологии и методики анализа произведений либо этапные для творчества критика или определенной стадии художественного и литературно-критического развития работы. В поле зрения истории критики неизменно попадают проблемные статьи, в которых рассматриваются и решаются масштабные теоретические вопросы, а также обзоры, охватывающие значительные по художественным результатам или хронологическим рамкам периоды, где были выявлены важнейшие закономерности историко-литературных и историко-критических процессов (хотя, конечно, когда монографически рассматриваются индивидуальные критические системы, круг привлекаемых текстов значительно расширяется).
Если говорить о принципах ранжировки «литературных ценителей», то для истории критики важны прежде всего «вершины». Это ведущие критики-профессионалы и яркие представители писательской критики, основатели новых направлений, выдающиеся творческие индивидуальности, которые внесли ощутимый вклад в становление критики как «формы литературного самосознания», в развитие ее содержания, методологии, терминологического и понятийного аппарата.
Так, сосредоточенность на тех, «кто был заметен и влиятелен в литературной критике», и соответственный акцент на узловых моментах ее эволюции декларируется во «Введении» к новым «Очеркам по истории
русской литературной критики». Авторы этого коллективного труда не отвергают возможности расширения источниковедческой базы для изучения истории критики, но опять-таки за счет крупных имен, находившихся ранее под негласным запретом и, по сути, вычеркнутых из русской культуры, например, творчества К.Н. Леонтьева, Д.С. Мережковского, В.В. Розанова, выступлений по вопросам литературы церковных иерархов, таких как митрополит Филарет (Дроздов) или митрополит Антоний (Храповицкий)6.
В соответствии со своими исследовательскими преференциями история критики постепенно вырабатывала и адекватный гносеологический инструментарий. Как показала научная практика последних десятилетий, наиболее продуктивными в этом плане стали интегральные категории жанра и критического метода. Для истории критики обозначенные выше подходы действительно оказались оправданными и эффективными, о чем свидетельствуют значительные научные достижения в этой области знаний.
Общие задачи истории журналистики относительно печатных СМИ были сформулированы А.В. Западовым и уточнены Б.Е. Есиным. Они состоят в изучении закономерностей развития периодической печати в России, в выявлении общественно-политического направления органов СМИ как выразителей идеологии и практики определенных общественных групп, их взаимоотношений и полемики между ними; в исследовании развития журналов и газет как специальных видов печатной продукции, их соотношения на разных этапах истории; в постижении организации и судьбы конкретных изданий, деятельности редакторов, издателей, сотрудников, анализе их публицистического наследия и индивидуального мастерства; установлении каналов распространения печати и ее взаимоотношений с аудиторией; рассмотрении юридических и административных условий, в которых действовала печать 7.
Понятно, что главными единицами исследования, вокруг которых концентрируются все названные проблемы и из которых складывается история журналистики, являются конкретные периодические издания: их типологические характеристики, структура и специфика внутренней организации материала,
идейно-содержательные, функционально значимые для издания виды публикаций и их жанровые формы, стратегия взаимодействия с имплицитным читателем и способы влияния на реальную целевую аудиторию, роль издания в становлении печати как одного из институтов социальной жизни.
В свете названных выше общих задач следует уточнить исследовательские приоритеты историко-журналистского изучения литературной критики: методологические основания, цели, принципы и предмет изучения.
Развиваясь в одном русле с журналистикой, критика вбирала в себя качественные параметры СМИ на целеполагающем, функциональном, структурном, жанрово-стилевом уровнях. В результате у нее сформировался ряд типологических черт, общих с любой другой сферой публичной информационно-коммуникативной деятельности. И несмотря на то, что в ходе исторической трансформации критика обрела относительно самостоятельный статус одной из форм литературной жизни и специфического рода литературно-творческих занятий, она всегда, одновременно, оставалась полноправной частью литературно-художественных и энциклопедических периодических изданий, а в последнее десятилетие и компонентом электронных каналов информации.
Именно в этой своей ипостаси критика и интересует историю журналистики.
Поэтому в рамках историко-журналистского подхода исходными следует признать следующие методологические посылы.
