CC BY
74
5 Ласица, Л. А. О взаимосвязи временных маркеров в русских текстах / Л. А. Ла-сица // Вестн. Оренбург. гос. ун-та. - 2007. - № 77. - С. 95-101.
6 Виноградов, В. В. Русский язык (грамматическое учение о слове) / В. В. Виноградов. - М. : Высш. шк., 1972. - 616 с.; Русская грамматика. Т. 2 [Электронный ресурс] / Н. Ю. Шведова [и др.]. - М. : Наука, 1982. - 710 с. - Режим доступа : http://rusgram.narod.ru/
7
Белоусов, К. И. Введение в экспериментальную лингвистику; Глас, Дж. Статистические методы в педагогике и психологии / Дж. Глас, Дж. Стенли. - М. : Прогресс, 1976. - 495 с.
8 Белоусов, К. И. Применение метода графосемантического моделирования в лин-гвомаркетологии / К. И. Белоусов, Н. Л. Зелянская // Вестн. Оренбург. гос. ун-та. -2005. - № 8. - С. 40-46; Белоусов, К. И. Текст: пространство, время, темпоритм.
9 Белоусов, К. И. Применение метода графосемантического моделирования в лин-гвомаркетологии. - С. 40.
Т. В. Любчанская КОРПОРАТИВНАЯ СУБКУЛЬТУРА КАК СПОСОБ КОНСОЛИДАЦИИ И САМОИДЕНТИФИКАЦИИ АРХЕОЛОГИЧЕСКОГО СООБЩЕСТВА
Статья написана в жанре автоэтнографии. Делается попытка выделить неформальный дискурс археологического сообщества, отраженный в профессиональной речи и фольклоре археологов. Субкультура археологов рассматривается как необходимый элемент самоопределения сообщества, формирования статуса профессионала. Отмечается значение субкультуры для формирования научных школ коммуникативного типа в археологии.
Ключевые слова: безлидерские научные школы; археологический фольклор, профессиональная субкультура.
В ряде своих прежних публикаций мы говорили о специфике научных школ в археологии (на примере уральского сообщества археологов). В частности, отмечалось доминирование научных школ коммуникативного типа над лидерскими школами1.
На наш взгляд, различие этих школ не только в наличии или отсутствии ярко выраженного лидера, но и в способе приобщения к профессии. В лидерской школе руководитель определяет не только тему, направление исследования, но и в целом знаниево-умениевый комплекс будущего специалиста - т. е. прежде всего «делает» профессионала, и уже наличие профессионализма открывает последнему возможность приобщиться к сообществу, к системе ценностей коллектива. В школах коммуникативного типа процесс идет от обратного: сначала неофит принимает ценностную ориентацию корпорации, становиться частью этой корпорации и уже тогда ему как «своему» сообщество открывает секреты профессии. Неслучайно безлидерские археологические школы имеют широкую «периферию» «друзей экспедиции» - тех, кто, приняв систему ценностей и традиций, в профессиональном плане пошли совсем другим путем, но сохранили верность «полевому братству». Для таких школ приоритетной является передача из поколения в поколение элементов профессиональной субкультуры.
Современные теории исследования субкультур интерпретируют субкультуру профессионалов как знаковую фиксацию власти, а субкультуру клиентов как ее блокировку, но если говорить о субкультуре в целом, то «чужой» не всегда представляет «власть», чаще семантически значимо оказывается то, что он просто «не наш», «не такой как мы». Скорее мы имеем дело с традиционным, даже архе-типическим, противопоставлением на «своих-чужих». Центральная культурная оппозиция «своего» и «чужого» миров описывается в субкультуре в соответствии с универсальным культурным стереотипом: «свой» мир характеризуется как мир подлинных ценностей и именно потому изначально маргинальный. В качестве маргиналов позиционируют себя представители всех современных субкультур2, археологическое профессиональное сообщество не является исключением. Чаще всего, характеризуя человека, археологи оперируют именно понятиями «наш - не наш». Это несколько более глубокое понимание, чем просто «хороший - плохой», поскольку плохой, но наш, все равно лучше, чем хороший, но чужой.
