Научная статья на тему 'Культурное достояние как инструмент современной политики'

Культурное достояние как инструмент современной политики Текст научной статьи по специальности «Политологические науки»

CC BY
931
70
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
КУЛЬТУРНОЕ НАСЛЕДИЕ / ЛЕГИТИМНОСТЬ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ВЛАСТИ / ПОЛИТИЧЕСКИЙ КРИЗИС / ИСТОРИЧЕСКАЯ ПАМЯТЬ / РЕСТАВРАЦИЯ / CULTURAL HERITAGE / LEGITIMACY OF STATE POWER / POLITICAL CRISIS / HISTORICAL MEMORY / RESTORATION

Аннотация научной статьи по политологическим наукам, автор научной работы — Растимешина Татьяна Владимировна

Анализируется роль памяти в обосновании легитимности российской государственной власти. В нашей стране власть привержена схеме уничтожения производства историцистских схем прошлого: она использует культурное наследие как часть механизма их конструирования. Автор показывает, что в современной России среда политической социализации насыщена памятниками истории и культуры, благоприятствующими воспроизводству элементов историцистских схем. Сегодня для укрепления легитимности власти особенно актуальны такие элементы, как великодержавная модель истории и образ народной монархии.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Похожие темы научных работ по политологическим наукам , автор научной работы — Растимешина Татьяна Владимировна

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Cultural Heritage as Instrument of Modern Politics

The memory’s role in justifying the legitimacy of State power in Russia is analyzed. Russian government is adherent to the destruction production schemes of the history using cultural heritage as part of the mechanism of their reproduction. Currently great-power model of history and the image of the people’s monarchy are relevant for the State power.

Текст научной работы на тему «Культурное достояние как инструмент современной политики»

УДК 322

Культурное достояние как инструмент современной политики

Т. В. Растимешина

Национальный исследовательский университет «МИЭТ»

Анализируется роль памяти в обосновании легитимности российской государственной власти. В нашей стране власть привержена схеме уничтожения — производства исто-рицистских схем прошлого: она использует культурное наследие как часть механизма их конструирования. Автор показывает, что в современной России среда политической социализации насыщена памятниками истории и культуры, благоприятствующими воспроизводству элементов историцистских схем. Сегодня для укрепления легитимности власти особенно актуальны такие элементы, как великодержавная модель истории и образ народной монархии.

Ключевые слова: культурное наследие; легитимность государственной власти; политический кризис; историческая память; реставрация.

Связь политики и культуры не очевидна, однако российской власти культурное наследие много лет служило инструментом легитимации.

В ХХ в. в Советском Союзе культурная политика сводилась главным образом к обслуживанию историцистских моделей, воспроизводящих актуальные для действующей власти версии прошлого, настоящего и будущего страны, в ее основе лежали текущие политические цели и ведомственные механизмы их реализации. Представители советской номенклатуры уже в постсоветское время откровенно рассказывали о конъюнктурном характере и утилитарных функциях политики в отношении культурного наследия. По их словам, «культурные» послания, объективно содержащиеся в самом культурном наследии, адаптировались к насущным политическим задачам и уровню культурных возможностей политической аудитории.

В прошлом видели источник символов и идей, которые должно было транслировать культурное наследие. Политической аудитории предписывалось прочесть в этих посланиях указание на правильность пути к избранному коммунистической партией и советским правительством светлому будущему. И в XIX, и в ХХ в. в основе отечественной культурной политики лежали императив историцизма и актуализа-ционные технологии эксплуатации культурного наследия. В новом веке политика в отношении него определяется целями настоящего: легитимировать действующую власть идеями о великом прошлом России.

Единая картина «социалистического прошлого» в стране все же не сложилась, и государство сделало весьма короткую паузу в использовании истории в качестве ресурса борьбы за власть. Отказ от прошлого варианта 1990-х гг. все же подразумевал государственную монополию на интерпретацию истории: в частности, отречение от коммунистической идеологии не предполагало отрицания космополитизма. Напротив, средства массовой информации и государственные лидеры призывали граждан забыть «архаичные национальные идеалы», отказаться от великодержавности и национал-патриотических идиом любого образца.

