CC BY
103
А.С.Бакалов
Самара
КОНЦЕПТ ОГНЯ И ПОЖАРА В НЕМЕЦКОЙ ПОЭЗИИ Х1Х ВЕКА
Огонь - непременный спутник человеческой цивилизации, и тема огня изначально входила в фольклор и литературу разных народов как их важная составная часть. Огонь представал то символом жизни (Прометеев огонь), то эмблемой конца света (всемирный пожар в «Эдде», «Муспилли», «огненные» круги дантова «Ада»). В литературе нового времени огонь не несет уже столь глобально разрушительных или глобально спасительных функций, однако тема эта по-прежнему остается достаточно важной.
Так, если обратиться к немецкой поэзии Х1Х столетия, то завораживающее своей мощью воздействие огня при описании извержения Везувия изобразит А.Платен:
Wo im Sturmschritt rollender Donner machtvoll Aus dem anwuchsdrohendem, Steilen Kegel
Fort und fort auffahren in goldner
Unzahl flammige Steine,
Deren Wucht, durch Gluten und
Там, где в ритме бури мощно Катятся громы,
Из грозно растущего конуса Круто
Снова и снова бессчетно возносятся
Золотом пламенно камни,
Чья тяжкая мощь жаром и паром
Dampf beschleudert,
Bald umher auf aschige Höhn Rubine
Reichlich sät, bald auch von des Kraters schroffen
извергнута,
То окрест на покрытые пеплом вершины
Рубины
Сеет обильно, то катится вниз по крутым
И отвесным
Wänden hinabrollt.
Кратера стенам .[1] [Бакалов, 1999: 46-47]
Не менее впечатляющая картина разбушевавшейся стихии предстанет в стихотворении Фридриха Геббеля «На море», написанном под впечатлением гигантского пожара, уничтожившего в мае 1842 года каждый пятый дом в Гамбурге:
.War’s Empedokles, der die Stadt der Elbe .Эмпедокл ли поджег город на Эльбе Mit seiner Aetnafackel angesteckt?
Своим факелом с Этны?
Und ist’ s ein Andrer, oder ist’ s derselbe,
И он же или кто-то другой
Der zürnend jetzt den alten Meergeist weckt?
В гневе будит сейчас дух моря?
[Hebbel, 1891: 117];
Это грозное событие «огненного» 1842 года Ф.Геббель упомянет еще и в своих «Дневниках» и во второй песни поэмы «Мать и дитя» [Hebbel, 1891: 116].
Нам предстоит рассмотреть вопрос об идейно-эстетических функциях пожара в произведениях трех немецкоязычных поэтов позапрошлого века - Э.Мерике, А. фон Дросте-Хюльсхоф и Г.Келлера.
В 1824 году 19-летний студент Э.Мерике - тогда еще только начинающий поэт - написал удивительную балладу "Огненный всадник» - стихотворение необычное и не укладывающееся в бытующие в литературе жанровые классификации.
Поражал в его пяти строфах, прежде всего, сам образ странного всадника на тощем коне и в красной шапке - знака беды, предвестника пожара. Этот всадник «опять» начинает метаться по дому, «снова» мчится на своем костлявом скакуне по улицам - спешит за город, за мельницу, где уже видны языки пламени, мчится, чтобы погибнуть там в огне вместе со своим почти апокалипсическим конем. Наречие «опять, снова» (wieder), появляющееся уже во второй строчке стихотворения, говорит о неоднократной повторяемости события, а эмфатические авторские восклицания («Глядите!», «Слышите?», «О ужас!», «Упаси, боже, душу твою!») вовлекают читателя и слушателя непосредственно в действие баллады. Ускоряющийся к концу каждой строфы ритм стихотворения и прихотливая система рифмовки внушают ощущение беспокойства и тревоги.
