CC BY
76
УДК 413.0 (571.54)
Н.П. Дондокова
Концепт табан хушуун мал в бурятском лингвокультурном пространстве
В статье описан один из самых значимых концептов бурятского этнического сознания - табан хушуун мал, представленный пятью зоонимическими лексемами, обозначающими коня, корову, овцу, козу и верблюда. Для анализа концепта в качестве языкового материала взяты дискурсы и фразеологические единицы с компонентом-зоонимом.
N.P. Dondokova
Concept five animal snouts in Buryat linguocultural domain
The paper depicts the way the concept five animal snouts - one of the most significant concepts - is presented in Buryat ethnic mind. Five snouts refer to horse, cow, sheep, goat and camel. Pieces of discourse and phraseological units which include names of animals are the focus of the concept analysis.
Концепт табан хушуун мал переводится с бурятского языка как «пять носов/морд животных». В данном случае имеет место референция на пять традиционных видов домашних животных, издавна разводимых бурятами в подворье, - коня, корову, овцу, козу и верблюда. В этническом сознании старших поколений бурят они составляют значимый концепт табан хушуун мал, поэтому неудивительно, что в литературе и устном народном творчестве часто встречается упоминание данных образов-зоонимов в виде обобщенного концептуального представления. Здесь уместно обратиться к работе Д-Н. Цырендашиева «Суугэл дасанай туухэ» (Цугольский дацан. Легенды и были), где подробно описывается быт бурят в разное время, включая ассоциативные представления народа о домашних животных. Так, каждому виду дана меткая краткая характеристика, например: онхогор хонид «туповатые бараны», еерэ ямаад «шкодливые козы», Ьэтэрхэй Ьэрхэ «козел кастрат с оберегом», муригар хуса «неуклюжий баран», тэхэ бабана «козел производитель, глава отары», агта хулэг «конь аргамак», элеэтэй буура «свирепый вожак верблюд-самец» и т.д. Эти разрозненные перечисления объединяются с другими многочисленными зоосемическими фразеологическими единицами (ЗФЕ) в единый концепт «табан хушуун мал».
Как известно, концепт - сгусток культурных смыслов, архивированный в сознании, но лишь их малая доля выражается в языке. Нами обнаружен дискурс, в котором емко представлен концепт табан хушуун мал (перевод на русский язык наш. - Н.Д.): «При кочевке впереди всех важно вышагивает козел (тэхэ бабана). Он "при своем уме": хорошо понимает происходящую обстановку. За ним идут приноровистые козы, готовые при удобном случае отбиться от гурта, и среди них шествует козел с оберегом. Он - кастрат: одна только видимая важность евнуха при ханском гареме. За ними, поднимая пыль, идут кучей туда, куда их ведут, мало соображающие бараны. Степенно шагают, как дородные барыни, старые дойные коровы. Несутся взад и вперед ошалелые жеребята. В верблюжьем стаде главенствует свирепого нрава элеэтэй буура - вожак (он очень агрессивен во время случки). Чтобы предупредить путников, к вожаку привязывали шест с черным полотнищем, который назывался элеэ. Отсюда - элеэтэй буура» [1].
Статистический анализ частотности использования компонента-зоонима в структуре фразеологизмов выявил ряд закономерностей. Так, степень продуктивности имеет следующее распределение: зооним «конь» использован в 120 ЗФЕ, «корова» - в 52, «овца» - в 36, «коза» - в 25 и «верблюд» - в 21 ЗФЕ. Относительно других зоонимов данные репрезентанты находятся в десятке наиболее частотных ФЕ бурятского языка, что является, во-первых, доказательством наличия соответствующего концепта в этническом сознании бурят, во-вторых, важным лингвистическим свидетельством, отражающим видение мира народа. Большинство ЗФЕ, репрезентирующих концепт, содержит ценностные установки, свойственные менталитету бурят, при этом многие содержат эмоциональную оценку.