Важнейшим инструментом передачи субкультуры является профессиональная речь археологов. Структурно область археологической лексики (как и любую другую) можно представить в виде поля, ядро которого состоит из терминов, а периферия - из археологического арго, или сленга. Термины - это особые номинативные знаки. Они создаются для обозначения предметов, явлений, отношений, коммуникативно и когнитивно значимых лишь в особом семиотическом пространстве - пространстве той или иной профессиональной деятельности. Термин является вербализованным результатом профессионального мышления, значимым лингвокогнитивным средством ориентации в профессиональной сфере и важнейшим элементом профессиональной коммуникации. В термине реализуются механизмы познания той или иной специальной области знания или деятельности, в нем репрезентированы структуры специального знания, которые служат отправной точкой в осмыслении профессионального пространства и способствуют оптимальной организации деятельности специалистов3.
Остановимся подробнее на археологической терминологии. Книжный официальный пласт археологических терминов после выхода в свет «Археологического словаря» У. Брея и Д. Трампа (1990) может считаться кодифицированной терминосистемой - сознательно упорядоченной или конструируемой терминологической совокупностью4. Однако поскольку авторы пытались создать единый глоссарий мировой археологии, то разумеется, ограничили его терминами, понятными, как им казалось, археологам всего мира, с одной стороны, с другой - вынуждены были включить в него ряд «околоархеологических терминов», относящихся к антропологии, этнографии, истории Древнего мира и Средних веков, так как словарь рассчитан и на широкий круг читателей, интересующихся древно-стью5. И хотя русское издание было расширено и дополнено новыми статьями, все же, вероятно, нельзя рассматривать это издание как универсальное пособие по археологической терминологии, даже официальной.
Разумеется, в региональной археологии редко применяются названия археологических культур, обнаруженных не просто за пределами региона, а иной раз на другом континенте (амратская культура в Египте), то же можно сказать о названиях древних государств и именах героев древности (Куисманку - государство на территории современного Перу, существовавшее до появления инков; король Артур). Любопытно, что не используются или используются редко некоторые термины, относящиеся к характеристике археологических объектов, артефактов или методик работ. Например, слово кромлекс «... используется в широком смысле
для всех категорий мегалитических камерных гробниц. В советской археологической литературе кромлекс означает кольцо из камней вокруг кургана» , однако в работах уральских археологов используется не термин, а описание каменной конструкции - «..округлые небольшие насыпи, сложенные из камня», «.округлые, подпрямоугольные небольшие насыпи, ограды, сложенные из камня»7. Абсолютно не встречаются термины: рат - небольшие кольцевые укрепления, диаметр которых не превышает 65,5 м; рустикайтед - вид орнамента, при котором вся поверхность сосуда, покрывается вдавлениями; контурное городище - городище, в котором оборонительный вал и ров следуют контурам памятника; каирн - груда камней, насыпанная над погребением; берма - пространство, отделяющее насыпь кургана от ровика, вал - от рва; бетил - священный камень, часто устанавливался вертикально, имеет коническую форму и др. Эти иностранные слова не вошли в лексикон уральских археологов. Часть из них заменена своими, внутренними терминами (каирн - каменная насыпь, каменный наброс; перисталит - ограда) или терминами, близкими по значению (бетил - менгир, балбал; вотивные дары -жертвенник, клад); часть не используются за ненадобностью (контурное городище; рат; брошь; гласис).
Наблюдается и разница в применении некоторых терминов. Например, археологическое обследование понимается авторами словаря как «изучение археологических памятников, прослеживаемых на поверхности, без производства раскопок <...> Археологические обследования вполне по силам любителям, так как не требуют больших затрат времени и денег и не повреждают памятника, даже если их уровень не высок» (у нас - более широко, для любых научных археологических исследований); борозды - тропинки ниже уровня поля (у нас - для обозначения элементов орнамента); выступ - приспособление, облегчающее насадку каменного или металлического орудия (у нас - чаще при характеристике сооружений - выступ в могильной яме, в стене жилища); кордон - полоска из глины, укрепленная на поверхности сосуда для обжига (у нас - название небольшого охранного (пограничного) поста; к археологической терминологии отношения не имеет); кратер - большая открытая чаша с двумя ручками, использовалась для смешивания вина (у нас - простореч. провал, следы грабительского входа в большой курган).
