Рис. 5. Деревня Ярки Богучанского района. Амбар. Фотография авторов. 2013 г.
УДК 39 (571.1)
ББК 63. 529 (253. 3)
Щеглова Т.К., г. Барнаул
Крестьянское срубное строительство на юге Западной Сибири в 1830-1930-е гг.: возможности заготовки и условия доставки «избенного материала» (срубного леса)
Аннотация
В публикации анализируются предпочтения и возможности крестьян в приобретении лесного материала для срубного строительства. С одной стороны, выявляются благоприятные условия, среди которых характеризуются нормативно закрепленные с 1831 г. условия бесплатного предоставления, описывается формальная процедура его выдачи. С другой стороны, выявляются неблагоприятные факторы и реконструируется реальная практика, которая превращала бесплатный срубный лес в платный. Анализируются особенности расположения сосновых ленточных боров, условия заготовки и способы доставки строевой сосны. Выявляются «скрытные» формы платы, взаимоотношения с лесной стражей, протестные волнения крестьян. Приводятся расчеты стоимости сруба для крестьянского жилища. В результате корректируются многие утвердившееся в исследованиях представления об обеспечении крестьянского срубного строительства необходимым лесным материалом.
Ключевые слова: крестьянское жилище, срубный материал, заготовка и доставка строевого леса, государственная и региональная политика, формальные условия и реальная практика, стереотипы и мифологемы в исследовательской литературе.
Одним из материализованных памятников историко-культурного наследия в области традиционной культуры является крестьянская архитектура. Она с разной степенью сохранности повсеместно
представлена в сибирском деревне и вызывает устоичивыи интерес исследователем. В дискуссиях о лучшем сохранении образцов крестьянство зодчества мнения исследователей расходятся от консервации наиболее интересных крестьянских жилищ с последующей реставрацией и музеефикаци-ей до фиксации (фотографии, обмеры, чертежи и т.д.) с последующей каталогизацией. Вместе с тем в изучении крестьянского срубного жилья существуют малоисследованные вопросы, которые требуют внимания исследователей по ряду причин, среди которых формирование вокруг них стереотипов и мифологем.
В научной литературе устоялись утверждения о приверженности крестьян-старожилов к срубному строительству, преобладании деревянного зодчества, свободе выбора и доступности леса для крестьян. Как правило, подобные социогуманитарные исследования базируются на материалах опроса сельского населения. А в народных оценках часто воспроизводятся уже округленные временем жизненные истории, в которых идеализируется или приукрашивается прошлое, так как сопоставляются «молодость» и «старость» и возникает ощущение, что «раньше было лучше, чем сейчас».
Особенно это характерно для региональных краеведческих изданий, как правило, базирующихся исключительно на рассказах старожилов населенного пункта. Примером типичной мифологемы является следующее утверждение: «Первопоселенцы строили свое жилье из строевого леса, которого в то время было достаточно». Фраза взята из очерка «Первые поселенцы» по истории и культуре современного Петропавловского района, который находится в центральной степной части Алтая между горным массивом на юге и рекой Обь на севере с небольшим участком выхода соснового ленточного бора в районе угасающей старинной деревни Солдатово. Подобные утверждения перекочевывают из издания в издание, независимо от того, где расположено село и сельский район: в тайге, в горах, в степи. Даже в некоторых научных изданиях с устными историческими источниками или полевыми материалами исследователей переплетаются мифы и легенды о крестьянском жилище. Использование устных материалов требуют вдумчивого, а порой критического их прочтения. Ностальгические оценки старожилов можно интерпретировать только в сопоставлении с другими источниками.
В данной публикации речь пойдет о возможностях крестьян в приобретении «избенного» леса для строительства жилья. Базой исследования является комплекс опубликованных и неопубликованных источников. Среди неопубликованных достаточно представительная группа архивных материалов в виде нормативной и делопроизводственной документации, описаний чиновниками крестьянского «домообзаведения» в 1880-1910 гг. Кроме того, сюда входит массив полевых материалов автора 1990-2013 гг. Изучением традиций формирования и обустройства освоенного пространства в крестьянской культуре, базовым элементом которой является крестьянский двор и крестьянская деревня, автор занимается с 1991 г. Проведено свыше двух десятков историко-этнографических экспедиций, изучено свыше тридцати сельских районов, около 600 населенных пунктов, замерены, зачерчены и зафотографированы сотни крестьянских усадеб, домов, хозяйственно-производственных построек и т.д. Во второй половине 1990-х гг. совместно с НПЦ «Наследие» (г. Барнаул) создано несколько каталогов крестьянской жилой и торгово-промышленной архитектуры сельских поселений.