Литературная критика - это часть инфо-ноосферы и социально-культурный институт, призванный осуществлять информационнокоммуникативные, социально ориентированные функции, состоящие в координации и гармонизации художественных интересов социума с целью прогрессивного общественного развития.
Как вид преднамеренной публичной литературно-практической деятельности критика функционирует в соответствии с общими законами и процессуальной моделью всех форм массовой коммуникации, в том числе и СМИ. Занимаясь структурированием художественного пространства эпохи, она в первую очередь нацелена на формирование различных
слоев потребителей художественной продукции и всего общества в целом как конечного интегрированного субъекта критической коммуникации.
По сложившейся в течение почти двух столетий традиции русская критика неизменно входит в состав периодического издания, прежде всего «толстого» журнала, и участвует в формировании общего журнального дискурса и контекста. История отечественной прессы свидетельствует, что зачастую именно критика наиболее целенаправленно и открыто выражала программные установки литературно-художественного издания. И в этом качестве она является неотъемлемой частью системы СМИ.
В то же время в структуре издания любого типа - журнала, газеты, еженедельника, энциклопедического или общественно-политического органа - критика всегда оставалась отдельным, хорошо узнаваемым компонентом, никогда не сливаясь (по крайней мере до полного неразличения) с другими видами публикаций. Как следствие, в рамках периодического издания (канала СМИ) у нее сформировались свои специальные задачи, функции, объект, предмет освещения и анализа.
Рассмотрение литературы как явления актуальной художественной культуры, формирование через «магический кристалл» искусства эстетического и нравственного сознания своих современников, осуществление реальных коммуникативно-диалоговых отношений «писательское произведение - читатель - общество» - вот круг преимущественных интересов и сфера приложения творческих сил литературной аналитики. Причем наиболее эффективно реализовать эти свои потенции критика может именно в составе СМИ.
Несмотря на то, что изложенный выше широкий подход к формулировке целей и функций критики в теоретическом плане является общепризнанным и в истории критики, и в истории журналистики 8, на практике наиболее распространенным остается иной принцип отбора материала, в соответствии с которым в процедуру исследования вовлекается далеко не весь многокомпонентный состав критического произведения 9. В одних случаях эмпирическим материалом для научных наблюдений и выводов служат главным образом конкрет-
ные аксиологические фрагменты, в которых рассматривается выбор писателей, литературных явлений, тенденций, а также мировоззренческих позиций, с которых они оцениваются, а кроме того, места, касающиеся методологических установок критического субъекта. В других - внимание сосредоточивается на каком-либо одном компоненте публикаций, чаще всего на различных формах интерпретации художественного текста, значительно реже - на публицистическом или эстетическом материале. Исключение составляют лишь работы, где критическое произведение рассматривается в аспекте жанра, но и в них задача целостного многоаспектного анализа критического текста специально не ставится.
Понятно, что в каждом отдельном случае выбор того или иного материала диктуется конкретными целями исследователя. Однако если не брать в расчет весь комплекс элементов критического произведения в их взаимодействии, то остается неясным, за счет каких ресурсов происходит реализация остальных, прежде всего коммуникативных, функций, которые априори все время имеются в виду. В этом случае критика действительно предстает как исключительно обслуживающий художественное творчество сектор культурного пространства. И тогда, видимо, надо согласиться с эпатажным заявлением Виктора Ерофеева. В работе с многозначительным названием «Место критики» он утверждает: «Критика захватила в литературе судебную власть. <...> Получив значительный общественный вес, критика решительно способствовала сужению русской литературы, ее политизации, ломке эстетических представлений, ценила авторов за тенденцию. В итоге Россия и поныне не имеет адекватного представления о своей литературе XIX века. <...> Давно пора отправить отечественную критику на ее место в лакейскую. Советская власть, слава Богу, кончилась. Нужно заново наладить службу писательского барского быта. Пусть в лакейской критика судит о писательских причудах и умиляется им, сдувает пылинки с барских шуб, пьет шампанское из недопитых бокалов, кайфует от сплетен о барских грехах. Именно там она сослужит литературе добрую службу...»10.
Устойчивая автономия критических публикаций в журнале, выделенность критики в ре-
альном историко-литературном процессе и современной культуре в качестве суверенной области знаний и вида духовно-практической деятельности и, наконец, специфика критики, без упоминания о которой не обходится ни одно посвященное этой проблеме исследование, становятся понятными, если отойти от тех принципов идентификации продуктов критического творчества, которые долгое время преобладали в литературоведческой науке.
