CC BY
110
1
1
&
Is
А
*
J
£
*
1
Сравнительно-историческое, типологическое и сопоставительное
языкознание
УДК 811.161.1.
М.А. Атакулова
ЛИЧНЫЕ МЕСТОИМЕНИЯ В ЯЗЫКАХ РАЗЛИЧНОГО СТРОЯ:
СВОЕОБРАЗИЕ И СТАТУС
Ошский технологический университет
Аннотация: Настоящая статья посвящена сравнительному изучению личных местоимений в языках различного строя и определению места лично-местоименных слов русского языка в этой системе.
Ключевые слова: прономинальное поле, дейктическая функция, актанты, парадигма.
UDC 811.161.1.
M.A. Atakulova
PERSONAL PRONOUNS IN DIFFERENT LANGUAGE SYSTEMS:
ORIGINALITY AND STATUS
Osh technological university
Abstract: This article is devoted to a comparative study of personal pronouns in the languages of a different system and the definition of the place of the Russian language personal-pronounal words in this system.
Key words: pronominal field, deictic function, actants, paradigm.
Личные местоимения являются ядром прономинального поля в языке. Известно, что личные местоимения языков различных семей были предметом углубленных компаративистских разысканий. Личные местоимения индоевропейских языков, например, глубоко были изучены в трудах К. Бюлера, А. Мейе, Э. Бенвениста, В.М. Жирмунского, А.Н. Савченко, В.Я. Мыркина, С.Ф. Самойленко, В.С. Воробьева-Десятовского и других.
Сравнительный анализ монгольских личных местоимений произведен в трудах В. Котвича, Г.Д. Санжеева, А.А. Дарбеевой, Т.А. Бертагаева и других. Изучение местоимений финно-угорских языков осуществлялось в работах К.Е. Майтинской, Л. Хакулинена, Б.А. Серебренникова, Н.И. Терешкина, Н.М. Терещенко и др., картвельских и других кавказских языков - в трудах Ю.Д. Дешериева, Е.А. Бокарева и А.Т. Мартиросова.
В ряде исследований изучаются тюркские личные местоимения в сравнительно-историческом аспекте (Н.И. Ашмарии, А.П. Поцелуевский, В. Котвич, Н.К. Дмитриев, Н.А. Баскаков, Ф.Г. Исхаков, А.М. Щербак, Г.Ф. Благова, Н.З. Гаджиева и др.). Но общетеоретические вопросы прономинального поля в них рассматриваются без специального учета киргизских личных местоимений.
Личные прономинативы обладают свойством универсальности [7; 17]. Они представлены во всех языках мира. Ибо в языке обязательно наличие слов, выражающих отсылку к участникам и неучастникам данного акта речи или речевой ситуации. Эти слова выполняют дейктическую функцию и содержат указание на участников речевого акта - говорящего, адресата или на предмет речи [3; 12].
Термин «личное местоимение» в сравнительно-исторических грамматиках и типологических исследованиях употребляется в узком и широком смысле слова. В узком понимании этим термином обозначаются только собственно личные местоимения [6; 19] типа киргизских мен, биз и т.д., в широком понимании к личным местоимениям могут быть отнесены любые местоимения, способные изменяться по лицам [1; 10] (тувин. бодум «я сам/сама», бодуё «ты сам/сама», боду «он сам/она сама», бодувус, боттарывыс «мы сами», бодуёар, боттарыёар «вы сами», боттары «они сами»), лично-местоименные энклитики (болгар.энклитики: ме «меня», ми «мне», те «тебя», ти «тебе», го «его», му «ему», я «ее/нее», й «ей/ней», ни «нас/нам», ви «вас, вам», ги «их», им «им» наряду с полными и ударными словоформами: мене «меня, мне», тебе «тебя, тебе», него «его, ему; него, нему», нея «ее, ей, нее, ней», нас «нас, нам», вас «вас, вам», тях «их/них»), лично-притяжательные местоимения (рус. мой, твой, наш и др.; якут. миэне «мой, моя, мое», эйиэне «твой, твоя, твое» и др.). В настоящей работе рассматриваются вопросы только собственно личных местоимений как лексико-грамматической группы, указывающих на актантов речевых действий в пространственно-временном поле языка.