Достаточно малое количество единиц с образом верблюда (всего 21), возможно, объясняется тем, что, во-первых, верблюдов в подворье было меньше, чем коров и лошадей, и, во-вторых, верблюд перестал быть одним из основных видов домашнего животного в подворье бурят. Интересно отметить то, что данный зооним используется преимущественно в паре с козой, возможно потому, что наименования имеют созвучие (тэмээн - ямаан): Тэмээн ямаан хоёр тэгшэ
зудхэхэгуй (Верблюд и козёл не смогут идти в ногу) - о несовместимости достатка, ума, темперамента; Тэмээн гэхэдэ ямаан гэхэ, ямаан гэхэдэ тэмээ хэлэхэ (Говоришь ему о верблюде, а он тебе - о козе, и наоборот) - слышать только себя, быть упертым.
Анализ ЗФЕ с компонентом «верблюд» показал, что данный образ ассоциируется в этническом сознании людей с трудолюбием (Тэмээн тэгнуулхэ дуратай, тэнэг магтуулха дуратай -Верблюд любит поклажу, глупец - похвалу); с самодостаточностью, самомнением (Тэмээнэй Нуул тэнгэридэ хурее - Хвост верблюда до неба достиг; Тэмээн томодоо найдадаг, тэнэг бухэдее найдадаг - Верблюд надеется на свой рост и вес, а глупый - на силу).
При этом оба качества сопровождаются признаком «глупость», что, возможно, мотивировано не только требованием аллитерации (тэмээн - тэнэг), но и нерасторопностью верблюда в движениях, равнодушным видом: последние качества животного могут быть присущи только глупому человеку.
Как известно, испокон веков буряты - хозяева домашних животных для того, чтобы уберечь и приумножить подворье, обращались к шаманам, которые слагали призывы к гениям-хранителям скотоводов и их подопечных пяти видов домашних животных. В шаманских призываниях и обращениях в каждом куплете можно обнаружить фразеологизмы, к примеру:
Тайлаг сагаан тэмээе Табаглажа бууналби Табтай мунгэн буйлые Дунгэжэ бууналби. Хажар хара буурые Хахинуулжа бууналби...
На белом верблюде четырехлетнем, Ступающем грозно ступнями, прибываю, Поводя поводком
С заклёпкой серебряной, прибываю, На черном верблюде -На вожаке свирепом - прибываю.
В бурятских фразеологизмах образ коня является абсолютно положительным, что объясняет мотивацию и метафорическое значение соответствующих единиц. Более того, как обязательный спутник в жизни человека конь является самой частотной (120 единиц) образной основой для зоосемических конструктов. Это неудивительно: в кочевой жизни бурят дорога была неотъемлемой частью их уклада, поэтому конь представлялся для бурята равнозначным воздуху или огню, без которого нет очага и тепла, и недаром его называли морин эрдэни (конь-драгоценность).
Известно, что в любом языке есть базовая метафора о восприятии жизни как путешествия, имеющего начало, середину и конец. Но в бурятском языке данная метафора, как видим, имеет еще и прямую мотивировку, исходящую из образа жизни, что можно проиллюстрировать на конкретных единицах с фаунонимом, возглавляющим иерархию домашних животных: Холо газарай харгыда хулэгэй Найниие мэдэхэ, хохидохо ядаха сагта нухэрэй Найниие мэдэхэ (Конь узнается на длинной и гористой дороге, а друг - в беде); Харгыда ябахадаа, мориндоо найда, хашалгаанда ороходоо, нухэртее найда (Когда ты в пути, надейся на коня, когда попал в трудную ситуацию, надейся на друга); ганзага /хазаарай ама ниилэхэ (соединить тороки, удила, т.е. дружить, найти спутника в дороге); унаган нухэр (жеребенок-друг, т.е. закадычный, близкий друг).
В первых двух речениях метафорическое значение состоит в постулате жизни как дороги, где хороший, надежный спутник/друг познается в пути, стало быть, в процессе бытия и в тяготах бытия. Образ коня связан с этническими представлениями о коне как о верном хозяину животном, символизирующем трудолюбие, выносливость, положительную энергию, силу - качества, которые человек хочет видеть в супруге, друге.
