лочи. Понятно, что и результаты проявляются далеко не сразу, не столь быстро.
Шаг за шагом творчески осваивается практика семейных походов в театр, и уже в сезоне 1996/97 года на афише ТЮЗа появляется рубрика «День семьи и театра». Она предусматривает, с одной стороны, театрализованное действо с участием самих детей и родителей, с другой - спектакль, профессионально и с учётом зрительской аудитории поставленный. Именно такой воспринимается сценическая версия повести американской писательницы XX века Ф.Барнет «Маленький лорд Фаунтлерой» (1998).
В повести речь идёт о подлинных отношениях между людьми, через которые утверждаются наивысшие моральные ценности. Характерной особенностью произведения является то, что их носителем и защитником выступает мальчик - подросток. Лордом героя делает прежде всего благородство его души. Преобразуя литературную основу, А.Андросик в значительной степени сохранил её повествовательную тональность, что потребовало от актёров особенной психологической сосредоточенности. Не всем удалось должным образом раскрыться в новом качестве, но ведущие персонажи, безусловно, отличались характерными внешними и внутренними чертами. В первую очередь следует отметить образы графа Доринкура и Седрика Эрола.
В сюжете повести граф Доринкур занимает ключевое место. Именно он, старый и больной, переживает подлинное превращение из «человека для титула» в человека для людей. На склоне лет, встретившись с внуком, граф признаёт ошибочность своих взглядов и публично извиняется. Исполнители роли Доринкура - В. Лебедев и А. Жук - точно передавали суть переживаний своего героя. Оба стремились выявить противоречия в характере графа, используя своеобразное нюансирование. Доринкур В. Лебедева представал действительно серьёзно больным; потеря сыновей, одиночество обессиливали его ещё больше. У Доринкура А. Жука болезни, казалось, были результатом отчаяния, нежелания верить во что бы то ни было, поэтому его встреча с внуком раскрывалась с большим драматизмом.
Находкой спектакля можно считать приглашение на роль Седрика - лорда Фаунтлероя - учащихся средней школы. Наивность и непосредственность, с какими они действовали на
Библиографический список
сцене, помогали создать живую и непосредственную атмосферу театральной истории о нежности и взаимопонимании.
Сценическое произведение отличалось и выразительным постановочным языком. В нашем разговоре особого внимания заслуживает художественная трансформация диалогов Седрика с матерью. Исполнители ролей расходились по сторонам -к противоположным порталам, неподвижно замирали с горящими свечами и обращались друг к другу через зрительный зал. Так эмоционально-образно передавалась близость родных душ и ненавязчиво внушалась мысль об её бесценности.
Исполненный добротой и благородством спектакль «Маленький лорд Фаунтлерой» был отмечен поисками, освещён риском. Поиски оказались плодотворными, а риск оправданным. Постановка явилась откровением как для профессионалов, так и для любителей театра всех возрастов. В этой работе наиболее ярко и полно воплотилась идея «семейного театра», которую отстаивал А.Андросик и которая со смертью Мастера теряет перспективу. Театрально-семейный период завершён.
В новейшей истории Театра юного зрителя начинания М. Абрамова и А. Андросика так и остаются начинаниями, замыкаются сами на себе. Предложенные и частично осуществленные ими подходы к перестройке театра для детей носят половинчатый характер, не достигают системного уровня. Для того чтобы структурно преобразовать институт детского театра, что крайне необходимо, о возрастной психологии, об особенностях воспитательного процесса следует знать не понаслышке и руководствоваться не только интуицией. Нужны соответственным образом подготовленные творческие кадры для работы в «театре особого назначения», о подготовке которых вопрос никогда даже не ставился.
В решении проблемы посредничества существуют различные подходы, и только при их действенности можно выявлять и корректировать общую культурную тенденцию в воспитательном процессе. Значительно хуже, когда эти подходы имитируются или вовсе отсутствуют, как это наблюдается в настоящее время. Тогда на роль посредников и выдвигаются распространители-заказчики, зачастую весьма далекие как от театрального искусства, так и от педагогики. Именно об этом с тревогой говорит драматург-сказочник М. Бартенев: «То, как воспринимают детей и театр для детей посредники, таким они его и делают» [8, с. 179].
