CC BY
52
А. В. Костина, А. Я. Флиер
КУДА ИСТОРИЯ ВЛЕЧЕТ КУЛЬТУРУ?
(От «общества концертирующих» к «обществу репетирующих»)
(окончание)
Авторы пытаются предсказать будущее культуры на основе анализа тенденций ее развития, рассматривая группу признаков, характеризующих технологические эпохи развития человечества, выявляя иерархию социальной значимости разных социальных индустрий им присущих. Статья будет особенно интересна тем, кто занимается проблемами культурного сознания, футурологии, социального управления.
Ключевые слова: социальная футурология, социальное управление, социальные идентичности, культурное сознание, культурный процесс, тенденции культурного развития, культурный опыт, будущее культуры, культурная репрезентация, партикуляризация культуры, гуманитаризация культуры.
The authors try to forecast the future of culture on the ground of its development tendencies analysis studying a group of features characteristic of the epoch of mankind development revealing the hierarchy of the appropriate social industries social significance. The article will be of special importance to those involved in studying the problems of cultural consciousness, futurology and social management.
Key words: social futurology, social management, social identities, cultural consciousness, cultural process, tendencies of cultural development, cultural experience, future of culture, cultural representation, particularization of culture, humanitarization of culture.
Как показывают наши исследования, в разные эпохи иерархия социальной значимости социальных индустрий различна. В первобытную эпоху эта иерархия была следующей: производство продовольствия, про-
изводство социального порядка, производство материального инструментария, производство интеллектуального инструментария. В аграрную эпоху, по нашему мнению, производство продовольствия и социального порядка осталось на первых местах, а вот производство интеллектуального инструментария обошло по своей значимости производство инструментария материального (что нашло свое выражение в особой значимости религии). В индустриальную эпоху первое место заняло производство материального инструментария (эпоха технико-технологического переоснащения материального производства и классических форм капитализма), затем уже шел социальный порядок и только в последнюю очередь интеллектуальный инструментарий. В постиндустриальную эпоху с ее гонкой за знанием и экономикой знания, естественно, на первом месте оказалось производство интеллектуального инст-
рументария, а затем выстроились производства социального порядка, материального инструментария и продовольствия.
А дальше? Нам представляется, что на следующем этапе развития наиболее значимой социальной индустрией станет производство социального порядка - выход социального управления на качественно новый уровень, обеспечиваемый более эффективной прогностикой и обоснованностью планирования и программирования. Да и потребность в постоянном поддержании социально приемлемого баланса между различными (и разнокачественными) социальными объединениями с разными основаниями социальной солидарности, культурными идентичностями и пр. неизбежно выведет производство порядка на первое по значимости место среди других социальных индустрий. Далее, как представляется, выстроятся производства интеллектуального, материального инструментария и продовольствия.
Приоритетные формы и методы социального управления прошли свою специфическую историю. Под социальным управлением имеется в виду не только по-
46
литическое насилие «сверху» (авторитарное подавление). Обычай - это тоже форма социального управления и подавления (культурного), теократия (не как политическое правление священников, а как ситуация особо значимых управленческих функций религии - и шире, любой идеологии -в обществе1) - идейное подавление.
В первобытной культуре имело место абсолютное торжество обычая. Управление преследовало цель систематизации порядков непосредственного жизнеобеспечения и социального взаимодействия и осуществлялось посредством регуляции уровней ин-корпорированности индивида в сообщество (инициации и пр.) и физического насилия. Доминировало культурное подавление (обычай), в меньшей мере - политическое (автократия) и идейное (теократия).
Для аграрной культуры характерно, пожалуй, только относительное преобладание обычая как основной формы управления процедурами социального взаимодействия, дополняемого политическими и идеологическими формами. В качестве методов преобладало физическое насилие (по любому поводу) и в существенной мере -разные уровни инкорпорированности индивида в сообщество. Но в целом наблюдалось сравнительное равенство социальной значимости подавления политического (автократии), идейного (теократии)и культурного (обычая).
На индустриальной стадии развития культуры заметно преобладание политических и социально-экономических форм управления. Основные методы - экономическое принуждение (в форме добровольного найма) и физическое насилие (в отношении непослушных). В равной мере применялись политическое подавление (автократия) и согласование интересов (демо-
1 В этом смысле СССР и Германия при нацистах были совершенно теократическими государствами.
47
кратия), реже культурное подавление (обычай). О последнем можно сказать, что наблюдалась более или менее направленная дискриминация обычая и вытеснение его политическими формами управления.
Постиндустриальная стадия развития посвящена управлению обществом прежде всего посредством игры на социальных интересах людей и проявляет себя в абсолютном торжестве политических и социальноэкономических форм управления. Преобладают согласование интересов (демократия) и политическое подавление (автократия, физическое насилие), маргинально сохраняется и культурное подавление (обычай). При этом происходит постепенная изоляция обычая в социальных резервациях (в более или менее закрытых религиозных и этнических микроструктурах).