© Растимешина Т. В.

В начале 2000-х годов государство в течение нескольких лет практиковало всеохватывающие технологии интерпретации памяти. Этот короткий этап можно охарактеризовать как переходный между стадиями «зачистки пространства памяти», забвения и формирования новой историцистской схемы. Яркой иллюстрацией технологичности и неэффективности промежуточного — синтетического — подхода стало решение вопросов о государственном флаге и гимне: в первом государство вступило в коалицию с праволибералами, во втором — с коммунистами. Герб России является воплощением всеохватности: в нем сочетаются трудно синтезируемые элементы и символы.

В целях обеспечения устойчивости политической системы и стабильного воспроизводства власти в 2003 г. в стране началось форсированное конструирование модели великодержавного прошлого [1, с. 5] и формирование политической культуры национал-патриотизма на основе идей о великой России и ее славном прошлом. Ранее, в 1999 г., В. В. Путин (тогда Председатель Правительства РФ) заявил о государственном интересе к возврату России статуса великой державы [2]. По его словам, «для такой сложной, федеративно устроенной, многонациональной и многоконфессиональной страны, как Россия, одним из самых существенных объединяющих факторов должен быть общероссийский патриотизм» [3]. Немаловажно, что при этом он уточнил: «Конечно, одним из его оснований является наша история» [3].

Национальный патриотизм как базисное основание государственной идеологии был артикулирован в Послании Президента России Федеральному собранию в 2007 г.: «...Наша страна только тогда займет достойное положение в мире, мы с вами только тогда сможем сохранить и нашу государственность, и суверенитет, если наши граждане будут видеть, будут чувствовать, будут уверены в том, что все усилия государства направлены на защиту их кровных интересов — на улучшение их жизни, на повышение их благосостояния и их безопасности. И если они смогут гордиться своей страной. Каждый гражданин России должен чувствовать свою сопричастность с судьбой государства» [4]. Еще в первых синтагмах своего послания Президент РФ отметил роль культурного наследия в восстановлении последовательной политики истории: «.Духовное единство народа и объединяющие нас моральные ценности — это такой же важный фактор развития, как политическая и экономическая стабильность. Убежден, общество лишь тогда способно ставить и решать масштабные национальные задачи — когда у него есть общая система нравственных ориентиров. Когда в стране хранят уважение к родному языку, к самобытным культурным ценностям, к памяти своих предков, к каждой странице нашей отечественной истории. Именно это национальное богатство является базой для укрепления единства и суверенитета страны. Служит основой нашей повседневной жизни, фундаментом экономических и политических отношений» [4].

С 2001 г. одним из приоритетов российского образования стало патриотическое воспитание, которое осуществлялось согласно соответствующей государственной программе [5]. В этой и последующих программах патриотического воспитания историческое и культурное наследие страны объявлены важнейшими средствами воспитания граждан; указывается на необходимость в образовательном процессе опираться «на все то положительное, что дал тысячелетний опыт нашего государства» [6, с. 87].

В начале 2000-х годов государство стало ориентироваться на идею о том, что «распад "империи" явился следствием не только неразумной политики властей. Главная причина — в морально-психологическом надломе русских как государствообразу-ющей нации, в отказе государствообразующего народа от роли хранителя союзной государственности, от значительной части своего народа (с 1991 г. народ разделен границами СНГ) и собственной истории» [7]. Наиболее ярким эпизодом борьбы государства за историю как властный ресурс стала работа Президентской комиссии по борьбе с фальсификациями истории в ущерб интересам России.

Стратегия реализации национал-патриотического возрождения русской нации органично сопровождается восстановлением Русской православной церкви и ее активизацией в качестве политического института и ближайшего политического партнера государства [8]. Политическая реактивация Православной церкви призвана всемерно поддерживать идею национального возрождения, основанного на этнонациональном величии и православной самобытности, т. е. модернизированную доктрину «официальной народности». Историцистская схема предполагает, что, в идеале, современная российская власть в партнерстве с церковью должна восприниматься гражданами как спаситель России на трудных этапах ее истории и предводитель на пути к ее государственному величию. Ради достижения этой цели в риторике, архитектуре, политике охраны культурного наследия, в элементах государственных ритуалов стали воспроизводиться элементы новой национальной идеи.

