CC BY
224
-----------------------------'353&&
История
В. Г. Дацышен,
доктор исторических наук.
Красноярский государственный педагогический университет
Китайцы-земледельцы в Приморье: эпизод длиной в сто лет
На современном историческом этапе возник значительный интерес к истории китайской эмиграции в нашей стране. В историографии появились специальные исследования по данной теме, в том числе о китайцах-земледельцах1. Особо следует отметить работу Т.Н. Сорокиной, в которой внимание уделяется китайскому земледелию в Приморской области в 80-х гг. XIX — начале XX в.2 Многие проблемы китайского земледельческого освоения региона остаются недостаточно изученными и сегодня.
Китайское земледелие берет свое начало, очевидно, со времени включения этого региона в состав России. Следует отметить, что первые русские исследователи на Дальнем Востоке эту проблему не поднимали. Например, в одном из описаний Уссурийского края 60-х гг. XIX в. говорилось: «Здешние поселенцы — китайцы как бы подавлены дикостью природы, и в течение нескольких веков существования их здешних поселений они далеко еще не успели придать населенной ими стране вид страны цивилизованной»3. До начала XIX в. в исследованиях обычно отмечалось, что к приходу русских в определенных районах жили китайцы, но не рассматривалось, как они там появились4. Современники отмечали относительную малочисленность китайцев в регионе, полагая, что причина ее была в том, что Уссурийский край являлся в основном местом ссылки.
По мнению одного из первых исследователей Дальнего Востока В.К. Арсеньева, китайцы в Уссурийском крае появились лет за 30 до прихода русских, это были сезонные промысловики; земледельцы же лет за 10-155. В.К. Арсеньев считал, что одно из первых китайских поселений было в заливе Ольга. А.П. Георгиевский писал: «Земледельцы зафиксированы около 1840 года, сначала на Уссури, затем на нижнем течении Имана, на Даубихэ и на берегу моря, где теперь Владивосток и селение Ольга»8.
В 1858 г. на пути своего следования от оз. Ханка к заливу Св.Вла-димира китайцев встречал М.И. Венюков. Описание их поселений
в бассейне Уссури приводится в 1860-1861 гг. в иркутской газете «Амур». В публикуемых в ней материалах экспедиции 1859 г. полковника К.Ф. Будогосского говорилось о наличии городов и пшеничных участков. В это время китайцы обрабатывали свои участки на быках, выращивали пшеницу, просо, ячмень, гречиху, горох, бобы, кукурузу, табак, различные овощи7.
Более близкое знакомство русских с выходцами из Китая состоялось в 60-х гг. В одном из первых подробных описаний Приморья после его окончательного вхождения в состав Российской империи говорилось: «Наиболее населена была южная часть края от Хуньчуна до Ольгинского залива... потом река Сучан с ее притоками; все эти места заняты одинокими фанзами китайцев и изредка орочей... За тем следует: уссурийская линия, гораздо менее населенная гольдами... и еще реже можно встретить здесь фанзы китайцев; поселения китайцев по р. Таудышуй; линия по сухопутному сообщению по Суйфуну до Посьета; линия по р. Дауби ... поселения китайцев по р. Саньгобери, впадающей в Восточный океан; поселения китайцев по р. Лефу, ... всех местных жителей едва ли заключает более 10 тыс. душ обоего пола, считая в том числе все племена: китайцев (все мужского пола, китайских женщин в крае вовсе нет), гольдов, ороча, мангу и гиляков»8. В долине Сучана, по мнению автора (очевидно, подполковника корпуса лесничих А.Ф. Будищева), в первой половине 60-х гг. XIX в. имелось до 1000 чел. манзовского населения; далее, «китайских домов по всему Бикину и по его притокам можно насчитать не более 12 ... По реке Кхэтэн-Дабан, притоку Пора жителей гораздо меньше, китайских домов там всего 2 ...»; «...по реке Има в разных ее местах и по ее притокам находится до 25 китайских домов»; около устья реки Дауби китайская деревня Фамагу из 5 фанз, на р. На-уту деревня Наутухоуза — 12 фанз китайцев, на р. Фудзи деревня Яувайза — 4 богатых фанзы9.
Российские исследователи в начале 60-х гг. XIX в. не только отметили земледелие местных китайцев, но и описали его. А.Ф. Бу-дищев подчеркивал: «Один из тамошних китайцев, по имени Сун-занай, имеет на реке Бикине в дер. Чамудындза дом с огородами и пашнями, а на реке Сангобери, что впадает в Восточный океан, имеет винокуренный завод, пашни, до 40 голов рогатого скота и 10 штук лошадей»; «Китайцы, проживающие по этой реке (Иман. — В.Д.), занимаются торговлею, в малых размерах хлебопашеством и огородничеством...»; «На устье речки Чинза и поблизости находится несколько домов китайцев, занимающихся с успехом сеянием буды и других хлебных растений. Возделывание китайцами земли производится посредством разных лопаток и заступов, а потому они не могут возделать большого количества земли». «Китайцы, очень немногие гольды и ороча занимаются земледелием в малом виде, или, вернее, огородничеством. На небольшом клочке земли, но очень тщательно возделанном, китаец сеет хлеб и овощи, необхо-
&Я. ---------------------------------------------
димые для его годового продовольствия, из своих запасов еще делится и меняется с гольдами и ороча на рыбу, мясо и соболей. В свою очередь, они выменивают приходящим в край с этой целью мелким маньчжурским чиновникам этих соболей на мелкие вещи, необходимые для домашнего быта, на скот (быков и коней), земледельческие орудия... Женьсеневый корень разводят тоже плантациями...»; «Что касается до хлебных растений и огородных овощей, то по большей части у всякого хозяина в Зауссурийском крае в огороде, не более 1/2~'2, редко до 5 десятин, можно встретить следующие растения: буда, просо китайское; ячмень; овес; бобы пестрые; бобы большие; табак; капуста; редька; дыня; огурцы; арбузы; морковь; красный перец; масляное растение сезам (кунжут); фиолетовый паслен; сорго (по-китайски каулия); кукуруза; пшеница; рис, разводимый в. малом количестве и при том довольно редко; картофель, лук, чеснок и др.»10
Таким образом, ко времени вхождения Приморья в состав России на его территории уже проживало некоторое число китайцев, занимавшихся земледелием. Очевидно, китайское освоение региона еще не достигло стадии крестьянской колонизации. Земледелие в этот период играло подсобную роль, позволяя развиваться промысловой и торгово-ростовщической деятельности. Следует отметить, что китайская колонизация в Уссурийском крае коренным образом отличалась от проходившей колонизации в Амурской области (Зазейский район).
