Научная статья на тему '«Колымские рассказы» В. Шаламова и поэтика постимпрессионизма'

«Колымские рассказы» В. Шаламова и поэтика постимпрессионизма Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
599
100
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему ««Колымские рассказы» В. Шаламова и поэтика постимпрессионизма»

© И.А. Макевнина, 2008

«КОЛЫМСКИЕ РАССКАЗЫ» В. ШАЛАМОВА И ПОЭТИКА ПОСТИМПРЕССИОНИЗМА

И.А. Макевнина

Как известно, искусство постимпрессионистов было своеобразной реакцией на импрессионизм. Стремясь подчеркнуть их принципиальную полемичность, французский искусствовед Б. Дориваль в книге «Этапы современной французской живописи» (1982) заменяет термин «постимпрессионизм» на «ирреализм», по сути, противопоставляя постимпрессионистическую генетику как импрессионистической, так и реалистической.

В отличие от импрессионизма, характеризовавшегося единым направлением и методом, постимпрессионизм - это скорее индивидуальные поиски больших мастеров (Сезанн, Ван Гог, Поль Гоген).

На наш взгляд, проза Шаламова отражает следы влияния поэтики постимпрессионизма, реализуя такие эстетические принципы, как «чистоту тона», «стянутое остановившееся время», драматическое сгущение материи, напряженность рисунка и колорита. Характерный для новеллистики Шаламова акцент на детали, частности, обостренное внимание к цвету и форме художественного произведения являются важнейшим стилеобразующим началом, также роднящим художественный метод автора с постимпрессионизмом. Утверждая это, мы во многом руководствуемся словами самого писателя: «В искусстве допустимо сравнение с другими родами -живописью, музыкой, чистота тона заимствована мною у постимпрессионистов - у Гогена, Ван Гога. Свой вклад в мой литературный стиль внесли и эти мастера»1. Или другое признание: «Эта проза в своей аскетичной чистоте тона отбрасывает все и всяческие побря-кушки...»2.

Итак, краеугольным камнем постимп-рессионистической поэтики в прозе Шаламо-ва является «чистота тона», подразумеваю-

щая стилевой лаконизм, «сухость повествования», наконец, композиционную прозрачность. Эту черту своей поэтики писатель напрямую связывал с живописью: «Важная сторона дела в “Колымских рассказах” подсказана художниками. Гоген в “Ноа-Ноа” пишет: если дерево кажется вам зеленым -берите самую лучшую зеленую краску и рисуйте. Вы не ошибетесь. Вы нашли. Вы решили. Речь здесь идет о чистоте тонов. Применительно к прозе этот вопрос решается в устранении всего лишнего не только в описании (синий топор и т. д.), но и в отсечении всей шелухи “полутонов” - в изображении психологии. Не только в сухости и единственности прилагательных, но и в самой композиции рассказа, где многое принесено в жертву ради этой чистоты тонов. А всякое другое решение уводит от жизненной правды», -признавался В. Шаламов 3.

Для понимания колорита прозы Шаламо-ва с точки зрения постимпрессионистической эстетики следует акцентировать внимание на феномене «напряжения цвета», смысл которого определил Ван Гог: «Я здесь видел вещи столь же прекрасные, как создания Гойи и Веласкеса. Они умеют здесь посадить розовое пятно на черный костюм», - писал он в 1888 году 4.

Колорит Шаламова в прозе характерен не обилием цветообозначений, но экспрессивностью цветового штриха. Именно в умении «посадить розовое пятно» на черный и довольно «грязный» облик многих героев и сюжетных перипетий заключается своеобразие колорита его прозы.

И здесь параллель с живописью наиболее очевидна. Как отмечалось, Ван Гог неоднократно пишет о своих попытках нахождения особых способов цветовых обозначений для общего повышения экспрессии: «Любовь

двух любящих надо выражать посредством бракосочетания двух дополнительных цветов, посредством их смешения, а также их взаимного дополнения, через таинственную вибрацию родственных тонов. Мысль можно выразить излучением светового тона на темном лбу; надежду какой-нибудь звездой; жар желания - лучами заходящего солнца. Это, разумеется, не какой-нибудь реалистический обман глаза, но разве все это менее важно?» (т. 2, с. 108). В аспекте подобной трактовки цвета написаны полотна «Сеятель» и «Ночное кафе».

