CC BY
105
своеобразное изображение сказовой ситуации, проявившееся в неразработанности ее структуры и поэтики, в присутствии сказовой ситуации на уровне подтекста составляющих цикл компонентов. Думается, специфика воспроизведения сказовой ситуации в «Праведниках» обусловлена циклизацией как важнейшим способом организации художественного материала в этом лес-ковском произведении.
УДК 821.161.1-313.2
А. Е. Ануфриев
КОСМОГОНИЧЕСКИЕ УТОПИИ В. ХЛЕБНИКОВА (ЦИКЛ ЭССЕ «КОЛ ИЗ БУДУЩЕГО»)
В статье проанализирован цикл эссе В. Хлебникова «Кол из будущего», в котором отразилось утопическое мировидение писателя. Утопии Хлебникова трудно поддаются какой-либо жанровой маркировке. Условно их можно назвать фрагментами книг, философскими статьями, научно-художественными проектами. Они находятся на стыке прозы и поэзии. Утопии Хлебникова лишены конкретно-бытового фона и хронологической последовательности: образы и картины, сцены соединяются по принципу монтажного видения, выявляя авторскую историософскую концепцию.
The article analyzes the cycle of V. Khlebnikov's essays which reflected the writer's utopic world outlook. It is difficult to define their genre precisely. They may be called fragments of books, philosophical articles, and science fiction projects having the features of both of prose and poetry. Khlebnikov's utopias lack concrete background and chronological sequence. Their characters and scenes are connected according to the principle of montage. They reveal the author's historiosophical conception.
Ключевые слова: цикл эссе, модель мира, жанр утопии, утопическое мышление, хронотоп.
Keywords: cycle of essays, utopia, utopic mentality, chronotope.
Загадочный и неповторимый творческий мир Велимира Хлебникова пронизан стремлением предугадать будущее, поэтически спрогнозировать его приметы, прочитать его знаки в настоящем. Фантастико-утопические предвидения пронизывают всё творчество В. Хлебникова, определяют темы и мотивы многих его стихов, поэм, трагедий, драм, повестей, рассказов, статей, эссе, очерков, эскизов. Устремлённость в будущее помогла Хлебникову увидеть мир в его движении, во взаимосвязях эпох и цивилизаций, в смене знаков культуры и в их вечном диалоге.
© Ануфриев А. Е., 2012
Утопизм является парадигмой поэтического миросозерцания Хлебникова. Он стирает жанровые границы в его творчестве, позволяет увидеть, как поэт, оставаясь поэтом, «выходил за пределы поэзии - в мифологию, философию, жизненную практику» [1].
Утопическое мировидение Хлебникова в полной мере проявилось и в ряде его эссе, статей, фрагментов, набросков, вошедших после смерти художника в пятитомное собрание его сочинений в цикл под названием «Кол из будущего».
Цикл включает произведения, созданные в период с 1916 по 1922 г. По проблематике и основной тональности к ним примыкают такие статьи 1918-1922 гг., как «Открытие народного университета», «Наша основа», «Художники мира», «Про некоторые области...».
Это фантастические видения, «грёзы», попытки прозреть грядущее. Утопии Хлебникова были вызваны временем глобальных изменений: тремя русскими революциями, Первой мировой и Гражданской войнами, техническим прогрессом. Эти события воспринимались художником как явления надличностные, метаисторические, как переходный этап к новому, небывалому состоянию мира.
Отталкиваясь от жизненных конфликтов, Хлебников ставит не только национально-исторические проблемы, но и глобальные вопросы бытия. Он пытается преодолеть разрыв времен, разобщённость народов и рас, разъединённость человека и природы. Он верит в новый путь человечества, в его способность построить мир справедливости и разума, в необычайные возможности раскрепощения энергии человека, которая изменяет лик земли, её климат, возможности получения знаний, способы сообщения между людьми.
Утопии Хлебникова трудно поддаются какой-либо жанровой маркировке. Условно их можно назвать фрагментами книг, философскими статьями, научно-художественными проектами, предвидениями, репортажами из будущего. Они находятся на стыке прозы и поэзии. По точному замечанию М. Полякова, «Хлебников подошёл к открытию, расширяющему границы прозы, он противопоставил "болтливости" современной ему беллетристики, изобретающей сюжеты, особую лирическую форму, насыщенную философскими размышлениями. Поэтичность, причудливость строя соединяется с конкретностью документа» [2].
Утопии Хлебникова лишены бытового фона и хронологической последовательности: картины, сцены, образы соединяются по принципу монтажного видения, выявляя авторскую историософскую концепцию. Внимание писателя сосредоточено на интеллектуальном и эмоциональном
переживании событий в их движении от прошлого и настоящего к будущему.