1. Крупская, Н.К. Педагогич. соч.: в 10 т. / Н.К. Крупская. - М.: Изд-во Академии педагогич. наук, 1959. - Т. 6.
2. Юнг, К.Г. Собрание сочинений. Конфликты детской души. - М.: Канон, 2004.
3. Брянцев, А. А. Воспоминания. Статьи. Выступления. Дневники. Письма. - М.: Всерос. театр. общество, 1979.
4. Протокол заседания художественного совета от 25ноября 1956 г. Архив театра.
5. Не дагарай, свечачка: 1нтэрв’ю з дырэктарам ТЮГа I. Андрэевым, загадчыкам лгаратурнай часта А. Вольсюм, мастацюм юраушком М. Абрамавым Алеся Марціновіча // Тэатральная Беларусь. - 1995. - № 3.
6. Ожегов, С.И. Словарь русского языка: 70000 слов / под ред. Н.Ю. Шведовой. - М.: Рус. яз., 1990.
7. Крашэусю, Ю.1. Хата за вёскай: Аповесць / Ю.1. Крашэускг - Мшск: Маст. лгт., 1989.
8. Бартенев, М. «С детьми можно говорить о чем угодно» // Соврем. драматургия. - 2007. - № 3.
Статья поступила в редакцию 14.05.10
УДК 811.161.1'06
Е.Ю. Виданов, асп. ОмГПУ, г. Омск, E-mail: vidanovv@yandex.ru КОНТЕКСТООБУСЛОВЛЕННЫЕ ФОРМЫ В СОВРЕМЕННОМ РУССКОМ ЯЗЫКЕ
Данная статья посвящена рассмотрению лексем русского языка, выражающих те или иные языковые значения посредством взаимодействия с другими словоформами в контексте. Количественный рост конструкций с такими формами связывается с действующей в русском языке тенденцией к аналитизму, для которой антиномия «код - текст» разрешается в пользу текста.
Ключевые слова: контекст, аналитизм, неизменяемые слова, синтагматика, изоморфизм языковых единиц, семантическое словообразование, языковые антиномии.
В условиях, когда внимание большинства исследовате- тизма, охватывающая все ярусы русского языка. Традицион-
лей обращено к современному состоянию русского языка, всё ное понимание аналитизма сводится к тому, что «это типоло-
чаще объектом пристального наблюдения становятся актив- гическое свойство, проявляющееся в раздельном выражении
ные процессы, происходящие в его системе. Одним из подоб- основного (лексического) и дополнительно (грамматиче-
ных механизмов является тенденция к усилению черт анали- ского, словообразовательного) значений слова. Аналитизм
проявляется в морфологической неизменяемости слова и наличии аналитических (сложных) конструкций (форм)» [1, с. 31]. Отсюда следует, что основным признаком аналитической конструкции является тот факт, что одно из значений передаётся вне пределов лексемы (словоформы), т.е. средствами контекста. Последний следует понимать в широком смысле слова, поскольку наличие аналитических конструкций в русском языке является свойством не только его морфологии и синтаксиса, но и лексики, словообразования.
В одном из первых социолингвистических исследований русского языка, коллективной монографии «Русский язык и советское общество», было отмечено, что «Если парадигма из синтетических единиц а, б, в, г уменьшается до парадигмы а, б, в, то аналитичность выражения значения, которое связано с данной парадигмой (например, падежного) возрастает. Очевидно, значение «г», ранее передававшееся особой синтетической единицей г, передаётся теперь совмещенно с другим значением, например, «в». Форма в получает способность в разных контекстах передавать или значение «в», или значение «г». Разграничивать их позволяет лишь контекст. Следовательно, возросло значение контекста; таким образом, усилилась аналитичность грамматической системы» [2, с. 11].
Цель настоящего исследования - рассмотреть контекстообусловленные формы в русском языке на современном этапе его развития в связи с «объективной тенденцией к аналитизму» [з, с. 148-180].