Заслуживают внимания фрагменты народных свадебных песен с фразеологизмами, воспевающими разные виды коней-скакунов: хулэг морин - аргамак, ардаг морин - необъезженный конь, эмниг морин - необузданная лошадь, хазаарта морин - обузданная лошадь (в переводе Д-Н. Цырендашиева):
ХYлэг газар бартаабшуу, Х\лэг морин х\дэр шуу ХYнэй газар хатууб шуу ХYндэтэй Иайханаар Иуугаарайт.
Могучий аргамак твой, Таежные дебри одолей. Почет, уважение заслужи В суровом краю чужбины. Ардаг ардаг мориншни Адууша гэжэ Ианахал, Айдар баахан бэешни Абаяа гэжэ Ианахал.
Резвый твой скакун Будет скучать о табуне своем, Милое сердце твое Будет скучать об отце родном. Эмниг, эмниг мориншни Эжэлээ гэжэ Ианаха, Эрхэ баахан бэешни Эжыгээ гэжэ Ианаха.
Необузданный твой скакун Будет скучать по кобылице своей, Милое сердце твое Будет скучать по матери родной. Харьялаа булагай уИанда Хазаартал мориёо уИалаарай, Хариин холо ошоболши Хамагхан бэридэй ёИо юм.
Водой студеной ключевой, Коня обузданного напои Быть в чужбине невестой -Доля девушки каждой.
То, что коню приписываются человеческие качества - умение скучать, тосковать и место, отведенное коню в жизни молодой девушки, выходящей замуж и уезжающей на чужбину -быть спутником и частью ее былой жизни, говорит о восприятии животного как друга и неотъемлемой части жизни человека. Вероятно, этим можно объяснить то, что в бурятском языке существует много фразеологических сочетаний, репрезентирующих масти лошадей.
Особого внимания заслуживает определение аргамака - хурин залин. У предводительницы хори-бурят Бальжин хатан был конь Хурин залин (Бурая молния), который погиб в Даурской степи. Эту местность впоследствии называли Хурин залин, где в XVIII в. обосновались русские казаки, которые свою казачью станицу называли Курунзулай. Рассмотрим определение загал (масть коня с двумя светлыми полосами). История ее прототипа уходит корнями в далекое прошлое: будучи в походах далеко от Родины, Богдо Чингис увидел сон, что он идет пешком с двумя конскими уздами в руках. Богдо велит своему конюху узнать, в табуне ли его любимые два загала. Их не оказывается в стаде. Есть повествование о том, как эти два загала ушли от косяка: старый загал соскучился по родному Онону и решил увидеть родные края, пока он живой. Он уговаривает молодого загала пуститься в бега и доехать до заветной родины. Конюхи, пустившиеся искать этих коней, увидели на хребте Зэрэлгэтуй изюбров, но при внимательном рассмотрении они оказались беглецами - загалами. На этот случай существует шаманское призывание Дамжин Дорлиг:
Зэрэлгээтын шэлэхэндэ Зэрлигхэн буга дуудана. Болгооходожо харахада Богдын хоёр загал байна. На хребте Зэрэлгээтуй Виден дикий изюбр Внимательно посмотреть -Императора два аргамака-загала.
Упомянутые Хурин залин и Богдын загал представляют своего рода прецедентные феномены/имена (термин В.В. Красных) в коллективном сознании старших поколений бурятского этноса; они уникальны и единичны в отличие от инвариантного стереотипного образа коня.
