CC BY
52
Е.Е. Ливаненков
ЛЕКСИЧЕСКИЕ СРЕДСТВА ОРГАНИЗАЦИИ ПОВЕСТВОВАТЕЛЬНОЙ СТРУКТУРЫ РОМАНА И.А. БУНИНА «ЖИЗНЬ АРСЕНЬЕВА»
Преамбула. Статья посвящена исследованию повествовательной структуры романа И.А. Бунина «Жизнь Арсеньева». Автор ставит перед собой задачу выделить основные элементы этой системы и типы их взаимодействия. Главный вопрос, который ставится в работе, это вопрос о том, какие языковые средства задействованы в организации повествовательной структуры романа.
В последние годы интерес творчеству И.А. Бунина постоянно возрастает. Особое внимание исследователей привлекают послереволюционные произведения автора, написанные в эмиграции. «Жизнь Арсеньева» - итоговый роман Бунина, именно с его публикацией писатель связывал получение Нобелевской премии. Однако о его поэтике порою высказываются противоположные точки зрения. Исследователи приходят к разным выводам, анализируя тематику и проблематику произведения, его пространственно-временную организацию, жанр и повествовательную структуру. Данная работа является частью диссертационного исследования, посвященного изучению художественного мира романа. Основой статьи являются данные, полученные с помощью частотного словаря произведения, ее главной целью - выделение и характеристика речевых средств организации повествовательной структуры романа.
Роман И. А. Бунина «Жизнь Арсеньева» выделяется из сочинений писателя по охвату жизненного материала, по широте и разнообразию тем, по жанровой природе. Это самое крупное художественное прозаическое произведение автора, обобщающее опыт его творческой жизни. Роман охватывает примерно пятьдесят лет: «Я родился полвека тому назад», - говорит Арсеньев [1, с. 5]. Это время от младенчества до двадцати одного года героя и остальное, после юности, до настоящего момента изображения. По сравнению с героем, время повествователя занимает значительно меньше места, если исходить исключительно из событийной канвы. Оно ограничивается несколькими сценами: путешествие по Европе, сцена похорон великого князя во Франции. Однако, вне событий, в оценке и дополнении происходящего повествователь присутствует в тексте неизмеримо больше: «Брат Георгий уехал опять в Харьков и опять, как когда-то, бесконечно давно, когда его везли в тюрьму... Я про-
вожал его на станцию. Мы... отгоняли бодрыми разговорами о будущем грусть разлуки, ту тайную боль о прожитом сроке жизни, которому всякая разлука подводит последний итог и тем самым навсегда его заканчивает.
- Все, Бог даст, устроится! - говорил брат. Хочешь папиросу? - сказал он и с удовольствием стал глядеть, как я неловко, в первый раз в жизни, закуриваю» [1, с. 209].
В данном эпизоде совмещены настоящее время героя (отъезд брата) и настоящее-прошедшее, как отсылка к ранее произошедшим событиям, о которых упоминается героем в настоящий момент (эпизод ареста). Повествователь присутствует в тексте, дополняя его обобщением с вневременной высоты (размышления о сроке жизни и разлуке), а также на уровне оценки собственных неловких действий (закуривание), в чем содержится отсылка на будущие действия, которые становятся привычными. Традиционно образ рассказчика вводится в повествование для создания самостоятельной, отдельной от автора позиции героя, для дистанцирования автора от героя. Однако рассказчик может быть как четко отделен от образа автора, так и близок к нему, расширяясь почти до его пределов, являясь его творческим самовыражением, его alter ego. Именно последнее характерно для «Жизни Арсеньева» Максимальное сближение автора, повествователя и героя осуществляется в эпизодах, несущих печать напряженных раздумий, связанных с вечными поисками смысла жизни, размышлениями о судьбе России.
Совмещение авторского «Я» и «Я» героя осуществляется через ряд языковых средств. Повествование в произведении строится на колебаниях от первого лица к третьему Местоимение в сочетании с авторизующими глаголами образует субъективный центр произведения.
