CC BY
83
Ансимова О К. Культурный фон слова совесть и его освоение иностранцами, изучающими русский язык / О. К. Ансимова // Научный диалог. — 2016. — № 6 (54). — С. 9—20.
ERIHJHJ--
Журнал включен в Перечень ВАК
и L R I С Н ' S
Р1ККХЖ Л1Л DlRfCTORV
УДК 81'27
Культурный фон слова совесть и его освоение иностранцами, изучающими русский язык
© Ансимова Ольга Константиновна (2016), кандидат филологических наук, доцент, кафедра русского языка, Новосибирский государственный технический университет (Новосибирск, Россия), ansimova-ok@yandex.ru.
Рассматриваются особенности отражения культурной информации в языковых единицах, определяется ее место в структуре лексического значения. Обосновывается зависимость успешности коммуникативного акта от знания его участниками культурного фона слов. Практическая значимость исследования состоит в авторской разработке анкеты, направленной на выявление культурного фона языковых единиц и степени его освоения. Представлены результаты апробации анкеты на примере лексической единицы совесть как обозначения одной из базовых для русской культуры категорий. Описаны теоретические основы разработки анкеты, ее содержание и структура, а также принципы анкетирования. Рассматриваются ответы респондентов на вопросы относительно возможных ассоциаций, частотности употребления, понимания и использования слова совесть. В опросе участвовали носители русского языка и иностранцы. Описываются результаты анкетирования представителей русской лингвокультуры как материала для работы по раскрытию культурного фона слова совесть. Выявлено, что для русских совесть — это чувство вины (например, за несоблюдение установленных правил), сравнимое со стыдом. Показано, что опрос представителей других лингвокультур демонстрирует низкую степень освоения информантами культурного фона обсуждаемого слова, следовательно, это становится показателем культурного барьера, с которым сталкиваются изучающие русский язык иностранцы.
Ключевые слова: совесть; связь языка и культуры; лингвокультура; культурный фон; национально-культурная специфика; культурная информация; коммуникация.
1. Введение
Взаимодействие языка и культуры внутри определенной лингвокультуры находит отражение на лексическом уровне, а именно в единицах, обладающих национально-культурной спецификой, культурным фоном. Рассмотрим культурный фон языковой единицы совесть как обозначения
одной из базовых ментальных категорий русской культуры [Степанов, 2001, с. 7], а также степень ее освоения изучающими русский язык иностранцами.
С этой целью была разработана анкета и проведен опрос, проходивший в два этапа: анкетирование носителей русской лингвокультуры и анкетирование носителей иных лингвокультур. Всего участвовали 1700 человек (1500 носителей русского языка и 200 иностранцев).
Теоретическое обоснование работы составляет рассмотрение следующих вопросов: отражение культурной информации в языковых единицах и ее место в структуре лексического значения, соотношение знания культурного фона языковых единиц и успешности коммуникации.
2. Отражение культурной информации в языковых единицах
Практически всеми исследователями признается наличие в слове дополнительной к основному значению информации — культурного смысла, который не проговаривается, но подразумевается (онтологическая импли-катура, по Г. И. Кустовой [Кустова, 2004]), придавая культурно значимую маркированность определенным словам, то есть соотносит язык и культуру.
Как правило, подобного рода информация проявляется наиболее ярко при сопоставлении разных языков. Так, Р. Ладо (R. Lado), рассматривая форму, значение и дистрибуцию слова при сравнении лексических систем, сделал замечание о том, что «существует иллюзия, свойственная порой даже образованным людям, будто значения одинаковы во всех языках и языки различаются только формой выражения этих значений. По сути же, значения, в которых классифицируется наш опыт, культурно детерминированы или модифицированы, так что они существенно варьируются от культуры к культуре. Некоторые значения, обнаруживаемые в одной культуре, могут отсутствовать в другой» [Ладо, 1989, с. 35]. Как отмечал Г. Пауль, «когда значение какого-либо иностранного слова совпадает со значением слова нашего родного языка, но лишь частично, мы часто склонны приписывать иностранному слову полный объем значения, которым обладает родное слово» [Пауль, 1960, с. 470—471].
Разработка культурной информации в лексическом значении слова получила свое развитие в предложенной Е. М. Верещагиным и В. Г. Костомаровым лингвострановедческой теории слова, согласно которой «семантика слова лексическим понятием не исчерпывается» [Верещагин, 1980, с. 25].