Разумеется, в словарь не попали устная профессиональная лексика и профессиональные жаргонизмы. Категории, которые в большей степени зависят от местных условий, и часто именно они определяют «лицо» корпоративных объединений. Так как «арго - это язык людей, которые находятся в процессе творения культуры. Эти люди приноравливаются, пробуют, “зачеркивают”. Образно говоря, арго - это черновик будущей культуры»8. Собственно именно этот пласт археологической лексики в большей степени фиксирует субкультуру археологов, и именно он легко переходит от одного носителя к другому.
Часть жаргонизмов носит общероссийский характер (например, каменщики, бронзовики, эржевешники, средневековщики - исследователи соответствующих эпох - камня, бронзы, раннего железного века, средневековья; поле - экспедиционные работы; камералка - работы по обработке найденного материала; стрелять - размечать бровку по нивелиру или буссоли; погребенка - древняя поверхность земли, сформировавшаяся без участия человека; прирезаться - разбить дополнительный раскоп и др.); часть будет понятна только для региона (жемчужины-бородавки - круглые выпуклости на керамических или металлических изделиях; сурчина - нора сурка, часто внешне похожая на курган; сармачи - исследователи
сарматской культуры; курганоиды - исследователи курганов; клиент - скелет и др.); часть же применяется только в отдельных экспедициях (кастрат - костровой; аркаимка - болезнь, расстройство желудка; этикетажка - отрывной блокнот для полевой шифровки и учета находок; колыхнуть курган - раскопать за короткое время; баталия - работа под руководством С. Г. Боталова).
В разговорную речь археологов часто включаются слова из древних текстов, привлекаемых для интерпретации найденного материала - сахемы (вожди ирокезских племен; в речи археологов Урала - начальники любых уровней), хаома (священный напиток ариев в «Ригведе»; у археологов - любой напиток насыщенного вкуса, обычно алкогольный); ошибочных ответов студентов на экзаменах или зачетах - скотоводцы (скотоводы), кочевниководы (кочевниковеды), половорогие (полорогие); анекдотов - рыжье (золото), жмурик (погребенный).
Арготизмы, впрочем, как и термины, становятся важнейшим элементом песенного экспедиционного фольклора: «О, как давно я в поле, / А мясо лишь на воле»; «Я потерял чутье совсем, // И тут застал меня сахем»; «За другие здесь оценят бровки, / За другие ценят профиля»; «И пускай гадает Мосин - шелль или ашель? И откуда в этом шелле наша вермишель?»; «Степи зауральские тем и знамениты, / Что туалетов меньше здесь, / Чем палеолитов».
Профессиональный фольклор (в широком смысле слова) также является необходимым элементом археологической субкультуры, так как создается коллективом, ощущающим потребность в «неофициозном» самовыражении, в общении между составляющими его индивидуумами и в передаче произведений своего творчества другим группам и коллективам. Именно он передается из поколения в поколение как отражение ценностных ориентировок сообщества. «Поскольку фольклор обнаруживает способность к сохранению мифологических, квазиисторических смыслов и образов, саму устную традицию следует рассматривать как способ передачи и воспроизводства сообщений, т. е. как информационный канал»9.
Большое место в фольклоре археологов (как и представителей других экспедиционных профессий) занимает тема «поля» - экспедиции, разведки. Только полевые исследования делают настоящего археолога, формируют статус профессионала, обладающего эксклюзивным знанием. Важно и то, что именно экспедиции играют значительную роль в трансляции и воспроизводстве неформальных традиций археологического сообщества. Сложности полевой жизни, с которыми неизбежно встречаются археологи, сближают членов отряда и приводят к неформальному общению между представителями разных возрастов и трудности выделения археологических поколений, с одной стороны, но с другой - к естественной преемственности не только в правилах существования в археологическом отряде, но и в научной оценке тех или иных памятников, артефактов и т. п. - то есть явлений археологии как науки. Преимущества личного общения высоко оцениваются науковедами. Связано это с тем, что «при непосредственном общении становится возможной передача неформализованного знания, составляющего обширный пласт циркулирующих в научном сообществе идей. В непосредственном общении усваиваются мысли и действия, которые не могут быть переведены на язык отчужденных от субъекта инструкций»10.