На первый взгляд композиция утопий кажется отрывочной и фрагментарной, но за этим скрывается «экспрессия мысли, стремящейся начертить план грядущего мироустройства, угадать его эпос, с необыкновенной эмоциональной энергией созидаемая философская концепция» [3].
В ранней утопии «Мы и дома» (1915) Хлебников рисует облик города будущего с его неземными пропорциями, фантастической архитектурой.
Он не принимает город настоящего, в котором «дома-крысятники строятся союзом глупости и алчности», а «люди ведут жизнь узников» [4]. Ему он противопоставляет город с иными принципами архитектуры, на который будут смотреть «сверху, а не сбоку», с высоты птичьего полёта.
В городе грядущего крыша «нежится в синеве, согревается солнцем»; «на прекрасной и юной крыше будет толпиться люд, носовыми платками приветствуя отплытие облачного чудища». Город-сказка превратился в «сеть нескольких пересекающихся мостов» (с. 598).
Структура будущего города включает в себя «избоулы», «житеулы», «мостоулы», «улочерто-ги». Фантасмагоричны типы домов, представленных поэтом. Здесь и «дома-мосты», «дом-тополь», «дома-пароходы», «дома-шахты», «дом-качели», «дом-книга» (с. 601).
Дома одушевляются, наделяются свойствами деревьев и растений, обретают способность к движению, меняют очертания и ждут тех, кто сможет поселиться в них: «Как зимнее дерево ждёт листвы или хвои, так эти дома-остовы, подымая руки с решёткой пустых мест, свой распятый железный можжевельник, ждут стеклянных жителей, походя на ненагруженное невооружённое судно» (с. 598).
В этой утопии сюжет номинально вбирает в себя внешние события, но по принципу ассоциаций они свободно переносятся в любую часть текста. Основное значение приобретают образы-символы избы, дома, дворца, корабля, судна, башни. Они являются не только знаками будущего, но и ориентирами для настоящего.
Футуристическая картина Хлебникова заканчивается на первый взгляд весьма неожиданно. Он возвращает читателя в мир русской сказки и мифа, в мир преданий и детской наивной веры: «Я думал про сивок-каурок, ковры-самолёты и думал: сказки - память старца или нет? Или детское ясновидение? Другими словами я думал: потоп и гибель Атлантиды была или будет? Скорее я склонен был думать - будет» (с. 602).
Поэтизируя сказочный мир, Хлебников противопоставляет его современной цивилизации и
человеку, не способному понять и постичь его. Он пытается перенести его приметы в будущее. Опираясь на излюбленное им фольклорно-мифо-логическое обобщение, он говорит о повторяемости, цикличности в развитии явлений культуры и истории.
Этот прозаический этюд имеет поэтический вариант в стихах «О, город тучеед», «Город будущего», «Москва будущего». В них тоже предстаёт город-утопия с его неповторимыми чертами: Дворцы-страницы, дворцы-книги Стеклянные развёрнутые книги. Весь город - лист зеркальных окон, Свирель в руке суровой рока (с. 120).
В философской фантазии «Лебедия будущего» Хлебников строит свою космогоническую концепцию, в которой человек выступает как созидатель и творец.
Лебедия (ею, по объяснению поэта, назывался в древности степной край между Доном и Волгой) предстаёт как обетованная земля будущего, как «огромная мастерская для творческого выражения мысли и действия» [5].
Автор объясняет те принципы и законы, которые положены в основу грядущего человеческого общежития.
«Лебедия будущего» состоит из четырёх небольших главок-картин. Каждая из них представляет один из этапов освоения человечеством пространства земли и неба.
В картине «Небокниги» Хлебников грезит о гигантских светотеневых книгах. Это некие сгустки энергии, дающие возможность человеку приобщиться к новостям всего мира, заявить о своём личном участии в создании новых отношений: «На площадях, около новых садов, где отдыхали рабочие, или творцы, как они стали себя называть, подымались высокие белые стены, похожие на белые книги, развёрнутые на чёрном небе. Здесь толпились толпы народа, и здесь творец-кая община тенепечатью на тенекнигах сообщала последние новости, бросая из блистающего глаза-светоча нужные тенеписьма» (с. 614).
В главе «Земледелие» автор проектирует будущие отношения человека с землёй и небом. Между ними, по мысли Хлебникова, существует нерасторжимая духовная связь, которая помогает земледельцу, управляя стихиями, добиваться высоких результатов труда.
Местом обитания крестьянина становится небесная сфера, откуда он эффективно воздействует на землю: «Пахарь переселился в облака и сразу возделывал целые поля, земли всей задруги. Земли многих семей возделывались одним пахарем, закрытым весенними облаками» (с. 615).
В картине «Пути сообщения» Хлебников представляет те средства передвижения, которыми овладела Лебедия в будущем. Здесь и «грозохо-
ды», и «парусные сани», и «воздушные челны», бороздящие степи из края в край.
