CC BY
100
УДК 903.2+903.04
А.В. Курбатов
КОЖЕВЕННОЕ РЕМЕСЛО И ОБУВЬ СРЕДНЕВЕКОВОГО НАСЕЛЕНИЯ ПЕРМСКОГО ПРИКАМЬЯ В I - НАЧАЛЕ II ТЫС. Н.Э.
Сектор славяно-финской археологии ИИМК РАН, Санкт-Петербург, РФ
Обозрение археологических материалов показывает, что обувь и другие кожаные предметы часто встречаются в раннесредневековых могильниках финно-угорских народов Прикамья и Среднего Поволжья. Они хорошо изучены и введены их в научный оборот. Однако практически за границами научного интереса остаются вопросы изучения самого кожевенного материала. При всей фрагментарности этого вида материалов, новые данные по этому вопросу можно получить, используя накопленный опыт изучения кож в древнерусских городах, а также расширяемый опыт использования методов естественных наук.
Ключевые слова: Пермское Прикамье, I- начало II тыс. н.э., кожевенное ремесло, кожаные изделия, кожевенное сырье, обувь.
A.V. Kurbatov
LEATHER CRAFTS AND FOOTWEAR OF THE MEDIAEVAL POPULATION OF THE PERM KAMA REGION IN THE 1st - EARLY 2nd MILLENNIUM AD
Institute for th History of Material Culture of the Russian Academy of Sciences.
Saint-Petersburg, RF
Reviewing of archaeological evidence demonstrates that footwear and other leather artefacts are often found at Early Mediaeval cemeteries of Finno-Ugric peoples of the Kama River and middle Volga region. They are fairly well studied and published in scientific literature. Nevertheless, the questions of investigations of the leather material itself have remained practically beyond the confines of the scientific interest. Given the entirely fragmentary state of this kind of evidence, new information on this problem can, however, be obtained using the experience gained through investigations of leathers from Old-Russian towns, as well as the ever expanding practice of the application of methods of natural sciences.
Key words: Perm Kama region, 1st- early 2nd millennium AD, leather working, leather artefacts, leather raw materials, footwear.
Большого человека видать издалека, Рука его - владыка, А в голове идей — река.
Омар Хайам, неизвестные рубаи
Введение. Обозначенное название региона соответствует более принятым в научной литературе географическим локациям — Верхнее Прикамье и Пермское Предуралье. В этом регионе, в силу природных условий и, вероятно, в силу особенностей жизнедеятельности обитателей, сохранность органических материалов на средневековых памятниках минимальна [6, с. 26 и сл.]. Поэтому долгое время рассуждения ученых об особенностях выделки кожи и меха, а также
особенностях костюма, имели форму первичного сбора и оценки различных источников информации - письменных, археологических, изобразительных, этнографических и отчасти лингвистических, проецированных на взгляды конкретных исследователей о развитии обществ на указанной территории в отдельные эпохи. Все исторические данные и мнения исследователей достаточно полно собраны и изложены в работе Н.Б. Крыласовой, посвященной истории Прикамско-го костюма [22].
За прошедшие почти два десятилетия ситуация с источниками принципиально не изменилась, вырос только их объем, и в первую очередь - археологических материалов. Среди них отметим интересные предметы, найденные при раскопках Рождественского городища в 2011 г. Здесь была изучена постройка с печью, развал которой сохранился в углубленном подвале постройки, или «подпечье» (по Н.Б. Крыласовой). В заполнении были найдены, среди прочего «женского» набора вещей, серия костяных (и роговых) орудий труда - «раз-бильники» для разминания кожаных шнурков, пряслица(?), проколка и кочедыки для плетения. Датировка комплекса определяется в рамках Х1-Х11 вв. [23, с. 130-131, рис. 4].
Второе направление, определившееся в средневековой археологии лесной зоны Восточной Европы - это рассмотрение кожаной обуви в составе костюма. Основную информацию о комплексах костюма дают погребальные памятники. И здесь сведения ограничиваются отдельными металлическими привесками, которые рассматриваются как украшения обуви, а может быть застежки на ней. Поэтому вполне справедлив общий вывод: «Редкие находки украшений и застежек позволяют предполагать существование кожаной обуви, однако, судя по всему, преобладающей была лыковая обувь» [22, с. 50].
Третье направление - изучение торговых и других связей Верхнего Прикамья с соседними народами посредством выделения изделий местного изготовления и привозных. С этой стороны материальную культуру региона немало времени плодотворно изучает А.М. Белавин [5]. В отношении кожевенного ремесла и его продукции в Прикамье и Среднем Поволжье можно предполагать, что, начиная с VШ-IX вв., все большее значение в качестве товарообмена должна была играть Волжская Булгария. Однако, уровень развития технических и технологических приемов в кожевенном деле в ранний период существования этого государства достаточно проблемно, а тем более говорить о распространении этих приемов на соседних территориях.
В настоящей работе я постараюсь дать некоторые соображения на эту тему, сложившиеся на сегодня. В первую очередь, обращая внимание на технические моменты, связанные с кожевенным сырьем и приемами его выделки. Источником этого являются изначальный допуск, что кожевенное дело южных соседей населения Верхнего Прикамья в раннем средневековье стояло примерно на одном уровне. Это позволяет детально рассматривать, в качестве вероятных аналогий, материал и формы изделий разных территориальных групп населения лес-
ной зоны Прикамья и Среднего Поволжья, в погребальных памятниках которых фрагменты кожаных изделий сохранились в значительно большем количестве.
т-ч и о
В качестве примера возможностей новых подходов к изучению изделий из органических материалов отметим интерес, появившийся в последние годы к другому виду органического сырья - тканям из растительного и животного сырья. Например, 45 фрагментов ткани из марийских могильников X-XI вв. Русе-нихинского и «Нижняя стрелка» позволили выделить 6 групп текстиля: шерстяные ткани саржевого и полотняного переплетения, полотняные ткани из растительного сырья, шерстяные ткани, шнуры и кисти из шерстяных нитей, а также войлок. Кроме того, проведено восстановление кроя отдельных деталей одежды [41]. Столь же детальный анализ тканей проделан по материалам Бояновско-го могильника [8].