Представляется, что для пост-постиндустриальной стадии будет характерен «неоконсервативный ренессанс», который выразится, конечно же, не в возврате к каким-то прежним порядкам, а в постепенном возвращении обычая как формы актуального социального самоуправления, что обусловлено выравниванием значимости разных оснований социальной солидарности - как новационных, так и традиционных. Главным основанием для такого предположения служит представление о том, что нынешнее доминирование массовой культуры в существенной мере обусловлено чисто социальной ситуацией абсолютного преобладания мигрантов среди современного городского населения («местные», более двух поколений предков которых проживали в этом городе, составляют незначительное меньшинство среди нынешних горожан). Точно так же и по этим же причинам за ХХ в. радикально сократилось число носителей традиционной (в основном сельской) культуры. Но процесс такой массовой миграции в города когда-то должен ослабнуть. И у горожан через несколько
поколений должны начаться процессы выработки новой традиционной культуры, которую содержательно не может заменить массовая культура, создаваемая вне социальной среды ее потребителей и предложенная им в готовом виде. Представляется, что по-настоящему устойчивой может быть только культура, выработанная стихийно в результате социальных процессов, протекающих в среде самих потребителей1.
Рано или поздно (думается, что достаточно скоро) в среде горожан начнут складываться стихийно вырабатывающиеся обычаи, которые будут играть все более значимую роль в процессах самоуправления общества2. Появится новая традиционная культура - городская по месту происхождения и применения, но совершенно традиционная по своим социальным характеристикам (микроколлективистская по носителям и формам репрезентации, с особым - интерпретативным - типом новаци-онности и пр.3), которая начнет работать на достижение нового относительного равновесия разных форм социального управления.
Содержательно новая культурная композиция будет посвящена управлению культурными ориентациями и социальными интересами людей, стимулированию их добровольной социальной адекватности и ответственности, хотя по необходимости будет применяться и физическое насилие4.
1 Вспомним, что западноевропейская культурная типология, принесенная в Россию реформами Петра Великого, стала устойчивой, только когда на ее базе выработалась уже собственно русская аристократическая культура с уже адаптированными западноевропейскими формами.
2 По мнению некоторых исследователей, процесс становления «новой традиционности» уже начался [см. 6].
3 О характеристиках традиционной культуры см. подробнее [2].
4 Представляется, что нынешнее резкое возобладание необходимости в физическом насилии как инструменте управления вызвано именно прак-
48
Будет доминировать принцип согласования интересов, в каких-то пределах - политическое подавление и все больше расти значимость обычая.
Очень значимой группой характеристик культуры представляются источники содержательного наполнения культуры, такие как: социальные опыты и их иерархия по значимости, предпочитаемые содержательные основания для культурных конструкций, культурные герои (их культурный генезис), отношение к историческому времени. Выясняется, что все характеристики у разных эпохальных культур различны.
К примеру, первобытная культура строилась исключительно на социальном опыте локальной общины, он же и мистические представления о бытии (являвшиеся в большой степени продуктами мифологической рефлексии того же локального социального опыта) лежали в основании всех культурных конструкций, культурными героями выступали преимущественно великие предки. Но самой интересной была ориентация в историческом времени: прошлое было сакральным, настоящее - ужасно-терпимым (ужасным, но терпимым), а будущее не предполагалось вообще. Завтра будет то же, что и сегодня, или завтра не будет совсем5.
Для аграрной культуры характерна следующая композиция. Иерархия социальной значимости опыта выстраивалась таким образом, что на первом месте, безусловно, был исторический опыт этноса, затем шли мировоззренческий опыт конфессии, социальный опыт сословия, политический опыт государства. В ряду оснований для культур-
тически полным исчезновением (изоляцией) обычая как социальной регулятивной системы.
5 Такой вывод можно сделать на основании многих полевых антропологических исследований архаических народов. См., например: [5; 4; 13 и др.]; в целом о временных ориентациях разных исторических культур подробнее см. [9].
ных конструкций приоритетными являлись религиозные представления и, разумеется, актуальный социальный опыт. Культурными героями были прежде всего святые, эпические персонажи, а также великие исторические деятели, сказания и легенды о которых широко распространены. Отношение к историческому времени не очень отличалось от первобытного. Прошлое было великим, в нем жили и творили великие герои; настоящее - плохим, но терпимым; а будущее мыслилось только в эсхатологическом ключе - в форме окончательной победы добра над злом. Земное социальное будущее человечества фактически не осмысливалось (возможно, как малозначимое на общем эсхатологическом фоне).
Индустриальная эпоха принесла с собой многие изменения в эту схему. Поскольку доминантной формой социальной организации была нация, то именно ее политический опыт и стал основным. Далее следовали социальный опыт сословия, профессиональный опыт специальности (постепенно набиравший все большую социально-регулятивную значимость), исторический опыт этноса, мировоззренческий опыт конфессии, локальный опыт семьи. Актуальный социальный опыт и явился главным основанием культурных конструкций, религиозный мировоззренческий опыт постепенно терял свое значение, но возникло и совершенно новое основание для конструирования - социальные проекты. Ореол культурных героев осенил в первую очередь великих современников, далее шли реальные исторические персонажи прошлого, литературные персонажи и на последнем месте - мифологические и фольклорные герои. Еще более значимый переворот произошел в отношении к историческому времени. Прошлое в восприятии общественной мысли этого времени стало ужасным, главным негативным примером
того, «как жить нельзя»1, слово средневековье употреблялось почти как ругательное (в этом смысле показательна работа Н. А. Бердяева «Новое средневековье»). Настоящее воспринималось как неприятность, подлежащая ремонту, в результате которого человечество построит великое и прекрасное будущее (выстраиваемое как некая системная фантазия). Идея истории как процесса «ремонта настоящего» прочно овладела умами.