Обратимся к рассмотрению специфики выражения падежных значений в русском языке, поскольку его основной типологической характеристикой является наличие именного словоизменения, следовательно, категории рода, числа и падежа эксплицируются в нём формально, при помощи многозначных флексий. Между тем, отмечено, что в русском языке ни одно существительное не обладает шестью (по количеству падежей) различными формами. Учитывая этот факт, некоторые исследователи (А.Н. Гвоздев, П.С. Кузнецов, В.Н. Миги-рин, М.Н. Петерсон и др.) классифицируют имена на «однопадежные» (радио, Тбилиси), «двупадежные» (девяносто -девяноста) и т.д. (Ср. также определения «одноформенные», «двуформенные» и т.д.). Очевидно, роль контекста в выражении того или иного грамматического значения возрастает в зависимости от количества омонимичных в языке словоформ. Следовательно, «однопадежные» имена (в традиционной терминологии несклоняемые существительные, или существительные нулевого склонения) в высшей степени аналитичны, поскольку в их функционирование вовлекаются как внутренние (лексические, морфологические) факторы, так и внешние контекстуальные, связанные с функционированием данных слов в высказывании: мы поедем на такси (на чём?) - слово такси занимает позицию места действия, следовательно, выражает значение предложного падежа (Ср.: мы поедем на автобусе) - такси подъехало (что подъехало?) - здесь такси занимает позицию субъекта действия, следовательно, выражает значение именительного падежа. Данной точки зрения придерживается М. В. Панов, она отражена также в школьных учебниках под его редакцией. На референциальную специфику несклоняемых слов указывал также А.М. Пешков-ский, называя их синтаксическими очевидно, потому, что их формальное значение рождается лишь во взаимодействии с остальными компонентами высказывания: «Чем важнее для языка какое-нибудь формальное значение, тем более многообразными и тем более многочисленными способами обозначается оно в звуковой стороне речи, как будто бы язык всеми доступными ему средствами стремится к поставленной себе цели - выразить данное значение» [4, с. 49].
Увеличение числа несклоняемых слов позволяет говорить о повышении роли контекста в выражении необходимых падежных значений. Например, «По мнению ряда экспертов, в подавляющем большинстве округов праймериз прошли в открытой и демократичной атмосфере» (Ульяновск-онлайн,
17.12.2009) - значение именительного падежа; «В результате гендиректор отозвал свою кандидатуру с праймериз» (Ваш Ореол, 27.01.2010) - значение родительного падежа; «Мы
хотим, чтобы 70 процентов состава Собрания депутатов города бъто нашим - из «Единой России». Поэтому мы тщательно подготовились к праймериз» (Главная газета,
14.09.2009) - значение дательного падежа; «Теракт поднял
тему терроризма на выборах в США и, очевидно, даже помог Маккейну выиграть тогда первые праймериз в важном штате Нью-Гемпшир» (РИА «Новости», 24.06.2008) - значение винительного падежа; «Я очень доволен праймериз и надеюсь, что эта практика будет продолжена», - заявил секретарь нижегородского политсовета партии «Единая Россия» Сергей Некрасов» (Росбалт, 29.08.2007) - значение творительного падежа; «На праймериз случилось неприятное для действующего мэра происшествие» (Ваш Ореол,
19.01.2010) - значение предложного падежа. Аналогичным образом выражаются и другие грамматические значения, например, число: спелое авокадо - спелые авокадо; такси приехало - такси приехали. У несклоняемых имен, таким образом, можно признать наличие имплицитно выраженной парадигмы, выстраивающейся не на основе механизма словоизменения, а на основе способов и средств выражения грамматических значений. Именно поэтому учёт синтагматических связей важен для реализации неизменяемой лексемой того или иного языкового значения.
Таким образом, пополнение класса неизменяемых слов в современном русском языке свидетельствует о развитии в нём нефлективной (внешней, аналитической) морфологии, активно использующей контекстуальное окружение лексем при передаче необходимых грамматических значений.
