CC BY
189
19. Labande-Jeanroy T. Language Controversy in Italy. Strasbourg; Paris: Istra Maison d'édition, 1925.
20. Marazzini C. Theories. In.: Serianni L., Trifone P. (eds.) History of the Italian Language. Turin: Einaudi, 1993: 231-335.
21. Migliorini B. History of the Italian Language. Florence: Sansoni, 1963.
22. Nencioni G. On Written and Spoken Language. Bologna: Zanichelli, 1983.
23. Nencioni G. Between Grammar and Rhetoric. The Case of Polymorphy in the XIII-XVI Century Literary Language. Florence: Olschki, 1953.
24. Patota G. Grammatical Issues. In.: Serianni L., Trifone P. (eds.) History of the Italian Language. Turin: Einaudi, 1993: 93-139.
25. Skytte G. From Alberti to Fornaciari. Development of the Italian Grammaticography. Revue Romane 1990; 2: 268-278.
26. Trabalza C. History of the Italian Grammaticography. Milan: Hoepli, 1908.
27. Trovato P. History of the Italian Language: Early XVI Century. Bologna, Il Mulino, 1994.
28. Vitale M. Language Controversy. Palermo: Palumbo, 1978.
29. Vallance L. The Dismissed Grammarian. Regole osservanze, e avvertenze sopra lo scrivere correttamente la lingua volgare Toscana in prosa & in versi (Naples, 1545) by Paolo del Rosso, First Tuscan Grammar of the XVI Century. Vox Romanica 2009; 68: 45-97.
30. L.B. Alberti The First Grammar of the Italian Language. The Vatican Grammar. (Ed. byCecil Grayson). Bologna: Commissione per i Testi di Lingua, 1964.
31. Pietro Bembo Prose reflectons on volgar lingua. (Ed. by Mario Marti.) Padua: Liviana, 1955.
32. Joao de Barros Grammar of the Portuguese Language. Lisbon: Faculty of Philology, 1971.
33. Magalhaes P. De Gândavo Rules of writing and Orthography og the Portuguese Language. Introduction by M. L. Carvalhâo Buescu. (Facsimile of the first edition, 1574). Lisbon: Biblioteca Nacional, 1981.
34. Paolo del Rosso Rules, Observations and Recommendations on How to Write Correctly in Tuscan Prose and Verse. Naples, 1545.
35. FrancescoFortunio Grammar Rules of the Native Tongue. Bologna: Arnaldo Forni, 1979.
36. Fernao de Oliveira Grammar of the Portuguese Language. Facsimile Edition. Lisbon: Biblioteca Nacional, 1981.
37. Claudio Tolomei The Cesano on the Tuscan Language. Florence: Crusca Accademy, 1996.
38. Giovan Giorgio Trissino Linguistic Treatises. Rome: Salerno Editors, 1986.
39. Benedetto Varchi The Ercolano. Milan: Typography of Italian Classics, 1804.
УДК 821.161.1(091) ТУРГЕНЕВ И.С. Н.В. ИЛЮТОЧКИНА
зав. отделом Дома-музея Государственного мемориального и природного музея-заповедника И. С. Тургенева «Спасское-Лутовиново» E-mail: [email protected]
UDC 821.161.1(091) ТУРГЕНЕВ И.С.
N.V. ILYUTOCHKINA
chief of the House-Museum of the I. S. Turgenev State Memorial and Preserve Museum «Spasskoe-Lutovinovo»
E-mail: [email protected]
КОНЦЕПТ ДОМА В РОМАНАХ И.С. ТУРГЕНЕВА 1850-Х ГОДОВ CONCEPT OF THE HOUSE IN I.S. TURGENEV'S NOVELS IN 1850-ES
Статья посвящена анализу концепта «дом» в романах И. С. Тургенева. Выявляются основные концептуальные слои, семантический потенциал, индивидуально-авторская реализация художественного концепта.
Ключевые слова: дом как художественный концепт, семантика, концептуальные слои, индивидуально-авторская реализация.