Не все в Православной церкви убеждены в необходимости активизации ее участия в политике, однако государство выдвигает весомые аргументы в пользу этого. Так, на встрече с представителями религиозных конфессий России в Свято-Дани-ловом монастыре 8 февраля 2012 г. Путин подчеркнул, что «задача и обязанность государства не только в том, чтобы возвращать награбленное когда-то у церковных организаций государством, а и в создании условий для совместной эффективной работы по возрождению и укреплению нашей страны, прежде всего, конечно, в духовно-нравственной сфере, в деле воспитания молодых людей (курсив мой. — Т Р.)». Президент также отметил: «Голос церкви, церковных авторитетов, мудрых наставников и проповедников должен звучать в полную силу» — и обещал: «Государство, конечно, должно обеспечить и будет к этому стремиться — к обеспечению адекватного отражения в информационном пространстве интересов граждан, которые связывают свое мировоззрение с ценностями православия...» [9].

Между представителями церкви и государства уже достигнут высокий уровень взаимопонимания в отношении перспектив их политического партнерства. В частности, Патриарх выразил ясное видение идеологической нагрузки, возлагаемой государством на церковь: «Период. разброда и шатания закончился: очень многие люди ясно понимают, что сегодня означает тот самый наш культурный код. Формирование этого осознания, наличие культурного кода, передающего из поколения в поколение незыблемые базисные ценности нашего народа, становятся присущи очень значительной части россиян» [9].

Обе стороны отчетливо представляют себе и роль культурных ценностей и объектов наследия в трансляции национально-великодержавной модели прошлого. Все эти тенденции в совокупности образовали условия и причины для актуализации культурного наследия церкви и его применения в технологиях конструирования «культурного кода» русского народа и великодержавной модели памяти и истории.

Большая часть актуализационных технологий культурного наследия нацелена на «декорирование» храмами, иконами и религиозной мифологией великодержавной модели. При этом некоторые объекты, «подходящие» для ее утверждения, возрождаются, а другие, «непригодные», оказываются преданы забвению. Сегодня актуализируются и акцентуируются далеко не все периоды становления русской государственности. Историцистская схема, конструируемая с привлечением культурного наследия, избирательна и обрывочна.

Во владении религиозных структур в дореволюционной России находилось значительное количество объектов движимого и недвижимого имущества, в том числе монастыри, соборы, церкви и земли (всего до 1917 г. — 78 тыс. храмов, монастырей и часовен) [10]. К концу 1970-х годов советская политика воинствующего атеизма привела к сокращению числа действующих храмов с почти 80 000 до 6800. Из 1498 действовавших к 1917 г. монастырей сегодня в России осталось лишь 12, а в Московском Кремле — всего 5 храмов. В 20—30-е гг. ХХ в. один из крупнейших архитектурных ансамблей и символов российской государственности был практически полностью разрушен, уничтожены 19 из 24 храмов. Однако эта страница нашей истории как будто стерта из современного историко-символического дискурса российской государственности и власти, вычеркнута и из истории самого Кремля [11].

Новая модель великодержавности, как и в XIX в., «ориентирована на вечное наследие, не тронутое историческими изменениями» [12, с. 238], а посему в ней нет места сведениям о репрессиях и вандализме.

Сохранившимся памятникам-символам Московского Кремля отводится роль немаловажных атрибутов конструируемой историцистской схемы-модели государственности. Легитимация власти последних российских монархов была тесно связана с кремлевскими церемониями венчания на царство. Современные церемонии инаугурации, с 2000 г. проходящие на фоне соборов и дворцов Кремля, демонстрируют преемственность государства Московской Руси, восстанавливая исто-рицистскую модель национального государства — от национального прошлого к настоящему и будущему. Символический потенциал Москвы и Кремля призван свидетельствовать, что, подобно тому как писали в конце XIX в. («в России царь и народ составляют одно крепкое единодушное целое» [13, с. 102]), в новом веке неразделимы государство и Русская православная церковь. Патриарх благословляет президента, вступающего в должность, на служение Отечеству, и Путин присутствовал на таких молебнах уже трижды [14].