В уральской археологии экспедиции второй половины ХХ века тем более определяли коммуникативную роль поля, так как в отличие от столичных академических, многих сибирских, наши экспедиции никогда не набирались по производственному принципу найма рабочих для раскопок, основную рабочую силу в них всегда составляли студенты и школьники. Фактически каждая из этих экспедиций была представлена разновозрастным составом участников.
Экспедиции рассматриваются как род профессиональной инициации, неслучайно «посвящение в археологи» может проходить только в поле, желательно 15 августа - в День археолога (профессиональный праздник, отмечаемый всеми археологами на пространстве бывшего Советского Союза). При этом в обрядах посвящения, как правило, используются, квазиисторические сюжеты, связанные с раскапываемыми памятниками, и испытания археологические (посыпание землей, принесение клятвы, исполнение гимна археологов).
Экспедиция воспринимается как испытание, раскрывающее истинную сущность человека. «Мы не просто, не просто романтики, / Мы истории волонтеры». Определение «наш - не наш» часто можно трактовать как - подходит человек для поля или нет. Есть и прямая связь между работой и статусом участника экспедиции: чем хуже человек относится к работе на раскопках, тем ниже его статус в коллективе. Можно отметить, что такое отношение сохраняется на длительном промежутке времени и не зависит от географии экспедиций. В книге воспоминаний участников археологического кружка Ленинградского Дворца пионеров прослеживается основная идеи мотивации прихода в археологию поколения школьников 1970-1980-х годов: выделение археологов в особую «касту людей, занимающихся делом»11. Фактически ту же систему ценностей дает Ю. Назарова, участвовавшая школьницей в Урало-Казахстанской экспедиции (ЧелГУ) в конце 1990 - начале 2000-х годов: «Список моих ценностей был одно время примерно такой: во-первых, люди; во-вторых, песни; в-третьих, степь, работа и лето. Работа,
блин, - не гербалайфом торговать. А копать. Великие археологические памятни-
12
ки» .
Такие «истинные» ценности и фиксирует археологический фольклор: «Здесь вам раскоп, / А не в парке гулянье. / Так оставьте все ваши желанья / Опрокинуть стаканчик-другой / В пивной»; «Пусть я погиб под Кулевчами, / Пускай костьми на бровку пал, / Пускай мой труп вперед ногами / В молчанье вынесут в отвал. /Да только пожили б века»; «Мы не золото едем искать, / Расчищая эпохи руками, / Нам бы только найти и понять - / Что так скупо хранилось веками».
Фольклор отражает и рефлексию археолога не только как специалиста по изучению древностей, но и «настоящего мужика»:
Когда нас будут звать приват-доцентами,
Мы станем раздавать долги с процентами И молодых студенток в жены брать,
Когда нам застучит за сорок пять,
Кого к себе мы в гости будем звать?
Последнюю ночевку, последнюю рублевку Да Гришкину «сноровку» -Глинтвейн в «Абу тоске»,
Еще две крепких фразы с наличием заразы,
И целую неделю - «на только молоке».
Мы станем мужиками.
И как водится,
Все личности матерые - расходятся,
По свету разбредемся кто куда.
Но не предать бы звездные года!...13
Целый цикл в экспедиционном фольклоре можно охарактеризовать как отношения «профессионал - объект». Эти отношения нашли отражение в ритуалах, стереотипах поведения, приметах. Объект поиска археолога - материальные ос-
татки когда-то существовавшей жизни, но вряд ли в обычной жизни от кого-то из них вы услышите о «материальных остатках», скорее на вопрос «Чем занимаетесь?» последует длинный поэтический рассказ о «городах, сожженных врагами, занесенных в степях песками», о людях (причем поименно). Так, на Аркаиме только ленивый не расскажет о рожденном здесь Заратуштре, или, на худой конец, о царе Йиме. Образы и герои профессии становятся основой поэтического творчества археологов: «Я видел сон, Анишуара, горячих вздыбленных коней, летящих к огненному шару, сквозь тьму веков, сквозь бездну дней»; «Среди степи, на унитазе, как апельсин в хрустальной вазе, сижу царю подобно Йиме, на бесподобном Аркаиме»14; «И бесконечный страх презрев, судьба меня приводит к берегам реки, где духи, предки и века близки»; «Где вы, храмы отцов? Где вы, предков священные травы?..»15; «Ах, как язычники тверды в безверии, ах, как Европа в молитве слаба. В Русии, Польше, Кумании, Венгрии некому стало рыдать на гробах»16; «И новой весной воскресал каганат, и небо в рассвет превратило закат, и армией стал непокорный отряд, ушедший на гибель с тобой»17.