В составе общего понятия, по мнению авторов, существуют элементарные понятия, именуемые семантическими долями, которые могут быть а) понятийными (уже присутствующими при номинации) и б) непоня-
тийными (проявляющимися при «сопоставлении контекстной семантики эквивалентных слов разных языков») [Там же, с. 22]. Совокупность непонятийных семантических долей определяется Е. М. Верещагиным и В. Г. Костомаровым как «лексический фон». Поскольку, по мнению исследователей, от лексического фона, а не от лексического понятия произ-водны тематические связи слова (например, книга — писатель, читатель, букинист, библиотекарь и др.), то лексический фон, подобно слову, известен всем членам национально-культурной и языковой общности [Там же]. Данный термин, как кажется, не отражает суть называемого им явления. Для обозначения культурной информации в структуре лексического значения слова считаем возможным использовать термин культурный фон, который является дефинитным.
3. Знание культурного фона языковых единиц как основа успешной коммуникации
В лингвистическом сообществе не вызывает сомнений то, что «обоюдное знание реалий говорящим и слушающим является основой языкового общения» [Ахманова, 1977, с. 51]. Согласно В. В. Кабакчи, наличие в слове культурной информации является одновременно и сильной, и слабой стороной языкового общения: с одной стороны, это позволяет использовать слово в самых неожиданных коммуникативных ситуациях, между тем словарные дефиниции об этом умалчивают, и люди получают сведения об этих деталях из своего жизненного опыта и книг [Кабакчи, 2009]. Знание культурной информации тесно связано с проблемой успешности коммуникации.
В процессе коммуникации происходит не просто обмен информацией, но и обмен некими культурными смыслами, общими для участников коммуникативного акта, которые, сопутствуя данной информации, делают коммуникацию более насыщенной. Итогом всякой коммуникации является «не понимание языка как такового, а усвоение внеязыковой информации (в том числе культуры, в рамках которой происходит общение)» [Воробьев, 1997, с. 53]; содержанием общения является «не передача информации, а взаимодействие с другими людьми как внутренний механизм жизни коллектива, не передача информации, а именно обмен идеями, интересами, формирование установок, усвоение общественно-исторического опыта» [Леонтьев, 1999, с. 8—9]. С этим согласуется развенчание одного из мифов о природе коммуникативного процесса: «миф — слушатель понимает слова так же, как и мы; реальность — значения определяются нашим опытом и восприятием» [Лэйхифф, 2001, с. 45—49].
Один из главных тезисов книги теоретика британской социальной антропологии Э. Лича (E. Leach) «Культура и коммуникация: Логика взаимосвязи символов» («Cultureand Communication: The Logic by Which Symbols are Connected») заключается в том, что «культура осуществляет коммуникацию» [Лич, 2001, с. 9]. По мнению автора, «сама по себе сложная взаимосвязь культурных событий передает информацию тем, кто в этих событиях участвует» [Там же, с. 116]. Для точной передачи подобной информации необходимо обращать внимание на детали и их связь: «мы должны многое знать о данном культурном контексте, о «художественном оформлении сцены», прежде чем сможем хотя бы начать расшифровывать послание» [Там же].
Таким образом, особое значение эти знания приобретают при их рассмотрении в аспекте общения представителей различных культур, где участники коммуникативного акта не обладают общим для них культурным кодом, что в значительной степени затрудняет, а зачастую и препятствует межкультурной коммуникации, тем самым существенно снижая эффективность функционирования индивида в чужой для него культуре.
В качестве подтверждения того, что для полноценного коммуникативного акта необходима общность культурной информации, может быть рассмотрен эксперимент, описанный в журнале «Scientific American» (236, February 1977). Исследователь спрашивает у прохожих, как добраться до центральной площади, держа в руках (а) местную газету, (б) путеводитель по городу. Результаты проведенного эксперимента позволяют сделать следующие выводы: мы довольно быстро (в нескольких словах) показываем дорогу спросившему нас об этом человеку, если понимаем, что он местный (о чем сигнализирует наличие у него ежедневной газеты), поскольку он обладает общим с нами контекстом знаний, в данном случае города, и достаточно долго (очень подробно) — человеку, по нашему мнению, не обладающему таким контекстом (в руках — путеводитель) [Hirsch, 1988, с. 118].