«Получается цвет, - пишет художник, -не буквально правдивый с точки зрения реалистов, всех этих обманщиков глаза и прочих им подобных, но напряженный цвет, выражающий какое-либо движение пылающего чувства» (т. 2, с. 108).

Художник-постимпрессионист стремится к экспрессии цвета, реализуемого применением преувеличенного и часто локального цветового пятна. Практика Шаламова аналогична: экспрессия повествования создается применением цвета обычной яркости, однако при этом, акцентируясь эмоционально-сюжетной коллизией, одновременно сам акцентирует ее экспрессию. Заметим, что контрастные яркие сочетания отнюдь не исключают трагичности мировосприятия, но, как правило, сопряжены с ним.

Так, рассказ «Кант» преподносит красочные экспрессивные цветомодуляции, сопряженные с трагическим мировосприятием: «Медовый горный шиповник - его розовые лепестки были единственными цветами, которые пахли как цветы... Шиповник берет плоды до самых морозов и из-под снега протягивал нам сморщенные мясистые ягоды, фиолетовая жесткая шкура которых скрывала сладкое темно-желтое мясо» (т. I, с. 30).

Ван Гог оперировал контрастными сочетаниями цвета, акцентирующими штрихами, подчеркнутыми абрисами, подобно тому как писатель оперирует эпитетами, гиперболами и метафорами. Искусствоведы отмечают в его полотнах пышную красочность, которая не исключает драматической тональности, может с ней сочетаться. Если воспользоваться терминами «колорит» и «рисунок» в том смысле, в каком сам Ван

Гог применял их к творчеству писателей, подразумевая картину жизни и концепцию жизни, то это значит: «“Колорит” может быть роскошным и праздничным при драматическом “рисунке”... Во всяком случае, в его живописи эта двуединая тенденция осуществилась в полной мере», - полагает Н. Дмитриева 5.

Продолжим сопоставление художника и писателя.

Постимпрессионисты стремились, сняв красочный покров, которым окутали импрессионисты свои картины, раскрыть в метафорах глубинные основы жизненной правды. «Но как только было снято покрывало, обнажился остов. Подобно библейскому Лазарю, Гоген и Сезанн были готовы взять свою постель и идти, чтобы стать одновременно и изгнанниками, и мучениками»6.

И действительно, как доказано исследователем, Гоген обратился к живописи, в основе которой лежало учение о подсознании и мировой душе. Поэтому его картины полны метафор и символов, которые до сих пор еще полностью не разгаданы.

Метафоричность, ставшая одной из постоянных примет стиля постимпрессионистов, находит в прозе Шаламова свое отражение в виде особого метафорического сюжета: многие новеллы за непосредственным реальным смыслом скрывают глубокий иносказательный смысл.

Концептуальную связь метафорических образов в рамках «живопись - проза» обнаруживаем в новелле Шаламова «Сухим пайком»: «Только - крученые, верченые, низкорослые деревья, измученные поворотами за солнцем, за теплом, держались крепко в одиночку, далеко друг от друга. Они так давно вели напряженную борьбу за жизнь, что их истерзанная, измятая древесина никуда не годилась. Короткий суковатый ствол, обвитый страшными наростами, как лубками каких-то переломов, не годился для строительства даже на Севере, нетребовательном к материалу для возведения зданий. Эти крученые деревья и на дрова не годились - своим сопротивлением топору они могли измучить любого рабочего. Так они мстили всему миру за свою изломанную Севером жизнь» (т. I, с. 41).

Аналогичный метафорический ракурс, наличие картин-метафор давала и постимп-рессионистическая поэтика. Так, многие картины Ван Гога являют собой не что иное, как развернутую метафору. Художник «никогда не хотел навязывать натуре свои ассоциации и метафоры, - он их видел в ней самой, просто не мог видеть иначе. Она сама подсказывала ему те или иные уподобления», - замечает Н.А. Дмитриева 7.

В 1882 году Винсент Ван Гог писал брату: «Я чувствую экспрессию и, так сказать, душу во всей природе, например, в деревьях. Ряды ветел напоминают мне тогда процессию стариков из богадельни. В молодой пшенице есть для меня что-то невыразимое: чистое, нежное, нечто, пробуждающее такое же чувство, как, например, лицо спящего младенца. Затоптанная трава у края дороги выглядит столь же усталой и запыленной, как обитатели трущоб. Несколько дней назад я видел побитые морозом кочны савойской капусты; они напомнили мне кучку женщин в изношенных платьях и тоненьких платьишках, стоящую рано утром у лавчонки, где торгуют кипятком и углем» (т. 2, с. 22-23).