Откуда этот странный образ всадника, торопящегося найти себе могилу в огне? Без знания биографического контекста ответить на этот вопрос затруднительно. Лирика Мерике автобиографична по своей
сути, но ее автобиографизм - особого рода: ни одно стихотворение поэта не создавалось без опоры на реальные события или переживания, но эти события в художественном преображении всегда представали в совершенно неузнаваемом виде.
Так было и здесь: в образ огненного всадника из первой баллады вплетены воедино три трагедии: судьба немецкого поэта Фридриха Гельдерлина (1770-1843), сгоревшего в огне своих страстей, участь гениального и рано умершего друга Мерике Вильгельма Вайблингера (1804-1830) и, наконец, древнегреческий миф о Фаэтоне.
Все три истории удивительным образом оказались втянуты в круг жизни юного поэта Мерике. К моменту написания баллады (1824) автор "Гипериона" доживал свой век в семье столяра Эрнста Циммера в башне на берегу Неккара, вблизи Тюбингена, где учился и Мерике. Студенческий литературный кружок, куда входили и Мерике с Вайблингером, нередко приглашал Гельдерлина на свои заседания.
Факт невменяемости великого романтика, омрачивший конец его жизни (с 1802 по 1843 гг.) нисколько не смущал друзей, ибо
представлялся им божественной отметиной гения [Droste-Hülshoff Annette von. Werke und Briefe. Erster Band / Hrsg. v. Manfred Häckel. Leipzig: Insel-Verlag, 1979.
](2; 134). Мерике знал, что прохожие нередко видят Гельдерлина в окнах его башни, мечущегося в своей белой ермолке в проемах окон.
Так что начало баллады вообще можно считать биографически достоверным, изменен лишь цвет шапки Огненного всадника:
Der Feuerreiter Огненный всадник
Sehet ihr am Эй, не видите! В окне
Fensterlein Шапка красная мелькает.
Dort die rote Mütze Что-то страшно стало мне:
wieder? Свет то вспыхнет, то стихает...
Nicht geheuer muß es (Пер. А.Парина / [Поэзия немецких
sein, романтиков, 1985: 382].
Denn er geht schon auf und nieder...
[Mörike, 1985, 1: 707];
Рано умерший друг Мерике Вильгельм Вайблингер успел перед смертью завершить свой роман «Фаэтон», в котором выразил свое восхищение Гельдерлином - в той же мере, в какой сам Гельдерлин воспел в свое время в образе Гипериона (одноименный роман) обожаемого им Шиллера. Остается в этой связи лишь напомнить, что сын Гелиоса Фаэтон, сгоревший из-за неосторожности в солнечных лучах, был внуком Гипериона, сына Урана и Геи. Итак, Ф.Шиллер -это литературный Гиперион, автор романа «Г иперион» Ф.Гельдерлин
это Фаэтон, а автор «Фаэтона» - В.Вайблингер. Мерике же зашифровывает трагическую фигуру Фаэтона-Гельдерлина в мистическом образе Огненного всадника. И все они - и герои, и авторы - швабы, земляки, обитающие или обитавшие в одном и том же маленьком регионе в северовосточном уголочке земли Баден-Вюртемберг. Могила матери Шиллера находится на кладбище Клеверзульцбаха (ныне район города Шенштадта) рядом с могилой матери самого Мерике, и Мерике напишет в одном из своих стихотворений о своих стараниях обиходить заброшенную могилу женщины, подарившей миру великого поэта.
Герой «Огненного всадника», гасивший прежние возгорания заговорами (Mit des heiligen Kreuzes Span / Freventlich die Glut besprochen)”, погибает при последнем пожаре на мельнице:
.Keine Stunde hielt es an, .Конь носил его, пока
Bis die Mühle borst in Trümmer; Все огонь не выжег
ярый,
Doch den kecken Reitersmann Но лихого седока
Sah man von der Stunde nimmer. След простыл с того
пожара.