Прошлое становится партнером по коммуникации. В какой-то степени с этими представлениями связаны и мифические персонажи, схожие с Черным Альпинистом и Белым Спелеологом в туристской демонологии. Чаще всего, это Белая Женщина и Сарматская Бабушка. Так же как и у туристов, от обеих можно ожидать как помощи, так и причинения смертельного вреда. У казахстанских археологов в качество «хтонического» персонажа в байках и рассказах фигурирует Ботайская Собака. Суть всех страшилок сводится к потревоженному духу умерших, которые могут наказать археологов. К той же серии относятся и рассказы о скоропостижных и непонятных кончинах археологов, производивших раскопки в Египте (как вариант, на острове Пасхи).
В поисках знания археолог отправляется через время и пространство, которые в профессиональном фольклоре характеризуется в терминах «удаленности», «пути», «вечности». Большинство песен, исполняемых в экспедициях, посвящено дорогам, перекресткам (дорог, путей, жизней, пространств):
Что ж ты грустишь?
Нас с каждым годом меньше,
Но так же все густеет синь дорог,
Пусть каждый шаг по миллиметру меньшит
На карте путь и жизни нашей срок..
Идти, идти. И на развилках мудрых,
Найдя, терять приятелей своих.
<.> Будь счастлив, что на этом перекрестке
18
Меня такого повстречал сейчас .
Пространство, где археолог добывает знание, обычно воспринимается как сакральное - святость от незыблемой вечности: «Древность открывается нам на степных дорогах, в полузабытых сказках и новых песнях, в шелесте трав и падении капель дождя. Степь и древность неразделимы. Ведь в сердце степи до сих пор живет негасимое пламя Юности мира»19.
Где вы храмы отцов?
Где вы, предков священные травы?..
Мы дороги, забытые кем-то, торим.
И сжигает лицо незнакомое солнце,
И славу,
20
Мы вверяем потомкам своим .
Плыл закат, так же рыжим пожаром,
Очищая степь своим пламенем,
Самым чистым на свете пламенем,
Что дано ему не было даром.
<.> Закат - воплощенье Огня,
Костер - отраженье Огня,
Земля - творенье Огня.
21
А я - частица Огня?
Священное пространство поля противопоставляется городской жизни: «Город мерзок, сер и вообче: / Нет вина, бумаги туалетной, / Сахарину, дров, угля, свечей, / Мыла нет, и ВАС тут тоже нету. / Тут у них всегда один мотив: / Магазины, цирки карусели - / Скучно это, братцы, супротив / Нашего свирепого весе-
22
лья!..» .
Однако носителями знания выступают не только «ожившие» герои, но и собственно археологические объекты, которые также выступают в качестве партнеров по коммуникации: «Мой первый в жизни - курганчик, / Как я тебя люблю! / Я твой материк (вот обманщик!) / Уже третьи сутки ловлю»23.
В добывании знаний археологу постоянно кто-то мешает, его Высшая Миссия - спасение прошлого от рук современных вандалов, разного рода невежд, иногда от бездуховных чиновников, иногда от самих себя. Отсюда постоянная метафора боя, войны; экспедиция представляется как боевой отряд; а ежедневный труд - как подвиг - не подвиг, но что-то героическое. «И вот мы едем. УАЗик быстро летит по трассе. УАЗик вообще машина романтическая. Это символ героической, полной лишений и дискомфорта экспедиционной жизни, где настоящий мужчина чувствует себя героем постоянно, вне зависимости от его физического и умственного состояния на каждый момент экспедиционной жизни. И УАЗик
24
только усиливает это чувство» .