С одной стороны, критика практически всегда рассматривалась исключительно как часть, компонент какой-то более широкой системы, чаще всего литературоведения. О принадлежности к СМИ говорилось значительно реже (И.В. Кондаков, В.И. Баранов, А.Г. Бочаров, Ю.И. Суровцев)11. Однако и в том, и в другом случае это приводило к утверждению мысли о некой вторичности критики и служебном характере ее деятельности. «Если упор делается на слове “часть”, а относительная самостоятельность критики не учитывается, то сразу обнаруживаются признаки однобокого, а значит, и неверного подхода к решению вопроса. Взгляд на критику и литературоведение лишь как на “часть” и “целое” не отражает некоторых важных специфических функций критики, принадлежащих только ей», - справедливо замечает
В.П. Муромский 12.
С другой стороны, в 70-80-е годы прошлого века в многочисленных статьях и ряде монографий активно предпринимались попытки осмыслить специфику критики через соотношения со смежными научными областями и видами литературного труда, что, несомненно, было необходимо как начальный этап для решения столь сложной проблемы. В результате дискуссий стало ясно, с какими гуманитарными дисциплинами критика соприкасается более всего и чем от них отличается. Наука зафиксировала пограничное положение критики в системе культуры, но так и не смогла внятно определить ее собственное, уникальное, только ей принадлежащее место. Показательно в этом смысле следующее определение: «Будучи явлением универсальным, синтетическим, интегральным, литературно-художественная критика в ее целом и в отдельных ее проявлениях находится на “перекрестке” разных культурных веяний - научного, художественного, публицистического -и естественно, оплодотворяясь каждым из них,
сближается в той или иной мере то с наукой о литературе, то с самим искусством слова (литературой), то с разнообразными в литературном отношении формами социальной критики»13. Однако, как указывает М.Г. Зельдович, на практике такой подход означает полную или частичную редукцию, сведение литературной критики к другим видам творческой деятельности: литературно-художественной, научно-литературоведческой, публицистической. «Вполне закономерный поиск связей, соотношений критики с иными формами нередко подменяется полным или частичным отождествлением ее с ними, туманными рассуждениями о синтезах (разумеется, органических) в критике различных на-чал»14.
Таким образом, будучи необходимыми и плодотворными этапами в развитии научной мысли, оба обозначенных подхода не привели к выявлению оригинальной сущностной природы литературной критики. Для этого необходим следующий шаг, а именно: построение структурно-функциональной модели, демонстрирующей, из каких компонентов состоит критический текст, как «переплавляет» критика «материалы» смежных областей, каковы закономерности ее собственного функционирования и каким оказывается творческий результат.
Для истории журналистики построение такой модели особенно важно по нескольким мотивам.
Двойственная природа литературной критики, ее принадлежность двум стихиям -литературному процессу и журналистике, диктует необходимость принимать во внимание конституирующую содержательно-функциональную роль критики в рамках периодического издания (канала СМИ).
Поскольку СМИ - это не единый неделимый и аморфный информационный поток, а структурированное в форме отдельных изданий, органов и каналов информационное пространство, то в оптимальном варианте все материалы «толстого» журнала и его структурные модули - художественный, публицистический, литературно-критический - также дискретны и в то же время каждый из них функционален или, по крайней мере, стремится к этому.
В пределах номера (выпуска) критика подчиняется общему журнальному дискурсу,
законам функционирования журнального контекста, согласно которым и с позиции редакции, и с точки зрения аудитории любая публикация не может рассматриваться как выступление отдельного, пусть даже выдающегося, талантливого журналиста.
Это означает, что в номере по возможности не должно быть случайных публикаций. Каждый тип, вид материалов периодического издания, в нашем случае литературно-художественного журнала, имеет свое специальное назначение и выполняет собственную роль в формировании журнального дискурса. Каждый так или иначе работает на воссоздание узнаваемого облика и общего направления журнала. Любое выступление, в том числе литературнокритическое, информативно-содержательно, значимо и интересно публике как часть единого «литературного события» (В.Б. Шкловский)
- очередного журнального номера.