Русские власти до конца 60-х гг. XIX в. не предпринимали попыток контроля над оседлыми китайцами. В начале XX в. было принято считать, что в первой половине 60-х гг. XIX в. в Уссурийском крае было около 340 китайских фанз с населением до 900 чел., из которых 350 чел. жили в Ханкайской округе11. В официальных документах, например, в «Отчетах Приморского губернатора», до конца 1870-х гг. «пришлые китайцы» отличались от «коренных жителей», к которым относились и манзы12. Первая перепись китайского населения в Уссурийском крае была проведена лишь в конце 1860-х гг.13 Было зафиксировано 1797 мужчин и 210 женщин, в том числе 208 мужчин и 30 женщин манзов проживали в Уссурийской округе, 142 мужчины в Суйфунской, 886 мужчин и 110 женщин — в Ханкайской округе, 294 мужчины и 56 женщин — в Аввакумовской и 267 мужчин в 210 женщин в Сучан-ской округе14. Перепись не могла выявить все китайское население в регионе, уклонявшееся не только от учета, но и от всяческих контактов с русскими. Учет и контроль и в дальнейшем были затруднительны. В «Отчете Приморского губернатора» за 1872 г. говорилось: «Коренное население Южно-Уссурийского края, корейцы, тазы и манзы, — выходцы из разных провинций Китая. Численность их постоянно изменяется переходами через границу, поэтому точно и весьма трудно, и даже невозможно определить их численность»15.
Проживавшие в регионе китайцы были тесно связаны с сезонными промысловиками, обслуживанию которых они в значительной степени уделяли внимание. По оценкам современников, в Приморье в 60-х гг. XIX в. промыслы постоянно вели более двух тысяч китайцев. О тесной связи китайских земледельцев и промысловиков писали первые исследователи этой темы. П.Ф. Унтербергер отмечал: «Китайцев, носивших местное название манз, мы застали преимущественно в Южно-Уссурийском крае, где они занимались в низовьях долин рек хлебопашеством для снабжения продуктами его охотников за зверями, золотоискателей, искателей корня жень-шеня, а равно для выгонки из зерна спиртного напитка ханылина. От них приобретали продукты земледелия и китайские промышленники морской капусты, крабов и трепангов, занимавшиеся этими промыслами по берегам залива Петра Великого и Татарского пролива»16. О том же писал и В.К. Арсеньев: «Разделять местных китайцев на земледельцев и зверовщиков-охотников нельзя. Земледельцы — они же зверовщики! Обработкой земли китайцы занимаются лишь постольку, поскольку это необходимо, чтобы собрать продовольствие на время охоты и звероловства для того, чтобы кредитовать инородцев кукурузой, чумизой и ханшином»17.
После присоединения Уссурийского края к России процесс китайской земледельческой и промысловой колонизации не был прерван, он стал более интенсивным. Местные или вновь пришедшие китайцы отчасти оставались арендаторами на землях, переданных русским переселенцам, отчасти осваивали новые земли. В 1880 г. русские насчитали в Уссурийском крае уже более тысячи фанз с населением до семи тысяч человек18.
Встречная русская и китайская колонизация привела к формированию двусторонних противоречий и конфликтной ситуации. В самом начале 1880-х гг. китайское население в Приморской области и власти Манчьжурии попытались противостоять русской колонизации края. В 1881 г. «беспорядки» среди китайского населения зашли так далеко, что вышло распоряжение генерал-губер-натора с угрозой выслать за границу всех китайцев и сжечь их фанзы, если сопротивление будет продолжаться19. В места волнений был отправлен отряд под командованием Кропоткина, в 1882 г. в район Сучана для этих же целей — отряд подполковника Винникова. На защиту своих подданных встали власти. В 1881 г. военный губернатор Приморской области характеризовал китайцев: «Заносчивость, проглядывает почти в каждом письме китайских пограничных властей к нам, дерзость их, доходящая до открытого вмешательства в законные распоряжения местной нашей администрации, касающиеся китайцев, проживающих у нас ...»20 Офицеры с мест докладывали: «...старшина Линь-гуй произведен китайским правительством ... в начальники над всеми китайцами от Шкотово до Ольги»21. Китай требовал прекратить выселение китайских земледельцев из Южно-Уссурийского округа и защи-
---------------------------------------------—__
щал права экстерриториальности своих подданных в России. Русские власти не смогли полностью игнорировать эти требования, на местах было разрешено выселять китайцев только «с личного каждый раз разрешения Генерал-Губернатора»22.
Противостояние начала 1880-х гг. в регионе не привело к усилению китайских позиций в силу жесткой политики русских властей, русской земледельческой колонизации Приморья, начала целенаправленной китайской колонизации Северной Маньчжурии и др. Таким образом, китайская земледельческая и промысловая колонизация постепенно ослабевает. Современники писали: «В то время» как Владивосток быстро развивался, территория, лежащая позади его — Южно-Уссурийский край, оставалась пустынею, и в нее начало вливаться китайское население... Такого положения невозможно было терпеть, и ... правительство в 1883 г. приступило к его заселению крестьянами Европейской России за счет казны»23. Правда, большинство переселенцев принадлежало к беднейшей части населения и, получив землю, не имело возможности самостоятельно ее обрабатывать, поэтому сдавало в аренду китайцам. Тем не менее численность китайцев-земледельцев в Приморье, как и в других районах российского Дальнего Востока, стала сокращаться. Эта тенденция была отмечена исследователями того времени: «Политика восьмидесятых годов начала, однако же, оказывать свое действие, и, начиная с 1885 года, численность оседлого манзовского населения внутри края начала сильно падать и заметно сокращаться. Центром манзовского населения становился, мало-помалу, Владивосток»24.
Вытеснение китайцев из Приморья в конце XIX в. проходило без особых эксцессов. Приамурский генерал-губернатор П.Ф. Ун-тербергер позднее писал: «В прежнее время, при занятии русскими Приамурского края, было разбросано по нему, преимущественно в Южно-Уссурийском крае, довольно значительное число китайских земледельческих ферм. По мере заселения края русскими фермы эти прекратили свое существование или совсем или «передвинулись» в более отдаленные места. В известный район, занятый поселениями китайцев, направляли русских переселенцев, китайцам давали срок от одного до двух лет для ликвидации своих дел и освобождения занятой ими земли. В общем, эта эволюция происходила без особых трений и недоразумений. Бывали случаи, что китайцы арендовали затем на известное время ту же землю, перешедшую к новоселам»25. Относительно безболезненное вытеснение китайцев объясняется прежде всего наличием свободного земельного фонда и желанием сохранить независимость от русских властей (отмечали газеты того времени): «...китайцы и сами по себе, без всякого принуждения, докидают внутренние части края, по мере возникновения там новых русских селений... они не выносят соседства русских людей и близости русской власти»26. Многие китайцы охотно воспользовались возможностью на законных ос-
нованиях вернуться в Китай и там заняться земледелием. Поток обратных переселенцев, очевидно, был так велик, что возникла проблема. Летом 1882 г. российский посланник сообщал из Пекина генерал-губернатору Д.Г. Анучину о том, что начальник округа Нингута в докладе китайскому правительству обвинял российскую администрацию в создании препятствий для выселения китайцев из Приморья в Маньчжурию27.