Археологи всерьез приравнивают свою профессию к тем, в которых ошибка исключена: «.так как, исследуя памятник, археолог, извлекая из него артефакты и информацию, необратимо уничтожает его. Следовательно, вместе с этим либо уничтожается (если исследование произведено некачественно), либо сохраняется овеществленная память многих людей, живших когда-то и оставивших свою память. Таким образом, цена ошибки - угасшая, ушедшая, но оставившая свою земную память, имеющая свою особую цену для созидания потомков»25.
Главная цель работы археолога - добыча и сохранение знания. Этот сюжет тоже можно считать мифологизированным: «Давным-давно, когда археология в нашей великой стране Евразии только зарождалась, это случилось. Тогда произошли великие события, и человечество свергло с себя гнет “сирен”. Именно тогда и возник этот ритуал. Мы, Археологи, Хранители тайного знания, должны выбрать себе ученика и передать ему все, что мы знаем. И в конце обучения мы пешком должны прийти к этому святому месту, где произошла Великая битва конца времен. Тогда Великие Герои <.> разрушили старый мир и сотворили мир новый, в котором мы сейчас живем. Археология стала тайным знанием, и мы, Хранители, с помощью этого знания смогли создать Великую Империю - Евразию» (из фантастического рассказа С. Маркова)26.
Впрочем, военные и героические образы чаще присутствуют также в иронической форме: «Ведь еду я просто на практику, / Подумаешь! Землю копать./ А ты, словно летчика в Арктику, / Идешь меня провожать. / Сейчас ведь не сорок первый, / И еду я не на фронт.»; «А ейный президент, / Который Рейган - Гит-
лер недобитый, - / Медаль иль даже орден ей припас, / За действия по срыву знаменитой / Программы продовольственной у нас».
Несмотря на многочисленность ироничных, юмористических сюжетов, в целом героика экспедиционной жизни отражается как стандартный мифологический сюжет (см. например, поэму о Гильгамеше). Долгий путь через миры и пространство приводит героя к истинному пониманию смысла своего существования, к некоей высшей ценности - понимания сущности дружбы, жизни, смерти. Если рассматривать субкультуру как формирование новой идентичности, то здесь, безусловно, присутствует героическая самоидентификация. С ней же, вероятно, связаны и подбор бардовских песен, обыгрывающих романтический мужской образ, и военные песни, поющиеся в экспедициях.
Таким образом, субкультура археологов может рассматриваться как необходимый элемент самоопределения сообщества, формирования статуса профессионала, а также для консолидации научного сообщества.
Примечания
1 См., напр.: Любчанская, Т. В. Научные школы в уральской археологии / Т. В. Любчанская // Цивилизации народов Поволжья и Приуралья : сб. науч. ст. по материалам междунар. конф. Т. 1. Проблемы археологии и этнографии. - Чебок-с ары : ЧувашГПУ им. И. Я. Яковлева, 2006. - С. 131-132.
2 Современный городской фольклор. - М. : РГГУ, 2003.
3 Г олованова, Е. И. Соотношение естественного и искусственного начал в языке профессиональной коммуникации / Е. И. Голованова // Языки профессиональной коммуникации : материалы международн. науч. конф. - Челябинск : ЧелГУ, 2003. - С. 28, 29.
4 Лейчик, В. М. Проблемы отечественного терминоведения в конце ХХ века /
B. М. Лейчик // Вопр. филологии. - 2000. - № 2. - С. 23.
5 Брей, У. Археологический словарь / У. Брей, Д. Трамп. - М. : Прогресс, 1990. - С. 6.
6 Там же. - С. 125.
7 Боталов, С. Г. Гунно-сарматы урало-казахстанских степей / С. Г. Боталов,
C. Ю. Гуцалов. - Челябинск : Изд-во «Рифей», 2000. - С. 193.
8 Елистратов, В. С. Арго и культура / В. С. Елистратов // Елистратов, В. С. Словарь русского арго (материалы 1980-1990 гг.) / В. С. Елистратов. - СПб. : Златоуст, 2000. - С. 582.
