CC BY
146
ные предложения такого плана также инициируют пониженный прагматический эффект временного дисконтинуума в немецком тексте в целях уточнения актуальной информации.
Поводя итог, можно отметить, что временной дисконтинуум с точки зрения степени его воздействия на адресата в немецком тексте может быть представлен в качестве функционально-семантического поля с двумя микрополями (ретроспекции и проспекции), каждое из которых имеет собственные конституенты. Позиция конституентов в той или иной
зоне обусловлена их возможностями в реализации релевантных признаков категории, а также прагматических факторов, оптимизирующих информационный объем текста с большей или меньшей степенью эффективности. Функциональносемантическое поле временного дисконтинуума отражает общие закономерности реализации категории в немецком тексте и может дополнить существующие исследования о способах повышения информативности продуцируемых текстов на немецком языке.
Библиографический список
1. Гальперин, И.Р. Ретроспекция и проспекция в тексте // Филологические науки. - 1980. - № 5.
2. Schulz, Max Walter. Die Fliegerin oder Aufhebung einer Stummen Legende. - Leipzig: Mitteldeutscher Verlag Halle-Leipzig, 1998.
3. Mann, T. Tristan. - M.: Raduga - Verlag, 2002.
4. Nowotny, Joachim. Abschiedsdisko. - Berlin: Kinderbuchverlag „Edition Holz“, 1981.
5. Schulze, Inge. Adam und Evelyn. - Berlin: BV Berlin Verlag GmbH, 2008.
6. Klugmann, N. Der unglücklichste Mann der Welt. - Hamburg: Wunderlich - Verlag GmbH, 1998.
Bibliography
1. Gal'perin, I.R. Retrospektsija i prospektsija v texte // Filologicheskije nauki. - 1980. - № 5.
2. Schulz, Max Walter. Die Fliegerin oder Aufhebung einer Stummen Legende. - Leipzig: Mitteldeutscher Verlag Halle-Leipzig, 1998.
3. Mann, T. Tristan. - M.: Raduga - Verlag, 2002.
4. Nowotny, Joachim. Abschiedsdisko. - Berlin: Kinderbuchverlag „Edition Holz“, 1981.
5. Schulze, Inge. Adam und Evelyn. - Berlin: BV Berlin Verlag GmbH, 2008.
6. Klugmann, N. Der unglücklichste Mann der Welt. - Hamburg: Wunderlich - Verlag GmbH, 1998.
Статья поступила в редакцию 26.06.2011
УДК 811.161.1. + 81.366.53 Shkuropackaya M.G. CATEGORY NUMBER OF THE NOUN AS A SPHERE OF INTERACTION BETWEENGRAMMAR AND VOCABULARY. The article contains a new understanding of the numerical correlations unconsidered of nouns with positions the derivation lexicology.
Key words: a noun, a grammatical category, the number.
М.Г. Шкуропацкая, проф. ФГБОУ ВПО ««АГАО», г. Бийск, E-mail: marina-shkuropac@mail.ru
КАТЕГОРИЯ ) ИСЛА ИМЕНИ СУЩЕСТВИТЕЛЬНОГО КАК СФЕРА ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ МЕЖДУ ГРАММАТИКОЙ И ЛЕКСИКОЙ
В статье содержится новое осмысление числовых корреляций несчитаемых имен существительных с позиций деривационной лексикологии.
Ключевые слова: имя существительное, грамматическая категория, число.
Объектом нашего рассмотрения является семасиологическая вариативность форм числа в системе субстантивного формообразования, которую мы попытаемся рассмотреть с позиций деривационной лексикологии. Главная детерминоло-гическая задача деривационной лексикологии и шире - деривационной грамматики - заключается в выявлении и описании источников деривационной энергетики слова. (и его формы), которая обнаруживается в возникновении и сохранении потенциала его деривационного функционирования. Деривационные механизмы языка формируются и управляются законами и правилами, принадлежащими самому языку; они не выходят за рамки текстов, обращены к текстам и направлены на удовлетворение потребностей говорящих в их построении. Эти правила являются строгими и подчиняются принципу внутрисистемной детерминации, и языкоречевая материя представляется в виде самодетерминирующейся и саморазви-вающейся системы, несущей в себе потенции своей активности. В этом смысле, дериватологическая концепция языка соотносится с синергетикой, рассматривающей развитие, воз-
никновение нового как свойство, имманентно присущее материи. Это позволяет высказать предположение, что механизм осуществления деривации в языке носит синергетический характер.