Церемония инаугурации президента проходит в Большом Кремлевском дворце. Там избранный президент получает от сложившего полномочия предшественника президентский знак, напутствие, потом приносит присягу и обращается к народу, обещая работать на благо Родины. Один из ключевых моментов инаугурации — проход народного избранника по парадным залам под аплодисменты двух тысяч приглашенных. Именно Кремлевский дворец, после освящения его стен, являет собой воплощение связи национальной, исконно русской формы власти и ее принадлежности Европе.

Повторяемость ситуаций и образов интерпретируется как надежность, стабильность и гармония. Проекция настоящего на прошлое простраивается таким образом, чтобы образ нынешней власти в достаточной степени соответствовал проверенным на прочность и эффективность моделям власти прежних эпох.

Символические «послания» культурного наследия доносят до управляемых идеи и смыслы идеальной (необходимой, обоснованной, богоданной и т. д.) власти в России, конструирующие «идеальную модель» правления. Обществу предъявляются только те объекты наследия, в которых эти символы сконцентрированы в максимальной степени — иные же объекты или связанные с ними идеи и ситуации выводятся за пределы властного дискурса во избежание рисков (прежде всего понимания обществом несоответствия власти символическим кодам историцистской схемы). Важнейшим компонентом политики памяти в России является вытеснение, забывание. Следовательно, гражданам надлежит забыть о трагических страницах истории РПЦ, о массовом терроре в отношении священнослужителей, об утрате церковью в начале ХХ в. (по воле государственных вождей) своего институционального статуса и имущественного положения, о поругании храмов и икон, и «помнить» лишь страницы величия и побед, ассоциируя нынешние образы власти исключительно с ними.

Избирательность в подходах государства к охране и эксплуатации культурного наследия церкви заметна даже в столице России, а в региональных центрах, малых городах и других населенных пунктах обозначается еще явственнее. Центральные храмы и монастырские архитектурные ансамбли в последние десять лет силами государства и церкви были превращены в туристически привлекательные объекты: отреставрированные сооружения создают праздничное впечатление и иллюзию «подлинной старины», не подвергавшейся разрушению и поруганию. Однако за пределами посещаемых туристами и официальными делегациями кремлей и «исторических центров» остаются десятки и сотни полностью и частично разрушенных и заброшенных храмов, монастырей и других объектов культурного наследия церкви. Они находятся вне зоны интересов государства, поэтому после восстановления РПЦ в правах на сотни и тысячи исторически и культурно значимых объектов задачи их ремонта, реставрации и поддержания в должном виде стали непосильным обременением для епархий и приходов.

Политический историцизм отражается не только на степени заботы о различных памятниках культурного наследия. Он определяет и специфику российских подходов к реставрации памятников культуры: ориентацию (в отличие от западных) не на «консервацию», а на «воссоздание» разрушенного и утерянного. Международные принципы реставрации, кодифицированные Венецианской хартией 1964 г., основным способом обращения с памятником утверждают консервацию: «Реставрация должна являться исключительной мерой. Ее цель — сохранение и выявление эстетических и исторических ценностей памятника. Она основывается на уважении подлинности материала и достоверности документов» [15, с. 276]. Реставрация «предусматривает глубокое вмешательство в подлинную ткань памятника, влечет за собой элементы воссоздания и уносит частицу подлинности» [16, с. 12].

Однако российские реставраторы, как правило, руководствуются утилитарно-прагматическим подходом к культуре: «Культура подобно живому организму сама заживляет свои раны, а произведения древности восстанавливаются не как документы истории, но как носители актуальных значений с актуальными функциями» [17, с. 212]. Сохранение и восстановление памятников культурного наследия детерминируются не столько пониманием их исторической или художественной

значимости, сколько интересами политического, религиозного или чисто прагматического характера (причем эти же интересы становились причиной и обратных действий — уничтожения памятников).