Приверженность крестьян к вызревшему (кондовому) хвойному лесу как основному строительному материалу для жилища подтверждают и устные, и письменные источники. В архивных делах об использовании крестьянами ссуд на строительство дома содержатся материалы обследования чиновниками крестьянского жилища в последней четверти XIX в. При этом под жилищем подразумевался именно деревянный сруб [1]. Автор уже писала о том, что при неблагоприятных условиях крестьяне часто сооружали временные жилища. Как правило, это были землянки, дернухи, мазанки, пластянки и др., выполненные из «сподручных» средств: глины, песка, земли, дерна, камыша и т.п. Некоторые начинали со строительства на подворье хозяйственных помещений (амбары), в которых можно было бы жить до тех пор, пока не будут получены материалы для строительства полноценного срубного жилища [2].
Итак, для крестьянской срубной культуры были характерны представления о хвойном лесе как наиболее качественном строительном материале, обладавшем длительным сроком эксплуатации и экологичностью. На юге Западной Сибири в качестве такого материала рассматривалась сосна.
Н.А. Ваганов, обследовав в 1881-1882 гг. крестьянские волости Алтайского горного округа, лишь в отдельных случаях пишет о запрещении Горным правлением рубить сосну и предложении крестьянам взамен нее пихты, как, например, в Колыванском бору. И лишь в степных волостях (например, в Карасукской волости) сосну «заменяют березовыми бревнами».
Однако выбор материала крестьянами юга Западной Сибири осложнялся расстоянием до мест произрастания и заготовки кондового леса. Как известно, особенностью соснового лесного массива на этих территориях является ленточное произрастание «в виде протяженных полос-лент, протянувшихся с северо-востока на юго-запад, вдоль прежней субширотной сети древнего стока, и разделенных обширными степными пространствами» [3]. Перечень ленточных боров для заготовки леса, указанных чиновниками по крестьянским делам, а также исследователями XIX в., выглядит внушительным. Однако в реальности боры занимали не столь значительные площади, также как и черневые таежные леса (для крестьян Алтайского округа — это Салаирская чернь). В крестьянских ответах звучали названия участков сосновых боров. На основе их данных можно составить список мест заготовок срубного леса в сосновых борах. В Барнаульском уезде это Кислухинский, Бобровский, Бурлинский, Барнаульский, Инской, Талицкий, Зырянский, Караканский, Кулундинский, Зырянский, Шмаковский, Ординский, Алеутский, Чошский, Озерский, Кокуйский участки; в Бийском уезде — Бийский, Локтевский Касмалинский, Барнаульский, Гадский, Алейский, Ново-Шульбин-ский, Николаевский, Обской участки и т.д. Конечно, в то время запасы строительного срубного материала были большие, но они были территориально ограничены. Ученые указывают, что на юге Западной Сибири всего «...этих удивительных лент — четыре, самая крупная из них, барнаульская, берет начало от Оби у г. Барнаула и тянется почти на 400 км. Ее ширина невелика, лишь в некоторых местах достигает пятнадцати километров. Касмалинская лента по величине примерно такая же, как барнаульская, расположена в лощине Приобского песчаного плато. Толщина песков здесь около 300-400 м. Барнаульский и Касмалинский лесные массивы сливаются воедино, образуя Гат-ский бор. Алеусская лента невелика, она находится на севере Алтайского края, захватывая территорию Новосибирской области. Кулундинскнй бор лежит южнее Алеусского на несколько десятков километров. Помимо ярко выраженных лент в алтайской степи сейчас есть еще несколько сосновых участков: у села Белоглазово в пойме Чарыша — Чупинский бор, по обоим берегам реки Кулунды — Крестьянский бор. Всего сосновые леса в крае растут на площади более миллиона гектаров» [3].