Кроме базовой метафоры «конь - спутник жизни, друг» (человек должен иметь супруга/супругу), фразеологические единицы с компонентом «лошадь, конь» также передают ассоциации данного зоонима:
• с обучением, воспитанием (Хун болохо багакаа, хулэг болохо унаганкаа - В ребенке закладывается то, кем он будет, в жеребенке - рысак);
• с быстротой, темпераментом (Туруун дээрээ тоокогуй - На копытах без пыли: конь настолько быстро скачет, что не успевают копыта запылиться);
• с с возможностью ошибиться (Морин дурбэн хултэйшье каа, будэрдэг - Конь, хоть и четыре ноги имеет, спотыкается).
Далее обратимся к описанию того, какие зооморфные характеристики человека передают зоонимы «корова», «овца», «коза».
Зооним «корова / бык / теленок» связан со следующими ассоциативными значениями: «достаток» (Даага далантай, буруун булшантай - жеребенок с загривком, теленок с мышцами; кутэй унеэн булын нэгэ - корова, дающая много молока - член семьи); «упрямство, глупость» (Усэдэй шэхэндэ хэлэкэн кургаал - унеэнэй шэхэндэ зуукэн субад - Сказанные упрямцу полезные советы, что коровьему уху - жемчужные серьги).
В этническом сознании стереотипное представление о корове действительно соотносится с достатком, и недаром в народе ее называют «кормилицей». Вторая ассоциация - упрямство, непослушание - исходит из медлительного нрава животного. Отрицательный образ тем не менее не является доминирующим, о чем свидетельствует другая пословица: унеэн ухэхэдээ кутэй болодог (Когда корова умирает, прибывает молоко). Метафорическое значение заключается в том, что человек склонен ценить ближнего, когда он его теряет. Данный смысл не случайно актуализируется в ЗФЕ с компонентом «корова», что, по-видимому, связано с чувством вины за недооценку роли животного в жизнедеятельности семьи.
Образ овцы/барана соотносится с фатальностью и ограниченностью интеллекта: Хонид нэгэ-нэйнгээ соолго руу ороходо, хойнокоонь дахажа булта ородог - Один баран в прорубь упадет, за ним все остальные; Эдюулхэ гэкэн хонин юм, эдихэ гэкэн шоно юм - Овца на съедение волку, волк - для съедения овцы. Образ козы - с шкодливостью и задиристостью: Ургын унэр абакан ямаан шэнгеэр - Подобно козе, понюхавшей запах подснежника; Тэхэ хуса хоерой мургэлдэхэдэ, тэхээшхын хубуунэй гэдэкэн хахараа - Козел с бараном бодались - козленку живот распороли.
Как отмечает В.В. Красных, у современных русских бытует представление о баране (овце) как о животном крайне глупом, покорном и безропотно подчиняющемся судьбе (заблудшая овца, как баран на новые ворота, паршивая овца) [2, с.247], что полностью соответствует обобщенному реальному значению, выводимому из вышеприводимых ЗФЕ бурятского языка.
Вместе с тем в религиозных/языческих текстах (соответственно, в библейских текстах и шаманском призывании) образ овцы ассоциировался и ассоциируется со святостью (вспомним, что слово пастырь означает собственно Иисуса Христа). В этой связи приведем фрагмент шаманского поэтического дискурса, отсылающего нас к стереотипу зоонима, который бытует и бытовал независимо от обыденного сознания коллективного представителя этноса:
Хонин сооИоо шэлэжэ, hYрэг сооИоо Иунгажа
Бэлигуун хоёр нюдыень Мэлмэлзэтэр арюулнаб. hарьмай хоёр шэхэнэйш Хирэ тоокон хоёрые Мултартарынь арюулнаб.
hайхан hYнэhыешни Арын арбан гурбан ноёдой ХYндэдэ амалбаб.
Выбрав лучшую из отары... Очи твои светлые осветляю, Уши твои тонкие очищаю. Душу твою золотую Тринадцати северным ноёнам Посвящаю!