Завораживающе метафорична картина Ван Гога «Сад в Нюэнене», живописующая «нагой» зимний сад, просматривающийся насквозь. На первом плане - два искривленных дерева, а на горизонте - кладбищенская башня с ее острым шпилем, акцентирующая композицию; все, кроме нее, охвачено ветром, она одна неподвижна, собранна, замкнута, как образ молчания и покоя смерти. К ней сводятся все перспективные линии, сама поверхность земли словно стремительно скользит по направлению к далекой башне. Тот же порыв увлекает деревья, их ветки бушуют и рвутся, но корни крепко вцепились в землю; стволы же образуют излом - совсем как фигуру человека, который сгибает колени и откидывает торс, чтобы устоять против шквала. По сути, перед нами вариант темы «борьба за жизнь», волевой и напряженный. Деревья сопротивляются вихревой силе, которая гонит к месту мрачного успокоения, но смерть неотвратимо маячит на горизонте и манит. Ван Гог запечетлевает «портрет» сада, но вместе с тем и портрет души. «Как разделить, что

здесь от “предмета” и что от “субъекта”?» -пишет Н.А. Дмитриева 8. Поистине - разделить невозможно.

Словесно и живописно созданный метафорический образ дерева неизменно ассоциирует единую завуалированную ассоциацию-сравнение: искривленное дерево, сопротивляющееся порыву ветра, есть борьба человека, измученного «порывами» судьбы за существование.

Итак, у художника и писателя «сквозная» метафора оформляет, по сути, одну и ту же образно-мировоззренческую сущность, хотя и объективирует ее в разных художественных системах. Метафорическая семантика живописного и прозаического полотен создает однотипную модель мира.

Свидетельством присутствия поэтики постимпрессионизма в прозе Шаламова служит также мастерское оперирование «детальными» нюансами.

Постимпрессионистический принцип «детальности» смело обнаруживает себя и в портретных зарисовках (характеристиках). В рассказе «Яков Овсеевич Завод-ник» лаконично, но в то же время емко раскрыт характер героя новеллы: «Заводник был не врач и не фельдшер, но зато борода его была густая, черная, длинная. Волосы не волосы, а какой-то костер черного огня. Защищая свою бороду от стрижки, Завод-ник кинулся на надзирателя, получил месяц штрафняка... но продолжал носить бороду и насильно был острижен надзирателями. “Восемь человек держали”, - с гордостью рассказывал Заводник, борода отросла, и Заводник опять носил ее открыто и вызывающе» (т. I, с. 379). Сохранить бороду - это не просто сохранить внешний аксессуар, но отстоять личную независимость. Следующий пример встречаем в рассказе «Рябоконь»: «Огромное тело латыша было похоже на утопленника - исси-ня-белое, вспухшее, вздутое от голода. Молодое тело с кожей, где разглажены все складки, исчезли все морщины, - все понято, все рассказано, все объяснено» (т. I, с. 146). Двумя-тремя меткими «портретными штрихами» Шаламов воссоздает образ измученного умирающего заключенного; здесь нет необходимости в длинных развер-

нутых описаниях. Портретная избирательность присутствует и в описании соседа Петерса по больничной койке: «Рябоконь был не похож на утопленника. Огромный, костистый, с иссохшими жилами. Матрас был короток, одеяло закрывало только плечи, но Рябоконю было все равно. С койки свисали ступни гулливеровского размера, и желтые костяные пятки, похожие на бильярдные шары, стучали о деревянный пол из накатника, когда Рябоконь двигался, чтобы согнуться и голову высунуть в окно, - костистые плечи нельзя было протолкнуть наружу, к небу, к свободе» (т. I, с. 147).

Аналогичный детально-фиксированный принцип воплощен в портретах Ван Гога. Например, портрет Зуава - лоб быка и глаза тигра; портрет Рулена - голова Сократа и Пана; портрет жены смотрителя из Сен-Реми - поникшая зеленая травинка. Во всех случаях присутствует метафорическая доминанта образа; художник стягивает как в фокусе характерные черты изображаемого человека и вместе с тем того человеческого типа, к которому он принадлежит.

