Научная статья на тему 'Кампания по закрытию храмов старообрядцев в Забайкалье (1930-е гг.)'

Кампания по закрытию храмов старообрядцев в Забайкалье (1930-е гг.) Текст научной статьи по специальности «История и археология»

CC BY
234
59
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Журнал
Новый исторический вестник
Scopus
ВАК
ESCI
Область наук
Ключевые слова
забайкалье / старообрядцы / старообрядческие общины / храмы / молельные дома / антирелигиозная политика

Аннотация научной статьи по истории и археологии, автор научной работы — Костров А. В.

В статье на основе ранее не известных архивных документов освещается кампания по закрытию культовых сооружений старообрядцев Забайкалья в 1930-е гг. Выявляются основные рычаги, которые использовала Советская власть для ликвидации старообрядческих храмов, и факторы, которые затрудняли старообрядческим общинам борьбу за сохранение своих зданий культа: налоговое и административное давление, а также отход молодежи от религии.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «Кампания по закрытию храмов старообрядцев в Забайкалье (1930-е гг.)»

КАМПАНИЯ ПО ЗАКРЫТИЮ ХРАМОВ СТАРООБРЯДЦЕВ В ЗАБАЙКАЛЬЕ (1930-е гг.)

Одним из направлений большевистской антицерковной политики 1920-1930-х гг. было закрытие и изъятие зданий культа разных конфессий. В том числе и старообрядцев. В частности, в Забайкалье до начала Великой отечественной войны были закрыты все церкви, часовни и молельные дома старообрядцев. Вопрос о необходимости изучения этой проблемы уже поднимался в научной литературе1, однако до сих пор многие ее аспекты остаются не исследованными.

В 1930-е гг. антицерковная компания в стране набирала обороты. Специфической ее чертой на территории Бурятии было то, что основное внимание местные власти уделяли борьбе с буддизмом. На втором месте по «вредности» стояла православная церковь. И только на третьем - старообрядчество. Однако к середине 1930-х гг. репрессивная антицерковная волна докатилась и до старообрядческих общин.

На территории Бурят-Монгольской АССР пик закрытия старообрядческих церквей и молельных домов пришелся на 1935-1936 и 1938 гг. Основными инструментами законного изъятия религиозного имущества (прежде всего культовых зданий) стали высокие налоги, ставки обязательного страхования и обязательство проведения ремонта здания. Высокие размеры платежей за церковное имущество были оформлены постановлением ЦИК и СНК СССР от 3 февраля 1931 г.2 Исходя из его положений, местные чиновники дорого оценивали стоимость религиозных строений и, соответственно, из этого выводили высокие размеры налогов. Так, старообрядческая община с. Десятниково Тарбагатайского района (аймака) должна была выплачивать налог со строений в размере 64 руб. 50 коп., а земельную ренту - 5 руб. 82 коп. в год. Старообрядческая община с. Наде-ино того же района за свой молельный дом - 48 руб. 56 коп. налога со строений и 25 руб. 60 коп. земельной ренты. «Беспоповцы» с. Хонхолой за свою часовню - 50 руб. налога и 6 руб. 56 коп. земельной ренты3. В случае неуплаты этих денег Финансовый отдел райисполкома требовал срочно погасить задолженность и одновременно заплатить за следующий год, 1936-й. При отсутствии денег у активных прихожан (в основном - людей старшего поколения) общины стали должниками государства.

Со временем старообрядческие общины, оказавшиеся под финансовым прессом властей, стали одна за другой отказываться от своих храмов. Например, на собрании старообрядцев с. Верхний Жирим 13 апреля 1935 г. говорилось, что молельный дом необходимо передать сельсовету

«под культурные нужды»4. Таким способом малочисленная община -18 человек - хотела уйти от налоговых выплат и от расходов, связанных с ремонтом, к которому их принуждали власти. Протокол этого собрания, акт проверки молельного дома и опись содержащегося в нем имущества были направлены в сельсовет. Президиум Ключевского сельсовета поддержал прошение о передаче здания и направил документы волостным властям. Уже 20 апреля президиум Тарбагатайского райисполкома поддержал передачу имущества и направил ходатайство об этом, приложив к нему все документы, в ЦИК БМАССР. 16 ноября президиум ЦИК, рассмотрев поданные документы, принял постановление о закрытии молельного дома в с. Верхний Жирим и передаче его сельсовету «под культурные нужды»5.