Причиной отсутствия серьезного сопротивления русской земледельческой колонизации со стороны китайцев была также неразрывная связь земледелия с промыслами. При появлении русского населения в определенном районе китайцы вынуждены были уходить далее в тайгу в поисках «диких» мест; земля как таковая, в Уссурийском крае для них не представляла такой ценности, как в Китае. В отчете современников читаем: «... не только лудевы, но даже целые поселения манз и сотни десятин, обрабатываемых ими из года в год, долгие годы ускользают от внимания властей, хотя последние и весьма не редко предпринимают походы в глубь тайги для разыскания нелегальных манз, укрывающихся в ней. Кстати благодаря всему этому появление небольшого полицейского отряда в глубине тайги, в стороне от населенных мест и почтового тракта, каждый раз имеет характер вторжения неприятелей в военное время и даже сопровождается всеми аксессуарами настоящей войны: разрушением, пожарами и даже пленом. Во время такого шествия уничтожают на прибрежьях тайги шхуны и лодки, занимающиеся в уединенных заливах и бухтах контрабандной добычей трепангов, морской капусты и рыбы, сжигаются су-левые заводы, звероловные и земледельческие тайные фанзы, срываются до основания лудевы и изгороди, берутся в плен беспаспортные манзы... И тем не менее, несмотря на строгие, крутые и чисто военные меры, борьба с тайными поселениями манз почти безуспешна: слишком обширна и недоступна тайга»28.
К концу XIX в. из общего числа китайских мигрантов в Приморье лишь около 10% были заняты в земледелии, включая так называемых «фанзовладельцев» и долгосрочных арендаторов29. Правда, говорить об учете китайцев-земледельцев в дальневосточной тайге сложно. В качестве примера можно привести выдержку из работы Д.И. Шрейдера: «Незадолго до моего отъезда в Посьет на р. Циму-хэ в глубине тайги открыто было даже целое поселение нелегальных китайцев из 60 манз ... все эти «тайные» манзы живут здесь, по-видимому, не один уже год, судя по тому, что близ фанз найдены расчищенные таежные пространства, тщательно культивируемые и засеянные будой, гаоляном и прочими злаками, разводимыми китайцами-земледельцами»30. При этом нельзя говорить об отсутствии какого-либо сопротивления, хотя и в пассивной форме. Например, в конце XIX в. выселять китайцев вновь приходилось при помощи полиции и воинских отрядов. Насилия фиксировались в 1895 г., когда пристав Марков изгонял ки-
¥&хТ. —------------------------------------.__
тайцев из Сучана. 29 ноября 1899 г. в с. Владимировке полиция задержала 90 китайцев, 17 декабря 1899 г. начальник Полтавского участка передал за границу китайским властям 115 чел., не имевших паспортов. Для более эффективной борьбы с нелегалами предлагалось опубликовать в области объявление на китайском языке
о том, что беспаспортных китайцев будут отправлять за границу, отрезав косы31. Значительную часть арестованных составляли сель-хозрабочие, но были среди них и фанзовладельцы32. Весной 1900 г. началось выселение земледельцев из некоторых мест Сучанского и Ольгинского участков. Китайцы отказывались уезжать из своих селений, поэтому во Владивосток вывезли старосту и еще двух человек для выдворения в Китай под конвоем. Напряженная ситуация в Приамурье стабилизировалась после трагических событий 1900 г.33
В ряде районов в эти годы китайцы сохранили самостоятельные земледельческие хозяйства. Очевидцы отмечали: «По побережью Японского моря преобладают земледельцы китайцы, но есть и корейцы. Больше всего их в Сучанской волости (под просовыми и бобовыми 510 десятин), затем в Цимухинской (225 десятин) и Ольгинском стане (103 десятины)34. На Русском острове в начале XX в. в летнее время проживали по 600-900 чел., которые наряду с морскими промыслами занимались земледелием, в первую очередь огородничеством»35. В публикациях того времени можно найти описание типичного земледельческого поселения начала XX в.: «Оседлые манзы имеют собственное общественное управление. В каждом поселении находится старшина, избираемый китайцами на известный срок и исполняющий также и судебные функции в пределах, равных нашему волостному суду. Остальные же дела переходят для разбора в общие полицейские или судебные учреждения... Поселки или деревни китайцев состоят из нескольких фанз, расположенных в одиночку и выстроенных на один и тот же образец. По наружным бокам фанзы находятся пристройки для загона скота, склада хлеба ц всевозможных вещей... Вместо потолка, которого нет в фанзах, положены сажени на полторы от земли несколько поперечных жердей. На жерди вешается разная мелочь: оставленный на семена хлеб, одежда, рухлядь ...»36
Китайское земледелие в Приморье в конце XIX — начале XX в. создавало серьезные проблемы для местных властей и общества. Они не были напрямую связаны с так называемой «желтой опасностью», которая обычно ассоциировалась с толпами китайских рабочих в дальневосточных городах. Для части Южно-Уссурийского края большой проблемой стало использование китайского труда на землях русских крестьян и казаков. В с. Никольском в середине 1890-х гг. 11,1 % крестьян землю обрабатывали своим трудом, а 24,2 % сдавали ее в аренду китайцам. Остальные русские жители также сдавали часть земли китайцам, зарабатывая на «желтом труде». В Никольском более половины всей пахотной земли обра-
батывалось китайцами и корейцами37. В Шкотово китайцы брали в аренду 47% земель, получая половину урожая38. Подобная ситуация наблюдалась и в других районах Дальнего Востока: «В таком старом богатейшем селе, как Пермское (с 1863 г.) собственной распашки по 10-15 десятин на двор, однако вся эта распашка производится наемными китайцами. Население предпочитает заниматься охотой»39.
Проблема заключалась в том, что китайский труд позволял крестьянам и казакам вести паразитический образ жизни, эго грозило деградацией русского сельского населения в регионе. Кроме того, китайцы часто использовали пашенные земли не для выращивания сельскохозяйственной продукции, а для более выгодных культур, в частности, для опийного мака. В.К. Арсеньев отмечал: «Прельстившись высокой платой, крестьянское и казачье население сдает лучшие свои земли под посевы мака, уменьшая тем посевы хлебных злаков. Бывали случаи в Цемухинской волости, что крестьяне сдавали под мак пашни с хорошими всходами: поля, покрытые зелеными всходами, перепахивались. Увеличение площади маковых плантаций, таким образом, совершается в ущерб земледелию, с таким трудом насаждаемому в Крае русским правительством»40. В «Заключении Канцелярии Приамурского Генерал-губернатора по вопросу о китайских и корейских рабочих» в 1908 г. отмечалось: «Не оспаривая указания комиссии факта, что культура возделывания злаков у «желтых» стоит выше, чем у русских ...», «китайский труд в сельском хозяйстве нежелателен» из-за того, что на нем паразитировали русские крестьяне41. Наиболее ярко, как всегда, описывал ситуацию В.К. Арсеньев: «В настоящее время казаки и почти все крестьяне сами не обрабатывают землю, а отдают ее в аренду китайцам на правах половинщиков. Обыкновенно сам хозяин-русский отправляется на заработки куда-нибудь на сторону, предоставляя китайцу распоряжаться землей, как ему угодно, по своему усмотрению. Желтолицый арендатор тотчас же строит фанзы, выписывает из Китая своих родственников, приглашает помощников, занимает рабочих и начинает хозяйничать»42.