Взгляд из настоящего «далека». При всей ограниченности органических остатков в Верхнем Прикамье имеется по крайней мере одна группа находок, прямо отражающая процесс работы с кожевенным сырьем, это костяные «раз-бильники». Это неудачное определение стало широко использоваться в научной литературе с легкой руки Сергея Аристарховича Семёнова, изучившего следы сработанности на костяных предметах с Роданова городища и давшего им объяснение в рамках технических возможностей выделки шкур [50]. Он убедительно объяснил способ разминания и растягивания сыромятных шкур с помощью таких костей, приводя аналогичные приспособления в обиходе других народов. Здесь наиболее существенно уточнение об особом применении таких костей -только для разминания узких сыромятных ремней. Тогда как для разминания полных шкур и кож необходимо было приспособление с широким и ровным рабочим краем - типа горизонтально лежащей доски, закрепленной в раме, которая закрепляется в вертикальном положении. Приводятся рисунки такого приспособления, которое использует «современный кустарь» и более ранний вариант, показанный на древнеегипетских фресках из гробниц. Такие иллюстрации методов работы египетских кожевников эпохи Среднего Царства приводят и другие специалисты [66, fig. 2]. В то же время надо отметить, что приспособления для разминания сыромятных кож и меховых шкур имеют существенные различия у разных народов. Отметим, что в археологическом материале средневековых обществ Восточной Европы такие приспособления не выявлены.
Определенные сомнения вызывают представления о широком распространении в древности лыковой плетеной обуви. Вслед за М.В. Талицким [57, с. 57], о ней вспомнила Н.Б. Крыласова в приведенном выше отрывке. В первой работе определенно написано, что в Верхнем Прикамье «широко распространенной обувью являлись, несомненно, лапти. Для изготовления их служили костяные кочедыки, в огромном количестве находимые на городищах. Но существовала также и обувь из кожи». Однако подтверждений такой «определенности» нет.
Связь кочедыков, находимых на средневековых памятниках, отметил в конце XIX в. А.И. Черепнин, проводивший в течение нескольких лет (с 1893 г.)
раскопки Борковского могильника на р. Оке в Тульской губернии, писал: «Лапти служили много веков обычною обувью русской деревни. Весьма вероятно, что употребление лаптей было распространено и в доисторическое время среди племен, населявших северную и среднюю Россию. В курганах и древних городищах нередко находили железные кочедыки. До изобретения железных кочедыков, лапти, по-видимому, плели кремневыми кочедыками» [63, с. 7-8].
Обзор научных работ открывает, что мнение о глубокой древности изготовления лаптей у русских сложилось у всех отечественных историков Х1Х-ХХ вв., писавших о древней одежде. Такое мнение построено на письменных источниках, а точнее, на конкретном летописном упоминании, объясненном в контексте социальной структуры общества. С точки зрения не историка материальной культуры, а историка или филолога, объяснение термину лапоть и производному от него - лапотник - может быть иным. В «Повести временных лет» (далее - ПВЛ), сохранившейся в составе Лаврентьевской летописи, под 985 г. читаем: «В лето 6493. Иде Володимеръ на Болгары съ Добрыною съ уемъ своимъ въ лодьяхъ, а Торъки берегомъ приведе на конихъ, и победи Болгары. Рече Добрыня Воло-димеру: съглядахъ колодникъ оже суть вси въ сапозехъ, симъ дани намъ не дая-ти, поидемъ искать лапотниковъ. И сотвори Володимер съ Болгары миръ» [31, с. 36]. Почти аналогичные записи есть и в других древнейших летописных сборниках [19, с. 169]. На основании этой записи, с косвенным упоминанием лаптей, в которых видят лыковую обувь, лапти относятся к древнейшей форме обуви славян.
В другом памятнике письменности - «Слове» Даниила Заточника - слово лычница выступает как прямое название вида обуви: «Лучше бы ми нога своя видети в лыченицы в дому твоемъ, нежели в черлене сапозе в боярстем дворе» [53, с. 318]. Но этот пример требует уточнений. В раннем списке «Слова», относимом к XII в., данное выражение отсутствует. Оно появляется только в списках основной редакции XIII в., известном в собраниях Чудовского монастыря и В.М. Ундольского [43, с. 60]. В списках так называемой «первой переделки редакции XIII в.» эта фраза звучит иначе: «Но лутчши мне в лычне сапозе моя нога во княже дворе, нежели в боярском дворе в черлене сапоге ходити» (собр. Соловецкого монастыря, вторая половина XVI в.) или «Но лутчи бо ми во твоем дворе нозе мои в лыченицу обувени были, а нежели в боярском дворе в червленых сапогах ходити» (собр. Н.С. Тихонравова, вт. пол. XVII в.) [43, с. 85]. Имеющиеся расхождения в текстах позволяют допускать, что сохранившееся в рукописях XVI-XVII в. слово лыченица, могло не употребляться в древнерусское время, или иметь иное значение, чем в позднейший период. К московскому периоду истории относится сходное упоминание в Никоновской летописи: «[1530] Касиан зовомый Босый ... во вся бо дни жизни своея хождаше обувенъ просто въ сандалейцо лычно» [40, с. 50].
Эти скупые записи о существовании в средневековой Руси обуви из растительного волокна получили в отечественной историографии социальный
подтекст, отразившийся в общеисторических выводах. Взгляд о повсеместном ношении древнерусскими крестьянами плетеной из лыка и бересты обуви сложился в среде образованной части общества ещё в XVIII в. и получило конкретное социальное объяснение - чрезвычайная бедность крестьянства. Н.М. Карамзин так объяснил сообщение ПВЛ: «Добрыня мыслил, что люди избыточные имеют более причин и средств обороняться. Владимир, уважив его мнение, заключил мир с Болгарами» [17, с. 153]. Эти же слова позднее повторил А. Терещенко [58, с. 323-324]. А слово лапотник - в значении «крестьян и других людей низкого состояния», впервые фиксирует Словарь Академии Российской конца XVIII в., где лапоть имеет единственное значение - обувь «из лык, бересты или пеньки сплетенная» [52, стлб. 522].