Перейдем непосредственно к объекту описания. Понятие количества применимо только к существительным, обозначающим конкретные предметы (стол - столы, дом - дома, девушка - девушки, старик - старики). Тем не менее все существительные в русском языке ведут себя как принадлежащие либо к единственному, либо к множественному числу. Иными словами, грамматическая категория числа должна быть определена как по отношению к исчисляемым, так и неисчисляемым singularia tantum и pluralia tantum. Неизбежно возникает конфликт между специфическими свойствами данного значения и обязательностью его выражения. В литературе представлено различное осмысление данного конфликта, и, соответственно, различное теоретическое его истолкование, определяющее суть семантической специфики категории числа и статус данной категории в общей системе грамматиче-
ских категорий существительного. В прежней структурносемантической морфологии singularia и pluralia tantum трактуются как некие отклонения от «чистых» корреляций, то есть как периферия. Например, в «Русской грамматике -80» морфологическая категория числа существительных представлена как «словоизменительная категория, выражающаяся в системе двух противопоставленных рядов форм - единственного и множественного числа» [1, с. 471]. И далее приводятся примеры вещественных, собирательных и отвлеченных существительных, в которых фиксируется, в чем заключено семантическое расхождение, существующее между формами ед. ч. и мн.ч.: вино-вина (форма мн.ч. обозначает сорт вина); возможность-возможности (средство, условие, необходимое для осуществления чего-либо; гонка-гонки (форма мн.ч. обозначает многократное действие) и под.
По мнению А.А. Реформатского, «особенностью singu-laria и pluralia tantum является то, что они стоят вне грамматической категории числа» [2, с. 391-392].
Как известно, такая трактовка категории числа не нашла широкого распространения. И основной довод «против» состоял в том, что на singlaria и pluralia tantum распространяется принцип грамматической обязательности.
Наиболее радикальное решение было предложено А. А. Зализняком: его описание формальной модели русского именно словоизменения предполагает, что регулярное противопоставление форм единственного и множественного числа имеют абсолютно все имена существительные. При этом имена sin-glaria tantum - это имена с потенциально полной парадигмой, просто «обычно не возникает потребности в обозначении нескольких объектов, называемых по отдельности «лай», или «гордость», или «медь» и т.п. [3, с. 57]; у исчисляемых имен pluralia tantum типа сани имеет место омонимия форм единственного и множественного числа: одни сани (ед. ч.) - разные сани (мн. ч.), наконец, неисчисляемые pluralia tantum типа сливки реально употребляются в форме единственного числа, но имеет потенциально полную парадигму по аналогии с именами singlaria tantum. Один из критиков данной концепции, Т. В. Булыгина замечает, что некоторые языковые факты заставляют усомниться в содержательной адекватности предложенной А.А. Зализняком интерпретации «вещественных» существительных как обладающих двухчисловой парадигмой, из которой нормально употребляются формы единственного числа. При этом Т.В. Булыгина обращает внимание на не-грамматичность таких, например, сочетаний, как «каждой даме выдали по духам, по конфетам, по меду, по сливкам, по молоку и т.п.).
Представление о числе имени существительного как словоизменительной категории является далеко не единственным. Сторонники противоположной точки зрения (у истоков ее стоял Ф.Ф. Фортунатов, затем её поддержали Н. Дурново, Р.И. Аванесов, В.Н. Сидоров, П.С. Кузнецов, Н.А. Янко-Триницкая и др.) рассуждают следующим образом. Форма числа имени существительного в большинстве случаев определяется не грамматическими признаками слов, окружающих имя (то есть не синтаксически), а количеством объектов, представленных в реальной действительности и в отражаемой денотативной ситуации. При таком подходе существительные, противопоставленные по числу, рассматриваются не в качестве членов грамматической категории, а как самостоятельные лексические единицы, входящие в различные лексикограмматические разряды.