Специфика российской политики памяти, ориентация на модель разрушения — конструирования истории определяет специфику отечественных подходов к реставрации, где на первом плане всегда стояли проблемы не сохранения художественного наследия, а восстановления памятников, поднятия из руин целых ансамблей. Однако заметим, что «воссоздающая» реставрация в Советском Союзе и современной России не является альтернативой консервации. Причиной тому — три войны, политика воинствующего атеизма и стихийные бедствия, приведшие к полному разрушению десятков и сотен тысяч памятников. В основу государственных подходов к реставрационным работам был заложен принцип, согласно которому воссоздающая реставрация, конструирование — это единственный адекватный ответ на угрозу полной утраты национального достояния и памяти о национальной истории. Еще в 50-е годы ХХ в. государственная пропаганда прочно внушила обществу представление о воссоздающей реставрации как об акте национального духовного возрождения. В тот период не только в России, но и в других европейских странах, культурное наследие которых пострадало во время Второй мировой войны, патриотический энтузиазм и чувство национальной гордости стали главным импульсом восстановления из руин храмов, замков, дворцовых ансамблей, целых городов. Средства массовой информации не только Советского Союза, но и других государств, увлеченных возрождением красоты и былого величия, называли результаты реставрации чудом, а реставраторов волшебниками. Вместе с тем послевоенные принципы очень скоро подверглись в западных странах справедливой критике. Так, польский исследователь Ержи Кубяк в своей статье 1946 г. полемизировал по поводу восстановления зданий Старой Варшавы: «У нас становится все больше и больше памятников, но все меньше и меньше подлинных творений» (цит. по: [17, с. 218]). И уже в 1960-е гг. в Европе возобладал консервационный подход, принципы которого были закреплены в названной выше Венецианской хартии реставраторов и других документах. Знаменитым стало положение Венецианской хартии о том, что «реставрация должна прекращаться там, где начинается гипотеза» [15, с. 276].

Преференция воссоздающего метода политически обусловлена. Вторжение в живую ткань художественного произведения, воссоздание его облика на основе современных представлений о должном и предпочтительном является не чем иным, как интервенцией в историю, память, конструированием актуальной схемы памяти на предварительно зачищенной площадке. В России с ее политическим истори-цизмом не только не приживается подход к реставрации «без разрушения всех следов движения произведения искусства во времени» [17, с. 224], но, напротив, все последние десятилетия одной из актуальных задач реставрации остается именно создание другой, искусственной (по сути, не соответствующей истинной истории) картины хронологического пути объектов наследия, а следовательно, и другой картины самого времени. Причем принцип «где было, как было» в России зачастую применяют не слишком критически, поэтому «восстановленные» древние храмы Новгорода, Москвы, Углича, реконструированные иконы и фрески Спасо-Мирож-ского монастыря в Пскове и другие отреставрированные объекты не производят впечатления подлинности. За их внешним обликом, не имеющим содержательной

глубины, не скрывается не только драматизм и трагизм истории России, но и какая-либо история вообще. В этом отношении реставрация служит модели зачистки — воссоздания истории.

Таким образом, и в теории реставрации, и в практических действиях реставраторов проявляется политика конструирования истории, что вызывает тревогу о значении подлинности исторических памятников. Государство предлагает рассматривать вновь отстроенный храм Христа Спасителя в Москве как подлинный памятник истории и архитектуры, символ возрождения общества и государства. Однако, на наш взгляд, до тех пор, пока в политике истории доминируют схемы разрушения — конструирования, а в реставрации — практика воссоздания, в России будет преобладать тенденция к утрате подлинности и истинности. Память о прошлом не станет явлением объективным и самостоятельным, но будет являть собой плоскую схему, декорированную «памятниками» истории, находящимися в стадии разрушения — восстановления, соответствующей не подлинной истории, а конструируемой схеме, в которой удобным для элиты образом настоящее соотносится с прошлым, забвение с вымыслом, а инновации с традициями.

Литература

1. Сергеев С. М. Русский национализм и империализм начала XX века // Нация и империя в русской мысли начала XX века / Сост. С. М. Сергеев, А. В. Ломоносов. М.: Скименъ: Пренса, 2004. С. 5—20.