Советские историки взяли готовое мнение без необходимой критики или проверки. В обобщающей работе «История культуры Древней Руси» А.В. Арци-ховский писал: «Крестьянская обувь делалась обычно из лыка». Но затем добавил, что не только в городах, «но и в деревне кожаная обувь не была редкостью - она часто встречается в крестьянских курганах» [3, с. 236].
Мнение о превалировании лаптей в быту сельских жителей можно найти во многих работах по этнографии и истории русского средневековья [46, с. 48-49; 47, с. 137]. Такое мнение отражает и коллективная работа по истории крестьянства СССР, где плетеная обувь признается основной для сельского населения России, Украины и Прибалтики [16, с. 496-499]. Свои выводы исследователи подтверждают находками в городах кочедыков - инструментов для плетения изделий из лыка - обуви и необходимых в любом хозяйстве коробов, кошелей, корзин,
и А и и
циновок, ремней. А чрезвычайную редкость находок лаптей при археологических раскопках в городах объясняют социальным различием в культуре горожан и жителей села.
Значительную поддержку такому мнению историков оказывают работы этнографов, где доминирует стремление выделить архаические элементы в культуре, отделив их от поздних наслоений. Считается, что «лапти сами по себе являются большим архаизмом, и их территориальная распространенность может вскрыть древнейшие этнические группировки» [32, с. 31]. Этот взгляд, отраженный уже в работах раннего этапа исследований советского времени, основан на изучении материальной культуры достаточно позднего периода (XIX - начало XX вв.), для которого справедлив вывод, сформулированный в одной из работ Г.С. Масловой: «Крайняя бедность большей части крестьянства обусловила длительное бытование примитивной обуви из лыка и кожи, кое-где вплоть до Октябрьской революции. Лапти у белорусов носили в будни и в праздники, венчали и хоронили в лаптях. В других же областях они были только рабочей обувью, обувью бедноты» [35, с. 284]. В последней обобщающей работе по этнографии русских, подобные выводы уже распространяются и на средневековье: «Обувью, по всей видимости, как для мужчин, так и для женщин в ХШ-XV вв. служили в основном лапти, преимущественно косого плетения»,
хотя оговаривается, что «рядовой горожанин одевался подобно крестьянину, но на ногах у него, как правило, были кожаные сапоги, которые почти совсем вытеснили лыковые лапти» [64, с. 319-320]. Для ХVI в. и позднее «тради-
и и с» и
ционной женской и мужской обувью были лыковые лапти и в меньшей степени примитивные поршни (или моршни) из 1-2 кусков сыромятной кожи... Во второй половине ХГХ - начале ХХ вв. лапти стали в основном обувью бедняков, а также служили рабочей обувью, но в южнорусских районах их надевали и по праздникам» [64, с. 347].
Археологи выражали свое отношение к этому вопросу в зависимости от личных взглядов на источники и объективность неких допусков в исторических реконструкциях. Так, В.В. Седов писал об одежде восточных славян VI-IX вв.: «Нужно полагать, что во второй половине I тыс. н.э. славяне носили и лыковые лапти. Однако археологически это пока засвидетельствовано лишь находками костяных кочедыков для плетения такой обуви» [49, с. 37]. Более категорично выразил свою позицию другой известный археолог - М.Г. Рабинович, писавший одновременно с В.В. Седовым об одежде древнерусского населения: «Наиболее распространенной мужской и женской обувью были лапти, лыченцы, лычаги -туфли, плетенные, как указывает само название, из древесной коры или луба -лыка. Лыковые лапти были преимущественно крестьянской обувью». И далее добавляет: «Но они значительно древнее, чем крестьянство. Кочедыки - инструменты для плетения лаптей - находят на поселениях раннего железного века лесной полосы Европейской России I тысячелетия н.э.» [46, с. 48-49].
На сегодня данные археологии о плетеной обуви в Древней Руси малочисленны, учитывая большую изученную площадь в городах. Широкомасштабные раскопки, проводимые многие десятилетия, при хорошей сохранности органических материалов во многих городах Руси, показали почти полное отсутствие лаптей. Это относится и к древнейшим горизонтам Старой Ладоги VIII-Х вв., синхронным упоминанию лапотников в ПВЛ, и к средневековому Полоцку, Минску, Берестью и другим городам. Подводя итоги первым десятилетиям раскопок в Новгороде, А.В. Арциховский писал: «Вообще в Новгороде при всех раскопках и земляных работах кожаная обувь попадается часто... Любопытно полное отсутствие в новгородских археологических материалах лаптей (а лыко вообще сохраняется в новгородских слоях хорошо, и куски его встречаются часто). Очевидно, лапотников в Новгороде не было даже среди бедняков» [2, с. 173]. И не случайно то, что описывая достижения Новгородской археологической экспедиции за 50 лет, руководители не назвали лапти среди изделий из бересты [18, с. 82-84].
Рассмотрение данных по лаптям из археологических раскопок, накопленных к концу XX в., показало, что берестяная обувь стала обыденной не ранее XVI в. [25, с. 230]. Эти выводы заставляют осторожно анализировать сообщения о подобных находках в слоях древнерусского времени, сделанных в последние годы в Новгороде, Старой Руссе и других местах [9, с. 110; 61, с. 52]. И тем более
сложно разобраться в стратиграфической ситуации на раскопах более раннего времени, где отмечены лапти. Например, находка плетеной обуви в Старой Руссе
и и с» и
в комплексе с постройкой первой половины XI в., с которой связан выразительный комплекс церковных древностей: тонкие восковые свечи, деревянный сосуд с крестом в придонной части и орнаментом в виде рыбьей чешуи по бортику [37, с. 174-187]. В другой работе дано описание находки: «В непосредственной близости от нее [постройки - А.К.] обнаружены детали обуви, плетеной из лыка и бересты с фрагментами веревок (сандалии?) (заметим, что подобные находки на территории Северо-Запада нам не известны» [60, с. 92].