The article is devoted to the analysis of concept "house" in I.S. Turgenev's novels. Semantic potential, the author's individual realization of artistic concept, and main conceptual layers are revealed.
Keywords: house as artistic concept, semantics, conceptual layers, the author's individual realization.
Специфическая тенденция современной науки -поиск смысловых и общекультурных доминант, присутствующих в художественной литературе. Одним из терминов, вошедших в новейшее литературоведение, является «художественный концепт», а одной из аксиологических доминант русского национального сознания и одновременно ключевых понятий, наибо-
лее репрезентативных для постижения «ценностных кодов» творчества большинства отечественных авторов и И.С. Тургенева, в частности, - «дом». Начиная с Л.В. Пумпянского, исследователями отмечается схожесть сюжетных схем тургеневских романов, в построении которых основную роль играет возможность пересечения героями структурной границы дома, яв-
© Н.В. Илюточкина © N.V. Ilyutochkina
ляющегося местом развития основных событий и играющего сюжетообразующую роль (В .В. Высоцкая, В.А. Доманский и др.). К изучению дома в текстах Тургенева учёные подходят с различных позиций. Тема пространственной организации дома затрагивается в работах В.С. Краснокутского, Л.В. Миндыбаевой,
B.Г. Щукина. На важную роль предметно-бытовой обстановки дома в тургеневских произведениях указывают Л.П. Гроссман, Л.В. Миндыбаева, Л.Н. Назарова,
C.Е. Роговер, А.Г. Цейтлин, В.Г. Щукин и др. «Дом» как место «прикреплённости» персонажей писателя и как часть «бытового пространства» - «пространства действия героя» - рассматривается И.И. Величкиной. О доме - своеобразном двойнике тургеневского героя пишут В.А. Громов, Розана Казари, о значимости мотива и пространственного образа дома в романах писателя - А. А. Бельская, Н.В. Логутова, В.М. Маркович и др. Символика пространства дома в поэтике писателя изучается О.В. Дедюхиной.
Не будет преувеличением утверждать, что «дом» в тургеневском романе предстает концептуально осмысляемым пространством. Между тем в практике конкретного анализа романов писателя «дом» как концептуальное понятие почти не проанализирован. Исключение составляет работа голландского учёного Йоста Вана Баака, в которой изучается сюжетная история данного концепта в русской литературе и отмечается его «амбивалентный характер», в том числе в произведениях Тургенева [1].
Наша цель - рассмотреть «дом» как «слово-индекс», за которым в тургеневских текстах скрывается комплексный образ, концепт, вбирающий в себя архе-типические, мифологические, культурно-исторические представления и одновременно актуализирующий индивидуальные - авторские - признаки, что будет способствовать прояснению и способов организации пространства романов писателя, и его художественной модели мира.
В современной науке существует множество интерпретаций понятия «концепт». Литературоведы в основном осмысливают его как художественное явление, которое реализуется в произведении в образах. Под «концептом» мы будем понимать смысловую структуру, воплощенную в устойчивых образах и обладающую культурно значимым содержанием, семиотичностью, символикой и ментальной природой. Нами учитываются следующие актуализированные в концепте слои: понятийный, предметный, ассоциативный, образный, символический и ценностно-оценочный [9, с.74].
Анализ показывает, что в романах Тургенева 1850-х годов семантика слова «дом» многозначна, и его концептуальный слой реализуется в следующих когнитивных слоях: 1) строение, 2) усадьба, 3) жилище, 4) семья, семейный очаг, 5) родной кров, память о предках, связь поколений, 6) родина.
Когнитивные признаки дома как строения (материал, цвет, расположение, границы, время строительства) присутствуют во всех романах Тургенева. Это и дом Дарьи Михайловны Ласунской - «огромный ка-
менный, сооруженный по рисункам Растрелли во вкусе прошедшего столетия, он величественно возвышался на вершине холма, у подошвы которого протекала одна из главных рек России» [10, с.208]; и дом Липиной и её брата Волынцева - «недавно выстроенный и выбеленный» («Рудин») [10, с.205]; и «небольшой домик» Лаврецких в Васильевском, выстроенный в прошлом столетии из «прочного соснового леса», который «на вид казался ветхим, но мог простоять ещё лет пятьдесят или более» («Дворянское гнездо») [11, с.61]; и дом Стаховых в Кунцеве - «небольшой деревянный домик с мезонином, выкрашенный розовою краской», стоящий посреди сада («Накануне») [11, с.170] и т.д.