По мнению К. Бюлера, каждое конкретное речевое событие «есть сложное человеческое действие. И, участвуя в этом речевом действии, отправитель не только занимает определенное положение на местности (как дорожный указатель), но и играет, кроме того, некоторую роль - роль отправителя, отличную от роли получателя». Полную модель речевого общения составляют его участники - отправитель и получатель речевых сообщений. «Если говорящий «хочет указать» на отправителя произносимого слова, то он говорит я, а если он хочет указать на получателя, то он говорит ты. Таким образом, ты и я - тоже указательные слова, причем это и является их первичным предназначением». Эти местоимения являются ядром указательного поля, противопоставляемого назывательному. Личные местоимения в языке, расположившись в центре прономинального поля, представляют собой своеобразную группу лексем. Они характеризуются специфическими, только им свойственными чертами, которые проявляются в семантике, в морфологическом парадигмообразовании (супплетивность, наличие особых чередований и т.д.), в словообразовании, в сфере функционирования и т.д.
Личные местоимения не являются однородным классом лексем. Они внутри себя выделяют группировки, дифференцируемые по признакам лица, числа, указательности -неуказательности, инклюзивности - эксклюзивности, рода, класса и т.д. [9; 16].
Личные местоимения 1 -го и 2-го лица занимают особое положение по сравнению с личным местоимением 3-го лица. Местоимение 3-го лица часто называют лично-указательным. В языках сфера 3-го лица по типу указания значительно более разнообразна, чем сфера 1 -го и 2-го лица. Так, в американском черокезском языке употребляются девять разных местоимений 3-го лица. Выбор того или иного местоимения зависит от того, стоит ли, сидит ли, ходит ли и т.д. лицо, о котором говорится.
В североамериканском языке квакиутль имеется одно личное местоимение для 1 -го лица, одно для 2-го лица, но семь личных местоимений 3-го лица, которые различаются по указанию на степень удаленности, по видимости или невидимости лиц, а также по их присутствию или отсутствию [5; 20].
В чамалинском языке Дагестана имеется по одному местоимению для 1-го лица единственного (дй «я»), для 2-го лица единственного (мй «ты») и множественного (бити «вы») числа, по одному местоимению для инклюзива и эксклюзива 1-го лица множественного числа (илЫ «мы с тобой» и исси «мы с ним/ними», «мы без тебя, вас»), но около десяти указательных местоимений выступают в роли личных местоимений 3 -го лица. Каждое из лично-указательных местоимений имеет по 5 классных показателей: например, о «этот» для 1 кл., ой - для 2 и 5 кл., об - для 3 кл., ол - для 4 кл.
Личные местоимения 1-го и 2-го лица во множественном числе образуются супплетивно, то есть не от корня соответствующих местоимений единственного числа, в то время как в 3-ем лице множественного числа сохраняются корни соответствующих местоимений единственного числа [7]. В этом отношении чамалинские личные местоимения 3 л. обнаруживают типологическое сходство с личными местоимениями индоевропейских, алтайских и других языковых семей.
В отличие от личных местоимений 1-го и 2-го лица, местоимения 3-го лица во многих языках выражают отсылку как к людям, так и к предметам и явлениям (ср. кирг. ал, алар, нем. er, sie, es). Местоимения 1-го и 2-го лица используются только при указании на людей, за исключением редких случаев персонификации типа: Мен сага кайтып келем, Алатоо! - Я вернусь к тебе, Алатоо!
Личные местоимения 3 -го лица отличаются от местоимений 1 -го и 2-го лица и по склонению.
Ср., например, в бурятском языке:
1) им.п. би «я» ши «ты» бидэ «мы» та «вы»
род.п. мини шинии бидэней/манай танай
дат.п намда шамда бидэндэ/манда танда
2) им.п. тэрэ «он, она, оно» энэ «этот, эта, это» тэдэ «они» эдэ «те»
дат.п. терэ(э)нде энэ(э)нде тэдэ(э)нде эдэ(э)нде.
Здесь для удобства даны формы только трех падежей (вместо восьми). Личные местоимения 1 и 2 л. имеют разные основы: би/мин-/нам-; ши/шин-/шам-; бидэ/бидэн-; та/тан-. А склонение местоимения 3 л. идентично склонению указательных местоимений и не обнаруживает особых морфонологических явлений. В косвенных падежах допускается вариативность долгого и обычного гласных на стыке основы и падежного аффикса.