Культура постиндустриальной эпохи, как представляется, ориентирована прежде всего на профессиональный опыт специальности, как социально наиболее значимый. Затем последовательно выстраиваются политический опыт нации, социальный опыт сословия, исторический опыт этноса, мировоззренческий опыт конфессии, локальный опыт семьи. Культурные конструкции, как и в индустриальной культуре, базируются на актуальном социальном опыте (исторический уже не рассматривается всерьез) и социальных проектах, но к ним еще прибавилось превентивное переживание будущего (которое в отличие от социальных проектов не преследует цели практической реализации в обозримые сроки), о котором речь шла в начале этого исследования как об очень значимой составляющей культурного сознания. В числе главных культурных героев можно назвать в первую очередь лиц, регулярно появляющихся на экранах телевизоров, успешных звезд поп-культуры (музыкантов, актеров, моделей и др.) и соперничающих со звездами художественных персонажей (особенно киногероев). Как и в прошлые эпохи, главным достоинством культурных героев
1 Вспомним знаменитое «Отречемся от старого мира, отряхнем его прах с наших ног». Конечно, марксизм был наиболее радикальным, но далеко не исключительным примером отрицания социокультурной ценности прошлого, определенные концептуальные основания для которого были заложены еще Просвещением.
49
является успешность их деятель-
ности и с той или иной степенью значимости - нравственная правильность совершаемых героем действий (хотя в культуре ХХ в. эта аксиологическая компонента начала терять свою самодостаточность).
Отношение к историческому времени утратило свою прежнюю остроту и жесткую ценностную выраженность. Прошлое -это сказка, в меру красивая и в меру кровавая, но достоверность наших знаний о нем очень сомнительна. История - это художественная фантазия, базирующаяся на некотором фактурном знании, но интерпретирующая его до неузнаваемости. Настоящее по-своему интересно, но оценить его, как хорошее или плохое, никто не берется. Оно слишком противоречиво. Еще более размытый и совершенно сегментированный характер приобрели представления о будущем. Оно будет настолько хорошим, насколько удачно мы его построим, а это зависит от того, как мы договоримся между собой. Социальная футурология пророчит нам хорошее будущее, художественная культура - очень многообразное, потрясающее по своим техническим характеристикам и очень проблемное по характеристикам гуманитарным.
К содержательному проблемному наполнению грядущей пост-постинду-
стриальной культуры стоит подходить очень осторожно. Этот прогноз является в существенной мере более гипотетическим, чем все, что прозвучало выше. Хочется надеяться, что основным социальным опытом, положенным в основу этой культуры, станет культурный опыт всего человечества, поскольку объем наших знаний о нем и практикуемые алгоритмы обобщения делают эту задачу технически осуществимой. При всей противоречивости современных процессов глобализации в ней прослеживается и определенная тенденция к такого рода обобщению национальных социальных
опытов в общечеловеческих масштабах, хотя эта тенденция пока что выглядит как побочный эффект, получаемый в процессе гонки за совершенно иными целями. Однако общечеловеческий культурный опыт будет постигаться в основном в специфической интерпретации, актуальной для культурной группы - культурного кластера1, к которому принадлежит потребитель данной информации, и, возможно, не удовлетворяющей иного потребителя. За общечеловеческим культурным опытом, видимо, выстроятся и иные актуальные опыты: профессиональный опыт специальности, социальный и политический опыт нации, локальный опыт семьи. В основание для культурных конструкций будет положен актуальный социальный опыт и проекты, превентивное переживание и - в качестве новации - научное предвидение будущего, которое станет важнейшей и неотъемлемой частью актуальной культуры.
В качестве безусловных культурных героев останутся художественные персонажи. А вот кто еще, аргументированно предположить трудно, наверное, какие-то актуальные современники и, в силу «неоконсервативного ренессанса» в культуре, можно ожидать повышения интереса к историческим персонажам. Интересно другое. Останутся ли культурные герои только манифестантами успеха или к их имиджу прибавится что-либо еще? Думается, что нет. Скорее наоборот, процесс дезаксиологиза-ции культурного героя только углубится.
1 В отличие от встречающего в нашей культурной практике использования понятия «культурный кластер» как территориального культурного локуса [см. 7], мы вкладываем в это понятие социокультурный смысл. Культурный кластер - социальная группа людей, локализованных и объединенных не одним, а целым комплексом культурных оснований (порой разнотипных - профессиональных, конфессиональных, эстетических и др., но успешно взаимодействующих между собой), на которых они выстраивают свою групповую идентичность.