Нередко дом ассоциируется в тургеневских текстах с бытовым пространством всей дворянской усадьбы. В романе «Накануне» читаем: «Анна Васильевна, к великой радости Елены, переселилась в Москву, в свой большой деревянный дом возле Пречистенки, дом с колоннами, белыми лирами и венками над каждым окном, с мезонином, службами, палисадником, огромным зелёным двором, колодцем на дворе и собачей конуркой возле колодца» [11, с.249]. Такое понимание дома сродни русским народным представлениям, когда под словом «дом» мыслилось «всё хозяйство вообще, включая жилую избу и дворовые постройки: хлев, овин, баню, амбары, сараи и т.д.» [5, с.232].
Наиболее часто в романах Тургенева встречается употребление слова «дом» в значении «жилище» (обитание, общение, уклад, быт, атмосфера, планировка, интерьер), как обжитого, ограждённого от внешнего мира пространства. Подобное восприятие дома связано с древней традицией. В славянской мифологии и устном народном творчестве дом всегда является защитой, убежищем и противопоставляется всему остальному, «чужому» и обычно враждебному миру [6, с.232]. В свете архетипических представлений «дом-жилище» - это пространство безопасное, защищающее от внешнего мира. Аналогичную трактовку Дом получает в романе Тургенева «Рудин»: «А на дворе поднялся ветер и завыл зловещим завываньем, тяжело и злобно ударяясь в звенящие стёкла <...> Хорошо тому, кто в такие ночи сидит под кровом дома, у кого есть теплый уголок. И да поможет господь всем бесприютным скитальцам!» [10, с.322]. Точно так же, как в концептосфере русского народа, дом у Тургенева - уютное безопасное пространство («тёплый уголок»), которому противостоит опасное -«зловещее», «злобное» - пространство внешнего мира. В сочетании слов «кров», «тёплый уголок» раскрывается образ дома как средоточия тепла, добра, безопасности, уюта. Напротив, негативно окрашенная лексика: «зловещий», «злобно», «бесприютный» - определяют образ пути, драматическую участь странника.
Нередко дом соотносится в романах Тургенева с таким понятием, как «семейная жизнь». В «Накануне» в пылу семейного спора, разгорячённый Николай Артемьевич Стахов произносит: «В кои-то веки приедешь домой, хочешь отдохнуть, - говорят: семейный круг, intérieur («внутренний» - Н.И), будь семьянином, - а тут сцены, неприятности. Минуты нет покоя.
Поневоле поедешь в клуб или... или куда-нибудь. Человек живой, у него физика, она имеет свои требования, а тут.» [11, с.192]. Понимание семейной жизни как замкнутого геометризированного пространства круга также обращает к архетипическим представлениям. По К. Г. Юнгу, «семейный круг» входит в число наиболее важных архетипов и символизирует уют, защиту, закон, порядок [12]. В «Накануне» ассоциатами дома как «семейной жизни» выступают «отдых», «покой», «семейственность».
Немаловажно, что дом часто наделяется в тургеневских текстах антропоморфными свойствами и предстаёт живым существом - подвижным, меняющимся, преображающимся (в «Дворянском гнезде» - «стены дома недоумевают»; «дверь на балкон широко зевала, раскрытая настежь»; дом Калитиных «глянул <.> своим темным фасом»; в «Накануне» - дом Стаховых «как-то наивно выглядывал из-за зелени деревьев» и т.д.).
Сквозным в романах Тургенева становится образ «дома-гнезда». Наряду с традиционным пониманием «дома-гнезда» в значении «жильё», «семья» [5, с.362], связанным с архаическим сознанием, у писателя наблюдается индивидуально-авторское расширение ассоциативного потенциала концепта: 1) родовая усадьба, 2) род, 3) вечность.