Кожаные лапти - обувь, сплетенную из узких полос кожи, можно назвать уникальными по своей редкости. Такой лапоть найден в подмосковных курганах [33, с. 42], а также на Загородском посаде г. Твери. Последнюю находку, видимо, следует относить к первой половине XVIII в. [25, с. 226].
Таким образом, сбор и анализ всей исторической информации о лаптях позволяет видеть в ней специлизированную обувь для сельскохозяйственных (полевых) работ, к которой надо относить и лыковые лапти, и другую низкую обувь, сплетенную из растительных волокон, а также усиленную по плантар-ной (подошвенной) стороне кожаными ремешками. Под этим углом зрения будет правильным рассматривать и многократно приводимую историками запись в Лаврентьевской летописи под 985 г. [31, с. 36]. В лапотниках следует видеть земледельцев, т.е. оседлое население, в бытовом отношении отличное от кочевников, чей быт предполагал верховой образ жизни (на лошади), при которой удобнее ношение высоких сапог. Именно различие в стиле жизни этих групп населения и объясняет совет Добрыни князю Владимиру, поскольку собирать дань с землепашцев было проще и надёжнее, чем гоняться по степи за кочующими ордами.
Также можно предполагать, что древнейшие лапти, скорее всего, были кожаными. Они бытовали на протяжении всего средневековья, а в отдельных местностях России зафиксированы и в XX в. Так, в приходно-расходных книгах Тихвинского монастыря конца XVI в. указано название обуви, сплетенной из кожаных ремней, подобно лыковым лаптям, это - опочи: «[1592] Послан из ма-настыря старец Кас(ь)янъ на Сверь на тоню на Ковач... да купил смолы, да дек-тю, да стягло, да ремен(ь)я на опочи на 19 алтнъ на 3 московки» [54, с. 228]. Но в других документах XVI-XVII вв. это слово не встречено. В словарях оно отражено только для второй половины XX в. и записано в Забайкалье. Здесь опочи означает мягкую обувь без голенищ: «[1980] По привычке все были в опочах, в опочах легче было косить. Опочи делались за полчаса» [55, с. 286].
А распространение лыковой обуви в средневековой России в качестве повседневной произошло только в XVI в. и связано оно с постепенным обнищанием широких народных масс в связи с усилением фискальных функций Московского государства и регламентацией деятельности податного населения. Представление же о древности повсеместного ношения лыковых лаптей сложилось
в среде образованных русских дворян, историков и литераторов XVIII в. Их взгляды, без достаточной критики, восприняли историки XIX-XX вв.
До настоящего времени «древность» ношения лаптей поддерживают этнографы, изучающие традиционную культуру не только русского населения. Об этом пишут и исследователи финно-угорских народов Поволжья, отмечая широкое и почти повсеместное изготовление и ношение лаптей у мордвы [36, с. 49, 76, 98, 124, 142], у марийцев [51, с. 180-182]. О лаптях у чувашей Н.В. Покровский пишет прямо: «Лапти - это древнейший вид обуви не только у чуваш, но, как видим из данных языка, и у многих других народов» [45, с. 166]. Не удивительно, что и археологи, изучающие древние народы Поволжья, делают подобные заключения.
Итог: археологические раскопки последних лет и критика предложенного толкования источников не дали оснований для сомнений в предлагаемой нами трактовке отмеченного исторического сюжета. Более того, в последнее время отдельные археологи поддержали предложение видеть в лаптях их функциональную сторону, т.е. по сути, рассматривать лапти как особую рабочую обувь [42, с. 307].
Следующим сюжетом может быть рассмотрение обуви как части костюма. Определенными показателями активизации в изучении древнего костюма многих народов можно считать первую в России конференцию по изучению «археологического» костюма, проведенную в Самаре в 2000 г., а также монографии С.А. Яценко по костюму древних ираноязычных народов Евразии [65, с. 14 и сл.]. Средневековый костюм населения Пермского Предуралья изучает Н.Б. Крыла-сова [21], а народов Северного Кавказа - З.В. Доде [12]. Предложены разные методические подходы и их практическая реализация.
А.А. Красноперов предложил принципы классификации костюма пьяно-борского (чегандинского) населения Прикамья, отмечая отсутствие общепринятой методики реконструкции древнего костюма по археологическим данным. Одним из конструктивных элементов одежды он называет украшения обуви, которые в отсутствие органических материалов могут использоваться при реконструкции. Для реконструкции предлагается два подхода: 1) на основе сочетания предметов, найденных в разных местах и 2) на основе закрытых комплексов. «Обувь представлена остатками ремешков, скреплявших ее у щиколотки. Обычно комплект украшений обувных ремешков бывает парным и симметрично расположен у обеих стоп, застежки, чаще всего располагаются с внешней стороны, либо на възёме». Отдельными конструктивными элементами ремешков исследователь видит застежку, украшения, украшения конца ремешка и органическую основу [21, с. 165-166, 174].
Для Северного Кавказа, например, З.В. Доде предлагает три типа реконструкции костюма: 1) на данных первоисточника - аутентичная реконструкция; 2) на подробных и многочисленных изобразительных материалах в отсутствии артефактов - аподиктическая реконструкция; 3) при наличии только деталей уб-
ранства костюма - гипотетическая реконструкция [12, с. 6-12; 13, с. 62 и сл.; 14, с. 305 и сл.].
Ю.В. Савченко задается вопросом о возможности изучения видов обуви у населения, оставившего рязано-окские могильники [48, с. 98-100]. Указывая на описание женского захоронения № 110 в Шатрищенском могильнике, исследователь и публикатор которого Т.А. Кравченко определяет обувь как «поршень», в дальнейшем Ю.В. Савченко рассматривает материалы погребений соседних территорий, где также остатки обуви можно относить к типу порш-невидной, разделяя её на низкие и высокие варианты. Судя по расположению пронизей и наличию в них остатков кожаных ремешков, в погребении № 150 Шатрищенского могильника была низкая обувь открытого типа, стянутая на подъеме пряжкой. А бытование высоких форм поршней подтверждают факты нахождения в районе лодыжки погребенных или ниже колен обувных пряжек, служивших для скрепления голенища специальными ремнями, обернутыми вокруг голени. В качестве аналогий приводятся такие ремни на обуви в виде чулка у племен Карпатского бассейна в сарматскую эпоху [7, с. 239 и сл.]. Из более близких аналогий называются материалы Азелинского и Суворовского могильников, послуживших В.Ф. Генингу для реконструкции костюма азелин-ского населения.