В 80-е годы большую популярность приобрели концепции, в которых категория числа обретает статус смешанной категории, объединяющей словоизменительные и словообразовательные компоненты (Т.В. Булыгина, П.А. Соболева). В работах А. Б. Бондарко именное число относится к особому классу непоследовательно коррелятивных категорий. Коррелятивные категории, по мнению А.В. Бондарко, «могут быть представлены корреляциями одного слова, но вместе с тем
репрезентируются и противопоставленными друг другу формами разных слов» [4, с. 6; 5]. С одной стороны, в категории представлен регулярный тип соотношения между формами одного и того же слова в рамках тождества лексического значения. В наиболее чистом виде это противопоставление представлено в именах существительных, обозначающих считаемые предметы: тарелка - три тарелки - тарелки, летчик -шесть летчиков - летчики, мысль - две мысли - мысли и т.п.). С другой стороны, существительные, неизменяемые по числу, могут образовывать формы противоположного числа, но замена одной формы числа другой оказывается возможной лишь при отклонении от тождества лексического значения: глубина - глубины («глубокие места»), шум - шумы (в сердце), килограмм сливочного масла - смазочные масла. Во всех таких случаях категория числа является не чисто грамматической категорией, а лексико-грамматической: формы числа здесь служат для различения лексических значений. В структуре данной категории также можно констатировать некорре-лятивность форм, которая охватывает большие группы имен существительных, имеющих только форму единственного числа или только форму множественного числа. Преимущества данной концепции перед остальными видятся в том, что она вписывает категорию числа в общий контекст грамматических категорий, характеризуемых с единых позиций - по признаку коррелятивности.
В работах последнего времени семантическое разграничение сингулятивных и плюративных форм связывается с идеей их лексикализации, а категория именного числа называется «самой семантической», «лексически наполненной» грамматической категорией.
При рассмотрении нестандартного числового поведения существительных singularia tantum представляется особенно плодотворной идея обоснования нестандартности комплексом факторов. В работах Е.В. Рахилиной, В.А. Плунгяна, Е.С. Яковлевой, О.Н. Ляшевской отмечается, что множество объектов интерпретируется носителями языка в зависимости от типа объекта и способа его использования человеком. На основе анализа употребления тех или иных форм числа в различных контекстах делается вывод о том, что «на определенных участках языковой системы значения форм числа все больше срастается со значением имени, образуя уникальные контекстно связанные идиоматические комплексы» [6, с. 32].
Исследования, проведенные нами, убедительно показывают, что наслоения на грамматические значимости других, лексических, смыслов являются естественными и регулярными. Это означает, что представление семантики словоформы синтетического типа как «лексическое плюс грамматическое», на котором строились многие традиционные концепции системы русского формообразования, выглядит слишком механистично. Это соединение является изначально диффузным. Влияние лексики на грамматическую категорию числа имени существительного столь сильно и системно, что данная категория относится к разряду непоследовательно коррелятивных, что оппозиция «один - более чем один» никак не может претендовать на роль инварианта, а варианты отнюдь не некие отклонения от этой оппозиции (и тем более не исключения), а закономерные члены сложившейся системы.
Об этом свидетельствуют, например, результаты экспериментального исследования семантики форм числа вещественных и абстрактных имен существительных, выполненного под нашим руководством С. В. Пивоваровой в рамках кандидатской диссертации «Лексикализация форм множественного числа имен существительных в современном русском языке» [7]. Автором была разработана и апробирована специфическая методика анализа содержания грамматических оппозиций, заключающаяся в количественно-качественном сопоставлении ассоциативных полей, которые образуют члены таковых оппозиций. Такой подход позволил исследователю от зафиксированного языкового факта - лексикализации форм мн. ч.
вещественных и абстрактных имен существительных - перейти к объяснению причин его существования и выявлению характера и степени лексикализации.