Volk und Wagen im Gewühle И народ толпой валит
Kehren heim von all dem Graus; От напасти злой об-
ратно,
Auch das Glöcklein klinget aus: Смолк и колокол на
батный:
Hinterm Berg,
За горой,
Hinterm Berg За горой
Brennt’s! -
[Mörike, 1985, 1: 708]; Мельница. (Пер.
А.Парина /[Поэзия немецких романтиков, 1985: 383).
Мерике - поэт идиллического мироощущения и ни о каких катастрофах он более не писал, но созданный в его ранней балладе образ неистового огненного всадника неисповедимыми путями литературных влияний отразится впоследствии и на лирическом цикле «Идиллия огня» Г.Келлера, и на образе Огненного человека (Feuermann) из сказки Т.Шторма «Регентруда» [Storm, 1978, 1: 397-426], и, вероятно, на штормовском же образе неистового «всадника на белом коне» Хауке Хайена из одноименной новеллы "Schimmelreiter" -двух писателей, наиболее близких поэтическому миру Э.Мерике.
Поэма-баллада А.Дросте-Хюльсхоф “«Семейный дух» барышника” («“Spiritus familiaris” des Roßtäuschers») состоит из
двух вариантов рассказа на одну и ту же тему - прозаического фольклорного и - не во всем с ним схожего стихотворного авторского. Сюжет фольклорной истории, взятой поэтессой из «Народных сказаний» братьев Гримм, представляет собой одну из разновидностей фаустовского сюжета - темы договора человека с дьяволом, продажи ему своей бессмертной души.
Особенность этого варианта у Дросте состоит в отсутствии изображения самого акта купли-продажи, которому должен ведь предшествовать еще и акт выбора героем своей дальнейшей судьбы: трудной, но праведной или же в бытовом плане благополучной, но ведущей прямиком в ад [Бакалов, 1997: 109]. Однако купля-продажа присутствует и здесь тоже, хотя и в «виртуальном» виде. Герою поэмы, на которого одно за другим валятся тяжкие житейские испытания, предоставляется возможность одним росчерком пера прервать полосу несчастий, обрести материальное и психологическое благополучие. Для этого ему и делать-то особенно ничего не надо: следует лишь постучаться в заброшенный дом, на который тебе укажут, и попросить помощи у обитающего в этом доме «Общества», и тогда «Общество» - некий вариант коллективного дьявола - вручит несчастному стеклянный пузыречек с заключенным в нем «спиритус фамилиарис» - «семейным духом» в виде «то ли мухи, то ли скорпиона», и потребует взамен всего лишь расписку в получении.
Полученное в дар насекомое становится отныне неразлучным спутником своего владельца и представляется ему поначалу достаточно счастливым приобретением. С его помощью устраняются все житейские неурядицы, приходит богатство, благополучие, безопасность, даже любовь со стороны друзей и страх - со стороны врагов, однако в конечном итоге счастья союзы с чертом не приносят, т.к. платить за удовольствия все же приходится всегда. И главная цена тут, как и в «Фаусте», - утрата души. Обладатель «семейного духа» должен будет после смерти отправиться прямиком в ад, и спасения ему ждать неоткуда [Бакалов, 1997: 110].
Свойства опасного дара таковы, что его владелец непременно должен оказаться обреченным на одиночество среди людей. Факт обладания «семейным духом» скрыть невозможно, а избавиться от него можно лишь двумя способами: либо подбросить его кому-то другому, либо же просто выпустить из пузырька на свободу. Но тогда придет расплата, и она будет поистине роковой. Исчезновение «духа» открывает в жизни бывшего владельца полосу нескончаемых катастроф, аннулирующих все приобретенные ранее блага.
