CC BY
166
Болдырева И. И. Концепт судьбы в картине мира англосаксов VII-дырева // Научный диалог. — 2016. — № 1 (49). — С. 181—188.
XI веков / И. И. Бол-
ERIHJMP
Журнал включен в Перечень ВАК
и I к I С н' s
PERKXMCALS DIRECIORV.-
УДК 124.6:94(420)"06/10''
Концепт судьбы в картине мира англосаксов VII—XI веков
© Болдырева Ирина Ивановна (2016), кандидат исторических наук, доцент кафедры философии и гуманитарной подготовки, Воронежский государственный медицинский университет им. Н. Н. Бурденко (Воронеж, Россия), boldyrevairi@mail.ru.
Статья посвящена представлениям о судьбе в раннесредневековой картине мира на материале англосаксонских эпических памятников. Новизна и актуальность исследования обусловлены отсутствием в отечественной медиевистике специальных работ, посвященных данной проблеме. На основе анализа аутентичных древнеанглийских текстов показано, что в VII—XI веках представления англосаксов о судьбе отличались большой сложностью и соединяли элементы варварского и христианского мировоззрения. В частности, уделяется внимание проблеме соотношения образов «Бога» и «судьбы» в письменной культуре англосаксов, проблеме оптимизма и пессимизма в осмыслении жизненного пути человека, проблеме «активного» и «пассивного» восприятия судьбы. Доказано, что осознание англосаксами различий человеческих судеб сочеталось с верой в справедливость Создателя. В первые столетия после принятия англосаксами христианства судьба не рассматривалась как рок, которому невозможно противостоять, и человек в ее отношении занимал вполне активную позицию. Лишь с дальнейшим распространением христианской культуры «активное» восприятие судьбы вытесняется «пассивным». Образ судьбы замещается образом доли, которая всецело зависит от Божьего Промысла и с которой человеку остается смириться.
Ключевые слова: судьба; англосаксонское общество; картина мира англосаксов; германский эпос; средневековая культура.
1. Вводные замечания
Представления о судьбе — одна из наиболее интересных и универсальных категорий в жизненной философии человека. В последние два десятилетия она заслуженно пользуется вниманием историков, лингвистов, антропологов. В том числе появляются работы, посвященные осмыслению судьбы в средневековой культуре европейских народов. Так, А. Я. Гуревич изучал концепт судьбы у скандинавов на материале исландских саг [Гуревич, 1994]; Т. В. Топорова для характеристики представлений о судьбе
у германцев использовала лингвистические источники [Топорова, 1994]. Сборник научных трудов «Мифологема женщины-судьбы у древних кельтов и германцев», вышедший в свет в издательстве «Индрик», посвящен изучению архаических образов великанш, провидиц, богинь, валькирий, норн [Мифологема ..., 2005]. В истории культуры понятие судьбы, как правило, репрезентируется через мифы, фразеологизмы, персонификации, ритуальные действия, а также через обширные семантические поля, присутствующие во многих языках мира.
Для изучения представлений о судьбе у англосаксов наиболее информативны древнеанглийские эпические памятники, сохранившие отголоски старых преданий и сюжетов, восходящих к временам их континентального прошлого. Большинство памятников древнеанглийского эпоса были записаны в конце X — середине XI веков, однако некоторые из них принадлежат более раннему периоду. В рамках данного исследования мы использовали оригинальные англосаксонские эпические тексты, а также их перевод на русский язык, выполненный В. Тихомировым, [Беовульф ..., 1975; Древнеанглийская поэзия., 1982].
2. Результаты и обсуждение
В англосаксонской культуре, равно как и в скандинавской, судьба олицетворяла некую таинственную силу, определявшую время рождении, основные жизненные вехи и время ухода человека в загробный мир. Ее словарь был достаточно детализирован. Для обозначения судьбы использовались такие номинации, как gesceap, metod-gesceaft, wyrd. Однако понимание семантических различий здесь осложнено тем, что упоминание о судьбе сохранилось в текстах христианской эпохи, которая уже соприкоснулась с латинской культурой, и в тот период древнегерманская концепция судьбы находилась в стадии трансформации.