Отсюда вытекает и исследовательский принцип: при определении критического дискурса должен быть идентифицирован по своим содержательно-функциональным свойствам и учтен каждый материал, каждая публикация, имеющая отношение к литературно-критическому творчеству. Так, М.В. Теп-линский справедливо полагал, что только «внимательное изучение всей массы материала (в том числе и анонимного), появляющегося на страницах «Отечественных записок», поможет преодолеть некоторые неправильные взгляды и оценки» литературной критики некрасовского журнала 15.
В составе конкретного органа СМИ критика функционирует в синхронном, а не диах-ронном измерении. Благодаря журнальному (газетному, электронному) контексту, для реального потребителя она предстает как ряд отдельных текстов, погруженных в актуальную социокультурную практику. СМИ, независимо от намерений и воли читателя, встраивают тот или иной текст в текущий информационный поток, превращая его в один из сегментов общего информационно-коммуникативного пространства. А оно, в свою очередь, по признанию зарубежных и отечественных исследователей, является фактором, меняющим не только социальные реалии, но и представление о них аудитории и в конечном итоге участвующим в конструировании у личности цельной картины мира 16.
Понятно, что в этой коммуникативной цепочке на реципиента оказывают влияние не критика в ее генетической проекции или историко-функциональном варианте, а современные либо актуализированные критические тексты. С одной стороны, они принадлежат разным авторам, имеют различное идейно-содержательное наполнение, отличаются по своим жанровым, композиционным, лингво-сти-листическим, индивидуально-личностным параметрам. С другой - обладают общими конституирующими особенностями, что и позволяет читателям объединять их в одну категорию - литературно-критические тексты.
Поэтому когда речь идет об изучении критики в журнале или любом другом органе СМИ, всегда имеющем выраженную практическую коммуникативную цель, приоритетное значение имеют особенные свойства критического произведения как текста, направленного на осуществление коммуникации в сфере социокультурных интересов общества и личности. В то же время в истории критики эти особые черты хоть и не игнорируются полностью, но все-таки при установлении всеобщих тенденций и закономерностей развития критики в значительной мере нивелируются 17.
И наконец, критический текст в журнале - это «предмет для потребления», готовый к участию в коммуникативном процессе, к контакту с читателем. В соответствии с герменевтическими представлениями, в частности с идеями Г.-Г. Гадамера, тексту, зафиксированному в письменном виде, присуща особого рода идеальность. Такие тексты всегда направлены на «отслоение первичного речевого акта и указывают в первую очередь не на говорящего, а на подразумеваемое»18. Это и делает возможным воссоздание текста в процессе его последующей рецепции. Кроме того, Г.-Г. Гадамер подчеркивал, что «в зависимости от того, в каких условиях функционирует текст, модифицируется и характер письменной фиксации»19. Понимание «записки для себя» обеспечивается собственной памятью, понимание письма происходит благодаря точному адресу. А вот всем видам печатной продукции, которые по своей природе лишены конкретной адресации, для выполнения коммуникативного намерения необходима «известная искушенность в искусстве пись-
ма»20, то есть в такой текст не только на ин-тенциональном, но и на формальном уровне должен быть «вписан» призыв к читательскому восприятию.
Поэтому отчуждение создателя текста от его собственного творческого продукта имеет еще одно важное следствие. Реальный читатель имеет дело не с тем, что «этот автор имел в виду», а с определенными текстовыми структурами, которые во многом обусловливают направление процессов восприятия текста и характер его воздействия 21. Свойство произведения направлять читательское восприятие М. Науман назвал «потенциалом вос-приятия»22. Известно, что и Констанцская (Х.Р. Яусс, В. Изер), и Берлинская (М. Нау-ман) школы рецептивной эстетики разрабатывали свои концепции, имея в виду прежде всего восприятие художественного произведения. Однако многие из предлагаемых ими теоретических решений значимы для изучения других видов текстов, в том числе литературно-критических.