50
Что касается отношения к историческому времени, можно предположить, что позитивный интерес к истории возрастет, но в нем будет больше сентиментальной ностальгии, нежели ориентации на прошлое как на какой-то социально значимый опыт. В силу активного развития прогностического начала в культуре возрастет и позитивный интерес к будущему, причем характерное для нашего времени сегментированное представление о будущем сменится более системными моделями. Наибольшей загадкой представляется вопрос об отношении к настоящему. Можно только предположить, что настоящее будет оцениваться современниками как интересное. А вот насколько хорошее?
Еще одна группа параметров характеризует участников культурных процессов.
Что касается функциональных типов социальных групп и их иерархии, то для первобытного периода была характерна только одна социальная группа - потребляющих (т. е. людей, занятых непосредственным добыванием пищи), которую по функциональному типу мы бы определили как социально-политическую общность1.
В аграрную эпоху участники социальных процессов уже разделились функционально и иерархически на управляющих, познающих (религиозных деятелей, ученых и художников) и производящих (продовольствие и материальную продукцию). Типы общностей этого времени можно подразделить на этноконфессиональные, социальносословные и политические, которые отличались относительном равенством своего социального влияния.
Для индустриальной эпохи характерно пополнение иерархии управляющих, познающих и производящих еще одной функциональной группой - обслуживающих. В рамках типологии социальных группировок в
1 Обоснование такой функциональной типо-логизации см. [3].
51
это время наблюдалось абсолютное преобладание влияния национально-политических и социальных общностей. Этнические и конфессиональные группы в это время постепенно теряли свою статусную значимость.
В постиндустриальную эпоху в силу резко возросшей социальной значимости научно-информационной работы первое место в иерархии социальных значимостей заняли познающие, затем управляющие, производящие и обслуживающие. По этой же причине произошло повышение социальной востребованности качества специализированной деятельности, в связи с чем на первое место среди агентов влияния выдвинулись социально-профессиональные
группы, затем - национально-политические и с заметным отрывом этнические и конфессиональные. Вместе с тем в силу роста легитимности различных субкультурных и маргинальных культурных групп и манифестации общественного патронажа над ними как меньшинствами со сложной идентичностью эти группировки стали заметной составляющей социального пейзажа постиндустриального мира.
Говоря о пост-постиндустриальном обществе, мы позволим себе предположить, что здесь должна будет выделиться и легитимизироваться в качестве особой еще одна функциональная группа - рефлектирующих. Представляется, что ее составят философы, писатели и публицисты, но в особенности высококвалифицированные специалисты,
занимающиеся научными обобщениями так называемого «среднего уровня» (промежуточным между умозрительным философским и непосредственным эмпирическим), особенно развитыми в системе общественных наук - науковедении, экономике, политологии, социологии, культурологии и др. Функции этой группы должны быть связаны в первую очередь с развитием систем теоретического обобщения и алгоритмов научного предвидения путей общественной дина-
мики в целом и по отдельным отраслям, аналитического участия в процессах проектирования программирования и планирования, разработке конкретных масштабных проектов и программ развития и пр. В рамках этой группы должна произойти фактическая синтезация функций познающих и управляющих. Представляется, что именно эта социально-функциональная группа должна будет оказаться источником наибольшего социального влияния, как разрабатывающая самые важные содержательные решения. Ниже разместятся группы управляющих (технически организующих деятельность и обеспечивающих нормативный порядок), познающих (эмпирически), производящих и обслуживающих.
Что касается иерархии разных типов социальных и культурных групп, то представляется, что наиболее значимыми станут полипрофильные культурные объединения людей (культурные кластеры), различающиеся между собой, с точки зрения реализуемых в них оснований социальной солидарности, скорее, акцентами, а не абсолютным преобладанием какого-то основания. По существу это могут быть объединения этно-конфесио-культуро-эстетико-идео-логические, которые можно определить культурно-синтетическими, естественно, с разной композицией и акцентировкой различных оставляющих. Они могут возникать на базе самых разных общественных объединений - этноземляческих, религиозных (скорее «околоконфессиональных»), художе -ственных (общества поклонников), историко-мемориальных, досуговых и пр. вплоть до клубов болельщиков, имеющих изначально какой-то узкий профиль общих интересов, но постепенно расширяющийся и становящийся поликультурным. Хаос современной демосоциокультурной ситуации в мегаполисах рано или поздно должен перерасти в процессы социокультурной самоорганизации, либо конфронтационной (если в
них возобладают основания жесткой этно-конфессиональной солидарности), либо
лоялистской (если возобладают культурносинтетические принципы, при которых множественность оснований идентичности станет препятствием для экстремистского перерождения некоторых1). Надеемся, что будет реализовываться второй вариант. Разумеется, сохранятся и существующие национально-политические, социальные, этно-конфессиональные и совершенно субкультурные группировки, а уровень социального влияния той или иной группы будет определяться ситуативно.
