CC BY
43
В.И. Кураков, О.В. Дементьева, 2004
КОГНИТИВНЫЕ И ОНТОЛОГИЧЕСКИЕ ИСТОКИ ГЛАГОЛЬНОГО УПРАВЛЕНИЯ
В.И. Кураков, О.В. Дементьева
Долгое время своего существования лингвистика занималась преимущественно описанием внешних проявлений языка и речи. Однако по мере накопления языкового материала и опыта лингвисты предположили, что языки, несмотря на существенную разницу в способах своего формального проявления, имеют общую основу. Это, в частности, проявляется в том, что человек, изучающий иностранный язык, может допускать грамматические и лексические ошибки, однако он никогда не ошибется в логическом и смысловом оформлении своей речи. Такой факт обусловлен единством наблюдаемого человечеством мира и общностью человеческого генотипа.
Это предположение легло в основу когнитивной науки, одним из основных тезисов которой является положение о том, что человек воспринимает окружающую действительность через ментальный конструкт мира, созданный мозгом и закрепленный в языковой структуре в результате долгой и кропотливой обработки постоянно поступающей из внешнего мира информации.
Это положение позволяет по-новому оценить многие языковые явления, в частности глагольное управление, описываемое до сих пор в своих внешних проявлениях и особенностях и трактуемое как чисто формальное явление. Однако, если взглянуть на глагольное управление с позиций когнитивной лингвистики, то можно вскрыть внутренние схемы функционирования этого явления, обусловленные определенной работой человеческого мозга, и обосновать его мотивированность этими схемами.
Будучи удивительным механизмом, человеческий мозг способен без труда воспринимать, обрабатывать и сохранять невероятно большое количество информации об окружающей действительности. Специалисты по искусственному интеллекту сравни-© вают человеческий мозг с компьютером, и
в чем-то они, конечно, правы1. Их правота касается самого факта переработки и хранения информации. Однако способы проведения этих операций несравнимы с работой компьютера, ограниченного возможностями только механического дублирования информации.
Наши сенсорные рецепторы воспринимают внешний мир в виде определенных сигналов, которые особым образом перерабатываются мозгом и в переработанном виде складываются в ментальный конструкт мира. Процесс переработки, интерпретации информации проходит в несколько этапов. В качестве конечного результата этого процесса нас будет интересовать вербальная реакция, хотя, конечно, вербализация полученной информации не является единственной целью всех процедур по интерпретации получаемого из окружающей действительности знания.
По поступлении в мозг вся информация внешнего мира подвергается расчленению на отдельные составляющие и структурированию извлекаемого из нее опыта2. Это структурирование происходит по определенным моделям. Очевидно, можно выделить две основные модели организации опыта. Это сцены и концепты.
Сцены представляют события внешнего мира, а концепты — объекты внешнего мира, участвующие либо не участвующие в событиях. Разница между событиями или представлениями о событиях и предметами или представлениями о предметах внешнего мира может быть определена в терминах пространства, времени и конкретности. События или ситуации конкретны в плане и пространства, и времени. Предмет, по-видимому, определен в пространстве, но не во времени3. В тот момент, когда мы наблюдали некое событие, оно было для нас настоящим, актуальным. Однако по прошествии определенного времени мы вспоминаем об этом событии как о чем-то, что не происходит в настоящий момент, а проис-
ходило в какой-то момент прошлого, и само это событие связано для нас с прошлым. Участники же этого события не ассоциируются только с прошлым или даже только с этим событием. Оставаясь узнаваемыми, они принимали и принимают участие во множестве других событий.
Однако различие между представлениями о событиях и представлениями о предметах внешнего мира состоит не только в этом. Их различие заключается также в характере парадигматических смысловых связей. Ассоциативный набор события включает такие составляющие, как его участники и характеристики события. При этом круг возможных выборов участников весьма ограничен ситуацией. Селекционные же ограничения, присущие представлению о предмете, очень размыты и широки. Это может быть и какая-то характеристика, и событие, участником которого он может стать, и принадлежность к какому-то разряду и т. п. Вне ситуации представление о предмете не имеет практически никаких границ, которые обрисовываются только в определенном контексте.