На рубеже VI—VII веков с прибытием в Кент миссии пресвитера Августина начинается процесс христианизации англосаксонских варварских королевств [Bede's ..., 1969, р. 72—79]. В духовном пространстве Британских островов набирают силу сложные процессы, вызванные столкновением и взаимодействием двух мощных культурных пластов. С приобщением к новой религии в мировоззрение язычников проникает христианский образ божественного Провидения. В англосаксонских источниках постоянно фигурирует христианский Бог как носитель верховной воли, которой подконтрольно все, что происходит в земном мире. Параллельно в памятниках древнеанглийской аллитерационной поэзии сохранилось множество ссылок на власть судьбы ^уМ, gesceap) над человеком. На изменчивость
судьбы сетовал герой «Скитальца»: «onwendeö wyrda gesceaft weoruld under heofonum» [The Wanderer, col. 107]. Готовясь к поединку с драконом, на судьбу полагался Беовульф: «swa unc wyrdgeteoö metod manna gehwœs» [Beowulf, col. 2526—2527]. Соломон в споре с Сатурном признавал сложность изменить предначертанное: «wyrd biö wended hearde» [Solomon ..., col. 477]. Иногда неосознанное стремление совместить языческие и христианские представления о судьбе и Боге демонстрирует один и тот же текст. Эти понятия, принадлежащие разным культурам, хорошо уживаются в кратком гномическом изречении «Могущества Христа велики, судьба — сильнейшее» (prymmas syndan Cristes myccle, wyrd byö swiöost) [Maxims II, col. 4—5].
В эпосе «Беовульф» образ всесильной судьбы чередуется с христианским образом всемогущего Создателя. Очень любопытный пример в этом отношении представляют строки, открывающие элегию «Скиталец»: «Кто одинок в печали, тот чаще мечтает I о помочи Господней, когда на тропе далекой, I на морской незнакомой с тоскою в сердце I он меряет взмахами море ледяное, I одинокий изгнанник, и знает: судьба всесильна» (Oft him anhaga are gebideö, / metudes miltse, peah pe he modcearig / geond lagulade longe sceolde / hreran mid hondum hrimcealde sœ / wadan wrœclastas. Wyrd biö ful arœd) [Древнеанглийская поэзия, 1982, с. 7; The Wanderer, 1—5]. Семантика этого отрывка подтверждает, что для автора приведенных строк Бог (metud) и судьба (wyrd) — вовсе не одно и то же. Размышления Скитальца о Боге связаны с надеждой на помощь в сложных жизненных обстоятельствах. И, напротив, судьба ассоциируется с тревогой, одиночеством, тоской, безысходностью, ощущением опасности. Если на Бога человек возлагает свои надежды, то с судьбой он вынужден бороться, словно со своим соперником. Как бы ни была «всесильна» судьба, для Скитальца она не настолько неумолима, чтобы ей было нельзя противостоять: «Не оборешь судьбы ослабевшим духом, I от ума изнемогшего малая подмога ...» (Ne mœg werig mod wyrde wiöstondan /ne se hreo hyge helpe gefrem-man) [Древнеанглийская поэзия, 1982, с. 72; The Wanderer, 15—16]. Равным образом в «Беовульфе» wyrd часто оказывается на стороне того, чье мужество выдерживает испытание: «Судьба от смерти того спасет, кто сам бесстрашен» (Wyrd oft rereö / unfœgne eorlponne his ellen deah) [Беовульф, 1975, 574; Beowulf, col. 572—573].
В представлении англосаксов человек имел возможность повлиять на ход событий в своей жизни. Чтобы одолеть судьбу или снискать ее благосклонность, ему надлежало продемонстрировать определенный набор внутренних качеств, занимавших важное место в аксиологии варваров.
В «Диалоге Соломона и Сатурна» к таким качествам причислены мудрость (wís-dóm), благоразумие (mod gleaw), готовность обратиться к друзьям за поддержкой (to his freondum wile fultum secan), упование на помощь Святого Духа (godcundes gœstis brucan) [Solomon ...]. За исключением последнего перед нами набор традиционных варварских ценностей, которые воспеваются в «Беовульфе», «Речах Высокого» и других ярких образцах поэтического искусства древних германцев. Активное понимание судьбы, нашедшее отражение в памятниках древнеанглийской письменной культуры, неоднократно фигурирует в песнях «Старшей Эдды» и в скальдической поэзии, где судьба становится внутренним стимулом поведения индивида [Гуревич, 1994, с. 154]. Это доказывает, что осмысление англосаксонской wyrd восходит к древней варварской традиции.