Очень важным представляется вопрос о приоритетах идентичностей и связанных с ними площадках репрезентации людей как важнейшее содержательное наполнение эпохальной культуры. В первобытную эпоху идентичность как человека, так и общины носила родовой характер и базировалась на том, что человек/община - потомки некоего великого предка, это определяет их специфику по сравнению с другими, что и обусловило пространство репрезентаций в обрядово-ритуальной практике поклонения великому предку или действий по его заветам.
В аграрную эпоху идентичность как человека, так и общины была уже многокомпонентной и жестко иерархизирован-ной. Идентичность человека определялась главным образом его социальным происхождением/положением и корректировалась религиозной принадлежностью, которая в существенной мере фактически заменяла этничность2. В идентичности соци-
1 Идея В. Гавела «лечить» экстремизм посредством подавления одной «болезненной» идентичности окружением множественных идентичностей.
2 Известное исключение из этого правила представляла собой европейская Античность, в рамках которой идентичность определялась прежде всего этнокультурно, но Античность и по многим иным параметрам представляет собой уникальное исключение из общемировой практики. Здесь не место рассуждать, почему.
52
альных групп примерно равную значимость имели политико-конфессиональная и социально-сословная принадлежность. Соответственно и пространствами репрезентации были религия, социальносословная культура, политическое гражданство/подданство.
Индустриальная эпоха - эпоха сложения наций, что и определило национально-политическую принадлежность
как основную в иерархии идентичностей человека и социальной группы. Корректирующим элементом для обоих субъектов являлись социально-профессиональные характеристики. Главным пространством репрезентации в эту эпоху стало общественное служение, менее значимыми были социальный статус и профессиональная деятельность и тем более этническая принадлежность и религия.
Постиндустриальная эпоха - эпоха торжества культурного многообразия и общественного патронажа над различными реликтовыми культурами, субкультурами, маргинальными культурными группировками. Отсюда в индивидуальной идентичности человека особую роль стала играть его микрогрупповая принадлежность (на различных уровнях отрефлекси-рованности такой принадлежности), нередко определяемая принадлежностью профессионально-статусной, микроэтни-ческой, микроконфессиональной, социально-групповой и т. п. Макрогрупповая принадлежность (к нации, мировой религии), как правило, становится актуальной только ситуативно.
В типах идентичности социальных групп постиндустриальной эпохи трудно выделить какие-либо приоритетные. Примерно в равной мере актуальны идентичности национально-политические, этнические, конфессиональные, социально-профессиональные, субкультурные, маргинальные микрогрупповые. Структуру груп-
53
повых идентичностей этой эпохи можно назвать плюральной без явных фаворитов. Иерархию пространств репрезентаций идентичностей, очевидно, возглавляют
среда культурных микрогрупп (этноземля-ческих содружеств, церковных общин, молодежных групп, коллективов любителей, поклонников, болельщиков и т. п.), ниже по значимости - пространства личной профессиональной деятельности и политическое.
Что же нас ждет на следующей пост-постиндустриальной стадии? В рамках выдвинутой нами гипотезы о высоко вероятном возобладании в обозримом будущем культурно-синтетических социальных объединений и групп, в рамках которых будут параллельно (хотя и с разной степенью интенсивности) задействованы и реализованы разные основания социальной солидарности, мы можем предположить, что и идентичность человека будет в существенной мере определяться его принадлежностью к такой группе. Через эту принадлежность большей или меньшей выраженностью будут маркироваться его этнические, конфессиональные, социально-статусные притязания и непосредственно культурные (субкультурные) предпочтения. Эмбриональным примером таких объединений являются современные молодежные субкультурные группы, но в будущем речь пойдет о гораздо более многопрофильных культурно-синтетических (по своим основаниям) кластерах. Как представляется, такое предположение органично вписывается в исторически наблюдаемую тенденцию постепенной «приватизации» идентичностей, переориентации их с макроколлективов на микрогруппы1. Разумеется, это не означает полной отмены
1 Разумеется, этот процесс не носит «обвального» характера, а протекает в противоречивых формах, но его общая направленность, тем не менее, прочитывается.
традиционной национально-политической,
социально-статусной, профессиональной,
конфессиональной, этнической и иных идентичностей, но, думается, что их актуализация будет носить все больше эксклюзивный, ситуативно обусловленный характер.
Что касается приоритетных оснований для идентичности социальных групп, то представляется, что в целом сохранится наметившаяся ныне тенденция в плюрализации этих оснований и равноправном сосуществовании разных групп без каких-либо явных приоритетов. Такие коллективные объединения можно будет структурировать на социально значимые (преследующие социально значимые цели) и малозначимые (преследующие цели только собственного культурного самовыражения), но и здесь группы будут различаться на незначительное меньшинство крайних, ярко выраженных в этом качестве и абсолютное большинство пограничных. Конечно, параллельно будут существовать и традиционные социальные группировки - политические партии, профессиональные союзы, творческие объединения, традиционные конфессии и др., сохраняющие свое влияние на политическую, социальную, культурную и экономическую жизнь. Но на уровне удовлетворения приватных социокультурных интересов людей эти объединения, думается, не смогут составить серьезной конкурен -ции культурно-синтетическим социальным группам.