Данное наблюдение позволяет считать, что знание общего культурного кода делает коммуникацию краткой (без лексической избыточности) и эффективной, в то время как отсутствие этого кода делает коммуникативный акт довольно длинным, несколько примитивным и не всегда удачным.
4. Культурная информация в структуре лексического значения
Решение вопроса относительно места культурной информации в структуре лексического значения языковой единицы, как правило, обусловлено пониманием структуры лексического значения. Так, для фиксации присутствующей в слове культурной информации исследователи либо (а) вы-
деляют особый структурный элемент, например, культурный компонент [Комлев, 2006], либо (б) не выделяют его, рассматривая культурную информацию как актуализацию / интерпретацию того или иного компонента значения, например, национально-культурный компонент («некоторая совокупность денотативных, коннотативных или эмпирических признаков») [Стернин, 1984, с. 144], культурная коннотация («интерпретация денотативного и образно-мотивированного аспектов значения в категориях культуры») [Маслова, 2001, с. 51; Телия, 1996] и др.
Иной подход к определению культурной информации отличает работы Т. В. Евсюковой, которая выводит культурную информацию за пределы лексического значения слова. По мнению исследователя, «смыслы, которые изначально принадлежат культуре, "вводятся" в предметную область лингвистики и уже в этом, опосредованном качестве, в виде ноэм, становятся доступны лингвистическому анализу» [Евсюкова, 2002, с. 17]. Понятие ноэмы впервые было применено в Тверской школе филологической герменевтики для анализа смыслообразующей рефлексии. Г. И. Богин пользуется понятием «ноэма» при анализе рефлексивных усилий читателя по пониманию художественного текста, так как, по его мнению, понимание состоит из ноэм [Богин, 1993].
Итак, согласно научным взглядам исследователей, культурная информация:
I. Входит в семантическую структуру слова:
1. Выделяется как особый структурный элемент (Н. Г. Комлев и др.).
2. Не выделяется как особый структурный элемент:
— как интерпретация денотативного, коннотативного и эмпирического компонентов (И. А. Стернин и др.);
— как интерпретация денотативного (и образно-мотивированного) аспектов значения (В. Н. Телия, В. А. Маслова и др.).
II. Не входит в семантическую структуру слова (Т. В. Евсюкова и др.).
5. Анкетирование носителей русской лингвокультуры
При характеристике респондентов необходимо обозначить границы распространения анкетирования. Они зависят от целого ряда характеристик информантов, таких как возраст и пол испытуемых, образование, профессиональная деятельность, идентификация с определенной социальной группой и т. п. Ю. Н. Караулов при составлении «Русского ассоциативного словаря» разработал требования, предъявляемые к участникам анкетирования: (1) лица, для которых язык анкетирования является родным; (2) они должны быть городскими жителями, чтобы минимизировать влияние диа-
лектов; (3) широкий территориальный охват испытуемых; (4) основной контингент испытуемых — студенты всех специальностей из вузов России в возрасте 17—25 лет [Караулов, 2010, с. 115].
В нашем опросе участвовали 1500 человек из разных городов России: Новосибирска (37 %), Москвы (21 %), Санкт-Петербурга (18 %), Красноярска (8 %), Томска (5 %), Омска (3 %), Пензы (3 %), Тюмени (2 %), Екатеринбурга (1 %), Белгорода (1 %), Пушкина (1 %). Достаточно широкий территориальный охват оказался возможен благодаря Интернет-ресурсам. Подобная анкета не требует обязательного присутствия и фиксированного времени. Даже, наоборот, важно, чтобы полученные ответы были продуманными, осмысленными, что не всегда можно сделать при быстром заполнении анкет в присутствии исследователя.
Основываясь на мнении Ю. Н. Караулова о том, что становление языковой способности завершается к 17—25 годам, мы расширили круг респондентов по возрастному и социальному признакам. Информантами стали школьники старших классов (11 %), студенты разных факультетов вузов (26 %), представители разных специальностей, имеющие высшее образование (27 %), и разных сфер деятельности, имеющие среднее специальное образование (19 %), пенсионеры (17 %).
В анкете предлагалось ответить на вопросы относительно (а) возможных ассоциаций, (б) частотности употребления, (в) понимания и (г) использования слова совесть.