Формально на юге Западной Сибири с 1831 г. горным начальством была отработана процедура выдачи крестьянам соснового леса бесплатно. Для этого ежегодно старостой по заявлениям крестьян составлялись списки о количестве необходимой древесины. Староста подавал список в волостное правление, а правление представляло в Алтайское горное правление. Горное правление делало распоряжение через соответствующую контору о высылке на каждую деревню волости лесорубочного билета. В билетах прописывались имена домохозяев и общее количество подлежащего отпуску материала. Этот билет сельский староста предъявлял лесной страже, которая по нему отводила каждой деревне соответствующий участок в сосновом бору. Такая схема способствовала формированию мифологемы о доступности и полной свободе крестьян-старожилов в выборе и использовании леса. Формально, как писал Н.А. Ваганов, «каждый из внесенных в список весной или поздней осенью приступает к вырубке и везет лес к себе, без дальнейшего контроля со стороны чинов лесного управления». Норма бесплатного отпуска для крестьян юга Западной Сибири составляла по 50 «строевых бревен» в год на каждую платежную душу» [4, Барнаульский округ, с. 3-4].
Однако в реальности до столыпинских реформ, когда были созданы склады для выдачи (продажи) уже готового срубного леса крестьянам-переселенцам (склады тоже находились на разных расстояниях от деревень), существовала несколько иная картина. Во-первых, за «бесплатное пользование лесным материалом из кабинетских дач по особому расписанию 1831 г. сельское население обязано было производить опалку дворов и выходить для тушения лесных пожаров». Во-вторых, на крестьян возлагалось содержание лесной стражи, которая должна была отслеживать заготовку крестьянами по лесорубочному билету «избенных» бревен. И то и другое при попустительстве горных контор превращалось для крестьян в официальные и неофициальные расходы. Крестьяне Лянинской волости писали «вследствие удаления боров (ближайший в 160-ти верстах от границы волости). служит лишь статьей дохода для лесных чинов, стращающих крестьян привлечь их к
опалке» [4, Барнаульский округ, с. 75]. В результате приходилось официально платить за содержание стражи и негласно платить ей же за выбор леса не в отведенных местах, а ближе и доступнее. Для разных сельских обществ цена подкупа лесной стражи была разной и зависела от размеров закрепленной лесной дачи, количества лесной стражи, количества платежных душ, расстояний выделенного участка рубки леса, его качества, условий и возможностей доставки срубных бревен, материального состояния семьи, наличия мужчин в семьях и т.д. Например, в Риддеровской волости «полесовщикам вносится крестьянами ежегодно по 30 коп. с души, то есть около 210 руб.; кроме того, кто попался лесной страже, тот откупается от нее, как знает» [4, Бийский округ, с. 139]. В целом разбег в размерах официальной платы лесной стражи был большой. Например, в Боровлян-ской волости 3138 окладных душ платили 3000 руб., в Белоярской 4663 душ — 1150 руб., то есть в пересчете на окладную душу от 5 коп. до 1 руб.
В-третьих, право предоставления бесплатного «избенного леса» при дальности расстояний и стоимости его доставки реализовывалось крестьянами частично. Ваганов писал, что крестьянам Алтайской волости в количестве 5,9 тыс. окладных душ «строительный материал и топливо отпускается из черневых лесов» бесплатно в объеме 294,6 тыс. бревен, но «разумеется, крестьяне Алтайской волости не берут всего леса, на который составляются списки, ввиду дороговизны доставки...». При этом в этой волости «самая дальняя возка до 35 верст», тогда как в целом по другим волостям от 10 до 160 верст. Полевые материалы автора показывают, что эти же трудности в заготовке «избенных бревен» сохранялись и в XX столетии. Как говорил в интервью житель Алтайского района (та же Алтайская волость) Д.А. Шестаков, «выделили 10 кубометров бесплатно [1920-1930-е гг.]. Мне надо лес на плахи. У нас леса нет материнского, то есть с сырой корой. Материнской породы сосна, кедрач, как молодняк, не набирала силу. Расти ему долго. Его надо везти издалека, из Куячи, Шебалино [республика Алтай]».
Многие крестьяне отказывались от рубки леса в указанных местах и искали за «неофициальную» плату строительный лес вблизи своих деревень. Примеров много, так, «крестьяне ... деревень Солдатой, Яров, Солоновской, Буранской и Хайрузовской [Нарымская волость], за отдаленностью лесов и труднодоступностью вследствие гористой местности, находят для себя более удобным покупать за попенную плату лесной материал и топливо из дач, находящихся вблизи их, в Семипалатинской области» [4, Бийский округ, с. 14].
В общей сложности стоимость доставки превращала одно бревно из бесплатного в платное — от 1 до 2,5 руб. за штуку. Из чего складывалась стоимость «бесплатного леса», показывает описание Вагановым заготовки избенного леса для «домообзаведения» в Чарышской волости, где «лес и топливо крестьяне могут получать только из Барнаульского бора, при самой близкой гужевой доставке, за 75 верст. Работник на 4-х лошадях в 6 дней может привезти 4 бревна, так что каждое дерево обходится, при даровом отпуске, в 1 руб. 50 коп.» [4, Бийский округ, с. 185].