Несмотря на негативные последствия использования китайского труда в земледелии, его дешевизна привлекала не только дальневосточных крестьян и казаков, но и землевладельцев Европейской России. Газета «Новый край» сообщала, что Комитет о нуждах сельскохозяйственной промышленности Галичского уезда Костромской губернии по докладу землевладельца Попазова постановил ходатайствовать перед правительством о ввозе в Европейскую Россию китайцев в качестве работников на условиях долгосрочных контрактов. При этом помещики ставили вопрос и об «особой уголовно-гражданской ответственности за неисполнение китайцами договора»43. Подобные факты фиксировались и в других районах империи.
^ а,и,ьиием. ________________________________________________
После окончания русско-японской войны и в связи со Столыпинской реформой власти вновь занялись проблемами русского заселения Южно-Уссурийского края. В сентябре 1906 г. начальник Генерального штаба Палицын предложил П.А. Столыпину «выселить с побережья Южно-Уссурийского края всех китайцев, водворившихся там после 1860;; г.»44 Выселять китайцев не стали, но по мере русского заселения Дальнего Востока отмечалось уменьшение доли китайского труда в обработке крестьянской земли. Читаем у В.К. Арсеньева: «Начиная с 1907 г., переселение в Уссурийский Край увеличилось. На тех местах, где раньше жили китайцы, раскинулись русские деревни... Русские потеснили китайцев и корейцев, китайцы частью отодвинулись вверх по рекам, частью ушли в Маньчжурию...»45 Русские переселенцы времен Столыпинской реформы значительно «подвинули» китайских земледельцев в Приморье. П.Ф. Унтербергер писал по этому поводу: «Новые переселенцы, видя, что лучшие земли в Южно-Уссурийском крае уже заняты, направились на побережье Татарского пролива и распределялись по впадающим в него речкам, занимая земли, раньше культивированные китайцами, которые, по мере притока русских переселенцев, или оставляли места, или двигались дальше в глубь страны»46.0 значительном сокращении китайцев-фанзовладельцев говорят и другие данные: «... по отчету Уполномоченного Министерства Иностранных дел по 1 сентября 1910 г.», в Приморской области в этот период проживали 65409 китайцев, из которых 61429 чел. относились к категории разнорабочих47.
В этот период стала сокращаться доля земли, сдававшаяся в аренду китайцам. «Согласно произведенной чинами Переселенческого Управления в 1909 году анкете, которая охватила 80 % крестьянского населения Приморской области, на 155569 десятин засеянной крестьянами земли сдано было китайцам и корейцам 10550, или 6,75 %»48. А. Панов заявлял: «Миф о крестьянах-помещиках, которые кормятся от китайско-корейской аренды и забрасывают свои пашни, если и встречает подтверждение в нескольких единичных случаях, то в общем должен быть отвергнут... китайско-корейская аренда осуждена на естественное вымирание, так как латифундий, при которых является большой избыток земли, уже не создается...»49 По данным статистики, в Приморской области в аренду китайцам землю сдавали лишь 590 русских крестьянских семей — всего 2268,7 десятин на сумму 26743 руб. Это почти в 4 раза меньше, чем корейцам, но больше, чем русским крестьянам. Крестьянские общества выделяли китайцам 48 фанз — 312 десятин земли на сумму 3188 руб., что во много раз меньше, чем корейцам. Под огороды и постройки землю китайцам сдавала 51 семья — всего 49 десятин на 2362 руб.50 Согласно докладу чиновника особых поручений Казаринова на Юге Приморья в 1911 г. проживало около 3600 китайцев-земледельцев, арендовавших 2800 десятин земли. При этом до 500 десятин китайцы засеивали маком51. В
опубликованных в 1914 г. «Материалах по обследованию крестьянских хозяйств Приморской области» говорилось, что 89 переселенческих семей сдавали 192,5 десятин пашни в аренду китайцам на 1903,7 руб., землю у переселенцев арендовала 91 китайская семья. 310 семей нанимали китайцев, которые убирали 6,1 % сенокоса и 0,9 % посева зерновых52.
Следует отметить, что русская крестьянская колонизация новых земель на Дальнем Востоке не всегда вела к вытеснению китайских земледельцев, иногда наблюдался обратный процесс. Современники фиксировали факты, когда на русских переселенческих участках увеличивалось китайское население: «На участке Сяохинском до образования его было семь китайских фанз, а ныне — 11 китайских и 30 корейских, принятых арендаторами... На участке Тютихэ при небольшом числе русских — китайских фанз 30 ... В 1907 году за разрешение обрабатывать земли на вновь образованных четырех участках китайцы уплатили около 10000 пудов хлеба... В текущем году на упомянутых переселенческих участках китайцы проживали сотнями. Так, в деревне с великорусским именем Саратовка в апреле сего года проживало пятьсот китайцев, на участке Сандагоу тоже около 500 душ. Всего в долине Улахэ на переселенческих участках в начале 1908 года проживало 1152 китайца»53.
Землю китайцам под пашни и огороды отдавали не только сельские общества, но и местная администрация. Никольское городское управление сдавало в аренду китайцам пригородные земли. Надо сказать, что, по официальным данным, в 1909 г. в Никольске-Уссурийском проживали 10230 мужчин и 70 женщин китайского подданства, почти столько же, сколько в Никольск-Уссурийском уезде54.
Китайский труд более всего использовался на казачьих землях. Причина заключалась в том, что казачьи наделы были больше крестьянских, а уссурийские казаки традиционно ориентировались не на земледелие, а на промыслы. Главноуправляющий землеустройством и земледелием в конце 1906 г. писал П.А. Столыпину: «... обеспеченное землею казачество переселяется на окраины неохотно. Следует отметить, что этим способом привлекается крайне ненадежный элемент в смысле колонизационном: казаки, в сущности, земледелием не занимаются и в большинстве или сдают свои земли в аренду или нанимают батраков — корейцев и китайцев»55. В октябре 1913 г. чиновник особых поручений при генерал-губернаторе Полетика писал: «Особенно много китайцев проживает по рекам Санчагоу и Ушагоу на наделах казаков станицы Полтавской, поселков Корфовского и Константиновского. Казаки почти совсем не занимаются земледелием, предпочитают сдавать свои земли в аренду китайцам, которые засевают землю маком для опиума. В текущем году в Полтавском участке было засеяно маком около 500 десятин земли»56.