Итак, на первом этапе обработки информации наш мозг расчленяет недискретный внешний мир на отдельные составные части, события и предметы, чтобы затем, переосмыслив их, собрать мир воедино заново, но только не сам мир, а представление о нем. Представление о внешнем мире, даже о каком-то отдельном событии, скажем, тридцатилетнего человека сильно отличается от представления о мире или о совместно наблюдаемом событии ребенка. В представлении ребенка отсутствуют многие логические связи, ка-кие-то отдельные составные части и т. д. Причиной этого является недостаточное развитие когнитивных способностей и умений и, конечно, отсутствие знаний об окружающем мире. Очевидно, что когни-ции человека в своем развитии проходят основательный путь. Ж. Пиаже при этом различает четыре отличающиеся друг от друга в качественном отношении стадии когнитивного развития. В сенсомоторной фазе развития когниции ребенка привязаны непосредственно к его окружению, то есть он воспринимает каждое явление внешнего мира отдельно, в отрыве от других, схожих или различных явлений, не устанавливая между ними никакой связи. В предоперациональной фазе когнитивно-
го развития человеческий мозг уже осваивает некоторые функции символизации, то есть ребенок обретает способность проводить параллели между явлениями внешнего мира, и на этом этапе он уже способен иметь собственные представления о явлениях внешнего мира и, более того, может мысленно оперировать ими. В дальнейших фазах конкретных и формальных операций когнитивные способности человека расширяются и дифференцируются4.
Очевидно, что человеческий мозг способен расчленять поступающую в него информацию из окружающего мира уже на первом этапе своего когнитивного развития. Некоторые исследователи, занимающиеся этим вопросом, в частности Фодор, говорят даже о врожденности таких концептуальных структур. Фодор считает, что все концептуальные структуры являются врожденными, то есть составной частью человеческого генотипа. Сигналы, поступающие из внешнего мира, стимулируют их включение и развитие. Здесь он, очевидно, исходит из универсальности этих концептуальных структур, так как они действительно в той или иной мере принадлежат всему человечеству в целом и каждому индивиду в отдельности 5. Эта универсальность может объясняться тем, что все человечество наблюдает один и тот же мир и выучивает из него одни и те же уроки связей и отношений. Другое дело, что само устройство мозга, его нейронные клетки и матрицы предполагают наличие определенных способностей — когниций, которые при соответствующем воздействии на них начинают развиваться по степени способности к абстрагированию получаемых знаний6. Неоднократно получая одинаковую или сходную информацию, мозг постепенно научается классифицировать ее и в результате высшей степени абстрагирования выдает модель, которую затем он будет использовать в процессе членения внешнего мира. Таким образом, модели организации получаемого из внешнего мира опыта формируются самим получаемым опытом. Это происходит в процессе восприятия действительности органами чувств, то есть из простого наблюдения мира. Формирование таких моделей может также происходить во время и из предметной деятельности человека, когда он сам оперирует объектами действительности и видит, что происходит в том или ином случае. Реже, пожалуй, мозг
конструирует новые модели в результате мыслительных операций с уже имеющимися моделями. Такие операции требуют высокого уровня развития когнитивных способностей человека7.
Таким образом, модели организации, структурирования получаемой информации формируются в сознании человека по мере накопления опыта и знаний об окружающей действительности и царящих в ней систем отношений и взаимосвязей.
Тот факт, что мы по-разному воспринимаем события и объекты внешнего мира, обусловливает содержательные и структурные различия в моделях их организации в рамках ментального конструкта мира.