Кроме того, Ю.В. Савченко провела типологический анализ обувных пряжек, разделив их на пряжки из цветных металлов и сплавов, а также пряжки из железа. Отмечено, что существовали разные варианты обувных пряжек в мужских и женских погребениях. В поздних комплексах в области ног часто фиксируются пронизки, привески и пр. Отмечена и расшивка носка и боков поршня пронизями, а также подвешивание к заднику обуви шумящих украшений. Определенные параллели с этим отмечены в костюме позднейшей мордвы и муромы. До VIII в. н.э. единственным украшением обуви муромы у мужчин и женщин были бронзовые спиральные пронизи, но позднее распространяется иная мода. На голень в несколько оборотов накручивали портянку из полотняной или шерстяной ткани и затягивали кожаным ремешком с бронзовыми пластинчатыми обоймочками [11, с. 28].
Попытки рассмотреть обувь средневекового населения Пермского Предуралья неизбежно приводят нас к необходимости принять априорно возможное сходство обуви с изделиями, найденными у соседних народностей в это время. На этом пути возможности исследователя значительно расширяются благодаря археологическим материалам. В частности, на территории современной Мордовии.
т~ч и __и
В последние годы изучение материальной культуры древней мордвы проводили разные исследователи. Так, И.М. Петербургский и В.Н. Аксенов уделили большое внимание классификации материальной культуры и общей характеристике ремесленных занятий населения. Относительно обработки кожи они написали: «Развитое скотоводство давало в избытке сырье для кожевенного дела. Кожа шла на изготовление обуви, обор, поясов, деталей головных уборов, пред-
метов конского снаряжения и других изделий. Обувь делали как на мягкой, так и на подшивной подошве в виде башмаков и полусапожек. Кроме башмаков мордовскими мастерами из кожи изготовлялись лапти». И далее: «Проведенный анализ предметов из кожи свидетельствует о том, что мордовские кожевенники знали способы обработки шкуры как крупного, так и мелкого рогатого скота. Им
и и и гр
были известны и методы получения толстой сыромятной и мягкой кожи. Технические приемы, связанные с выделкой того или иного сорта кожи, аналогичны тем, что использовали русские кожевенники. Принцип изготовления сафьяна был более сложным, чем производство юфти, и заключался в более тщательной обработке кожи до дубления. Сафьян выполнялся из шкур мелкого рогатого скота, преимущественно козьих» [44, с. 82-84].
Такая оценка деятельности мордовских кожевников, объединяющая опыт технических навыков и русских кожевников и местных кожевников-кустарей XIX-XX вв., представляется несколько завышенной, особенно в части возможного местного производства сафьяна. Это очень сомнительно, учитывая необходимое для этого особое дубильное сырье - кору и листья растения сумах (или сумак), произрастающего в субтропическом поясе [59, с. 479-480; 34, с. 55-56]. Поэтому на протяжении античности, средневековья и, частично, в Новое время сафьян привозился на территорию Руси, а позднее, и России из Персии и Ближнего Востока.
Кроме того, мнение о выделке сафьяна только из козьих или овечьих шкур не совсем верно. Для XVII в. имеются таможенные записи из г. Верхотурска о телятинах: «[1636] Шестеры сапожнишка телятинных сафьянных моклых» [56, с. 75]. Также имеются данные о выделке сафьяна из жеребячьей шкуры [4, с. 221].
До некоторой степени средневековую систему изготовления дубленой тан-нидными настоями кожи в Среднем Поволжье и Прикамье можно соотносить с кустарной выделкой Нового времени. Описание таких процессов у чувашей приводил Н.В. Покровский [45, с. 125-128], а для русского населения Г. Повар-нин, который пытался на основе данных второй половины XIX - начала XX в. построить модель вероятного технологического процесса у славян и на Руси [24, с. 367 и сл.]. Здесь следует принимать во внимание постоянное развитие всех приемов и стадий дубления на протяжении всего средневековья и Нового времени, а также обмен опытом с соседними народами.
В настоящее время остается не востребованным накопленный археологами материал из средневековых могильников Поволжья. Приводимые археологами оценки сырья иногда выглядят поверхностными. Например, И.М. Петербургский и В.Н. Аксенов находят в мордовских могильниках поршни из сыромятной кожи, восстанавливая технику их пошива на основании работы В.П. Левашевой [33, с. 42]. Но в какой степени можно говорить о конкретно сыромятной коже в Лядинском могильнике остается неясным [44, с. 83]. В попытке детальной реконструкции погребального женского костюма древней мордвы по материалам
Безводнинского могильника, Ю.А. Краснов дает заключение по обуви: «Обувь из кожи, чаще всего сыромятной, в виде поршней или невысоких мягких полусапожек, зафиксирована этнографическими данными наряду с лыковой у ряда финно-угорских народов Восточной Европы» [20, с. 54].
Также необоснованным выглядит заключение Т.Б. Никитиной о сырье для
и и и и т-\
кожаной обуви древних марийцев, найденной в могильниках Ветлужско-Вятского междуречья: «Обувь, реконструируемая по фрагментам кожи, ткани и металлическим украшениям, найденным в могильниках К-К! вв., изготовлялась из одного или двух кусков сыромятной кожи» [38, с. 5-6].