Оптимизм в осмыслении судьбы (wyrd / gesceap) англосаксами причудливым образом сочетался с пессимизмом: «Полон опасностей путь поземный, I судьба изменчива в мире поднебесном: I здесь и злато не вечно, и друзья здесь не вечны, I человек здесь не вечен, родовичи не вечны. I Всю страну земную не минует погибель» (Eall is earfoôlic eorpan rice, / onwendeô wyrda gesceaft weoruld under heofonum. / Her biô feoh lœne, her biô freond lœne, /her biô mon lœne, her biô mœg lœne, / ealpis eorpan gesteal idel weorpeô) [Древнеанглийская поэзия, 1982, с. 77; The Wanderer, col. 106— 110]. В своих примечаниях к данному отрывку из «Скитальца» О. А. Смир-ницкая обращает внимание на его сходство с известным изречением из «Старшей Эдды»: «Гибнут стада, родня умирает, I и смертен ты сам; но смерти не ведает I громкая слава деяний достойных» [Древнеанглийская поэзия, 1982, с. 286].
В «Скитальце» присущая ранней германской поэзии тема недолговечности, быстротечности всего, что когда-то процветало, переплетается с христианским мотивом бренности земного мира. Этот мотив ярко выражен в знаменитой речи Хротгара из «Беовульфа». Конунг Хротгар предостерегает Беовульфа от греха гордыни и неблагодарности Создателю, который дарует людям власть и богатство и предлагает ступить на путь «блага вечного»: «ибо ныне ты знатен мощью, но кто знает, когда меч ли, немоч ли сокрушат тебя, иль объятия пламени, или пасть пучины, или взлет стрелы, или взмах меча, или время само — только свет помрачится в очах твоих, и тебя, как всех, воин доблестный, смерть пересилит» (Nu is pines mœgnes blœd ane hwile. Eft sona biô pœtpec adl oôôe ecg eafopes getwœfeô, oôôe fyres feng, oôôe flodes wylm, oôôe gripe meces, oôôe gares fliht, oôôe atol yldo; oôôe eagena bearhtm forsiteô ond forsworceô; semninga biô pœt ôec, dryhtguma, deaô oferswyôeô) [Беовульф, 1975, 1761—1768; Beowulf, col. 1761—1768].
Для христианина земное существование — лишь первый, эпизодический, этап человеческого пути, всецело ориентированный на Страшный Суд и жизнь будущую, где в полной мере осуществляется принцип воздаяния. Все вехи этого пути и все поступки индивида рассматриваются как факторы, благоприятствующие или препятствующие спасению души.
Вряд ли англосаксы-язычники отводили загробному воздаянию какую-либо существенную роль. В своей «Церковной истории» Беда Почтенный передает слова знатного язычника, уподобившего человеческую жизнь полету птицы через королевский чертог, которая появляется из темноты и в темноту возвращается [Bede's ..., 1969, p. 182—185]. Англосаксов больше интересовали земные судьбы и совершенно конкретные блага этого света, среди которых значимое место было отведено материальному благополучию, славе и почестям. Так, Беда Почтенный, повествуя об отступничестве восточных саксов в 664 году, отмечал, что они в надежде защитить себя от свирепствовавшей чумы стали восстанавливать языческие храмы и поклоняться кумирам, любя эту жизнь и не радея о жизни будущей или даже не веря, что таковая существует [Bede's ..., 1969, p. 322]. Несмотря на предостережения Хротгара, Беовульф совершал свои подвиги, стремясь к земной славе [Beowulf, col. 685—687, 1529—1536, etc]. В мотивации верховного жреца Нортумбрии Коифи, решившего принять христианство, также хорошо просматривается ориентация на ценности земного мира. Ко-ифи заключает, что боги бессильны, поскольку не обеспечили ему обильных даров и почестей: «ego autem tibi uerissime, quod certum didici, prof-iteor, quia nihil omnino uirtutis habet, nihil utilitatis religio illa, quam hucusque tenuimus. Nullus enim tuorum studiosius quam ego culturae deorum nostrorum se subdidit; et nihilominus multi sunt qui ampliora a te beneficia quam ego et maiores accipiunt dignitates, magisque prosperantur in omnibus, quae agenda uel adquirenda disponunt» [Bede's ..., 1969, p. 182].
Интересные рассуждения о судьбе представлены в двух небольших поэмах, сохранившихся в составе «Эксетерской книги», — «Человеческие даровании» и «Человеческие судьбы» [Древнеанглийская поэзия, 1982, с. 32—39; The Fortunes ...]. Эти сочинения, вероятно, имеют более позднюю датировку. Они испытали большое влияние христианства и очень контрастны по звучанию. Первая есть не что иное, как аргументация тезиса о справедливости Божьего Промысла. Словно германский конунг, Бог поровну делит дарования между людьми. Кому-то достается богатство, кому-то — разум, смирение и ратная доблесть, «и нет ни единого / столь забытого Богом, столь убогого, /... кого доброподатель не наградил бы вовсе / мудростью, либо мощью, либо мужеством, / красноречием .