Заключительная 4-я главка - «Лечение глазами» - это не только сводный перечень достижений человечества, но и своеобразный кодекс его отношений с миром животных и растений.
Характерной особенностью утопии Хлебникова является прославление человека труда, рабочего или крестьянина. Для Хлебникова в будущем само название «рабочий» исчезнет и заменится понятием «творец».
В хлебниковской «творецкой общине», или задруге, коллектив не поглощает человека, а помогает ему раскрыть своё индивидуальное «я», свою самость, непохожесть на других. «Небок-ниги», «тенекниги», «искрописьма» и прочие чудеса техники позволяют личности сохранить и в максимальной степени выразить свой внутренний мир. Они дают способы противостояния забвению, нивелировке и даже смерти. Не случайно среди изображённого на тенекнигах жители «задруги» «видят не только новинки земного шара, дела Соединённых Станов Азии, приказы советов, научные сообщения, но и стихи, внезапное вдохновение членов общины, вести о смерти рядовых граждан» (с. 615).
Представления Хлебникова о «творецкой общине» связаны с идеей соборности, то есть единства во множестве. Истина не принадлежит избранным, она достояние всех, кто входит в общину, вырабатывается каждым в отдельности и всеми вместе. Приобщение к истине не может быть насильственным, так как всякое творчество есть акт свободы. Отвергая принуждение как путь к единству, Хлебников ищет более эффективные средства, способные сплотить людей.
Такими средствами, по его мнению, могут быть любовь и творчество, понимаемые как нравственно-философские категории. Исходя из общинных начал, Хлебников конструирует общество, в котором господство высших, духовных, единых для людей идеалов основано на любви и свободе. При этом утопический социум, построенный на достижениях науки и техники, устанавливает гармоничные отношения между материальным и духовным развитием, подчиняя стихию материальной жизни высшим запросам духа.
Хлебниковский «союз трудовых общин» напоминает идеальную социальную ячейку Н. Фёдорова, озабоченную «общим делом» регуляции природы и воскрешения мёртвых. Их объединяет принцип родственности, понимаемый не как повторение первобытной семейно-родовой формы, а как чувство братства всех живущих и умерших людей.
В «Лебедии будущего» Хлебников выдвигает гуманистическую концепцию отношений человека с природой. Он исходит из идеи о единстве
человека и природы. Любовь к животным и растениям - сложный духовный процесс. Она живёт лишь в сердцах тех, кто смотрит на них не как потребитель, а как творец, признающий себя неотъемлемой частью всего живого на земле.
Хлебников утверждает в 4-й главе «Лебедии будущего» идеи о необходимости сохранения равновесия сил в природе, сотворчества человека с природой. Животный и растительный мир -это святилище, в котором человек созерцает прекрасное и врачует душу. «Лучшим храмом, - отмечает художник, - считалось священное место пустынного бога, где в отгороженном месте получали право жить, умирать и расти растения, птицы и черепахи. Было поставлено правилом, что ни одно животное не должно исчезнуть. Лучшие врачи нашли, что глаза живых зверей излучают особые токи, целебно действующие на душевно расстроенных людей. Врачи предписывали лечение духа простым созерцанием глаз зверей, будут ли это кроткие, покорные глаза жабы, или каменный взгляд змеи, или отважные - льва, и приписывали им такое же назначение, какое настройщик имеет для расстроенных струн» (с. 615).
Одушевление, очеловечивание природы для Хлебникова - не столько приём, сколько утверждение универсального принципа, который должен восторжествовать в будущем. Не случайно утопия заканчивается картиной, в которой «крылатый творец шёл к общине не только людей, но и вообще живых существ земного шара» (с. 615).
В «Утёсе из будущего» земное и небесное пространство изображены как единый космос, обжитый людьми и животными. В нём «проплывают здания», люди уподобляются «светлым облакам лучевого молчания». Одни «шагают по воздуху, опираясь на посох, или бегают по воздушному снегу». Другие способны творить, заниматься живописью «на высоте, на воздухе, в невесомых креслах» (с. 566).
Хлебников рисует мир бесконечных метаморфоз. Человек превращается в «сложную звезду из костей», а его тело - в некое государство, населённое гражданами, сознание - в правительство этого государства, «которое не должно забывать, что счастье человека есть мешок песчинок счастья его подданных» (с. 566).
В утопических эссе Хлебникова выражено отношение к человеку как вершинному порождению природы, понимание его уникального положения во Вселенной, стремление изменить «земные неустройства» (А. Платонов). Он пытался воплотить идеи преодоления человечеством своей разобщенности, переделки физического облика человека на духовных началах, единения людей на основе гармоничного сосуществования со всем природным миром.