В 1908-1909 гг. различные ведомства рассматривали меры по ограничению применения труда иностранцев на казенных работах, а также сдачи земель и подрядов иностранцам. Вытеснить китайских рабочих из различных сфер Дальнего Востока был призван закон 1910 г. об ограничении численности выходцев из азиатских стран, при этом наиболее уязвимым оказалось сельское хозяйство — не хватало дещевых рабочих рук. В 1912 г. на заседании областного правления Приморского сельскохозяйственного общества статский советник А.В. Суханов призвал даже приостановить действие закона 1910 г., так как, по его мнению, без китайских арендаторов русские крестьяне не могли сделать местное аграрное производство эффективным57. В качестве подтверждения факта, что ограничение китайского труда в хозяйствах русских крестьян не было актуальным, можно привести «Извлечение из Обязательного постановления Приамурского Генерал-губернатора от 12 апреля 1912 года за № 20». В нем говорилось: «Воспрещается кому бы то ни было ... содержать в качестве жильцов и постояльцев, иметь в услужении или на каких бы то ни было работах и занятиях иностранных подданных, не снабженных установленными видами для жительства или с просроченными визами». Специальные правила «Для найма китайцев...» были установлены лишь для городов58. Первая мировая война заставила снять ограничения на использование китайского труда в Российской империи, однако число занятых в сельском хозяйстве китайцев значительно не выросло. Например, в публикациях отмечалось, что в Приморье «Общая численность желтого населения, проживающего в сельских местностях, за исключением территории Уссурийского казачьего войска, по переписи 1915 года, определяется в 52084 человека, из них корейцев 43886 и китайцев 8138»59.
Устойчивое присутствие китайского труда в аграрном секторе Приморья обусловливалось не только потребностями в своей продукции самих китайцев, но и россиян, которые эту продукцию не производили. Например, исследователи подсчитали, что на 25~26 русских жителей Дальнего Востока в среднем приходился один китайский огородник. Первые переселенцы из Сибири традиционно мало внимания уделяли овощным культурам, но среди городских жителей Дальнего Востока было много выходцев из Европейской России, которые, как и переселенцы из Юго-Западной России, нуждались в сельскохозяйственной продукции, но не могли быстро освоить новое дело в непривычных условиях. Газета «Иркутские губернские ведомости» в материале из Нерчинска в августе 1903 г. отмечала: «Овощи, появившиеся было в продаже ... как будто уже и кончились ... А между тем здесь овощи так необходимы! Невольно пожелаешь, чтобы китайцы пришли и научили нас, как ухаживать за ними. Можно любоваться аккуратными грядками китайца, умело пересеченными канавками и засеянными разнообразными растениями. Все это может
возбудить зависть самого требовательного европейского огородника»60.
«Земельные излишки» в регионе делали привлекательным китайский труд и для властей, и для землевладельцев. Принято считать, что китайцы арендовали землю в половину урожая, что, очевидно, могло быть лишь в исключительных случаях в пригородной зоне. По данным исследователей этого периода на Дальнем Востоке арендатор уплачивал хозяину земли 15 пуд. хлеба с десятины при среднем урожае в 100 пуд61. Такие условия, несомненно, были более выгодны для земледельца по сравнению даже с Маньчжурией, особенно с учетом таких факторов, как более высокие цены на сельхозпродукцию, отсутствие разного рода поборов и повинностей со стороны властей.
Китайские хозяйства существовали параллельно с русскими, но практически не взаимодействовали. Очень трудно найти примеры заимствования культур и технологий. В качестве одного из примеров можно привести интересный опыт русско-китайской кооперации — имение «Родное» наследников А.Д. Старцева на о-ве Путятина. В 1893 г. Старцев приобрел у казны этот остров, вложил в его освоение значительные средства. Ему удалось создать комплексное хозяйство с зерновыми посевами и огородами, конным и кирпичным заводами, ягодником, садом, кузнечно-слесарными мастерскими и другими производствами. При этом А.Д. Старцев использовал наемный труд. Переписью 1897 г. на хуторе о-ва Путятина было зафиксировано постоянно проживавших там русских (11 мужчин и 10 женщин), корейцев (13 мужчин и 14 женщин) и 107 китайцев62. А.Д. Старцев умер в 1900 г., но созданное им хозяйство сохранилось. Скотный двор и свинарник обслуживали 4 китайца, нанятые помесячно. На конном заводе и в саду русские и китайцы работали совместно. Нанимали на работу, в зависимости от вида деятельности, сезонно или постоянно, оплата сдельно-премиальная или с твердым окладом. Например, при конном заводе, основанном в 1893 г., было семь рабочих, нанятых помесячно (4 русских и 3 китайца). В саду работали один русский и два китайца, нанятые на лето. Хозяйство на о-ве Путятина оказалось высокоэффективным, об этом, в частности, говорят объемы товарной продукции: собирали малины 400 пуд. в год, овса — 50 пуд. с десятины, а картофеля 500-600 пуд. с десятины63,
Следует сказать о выходцах из Китая, что поселились среди русских и прияли русский образ жизни. Это были китайцы, женившиеся здесь или сошедшиеся с русскими женщинами, некоторые из них родились в России (или приехали в Приамурье в детстве, приняв православие, выражали желание перейти в русское подданство. Эта группа китайцев была многочисленной и занималась в основном земледелием. Архивные документы сохранили некоторые имена — Цун-дзян-хо, Петр Потапович Пантелеенко (Чен-сан-и), Георгий Александрович Коренев (Чен-дин-чун), Михаил
Кузнецов (Ван-фа) и др. Одни из них, женатые на казачках, вели типичное русское хозяйство, например, Коренев в 1915 г. на своем хуторе Никольском Иннокентьевского станичного округа держал пять лошадей, семь голов крупного рогатого скота и проч. Другие китайцы (Ван-фа) были огородниками, но просили русское подданство для того, чтобы стать «землепашцами»64.
Революция 1917 г. показала, что «вопрос о земле» был актуальным для Дальнего Востока, в том числе и Приморья. Русские крестьяне, не отказываясь в принципе от идей равенства и интернационализма, все же не хотели делиться своей землей с китайцами. В качестве примера можно привести «наказ делегату II съезда трудящихся Ольгинского уезда от деревни Екатериновки Сучанс-кой волости», датируемый мартом 1920 г.: «Мы, крестьяне, вполне сочувственно относимся к трудовым массам инородцев, но, ввиду переполнения населения в нашем районе, мы не можем удовлетворить их землей до соединения с Центральной Советской Россией»65. В Протоколе заседания подсекции по народному хозяйству этого съезда говорилось о запрете аренды земли и наемного труда: «Иностранцы временно на 1920 год наделяются по 1/5 десятины земли на душу, и предоставляется им право свободной распашки по указанию волостных и сельских земельных комитетов... Иностранцы должны нести все натуральные и др. повинности наравне с русским населением (наделению землей подлежат иностранцы, прибывшие до 1918 года). По 1/4 десятины земли для огородов иностранцам отводится на одну фанзу, а остальная земля по усмотрению»66.