Контрастность личных местоимений 1-го и 2-го лица, с одной стороны, и 3-го лица, с другой, проявляется и в сфере их функционирования. Первые встречаются в разговорном стиле языка и широко представлены в тексте художественной литературы. Диалог невозможно осуществлять без них. Они почти не используются в языке научно-технической литературы (в энциклопедических изданиях, в учебниках и монографиях по отраслям наук, в справочниках, в законодательных актах и т.д.) [2; 14].
Эти две группы личных местоимений отличаются друг от друга и по семантике. Лица, на которых производится указание, неравноправны и неравнозначны в акте речи. Равноправны 1-ое и 2-ое лица, производящие речевое общение и попеременно меняющие свои роли говорящего и слушающего. Таким свойством не обладает 3-е лицо: оно непосредственно не участвует в акте речи. Об этом хорошо сказано П. Форхеймером. Он писал о том, что близость 1-го и 2-го лица объясняется тем, что, если участвующие в беседе А и Б говорят о себе «я», обозначается два разных лица, значение же 3-го лица не меняется от того, что о нем говорит А или Б.
Э. Бенвенист тоже специально подчеркивает принципиальное отличие личных
местоимений 1-го и 2-го лица от местоимений 3-го лица. Он связывает их отличие с моментом и реальностью речи. По мнению Э. Бенвениста, 3-е лицо является немаркированным, непризнаковым членом корреляции лица. Местоимение 3-го лица, в отличие от местоимений 1 -го и 2-го лица, не указывает на момент речи. В отличие от имен, которые приспособлены информировать о постоянном и «объективном» понятии и могут быть виртуальными или актуализироваться в единичном понятии, местоимения 1-го и 2-го лица не приспособлены давать информацию, поскольку нет такого «объекта», который мог быть определен словом со значением «я» или «ты». Любое «я» имеет свою собственную информацию и соответствует каждый раз единичному существу. Единичная «реальность», к которой относится «я» или «ты» - это «реальность» речи. При помощи слов сферы 1-го лица (менее отчетливо также и 2-го) все события соотнесены с моментом речи, и практическое значение подобных слов поистине неоценимо: если бы для выражения чувства своей субъективности каждый говорящий имел бы свой особый указатель (подобно тому, как каждая радиостанция имеет свои собственные позывные), практически было бы столько языков, сколько индивидов, и общение между людьми стало бы невозможным.
Здесь сделана попытка проникнуть в суть природы личных местоимений. За местоимениями не закреплены реальные предметы и их свойства. Их семантика подвижна и гибка. Они не имеют постоянную референцию. Их употребление обусловлено актом и моментом речи. Личные местоимения только указывают на участников общения в роли говорящего или слушающего и на неучастников акта речи. Момент речи определяет ее участников и делает 1 -ое и 2-ое лица маркированными. Личные местоимения выполняют обобщительную функцию в языке, замещая имя, фамилию и другие конкретные атрибуты участников акта речи, обеспечивая этим компрессию средств языка.
В целом ряде языков противопоставление местоимений 1 -го и 2-го лица, с одной стороны, и, с другой, местоимений 3-го лица проводится на основании признаков родоизменения показателей. В индоевропейских языках, например, местоимения 3-го лица составляют ряд единиц, тождественных по значению указания и соотнесенности с предметом речи, но дифференцируемых по родовой принадлежности предмета или лица, на которые они указывают (ср., например, русские он, она, они). В дагестанских языках они имеют классные показатели.
Личные местоимения в языке образуют лексико-семантическую парадигму, составляющие которых имеют общие и отличительные признаки. Общими их свойствами являются единство всеобщего (абстрактного) и единичного (индивидуального) в семантике, способность к обозначению участника-неучастника речевого акта, возможность взаимодействовать с лично-посессивными и лично-предикативными парадигмами (при их наличии в языке), отмеченность и актуализированность актантов в процессе речи и трехчленность парадигмы. Личные местоимения в языке состоят из 1-го, 2-го и 3-го лиц, образуя парадигму-трехчлен [4; 18].