В таком же порядке рассматривались дела о закрытии других старообрядческих молельных домов и церквей. Представители местной власти собирали старообрядцев и требовали принятия решения о заключении или не заключении договора на содержание храма и его ремонт. И те вынуждены были принять «добровольное» решение.

В Тарбагатае прихожане одной из старообрядческих церквей -31 человек - собрались для обсуждения судьбы своего храма 20 июня 1935 г. Повестку собрания сформулировали так: «О заключении договора на содержание церкви и ее ремонт». Свои суждения высказали четыре человека. На фоне общего признания, что церковная жизнь замерла («нет батюшки», «не в состоянии содержать, когда осталось несколько человек», «пять лет в эту церковь не ходим» и т.д.), одной из прихожанок был озвучен вопрос: «Что церковь держать и зря платить налог и страховку?»6. В итоге собрание постановило: «От заключения договора на содержание церкви отказаться, так как не используем церковь в течении 5 лет и в настоящее время служителей нет». Здание церкви предлагалось «сдать в распоряжение МТС на культурные нужды»7. За это решение проголосовало 27 человек, против - 3, воздержался - 1. Протокол общего собрания, список его участников и опись церковного имущества были переданы в Тарбагатай-ский сельсовет. Дальше дело пошло по обычному теперь уже сценарию, и 28 октября на заседании президиума ЦИК БМАССР было принято решение церковь в Тарбагатае «закрыть и передать под культурные нужды»8.

Старообрядцев принуждали отказаться от храмов и под предлогом малочисленности верующих.

Так была закрыта часовня группы «темноверческого» толка в с. Шеролдай в 1936 г. Если прежде в этой группе числилось 12 верующих, то к январю 1936 г. 8 из них выбыли: четверо переехали в другие населенные пункты, в основном - в промышленные центры, трое были сосланы, один умер. Оставшиеся 4 человека (из них 3 женщины) под давлением властей 11 ноября 1935 г. собрались и решили «передать часовню в ведение сель-

совета на культурные нужды» 9. При этом с каждого из них сельсоветом были взяты расписки об отказе от часовни. Дальше документы пошли обычным путем: Шеролдайский сельсовет рассмотрел их 12 декабря 1935 г., 13 января 1936 г. они прошли через президиум Мухоршибирского райис-полома, а 17 мая 1936 г. президиум ЦИК БМАССР принял постановление о закрытии часовни10.

Так же была закрыта часовня «малого прихода» в с. Никольском. Из оставшихся пяти активных прихожан, по официальной терминологии, двое были «лишенцами», а один - «кулак». Это подкреплялось ссылкой на то, что «здание не ремонтировалось в течении 9 лет». Поэтому часовня -после собрания верующих и прохождения их заявления через все необходимые инстанции, - согласно постановлению президиума ЦИК была передана сельсовету11.

В ходе кампании 1935 г. вопросу закрытия храмов иногда посвящались отдельные заседания районных (аймакских) исполнительных комитетов, на которых рассматривались дела сразу нескольких храмов. Например, 20 апреля Тарбагатайским райисполкомом были рассмотрены дела двух молельных домов в Нижнем Жириме, молельного дома в с. Харитоново, молельного дома в с. Десятниково, церкви и двух молельных домов в с. Большой Куналей. В итоге ходатайство о передаче всех семи зданий местным сельским советам было направлено в ЦИК. 16 октября президиум ЦИК, естественно, принял решение это ходатайство удовлетворить12.