Победа советской власти на Дальнем Востоке не привела к ликвидации китайского труда в сельском хозяйстве региона. Можно сказать, что процент занятых в земледелии китайцев от общей их численности в Приморье сохранился примерно тот же, что и в дореволюционный период. По «неофициальным и далеко не точным данным в Дальневосточном крае в 1931 г. 20709 китайских рабочих были объединены в 21 колхоз, в них — 1057 хозяйств и 3050 едоков, а в 1932 г. — 17. колхозов, в них 1014 хозяйств с 2975 едоками67. При этом следует учитывать, что основная масса колхозников приходилась на Приморье.
Сведения о количестве китайских хозяйств, объединенных в колхозы, противоречивы. В документах встречаются данные о том, что в колхозах ДВК находилось лишь немногим более 600 китайских хозяйств68. В «Постановлении Далькрайкома ВКП(б) о состоянии партийно-массовой работы среди китайских трудящихся в колхозах...» от 23 апреля 1933 г. говорилось, что «колхоз «Красный Восток» организовался в 1931 г. ... и объединяет 252 хозяйства, имеет 850 га посевов, 60 лошадей, 2 трактора»69.
В 1934 г., по сообщению исследователей, в Уссурийской области из 73 колхозов 5 были китайскими. Колхоз «Красный Восток» объединял 140 хозяйств, «Сталин» — 55 «Бубнов» — 24 хозяйства70.
Архивные материалы за 1935 г. говорят о пяти китайских колхозах в Уссурийской области, их посевная площадь в этот период составляла 1272 га71.
В 20—30-х гг. XX в. Советское государство было заинтересовано в развитии китайского земледелия на Дальнем Востоке, в первую очередь это связывалось с необходимостью расширения производства риса и сои в регионе. Вопрос «О колхозах с корейским и китайским населением ДВ Края» обсуждался на «Заседании Коллегии НКЗема РСФСР от 21 ноября 1930 года»72. В постановлении зафиксировано: «Обязать Сектор животноводства в трехдневный срок наметить конкретные мероприятия, обеспечивающие усиление развития шелководства в этих регионах»73. Однако китайские колхозники выращивали овощи на личных участках, общественные же поля обрабатывались плохо. Например, на заседании Владивостокского бюро горкома ВКП(б) в 1933 г. отмечалось, что в колхозе имени Сунь Ят-Сена «... из 31 га посева обобществленным является только 5 га овса, который был посеян в основном на плохо обработанной целине, ни разу не пропалывался и в результате дает урожай ниже среднего; посев и уборка овса проводилась русским Мельшиным» (62-летний пенсионер, единственный русский в этом колхозе. — В.Д.)74.
Следует отметить, что китайские рабочие в этот период встречались не только в земледелии, но и животноводстве, что было не типично для прошлых лет. Например, в 20-е гг. они работали скотниками на животноводческой ферме ДГУ75. Давали о себе знать и старые проблемы, связанные с выращиванием опийного мака. В отчете Далькрайисполкома говорилось: «Можно с уверенностью сказать, что бандитизм в крае на 90% связан именно с макосеяни-ем»76. Начальник Спасской милиции писал: «Хунхузническое движение особенно усилилось летом 1923 года на китайской границе... В результате боевых действий произошла не только частичная ликвидация бандитских формирований, но и выселено на китайскую территорию до 600 хунхузов, засеявших в Приханкайском районе до 15 десятин мака, а также уничтожено более 200 фанз, выстроенных китайцами вблизи маковых полей»77. Площади посевов опийного мака на Дальнем Востоке в середине 1920-х гг. составляли 10-15 тыс. десятин, затем стали сокращаться.
Социальный состав китайских колхозников в Приморье отличался от их единоплеменников, например, в Амурской области. Китайцы, вступившие в колхозы Тамбовского района «Восточный рабочий» в Гильчине, «Восточный ударник» в Толстовке, «Имени Сунь-Ят-Сена» в Высоком, в большинстве оставались бывшими батраками, женившимися на русских женщинах78. Согласно же «Постановлению Далькрайком^ ВКП(б)» от 23 апреля 1933 г. членами колхоза «Красный Восток» в Никольске-Уссурийском были в основном кулаки-эксплуататоры79. Относительно другого китайского колхоза (Имени Сунь-Ят-Сена) Владивостокский горком
ВКП(б) принял в 1933 г. следующее постановление: «Колхоз им. Сунь-Ят-Сена как лжеколхоз, фактически представляющий группу частных кулацких хозяйств, эксплуатирующих наемную силу,
— распустить. За обман правительства и партии, выразившийся в прикрытии колхозной формой своих частных кулацких хозяйств, граждан: Тя-Лин-Сина, Янго, Ли-Чи-Ина и их родственников Ли-Вен-Хина, Тя-Не-Сина, Тя-Шуен-Сина и Тя-Чуя-Сина привлечь к уголовной ответственности»80.
В советское время, как и прежде, российские власти с большой опаской относились к китайскому населению на Дальнем Востоке, особенно к китайским земледельцам. В «Постановлении Даль-крайкома ВКП(б) о состоянии партийно-массовой работы среди китайских трудящихся в колхозах...» от 23 апреля 1933 г. читаем: «Ник. Уссурийский и Хабаровский Горкомы партии ... должны знать, что руководство и перестройка национальных китайских колхозов на основе решений Январского пленума ЦК и ЦКК и указаний тов. Сталина требуют в ... ДВК особого внимания...»81 В дальнейшем ситуация не изменилась, китайские земледельцы остались чуждым элементом в российском Приморье. В «Докладной записке об отношении к китайской части населения на ДВК», датируемой 1936 г., в частности, фиксировалось: « В колхозе им. Лазо Шкотовского р-на (с. Шкотово) состояло 57 китайцев, из которых только один подданный СССР, остальная часть — китайские подданные, часть
— без документов. Многие из этих китайцев работали в колхозе по 2-3 года. В конце июня текущего года, по указанию Секретаря Шкотовского РК ВКП(б) тов. Жиринова председ. Колхоза тов. Сердюк (член ВКП(б)) предложил всем колхозникам-китайцам принять советское подданство, в противном случае они будут исключены из колхоза. Никакой воспитательной работы с китайской частью колхозников вообще не ведется ... в результате только 11 человек подали заявления о принятии советского подданства ... Сердюк созвал общее собрание, на котором было вынесено решение: «Исключить из колхоза всех китайских подданных, не желающих перехода в советское, подданство». После такого решения все китайцы, кроме одного бригадира (подданного СССР), бывшего члена ВКП(б), работу в колхозе прекратили, вместе с ними 11 человек, ранее подававшие заявления о принятии советского подданства. Из беседы с исключенными из колхоза китайцами выяснилось, что большинство из них собирается уехать в Китай, так как их здесь в колхозе обманули. По указанию Приморского Обкома партии Шкотовский райисполком отменил постановление собрания колхоза им. Лазо об исключении всех китайцев из колхоза, но никто до сего времени никакой работы с ними не провел и они в колхоз не возвратились. «Расчет с исключенными из колхоза, в части выработанных ими трудодней до ухода из колхоза, Правление колхоза не произвело. Надо сказать, что за последнее время имеет место уменьшение числа китайцев в ряде колхозов Шкотов-
ского района. В колхозе «Парижская коммуна» с. Центральное до 1936 г. состояло 14 чел., сейчас осталось 2. В колхозе им. т. Шварца из 12 чел. осталось 7. В приведенном выше колхозе им. Лазо из 57 чел. остался 1. В связи с тем, что нет ясности в вопросе об отношении к трудовой части китайского населения среди китайцев-еди-ноличников, никакой работы никто не ведет, в отдельных же случаях по отношению к ним применяются мероприятия, толкающие китайцев на выезд за границу... Некоторые колхозы, пользуясь отсутствием ясности в вопросе об отношении к трудовой части китайцев, допускают их к работе в колхозе на кабальных условиях... Я считаю, что если китайцам иностранноподданным предоставлено право убежища в Советском Союзе, то, как следствие, им надо предоставить возможность работать в колхозах и на предприятиях. Если этой возможности им не дать, то они будут заниматься сеянием опийного мака... Факты показали, что достаточно начать разъяснительную работу среди китайцев, и они охотно принимают советское подданство. Такой факт имел место в колхозе «Красный Восток» того же Шкотовского района, где после проведенной работы 32 китайца приняли советское подданство»82.