В то же время единицы языка, составлящие личные местоимения, дифференцированы и отличаются друг от друга по целому ряду признаков. Личные местоимения 1 -го лица противопоставлены непервому лицу, единственного числа -местоимениям со значением не-единственного числа (двойственного или множественного), участники речевого акта - неучастникам, местоимения женского класса (или рода) - местоимениям неженского класса (или рода) и т.д. В языках мира доминирует система, состоящая из шести элементов: 1) слово со значением «я»; 2) слово со значением «ты»; 3) слово со значением «он» (то есть он, она, оно); 4)слово со значением «мы»; 5) слово со значением «вы»; 6) слово со значением «они». Это идеальный случай, соответствующий здравому смыслу носителей русского языка.
Выход за пределы этого языка дает обширный материал, требующий обстоятельного исследования. Приведем и прокомментируем некоторые примеры из разных языков.
1. Болгарский язык: 1) аз; 2) ти; 3) т- (той, то, тя); 4) ние; 5) вие; 6) те. Эта система аналогична русской парадигме.
2. Английский язык: 1) I [ai]; 2,5)you[ju:]; 3а) he[hi:] «он», 3б) she fi:] «она»; 3в) it [it] «он, она, оно»; 4) we [wi:]; 6) they [óei].
Как видим, в этом языке русские 2 и 5 нейтрализуются, русское 3 расщепляется на подпункты по признаку одушевленности (3а-3б) и неодушевленности (3в).
3. Эстонский язык: 1) mina (ма); 2) sina (sa); 3) tema (ta); 4) meie (me); 5) teie (te); 6) nemad(nad).
Если п. 3 в русском и болгарском языке допускает разбивку по роду, эстонский язык нейтрализует родоизменение. В этом языке личные местоимения имеют полные и неполные формы. Неполные формы не образуют отдельных членов парадигмы.
4. Хантыйский язык: 1) ма; 2) наё; 3) тув; 4а) мин; 4б) муё; 5а) нын; 5б) наё; 6а) тын; 6б) тыв. Хантыйский язык имеет, по сути, девятичленную парадигму. Неединственное число личных местоимений отдельно представлено лексемами дв. и мн. числа: 4а, 5а, 6а - слова в форме дв.ч., 4б, 5б и 6б - мн.ч. Родоизменение не характерно хантыйскому языку.
5. Дунганский язык: 1) вэ; 2) ни; 3) та «он, она, оно»; 4а) вэму(экскл.); 4б) заму(инкл.); 5) ниму; 6) таму. Система семичленная. Значение «мы» передается двумя формами - вэму «я + он», «я + они» и заму «я + ты», «я + вы». В дунганском языке отсутствуют родоизменение, склонение и спряжение.
6. Ассирийский язык: 1) ана; 2а) аm(муж.); 2б) аmи (жен.); 3а) ав «он»; 3б) ай «она»; 4) ахнан «мы»; 5) ахmун «вы», 6) аний «они» 2а и 2б дифференцируется графически.
7. Хауса (относится к чадским): 1) nawa, tawa; 2а) naka, taka(му ж.); 2б) naki, taki(жен.); 3а) nasa, tasa(муж.); 3б) nata, tata (жен.) 4) namu, tamu; 5) naku, taku; 6) nasu, tasu. В ассирийском и хауса, относящихся к семито-хамитской группе языков, значения 2 и 3 л.ед. разбиваются на две семы - жен. и муж.р.
8. Хваршинский язык: 1) до; 2) мо; 3) ю; 4) ило; 5) мижо; 6) жиду, изу «они». Слово ю в им.п. имеет значение «он, она, оно», в косвенных падежах получает основу ис- для 1 класса, т.е. для указания на лиц мужского пола, и основу илъ- для 2-6 классов, т.е. для указания на лиц женского пола (2 класс), на животных (3 класс), на неодушевленные предметы (4 класс) и детенышей животных (5 класс) (2, с. 125-126). Следовательно, основа ис- имеет значение «он», а илъ- - значения «он, она, оно».
9. Абхазский язык: 1) сара, са; 2а)уара, уа(муж.); 2б) бара, ба (жен.); 3а) иара, иа (муж.); 3б) лара, ла (жен.); 4) хара, ха; 5) шэра, шэа; 6) дара, да. Абхазские «личные местоимения не изменяются по формам». Они имеют полные и краткие формы. В этом отношении они сходны с эстонскими. Русские (2) и (3) расщепляются на две единицы, (2) усложняется, (3) упрощается. Русское (3) состоит из трех единиц - «он», «она» и «оно».