В «Рудине» понятие «гнездо» впервые появляется в рассказанной главным героем скандинавской легенде, заканчивающейся словами о человеке, который «в самой смерти найдёт <.> свою жизнь, своё гнездо...» [10, с.230]. Здесь понятие «гнездо» соотносится с вечностью. Смысл легенды состоит в том, что не жизнь чревата смертью, т.е. концом, но смерть - жизнью (гнездом), неким новым рождением. Впоследствии понятие «гнездо» возникает в финале романа, в словах Лежнева, обращён-ных к Рудину: «Но помни: что бы с тобой ни случилось, у тебя всегда есть место, есть гнездо, куда ты можешь укрыться. Это мой дом. слышишь, старина? У мысли тоже есть свои инвалиды: надобно, чтоб и у них был приют» [10, с.321]. В сознании Лежнева «дом», «приют», «гнездо» объединяются как категории одного ряда. Напротив, для Рудина «дом» - это лишь «угол», нечто, вызывающее ассоциативное представление о замкнутом и безвыходном жизненном пространстве («Угол есть, где умереть»). Значимее, чем дом, для Рудина понятие «приют» («.приюта я не стою»). Наконец, «гнездо» никак не соотносится в речи героя с представлениями о «приюте» и «доме»». Стоит согласиться с В.М. Марковичем, что в рассуждениях Рудина «гнездо» имеет более высокое значение, связанное с обретением «высшей цели» и «высшего смысла жизни», а дом, в авторской интерпретации, ассоциируется не только с представлением о «сфере житейских радостей и житейских благ», но и с представлением «о тех или иных формах духовной ограниченности, о быстроте и ничтожности земной жизни» [8, с.127]. Рудин, пожалуй, - единственный герой Тургенева, у которого изначально нет определённой сферы существования, нет домашнего очага, и до конца романа он - «бесприютный скиталец», умирающий на чужбине и обретающий смысл жизни через преодо-
ление, вне «крова дома». Важно, однако, не столько то, что Рудин существует без дома и без родины, сколько то, что ему присуща внутренняя бездомность - восприятие дома как чуждого себе. Права А.А. Бельская, что «для Рудина замкнутое и безопасное пространство дома не является идеологически ценным, ценностное значение для героя имеет открытое и опасное пространство внутреннего пути». Недаром центральной оппозицией в романе является оппозиция дом/путь (с акцентом на последний), которая «способствует формированию тургеневской картины бытия и выражению глубинных представлений писателя о мире и человеке: значимо и ценно то, что связано с жертвой, с тем, что не просто получено, а достигается усилиями воли, приобретается посредством поиска» [4, с.41].
Индивидуальность Тургенева сказывается в том, что в романах 1850-х годов он неизменно противопоставляет «дом» «бездомности», которая, по словам А.А. Бельской, «соотнесена у писателя с идеей поиска (пути) и "округлением" жизни человека (самореализацией "я" в мире)» [2, с.101]. Как в «Рудине», так и «Дворянском гнезде» ключевой оппозицией является оппозиция дом/путь, но в последнем романе она моделируется с помощью ещё двух оппозиций: европейский, ухоженный дом/родовой, ветхий дом (Лаврецкий); дом/комнатка, впоследствии - монастырь (Лиза). Об особенностях первой оппозиции Йост Ван Баак замечает, что с образом Лаврецкого в романе связаны два дома: один из них - роскошный, ухоженный, европейский - вызывает у героя лишь горькие воспоминания, и он предпочитает поселиться в заброшенном доме в Васильевском. «С самого начала ясно, - пишет учёный, - что контраст этих двух домов окажется определяющим и для характера персонажа, и для сюжета в целом» [1]. В романе особое значение имеет описание родового дома в Васильевском, куда приезжает Лаврецкий из-за границы: «"Вот я и дома, вот я и вернулся", - подумал Лаврецкий, входя в крошечную переднюю» [11, с.61]. Опираясь на такие понятия, как родина, род, почва, родная земля, писатель создает в романе образ «дома-гнезда» - мирного, покойного, уютного, закрытого пространства, связанного с житейскими человеческими радостями, семьёй, родом. Дом в Васильевском воплощает родовую память, связь с предками, Родину («никогда не было в нем так глубоко и сильно чувство родины»). Между тем Лаврецкий, которые обретает дом-Родину, теряет гнездо-семью (сбывается пророчество Глафиры Петровны: «Только помяни моё слово, племянник: не свить же тебе гнезда нигде, скитаться тебе век»), и в финале романа предстаёт «бездомным странником».