В Азелинском и Суворовском могильниках азелинской культуры Ш-У вв. В.Ф. Генинг выделил много кожаных деталей, в том числе широкие женские (6-7 см) и узкие мужские (2-3 см) пояса, а также обувь типа поршней [10, с. 42- 43]. Свое заключение о виде обуви и сырье он основывает на наблюдениях этнографов, называя обувь высокими поршнями, скроенными «из одного куска сыромятной кожи». При этом в описании погребений присутствуют интересные подробности. Например, в описании погребения № 28: «Кожа пояса окрашена в ярко-красный цвет, на спинной части сплошь покрыта медными на-кладками...Сохранились остатки кожаной обуви, окрашенной в красный цвет, медные обувные пряжки обычного типа (сломаны), на пятках прямоугольники из обоймочек (как в погребении 14) и ремешки с медными накладками» [10, с. 123]. Или в погребении № 30: «Кожа пояса по диагонали крест-накрест украшена прочерченным узором (типа рис. 23). Вместе с мечом положен кожаный ремень с сетчатым врезным узором, пряжкой, наконечником и накладками» [10, с. 125]. Из этих описаний можно увидеть, что ярко-красная кожа поясов и обуви могла быть сафьяном, а сетчатое тиснение поверхности является характерным признаком средневековой булгары [28, с. 447 и сл.]. Оба сорта кожи относятся к группе кож таннидного дубления.
Приведенные примеры показывают перспективное направление в изучении органических материалов средневековых могильников Среднего Поволжья и Прикамья - изучение кожевенного сырья. В этом направлении можно отметить недавнюю публикацию сумочек из мордовских могильников, сделанных из кожи с хвоста бобра, имеющего характерную фактуру, напоминающую рыбью чешую [39, с. 151 и сл.]. Такие же сумочки встречаются в Пермском Приуралье. Учитывая большое распространение речного бобра в древности в реках Предуралья, о чем свидетельствуют названия «бобровых рек» [6, с. 29] и большое количество костей бобра, находимых на средневековых поселениях, надо предполагать особое значение этого сырья в общественных представлениях древнего населения.
Определенный импульс для новых исследований может придать использование новых возможностей в естественнонаучных методах, для которых использование в археологии постоянно расширяется. Отметим недавний опыт применения новых химических анализов и оптической микроскопии для определения кож на предмет породы животного и способов их выделки [15, с. 278-281].
Выводы. Обозрение археологических материалов показывает, что обувь и другие кожаные предметы, встречаемые в могильниках финно-угорских народов Прикамья и Среднего Поволжья, определяет некоторая общая простота и декоративность. При достаточно хорошей изученности и степени введения их в научный оборот, практически за границами научного интереса остаются вопросы изучения самого кожевенного материала. При всей фрагментарности этого вида материалов, новые данные по этому вопросу, определенно, можно получить. В частности, можно отметить накопление на сегодня опыта органолепти-ческих наблюдений автора данной работы по археологическим материалам и сборам современных кож [29]. Можно привести пример упоминаемых выше сыромятных кож, булгари, сафьяна и других (рис. 1-6).
Представляется перспективным в этом направлении использовать взгляды и выводы А.М. Белавина о природном и географическом своеобразии Пермского Предуралья, оказавшим сильное влияние на развитие материальной культуры населения во все исторические периоды [6, с. 26-40]. Для эпохи раннего средневековья существенное значение имели меридиональные связи Верхнего Прикамья с ближними и дальними народами - по Каме и Волге, через Каспийское море, в области Средней Азии и Переднего Востока [5, с. 6]. Именно эти активные торговые контакты объясняют наличие в Среднем Поволжье и Прикамье большого количества арабского серебра, шелковых тканей и других вещей, получаемых в обмен на разнообразные меха. Одним из товаров, поступавших на Север, вероятно, был особый сорт кожи - сафьян. Наиболее полный список товаров, поступавших по Волжскому пути в Хорезм в конце X в. приводит Шамс ад-Дин ал-Мукаддаси в «Книге лучшего разделения в познании климатов», написанной в 985-989 гг. В конце списка товаров, половину которых составляют меха различных животных, автор добавил: «Все это - из Булгара» [62, с. 192].
В этом направлении сегодня работают многие исследователи. Например, древние марийские памятники IX - начала XII в. в Вятско-Ветлужском междуречье с точки зрения торговых и культурных контактов получили анализ
в диссертационной работе А.В. Акилбаева 2017 г. В ней делается акцент на выи т-ч и
явлении и анализе привозных вещей. В составе деталей костюма учтены 166 металлических элементов обуви, разделяемые на 5 групп. Так, обувные привески названы характерными для волжских финнов, и происходят из ряза-но-окских могильников. Автор объясняет их присутствие общностью волжско-финских народов, не исключая того, что часть украшений обуви могла быть импортом из Прикамья или с Оки [1, с. 13].
Библиографический список
1. Акилбаев А.В. Древнемарийские памятники IX - начала XII вв. в системе древностей Великого Волжского пути (по материалам украшений и предметов одежды): автореф. дис. ... канд. ист. наук. - Казань, 2017.
2. Арциховский А.В. Раскопки восточной части дворища в Новгороде // МИА. Вып. 11. Материалы и исследования по археологии древнерусских городов. — М.—Л.: АН СССР, 1949. — Т. I. — С. 152—176.
3. Арциховский А.В. Одежда // История культуры древней Руси. — М.—Л, 1951. — Т. 1. — С. 234—262.
4. Атрибуция музейного памятника: классификация, терминология, методика: справочник / отв. ред. И.В. Дубов. — СПб.: Лань. 1999.
5. Белавин А.М. Камский торговый путь: средневековое Предуралье в его экономических и этно-культурных связях. — Пермь: ПГПУ, 2000. — 200 с.
6. Белавин А.М. Пермское Предуралье как культурно-экологическая область // Культурно-экологические области: взаимодействие традиций и культуро-генез: сборник научных статей. — СПб.: ИИМК РАН, СПбГУ, 2007. — С. 26—40.
7. Вадаи А.Х., Кульчар В.К. К вопросу о так называемых сарматских пряжках // Acta Archeologica Academiae Scientiarum Hungaricae. 36. — Budapest. 1984. — С. 239—261.