Первое задание было направлено на формирование комплекса наиболее распространенных ассоциативных реакций на слово-стимул совесть. К повторяющимся реакциям (24 %) относятся: чистая; у тебя совесть есть? у тебя совести нет; то, что должно быть у человека; поступать верно / правильно. Прочие ассоциации: поступок; быть честным перед самим собой; партия; религия; бессонница; мораль; стыд; неприятно; правда; самоконтроль; контроллер; грызун; душа; честь; нравственный ориентир; ум, честь и совесть; постоянные размышления о том, почему совесть нельзя убрать и кто сделал, чтобы ее было так много (59 %). Затруднились ответить 15 % респондентов.
Как видим, для обсуждаемой единицы характерен высокий процент низкочастотных реакций. Реакции отказа свидетельствуют о неосвоенности отдельными опрашиваемыми данного понятия.
Результаты второго и третьего заданий позволили выявить частотность использования лингвокультурной единицы совесть. Задания выполнили 100 % информантов. В опросе были даны варианты ответов, отражающих ту или иную степень частотности. Очень часто слышат слово совесть и
встречают его в текстах 17 % опрашиваемых, часто — 63 %, редко — 10 %, очень редко — 10 %; очень часто используют данное слово 20 % респондентов, часто — 51 %, редко — 11 %, очень редко — 8 %, вообще не используют — 10 %.
Так, для слова совесть характерна высокая частотность употребления.
Четвертое задание дает представление об обыденном значении обсуждаемой единицы. Для 60 % информантов совесть — чувство вины (за несоблюдение установленных правил); угрызения совести; для 16 % — нравственная оценка своих поступков; то, что должно быть у человека; мешает совершать дурные поступки; нечто абстрактное, что мешает совершать дурные поступки; 20 % опрашиваемых затруднились ответить.
Отсюда понятно, что для русского человека совесть — это «постоянно преследующее» и «грызущее» «чувство вины» (60 %). В этом смысле любопытны «дефектные» реакции, которые представляют собой контаминацию единиц «совесть» и «чувство вины» — «чувство совести», «если, сделав что-то нехорошее, человек чувствует свою вину, то он испытывает совесть, чувство совести» (4 %).
Достаточно много информантов (20 %) не смогли определить, что такое совесть. Большую часть (77 %) этой группы составляют учащиеся старших классов. Кажется возможным предположить два объяснения причин затруднений, возникших при толковании этого слова: (1) высокая степень абстракции данного понятия и (2) меньшая значимость категории «совесть» в сознании молодого поколения русских.
Для того чтобы подтвердить, опровергнуть либо дополнить полученные значения, в следующем задании мы попытались выяснить, нужно ли, по мнению респондентов, иностранцам, изучающим русский язык, знать данную единицу и её культурный фон, а также попросили написать, как бы они пояснили слово совесть иностранцам. Большинство опрашиваемых (95 %) считают, что иностранцы должны изучать слово совесть и весь комплекс связанных с ним значений: свойственна русским; для русских это важно; часто встречается; нужно знать; это национальная черта, особенность русских; нужно для понимания загадочной русской души.
Анализ полученных данных в целом подтвердил выводы, сделанные нами относительно рассматриваемой единицы: 35 % респондентов отказались отвечать на вопрос, 65 % считают, что совесть — чувство, сравнимое со стыдом; чувство вины внутри тебя; внутренний голос (напоминающий про мораль); нравственная оценка собственных поступков; суд над самим собой, основанный на моральных принципах или представлениях о них.
В пятом задании информантам предлагалось написать типичные ситуации использования слова совесть: когда человек сделал что-то не
очень хорошее, у него могут спросить, есть ли у него совесть; в споре с близкими людьми, в споре с неблизкими людьми; так как русский человек всегда, даже во вред себе, должен поступать по совести — 81 % опрашиваемых; когда нет других аргументов; наедине с собой; в психологии — 4 %; реакции отказа — 15 %.
В шестом задании информанты составили словосочетания и / или предложения со словом совесть. К совести зачастую апеллируют в устойчивых фразах: «У тебя совесть есть?», «Совсем совесть потерял!», «Совести у тебя нет!», «Имей совесть!» (37 %), также совесть используют в словосочетаниях сделать на совесть, угрызения совести, по совести (15 %).