В отличие от дворянского гнезда Лаврецких, в другом дворянском гнезде - гнезде Калитиных связь поколений не прерывается: «... дом Марьи Дмитриевны не поступил в чужие руки, не вышел из её рода, гнездо не разорилось» [11, с.154]. При этом дом Калитиных не просто меняется «под лад новым обитателям» («дом Марьи Дмитриевны как будто помолодел: его недавно выкрашенные стены белели приветно, и стёкла раскрытых окон румянились и блестели на заходившем
солнце; из этих окон неслись на улицу радостные, лёгкие звуки звонких молодых голосов, беспрерывного смеха; весь дом, казалось, кипел жизнью и переливался весельем через край»), в нём (доме-гнезде) утерян «рай» прежнего «золотого века» дворянства - Лиза уходит в монастырь. Так в романе возникает «оппозиция дом/монастырь» (А.А. Бельская). Примечательно, что «приятнейшему в городе» дому Калитиных в тексте противостоит «чистая, светлая», «небольшая комнатка во втором этаже» Лизы Калитиной, которую Марфа Тимофеевна называет «келейкой»: «- А ты, я вижу, опять прибирала свою келейку» [11, с.150]. Образ комнатки-келейки появляется в том момент, когда преисполненная самоотверженной любви Лиза принимает решение уйти в монастырь. Потеряв надежду на личное счастье, осознав своё назначение в служении Богу (отмолить «свои грехи и чужие»), героиня Тургенева дальнейшее пребывание в родном доме считает невозможным: «... чувствую я, что мне не житьё здесь; я уже со всем простилась, всему в доме поклонилась в последний раз; отзывает меня что-то; тошно мне, хочется мне запереться навек» [11, с.151]. Надо согласиться с А.А. Бельской, что выражением основной оппозиции тургеневского романа - дом/монастырь становятся, в том числе, два фитообраза - «комнатное розовое деревце с расцветшим розаном - символ убежища, приюта, дома, чистой и преданной земной любви Лизы, и желтофиоли - символ жертвенного служения и крестного пути героини», и эта флористическая пара (розан/ желтофиоли) воплощают те драматические обстоятельства, в которые поставлена Лиза Калитина, покидающая родной дом и избирающая путь иночества» [3, с.266]. Духовным пространством для тургеневской героини становится монастырь, уход в который означает движение из замкнутого, теряющего духовные связи пространства дома («Я всё знаю, и свои грехи, и чужие, и как папенька богатство наше нажил.») по направлению к духовному миру - монастырю. Заметим, что, начиная со средневековых представлений, разрыв с грехом и грешной жизнью мыслится как уход, пространственное «перемещение из места грешного в место святое» [7, с.299]. Соответственно, в «Дворянском гнезде», с одной стороны, монастырь выступает антидомом, с другой - образуется ассоциативная вертикаль духовно-нравственного восхождения героини.