10. Ингушский язык: 1) со; 2) хьо; 3) из; 4а) вай (инкл.) «я+ты», «я+вы»; 4б) тхо (экскл.) «я+он», «я+она», «я+оно», «я+они»; 5) шу; 6) уж, ужаш. Ингушские (4а) и (4б) типологически сходны с дунганскими.
11.Тиндинский язык: 1) де; 2) ме; 3) аб, аб, гьаб, гьаб, об/уб «он, она, оно», «этот, эта, это»; 4а) илЫ (инкл.); 4б) ища (экскл.); 5) бисса; 6) оби (5, V, с. 274). Здесь 4а и 4б напоминают дунганские и ингушские. В тиндинском языке «в качестве местоимений 3 л. используются указательные». Однако в нем своеобразно 3л., которое расщепляется на 4 единицы. От них образуются сложные местоимения. «Сложные местоимения образуются от простых + элементы: д (обозначает «на одном уровне с говорящим»), г («ниже говорящего»), лъ («выше говорящего»): а-да-б (>а-йа-б) гэтотг(«прямо»), а-га-б
(«ниже»), а-лъа-б гэтотг («выше»), агга-б и т.д. Указательные местоимения оканчиваются на классные показатели. Склоняются они как прилагательные».
Следовательно, в тиндинском языке мы имеем весьма разветвленную систему словоформ лично-указательных местоимений. Приведем фрагмент парадигмы простых местоимений: ав (1 кл.), ай (2 кл.), аб (3 кл.)
скл.: им.п. ав эрг.п ащуй род.п. ащув дат.п. ащулъа
ай алълъий алълъил1а алълъилъа
аб
алълъий аълъил1а алълъилъа и т.д.
Словоформа ав определяет существительные, обозначающие лиц мужского пола, словоформа ай - слова, обозначающие лиц женского пола, словоформа аб - слова, обозначающие все остальное (животных, вещи, явления). Формы 2 и 3 кл. в неименительных падежах совпадают.
Тиндинские классные показатели 3 л. сходны с показателями 3 л. в английском языке. В них различаются 3 класса - мужской класс, женский и вещественный классы. В тиндинском мужской и женский классы различаются для названий лиц, в английском -для названий живых существ. В косвенных падежах тиндинский женский класс объединяется с вещественным, в косвенном падеже английского языка мужской класс (род) сходен с вещественным. В тиндинском 5 местоимений 3 лица, каждое из которых может сочетаться с тремя аффиксами со значениями «прямо», «ниже» и «выше». Следовательно, мы имеем 15 местоимений - пять простых и десять сложных. Каждое из 15 лично-указательных местоимений имеет по 3 классных показателя. В итоге мы имеем 45 форм. При склонении местоимения 1 класса наращиваются аффиксом щу, 2 и 3 классов - аффиксом лълъи. Местоимения изменяются по грамматическим и местным падежам. Грамматических падежей 5, местные падежи образуют 7 серий, каждая из которых имеет по два падежа - локатив и элатив. В итоге мы имеем 19 падежей. Умножение 45 лично-указательных словоформ по 19 падежам приводит к очень сложной системе лично-местоименных словоформ 3л. только в ед.ч.
Следует отметить, что личные местоимения 2 и 3 л. и генетически, и семантически могут быть сближены друг с другом. В семантическом плане местоимения 2-го и 3 -го лица стоят ближе друг к другу как неговорящие. В этом случае противопосталение 1-го лица 2-ому и 3-ему осуществляется по признаку «я» - «не-я». 1-ое лицо становится производителем (центром) акта речи, 2-ое лицо -непосредственным реципиентом сообщения, т.е. слушающим, 3-е лицо - периферией речевого общения, непосредственно не участвующей в нем. 2-ое лицо играет роль посредника между центром и периферией устно-речевых действий. Много фактов, подтверждающих генетическое родство личных местоимений 2-го и 3-го лица в языках мира (4, с. 81-83; 2, с. 126).
Например, в алеутском языке «местоимение тин «ты» употребляется также в значении 3-го лица» [7].
В славянских и тюркских языках богатой коннотацией обладают личные местоимения 2-го лица [11; 17]. Этим они противопоставлены более нейтральным и объективным 1-ому и 3-ему лицам, которые не содержат сем субъективной оценки по координатам «старший - младший», «уважаемый - неуважаемый», «выше по социальному положению - ниже по социальному положению», «знакомый -незнакомый», «друг - недруг» и т.д. [8; 13].