Пространством культурных репрезентаций этой эпохи, видимо, станет вся социальная жизнь людей, в которой по ситуации будут демонстрироваться те или иные маркеры личной принадлежности человека к культурной группировке. Другой вопрос, какова будет степень актуальности таких репрезентаций и отсюда, до какой степени экстравагантности такие репрезентации будут доходить? Представляется, что чем бо-
лее плюральным будет это культурное пространство, тем более экстравагантными станут и репрезентации (очень трудно привлечь к себе внимание в ситуации, когда оригинальны все).
В этой связи возникает вопрос о той или иной социальной значимости подобной культурной саморепрезентации. Наука еще не пыталась исследовать ее историческую динамику и установить степень ее актуальности для разных социальных групп в разные исторические эпохи. Значимость такой саморепрезентации в прогнозируемый период, по всей видимости, будет определяться следующим. В литературе уже неоднократно поднимался вопрос о том, что по мере развития информационных технологий и роста их производственной эффективности начнется сокращение абсолютного числа людей, занятых в актуальной экономической и интеллектуальной деятельности. У. Хилл ограничивает их число условным «золотым миллиардом» (применительно ко всему человечеству) [см.: 12]. М. Делягин полагает, что это может быть от четверти до трети дееспособного населения развитых стран [1]. Что будут делать остальные? Видимо, работать в основном в мало- и среднепрестижных и столь же мало- и среднеоплачиваемых сферах обслуживания. А это значит, что по психологическим причинам эти люди будут остро нуждаться в искусственной манифестации своей социальной значимости и какой-то престижной в их среде репрезентации. Как представляется, роль площадок для таких репрезентаций станут играть те социокультурные кластеры, к которым они будут принадлежать (типичный пример, современные молодежные субкультуры). То есть роль культурных саморепрезентаций в малых культурных группах начнет резко возрастать по своей социально-стабилизи-рующей значимости. Социокультурное будущее - за стилягами, хиппи, панками, го-
54
тами и их аналогами, нравится нам это или не нравится, и сохранением классической культуры в тщательно оберегаемых резервациях как уже социально малоконкурентоспособной, но значимой символически (по существу на положении памятника истории и культуры).
* * *
Подведем некоторые итоги. Какую наиболее значимую, на наш взгляд, тенденцию динамики культуры мы можем выявить? Думается, что это тенденция к понижению таксономического ранга основных общественных объединений, обслуживаемых культурой. Разумеется, во все времена свои определенные самобытные культурные черты имели как макро-, так и микрообъединения людей, по которым они и атрибутировались. Но, если в прошлом наблюдалась относительно большая культурная значимость наиболее крупных группировок (народов, конфессий, сословий, наций) и относительная вторичность малых (субкультур и более мелких культурных групп), то, как представляется, общая историческая тенденция направлена на то, что именно малые культурные группы постепенно становятся основными носителями культурной специфики, а более крупные -объединенными по тому или иному основанию их совокупностями (как правило, не иерархическими).
Это «измельчение» носителя культурной специфики получило выражение в тенденции к определенной локализации, партикуляризации, приватизации и одновременной гуманитаризации оснований для социальной солидарности людей и площадок их культурной репрезентации. Характерная эволюция целей культуры от обеспечения демографической (витальной) устойчивости сообществ к их политической (по внешней безопасности), затем социальной (по внутренней организованности), затем культурной (по ценностным основани-
55
ям) устойчивости свидетельствует, что исторически культура перенацеливается на обеспечение устойчивости все более мелких социокультурных групп. Это дает основания предположить, что на следующем этапе встанет задача обеспечения идейной устойчивости сообществ (по локальным жизненным целеустановкам и культурным интересам, сплачивающим мелкие культурные группы - кластеры).
Показательна и направленность перемен в источниках содержательного наполнения культуры: от целостного витального опыта общины к историческому опыту этноса в его социально-сословных интерпретациях, затем к политическому опыту нации в профессионально-субкультурных интерпретациях, далее к профессиональному опыту специальности в местных институциональных интерпретациях и в дальнейшем, видимо, к культурному опыту человечества в его микрогрупповых социокультурных интерпретациях. Здесь наблюдается возрастание ранга источника опыта, сопровождаемое «измельчением» его интерпретирующей, т. е. практически использующей инстанции.
Одновременно хорошо выражена и гуманитарная направленность перемен в средствах социальной регуляции жизни людей от крайних форм принуждения (насилия) к согласованию интересов (демократии) и стимуляции добровольного социально ответственного поведения (культуре как управленческой стратегии). Этой тенденции соответствует и эволюция оснований идентичности от родовых (биологических) к социально-культурным, затем к культурно-политическим и, наконец, предположительно - к гуманитарно-культурным.
При всем ироническом отношении к гуманитарным мечтателям нельзя не признать, что тенденцию направленности развития культуры как способа коллективной жизни людей они уловили совершенно
правильно. Способ развивается от обеспечения интересов макроколлективов - к обеспечению интересов микроколлективов, от адаптации к природным условиям - к адаптации к условиям историческим, а затем и к собственным социальным и культурным особенностям, от методов преимущественно насилия - к методам преимущественно согласования. Это и есть партикуляризация и гуманитаризация культуры. Впрочем, эта тенденция уже давно замечена еще философами Просвещения и хорошо описана теоретиками демократии.