Местоимение «я» по частотности употребления занимает в романе первое место. Это
© Е.Е. Ливаненков, 2007
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 2, 2007
111
2355 словоупотреблений. На втором и третьем месте местоимения «он» и «она» - соответственно 958 и 926 словоупотреблений. Местоимение «мы» - 392 словоупотребления. В отдельных эпизодах дистанция «повествователь - герой» заявлена как противопоставление позиции «Я» рассказчика и героя, называемого «мальчиком», «юношей»: «я вдруг увидал себя в небольшое трюмо... и на минуту запнулся: на меня с удивленьем и даже некоторым страхом глядел уже довольно высокий, стройный и худощавый мальчик. я вдруг увидал (как посторонний) свою привлекательность» [1, с. 39]. Противопоставление «я» и «посторонний» здесь является противопоставлением, прежде всего, временным. Это две грани, два этапа жизни героя - «детство» и «отрочество». Среди глаголов, употребляемых с местоимением «я», семантически выделяется своей многочисленностью группа глаголов психической деятельности. Это глаголы восприятия и ощущения, мышления, знания, памяти. Их активное использование характеризует Алексея Арсеньева как человека, в душе которого идет напряженная внутренняя работа. Герой все время пребывает в состоянии движения. Он, в отличие от повествователя, выражающего свою точку зрения с некоей определенной высоты жизненного опыта, не статичен ни духовно, ни физически. Процесс взросления с одной стороны и становления художника с другой - характеризуют динамику развития личности Арсеньева. Активное использование автором глаголов семантической группы мыслительной деятельности комментирует этот процесс.
Глаголы мышления делятся на два подкласса. Первый из них связан собственно с интеллектуальной деятельностью (глаголы ощущения и восприятия), а второй - с ее результатом (глаголы знания, памяти). Глаголы, обозначающие мыслительные процессы в разных аспектах и сопровождающие эти волевые акты сознания, объединяются общим значением «осуществлять процесс мышления». Их обилие объясняется установкой героя на саморефлексию, философскими исканиями повествователя, реализованными в художественном мире. К глаголам мышления следует отнести: думать, казаться (93), чувствовать (89), помнить (55), понимать (33), понять (31), почувствовать, узнать (30), поразить (25), вспоминать, испытывать (24), подумать (23), забыть (20) и другие.
Семантический класс глаголов памяти, тесно связанный с глаголами знания, обозначает хранение, утрату или восстановление в сознании какой-либо информации. В «Жизни Арсеньева» использование таких языковых единиц первостепенно важно, потому что весь ход повествования строится на антитезе рассказчик - герой. Именно глаголы «помнить», «вспоминать», как правило, маркируют переход от одной позиции к другой, что сопровождается временным смещением: «Помню как сейчас - я сидел с Олей в ее комнате, выходившей окном во двор» [1, с. 141]; «А еще помню я много серых и жестких зимних дней.»; «Помню крещенские морозы, наводившие мысль на глубокую древнюю Русь.» [1, с. 105]; «Помню, как иногда по целым неделям несло непроглядными азиатскими метелями.» [1, с. 105]. Используется в этих целях также частица «вот» (168): «Вот сентябрь, вечер. Я брожу по городу.» [1, с. 141]; «Вот “табельный” день, торжественная обедня в соборе...» [1, с. 90]; «А вот и первые холода: скудные, свинцовые, спокойные дни поздней осени» [1, с. 93]. В романе Бунина часто звучат слова «вдруг» (127), «неожиданно» (25). Жизнь для Арсеньева - это «беспорядочное накопление впечатлений, картин и образцов . течение несвязных чувств и мыслей, беспорядочных воспоминаний о прошлом и смутных гаданий о будущем» [1, с. 209]. Эти «беспорядочные» воспоминания могут «наслаиваться» друг на друга, существовать «одно в другом», при этом автор «использует» рассказчика для того, чтобы раскрыть внутренний мир героя.