Модель-концепт включает в себя чувственный образ соответствующего объекта действительности вне зависимости от степени его материальности и определенное количество концептуальных признаков, характеризующих этот объект с самых разных сторон. Чувственный образ как составная часть концепта носит индивидуальный характер, для каждого человека он свой. Так, скажем, чувственным образом концепта, выражаемого в языке словом «университет», может быть и само здание университета, и какие-то его аудитории, и дорога к университету и т. п. Это тот образ, который первым всплывает у нас в памяти при активизации этого концепта. В качестве примера других концептуальных признаков можно привести такие, как «здание», и отсюда — количество этажей, цвет и т. д.; учреждение — высшее учебное, чему-то или кому-то принадлежащее и т. п. Этот список можно было бы продолжать почти до бесконечности 8.
Концептные модели не обладают строго детерминированной структурой. Организацию концептуальных признаков можно представить в виде поля с ядром и периферией. Ядро составляет прототипный образ, выросший из первоначально чувственного образа концепта. Вокруг него располагаются наиболее абстрактные концептуальные признаки, а все остальные размещены на периферии. Удаленность от ядра и местоположение на периферии не означают при этом меньшую значимость какого-либо концептуального признака. Структура концепта неопределенна. Ее неопределенность заключается в слишком большом количестве признаков самого разного толка. За каждым концептом сто-
ит слишком многое, и большая часть этого многого лишь потенциальна и необязательно осуществима9.
Другое дело модель-сцена, организующая знание о событии. Она включает в себя касающуюся события внешнего мира информацию: количественный состав его участников и их фактические онтологические роли, а также логика их взаимоотношений. Возьмем, например, сцену купли-продажи, которая включает четырех участников. В ней задействованы субъект покупающий, субъект продающий, объект купли-продажи и объект, являющийся эквивалентом в процессе купли-продажи. Все эти объекты неразрывно и тесно связаны друг с другом тем событием, участником которого они являются, и своими признаками, обретаемыми в ходе разворачивания события, так как, например, наличие покупателя по логике вещей предполагает наличие продавца и т. д.
Структуру сцены можно представить как набор концептосхем, обладающих минимальным количеством релевантных для данного вида события концептуальных признаков и уравновешивающих друг друга строгой логической взаимосвязью как следствием совместимости ядерных концептуальных признаков. Концептосхемы, входящие в структуру сцены, представляют собой схематические эскизы самостоятельных концептов и в абстрагированном виде дублируют их структуры. Они содержат ядер-ные основные концептуальные признаки, которые ни по отдельности, ни в совокупности не могут указать ни на один определенный объект внешнего мира. Концепт субъекта сцены купли-продажи, продающий что-либо в ходе события, включает такие концептуальные признаки, как лицо, имеющее что-либо, желающее с этим чем-то расстаться и рассчитывающее получить что-либо в обмен на то, что у него есть. Концептуальный признак «обладание каким-то объектом» устанавливает взаимосвязь с концептом объекта купли-продажи, меняющего своего владельца, одним из концептуальных признаков которого является принадлежность какому-то другому субъекту действительности. Но так как в концепт входит и условие смены владельца, вернее, вероятность, конвенционали-зированная рамками сцены, то здесь устанавливается другая логическая связь — с субъектом, обретающим, покупающим что-
то в ходе события. В структуре концепта этого участника события есть такой признак, как наличие какого-то объекта, представляющего для него меньшую ценность, чем прямой объект купли-продажи, который, в свою очередь, связан общностью концептуальных признаков с остальными участниками события.
Таким образом, совместимость концеп-тосхем в сцене обеспечивается наличием в их структуре сходных концептуальных признаков.
Другим важным свойством концептос-хемы, помимо ее совместимости с другими концептосхемами, является ее способность к разработке, то есть к развитию каких-либо ее концептуальных признаков за счет взаимодействия с самостоятельными концептуальными структурами.