И еще одну тенденцию культурного движения необходимо отметить: культура прошла путь от умиления прошлым (и ностальгической концентрированности на нем) к ремонту настоящего (и рациональной погруженности в его проблемы) и далее к проектированию будущего (и превентивному переживанию его).
Исполнение сегодняшнего концерта не отменяется. Но все мысли и чувства уже на репетиции концерта завтрашнего.
Так что же в целом будет характерно для культуры «общества репетирующих»?
По группе целевых и функциональных приоритетов можно выделить такие характеристики:
- стремление к социальным целям: идейной устойчивости (достигается путем преодоления дисбаланса разных оснований социальной солидарности);
- борьба с дефицитом: прогностической обеспеченности деятельности (дефицит реалистичности планирования);
- главные провозглашаемые ценности
и отвергаемые сущности: социокультурная сбалансированность, лояльность. От-
вергается отвержение культурно иного (нелояльность);
- стремление к расширению: мировоззренческой адекватности бытию;
- условия, которые стремятся сконструировать для достижения целей: ин-
56
теллектуальные, информационные, культурные, социально-политические;
- к каким условиям адаптируется и что культурно абсолютизирует: адаптируется к культурному разнообразию людей и абсолютизирует ценности единства их социальных целей;
- отношение к среде: конструирование среды;
- социальные функции культуры: социальная регуляция, научное познание и объяснение мира, социальное проектирование, информационное обеспечение и научное предвидение;
- культурные границы: условные.
Из всего этого можно сделать вывод о том, что культуре следующей эпохи предстоит совершить радикализацию своей ориентированности на будущее, его превентивного переживания, научного предвидения и рационального проектирования. По своим социальным целям культура пост-постиндустриального общества продолжит стремление к максимальной плюральной сбалансированности социальных интересов разных групп и существенно усилит акцент на балансе их культурно-ценностных интересов. Согласование интересов и идентичностей, лояльность как принцип существования, по всей видимости, станут главной целью культурной политики, что уже намечается сегодня, но выйдет на новый уровень эффективности завтра.
По группе приоритетных средств культура будет обладать следующими характеристиками:
- иерархия социальных индустрий: производство социального порядка, интеллектуального инструментария, материального инструментария, продовольствия;
- преобладающие формы социального управления: возвращение обычая как формы социального самоуправления. Установление относительного равновесия разных форм управления;
- иерархия средств социального управления: управление культурными ориентациями и социальными интересами, физическое насилие. Доминируют принцип согласования интересов (демократия) и культурное подавление (обычай), в силу необходимости - и политическое подавление (автократия);
- социальное управление удовлетворяет интересы прежде всего социокультурные (манифестации собственной идентичности);
- успех достигается прежде всего за счет повышения индивидуальной подготовленности участников деятельности;
- деятельность регулируется на основе соображений социальной эффективности и гуманитарной приемлемости.
Таким образом, можно сделать вывод о том, что культуре предстоит совершить некоторую переориентацию от управления обществом с опорой преимущественно на социально-эконо-
мические и политические интересы людей к управлению, ориентированному также (а может быть, и прежде всего) на их культурно-ценностные интересы и поддержание общественного порядка с ориентацией и опорой (в той или иной мере) именно на них. Фактически такая переориентация уже наметилась на постиндустриальном этапе, но на пост-постиндуст-риальном она, видимо, радикализуется. Если идеология культурной лояльности получит массовое признание, можно ожидать и некоторое смягчение методов социального управления. Одновременно ожидается и своеобразный «неоконсервативный ренессанс» в культуре, который получит воплощение в возвращении обычая в число востребованных стратегий социального управления и формировании новой традиционной культуры городского типа, что, наверное, тоже послужит смягчению методов социального управления.
По источникам содержательного наполнения культуры отметим следующие характеристики:
- иерархия значимости социальных опытов: культурный опыт человечества в его микрогрупповом выражении, профессиональный опыт специальности, социальный и политический опыт нации, локальный опыт семьи;
- основания для культурных конструкций: актуальный социальный опыт и проекты, превентивное переживание и научное предвидение будущего;
- культурные герои: безусловно, художественные персонажи (с остальными пока неясно);
- иерархия отношений к историческому времени: ностальгически актуализируемое прошлое, интересное настоящее и системно проектируемое будущее.
Все это дает основания предположить, что культурный опыт, который в последние века рассматривался как вторичный (гуманитарный) по сравнению с опытом политическим и социальным, в общественном сознании постепенно выходит на приоритетные позиции и, видимо, займет подобающее место в культуре пост-постиндустиального общества. Его фактическая значимость, безусловно, всегда была очень велика, но только теперь начинают в должном объеме осознавать социальные последствия его разрушения или пренебрежения им. Продолжится историческая трансформация отношения к историческому времени и иерархии его значимостей. Ностальгическое отношение к прошлому, ныне ставшее предметом преимущественно идеологически ангажированных художественных манипуляций с национальной идентичностью плебса и ироничного отношения со стороны образованной публики, возможно, вернет статус уважаемой составляющей общественного сознания в рамках «неоконсервативного ренессанса» обычая в повсе-
57
дневной культуре. Интерес к будущему, несомненно, будет нарастать, однако, непонятно с какой аксиологической окраской (надежды или страха). Еще сложнее предположить, с какой оценкой общество будет относиться к собственному настоящему.