Было обнаружено несколько групп абстрактных имен существительных, в которых наблюдается 1) высокая степень лексикализации; 2) частичная лексикализация и 3) неустойчивая лексикализация. В группе абстрактных существительных, где наблюдается высокая степень лексикализации форм мн.ч., отсутствует корреляция формы ед.ч. с формой мн.ч. (0/глуби ны (глубины океана), 0/радости (радости жизни), 0/верхи (верхи власти), 0/красоты (красоты природы), 0/бега (крысиные бега), 0/горизонты (перед ним открылись большие горизонты), 0/аппетиты (умерьте свои аппетиты), 0/волнения (народные волнения) и т.д.). С нашей точки зрения, данные слова в форме ед.ч. и в форме мн.ч. представляют собой самостоятельные лексические единицы - спецификации.
При частичной лексикализации характер семантических изменений также носит индивидуальный характер, однако сохраняется возможность употребления абстрактного имени как в форме ед., так и форме мн.ч. При этом происходит изменение иерархии семной структуры слова: при употреблении слова в форме ед.ч. на первое место выступает компонент, обозначающий абстрактное чувство, качество, состояние, а при употреблении слова в форме мн.ч. на передний план в его семантике выдвигаются семы событийности, конкретного воплощения чувства-состояния и повторяемости (радость (веселое чувство, ощущение большого душевного удовлетворения) / радости (радостные, счастливые события, обстоятельства); беда (несчастье) - беды (целый ряд таких события); конфликт / конфликты, кошмар / кошмары, грубость / грубости, мораль / морали, измена / измены, достоинство / достоинства, насилие / насилия, восторг / восторги, кризис / кризисы и т.д.).
Неустойчивая лексикализация связана с нетипичным, окказиональным употреблением мн. ч. имен существительных, имеющих узуально лишь одно - ед. ч.
Формы мн. ч. существительных singularia tantum отмечены в художественной литературе, особенно в поэзии: Хватит с меня этих отдыхов! (Бунин); Друг! Дожди за моим окном, Беды и блажи на сердце (Цвет.); Он создал тысячи диковин И может не бояться стуж (Пастерн.); Земля! зеленая планета! Ничтожный шар в семье планет! Твое величье - имя это, Меж слав твоих - прекрасней нет! (Брюс.); сиплые низкие ревы пароходных гудков (Ю. Казак.).
Кроме абстрактных существительных, подобным образом были проанализированы вещественные существительные sin-glaria tantum. Результаты были представлены в виде шкалы лексикализации, в которой наиболее приближенной к полюсу лексикализации является группа вещественных существительных со значением «сорт, вид, разновидность вещества» и группа абстрактных имен существительных с некорелятивной формой мн.ч. Противоположный полюс (отсутствие лексика-лизации) занимают абстрактные имена существительные, перешедшие в разряд конкретных имен, на базе которых образуются формы мн. ч. со значением дискретной множественности (криминальные авторитеты). Между этими полюсами располагаются остальные группы вещественных, абстрактных имен существительных в зависимости от степени проявления лексикализации при образовании форм мн.ч.
Таким образом, в ассоциативном зеркале выясняется, что существительные singlaria tantum образуют специфическую подсистему в категории числа. И если в структурносемантической морфологии она предстает как отклонение от
Библиографический список
«чистых» корреляций, то здесь она уже предстает не как отклонение от нормы, а как объективная норма, которую необходимо описывать, выявляя закономерности развития семантики числа.