Такое взаимодействие возможно только в силу наличия сходных концептуальных признаков. Пожалуй, это то, что Е. Косериу называет селекцией, когда в значении каждого из партнеров слова должна присутствовать архилексема. Однако следует уяснить, что на этом уровне, в отличие от селекции Е. Косериу, подбираются не слова, а концепты как смыслы к кон-цептным структурам сцены, каждая из которых требует своих партнеров. Так как у каждой концептосхемы свой набор ядер-ных компонентов, то и число, если можно так выразиться, «архилексем» соответствует их количеству.
Так, скажем, в сцене купли-продажи концептосхема субъекта покупающего содержит ряд концептуальных признаков: лицо или организация, имеющая что-либо, желающая что-либо и т. д. В соответствии с этими признаками данная концептосхема может вступить во взаимодействие только с теми самостоятельными концептными структурами, которые обладают хотя бы одним из таких же признаков. При этом обязательным условием является отсутствие в структуре вступающего во взаимодействие концепта признаков, противоречащих признакам других концептов, равным образом взаимодействующих с концептами сцены. Мы можем сравнить это с трактуемым Хельбигом уровнем семантической валентности, на котором выявляется совместимость и сочетаемость семантических компонентов слова, только при разработке концептосхем речь идет о совместимости и сочетаемости концептуальных признаков концептов-партнеров |0.
Итак, концепты организуют знание о предметах, сцены — знание о событиях. Объединяющим обе эти модели свойством является присущий им онтологический характер отражения действительности. При конструировании этих структур мозг производит ментальное сжатие определенного пласта действительности и в результате выжимки выдает модели отражения мира таким, каков он есть. В определенном смысле, это пучки признаков того или иного явления, будь то предмет или событие. Однако знание о событии организовано более строго. Онтологические признаки характеризуют не только и не столько само событие, сколько его участников, и представлены в виде концептосхем, включающих ядерные признаки каждого из участников. Ядерность и типизированность этих признаков отличает концептосхемы, составляющие сцену, от концептов как семантических сущностей, не включенных в сцены, которые обладают как ядерными, так и периферийными признаками.
Таким образом, основное отличие концептов от сцен заключается в стройной и строгой структуре последних, а также в том, что структура сцен более сжата, экономична и при оперировании задействованными оказываются все ее составные части. Сжатость концептосхем модели-сцены предполагает их дальнейшее развертывание, развитие, причем в разных направлениях, чего не происходит в модели-концепте, структура которой представлена константными составляющими.
При интерпретации события человеческий мозг не может ограничиться простым вычленением его из общего событийного потока. Этот первый этап обработки информации являет собой предпосылку для дальнейшего ее рассмотрения.
Обработанная и расчлененная таким образом информация внешнего мира подвергается человеческим мозгом своеобразной интерпретации, а именно концептуализации.
Процесс концептуализации состоит в определенном способе обобщения человеческого опыта, когда одно и то же событие, одна и та же ситуация, а следовательно и сцена, как конструкт однотипных ситуаций, могут представляться по-разному. Служащие для первичной обработки информации внешнего мира модели-сцены интерпретируются при помощи представ-
ляющих собой более высокий уровень абстракции, чем сцены фреймовых структур. Фреймовые структуры организуют знание
о событии, абстрагируясь от конкретных его характеристик. Они являют возможную структуру события, а не отражают само событие, как это делают сцены. Содержание фрейма составляет набор описаний семантических ролей участников события, абстрагированных от множества онтологических признаков концептосхем однотипных сцен. Это, например, такие роли, как совершающий активное действие, то есть агенс, или подвергающийся действию, то есть объектив, и т. д.
Отвлекаясь от конкретных сцен как единиц классификации мира, фреймы описывают не само событие, а отношения в нем, осмысляя типизированные сцены.
Эти фреймы ложатся в основу интерпретации событий, представленных в сценах. Выбор определенного фрейма в каждом случае диктует семантическая перспектива рассмотрения события.