Н.А. Дмитриева полагает, что в портретах Ван Гога нет «психологизма» в привычном понимании этого слова. Есть сильная духовная напряженность, выходящая за пределы индивидуального; психологические оттенки, нюансы как бы удаляются. Общий характер, тип, склад личности портретируемого выражен сжато и утрировано. «Гиперболический натурализм» Ван Гога, или то, что он сам называл своим «грубым натурализмом», в портретах проявляется еще больше, чем в пейзажах. «Он схватывал структуру лица в резких чертах, акцентируя неправильности, асимметрию, упрощая и укрупняя форму, прибегая к цветовым контрастам и сильным контурам. Очертания крыльев носа, складок между бровей и возле рта, которые при светотеневой трактовке обычно скрадываются, на портретах Ван Гога подчеркнуты энергичными линиями, придавая лицу сходство с ожившей маской»9.

Ощущение безысходности, скованности, безвременья сконцентрировалось во временной парадигме постимпрессионизма. «Чувство это было отчасти вызвано впечатлениями социальных и человеческих драм, но оно

распространялось шире и глубже - на всю сферу материального», - подчеркивает

В.Н. Прокофьев 10.

В прозе Шаламова материальность бытия подчеркнута цветом. Часто нарочито блеклое, лексически обедненное повествование вдруг срывается в захлебывающееся эпитетами эмоциональное описание: «На кочках леденел невысокий горный шиповник, темно-лиловые промороженные ягоды были аромата необычайного. Еще вкуснее шиповника была брусника, тронутая морозом, перезревшая, сизая... На коротеньких прямых веточках висели ягоды голубики - яркого синего цвета, сморщенные, как пустой кожаный кошелек, но хранившие в себе темный, иссиня-черный сок» (т. I, с. 55).

Это взгляд голодного человека, и подобная слитность персонажей со своей тягостно оцепеневшей средой характерна для героев полотен раннего Ван Гога, с его крестьянами и углекопами, будто слепленными из земли «в которой они копаются, в чем-то подобные искалеченным деревьям, изрубленным корягам, искривленным стволам, жалким картофелинам»11.

Идею стянутого, «инобытного» времени наглядно преподносит философски многозначительный «Натюрморт с черными часами» раннего Сезанна. Замкнутые в мраморном футляре часы обращают к нам свой чуть поблескивающий мертвенной белизной циферблат, лишенный стрелок. Как и у Шала-мова, остановка времени воспринимается как чрезвычайное состояние, сковавшее мир предметных форм, сделавшее их по существу мертвыми.

П. Сезанна привлекало изучение внутренней структуры природы, выражение средствами искусства вечных законов бытия. «Пространство в его полотнах обладает особой “сжатостью” и динамичностью. ...Оно “смято”, насыщено скрытой пульсацией отношений изображенного предметного мира. Его формы увидены как бы под несколькими углами зрения; собранные, “сжатые” вместе, они находятся в состоянии постоянного внутреннего становления, они еще перемещаются под напором скрытых внутренних сил»12.

Таким образом, в прозе, шаг за шагом воссоздающей растлевающее воздействие лагеря, Шаламов близок к постимпрессионизму с его цветовой, образной четкостью и офор-мленностью.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Шаламов В.Т. Новая книга: Воспоминания. Записные книжки. Переписка. Следственные дела. М., 2004. С. 838.

2 Там же. С. 876.

3 Шаламов В.Т. Собр. соч.: В 4 т. Т. 4. М., 1998.

С. 430. Далее ссылки на это издание даются в тексте

с указанием в скобках римскими цифрами номера тома и арабскими - номера страницы.

4 Ван Гог В. Письма. Собр. соч.: В 2 т. Т. 2. М., 1994. С. 76. Далее ссылки на это издание даются в тексте с указанием в скобках арабскими цифрами номера тома и страницы.

5 Дмитриева Н.А. Изображение и слово. М., 1962. С. 91.

6 Прокофьев В.Н. Об искусстве и искусствознании. М., 1985. С. 230.

7 Дмитриева Н.А. Указ. соч. С. 23.

8 Там же. С. 53.

9 Там же. С. 112.

10 Прокофьев В.Н. Указ. соч. С. 320.

11 Дмитриева Н.А. Указ. соч. С. 87.

12 Прокофьев В.Н. Указ. соч. С. 222.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.