8. Вострокнутова Г.И. Исследование текстильных изделий Бояновского могильника // Труды КАЭЭ. — Вып. XII. Средневековая археология Восточной Европы: от Камы до Дуная / отв. ред А.М. Белавин. — Пермь: ПГГПУ, 2017. — С. 31—49.
9. Гайдуков П.Г. Славенский конец средневекового Новгорода. Нутный раскоп / отв. ред. В. Л. Янин. — М.: ИА РАН; НГОМЗ, 1992.
10. Генинг В.Ф. Азелинская культура III—V вв. Очерки истории Вятского края в эпоху великого переселения народов // Вопросы археологии Урала. — Вып. 5. — Ижевск, 1963.
11. Гришаков В.В., Зеленеев Ю.А. Мурома VII—XI вв.: учебное пособие. — Йошкар-Ола: МарГУ, 1990. — 77 с.
12. Доде З.В. Средневековый костюм народов Северного Кавказа. — М.: Восточная литература, 2001. — 136 с.
13. Доде З.В. Репрезентация: дефиниция или метод? (репрезентативный костюм или костюм как репрезентация историко-культурной реальности?) // Новая локальная история. — Ставрополь, 2003. — Вып. 1. — С. 62—76.
14. Доде З.В. Костюм как репрезентация историко-культурной реальности: К вопросу о методе исследования // Структурно-семиотические исследования в археологии. — Донецк, 2005. — Т. 2. — С. 305—329.
15. Жилина М.В., Бурков А.А. Опыт применения естественнонаучных методов в исследовании кожаной обуви XV—XVI вв.: по материалам раскопок в Хлыновском кремле (1956—1958 гг.) // Актуальная археология-4. Комплексные исследования в археологии. — СПб: ИИМК РАН, 2018. — С. 278—281.
16. История крестьянства СССР. — Т. 2. Крестьянство в период раннего и развитого феодализма. — М.: Наука, 1990.
17. Карамзин Н.М. История Государства Российского. — Т. 1. — М., 1989.
18. Колчин Б.А., Янин В.Л. Археологии Новгорода 50 лет // Новгородский сборник. 50 лет раскопок Новгорода. - М.: Наука, 1982. - С. 3-137.
19. Кочин Г.Е. Материалы для терминологического словаря древней России. - М.-Л.: ИИ АН СССР, 1937. - 487 с.
20. Краснов Ю.А. Женская одежда по материалам Безводнинского могильника // Краткие сообщения Института археологии АН СССР. - М., 1982. -Вып. 170. - С. 51-58.
21. Краснопёров А. А. Принципы классификации предметов одежды пья-ноборского (чегандинского) населения // Среднее Поволжье и Южный Урал: человек и природа в древности. - Казань: Фэн, 2009. - С. 165-176.
22. Крыласова Н.Б. История Прикамского костюма: костюм средневекового населения Пермского Предуралья. - Пермь: ПГПУ. - 260 с.
23. Крыласова Н.Б. Особенности средневековых печей (по материалам городищ Карагайского района Пермского края) // Труды КАЭЭ. - Пермь: ПГГПУ, 2015. - Вып. X. - С. 125-137.
24. Курбатов А.В. Данные этнографии в реконструкции русского средневекового кожевенного производства // ПСКОВ. - СПб.-Псков, 1997. - Т. 1. -С. 367-373.
25. Курбатов А.В. К истории лаптя на Руси (жизнь историографических мифов XVIII в.) // Тверской археологический сборник. - Тверь: ТГОМЗ, 2001. -Вып. 4, т. II. - С. 225-233
26. Курбатов А.В. Кожевенное производство Твери XIII-XV вв. (по материалам раскопок Тверского кремля 1993-1997 гг.). - СПб.: Петербургское Востоковедение, 2004.
27. Курбатов А.В. Новгородская «революция XII века» и прогресс в кожевенном ремесле // У истоков русской государственности. К 30-летию археологического изучения Новгородского Рюрикова Городища и Новгородской областной археологической экспедиции: историко-археологический сборник. - СПб.: Дмитрий Буланин. 2007. - С. 89-133.
28. Курбатов А.В. О городе Болгар и сорте кожи «булгари» // Диалог культур и народов средневековой Европы. К 60-летию со дня рождения Е.Н. Носова. - СПб.: Дмитрий Буланин, 2010. - С. 447-452.
29. Курбатов А.В. Кожевенное сырье, техническое обеспечение его выделки и сортамент кож средневековой Руси // Stratum plus. - 2010. - № 5. -С. 169-218.
30. Курбатов А.В. Сырьевая база древнерусского кожевенного ремесла (по материалам городов северо-запада и центра России) // Ладога и Ладожская земля в эпоху средневековья. - СПб., 2012. - Вып. 3. - С. 102-163.
31. Лаврентьевская летопись // ПСРЛ, I. - СПб., 1846.
32. Лебедева Н.И. Материалы по народному костюму Рязанской губернии // Труды общества исследователей Рязанского края. - Рязань: Рязгостип, 1929. -Вып. XVIII. - 32 с.
33. Левашева В.П. Обработка кожи, меха и других видов животного сырья // Труды ГИМ. Вып. 33. Очерки по истории русской деревни. - 1959. - С. 38-59.
34. Лидов А.П. Сумак // Энциклопедический словарь / сост. Ф.А. Брокгауз, И.А. Эфрон. - СПб., 1901. - Т. XXXII. - С. 55-56.
35. Маслова Г.С. Одежда // Этнография восточных славян. Очерки традиционной культуры. - М.: Наука, 1987. - С. 259-291.
36. Мордовский народный костюм: альбом / сост. и авт. текста Т.П. Про-кина, М.И. Сурина. - Саранск.: Морд. кн. изд-во, 1990. - 382 с.
37. Мусин А.Е., Торопова Е.В., Торопов С.Е. Христианские древности Старой Руссы (вопросы топографии и археологического контекста) // ННЗИА. -Великий Новгород, 2002. - Вып. 16. - С. 174-187.