В денотативной ситуации, описанной в этом тексте, воспевается компонент зоонима «хонин» - теелэй, который связан с ритуалом проявления знака уважения гостям - преподношения
приготовленной в копченом виде головы барана. Ритуал, в свою очередь, связан с обрядом очищения и жертвоприношения овцы, под которой подразумевается, как и в других культурах, «чистое сердце». В данном дискурсе зооморфная метафора реализуется не на уровне одного фразеологизма, например бэлигуун нюдыень, а на уровне всего дискурса, описывающего символьную функцию отношений между духами, Богом и человеком.
Отсюда можно заключить, что концептуальную презентацию знаний человека об окружающем, в том числе о фауне, лучше иллюстрировать не отдельными ЗФЕ, а полными дискурсами. Представим фразеологические единицы с компонентом-зоонимом концепта табан хушуу мал в других текстах - свадебных песнях:
ХYригшэн Yнеэтэй Иаамалхан Из молока бурёнки
ХYгшэн эжын нэрэмэлхэн Первую бабушкину араку
ХYнhэнэй дээжэ духаряае Пищу белую святую
ХYндэтэ худанартаа барияа. Преподносим дорогим сватам.
ТYлгэл тулгэ хожорно В кругу близких родных
Теелэйлуртжэ мордоболши На проводах твоих
ТYрэлхид аха дуу олоноороо Преподносим почётный теелэй
Духэриглэжэ мордоболши. Овцы тулгэ двухгодовалой.
Атан атан тэмээгээ Вожака верблюда,
Ашаалхадажа мордоболши Навьючив, уезжаешь
Аба эжы хоёроо Отца и матерь,
Уяруулхадажа мордоболши. Опечалив, уезжаешь.
В песнях упоминаются домашние животные, представляющие анализируемый концепт: атан тэмээн, хуригшэн унеэн, тулгэ хонин, где эпитет обозначает подвидовое (преимущественно экстенсиональное) значение, т.к. в нем дается указание на возраст, окраску шерсти, пол (хотя при восприятии языковых единиц у слушателя или читателя возникают культурные коннотации, связанные с соответствующими зоонимами). Таким образом, подобные фразеологизмы тесно соотносятся с зооморфным кодом культуры.
Рассмотрим эпитеты другого - интенсионального типа и то, как осуществляется метафорический перенос характеристик пяти зоонимов на человека:
1а. Орёо морин эжэлээ олохо - Норовистая лошадь найдёт себе пару. Слово орёо выражает значение «путаный», но по отношению к коню - «норовистый». В старину так описывали непутёвого (путаного - не следующего нравственным установкам) человека, который находит друга, подобного себе (ср. русск. Рыбак рыбака видит издалека).
1б. Хангай тогоон галай хусеер, хашан морин ташуурай кайгаар - Большому котлу нужен сильный огонь, ленивому коню - бич/кнут: большой чан без хорошего огня не закипит, также ленивый конь без бича и кнута не пойдёт. Эту поговорку посвящали ленивому, нерасторопному человеку, который «без погонялы» за дело не примется.
2. Тэмээн тэгнуулхэ дуратай, тэнэг магтуулха дуратай - Верблюд любит поклажу, глупец - похвалу. Здесь верблюд представлен в качестве субъекта-деятеля, но с приписанным ему качеством человека «любить трудиться». Конечно, ему неведома иная участь, кроме как перевозить груз, равно неведомо глупому человеку, что он глуп и что он не достоин похвалы, которую хочет слышать в свой адрес.
3. Малгай умдэкэн мал, мяха эдикэн ухэр - Надевшая шапку скотина, наевшаяся мяса корова. Данная поговорка построена по принципу фиктивности: как если бы корова надела шапку и съела мясо?! Так же несуразно выглядит несообразительный, бестолковый человек.
4. Хониной дэргэдэ баатар, баатарай дэргэдэ хонин - Молодец против овец, а против молодца - и сам овца. ЗФЕ-пословица противопоставляет 2-х антиподов - безропотную и безынициативную овцу и батора-богатыря: иной заносчивый и трусоватый человек выдает себя за молодца и проявляет смелость и инициативность только перед слабым и тихим человеком. Смысл фразеологизма - выбирай достойного себе соперника, тогда ты и будешь молодцом.