6. Анкетирование носителей других лингвокульутр
Анкетирование проводилось среди иностранцев разного возраста (от 19 до 53 лет) и пола, изучавших / изучающих русский язык у себя на родине и / или в России. Всего было опрошено 200 иностранцев порогового и порогового продвинутого уровней владения русским языком (согласно Государственному образовательному стандарту по РКИ, 1999 или уровней В-1 и В-2 согласно рекомендации Совета Европы, 1996). Знание языка этих уровней должно соотноситься со знаниями, необходимыми при заполнении анкеты. В основном информантами явились граждане Китая (76 %), а также США (10 %), Германии (5 %), Франции (5 %), Австралии (3 %) и Бразилии (1 %).
В анкете предлагалось написать (а) ассоциации, прокомментировать (б) частотность употребления и (в) значение рассматриваемой единицы.
Для удобства восприятия информации в ответах иностранцев были исправлены некоторые грамматические ошибки, а также ошибки в написании тех или иных слов, не влияющие на результаты опроса.
В первом задании удалось выяснить ассоциации, которые возникают у респондентов как реакции на слово-стимул совесть: хороший дух; от души, искренность; чувство; доброе сердце. Ответили 10 % информантов.
В двух следующих заданиях опрашиваемые определили частотность узнавания обсуждаемой единицы в речи других и употребления в собственной речевой практике. Оговоримся, что слово может быть освоено только во всех аспектах — звуковом, семантическом и структурном (фонетическом, лексическом и грамматическом), то есть иностранцы «не слышат» неизвестные им слова — не опознают их в речи собеседников и, что логично, не употребляют сами.
Очень редко слышат и встречают в текстах слово совесть 11 % опрашиваемых, никогда не слышали его — 89 %, вообще не используют — 97 %, очень редко используют — 3 %.
В следующем задании мы попросили респондентов предположить, как русские понимают слово совесть. Ответы информантов на вопрос именно в такой постановке (в отличие от возможного «Что значит это слово?») позволят сделать вывод не только о том, знают ли опрашиваемые значение данной единицы, но и выявить, обладают ли они информацией относительно её культурного фона. По мнению иностранцев, совесть — честность и искренность; хороший дух; очень вежливый. Ответили 10 % респондентов.
Пятое задание позволило выявить знания информантов о типичных ситуациях использования обсуждаемой единицы русскими, а также о её возможной реализации в речи. Ответившие 3 % респондентов считают, что к совести апеллируют, когда серьезно обещают.
В шестом задании предлагалось написать словосочетания или предложения со словом совесть. Полученные ответы (5 %): от совести обещаю, что я так не делала; нам надо иметь хорошую совесть; у каждого человека есть совесть; плохая совесть; хорошая совесть.
7. Выводы
Обращение к связи языка и культуры на лексическом уровне позволило выяснить, что культурная информация входит в семантическую структуру слова в виде одного из ее компонентов. Для обозначения культурной информации в структуре лексического значения слова мы считаем возможным использовать название культурный фон.
В ситуации общения культурный фон слов не проговаривается, так как известен большинству представителей определенной лингвокультуры, но подразумевается. Отсюда понятно, что его знание становится одним из условий успешной коммуникации, особенно межкультурной.
На основе результатов опроса носителей русской лингвокультуры удалось выявить культурный фон категории «совесть», ответы носителей иных лингвокультур позволили сделать выводы о степени ее освоения иностранцами.
Совесть — способность человека к нравственной оценке своих поступков. Для русских это чувство вины (за несоблюдение установленных правил), сравнимое со стыдом. Когда человек сделал что-то не очень хорошее, у него могут спросить: У тебя совесть есть? или сказать Совести у тебя нет! Его также могут назвать бессовестным. Если человек совершил неправильный поступок, он может испытывать угрызения совести, если не совершает дурных поступков, у него чистая совесть, он поступает по совести. Когда работа сделана хорошо, говорят, что она сделана на совесть.
Если в понимании русских совесть либо есть (чистая совесть), либо ее нет, то для иностранцев совесть может быть либо «плохая», либо «хорошая», либо вообще «хороший дух» (для информантов из Китая).
Опрос показал низкую степень освоения опрашиваемыми культурного фона языковой единицы совесть. Иными словами, иностранцы, владеющие языком на пороговом и пороговом продвинутом уровне, не поймут весь комплекс значений, связанный со словом совесть, если услышат его в речи собеседника. Ясно, что они также не могут использовать данное слово в ситуациях, требующих знания того, как понимают его русские. Отсюда считаем возможным говорить о необходимости такого подхода к обучению иностранцев, при котором рассматривается не только значение слова, но и его национально-культурная специфика.