Как известно, фундаментальным принципом самоорганизации служит возникновение нового порядка и усложнения систем через случайные отклонения (флуктуации) состояний их элементов и подсистем. В этом плане было бы интересно оценить перспективы морфологизации имен существительных singlaria tantum. На сегодняшний момент представляется, что у них три варианта: либо энтропическое растворение в лексике; либо формирование особой подкатегории с оппозициями, отличными от чистой оппозиции «один - более, чем один» (вино-вина), но, скорее всего они движутся по линии «дерива-тизации», речь идет о парах красота - красоты; снег - снега; Петров - Петровы (супружеская чета). На анализе соотношения данных вариантов можно строить прогностические модели развития категории числа в сфере вещественных, абстрактных и ономастических существительных. Здесь хотелось бы обратить внимание на следующий момент. В самоорганизующейся системе возникшие изменения не устраняются, а накапливаются и усиливаются вследствие общей положительной реактивности системы, что может привести к возникновению нового порядка и новых структур, образованных из элементов прежней системы. Таков, на наш взгляд, механизм образования форм мн. ч. со значением «сорт, вид, разновидность» на базе различных тематических групп вещественных существительных singlaria tantum, носящий уже достаточно регулярный характер. Многочисленные примеры, подтверждающие своеобразную стабильность образования форм числа в рамках данной оппозиции, можно найти в «Русском семантическом словаре» под общей редакцией Н.Ю. Шведовой [1998]. Например: рудные окатыши; кормовые смеси; зажигательные составы, обогатители почвы; пластичная, твердая и т.п. Сама система, в данном случае, является важнейшим условием формирования и реализации потенциала деривационного функционирования и саморазвития каждой входящей в нее языковой единицы. Однако нельзя объяснить все только внутритекстовой детерминацией, поскольку общий деривационный принцип питается пресуппозитивной энергией, исходящей от субъекта. Поэтому источником энергии лексикодеривационного функционирования слова в конечном итоге выступают коммуникативные потребности, возникающие в процессе текстовой деривации. Всплеск образования форм мн. ч. вещественных имен существительных со значением «сорта, вида» мы объясняем именно таким пресуппозитивным компонентом, в частности, необходимостью рекламировать, а следовательно, и обозначать различные новые виды товаров, постоянно возникающей в современном дискурсе.
Подводя краткие итоги, отметим, что система деривационных отношений, которая проявляется в рамках категории числа имени существительного, не исчерпывается оппозицией «один - больше, чем один». Будучи открытой в область лексики и самоорганизующейся, она далека от состояния равновесности, свойственной категориям, являющимся постоянными носителями признака коррелятивности. Самоорганизация в динамически нестабильной, эволюционирующей системе, свойственной категории числа имени существительного, приводит к нарушению симметрии, что является нормой ее существования. И эта норма объективистски может быть описана в рамках новых объяснительных, а именно лингвосинергетических, концепциях морфологии.
1. Русская грамматика: научные труды. - М.: РАН, Институт русского языка им. В.В. Виноградова 1980. - Т. 1.
2. Реформатский, А.А. Число и грамматика // Вопросы грамматики: сб. ст. к 75-летию акад. И.И. Мещанинова. - М.;Л., 1960.
3. Зализняк, А.А. Русское именное словоизменение. - М.: Наука, 1967.
4. Бондарко, А.В. Функциональная грамматика. - Л.: Наука, 1984.
5. Бондарко, А.В. Теория значения в системе функциональной грамматики: На материале русского языка. - М.: Языки славянской культуры, 2002.
6. Ляшевская, О.Н. Семантика русского числа. - М.: Языки славянской культуры, 2004.
7. Пивоварова, С.В. Лексикализация форм множественного числа имен существительных в современном русском языке (в аспекте анализа их концептных значений): дис. .. .канд. филол. наук. - Бийск, 2009.
Bibliography
1. Russkaya grammatika: nauchnye trudy. - M.: RAN, Institut russkogo yazyka im. V. V. Vinogradova 1980. - T. 1.
2. Reformatskij, A.A. Chislo i grammatika // Voprosy grammatiki: sb. st. k 75-letiyu akad. I. I. Meschaninova. - M.; L., 1960.
3. Zaliznyak, A.A. Russkoe imennoe slovoizmenenie. - M.: Nauka, 1967.
4. Bondarko, A.V. Funkcional'naya grammatika. - L.: Nauka, 1984.
5. Bondarko, A.V. Teoriya znacheniya v sisteme funkcional'noj grammatiki: Na materiale russkogo yazyka. - M.: Yazyki sla-vyanskoj kul'tury, 2002.