Развитие контекстообусловленных форм также можно рассматривать на примере конструкций типа врач пришла, молодая врач в которых сведения о родовой принадлежности лица сообщаются как спрягаемой глагольной формой, так и атрибутивной формой (в именительном падеже). Поскольку в русском языке набор параллельных пар названий лиц по профессии (типа студент - студентка, певец - певица, поэт -поэтесса) сравнительно невелик, то для обозначения реального пола лица язык использует механизм семантического согласования: экономист составила смету, профессор выступила с докладом. Очевидно, что появление подобных образований в языке связано с экстралингвистическими факторами, поскольку релевантным в данном случае становится гендерная маркированность высказывания. Отметим, что установка говорящего на придание своей речи предельной точности, конкретности реализуется по-разному. Так, разговорная речь стремится преодолеть тенденцию к аналитизму, включая как несклоняемые слова, так и подобные номинации лиц по профессии или роду занятий в соответствующие парадигмы: ср.: разг.-прост. врачиха поставила укол, пришёл из кина и т.д. Между тем, появление конструкций типа врач пришла, менеджер подписала бумаги, наша брокер, симпатичная кутюрье и т.д. отражают антиномию «код - текст». При переходе от синтетических к аналитическим конструкциям уменьшается набор различных грамматических единиц и увеличивается объем того текста, на протяжении которого выражаются значения, ранее передаваемые внутри слова <.. .> переход к большему аналитизму связан с разрешением антиномии «код - текст» для многих участков грамматической системы в пользу текста [2, с. 14].
Современный русский язык обнаруживает увеличение числа конструкций с семантическим согласованием по роду, поскольку в настоящее время происходит активное пополнение его словарного состава наименованиями лиц по профессии из языков, в которых отсутствует корреляция по роду (полу). Кроме того, в русском языке указанные конструкции, прежде свойственные лишь разговорной речи, проникают в письменный язык и представляют достаточно распространенное явление. Например, «В церемонии открытия комплекса приняла участие губернатор Петербурга Матвиенко» (РИА «Новости», 15.03.2010), «Менеджер пилота сообщила о его решении принимать участие в соревнованиях» (Росбалт,
04.02.2010), «Промоутер хотела ответить грубостью» (Тюменские известия, 04.03.2010), «Парикмахер-брейдер салона
красоты опробовала на себе экзотическую прическу» (Ваш Ореол, 12.05.2010), «Помощник мэра города вручила капитану 1 ранга Игорю Смоляку символический ключ» (МО Российской Федерации, 15.05.2010) и т.д. Очевидно, что выбор говорящим подобных форм связан с их семантической ёмкостью и простотой использования, поэтому рассматриваемые конструкции получают распространение прежде всего в публицистическом стиле, в то время как более строгие научный и официально-деловой демонстрируют приверженность к грамматическому согласованию.
Нередко проявление антиномии «код - текст», следовательно, рост аналитизма, рассматривается учёными на примере постепенного сокращения тематической группы «наименования родства» в русском языке. Так, по мнению Е.А. Земской [5, с. 74], замена слов типа золовка, шурин и под. описательными оборотами сестра мужа, брат жены и т.д. свидетельствует об увеличении роли контекста в высказывании, в котором один из компонентов (сестра, брат) информативно недостаточен и требует пояснения другим. Достаточно часто подобные описательные обороты относят к числу аналитических лексических единиц.
Аналитическое слово представляет собой лингвистическую единицу, образованную по структурно-семантической модели, включающей сочетание функционально дифференцированных элементов (служебного и знаменательного) и эквивалентную в функционально-семантическом отношении слову [6, с. 6]. Как видим, основополагающими факторами для выделения аналитических лексических единиц считаются раз-дельнооформленность компонентов при десемантизированно-сти одного (служебного) и полнозначности другого (знаменательного). При этом, по мысли Т.Б. Астен, десемантизирован-ность одного из компонентов помогает отграничить аналитическое слово от фразеологизмов и номенклатурных обозначений [7, с. 26].