В романе «Накануне» оппозиция дом/путь является основной в сюжете главной героини Елены Стаховой и определяет вектор её идейно-нравственного движения (от желания делать добро к практической деятельности). Именно Еленой выстраивается важная ассоциативная цепочка: дом - семья - родина: «Ведь это все-таки мой дом, - думала она, - моя семья, моя родина...» [11, с.244]. Дом, соединённый в сознании Елены с семьёй, родиной, имеет для неё несомненную ценность. Неслучайно героиня, характеризуя свои доверительные отношения с Инсаровым, прибегает к метафорическому сравнению возлюбленного с домом: «Мне с ним хорошо, как дома» [11, с.227]. Это указывает на принятие героиней дома. Вместе с тем, для неё, живущей жаждою «деятельно-
го добра», после того, как Инсаров помогает ответить на вопрос, «как делать добро», пребывание в отчем доме - семье, родине - становится сродни нахождению в тюрьме: «Точно я в тюрьме, и вот-вот сейчас на меня повалятся стены» [11, с.224]. Гнетущее психологическое состояние Елены обусловлено тем, что свою будущую жизнь, надежды на реализацию благородных устремлений она связывает не с пространством родного дома -Россией, а с родиной Инсарова: «Но уже мне нет другой родины кроме родины Д.» [11, с.298]. Примечательно, что понятие «родина Д.» в рассуждениях Елены оказывается в одном ряду с понятиями «дорога», «цель», «гнездо»: «.у него (Инсарова - И.Н.) есть дорога, есть цель - а я, куда я иду? где мое гнездо?» [4, с.226].
Как видно, в романах Тургенева 1850-х годов Дом является сущим началом с аксиологической точки зрения, но идеал - должное - для центральных героев писателя лежит в Мире. Отсюда разная оценка тургеневскими персонажами дома как жилища: для героев-homo familias (Лежнев, Наталья Ласунская и др.) он сопрягается со светом, уютом, покоем, гнездом, воспринимается как «своё» пространство, связан с позитивными эмоциями и выполняет охранительную функцию; для героев-странников дом (изначально или в процессе развития романных событий) - «чужое» пространство. Следовательно, семантика дома носит у Тургенева амбивалентный характер. С одной стороны, дом в соответствии с национальными представлениями осмысляется писателем как средоточие уюта, тепла, комфорта, как сфера житейских радостей, и, соответственно, признаётся ценность дома как «своего», безопасного, защищающего от внешних невзгод пространства, связанного с семьёй, родом, родиной. С другой стороны, герои Тургенева зачастую дома не обретают или лишаются его. Недаром традиционными оппозициями в романах писателя являются оппозиции дом/бездомье (гнездо/безгнездовье), дом/путь (дорога), дом/мир. На фоне этих оппозиций нельзя не заметить две противоположные модели движения героев: центробежная - от дома (Рудин, Лаврецкий, Лиза Калитина, Елена Стахова) и центростремительная - к дому (Лежнев, Волынцев, Наталья Ласунская и др.). При этом «бездомность» тургеневских героев - это высокая миссия, поскольку через бездомье, страдания и порой гибель они приобщаются к высшим ценностям.
Таким образом, в романах Тургенева концепт «дом» представляет собой одну из важнейших пространственных констант. Он вбирает в себя как универсальные общечеловеческие и национальные признаки, так и индивидуально-авторские. Наряду с реализацией в тургеневских текстах общечеловеческих когнитивных признаков концепта: «тепло», «уют», «семейность», - присутствуют авторские: «неподвижность», «духовная ограниченность», «ничтожность земной жизни». Своеобразие Тургенева состоит в том, что быт дома и бытие в нём осмысляется как феномен дворянской культуры. При этом особое значение в романах писателя имеют внутренние переживания героев, связанные с домом, а обратной стороной является феномен бездомности, поиска смысла бытия через странничество.
Библиографический список
1. БаакЙ. О русской концептосфере // [Фонд имени Д. С. Лихачева]. URL: http://www.lfond.spb.ru/programs/likhachev /100/ stenogrammi/baak
2. Бельская А.А. «Дума» М.Ю. Лермонтова в контексте романа И.С. Тургенева «Дворянское гнездо» // Ученые записки Орловского государственного университета. Серия: Гуманитарные и социальные науки. 2009. № 3. Орел, 2009. С. 95-102. Бельская А.А. «Лизин текст» И.С. Тургенева и А.С. Пушкина // Ученые записки Орловского государственного университета. Серия: Гуманитарные и социальные науки. 2013. № 4 (54). Орел, 2013. С.259-267.