Наконец, удорожали доставку бревен и условия перевозки по бездорожью, особенно в горной и таежной местности. Например, несмотря на то что сельским обществам Риддеровского и Бухтар-минского края «отвода не делается, строевым и дровяным лесом, каждый пользуется, где придется выхватить по горам. Лес приходится крестьянам очень дорого по труду, прилагаемому для его добычи. Нередко с горы валится и лошадь с санями и бревном».
По сути дела, дальние расстояния заготовки строевого леса и сложные условия доставки привели к установлению «скрытой платы» за срубный строительный лес. Несложные подсчеты показывают, что при срубе избы, то есть однокамерной стопки в 10 венцов, стоимость избенных бревен могла составить от 40 до 100 руб. Именно поэтому в Бурлинской волости «правом этим, конечно, крестьяне эти не пользовались в столь значительном размере ... строевой лес получают из Бурлин-ского бора. Самая дальняя возка в 50 верст. Сосновое бревно 6-ти вершковое избенное приходит на место в 1 руб. 20 коп.» [4, Барнаульский, с. 21]. А в Лянинской «.Лес строевой отводится Ля-нинской волости в ближайшем Бурлинском бору. Гужевая возка более 160 верст. Избенное бревно обходится до 2 руб. (6 вершков, 4 сажени длиной), поэтому не все и не всегда, тем более ежегодно, крестьяне пользовались даровым отпуском бревен» [4, Барнаульский округ, с. 21]. Достоверность представленных Н.А. Ваганову крестьянами данных об удорожании леса в условиях его удаленности подтверждает и то, что уже в столыпинские переселения государством выдавались ссуды для
«домообзаведения» переселенцам в размерах сумм, соотносимых с нашими расчетами — от 30 до 100 руб., при вкладывании собственных денег до 40 руб.
Чтобы удешевить перевозки, крестьяне искали разные способы доставки. Самым дешевым была доставка избенных бревен водой. В той же Бухтарминской волости, по свидетельствам крестьян, «многим селениям удобен сплав и строевого материала и дров по р. Бухтарме. Но в некоторых селениях дрова приходится возить за 45 верст гужом [бревна были слишком длинные для перевозки гужом]. Строевое избенное бревно четырехсаженной длины при шестивершковой толщине обходится на месте в один рубль». Крестьяне сел Енисейское, Бехтемирское Енисейской волости «строевой материал. частью получают из Бийского бора, частью из бора, не приведенного в известность, находящегося по правую руку р. Бии у станицы Бехтимирской и деревни Мало-Угренево. Самая дальняя гужевая возка 64 версты, но крестьяне, занимаясь вообще гонкой бревен с верховий реки Бии и ее притоков в г. Бийск, мимо своих селений, пригоняют и себе, если это им удобнее, нежели получение из места, указанного для общественной рубки» [4, Бийский округ, с. 61].
Таким образом, вследствие дороговизны избенных сосновых бревен для домообзаведения, из-за отдаленности крестьянских поселений от кабинетских боров, крестьяне выбирали, по словам Ваганова, «только самую ничтожную часть из тех строительных материалов и дров, на которую имеют право». В связи с этим установившиеся утверждения о доступности леса для крестьян требуют корректировки. Недаром многочисленные ревизии чиновников по крестьянским делам фиксировали большое количество малогабаритного жилища — срубных однокамерных изб. По данным С.П. Швецова, на момент обследования крестьянских селений в 1895-1897 гг. было «пятистенных домов» 29,5% (4609 шт.); «связных» 17,1% — (2672 шт.), «крестовых» 1,7% — (268 шт.). Таким образом, около трех четвертей принадлежало к числу мелких, имеющих одно-два жилых помещения [5, с. 110]. Значительный сегмент поселенческого сектора составляли жилища из дерна, глины, камыша. Как свидетельствуют отчеты чиновников по крестьянским делам, «некоторые крестьяне жили в землянках с соломенными крышами, хотя запасы строевого леса были богатые. Они не могли воспользоваться лесным наделом, обозначенным в законе из расчета 3 десятины на мужскую душу, так как лес выделялся далеко от селений, в неудобных местах. Лес же, расположенный по берегам рек и вблизи дорог, принадлежал царскому Кабинету. Лесная администрация, пользуясь ситуацией, открыто спекулировала лесом, отпуская ее за огромные взятки».