В фольклорном сюжете, приведенном поэтессой в начале поэмы, есть ряд сюжетных сближений и с «Удивительной историей Петера Шлемиля» А.Шамиссо (мотив неприкаянности и одиночества среди людей, тщетные попытки вернуть себе утраченную тень), и со сказкой Ш.Перро «Синяя борода» (запрет открывать в одном случае таинственную дверь, а в другом - склянку в «духом»), и, конечно, с «Хромым бесом» Лесажа.
Если не вдаваться в подробности сюжета, то мотив пожара в богатом доме барышника как раз и станет окончательным возмездием ему за его связь с нечистым. Возмездием, но и избавлением тоже! Пожар уничтожит все, им неправедно нажитое, после того, как отчаявшийся грешник разобьет-таки свой пузырек и избавится от своего «семейного духа». Описание пожара, которому посвящена глава У1 поэмы (всего глав 7), динамично и реалистически правдоподобно:
.Weh, Glockenturm! Trompetenstoß! und Spritzen rasseln durch die Gassen,
Der abgeschreckte Pöbel drängt und kreiset sich in wüsten Massen,
Hoch schlägt die Brunst am Giebel auf, Gewieher kreischt aus Stall und Scheunen,
Der Eimer fliegt hinab, hinauf, umhergestoßne Kinder weinen,
Und zögernd steigt das Morgenrot,
Dem dopple Glut entgegenloht. [Droste-Hülshoff , 1979: 1012].
(Беда: колокольня! Звук трубы! И брызги льются на переулки. Перепуганный народ толпится и кружится дикими толпами, \ Вверх по фронтону бьет пламя / Ржанье доносится из хлевов и амбаров, / Ведра летают вверх-вниз, / Плачут сбитые с ног дети, / И нерешительно движется утренний рассвет, / Навстречу которому пылает удвоенный жар.).
Скорее всего, пожар был учинен самим грешником, пытавшимся таким образом покончить свои счеты с жизнью. По крайней мере слуги спасли его, взламывая двери его покоев, запертые изнутри. И вот, избитый собственной челядью, ненавидевшей его за бесчестность, постаревший в свои сорок лет и близкий к сумасшествию нищий-попрошайка оказывается около того самого дьявольского дома, где ему много лет назад пришлось подписать кровью договор о продаже души. И в этот момент с небес опускается рука и вычеркивает его имя из книги греха. Очистившегося раскаянием и огнем пожара, его хоронят на нищенском кладбище на средства ближайшей сельской общины.
В динамичной и остродраматичной поэзии Дросте-Хюльсхоф мы больше не найдем других пожаров, хотя встретим сравнения с огнем и близкие к этому эпитеты:
Heiß, heiß der Sonnenbrand Жаркий, жаркий солнечный пожар
Drückt vom Zenit herunter (“Die Krähen”)
[Droste-Hülshoff, 1984.: 78];
Давит на тебя из зенита .)
Und plötzlich scheint ein schwaches Glühen .
Как будто лучом исполина задело:
Des Hünen Glieder zu durchziehen;
Вдруг вспыхнуло что-то, затлело, зардело,
Es siedet auf, es färbt die Wellen,
И влага вскипает, и волны алеют.
Der Nord, der Nord entzündet sich -А север! И он всполохнулся кроваво,
Glutpfeile, Feuerspeere schnellen,
И пламени стрелы, взлетев, багровеют,
Der Horizont ein Lavastrich!..
И весь горизонт наливается лавой .
[Droste-Hülshoff, 1984: 74 ];
[Бакалов, 1999: 75];
Есть у поэтессы и прекрасное по исполнению описание языков пламени в стихотворении «Пастушьи костры» (“Das Hirtenfeuer”) [Droste-Hülshoff, 1984: 69-72], есть тема огня при описании рабочего процесса в «степной картинке» «Кузница» (“Die Schmiede”):
. Und drunter geht es Pink und Pank,
.Внизу же грохот, шум и треск,
Man hört die Flammen pfeifen, Свист пламени из горна,
Es keucht der Balg aus hohler Flank Пыхтят мехи и
раздувают
Und bildet Aschenstreifen. [Droste-Hülshoff, 1984: 84]
.Er hält das Eisen in die Glut
Клубы пепла.