Примечания
1. Урбан А. Философская утопия: поэтический мир
B. Хлебникова // Вопросы литературы. 1979. № 3.
C. 164-173.
2. Поляков М. Велимир Хлебников. Мировоззрение и поэтика // В. Хлебников. Творения. М., 1986. С. 30.
3. Урбан А. Указ. соч. С. 165.
4. Хлебников В. Творения. М., 1986. С. 598. Далее все цитаты даются по этому изданию с указанием страницы в тексте.
5. Урбан А. Указ. соч. С. 167.
УДК 821.161.1.09"1917-1991"
И. И. Матвеева
АНДРЕЙ ПЛАТОНОВ И ЛИТЕРАТУРНАЯ ДИСКУССИЯ 1920-х ГОДОВ
В статье рассматривается отношение А. П. Платонова к литературной дискуссии 1920-х гг., анализируются его наиболее значимые произведения, посвященные данному вопросу, прослеживается эволюция взглядов на советскую литературу и критику.
The article deals with A. Platonov's attitude to the 1920s literary discussion. The author analyzes the writer's most important publications concerning the issue, and outlines the evolution of his views on Soviet literature and criticism.
Ключевые слова: Платонов, Литвин-Молотов, Шкловский, РАПП («Российская ассоциация пролетарских писателей»), «Перевал», «Фабрика литературы», «Великая глухая».
Keywords: Platonov, Litvin-Molotov, Shklovski, RAPP (The Russian Association of Proletarian Writers), "Pereval" ("The Pass"); "Fabrika Literatury" ("The Factory of Literature"); "Velikaya Gluykhaya" ("The Great Deaf").
1920-е годы прославились жестокими литературными баталиями, приведшими в конечном итоге к партийному диктату, закрепощению литературы, насильственному внедрению метода соцреализма. Платонов внимательно следил за ходом дискуссии, пытался высказать собственное мнение о современной литературе и критике. Цель настоящей статьи - представить творческую позицию Платонова, показать эволюцию его взглядов на литературу. Следует оговориться, что ни одно из произведений, о которых пойдет речь в настоящей статье, не увидело свет при жизни автора. Все они обнажали не только литературные, но и политические проблемы общества, что сделало их публикацию в 1920-е гг. невозможной. Однако каждая из представленных вещей
© Матвеева И. И., 2012
являет собой интереснейший материал, позволяющий судить об отношении писателя к литературной ситуации в стране.
Первым произведением, которым Платонов отозвался на полемику, была статья «Фабрика литературы» (1926). Существует две точки зрения на данное произведение. «Несмешной пародией» на центральные идеи В. Шкловского и конструктивистов считает статью Н. В. Корниенко [1]. Противоположную позицию заняла Н. М. Малыгина, увидевшая в ней декларацию новой пролетарской литературы, объединившей «техницизм» авангарда с «эстетикой "производственного" искусства» [2]. Название статьи действительно перекликается со сборником конструктивистов «Госплан литературы» и книгой Шкловского «Третья фабрика». Но само понятие «инженерия» в искусстве было не ново: в Москве в рамках «Госкино» действовали Первая и Третья кинофабрики, в Ленинграде - Фабрика эксцентричного актера (ФЭКС), как архитектурные новации воспринимались фабрики-кухни, как живописные - линиизм и супрематизм. В этом контексте название статьи Платонова не выглядит пародийным, а Шкловский не воспринимается как противник. Не исключено, что центральный постулат книги Шкловского «Техника писательского ремесла» (1927) - необходимость для писателя «второй профессии» - был навеян встречей с Платоновым в 1925 г. Писатель, инженер, активный строитель нового общества, Платонов поразил теоретика литературы. Вполне вероятно, что они говорили не только об искусстве и философии (как это представлено в книге Шкловского «Третья фабрика»), но и о необходимости для писателя производственного опыта, ибо правомерность этой идеи Платонов доказал собственной жизнью.
Как многие творческие люди, Платонов связывал Октябрьскую революцию с обновлением культурной жизни, созданием «революционных» форм искусства. Еще в воронежский период творчества (1919-1926) он стал автором ряда статей о пролетарской культуре («Культура пролетариата», «Творческая газета», «Пролетарская поэзия» и др.), где изложил основные положения «Фабрики литературы». Мысль о необходимости тесного взаимодействия писателя с «низовой» жизнью настойчиво повторялась им на протяжении 1920-1930-х гг. Наиболее чётко она сформулирована в ответе на анкету «Какой нам нужен писатель» <1931>: «В эпоху устройства социализма "чистым" писателем быть нельзя, - заявил Платонов. - Нужно получить политехническое образование и броситься в гущу республики. Искусство найдет себе время родиться в свободные выходные часы» [3]. Кроме того, полученный в Воронеже опыт инженерной работы (осу-