5. Тэхэ асара гэжэ эльгээхэдэ, ямаанай эшэгэлкэн хойно ерэхэ - Отправишь за козлом-производителем, вернется, когда коза уже оягнилась. Здесь зооним функционирует в качестве объекта-орудия в бытовой ситуации: прежде чем ягненку появиться, для козы нужен в стаде козел. Крайне безответственный человек выполнит свое обязательство после того, как уже коза оягнится, т.е. когда нужда и потребность в деле исчезли (другой - более расторопный и обяза-
тельный - за него уже выполнил работу).
Таким образом, концепт табан хушуун мал принадлежит к числу наиболее значимых концептов бурятской культуры, которые выражают основные убеждения и принципы народа и которые до определенного времени активно участвовали в формировании жизненных целей и установок у новых поколений. Сегодня, когда в подворье сельского жителя остались 1-2 и в редких случаях 3 домашних животных (из-за того, что лошадь и верблюд функционально уже не востребованы в индивидуальном хозяйстве), печально наблюдать, что фразеологические единицы перестают быть часто используемыми носителями языка ядерными структурами, и, соответственно, перспектива их воспитательных функций уменьшается с каждым поколением.
Литература
1. Цырендашиев Д-Н. «Суугэл дасанай туухэ» (Цугольский дацан. Легенды и были). 2-е изд. Агинск, 2007.
2. Красных В.В. Этнопсихолингвистика и лингвокультурология. М., 2002.
Literature
1. Tsyrendashiev D-N. (Tsugolsky datsan. Legends and facts). 2nd edition. Aginsk, 2007.
2. Krasnykh V.V. Ethnic psycho-linguistics and linguistic culture studies. Moscow, 2002.
Дондокова Наталья Пурбуевна, ассистент кафедры английского языка Бурятского госуниверситета
Адрес: 670000, г. Улан-Удэ, ул. Гоголя, д. 38А
Dondokova Natalya P., junior lecturer of Department of English language of Buryat state university
Address: 670000, Gogolya str., 38A
Tel: (9025)603668; е-mail: natalydon@inbox.ru
УДК 413.0 (571.54)
А.Д. Дармаева
Лексико-грамматическая характеристика фразеологических единиц
прозы Ч. Цыдендамбаева
В статье предпринята попытка исследования таких грамматических и семантических свойств фразеологических единиц прозы Ч. Цыдендамбаева, как способ выражения грамматически господствующего компонента, благодаря которому предсказывается категориальное значение фразеологизма; синтаксическая функция фразеологизма в предложении; семантические особенности фразеологизма; сочетательные способности фразеологизма.
A.D. Darmaeva
Lexical-grammatical description of phraseological units in the prose of Ch. Tsydendambaev
In the article it is made an attempt to investigate such grammatical and semantic features of phraseological units in Ch. Tsydendambaev's prose as: a style of predominant grammatical component, due to which the categorical meaning of phraseologism is predicted; the syntactic function of phraseologism in a sentence; semantic peculiarities of the phraseologism; associative qualities of the phraseologism.
Фразеологический запас прозаических произведений Ч. Цыдендамбаева богат и разнообразен. В лексико-грамматическом отношении фразеология Ч. Цыдендамбаева представлена всеми типами характерологических единиц, выделяемых на основе общности значения, набора парадигматических форм и синтаксических функций.
При соотнесении фразеологизма с той или иной частью речи вслед за В.П. Жуковым [1] выделим следующие грамматические и семантические свойства фразеологических единиц (ФЕ): 1) способ выражения грамматически господствующего компонента, благодаря которому предсказывается категориальное значение фразеологизма; 2) синтаксическая функция фразеологизма в предложении; 3) семантические особенности фразеологизма; 4) сочетательные способности фразеологизма [1].
В исследуемом материале способ выражения грамматически господствующего компонента, благодаря которому предсказывается категориальное значение фразеологизма представлен рядом разновидностей.