Нетрудно заметить, что традиционные представления об аналитизме как «прерогативе» грамматического строя языка претерпевают изменения. С точки зрения функциональной дифференциации компонентов, мы убедились, что область аналитических тенденций захватывает и лексическую подсистему языка. Суть этого процесса состоит в том, что если синтетическое слово комплексно выражает совокупность вещественного (лексического) и категоризирующего (грамматического) значений как единая лексема, то для аналитической лексической единицы свойственно выделение двух принципиально различных компонентов, на месте которых можно было бы ожидать только одну словоформу [8, с. 334].
В подобное понимание аналитической лексической единицы, очевидно, входят и некоторое явления словообразования в том случае, если они расчленено выражают словообразовательные значения, ср.: столик = «маленький стол», где СЗ «маленький» закреплено за морфом -ик-; аналогично: запеть = начать петь, пловчиха = женщина-пловец и т.д. Данная точка зрения находит отражение в «классическом» определении аналитизма, данном В.Г. Гаком в ЛЭС [1, с. 41].
Контекстообусловленные формы связаны также с непосредственными механизмы деривации, проявляясь как на структурном уровне, так и на уровне семантики производных слов. Исследование производных слов, словообразовательное значение которых дополняется контекстными формами, связано с рассмотрением изоморфизма словообразовательных и синтаксических единиц. При этом производное слово является как своеобразный способ представления языкового знания, в котором ведущую роль играют пропозициональные структуры и их свёртка.
Так, по мнению ряда исследователей, учёт изоморфизма между производным словом и исходной предикатно-аргументной структурой позволяет объяснить приращённые смыслы в значении дериватов, например, танцор - это не просто «тот, кто танцует», а «тот, кто может, умеет или учится танцевать» [9, с. 426]. Ср. также: Федералы1, -ов, мн. О подразделениях Российской армии, ведущих боевые действия в Чечне. Федералы!2, -ов, мн. 1. О сотрудниках организа-
ции, учреждения, получающих финансирование из федерального (в отличие от местного) бюджета. 2. О представителях федеральной власти (обычно в противопоставлении городской, региональной) [10, с. 1020].
В русском языке последних десятилетий активизировались механизмы появления дериватов, содержащих в своей структуре скрытые предикаты. Так, активно представлена повторная реализация именных словообразовательных моделей (О.П. Ермакова): коммунальщик: «человек, имеющий отношение к коммунальному хозяйству», «жилец коммунальной квартиры»; ксерокопия: «отпечаток, полученный на ксероксе», «процесс, направленный на изготовление таких отпечатков»; льготник: «пассажир на транспорте, имеющий право на льготный проезд», «учащийся школы, имеющий право на льготное питание», «инвалид, пенсионер с правом льготы на лекарства»; отказник: «в советское время лицо, которому отказано в праве выезда за границу», «человек, отказавшийся от выполнения административных, служебных и т.п. обязательств», «человек, отказавшийся от прохождения службы в армии», «ребёнок, от которого отказались родители» и т.д. Нетрудно убедиться, что развитие новых значений в данном случае происходит за счёт изменения скрытых в их семантической структуре пропозициональных элементов, обнаружить которые возможно с привлечением контекстных форм. В.М. Марков отмечает в связи с этим, что семантические дериваты представляют собой качественный «скачок в виде акта рождения нового слова, происшедший в результате накопления различных ассоциаций по мере употребления слова» [11, с. 29]. Условия современной внеязыко-вой действительности (развитие науки и техники, специализация профессиональной деятельности, изменения в экономической и политической жизни и т.д.) таковы, что большинство новых наименований лиц образуются именно по таким моделям: нелегал: «лицо, занимающееся какой-л. деятельностью вопреки действующему законодательству, не имея на это законных оснований», «лицо, проживающее где-л. на нелегальном положении, без соответствующей регистрации в соответствии с законом»; силовик: «руководитель силового министерства, ведомства или крупного подразделения», «спортсмен или артист цирка, занимающийся силовыми видами спорта»; путинец: «сторонник В.В. Путина, приверженец его политики», «член политической команды В.В. Путина, ср. ельцинист».