Более универсальный и широкий подход к проблемам восприятия текста представлен у М.М. Бахтина, исходившего из идеи диалогичности мышления и речи. С его точки зрения, и в первичных речевых жанрах, и во всех сложных жанрах культурного общения - художественных, научных, публицистических - имеется своя «типическая концепция адресата». Все виды концепций адресата «определяются той областью человеческой деятельности и быта, к которой относится данное высказывание. Кому адресовано высказывание, как говорящий (или пишущий) ощущает и представляет себе своих адресатов, какова сила их влияния на высказывание - от этого зависит и композиция и - в особенности - стиль высказывания»23.
Очевидно, что особое представление
о своем воображаемом читателе, о своей публике есть и у критики. Значит, имплицитный читатель неизбежно влияет на стилистические, экспрессивные свойства критического высказывания и находит отражение в коммуникативно-диалоговой конструкции критического произведения.
Однако раздел, где разрабатывались бы теория и практика анализа и интерпретации самого критического текста, в современной науке о литературной критике прак-
тически отсутствует. Теория критики, находящаяся в процессе становления, главным образом сосредоточена на изучении критических жанров и методов. И хотя со времени появления статьи Вл. Гусева и работ М.Г. Зельдовича 24, указавших на необходимость такого подхода, прошло около двух десятилетий, исследования, в которых критическое произведение рассматривалось бы как семантическое и структурное целое, в совокупности и взаимодействии своих элементов рождающее качественно новое смысловое единство, появляются крайне редко 25.
Решение этой задачи, на наш взгляд, требует иных методологических и теоретических оснований. Ими должны стать герменевтический и феноменологический подходы, а также обязательный учет достижений современной коммуникативистики и рецептивной эстетики. В этом случае критика исследуется как самодостаточный и самоценный феномен, представляющий собою органическое единство специфического литературно-критического дискурса и конечного результата, «продукта» его работы - литературно-критического текста. В разделении понятий текста и дискурса мы опираемся на наметившуюся уже в конце 70-х - начале 80-х годов ХХ века дифференциацию этих категорий. Под «текстом» понимается преимущественно формализованная конструкция, имеющая определенную законченную и зафиксированную форму, под дискурсом - различные виды ее процессуальной, деятельностной актуализации, рассматриваемые с точки зрения ментальных процессов и в связи с экстралингвистическими факторами 26.
По определению И.Р. Гальперина, в общелингвистическом плане текст - это «произведение речетворческого процесса, обладающего завершенностью, объективированное в виде письменного документа, литературно обработанное в соответствии с типом этого документа; произведение, состоящее из названия (заголовка) и ряда основных единиц (СФЕ), объединенных разными типами лексической, грамматической, логической, стилистической связи, имеющее определенную целенаправленность и прагматическую установку»27 .
Критический текст как отдельный вербальный комплекс смыслов и средств их выражения обладает атрибутивными, только ему присущими свойствами, которые несводимы к особенностям ни литературоведческих, ни публицистических, ни искусствоведческих, ни художественных текстов, и не является простой суммой их характерных признаков и качеств.
У него особые механизмы образования внутритекстового пространства, свои жанрово-видовые, конструктивно-композиционные и лингво-стилистические формы выражения собственного содержания и свои способы текстовой репрезентации и трансляции смыслов. Другими словами, свой уникальный язык для предъявления своих смыслов, для установления контактов и разговора с аудиторией об искусстве.
Специфика критического текста зиждется на своеобразии критического дискурса, того, как протекают в этом виде деятельности когнитивные процессы, каким образом реально осуществляется процедура порождения самого текста, понимаемого не только в его материальной, но и символической оформлен-ности, то есть в качестве связной когерентной (цельной, цельнооформленной) семантической единицы.
Под критической деятельностью мы понимаем специфическую форму ценностной динамической рефлексии по поводу искусства, в которой все основные операционно-процессуальные виды рефлексии (аналитическая, интерпретационная, оценочная), а также структурно-содержательные компоненты критического дискурса (философско-эстетический, оценочно-прагматический, социальнопублицистический) имеют особые неиерархические формы корреляции, аксиологическую установку и прагматическую коммуникативно-диалоговую ориентацию.
Следовательно, цель историко-литературного изучения литературной критики состоит в том, чтобы раскрыть роль и место критики в общем процессе становления и исторической эволюции журналистики как института социальной жизни, проследить закономерности ее функционирования как рода профессиональной (журналистской) общественно-литературной практической деятельности, раскрыть информационно-коммуника-
тивные возможности критического текста как самодостаточного духовного феномена.