Попытки властей добиться полной интеграции китайцев, в том числе занятых в сельском хозяйстве, в советское общество, успеха не имели. Логика развития социально-экономических процессов в Советской России и ухудшение международной ситуации на Дальнем Востоке привели к тому, что данная община к концу 30-х годов практически прекратила свое существование в регионе. После депортации в 1938 г. китайцев из Приморья в регионе земледелием они почти не занимались (до 1991 г.). Так закончился «столетний эпизод» истории китайцев-земледельцев в Уссурийском крае.
Таким образом, «земледельческое освоение» китайцами территории современной Приморской области началось еще до вхождения ее в состав России. Оно не носило характера крестьянской колонизации, а играло подсобную роль в китайской торговле и промыслах. Сдерживающим фактором служили не только и, возможно, не столько политические причины. Имевшийся у китайцев уровень аграрных технологий в тех географических условиях и на том уровне организации и общества в регионе не позволял сделать сельское хозяйство высокорентабельным и конкурентоспособным. Широкое распространение злаковых культур и использование для обработки земли скота, крупные хозяйства, обрабатывавшие до пяти десятин земли, предприятия по переработке (винокурение) позволяли при определенных условиях достичь качественно нового уровня китайской колонизации региона.
Русская колонизация Уссурийского края не привела к вытеснению китайцев из аграрного сектора. В первые годы после присоединения Приамурья к России китайская колонизация региона шла опережающими темпами. Китайский труд в аграрном секторе Приморья обуславливался объективными потребностями как продук-
ции китайцев, занятых в других отраслях экономики, так и спросом российского потребителя на сельскохозяйственную продукцию. Однако встречная русская колонизация региона и развитие русско-китайских отношений в целом вели к росту противоречий и конфликтов. Сдерживала китайское участие в аграрном секторе и российская власть, обеспокоенная ростом паразитических тенденций среди русского крестьянства и казачества и боровшаяся с производством опиума. Необходимо выделить и тот факт, что китайская земледельческая община в Уссурийском крае по своему составу и тенденциям развития всегда отличалась от единоплеменной ей общины в Амурской области. Революция 1917 г. принципиально не изменила ситуацию с китайским присутствием в сельском хозяйстве Приморья. Власти по-прежнему не доверяли гражданам соседнего государства, соглашаясь лишь на полную интеграцию их в советское общество. Однако этот курс был обречен на провал, в условиях строительства тоталитарного общества и роста международной напряженности китайская община в конце 30-х гг. XX в. больше не могла существовать.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Соловьев Ф.В. Китайское отходничество на Дальнем Востоке России в эпоху капитализма (1861-1917 гг.). М., 1989; Ларин А.Г. Китайцы в России: Крат, ист. очерк. М., 2000; Ващук А.С. Этномиграционные процессы в Приморье в XX веке. Владивосток, 2002.
2 Сорокина Т.Н. Хозяйственная деятельность китайских подданных на Дальнем Востоке России и политика администрации Приамурского края (конец XIX— начало XX в.). Омск, 1999. С. 54-60,126-162.
3 Описание лесов части Приморской области //Зап. Сиб. отд. ИРГО. Иркутск, 1867. Кн. 9-10. С. 430.
4 Крюков Н.А. Опыт описания землепользования у крестьян-переселенцев Амурской и Приморской областей. М., 1896. С. 24.
5 Арсеньев В.К. Китайцы в Уссурийском крае. Хабаровск, 1914. С. 47-48.
6 Георгиевский А.П. Русские на Дальнем Востоке. Владивосток, 1926. Вып.1. С.16.
7 Анциховский С.Э. Газета «Амур» (Иркутск, 1860-1862) о характере русско-китайских отношений в Приамурье // Россия и Китай на дальневосточных рубежах. Благовещенск, 2002. С. 404.
8 Описание лесов части Приморской области. С. 122
9 Там же.
10 Там же.
11 Панов А. Желтый вопрос и меры борьбы с «желтым засильем» в Приамурье // Вопр. колонизации. СПб., 1912. № 11. С. 171.
12 Манзами в Уссурийском крае называли местных китайцев. Относительно происхождения этого слова существуют разные версии. А.Ф. Будищев пи-
сал: «Слово мандза, как я узнал позже от французского миссионера, давно уже живущего в пределах Китайской Империи, а в 1862 г. находившегося на Амуре, означает на китайском языке то, что мы привыкли понимать под словом бродяга. Мандза, по отзыву этого миссионера, самовольные переселенцы, беглецы в дикую лесную страну, люди, составляющие отверженцев цивилизованного китайского общества, не ужившихся в нем или вследствие преступлений, ими совершенных, или вследствие своих политических взглядов, противных существующих там правительству и администрации, или же разный сброд людей, предпочитающий вольную жизнь среди дикой природы и вне условий цивилизованного общества; с этими последними качествами мы, русские, привыкли соединять понятие о казачестве старых времен. Буквально слово мандза на китайском языке значит вольный человек» (Описание лесов части Приморской области... С. 182).
13 Восточно-Сибирский календарь на 1875 г. Иркутск, 1874. С. 129.
14 Там же.
15 Государственный архив Иркутской области (ГАИО). Ф. 24, оп. 9, д. 112, л.15об.