Представляется важным отметить тот факт, что в подобных случаях производное слово рассматривается не как результат морфемной деривации (прибавление аффикса к производящей базе), а как преобразование описательной номинации в однословную производную номинацию, в основе которой лежит универбация - компрессия поверхностной структуры словосочетания, предложения или описательной номинации. При этом в ходе преобразования синтаксических структур в семантические дериваты достигается и чисто дискурсивная цель (Е.С. Кубрякова): выразить как можно больше информации при экономии языковых средств. Следовательно, антиномия «код - текст» снова разрешается в пользу текста, последний увеличивается, поскольку необходимо «развернуть» то содержание, которое было свёрнуто в процессе семантической деривации. Например, военка: российская во-енка постепенно выходит из кризиса (военка - военная промышленность); в университете закрыли военку (военка - военная кафедра); постирал военку (военка - военная форма) и т.д. Вне контекста слово воспринимается в «основном» значении, в котором чаще всего функционирует в речи, для выявления вторичных значений требуется наличие минимального контекста: донор крови - финансовый донор; коммерческий банк - банк данных - банк крови и т.д.
Оставив в стороне полемику между сторонниками и противниками семантического словообразования, отметим, что взаимосвязь семантики и структуры осуществляется не только в рамках конкретного отдельно взятого слова, но и в целых пластах лексики. Словарный запас языка пополняется не только за счёт создания новых единиц морфологическим пу-
тём, но и за счёт изменения значения уже имеющихся, готовых единиц. Продуктивность механизмов вторичной номинации, влекущая за собой увеличения количества контекстообусловленных форм, свидетельствует о росте аналитизма в современном русском языке. Кроме того, появление семантических дериватов позволяет говорить об экономии языковых средств на уровне формального (морфологического) словообразования, следовательно, антиномия «код - текст» разрешается в пользу последнего.
В заключение отметим, что в словообразовании роль контекста важна не только в случае появления семантических дериватов, но также в тех случаях, когда переосмысливается внутренняя форма слова, либо дериваты образуются в резуль-
тате различных «игр» с морфемной структурой: минимизации, компрессии, контаминации, аббревиации, дезаббревиации и т.д.
Таким образом, контекстообусловленные формы, являясь элементом языковой системы в целом, свидетельствуют о наличии признаков аналитизма в русском языке, следовательно, увеличение числа таких форм свидетельствует о росте в нём аналитических черт. Кроме того, данный рост обнаруживается не только в области морфологии и синтаксиса, но и лексики, словообразования, поскольку тенденция к аналитизму является ведущей для всего развития языка, а не отдельной его системы.
Библиографический список
1. Языкознание. Большой энциклопедический словарь / гл. ред. В.Н. Ярцева. - М.: Большая Российская энциклопедия, 2000.
2. Русский язык и советское общество. Морфология и синтаксис современного русского литературного языка / под ред. М.В. Панова. - М.:
Наука, 1968.
3. Мучник, И.П. Неизменяемые существительные, их место в системе склонения и тенденции развития в современном русском литературном языке // Развитие грамматики и лексики современного русского языка. - М., 1964.
4. Пешковский, А.М. Русский синтаксис в научном освещении. - М., 1938.
5. Земская, Е.А. Речь эмигрантов как свидетельство роста аналитизма в русском языке // Жизнь языка: сб. к 80-летию М.В. Панова. - М. Языки славянской культуры, 2001.
6. Левит, З.Н. О понятии аналитической лексической единицы // Проблемы аналитизма в лексике. - Минск, 1967.
7. Астен, Т.Б. Аналитизм в системе морфологии имени: Когнитивный и прагматический аспекты: дисс. ... д-р филол. наук. - Ростов-на-Дону,
2003.
8. Мельчук, И.А. Курс общей морфологии. Слово. - М., Вена, 1997.
9. Петрухина, Е.В. Словообразование в университетском курсе русского языка: дискуссионные вопросы // Языковая система и её развитие во времени и пространстве: сб. науч. статей к 80-летию К.В. Горшковой. - М.: Изд-во МГУ, 2001.