По группе участников культурных процессов представим следующую классификацию:
- иерархия функциональных групп: рефлектирующие, познающие, управляющие, производящие и обслуживающие;
- наиболее значимые социальные группировки: культурно-синтетические (кластерные), ниже социальные, национально-политические, этноконфессиональные;
- идентичность человека базируется в основном на принадлежности к тому или иному культурному кластеру и корректируется ситуативно;
- идентичность социальных групп в основном плюральная, различающаяся преимущественно степенью социальной значимости преследуемых целей;
- иерархия каналов социализации и инкультурации личности: очевидно, сохранится преобладание каких-то общественных каналов над приватными;
- приоритетное социальное пространство репрезентаций человека: пространство социальной жизни в целом, в котором будут репрезентироваться культурно-групповые (кластерные) маркеры.
Предположения по этой группе характеристик представляются в определенном смысле самыми важными, ибо самоорганизация людей по интересам и их культурная самоидентификация, в конечном счете, определяют все остальное.
И именно в этих характеристиках предполагаются самые интересные новации. Прежде всего, это выделение и получение большого влияния функциональной группой рефлектирующих - ученых и иных деятелей интеллектуально труда, задейст-
58
вованных в процессах рефлексии настоящего и выработки прогнозов, проектировании и планировании будущего. Далее -это смещение приоритетов в формировании идентичностей к малым социально-культурным группам. И, наконец, пространством для социальных репрезентаций будут не какие-то функциональные сегменты жизни (как в прошлом: ритуалы, общественное служение, профессиональная деятельность), а вся социальная жизнь людей, в рамках которой будут репрезентироваться их культурно-групповые маркеры.
По языкам и символам мы выделяем такие характеристики, как:
- иерархия каналов передачи информации: комплексный, равноценно соче-
тающий в себе все;
- композиция образных систем: образы проектируемого будущего, образы социальных систем, социально-эталонные образы, образы власти, образы природы;
- характер культурных текстов: экспериментируют с истиной.
В рамках этой группы интересным представляется дальнейшая эволюция отношения к истине и его представленности в культурных текстах. От восторженного отношения к истине, характерного для первобытной и аграрной эпох и критичноироничных воззрений на нее, свойственных индустриальной и постиндустриальной эпохам, пост-постиндустриальная эпоха, как предполагается, перейдет к разным интеллектуальным экспериментам над истиной, что станет заметным явлением в содержании культурных текстов.
* * *
Резюмируя, мы можем заметить, что, конечно же, ничего этого не будет. Но ведь как хочется, чтобы было...
1. Делягин, М. Реквием по среднему классу [Электронный ресурс] / М. Делягин // Ежеднев. журн. - 2009 - 1 июня. - Режим доступа: http://ej.ru/.
2. Костина, А. В. Народная культура - этническая культура - массовая культура. «Баланс интересов» / А. В. Костина. - М., 2009.
3. Костина, А. В. Культура: между рабством конъюнктуры, рабством обычая и рабством статуса / А. В. Костина, А. Я. Флиер // Личность, культура, общество. - 2009.
4. Леви-Строс, К. Печальные тропики / К. Леви-Строс. - М., 1980.
5. Малиновский, Б. Сексуальная жизнь дикарей Северо-западной Меланезии // Избранное: Динамика культуры / Б. Малиновский. - М., 2004.
6. Сурова, Е. Э. Ритуальная повседневность и идентичность / Е. Э. Сурова // Новые традиции. -СПб., 2009
7. Творческие индустрии [Электронный ресурс] // Институт культурной политики. - Режим доступа: http://www.cpolicy.ru/projects/c_industries.
8. Флиер, А. Я. Социокультурный прогноз на XXI век // Культурология для культурологов / А. Я. Флиер. - М., 2009.
9. Флиер, А. Я. У хорошего прошлого не бывает счастливого будущего // Культурология для культурологов / А. Я. Флиер. - изд. 2-е, доп. и перераб. - М., 2009
10. Эко, У. Полный назад. «Горячие войны» и популизм СМИ / У. Эко. - М., 2007.
11. Bell, D. The coming of post-industrial society: A venture of social forecasting / D. Bell. - N. Y.: Basic Books, 1973.
12. Hill, W. An Introdaction of the Modern Sociology / W. Hill. - Glencoe, 1983. - Vol. 1-2.
13. Levi-Strauss, Cl. Les Structures élémentaires de la parenté / Cl. Levi-Strauss. - P., 1949.
14. McLuhan, M. The Gutenberg Galaxy: The Making of Typographic Man. Toronto: Univ. of Toronto / M. McLuhan. - Press, 1962.
15. Toffler, A. A Future Shock / А. Toffler. - N. Y.: Bantam, 1980.
59