Литература
1. Ахманова О. С. Вертикальный контекст как филологическая проблема / О. С. Ахманова, И. В. Гюббенет // Вопросы языкознания. — 1977. — № 3. — С. 47—54.
2. Богин Г. И. Субстанциальная сторона понимания текста / Г. И. Богин. — Тверь : Изд-во ТГУ, 1993. — 137 с.
3. Верещагин Е. М. Лингвострановедческая теория слова / Е. М. Верещагин, В. Г. Костомаров. — Москва : Русский язык, 1980. — 320 с.
4. Воробьев В. В. Лингвокультурология (теория и методы) : монография / В. В. Воробьев. — Москва : Изд-во РУДН, 1997. — 331 с.
5. Евсюкова Т. В. Лингвокультурологическая концепция словаря культуры : автореферат диссертации ... доктора филологических наук / Т. В. Евсюкова. — Нальчик, 2002. — 42 с.
6. Кабакчи В. В. Значение, словарь и лингвистическое исследование / В. В. Ка-бакчи // Studia Lingüistica. — XVIII. — Санкт-Петербург, 2009. — С. 49—53.
7. КарауловЮ. Н. Русский язык и языковая личность / Ю. Н. Караулов. — Москва : Издательство ЛКИ, 2010. — 264 с.
8. Комлев Н. Г. Компоненты содержательной структуры слова / Н. Г. Комлев. -Москва : Наука, 2006. — 92 с.
9. Кустова Г. И. Типы производных значений и механизмы языкового расширения / Г. И. Кустова. — Москва : Языки славянской культуры, 2004. — 472 с.
10. Ладо Р. Лингвистика поверх границ культур / Р. Ладо // Новое в зарубежной лингвистике. Выпуск XXV. — Москва : Прогресс, 1989. — С. 32—63.
11. Леонтьев А. А. Психология общения / А. А. Леонтьев. — Москва : Смысл, 1999. — 365 с.
12. Лич Э.Культура и коммуникация : Логика взаимосвязи символов. К использованию структурного анализа в социальной антропологии / Э. Лич ; пер. с англ. — Москва : Восточная литература РАН, 2001. — 142 с.
13. ЛэйхифДж.М. Бизнес-коммуникации / Дж. М. Лэйхиф, Дж. М. Пенроуз. — Санкт-Петербург : Питер,2001. — 688 с.
14. Маслова В. А. Лингвокультурология : учебное пособие / В. А. Маслова. — Москва : Академия, 2001. — 208 с.
15. Пауль Г. Принцип истории языка / Г. Пауль. — Москва : Иностранная литература, 1960. — 501 с.
16. Степанов Ю. С. Константы : словарь русской культуры : опыт исследования / Ю. С. Степанов. — Москва : Школа «Языки русской культуры», 1997. — 834 с.
17. Стернин И. А. Национально-культурные компоненты в структуре значения слова / И. А. Стернин // Лингвострановедческий аспект в преподавании русского языка как иностранного. — Воронеж : [Б. и.], 1984. — С. 140—145.
18. Телия В. Н. Русская фразеология. Семантический, прагматический и линг-вокультурологический аспекты / В. Н. Телия. — Москва : Школа «Языки русской культуры», 1996. — 286 с.
19. Hirsch E. D., Jr. Cultural literacy. What every American needs to know / E. D. Hirsch. — New York : Random House, 1988. — 253 p.
Cultural Context of Russian Word Sovest 'Conscience' and Its Mastering by Foreigners, Studying Russian
© Ansimova Olga Konstantinovna (2016), PhD in Philology, associate professor, Department of Russian Language, Novosibirsk State Technical University (Novosibirsk, Russia), ansimova-ok@yandex.ru.