Он в жар железину сует,
Как душу в топку ада,
Wie eine arme Seele,
Es knackt und spritzet Funkenblut Кроваво брызжет искр
полет
Und dunstet blaue Schwele .
[ Droste-Hülshoff, 1984: 85 ] Средь копоти и чада
[Бакалов, 1999: 93].
А в балладе Дросте «Мергельный карьер» герой, спустившийся в яму для добычи камня, внезапно ощущает себя последней искрой посреди выжженной земли - строки, явственно перекликающиеся с мироощущением байроновской «Тьмы»:
.Vor mir, um mich der graue Mergel nur, .. .И серый мне
земля явила лик:
Was drüber, sah ich nicht, doch die Natur Иссох послед-
ний лист, иссяк родник,
Schien mir verödet, und ein Bld entstand На мертвый мир без
воли и движенья Von einer Erde, mürbe, ausgebrannt: Легла печать
пустынь и всесожженья.
Ich selber schien ein Funken mir, der doch И я на охла-
девшей вмиг земле Erzittert in der toten Asche noch, Казался ис
крой, что дрожит в золе,
Ein Findling im zerfallnen Weltenbau. Распавшегося
космоса осколок. [Droste-Hülshoff, 1984: 328]; [Бакалов, 1999: 79].
Пожар как акт возмездия за неправедную жизнь стал также темой стихотворного цикла Готфрида Келлера (1819-1890) «Идиллия огня». В цикле 10 стихотворений, но описанию собственно пожара посвящено лишь два четверостишия первого из них:
Feuer-Idylle Laut stürmt der Schall der Glocken durch die Nacht Und Schüsse dröhnen von des Bergers Wacht;
In allen Gassen tönt’s: “Es brennt! Es brennt!”
Und jeder angstvoll an sein Fenster rennt.
.Da wallt vom Berg mit ungebrochnem Lauf Die rote Lohe hell zum Himmel auf;
Von Feuerlilien ein gewalt’ger Strauß:
So blüht und glüht das große Bauernhaus. [Kellers, 1980: 38];
Идиллия огня Громко бушует в ночи звон колоколов И выстрелы гремят со спасательного поста;
По всем переулкам раздается: «Пожар! Пожар!»
И все в страхе бегут к своим окнам .
.И вот сверху безостановочно к небу Вздымается красное пламя;
Мощный букет из огненных лилий:
Так расцветает и пламенеет большой крестьянский дом.)
В остальных же стихотворениях цикла так или иначе утверждается взгляд на этот пожар как на проявление высшей справедливости, ибо огонь стал наказанием злому и скаредному человеку за его черствость и эгоизм. Отсюда и авторское жанровое определение цикла как «идиллии». Хозяин горящей усадьбы - богатый крестьянин, наживавшийся на горе бедняков и выжимавший последние соки из бедных односельчан. В зимние холода он отказался продать беднякам часть своих дров, и теперь дрова сгорели вместе с домом и подворьем, вместе с обитавшей в доме нечистью, погибли цветущие деревья в саду и теплицы, пожар выявил бесчестность хозяина, укрывавшего в доме серебряное распятье, унесенное его предками с церковного алтаря во время религиозных распрей ХУ1 века, уничтожил долговые расписки, но сохранил библию и погребальный венок как память о предках. Конечно, жаль сгоревшего ласточкина гнезда, но беда поправима: прилетевшая птичка построит себе новое гнездышко под крышей дома, который будет же построен на месте и взамен старого и будет лучше старого:
.Bau auf, reiß nieder und bau wieder auf: ... Строй,
ломай и снова строй: Das Jahr geht immer seinen Segenslauf!
[ Droste-Hülshoff, 1984: 46]
Год всегда даст тебе благословение!