И во век человеку не бывать столь знатному / славой в людях по всей вселенной, / столь мудромыслому, кому вседержец, / святой властитель, попустил бы достигнуть / одному всех умений и всеразумения ...» [Древнеанглийская поэзия..., 1982, с. 32—33].
Напротив, логика второго текста далеко не столь радостна. Он проникнут осознанием ярких различий в судьбах людей. В то время как одни процветают, других на их жизненном пути подстерегают бесчисленные беды и тяжелые испытания. Кто-то будет растерзан хищником, другого настигнет голод, третьего — вражеская стрела. Когда Бог посылает человека в этот мир, отец и мать бережно заботятся о своем чаде, но лишь Богу ведомо, какая судьба ему уготована. Здесь, как и в «Человеческих дарованиях», судьба — не столько рок или фатум, сколько человеческая участь в этом мире, которая определяется Богом и не существует сама по себе, вне зависимости от него. Но, какой бы ни была доля, горькой, или счастливой, каждый должен благодарить за нее Бога — таков главный вывод «Человеческих судеб» [The Fortunes ...]. Автор поэмы, безусловно, — христианин. Однако ход его мысли был и ранее знаком германцам. Подобно тому, как христианский Бог распределяет долю, в скандинавской мифологии «очень неравно» делят судьбу норны: «У одних жизнь в довольстве и почете, а у других — ни доли, ни воли; у одних жизнь долга, у других коротка» [Младшая Эдда, 1970, с. 23].
3. Выводы
В целом, концепт судьбы у англосаксов VII—XI веков отличался большой семантической сложностью. В нем соединились элементы германского и христианского мировоззрения. Большую роль здесь сыграло наличие в этих двух философских системах важных точек соприкосновения, которые, вероятно, помогали приблизить новые традиции и миропонимание к языческому сознанию новообращенных. Представлениям англосаксов о судьбе было присуще удивительное смешение оптимизма и пессимизма. В них гармонично сочетались христианская идея бренности мира и свойственное германцам ощущение конечности всего того, что некогда процветало, осознание различия человеческих судеб и вера в справедливость Божьего Промысла. Судьба не рассматривалась как нечто абсолютно неотвратимое, а индивид занимал в ее отношении вполне активную позицию, учась противостоять року. С другой стороны, варварская концепция судьбы постепенно вытеснялась и подменялась образом божественного Провидения и доли, с которой человеку оставалось смириться.
Источники
1. Беовульф. Старшая Эдда. Песнь о Нибелунгах / перев. В. Тихомирова, А. Корсуна, Ю. Корнеева. — Москва : Художественная литература, 1975. — 770 с.
2. Древнеанглийская поэзия / под ред. О. А. Смирницкой, В. Г. Тихомирова. — Москва : Наука, 1982. — 320 с.
3. Младшая Эдда / изд. подг. О. А. Смирницкая, М. И. Стеблин-Каменский. — Ленинград : Наука, 1970. — 144 с.
4. Bede's Ecclesiastical History of the English People / Ed. by B. Colgrave, R. A. B. Mynors. — Oxford : Clarendon Press, 1969. — 618 p.
5. Beowulf // The Complete Corpus of Anglo-Saxon Poetry [Electronic resource]. — Access mode : www.sacred-texts.com/neu/ascp.
6. The Fortunes of Men // The Complete Corpus of Anglo-Saxon Poetry [Electronic resource]. — Access mode : www.sacred-texts.com/neu/ascp.
7. Maxims II // The Complete Corpus of Anglo-Saxon Poetry [Electronic resource]. —Access mode : www.sacred-texts.com/neu/ascp.
8. Solomon and Saturn // The Complete Corpus of Anglo-Saxon Poetry [Electronic resource]. — Access mode : www.sacred-texts.com/neu/ascp.
9. The Wanderer // The Complete Corpus of Anglo-Saxon Poetry [Electronic resource]. —Access mode : www.sacred-texts.com/neu/ascp
Литература
1. Гуревич А. Я. Диалектика судьбы у германцев и древних скандинавских народов // Понятие судьбы в контексте разных культур : сборник научных статей. — Москва : Наука, 1994. — С. 148—156.
2. Мифологема женщины-судьбы у древних кельтов и германцев / под ред. Т. А. Михайловой. — Москва : Индрик, 2005. — 336 с.