Семантическая перспектива является одной из первопричин образования альтернативных фреймовых структур отражения события. Фреймовая концептуализация события отличается от сценовой тем, что любое событие-прототип может рассматриваться с разных сторон, то есть получать несколько альтернативных интерпретаций, в основе каждой из которых лежит своя фреймовая структура. При этом фреймовые структуры, по-разному организующие какое-либо событие, не принадлежат только этому событию. Они интерпретируют также множество других ситуаций в силу того, что составляющие их описания семантических ролей являют собой продукт абстракции от множества концептосхем, входящих в структуру типовых сцен, и не связаны с конкретными объектами. Фреймы, таким образом, представляют собой сложившиеся на основе человеческого опыта определенные способы видения, осмысления однотипных сцен 11. Они устанавливают логику отношений между участниками сцены.
Таким образом, можно сказать, что сцены представляют собой единицы классификации мира, а фреймы — единицы осмысления сцен.
Эти две структуры организуют качественно разные знания о событии. Сцены содержат информацию о том, кто или что принимает участие в событии, а фреймы
определяют, как этот «кто» или «что» принимает участие в событии. Иначе можно сказать, что сцены описывают фактические отношения между участниками события, а фреймы — логико-семантические.
Структура каждой однотипной сцены определяет сочетательные потенции ряда глаголов, описывающих однотипную ситуацию. Сочетаемость глагола как языковое явление лексического плана, отражая определенную сцену, характеризуется ее свойствами. Она описывает всех потенциальных участников категоризированного события, их фактические отношения, а также диктует взаимную лексическую совместимость слов, выбираемых для описания конкретного события.
Однако реальное событие может иметь не поддающееся какому-либо ограничению количество участников, а отдельные, конкретные предложения, описывающие событие, не обязаны, во-первых, охватывать всех его участников, а во-вто-рых, все его стороны. Каждое конкретное предложение описывает только одну часть и одну из сторон реального события. То, как именно будет отражено событие в предложении, зависит от точки зрения на это событие, которую выбирает говорящий в каждом конкретном случае, то есть от семантической перспективы его рассмотрения, которая и определяет концептуализацию события в виде конкретных фреймовых структур.
Эти фреймовые структуры закрепляют за глаголом отражающую их валентность как свойство глагола определять количество участников описываемого события и характер их семантических взаимоотношений. Избираемые в каждом конкретном случае семантической перспективой фреймы определяют подбор глагола с соответствующей их структуре валентностью.
Таким образом, человечество воспринимает окружающую действительность через ментальный конструкт мира, состоящий из универсальных концептуальных структур, в той или иной мере принадлежащих всему человечеству в целом и каждому индивиду в отдельности. Эта универсальность объясняется, во-первых, тем, что все человечество окружает один и тот же мир, а во-вторых, тем, что устройство мозга человека предполагает наличие определенных способностей — когниций, которые при соответствующем воздействии на них
начинают развиваться по степени способности к абстрагированию получаемых знаний. Абстрагирование информации проходит в два этапа. На первом этапе человеческий мозг классифицирует получаемую информацию в виде концептов как представлений о предметах и сцен как представлений о событиях с участниками-концеп-тосхемами. На втором этапе мозг концептуализирует расклассифицированные сцены, подгоняя их под фреймы как ментальные предикатно-аргументные структуры с абстракцией более высокого порядка, представляющие собой определенные способы видения сцен.
Фреймы определяют количество участников события и их семантические роли и тем самым создают базу для становления валентности глагола либо глаголов, описывающих соответствующее событие. Дальнейшим этапом формирования валентности является интерпретация сигнификативной специфики аргументов фрейма, исходя уже из взаимодействия в его содержании ментального и онтологического планов.