На уровне отдельного издания, которое и является в истории журналистики главной единицей исследования, эта цель конкретизируется следующим образом: необходимо осмыслить критику как специфический структурообразующий и содержательный компонент «толстого» журнала, выявить ее роль в формировании художественного дискурса и выработке определенного идейного направления журнала, а также в моделировании узнаваемого типологического и индивидуального облика издания (иного канала СМИ) на разных этапах его исторического развития.
При таком подходе вполне ясно вырисовываются и совершенно иные, чем в научном литературоведении, исследовательские задачи. Они заключаются в следующем:
- рассмотреть функциональные возможности и формы участия критики в воссоздании общежурнального дискурса и практической реализации проводимой изданием редакционной политики;
- установить закономерности и механизм функционирования литературной критики в журнальном контексте;
- исследовать характер взаимоотношений критического отдела, критических публикаций с другими структурными частями и материалами издания;
- описать модель взаимодействия критики с аудиторной составляющей - читателями, авторами, властью, литературными оппонентами.
Однако все эти задачи не могут быть решены без осмысления специфики критики как составной части, необходимого компонента литературно-художественного издания («толстого» журнала в первую очередь) и как отдельного типа журнальных материалов. Эта задача является первоочередной еще и потому, что напрямую связана с определением предмета историко-журналистского изучения критики.
Таким образом, историко-журналистский подход предполагает, что критика должна изучаться в контексте периодического издания, с учетом его типологии и в соответствии с закономерностями функционирования, особенностями и историческими тенденциями раз-
вития СМИ, с одной стороны, и как уникальный самоценный феномен - с другой.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Зельдович М.Г. В поисках закономерностей. О литературной критике и путях ее изучения. Харьков, 1989. С. 4.
2 См. об этом: Прозоров В.В. Уточнение позиций. История и теория литературной критики в системе филологических знаний // Русская литературная критика. История и теория: Межвуз. науч. сб. Саратов, 1988. С. 4-15; Он же. Предмет истории литературной критики. (К постановке вопроса) // Филологические науки. 1992. № 3. С. 22-30.
3 См.: Очерки истории русской литературной критики В 4 т. Т. 1. XVIII - первая четверть XIX в. СПб., 1999. С. 13. В.И. Кулешов называет критику «теоретическим самосознанием литературных направлений», которым она придает окончательную идеологическую оформленность и законченность (Кулешов В.И. История русской литературной критики XVIII-XIX веков. Изд. 2-е, испр. и доп. М., 1978. С. 3-4).
4 Зельдович М.Г. В поисках закономерностей... С. 10. О том же несколько раньше писали и другие ученые. См.: Городецкий Б.О. О создании истории русской литературной критики // Известия АН СССР. Отд-ние лит. и яз. 1958. Вып. 4; Поляков М. Рецензия на «Историю русской критики» // Там же. Вып. 5; Он же. В мире идей и образов. М.,
1983. С. 28, 49.
5 Прозоров В.В. Предмет истории литературной критики... С. 23.
6 Очерки истории русской литературной критики... С. 17.
7 История русской журналистики XVIII-XIX веков / Под ред. А.В. Западова. М., 1963. С. 8; Есин Б.И. История русской журналистики XIX века. 2-е изд., испр. и доп. М., 2003. С. 6.
8 В отечественной науке наиболее подробно система функциональных преференций литературнохудожественной критики была разработана Ю.Б. Бо-ревым, исходившим из представления о критике как составной части литературоведения. См.: Борев Ю. Искусство интерпретации и оценки. Опыт прочтения «Медного всадника». М., 1983. С. 7-10; Он же. Эстетика. М., 2002. С. 459-461.
9 М.Г. Зельдович оценивает эту ситуацию еще более радикально: «...При разработке темы “писатель в критике” обычно господствует односторонне-тематический подход, при котором главными оказываются непосредственно оценочные суждения того или иного критика - вне их связи со всей системой параметров рассматриваемой
статьи и всего творчества автора, и прежде всего вне анализа его метода, критериев, способа постижения концепции произведения». Такая методика, считает М.Г. Зельдович, делает невозможным объективное сопоставление критических работ и сравнение позиций критиков (Зельдович М.Г. В поисках закономерностей... С. 66).