Все это привело к тому, что в начале XX в. «обострился лесной вопрос», и уже в ходе первой русской революции 1905-1907 гг. «общее недовольство крестьян выливалось в борьбе за лес. Начались массовые самовольные порубки леса, неподчинение лесной страже, разгром контор царских лесных имений». А в ряде сел — к «вильным» [вилы, как оружие крестьян] выступлениям. В центральных волостях Алтайского округа (совр. Петропавловский район) «волнения прошли в Паутово, Никола-евке, но начались они в Новообинке. Лес вырубали и несли днем и ночью всю зиму 1906 г. Объ-езчики Корнеев, Орлов, Шипунов, Кубышкин 19 декабря 1906 г. в рапорте управляющему Бийским имением доносили: «Крестьяне села Ново-Обинского Паутовской волости в числе 55 человек на 253 подводах произвели порубку соснового сырорастущего леса по окольным дорогам через Бободеево и озеро Колонец. Порубщики были задержаны, но крестьяне полезли на нас драться со стягами и стали кричать: «Если Вы будете нас задерживать, то мы вас всех побьем и сожжем». И так было почти каждый день. Обозы с лесом шли сплошным потоком. Для усмирения крестьян в Новообинке приехал пристав 3-го стана Бийского уезда Вьюков с отрядом в 38 казаков, нанятых в Антоньевке, Николаевке, Новопокровке. Они должны были отнять «похищенные лесные материалы». Но. «стала собираться со всех сторон села сначала молодежь, а вслед за ней и старики. Образовалась толпа около 500 человек. Бабы и мужики били казаков стягами, вилами, железными лопатами. и казаки уехали, так и не выстрелив.».
Таким образом, сравнение письменных и устных источников показывает предпочтение крестьян юга Западной Сибири срубных технологий с использованием сосны. Анализ формальных и реальных условий и возможностей его приобретения, с одной стороны, выявляет благоприятные условия для срубного строительства в Алтайском горном округе. Нормативно закрепленные с 1831 г. условия бесплатного предоставления по 50 бревен на платежную душу и процедура формирования списков выдачи их на каждое сельское общество и каждого домохозяина с предоставлением участков
в сосновых массивах формально создали возможности свободного выбора леса и его бесплатного использования. С другой стороны, существовали неблагоприятные факторы, которые в реальной практике превращали бесплатный срубный лес в платный. Этому способствовали особенности расположения сосновых ленточных боров, трудности заготовки и доставки строевой сосны (сплавом по воде и сухопутно), рельеф и расстояния, а также «скрытные» формы платы, в первую очередь обусловленные взаимоотношениями с лесной стражей. Это позволяет говорить о преувеличении в исследовательской литературе свободы крестьян в обеспечении срубного строительства необходимым лесным материалом.
Список использованных источников
1. ГАТО. Ф. 3. Оп. 36. Д. 3773.
2. Щеглова Т.К. «Домообзаведение» сельского населения юга Западной Сибири в 1880-1960-е годы: устная история как источник и метод по истории крестьянства в прошлом и настоящем // Сибирская деревня: история, современное состояние, перспективы развития: материалы X Между-нар. научно-практической конф., посвященной 60-летию освоения целинных и залежных земель (Омск, 23-26 апреля 2014 г.)/ под ред. Т.Н. Золотовой, В.В. Слабодского, Н.А. Томилова, Н.К. Чернявской: в 3 частях. — Омск: Изд-во Омск. гос. агр. ун-та, 2014. - Ч.1. — С. 59-71.
3. Ленточные боры Алтайского края [Электронный ресурс]. — URL: vega-tur.ru>lentochnye-boy-altay.html.
4. Ваганов Н.А. Хозяйственно-статистическое описание крестьянских волостей Алтайского округа / сост. А.А. Ваганов, А.П. Ухтомский. — СПб., 1885. — I—III. Барнаульский округ — 149 с.; Кузнецкий округ — 74 с.; Томский округ — 35 с.; Бийский округ — 205 с.
5. Материалы по исследованию мест водворения переселенцев в Алтайском округе. — Т. 2. — Вып. 1. — Население. Жилище / сост. С.П. Швецов, П.М. Юхнев. — Барнаул: Типолитография при Главном Управлении Алтайского округа, 1899. — 138 с.