Список литературы
1. Аладьина О.И., Веракша Т.В. Активизация работы по преодолению паронимических смешений // Проблемы преподавания русского языка и литературы на интенсивных курсах для иностранцев Тезисы докладов и сообщений межвузовской
1
î
&
A
s
J
'S
£
*
!
научно-методической конференции. Государственный комитет РФ по высшему образованию, Российский государственный гидрометеорологический институт. 1993. С. 42-43.
2. Вольская Н.Н. Поликодовый медиатекст: пути исследования // Русская речь. 2016. № 2. С. 58-63.
3. Глухова Н.Н. Структурно-семантические особенности фразеологических единиц, выражающих понятия неопределенно большого и неопределенно малого количества (на материале английского, немецкого и шведского языков): автореф. дисс. ... канд. филол. наук. - Москва, 1983. - 16 с.
4. Городилова Г.Г., Хамраева Е.А. Русский язык. 4 класс. - Москва, 2006. - 22 с.
5. Даржа У.А.О. Наречия в тувинском языке // Диссертация на соискание ученой степени кандидата филологических наук. - Москва, 2006. - 282 с.
6. Девель Л.А. Англо-русский учебный словарь. лингводидактические проблемы использования в информационном поиске и дистанционном обучении в непрерывном образовании. - Санкт-Петербург, 2011. - 135 с.
7. Зулпукаров К.З., Атакулова М.А. и др. Инвариантность в прономинальной и провербиальной парадигмах языка. - Бишкек, 2016. - 728 с.
8. Кохичко А.Н. Теория и методика лингвоориентированного образования младших школьников: автореф. дисс. ... докт. пед. наук. - Челябинск, 2012. - 48 с.
9. Магомедов М.И. Категориальная характеристика инфинитных словосочетаний в аварском языке: автореф. дисс. ... канд. филол. наук. - Москва, 1992
10. Магомедов М.И. Категория локативности и ее отражение в аварских паремиях // В сборнике: Язык, литература, фольклор Книга в честь Юнуса Дешериева, Дешериевские чтения. Халидов А.И. (составление, редактирование). 2014. С. 232-242.
11. Матюшенко А.Г., Панков Ф.И. Сон онегина как элемент "зеркальной" композиции романа в стихах А.С.Пушкина // Русская словесность. 2006. № 1. С. 38-41.
12. Панков Ф.И. Позиции адвербиальных синтаксем (фрагмент функционально-коммуникативной лингводидактической модели русской грамматики) // Вестник Московского университета. Серия 9: Филология. 2006. № 4. С. 1-34.
13. Семыкина Р.Н. Метафизика инобытия в творчестве Ф.М.Достоевского и Ю.В.Мамлеева // Ползуновский вестник. 2005. № 3. С. 244-247.
14. Симонова О.А., Ситникова А.Ю., Семилеева И.А. Урбанонимы сургута и способы их перевода на английский язык // Перевод в меняющемся мире Материалы Международной научно-практической конференции. 2015. С. 272-276.
15. Солтаханов Э.Х., Солтаханов И.Э. Абат. - Грозный, 2009. - 142 с.
16. Томин В.В.О проблемах машинного перевода научно-технического текста в информационном поле кросс-культурного взаимодействия // Вестник Оренбургского государственного университета. 2015. № 1 (176). С. 33-39.
17. Ходанен Л.А. Миф в художественном мире М. Ю. Лермонтова. - Кемерово, 2008. - 104 с.
18. Хусиханов А.М. Жанровое своеобразие и художественные особенности романа А.И. Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ» // В сборнике: 6 ежегодная итоговая конференция профессорско-преподавательского состава Чеченского государственного университета 2017. С. 57-63.
19. Чимаров С.Ю. Феномен некоторых лексических заимствований и неологизмов в связях с общественностью // Научные труды Северо-Западного института управления. 2012. Т. 3. № 2. С. 110-117.
20. Glukhova N.N. Structure and style in mari charms. - Szombathely, 1997. - 115 с.
Информация об авторах: Information about authors:
Атакулова Мээрим Абдыкеримовна, Atakulova Meerim Abdykerimovna,
доктор филологических наук, доцент, doctor of philology, docent, professor of Russian
профессор кафедры русского языка, department, Osh technological university,
Ошский технологический университет, Kyrgyzstan, Osh city г. Ош, Кыргызстан,