10 Ерофеев В. В лабиринте проклятых вопросов. М., 1997. С. 434-440.
11 Кондаков И.В. Литературная критика в печати и в контексте культуры // Актуальные проблемы журналистики. Вып. 1, ч. 1. М., 1981. С. 65-76; Баранов В.И., Бочаров А.Г., Суровцев Ю.И. Литературно-художественная критика. М., 1982. С. 178-196.
12 Муромский В.П. Русская советская литературная критика. (Вопросы истории, теории, методологии). Л., 1985. С. 74. Тем не менее В.П. Муромский верной считает формулу: «Критика - относительно самостоятельная часть литературоведения».
13 Кондаков И.В. Указ. соч. С. 66.
14 Зельдович М.Г. Парадоксальность литературной критики как творчества. Программа исследования // Литературоведение и журналистика: Межвуз. сб. науч. тр. Саратов, 2000. С. 149.
15 Теплинский М.В. Отечественные записки. 1868-1884. Южно-Сахалинск, 1966. С. 143.
16 См.: Прозоров В.В. Власть современной журналистики, или СМИ наяву. Саратов, 2004.
17 В данном случае мы воспользовались аналогией, которую провел между историей литературы и научными школами, занимающимися анализом и интерпретацией художественного произведения, М. Науман. Он считает, что нельзя абсолютизировать ни один из названных подходов: «...Историколитературные исследования и исследования, ориентированные на анализ произведения, можно рассматривать как виды научной деятельности, которые, используя различные методы, преследуют одну и ту же цель... анализируют, разъясняют и оценивают тексты с учетом их функций как “означающих” и тем самым “означают” их (в позитивном или негативном смысле) как произведения» (Науман М. Лите-
ратурное произведение и история литературы. М.,
1984. С. 199).
18 Гадамер Г -Г. Философия и литература // Га-дамер Г.-Г. Актуальность прекрасного. М., 1991.
С. 133. «В действительности идеальность свойственна не только письменному тексту, - уточняет Г.-Г. Гадамер, - но также первичному говорению и слушанию, поскольку их содержание позволяет отслоить себя от конкретности речевого акта и воссоздать себя заново. Самотождественность, свойственная идеальности, проявляется в том, что подобное воспроизведение возможно и в известной мере адекватно» (Там же).
19 Там же.
20 Там же.
21 С точки зрения герменевтики, «понимание может выходить за пределы субъективного замысла автора, более того, оно всегда и неизбежно выходит за эти рамки» (Гадамер Г.-Г. Философские основания ХХ века // Гадамер Г.-Г. Актуальность прекрасного. С. 19).
22 Науман М. Указ. соч. С. 103.
23 Бахтин М.М. Автор и герой: К философским основам гуманитарных наук. СПб., 2000. С. 292.
24 Гусев Вл. Статья как произведение // Гусев В. Испытание веком. М.,1982; Зельдович М.Г. В поисках закономерностей... С. 43-76.
25 Одна из самых ярких и основательных как в методологическом ключе, так и в плане проекции идей рецептивной эстетики на интерпретационную практику литературоведения и критики - книга Л.В.Чернец «“Как наше слово отзовется...”. Судьбы литературных произведений» (М., 1995).
26 О разграничении категорий «текст» и «дискурс» см.: Кубрякова Е.С., Александрова О.В. Виды пространств текста и дискурса // Категоризация мира: пространство и время: Материалы науч. конф. М., 1997. С. 19; Языкознание: Большой эн-цикл. слов. / Гл. ред. В.М. Ярцева. М., 1998. С. 136137; Бисималиева М.К. О понятиях «текст» и «дискурс» // Филологические науки. 1999. N° 2. С. 78-85; Dijk T.A. van. Discourse Análisis as a New CrossDiscipline // Handbok of Disrourse Análisis. L., 1985. Vol. 1. Р. 1-10; Дейк Т.А. ван. Язык, познание, коммуникация: Пер. с англ. М., 1989.
27 Гальперин И.Р. Текст как объект лингвистического исследования. М., 1981. С. 18.