3. Топорова Т. В. Древнегерманские представления о судьбе / Т. В. Топорова // Понятие судьбы в контексте разных культур : сборник научных статей. — Москва : Наука, 1994. — С. 162—167.
Concept of Fate in Anglo-Saxons' Picture of the World of VII—XI Centuries
© Boldyreva Irina Ivanovna (2016), PhD in History, associate professor, Department of Philosophy and Humanitarian Training, Voronezh State Medical University named after N. N. Burdenko (Voronezh, Russia), boldyrevairi@mail.ru.
The article is devoted to the notions of fate in early medieval picture of the world on the material of Anglo-Saxon epic monuments. The novelty and relevance of the study is due to the lack of special works dealing with the problem in domestic medievalism. Based on the analysis of authentic old English texts it is shown that in VII—XI centuries
the Anglo-Saxon views on fate were very complex and combined elements of the barbaric and the Christian worldview. In particular, attention is paid to the problem of the correlation between the images of "God" and "fate" in the written culture of the Anglo-Saxons, the problem of optimism and pessimism in understanding the life of a person, the problem of "active" and "passive" perception of destiny. It is proved that Anglo-Saxons' awareness of distinction of human lives was combined with a belief in the justice of the Creator. In the first centuries after the adoption of Christianity by the Anglo-Saxons the fate was not seen as the doom that was impossible to resist, and the man in its attitude took quite an active position. Only with the further dissemination of Christian culture the "active" perception of destiny was replaced by the "passive". The image of the fate is replaced by image of the share, which depends entirely on God's Providence and with which the person has left to live with.
Key words: fate; Anglo-Saxon society; Anglo-Saxons' picture of the world; Germanic epos; medieval culture.
References
Gurevich, A. Ya. 1994. Dialektika sudby u germantsev i drevnikh skandinavskikh narodov. In: Ponyatiye sudby v kontekste raznykh kultur. Moskva: Nauka. 148—156. (In Russ.).
Mikhaylova, T. A. (ed.). 2005. Mifologema zhenshchiny-sudby u drevnikh keltov i germantsev. Moskva: Indrik. 336. (In Russ.).
Toporova, T. V. 1994. Drevnegermanskiye predstavleniya o sudbe. In: Ponyatiye sudby v kontekste raznykh kultur. Moskva: Nauka. 162—167. (In Russ.).
Желобов Д. Е. Распространение торговой теократии в государствах Таримской впадины на примере исламизации Караханидского каганата / Д. Е. желобов // Научный диалог. — 2016. — № 1 (49). — С. 189—199.
ERIHJM^
Журнал включен в Перечень ВАК
и I к I С н' s
PERKXMCALS DIRECIORV.-
УДК 94(510.4)
Распространение торговой теократии в государствах Таримской впадины на примере исламизации Караханидского каганата
© Желобов Дмитрий Евгеньевич (2016), ассистент кафедры лингвистики и профессиональной коммуникации на иностранных языках, Уральский федеральный университет им. первого президента России Б. Н. Ельцина (Екатеринбург, Россия), dezhelobov@ gmail.com.
Рассматривается процесс формирования в городах-государствах Таримской впадины, расположенных на Великом шелковом пути, особой модели государственного устройства — торговой теократии, которая определяется как неразрывное единство государственной власти, купеческого капитала и религиозных общин. На примере процесса исламизации Караханидского каганата рассматривается установление торговой теократии в государствах Таримской впадины. На основе анализа процесса исламизации Караханидского каганата выделены следующие этапы становления торговой теократии: проникновение религиозных идей и институтов посредством торговых путей, формирование тайного религиозного лобби, государственный переворот, приводящий представителей данного лобби к власти, и наконец, установление данной религии в качестве государственной. В контексте процесса исламизации рассматривается роль таких деятелей истории Караханидского каганата, как Сатук Бугра-хан (Абд ал-Карим), Огулчак и Муса ибн Абд ал-Карим. Отмечается, что процесс исламизации Караханидского каганата был лишь частным случаем процесса установления торговой теократии в государствах Таримской впадины, который во всех случаях закономерно проходил через указанные этапы и не зависел от конкретной религии, послужившей основой для той или иной теократии.
Ключевые слова: Караханиды; ислам; теократия; Великий шелковый путь; Кашгар.
1. Введение
Таримская впадина расположена в самом центре Азии. С севера ее ограждают горы Тянь-Шань, с юга — горы Кунь-Лунь. В центральной части этого региона расположена песчаная пустыня Такла-Макан. Фактически в Таримской впадине населена только цепочка оазисов, окружающих