16 Унтербергер П.Ф. Приамурский край 1906-1910 гг. СПб., 1912. С. 70.
17 Арсеньев В.К. Китайцы ... С. 97.
18 Там же. С. 63.
19 Российский государственный исторический архив Дальнего Востока (РГИА ДВ).Ф. 521, оп. 1, д. 58.
20 РГИА ДВ. Ф. 701, оп.1, д. 124, л. 21об.
21 Там же. Ф. 1, оп. 1, д. 894, л. 4.
22 Архив внешней политики Российской империи (АВПРИ). Ф. Китайский стол. Д. 2750, л. 34.
23 Краткий очерк Приамурского края по официальным данным. СПб., 1892. С. 17.
24 Шрейдер Д.И. Наш Дальний Восток. СПб., 1897. С. 54.
25 Унтербергер П.Ф. Приамурский край 1906-1910 гг. СПб., 1912.
26 Краткий очерк Приамурского края по официальным данным. СПб., 1892. С. 27.
27 РГИА ДВ. Ф. 701, оп. 1, д. 124, л. 48.
28 Шрейдер Д.И. Наш Дальний Восток... С. 304.
29 Сорокина Т.Н. Хозяйственная деятельность ... С. 49.
30 Шрейдер Д.И. Наш Дальний Восток... С. 201.
31 РГИА ДВ. Ф. 10, оп. 2, д. 1381.
32 Там же. Ф. 522, оп. 1, д. 3, л. 1.
35 Дацышен В.Г. Боксерская война. Красноярск, 2001.
34 Приамурье: факты, цифры, наблюдения. М., 1909. С. 370.
35 В трущобах Маньчжурии и наших восточных окраин: Сб. очерков, рассказов и воспоминаний военных топографов. Одесса, 1910. С. 236.
36 Холодов Н. Уссурийский край. СПб., 1908. С. 37-39.
37 Крюков Н.А. Опыт описания землепользования у крестьян-переселенцев Амурской и Приморской областей. М., 1896. С. 24.
38 Следует отметить, что в некоторых русских селениях вся земля обрабатывалась русскими крестьянами, например, в районе Камень-Рыболова.
У^хТ.
39 Введенский И. Переселение на Дальний Восток за последние годы // Вопросы колонизации. СПб., 14912. № 4. С. 127.
40 Арсеньев В.К. Китайцы... С. 143.
41 РГИАДВ. Ф.702, оп. 1, д. 612, л.1 об.
42 Арсеньев В.К. Китайцы... С. 70.
43 Новый Край. 1903 г. 2 марта.
44 ГАИО. Ф. 32, оп. 13, д. 14, л. 4 об.
45 Арсеньев В.К. Китайцы... С. 33.
46 Унтербергер П.Ф. Приамурский край ... С. 396.
47 Объяснительная записка к этнографической карте Сибири // Труды комиссии по изучению племенного состава населения СССР и сопредельных стран. Л., 1929. № 17. С. 91.
48 Панов А. Борьба за рабочий рынок в Приамурье // Вопросы колонизации. СПб., 1912. № 11. С. 255.
49 Панов А. Борьба за рабочий рынок... С. 258.
50 Меньщиков А. Материалы по обследованию крестьянских хозяйств Приморской области. Саратов, 1911. Т. 1. С. 459-549.
51 РГИАДВ. Ф. 702, оп. 1, д. 842.
52 Материалы по обследованию крестьянских хозяйств Приморской области. Владивосток, 1914.
53 Введенский И. Переселение на Дальний Восток за последние годы.. .СПб., 1912. №4. С. 126-128.
54 Сибирский торгово-промышленный календарь (СТПК). 1911. С. 276.
55 ГАИО. Ф. 32, оп. 13, д. 14, л. 7.
56 РГИАДВ.Ф. 702, оп. 1, д. 746, л. 74об.
57 Фетисова Л.Е. «Желтый вопрос» на страницах дальневосточных газет в конце XIX — начале XX в. // Россия и Китай на дальневосточных рубежах. Благовещенск, 2002. С. 400.
58 Государственный архив Красноярского края (ГАКК). Ф. Р-16, оп. 2, д. 38, л. 27.
59 Георгиевский А.П. Русские на Дальнем Востоке. Владивосток, 1926. Вып. 1. С. 62.
60 Иркутские губернские ведомости. 1903. 24 авг.
61 Решетников Н.И. Участие китайцев в развитии аграрного сектора на Дальнем Востоке в дооктябрьский период 1917 г. // Россия и народы Востока: Пробл. исследования и преподавания истории стран Азии и Африки в высших учебных заведениях. Иркутск, 1993. С. 74.
62 Патканов С. Статистические данные, показывающие племенной состав населения Сибири, язык и роды инородцев. СПб., 1912. № 3. С. 875.
63 ГАИО, Ф.25, оп. 10, д. 1037.
64 РГИАДВ.Ф. 702, оп. 1, д. 681.
65 Борьба за власть Советов в Приморье (1917-1922): Сб. док. Владивосток, 1955. С. 410.
66 Там же. С. 420-421.
67 Государственный архив Хабаровского края (ГАХК). Ф. П-2, оп. 4, д. 364, л. 69.
68 ГАХК. Ф. П-2, оп. 9, д. 37, л. 132.
69 Там же. Оп. 1, д. 429, л. 54.
70 Ващук А.С. и др. Этномиграционные процессы в Приморье в XX веке. Владивосток, 2002. С. 78.
71 ГАХК. Ф. П-2, оп. 11, д. 233, л. 5.
72 Там же. Ф. 1228, оп. 1, д. 159, л. 50.
73 Там же. Л. 50 об.
74 Там же. Ф. П-2, оп. 4, д. 595, л. 241.
75 Государственный архив Приморского края (ГАПК). Ф. 117, оп. 5, д. 87-91.
76 Отчет Далькрайисполкома за 1925-1926 гг. Хабаровск, 1927. С. 30.
77 Шабельникова Н.А. Милиция в борьбе с преступностью на Дальнем Востоке России (1922-1930 гг.)Владивосток, 2002. С. 406-407.
78 Лескова Т.А. К вопросу о применении «желтого труда» на территории юга Дальнего Востока в 20-30-е гг. XX в. // Итоги и перспективы развития архивного дела в Дальневосточном регионе на рубеже тысячелетий. Владивосток, 2001.
79 ГАХК. Ф. П-2, оп. 1, д. 429, л. 54.
80 Там же. Оп.4, д. 595, л. 233.
81 Там же. Оп.1, д. 429, л. 55.
82 Там же. Д. 1292, л. 277-279.
V.G.Datsyshen
Chinese agrarians in Primorye: a episode of a hundred years long
' i
Having studied the archival materials and opinions of investigators of the above period the author comes to a conclusion that an active role of Chinese people in agrarian sector of this region was restrained by Russian authorities who were much troubled by contradictions and conflicts and who didn’t trust much to the people of the neighboring country.