38. Никитина Т.Б. Погребальные памятники IX-XI вв. Ветлужско-Вят-ского междуречья / Серия: Археология Евразийских степей. - Казань: Институт истории им. Ш. Марджани, 2012. - Вып. 14. - 408 с.
39. Никитина Т.Б. Поясные кошельки/сумочки в средневековых могильниках Ветлужско-Вятского междуречья // Поволжская археология. - 2013. -№ 2. - С. 151-161.
40. Никоновская летопись // ПСРЛ. - СПб., 1904. - Т. 13, 1-я пол.
41. Орфинская О.В., Никитина Т.Б. Ткани из могильников Ветлужско-Вятского междуречья IX-XI вв. // Поволжская археология. - 2014. - № 2(8). -С. 70-91.
42. Осипов Д.О. К истории лаптя на Руси // ТТЗ. - Тверь, 2010. - Вып. 6. -С. 303-308.
43. Памятники древнерусской литературы. Вып. 3. Слово Даниила Заточника по редакциям XII и XIII вв. и их переделкам. - Л.: АН СССР, 1932. - 193 с.
44. Петербургский И.М., Аксенов В.Н. Вадская мордва в VIII-XI вв. - Саранск: Изд-во Морд. ун-та, 2006. - 146 с.
45. Покровский Н.В. Краткий курс этнографии чуваш. - Чебоксары, 1929. -Вып. 1.
46. Рабинович М.Г. Древнерусская одежда IX-XIII вв. // Древняя одежда народов Восточной Европы / отв. ред. М.Г. Рабинович. - М.: Наука, 1986. -С. 40-62.
47. Рабинович М.Г. Очерки материальной культуры русского феодального города. - М.: Наука, 1988. - 312 с.
48. Савченко Ю.В. Обувь культуры рязано-окских могильников (к постановке вопроса) // Чтения, посвященные 100-летию деятельности В. А. Город-цова в Государственном историческом музее: тез. конф. - М.: ГИМ, 2003. -Ч. 2. - С. 98-100.
49. Седов В.В. Одежда восточных славян VI-IX вв. н.э. // Древняя одежда народов Восточной Европы / отв. ред. М.Г. Рабинович. - М.: Наука, 1986. -С. 30-39.
50. Семёнов С.А. Костяные разбильники из Роданова городища // КСИИМК. - М.-Л., 1947. - Вып. XV. - С. 138-142.
51. Сепеев Г.А. Восточные марийцы: Ист.-этногр. исследование материальной культуры (середина XIX - начало XX вв.). - Йошкар-Ола: Марийск. кн. изд-во, 1975. - 247 с.
52. Словарь Академии Российской. - СПб.: Императорская Академия Наук, 1792. - Ч. III. - 761 с.
53. Словарь русского языка XI-XVII вв. - М.: Наука, 1981. - Вып. 8. - 351 с.
54. Словарь русского языка XI-XVII вв. - М.: Наука, 2008. - Вып. 28 / гл. ред. В.Б. Крысько. - 303 с.
55. Словарь русских народных говоров. - Л.: Наука, 1987. - Вып. 23 / гл. ред. Ф.П. Филин. - 375 с.
56. Словарь русской народно-диалектной речи в Сибири XVII - первой пол. XVIII в. / сост. Л.Г. Панин. - Новосибирск: Наука, 1991. - 179 с.
57. Талицкий М.В. Верхнее Прикамье в X-XIV вв. // Материалы и исследования по археологии Урала и Приуралья. МИА. - М., 1951. - № 22. - С. 33-96.
58. Терещенко А.В. Быт русского народа. - СПб.: Тип. Министерства внутренних дел, 1848. - Ч. 1. - 527 с.
59. Тихвинский М.М. Сафьян // Энциклопедический словарь / сост. Брокгауз Ф.А., Эфрон И.А. - СПб., 1900. - Т. XXVIII. - С. 479-480.
60. Торопова Е.В. Новые данные о времени возникновения Старой Руссы // Ежегодник НГОМЗ 2002. - Великий Новгород, 2003. - С. 91-94.
61. Итоги археологических исследований на Пятницком раскопе в Старой Руссе в 2004 г. / Е.В. Торопова, С.Е. Торопов, К.Г. Самойлов, О.П. Доброва, С.В. Мясникова // ННЗИА. - Великий Новгород, 2005. - Вып. 19. - С. 48-53.
62. Халидов А. Перечень товаров Волжского пути в арабских источниках IX - начала XIII в. // Великий Волжский путь: материалы круглого стола и международного научного семинара, 28-29 августа 2000 г. - Казань, 2001. - С. 189-193.
63. Черепнин А.И. Местная старина. Борковский остров // Труды Рязанской ученой архивной комиссии. - Рязань, 1894. - Т. IX, вып. 1. - С. 1-26.
64. Шмелева М.Н. Русская одежда // Русские. Серия: Народы и культуры. -М.: Наука, 1997. - С. 316-353.
65. Яценко С.А. Костюм древней Евразии (ираноязычные народы). Серия: Культура народов Востока. - М.: Восточная литература, ИФ РАН, 2006.
66. Forbes Rj. Studies in ancient technology. Vol. V. Leather in antiquity. Leiden: E.J. Brill. 1957. - Р. 1-77.
Рис. 1. Обрезок из шкуры хвоста бобра. Тверской кремль, последняя четверть XIII -первая половина XIV в. Раскопки 1993-1997 гг. [26, рис. 128]
Рис. 2. Обрезки кожи «булгари» (№ 3, 4). Тверской кремль, последняя четверть XIII -первая половина XIV в. Раскопки 1993-1997 гг. [26, рис. 124]
Рис. 3. Деталь (попона?) из краснодубной кожи, вероятно, сафьяна. Рюриково Городище. Раскопки 2001-2004 гг. Отмечена в [27, с. 96]
Рис. 4. Спилок кожи свиньи [30, рис. 10]
Рис. 5. Сухая кожа лосося [30, рис. 15]
Рис. 6. Кожаный поршень. Сыромятная кожа. Погребение № грунтового могильника в г. Кемь, Республика Карелия. Раскопки 2017 г. Фото автора