Единство и противопоставление позиций повествователя и героя выражено лексически как противопоставление группы глаголов знания глаголам восприятия и ощущения, что особенно ощутимо в первой и второй книгах романа. Повествователь вспоминает о пережитых чувствах, и, воспроизводя их в памяти, переживает заново. Герой же может только чувствовать и воспринимать реальность, он может «думать, размышлять», но не может «знать». Осознание - это рациональный, интеллектуальный процесс, пока еще не доступный герою-ребенку. Он может только исключительно эмпирически осознавать реальность. Разум и чувства противопоставлены как осознание абсолютной силы смерти и ощущения трагичности ее, например, в эпизоде гибели пастушонка Сеньки. Автор-повествователь приходит к мысли об априорности «чувства смер-
112
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 2, 2007
ти»: «Почему так страшны были эти совершенно для меня новые слова? Значит, я их уже знал когда-то?» [1, с. 34]. Он переводит категорию знания в состояние абсолютной истины, доступной не каждому, ведь «люди совсем не одинаково чувствительны к смерти. Есть люди, что весь век живут под ее знаком» [1, с. 34]. Априорное знание -это также историческая память: «Я сам почувствовал, сам угадал, при помощи своего собственного знания, особенную, жуткую душу его. Страшен был мужик, пробиравшийся по дубовым кустарникам в лощине, с топором за подпояской. Но то был разбойник, - я ни минуты не сомневался в этом.» [1, с. 16]. Однако все-таки осознание того, что истина была известна изначально - это прерогатива повествователя. Только он может, самореф-лексируя, проанализировать свои былые впечатления и отметить их вторичность или априорность. Для сознания героя-ребенка это невозможно.
Глаголы знания обозначают результат деятельности человека или приобретение знаний в процессе такой деятельности. Для Бунина характерно масштабное употребление глаголов этого семантического класса. Глаголы ощущения обозначают биологически обусловленные сигналы отражения внешнего мира героем. Зрительные ощущения здесь доминируют: видеть (141), глядеть (110), смотреть (70); затем - слушать (44), слышать (21). Обонятельные ощущения, столь значимые в эмпирическом осознании мира героями Бунина, по частотности - на третьем месте. Глаголы восприятия, в отличие от глаголов ощущения, обозначают отражение сознанием человека внешней среды, свойств и предметов внешнего мира, а также реакцию на это восприятие. Они, в отличие от глаголов ощущения, не указывают только на психическое действие, осуществляемое с помощью определенных органов чувств: нравиться (14), радоваться (11). Глаголы
восприятия указывают на результат этого действия, являясь, своего рода, осмыслением ощущения и его контекстом.
Для героя Бунина приобретение новых знаний возможно, главным образом, через чувственное. Даже для осознания Арсеньевым Бога как высшего начала бытия, писатель использует исключительно эмоциональные и вещественные характеристики. Ощущение бренности всего на земле и одновременно вечности того, что остается в памяти - это противоречие рождается из впечатления о смерти близкого человека, но, одновременно, лампадки на стене: «Смерть, увы, была как-то соединена с Ним (и с лампадкой, с черными иконами в серебряных и вызолоченных ризах в спальне матери).» [1, с. 35].
Одной из особенностей романа, таким образом, является феноменологическое слияние субъекта речи, сознания и наблюдения-восприятия. Значение местоимения в связи с этим принципиально возрастает. Художественное время романа характеризуется несоответствием линейной, фабульной последовательности событий по отношению к непосредственно ходу повествования. В произведении сосуществуют несколько хронологических пластов: время героя, повествователя, надвременная позиция автора. Переход от одной повествовательной позиции к другой маркируется глаголами памяти, наречиями «вдруг», «неожиданно», частицей «вот». Диалог, который повествователь ведет с героем, осуществляется в совмещении эмпирического и рационального, что на лексическом уровне выражено в пересечении планов семантических групп глаголов мыслительной и чувственной деятельности.
Библиографический список
1. Бунин И.А. Жизнь Арсеньева. Юность. -Нью-Йорк: Изд-во Чехова, 1952. - 390 с.
Научные труды преподавателей, поступившие в библиотеку КГУ им. Н.А. Некрасова
Лебедев Ю.В. ЛИТЕРАТУРА: 10 КЛАСС: Учеб. для общеобразоват. учреждений: базовый и профильный уровни: В 2 ч. 8-е изд, перераб. - М.: ^Просвещение, 2006. - 383 с. Рекомендовано Минобрнауки.
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 2, 2007І