3. Бельская А.А. «Странники» И.С. Тургенева: от Рудина к Лаврецкому / ред.-сост. Е.Н. Левина // Спасский вестник. Вып. 15 Тула: Гриф и К, 2008. С. 37-50.
4. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка : Т. 1-4. М. : Рус. яз., 1981 Т. 1. А - З. 1981. 699 с.
5. Краткая энциклопедия славянской мифологии: Около 1000 статей / Н. С. Шапарова. М.: ООО «Издательство АСТ»: ООО «Издательство Астрель»: ООО «Русские словари», 2001. 624 с.
6. Лотман Ю.М. Семиосфера. - СПб. : Искусство-СПб, 2004. 704 с.
7. Маркович В.М. И.С. Тургенев и русский реалистический роман XIX века (30 - 50-е годы). Л. : Изд. Ленинградского ун-та, 1982. 208 с.
8. Тарасова И.А. Идиостиль Георгия Иванова: когнитивный аспект. Саратов : Изд-во Сарат. ун-та, 2003. 280 с.
9. Тургенев И.С. Полн. Собр. Соч. и писем: В 30 т. Сочинения : В 12 т. Изд. 2-е, испр. и дополн. С. Т. V. М. : Наука, 1980. 544 с.
10. Тургенев И.С. Полн. Собр. Соч. и писем: В 30 т. Сочинения : В 12 т. Изд. 2-е, испр. и дополн. С. Т. VI. М. : Наука, 1981. 496 с.
11. ЮнгК.Г. Об архетипах коллективного бессознательного // Архетип и символ. М.: Ренессанс, 1991. 304 с.
References
1. Baak J. About Russian concept sphere // [ D. S. Likhachev's fund]. URL: http://www.lfond.spb.ru/programs/likhachev /100/ stenogrammi/baak
2. BelskayaA. A. M.Y. Lermontov's "Duma" in the context of I. S. Turgenev's novel |"Nest of the Gentry" // Scientific notes of The Orel State University. Series: The humanities and social studies. - Orel, 2009. № 3. - Pp. 95-102.
3. Belskaya A.A. Turgenev's and Pushkin's «Liza's text» // Scientific notes of Orel State University. Series: The humanities and social studies. Vol. 4 - no. 54. 2013. - Orel, 2013. - Pp. 259-267.
4. Belskaya A. A. I. S. Turgenev's "Wanderers": From Rudin to Lavretskiy / editor-compiler E. N. Levina // Spasskiy vestnik. -Number 15 - Tula: Grif and K, 2008. - Pp.. 37-50.
5. Dal V. I. Explanatory dictionary of the alive Russian language: Vol. 1-4. - M. : Rus. lang., 1981 - Vol. 1. А - З. 1981. 699 p.
6. Short encyclopaedia of Slavonic mythology: About 1000 articles / N. S. Shaparova. - M.: OOO «Publishing house AST»: OOO «Publishing house Astrel»: OOO «Russkie slovari», 2001. 624 p.
7. Lotman Y.M. Semiosphere. - Saint-Petersburg. : Iskusstvo-Saint-Petersburg, 2004. 704 p.
8. Markovich V.M. I.S. Turgenev and Russian realistic novel of the XIX century (30-ies - 50-ies). L.: Publishing of the Leningrad University, 1982. 208 p.
9. Tarasova I.A. Georgiy Ivanov's style of idioms: cognitive aspect. - Saratov: Publishing of the Saratov University, 2003. 280 p.
10. Turgenev I.S. Complete works and letters: In 30 vol. Literary works: In 12 vol. Publ. 2, corrected and with additions. С. V
V. - M. : Nauka, 1980. 544 p.
11. Turgenev I.S. Complete works and letters: In 30 vol. Literary works: In 12 vol. Publ. 2, corrected and with additions. С. V
VI. - M. : Nauka, 1980. 496 p.
12. YoungK.G. About archetypes of the collective unconscious // Archetype and symbol. - M.: Renessans, 1991. 304 p.