Peculiarities of reflection of cultural information into linguistic units are covered, its place in the structure of lexical meaning is determined. The dependence of the success of a communicative act from its participants' knowledge of the cultural background of the words is proved. Practical significance of the research lies in the authoring of the questionnaire aimed at identifying the cultural context of the language units and the degree of its mastering. The results of approbation of the questionnaire are presented on the example of the Russian lexical unit sovest 'conscience' as indication of one of the basic features of Russian culture categories. The theoretical basis for the development of the questionnaire, its content and structure, as well as the principles of the survey are described. The respondents' responses to questions regarding possible associations, the frequency of use, understanding and use of the word sovest 'conscience' are examined. Participants in the survey were Russian speakers and foreigners. The results of the survey of representatives of the Russian linguistic culture are described as material for the work on the disclosure of the cultural background of the word sovest 'conscience'. It was revealed that the Russian conscience is guilt (e.g., for failure to comply with the established rules), comparable with shame. It is shown that a survey of representatives of other cultures demonstrates the low degree of mastering the cultural background of discussed word by the informants, therefore, it becomes an indicator of the cultural barrier faced by the foreigners-learners of Russian language.
Key words: conscience; relationship between language and culture; linguistic culture; cultural context; national and cultural specificity; cultural information; communication.
References
Akhmanova, O. S., Gyubbenet, I. V. 1977. Vertikalnyy kontekst kak filologicheskaya
problema. Voprosy yazykoznaniya, 3: 47—54. (In Russ.). Bogin, G. I. 1993. Substantsialnaya storona ponimaniya teksta. Tver': Izd-vo TGU. (In Russ.).
Hirsch, E. D., Jr. 1988. Cultural literacy. What every American needs to know. New York:
Random House. (In Engl.). Evsyukova, T. V. 2002. Lingvokulturologicheskaya kontseptsiya slovarya kultury: av-
toreferat dissertatsii ... doktora filologicheskikh nauk. Nalchik. (In Russ.). Kabakchi, V. V. 2009. Znacheniye, slovar' i lingvisticheskoye issledovaniye. In: Studia
Linguistica, XVIII. Sankt-Peterburg. 49—53. (In Russ.). Karaulov, Yu. N. 2010. Russkiyyazyk iyazykovaya lichnost'. Moskva: Izdatelstvo LKI. (In Russ.).
Komlev, N. G. 2006. Komponenty soderzhatelnoy struktury slova. Moskva: Nauka. (In Russ.).
Kustova, G. I. 2004. Tipy proizvodnykh znacheniy i mekhanizmy yazykovogo rasshireni-
ya. Moskva: Yazyki slavyanskoy kultury. (In Russ.). Lado, R. 1989. Lingvistika poverkh granits kultur. In: Novoye v zarubezhnoy lingvisti-
ke, XXV. Moskva: Progress. 32—63. (In Russ.). Leontyev, A. A. 1999. Psikhologiya obshcheniya. Moskva: Smysl. (In Russ.). Leykhif, Dzh. M., Penrouz, Dzh. M. 2001. Biznes-kommunikatsii. Sankt-Peterburg: Piter. (In Russ.).
Lich, E. 2001. Kultura i kommunikatsiya: Logika vzaimosvyazi simvolov. K ispolzova-niyu strukturnogo analiza v sotsialnoy antropologii. Moskva: Vostochnaya literatura RAN. (In Russ.). Maslova, V. A. 2001. Lingvokulturologiya: uchebnoye posobiye slova. Moskva: Aka-demiya. (In Russ.).
Paul', G. 1960. Printsip istoriiyazyka. Moskva: Inostrannaya literatura. (In Russ.). Stepanov, Yu. S. 1997. Konstanty: slovar' russkoy kultury: opyt issledovaniya. Moskva:
Shkola «Yazyki russkoy kultury». (In Russ.). Sternin, I. A. 1984. Natsionalno-kulturnyye komponenty v strukture znacheniya slova.
In: Lingvostranovedcheskiy aspekt v prepodavanii russkogo yazyka kak inostrannogo. Voronezh: [B. i.]. 140—145. (In Russ.). Teliya, V. N. 1996. Russkaya frazeologiya. Semanticheskiy, pragmaticheskiy i lingvo-kulturologicheskiy aspekty. Moskva: Shkola «Yazyki russkoy kultury». (In Russ.).
Vereshchagin, E. M., Kostomarov, V. G. 1980. Lingvostranovedcheskaya teoriya slova.
Moskva: Russkiy yazyk. (In Russ.). Vorobyev, V. V. 1997. Lingvokulturologiya (teoriya i metody): monografiya. Moskva: Izd-vo RUDN. (In Russ.).