6. Lyashevskaya, O.N. Semantika russkogo chisla. - M.: Yazyki slavyanskoj kul'tury, 2004.
7. Pivovarova, S.V. Leksikalizaciya form mnozhestvennogo chisla imen suschestvitel'nyh v sovremennom russkom yazyke (v aspekte analiza ih konceptnyh znachenij): dis. .. .kand. filol. nauk. - Bijsk, 2009.
6. Klugmann, N. Der unglcklichste Mann der Welt. - Hamburg: Wunderlich - Verlag GmbH, 1998.
Статья поступила в редакцию 26.06.2011
УДК 802 / 809.1
Isaeva I.P. STATIC AND DYNAMIC NATURE OF THE CONCEPT ‘'TIME'' IN THE WORLD VIEW OF THE ENGLISH-SPEAKING COMMUNITY. The article gives the analytical description of the static and dynamic components of the concept structure. A great emphasis is put on different language units (phraseological units, grammar categories, metaphors) as exponents of common ethnic and individual subjective information reflecting the peculiarities of time perception by the English-speaking community.
Key words: concept, concept and language world view, time, static and dynamic nature of the concept.
И.П. Исаева, доц. ФГБОУ ВПО «АГАО», г. Бийск, E-mail: isaeva_ip@rambler.ru
СТАТИ) НОСТЬ И ДИНАМИ) НОСТЬ КАК ХАРАКТЕРИСТИКИ КОНЦЕПТА «ВРЕМЯ» В КАРТИНЕ МИРА НОСИТЕЛЕЙ АНГЛИЙСКОГО ЯЗЫКА
В статье представлен анализ статических и динамических характеристик структуры концепта. Большое внимание уделено автором вопросу рассмотрения различных языковых образований (фразеологических единиц, грамматических категорий, метафор) как экспонентов этноспецифической и индивидуально специфической информации, отражающей особенности восприятия и концептуализации феномена время носителями английского языка.
Ключевые слова: концепт, концептуальная и языковая картина мира, время, статичность и динамичность концепта.
Традиционно считается, что концепт представляет собой фиксированный ментальный конструкт, возникающий в сознании индивида в результате его интеракции с окружающей действительностью [1]. Иными словами, концепт отражает познавательный опыт человека. Концепты предшествуют собственно языку, поскольку «еще до знакомства с языком человек в определенной мере знакомится с миром, познает его; благодаря известным каналам чувственного восприятия мира он располагает определенной (истинной и ложной) информацией о нем», распознает объекты своего познания [2, с. 101]. Отдельные элементы концептуальной картины мира вербализуются посредством языка, т. е. опредмечиваются в знаковых формах.
В рамках лингвокультурологической парадигмы исследования концепт рассматривается как структурная единица концептуальной картины мира, отражающей определенный способ мировидения и мироинтерпретации. Суммируя существующие точки зрения на природу концепта в рамках лингвокультурологической парадигмы, можно заключить, что основными проблемными моментами выступают следующие положения: несмотря на многочисленную новую терминоло-
гию, вводимую авторами (логоэпистема [3], лингвокультуре-ма [4], лингвокультурный концепт [5]), все исследователи подчеркивают необходимость выделения условных ментальных единиц для изучения триединства «сознание-культура-язык».
Любое лингвокультурологическое исследование концепта одновременно является и когнитивным исследованием, поскольку «именно в сознании осуществляется взаимодействие языка и культуры» [5].
Каждый элемент триединства «сознание-культура-язык» имеет собственную функциональную нагруженность относительно условной ментальной единицы -концепта: сознание как уровень пребывания концепта обладает аккумулирующей функцией; культура имеет детерминирующую функцию, поскольку концепт есть «ментальная проекция элементов культуры» [5]; за языком (речью) как уровнем знаковой реализации концепта закреплены репрезентативная и объективирующая функции.
Таким образом, концепт, несомненно, обладает рядом культурно-специфических характеристик. Концепт, рассматриваемый как предшественник языкового знака, обладает