2. Левин К. Национальная идея Путина // Коммерсантъ. 1999. 24 декабря (№ 239). С. 1.

3. Путин В. В. Заключительное слово на совещании по проблемам развития малых городов России. 17 июля 2003 г., Старая Ладога // Президент России [Электронный ресурс]. URL: http://www. kremlin.ru/transcripts/22059 (дата обращения: 09.11.2014).

4. Послание Федеральному Собранию Российской Федерации Президента России Владимира Путина // Российская газета [Онлайн-версия]. 2007. 27 апреля (№ 353). URL: http://www. rg.ru/2007/04/27/poslanie.html (дата обращения: 09.11.2014).

5. Государственная программа «Патриотическое воспитание граждан Российской Федерации на 2001—2005 годы»: утв. постановлением Правительства РФ от 16.02.2001 № 122 // ГАРАНТ: Информационно-правовой портал. URL: http://iv.garant.ru/document?id=1484972&byPara=1&sub=9 (дата обращения: 09.11.2014).

6. Моисеев Н. Н. С мыслями о будущем России. М.: Фонд содействия развитию соц. и полит. наук, 1997. 210 с.

7. Вдовин А. И. Русский взгляд на новейшую отечественную историю: Об изучении и преподавании с позиций национально-государственного патриотизма // RUSSKIE.ORG: Сетевой центр русского зарубежья [Электронный ресурс]. 2010. 25 марта. URL: http://www.russkie.org/index. php?id=18247&module=fullitem (дата обращения: 09.11.2014).

8. Проблемы методологии отечественной истории и культурологии: мат-лы конф. «Науч. мировоззрение и перспективы его развития». М.: Изд-во Моск. гос. ун-та леса, 2009. 273 с.

9. Владимир Путин встретился в Свято-Даниловом монастыре с представителями религиозных конфессий России 8 февраля 2012 г.: Стенограмма // Владимир Путин. 2012 [Электронный ресурс]. URL: http://putin2012.ru/events/216 (дата обращения: 09.11.2014).

10. Архипов А. Апофеоз бессмыслицы: Никакой реституции собственности РПЦ не происходит, да и не может происходить // Частный Корреспондент [Электронный ресурс]. 2009. 8 мая. URL: http://www.chaskor.ru/article/apofeoz_bessmyslitsy_6139 (дата обращения: 09.11.2014).

11. Музеи Московского Кремля // ФГУК Государственный историко-культурный музей-заповедник Московский Кремль: Официальный сайт. URL: http://www.kreml.ru/ru/museums-moscow-kremlin/ (дата обращения: 09.11.2014).

12. Вортман Р. «Официальная народность» и национальный миф российской монархии XIX века // РОССИЯ = RUSSIA. Вып. 3 (11): Культурные практики в идеологической перспективе. Россия, XVIII — начало XX века. М.: ОГИ, 1999. С. 233—244.

13. Всемирная иллюстрация. Т. 26. № 6 (656). СПб.: Тип. Г. Д. Гоппе, 1881.

14. Путин вместе с супругой пришел на молебен в Благовещенский собор Кремля / Интерфакс // Газетами [Интернет-медиа]. 2012. 7 мая. 13:12. URL: http://www.gazeta.ru/politics/ news/2012/05/07/n_2331637.shtml (дата обращения: 09.11.2014).

15. Международно-правовые документы по вопросам культуры / Сост. А. С. Запесоцкий. СПб.: СПбГУП, 1996. 388 с.

16. Плоткин К. М. Современные подходы к реставрации объектов культурного наследия Санкт-Петербурга // Бюллетень ИИМК РАН. Вып. 2. СПб.: ЭлекСис, 2011. С. 11-14.

17. Бобров Ю. Г. Теория реставрации памятников искусства: закономерности и противоречия. М.: Эдсмит, 2004. 303 с.

Растимешина Татьяна Владимировна — доктор политических наук, профессор, начальник Управления профориентационной работы и довузовской подготовки МИЭТа. E-mail: v1-bit@yandex.ru

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.