Как и в поэме Дросте-Хюльсхоф о барышнике, Келлер не обходит вниманием и тему зрителей, присутствующих на пожаре. Более того, зрители здесь - носители простонародного сознания. Реакция зевак на чужое несчастье - это в обоих случаях проявление как холодного филистерского любопытства (хорошо, что не у меня!), так и акт осуждения людьми пострадавшего хозяина за скаредность и жадность.
Если мистическая история о «семейном духе» драматична и лишь в конце обретает присущий сказкам поучительный потенциал, то «Идиллия огня» Г.Келлера исполнена оптимистических интонаций, говорящих о том, что пожар - это экзамен на человечность проявление некой высшей справедливости. Это акт очищения грешника, нравственного суда над людьми неправедной жизни, повод для философских размышлений, инструмент обновления жизни [2].
Примечания
1. Здесь и во всех других случаях, где отсутствуют специальные ссылки, переводы выполнены автором статьи.
2. В еще большей степени это проявляется, конечно, в прозаических произведениях с темой пожара, к примеру, в повести В.Распутина «Пожар» или в романе Р.Шнайдера “Schlafes Bruder”.
Библиографический список
1. Droste-Hülshoff, Annette von. Werke in einem Band. - München-Wien: Carl Hanser Verlag, 1984. Кол-во страниц.
2. Droste-Hülshoff Annette von. Werke und Briefe. Erster Band / Hrsg. v. Manfred Häckel. - Leipzig: Insel-Verlag, 1979.
3. Graevenitz G. Eduard Mörike. Die Kunst der Sünde. M.Niemeyer Verlag. -Tübingen, 1978.
4. Hebbel F. Sämmtliche Werke. Bd. 7. - Hamburg: Hoffmann und Campe Verlag, 1891.
5. Hebbel F. Sämmtliche Werke. Bd. 8. - Hamburg: Hoffmann und Campe Verlag, 1891.
6. Kellers Werke in fünf Bänden. Erster Band. Gedichte. Die Leute von Seidwyla. Berlin u. - Weimar: Aufbau-Verlag, 1980.
7. Mörike E. Sämtliche Werke in zwei Bänden. Bd. 1. - Baden: Artemis und Winkler, 1985.
8. Storm T. Sämtliche Werke in vier Bänden. Hrsg. von Peter Goldammer. -Berlin und Weimar: Aufbau-Verlag, 1978. Bd. 1.
9. Бакалов А.С. Немецкая послеромантическая лирика. - Самара: Изд-во СамГПУ, 1999. - 153 с.
10. Бакалов А.С. Фридрих Геббель и Теодор Шторм (очерки поэтического творчества). - Самара, 2005.
11. Бакалова Е.А. Баллада А. ф. Дросте-Хюльсхоф «Семейный дух барышника» // Философские, технические, методические и социальные аспекты преподавательской, научной и производственной деятельности. Межвузовский сб. научных трудов. Вып. 2. - Самара: Изд-во СамГПУ, 1997.
- С. 109-114.
12. Йозеф фон Эйхендорф и Адельберт фон Шамиссо» (очерки поэтического творчества). - Самара: Изд-во СамГПУ, 2003. - 219 с.
13. Немецкая послеромантическая лирика». - Самара: Изд-во СамГПУ, 1999. - 151 с.
14. Литература Х1Х века: русско-немецкие контексты. - Самара: Изд-во СамГПУ, 2008. - 103 с.
15. Поэзия английского романтизма Ч. 1 (В.Блейк, В.Вордсворт, С.Т.Колридж). - Самара: Изд-во СГПУ, 2006. - 121 с.
16. Поэзия немецких романтиков. - М.: Художественная литература, 1985. - 527 с.
17. Фридрих Геббель и Теодор Шторм (очерки поэтического творчества).
- Самара: Изд-во СамГПУ, 2005. - 131 с.