Под нажимом властей отказывались от своих храмов и молельных домов не только маленькие общины, но и представители больших приходов. Так, на собрании прихожан старообрядческой церкви в Большом Ку-налее присутствовал 221 человек. Среди прочих, на нем выступил - как духовный лидер общины - уставщик. Он заявил: «Наша церковь старая и гнилая, в ней уже молиться нельзя, она может задавить». И добавил: «Не стоит заключать договор и не к чему ее ремонтировать, так как молиться ходят мало»13. В этих словах, кроме явно навязанного аргумента насчет ветхости церкви прозвучала, пожалуй, одна из главных причин отказа верующих от храмов. В условиях массового отхода молодежи от религиозной традиции даже «истые» староверы не видели смысла содержать дорогостоящий храм. Вместе с содержащимся в нем имуществом (колокола, иконы, лампады, медные кресты и т.д.), он оценивался в 2 806 руб.14 Даже большой общине платить налоги за такой богатый храм было не под силу.

В итоге за 1935-1936 гг. были закрыты старообрядческие храмы и молельные дома во многих населенных пунктах Бурятии.

Добиваться от старообрядцев отказа от их храмов властям помогало то обстоятельство, что во время раскулачивания и связанного с ним «наскока на церковь и религию», большая часть молельных домов была зак-

рыта принудительно. И к середине 1930-х гг., когда здания стали передавать сельсоветам на официальных основаниях, многие из них к тому времени действительно не использовались пять лет. То есть, фактически они уже были закрыты, и оставалось только официально оформить их передачу в ведение местных органов власти. К тому же за эти пять лет ситуация в обществе заметно изменилась: в результате проведенных властями мероприятий (в том числе репрессивных) общины верующих ослабли, начался отход молодежи от религии. Поэтому, когда в середине 1930-х гг. власти поставили перед общинами вопрос об обязательном ремонте и оплате высоких налогов и страховых взносов (в том числе недоимок за прошлые годы), ослабевшие общины вынуждены были отказываться от ремонта и содержания своих молелен. Наконец, многие члены этих общин к тому времени уже свыклись с мыслью о потере своих молельных домов, которые уже были закрыты и не использовались.

Однако не везде власти добивались своего так просто и быстро. В селах, где проживали большие и состоятельные общины, они не давали закрывать свои храмы и до конца 1930-х гг. не только выдерживали давление властей и партийно-комсомольских активистов, но и исправно вносили все платежи. Например, «беглопоповцы» Куйтуна, Никольского и других сел. И властям приходилось усиливать административное давление.

В с. Никольском, где старообрядческая община не хотела отказываться от своего храма, властями была проведена масштабная работа по организации ее изъятия. В течение августа-сентября 1938 г. активистами были проведены собрания в коллективах местных колхозов. Так, 25 августа 1938 г. было проведено собрание 1-й бригады артели «Красный партизан» (присутствовало 35 человек). На нем агитатор говорил «о гнусной роли, которую играла церковь», когда «служила классу помещиков и капиталистов». К этому были добавлены тезисы «о контрреволюционной деятельности церкви» в условиях современности, выражавшейся в «диверсиях и шпионаже». В итоге собрание проголосовало за следующее постановление: «Мы колхозники 1 бригады давно поняли вражескую работу церкви и ее служителей... Церковь в нашем селе, хотя и не работает, но она напоминает о кровавом прошлом, и за ненадобностью ее мы единодушно просим райисполком о немедленном ее закрытии и передаче под колхозный клуб»15. Позже, 4 сентября, были проведены собрания 1-й бригады (37 человек), 3-й бригады (28 человек) и 4-й бригады (28 человек) колхоза имени Ворошилова, а также собрание 4-й бригады артели «Красный партизан». 7 сентября прошло собрание 2-й бригады колхоза имени Ворошилова (32 человека). На всех этих собраниях было принято решение просить президиум Мухоршибирского райисполкома «немедленно закрыть церковь и передать ее в колхоз на клуб»16.