Неклюдов, С. Ю. Фольклор : типологический и коммуникативный аспекты [Электронный ресурс] / С. Ю. Неклюдов. - Режим доступа : http://
www.ruthenia.ru / nekludov15.htm
10 Ярошевский, М. Г. Логика развития науки и научная школа / М. Г. Ярошевский // Школы в науке. - М., 1966. - С. 42.
11 Археология и не только : к тридцатилетию Сибирской археологической экспедиции Ленинградского дворца пионеров / под ред. С. Г. Васильева, А. В. Виноградова, А. А. Иконникова-Галицкого. - СПб. : АОС, 2002; Чернова, Ж. Романтик нашего времени : с песней по жизни // О муже(п)ственности / под ред. С. Ушакина. - М. : Новое лит. обозрение, 2002. - С. 464.
12 Назарова, Ю. Видимо, про археологию / Ю. Назарова // Время. Степь. Дороги. / под ред. А. М. Кисленко и др. - Челябинск, 2006. - С. 91.
13
Урало-Казахстанская археологическая экспедиция, «Песенка друзей-
археологов», 1986, автор - С. Боталов.
1 Автор - Г. Б. Зданович, ген. директор СПЛИАЦ «Аркаим», зав. кафедрой археологии, этнографии и социоестественной истории ЧелГУ.
15 Автор - С. Г. Боталов, директор Археологического научного центра, снс ЮжноУральского филиала ИИА УрО РАН.
16 Автор - Д. Васильев, зав. лабораторией археологических исследований Астраханского госуниверситета.
17
Автор - Ф. Н. Петров, зам. директора по науке СПЛИАЦ «Аркаим».
18 Археологическая экспедиция Челябинского госпединститута, 1979 г. Автор -
С. Боталов.
19 Петров, Ф. Н. Могила Алыпкаша : последний сезон / Ф. Н. Петров // Степные дороги : традиционное мировосприятие коренного населения полевых лагерей Урало-Казахстанской археологической экспедиции за последние 40 лет. - Челябинск, 2007. - С. 215.
20
Экспедиция Археологического научного центра УрО РАН. Автор - С. Боталов.
21
Урало-Казахстанская археологическая экспедиция, 1977 г. Автор - Е. Семочкина.
22 Урало-Казахстанская археологическая экспедиция, 1989 г. Автор - К. Бабенков.
23
Урало-Казахстанская экспедиция, 1977 г. Автор - Е. Семочкина.
24 Галиуллин, Е. Экспедиция / Е. Галиуллин // Степные дороги : традиционное мировосприятие коренного населения полевых лагерей Урало-Казахстанской археологической экспедиции за последние 40 лет. - Челябинск, 2007. - С. 139.
25 Боталов, С. Г. В поисках себя / С. Г. Боталов // Степные дороги : традиционное мировосприятие коренного населения полевых лагерей Урало-Казахстанской археологической экспедиции за последние 40 лет. - Челябинск, 2007. - С. 103.
26 Марков, С. Экспедиция 2 : Дорога домой / С. Марков // Степные дороги : традиционное мировосприятие коренного населения полевых лагерей УралоКазахстанской археологической экспедиции за последние 40 лет. - Челябинск, 2007. - С. 169.
Е. В. Метлякова ПОВТОРНАЯ НОМИНАЦИЯ В РАННЕМ ТВОРЧЕСТВЕ АННЫ АХМАТОВОЙ
В статье рассматриваются функционально-типологические особенности лексических повторов на материале раннего творчества Анны Ахматовой.
Ключевые слова: Анна Ахматова, раннее творчество, лексические повторы.
Вопросы структурно-семантической организации связного текста издавна привлекали внимание лингвистов. Одной из особенностей построения художественного текста считается наличие в предложениях сигнала, указывающего, какую именно часть уже воспринятого читателем содержания развивает каждое последующее предложение.
Установление внутритекстовых связей становится возможным благодаря такой грамматической категории текста, как повторяемость. Повтор, являясь структурно-смысловым элементом текста, придает произведению связность, усиливает его эмоционально-экспрессивное воздействие. Актуализируя смыслы, повторы могут становиться идейно-содержательным центром художественного текста, тем самым реализуя эстетические намерения автора.