10. Толковый словарь русского языка начала XXI века. Актуальная лексика / под ред. Г.Н. Скляревской. - М.: Эксмо, 2007.
11. Марков, В.М. О семантическом способе словообразования в русском языке. - Ижевск: Изд-во Удм. ун-та, 1981.
Статья поступила в редакцию 20.05.10
УДК 809
Д.М. Федяев, проф. ОмГПУ, г. Омск, E-mail: lobova@omgpu.ru МЕТАФИЗИКА АЛЕКСАНДРА БЛОКА
В работе показано, что специфика читательских впечатлений, вызываемых стихами Александра Блока, объясняется, в числе прочего, метафи-зичпостью его лирики - метафизичностью в ее эмоциональной форме. Читатель оказывается в позиции философа, созерцающего странный мир.
Ключевые слова: лирика, метафизика, сверхчувственное, энергетика.
Предметом разговора будут природа и характер читательских впечатлений, вызванных лирикой Александра Блока. Они отличаются известной специфичностью. Практически все поклонники лирики Блока пишут о ее уникальности, например: «Блок... есть явление единственное, с душой непохожей ни на чью, и если мы хотим понять его душу, мы должны следить не за тем, чем он случайно похож на других, а лишь за тем, чем он ни на кого не похож. Лишь вне течений, направлений, влияний, отражений, традиций, школ вскрывается нам творчество поэта» [1, с. 448]. Пафос этого высказывания Корнея Чуковского вполне симпатичен. В то же время многочисленные свидетельства о впечатлениях, вызванных творчеством Блока, обладают какой-то странной универсальностью. Во-первых, из них всякий раз вытекает, что он на кого-то похож, во-вторых, то, что говорят о Блоке, точно соответствует образу лирического поэта как такового, нарисованному в «Эстетике» Гегеля.
«Блок - пишет Ю. Тынянов, - самая большая лирическая тема Блока. Эта тема притягивает как тема романа еще новой, нерожденной (или неосознанной) формации. Об этом лирическом герое и говорят сейчас.
Он был необходим, его уже окружает легенда - и не только теперь, - она окружала его с самого начала, казалось даже, что она предшествовала самой поэзии Блока, что его поэзия только развила и дополнила постулированный образ.
В образ этот персонифицируют все искусство Блока; когда говорят о его поэзии, почти всегда за поэзией невольно представляют человеческое лицо - и все полюбили лицо, а не искусство» [2, с. 250].
Действительно, творчество Александра Блока слито для читателей с его личностью, но, согласно Гегелю, иначе и быть не может, поскольку «в центре лирической поэзии должен стоять поэтический конкретный субъект, поэт, он и составляет настоящее содержание лирической поэзии.» [3, с. 305].
А. Белый говорит также о том, что Блок «атмосферу эпохи действительно осадил словами» [4, с. 31]. Нужно быть поэтом, чтобы употребить здесь слово «осадил», но самая мысль вполне узнаваема и без особого труда обнаруживается. У Гегеля: «Лирика. известного народа должна охватить полноту национальных интересов, представлений и целей.» [3, с. 292].
Александр Блок, несомненно, будучи «в центре» своей поэзии, не выдвигал на первый план своего авторского Я. Едва ли он был способен написать что-нибудь вроде: Я - гений Александр Блок. Блок и писал вроде бы не от себя, а потому казалось, что «его лирика была мудрее его. Он всегда говорил о своих стихах так, словно в них сказалась чья-то посторонняя воля, которой он не мог не подчиниться, словно это были не просто стихи, но откровение свыше .» [1, с. 408409]. «Он вообще был не властен в своем даровании и слишком безвольно предавался звуковому давлению, подчиняясь той инерции звуков, которая была сильнее его самого. Блок был не столько владеющий, сколько владеемый звуками, не жрец своего искусства, но жертва.» [1, с. 465].
Нечто подобное писали о Пушкине. Так, согласно С. Франку, пушкинская мудрость «в качестве истинной, совершенной поэзии, есть откровение бытия - сама реальность,