Дело в том, что семантические роли фрейма накладываются при концептуализации сцены на ее концептосхемы, носящие онтологический характер отражения действительности в виде онтологических признаков. И интерпретация сигнификативной специфики аргумента заключается в определенном семантическом прочтении соответствующей роли фрейма, зависящем как раз от того, какие из концептуальных признаков концептосхемы, взаимодействующей с релевантной ролью, являются наиболее важными для конкретной языковой общности. Эти признаки могут варьироваться в зависимости, во-первых, от отнесенности описываемого глаголом события к какой-либо из сфер бытия, то есть к физической, физиологической, эмоциональнопсихической, интеллектуальной, речевой или социальной. Во-вторых, признаки могут варьироваться при отнесенности описываемого глаголом события к одной и той же сфере бытия в зависимости от специфики самого события, то есть, например, от характера его протекания либо от его последствий. И в-третьих, на выбор реализуемого в языке признака может повлиять специфика самого объекта действительности, отражаемого в аргументе, то есть, например, одушевленность либо неодушевленность и т. д.
На завершающей стадии становления валентности происходит закрепление за таким образом интерпретированными аргументами определенных способов их экспликации в языке, наиболее распространенным из которых является морфолого-синтакси-ческая репрезентация глагольной валентности, то есть глагольное управление.
Форма глагольного управления отражают все нюансы сигнификативной специфики репрезентируемых аргументов. Так, аргумент «делибератив» репрезентируется в языке при помощи предложно-падежного управления ueber Akk при глаголах, описывающих ситуации речевой деятельности (Ег erzahlte iiber die Oscarverleihung) и при помощи предложно-падежного управления an Akk при глаголах, описывающих ситуации интеллектуальной деятельности (Er denkt gewiss an seine Mutter).
В свою очередь, делибератив имеет две репрезентации при глаголах, описывающих разные ситуации интеллектуальной деятельности, хотя и относящихся к одной и той же сфере бытия. Сигнификативная специфика аргумента определяется здесь онтологической спецификой описываемого события. Предложно-падежное управление an Akk отражает тот факт, что действие в событии носит кратковременный характер и не подразумевает каких-либо последствий (F.r erinnert sich an das Kind). Предложно-падежное управление iiber Akk используется для передачи более сложного характера действия, протекающего достаточно долгий период времени и подразумевающего какие-либо последствия, в частности принятие решения (Er dachte iiber das Kind nach).
На сигнификативную специфику аргумента может также влиять онтологическая специфика объекта действительности, мыслимого в той или иной аргументной функции. Так, агенс в предложениях с пассивной конструкцией репрезентируется при помощи предлога von, если он мыслит одушевленного производителя действия (Ег wurde von seiner Mutter erweckt) и при помощи предлога durch, если он мыслит неодушевленную причину действия (Er wurde durch laute Stimmen erweckt).
Таким образом, глагольное управление является морфолого-синтаксической репрезентацией глагольной валентности и мотивируется последней. Значение глагольной валентности составляет взаимодей-
ствие ментального и онтологического содержания описываемого события. Определенные формы глагольного управления зависят от соответствующего семантического прочтения релевантных ролей фрейма и реализуются в рамках конкретной валентности конкретного глагола либо группы глаголов, характеризующихся одинаковым прочтением одних и тех же семантических ролей.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Арутюнова Н.Д. Предложение и его смысл. М., 1976.
2 Демьянков В.З. Когнитивная лингвистика как разновидность интерпретирующего подхода // ВЯ. 1994. № 4.
3 Кураков В.И. Валентность и семантические основы глагольного управления // Вестник ВолГУ. Сер. 2, Филология. Вып. 4. 1999.
4 Пиаже Ж. Онтогенез знаний и его эпистемологическое значение. Семиотика. М., 1983.
5 Попова З.Д., Стернин И.А. Понятие «концепт» в лингвистических исследованиях. Воронеж, 2000.
6 Степанова М.Д., Хельбиг Г. Части речи и проблема валентности в современном немецком языке. М., 1978.
7 Филлмор Ч. Основные проблемы лексической семантики. М., 1983. Вып. 12.
8 Чейф У.Л. Память и вербализация прошлого опыта. М., 1983. Вып. 12.
9 Schwarz Monika. Kognitive Semantiktheorie und neuropsychologische Realitat: reprasentionale und prozedurale Aspekte der semantischen Kompetenz. Tiibingen Niemeyer, 1992.