В этой кампании обращают на себя внимание некоторые обстоятельства. Первое: на этих собраниях присутствовало мало людей (от 28-ми до 37-ти), которые вряд ли составляли и половину от общей численности своих бригад. Второе: на фоне и такой «массовости» начавшейся компании не были проведены собрания во 2-й и 3-й бригадах артели «Красный партизан». Видимо, не все шло гладко, и далеко не все коллективы колхозных бригад согласились провести антицерковное собрание. Поэтому местные власти провели среди жителей села сбор подписей в поддержку закрытия церкви. Несомненно, при этом на них оказывалось психологическое и административное давление. В итоге в райисполком была препровождена выписка из протокола заседания Никольского сельсовета от 21 октября 1938 г. с ходатайством о закрытии церкви. К ней прилагались выписки из протоколов собраний колхозных бригад и заявление граждан села, подписанное 692 жителями17.

Тем же путем власти добились закрытия двух молитвенных домов и часовни в с. Шеролдай. Для обсуждения вопроса об их закрытии были использованы собрания в хозяйственных бригадах, а также голосование на общем собрании жителей села. На нем большая часть граждан (410 человек) проголосовала за закрытие культовых зданий и их передачу «под культурные нужды населения». Однако в Шеролдае прошло и собрание верующих в составе 145-ти человек. В его постановлении было записано, что надо закрыть храмы и передать их «на культурные нужды верующим с. Шеролдая»18. Таким способом верующие хотели оставить здания себе -если уж не как храмы, то хотя бы «под культурные нужды». Но проведенное властями общее собрание жителей села это желание проигнорировало. После прохождения документов через все необходимые инстанции здания были переданы сельсовету.

Дело о закрытии двух старообрядческих молельных домов («поповского» и «беспоповского») в с. Новый Заган было начато в ноябре 1936 г. Также проводилось общее собрание граждан села и общее собрание верующих. Причем собрание верующих было объединенным, то есть с участием представителей двух разных «согласий». Протоколы этих собраний с решением о закрытии молельных домов были рассмотрены сельсоветом 9 января 1937 г. Однако ходатайство Мухоршибирского райисполкома было направлено в Улан-Удэ только 30 августа 1937 г. Видимо, советские и партийные власти ждали, когда утихнут волнения среди старообрядцев, отказавшихся участвовать в собраниях и выступавших против закрытия молелен. В итоге 25 октября 1937 г. вышло постановление ЦИКа о закрытии и этих молитвенных домов19.

Так же долго решалось дело о закрытии старообрядческого храма в с. Куйтун. На общем собрании граждан села, прошедшем 28 января 1938 г.,

присутствовало 378 человек, однако явка была далеко не полной. Организовавшие его партийные и комсомольские активисты сформулировали повестку так: «О вреде церкви и попов на селе и ликвидации церкви как молитвенного здания». В ответ наиболее решительно настроенные старообрядцы пришли в клуб до начала собрания и «навели агитацию за религию, для того, чтобы церковь... не закрывать»20. Собрание началось с антирелигиозного доклада активиста А. Коновалова. В ходе обсуждения выступило 45 (!) человек. Наряду с активистами, говорившими о «религиозном дурмане» и «контрреволюционности церкви», выступали и приверженцы РПЦ, и представители старообрядческой части села. Последние, в основном не отказываясь от веры, все же были вынуждены согласиться на закрытие храма. В итоге после жаркого обсуждения было принято решение церковь, «работающую в интересах кулачества» и «не приносящую никакой пользы колхозникам кроме вреда», ликвидировать как молитвенное здание и просить сельсовет о передаче ее «под клуб». За это решение проголосовало 359 человек из 378-ми присутствующих. Против закрытия проголосовало 13, воздержалось 6 человек21.

На этом собрании отсутствовал «религиозный актив» села, включавший в себя «лишенцев» и ортодоксально настроенных верующих, которые избегали подобных собраний. Возбужденное этой частью населения брожение среди жителей села привело к тому, что делу не был дан ход. Только через полгода, 29 июля, активисты собрали новое собрание жителей села для решения этого вопроса. Пригласили на него далеко не всех, и явились всего 190 человек. В итоге собранное таким образом «карманное» собрание постановило «просить Президиум РИКа ускорить оформление дела по закрытию церкви»22. Это прошение было утверждено президиумом Куйтунского сельсовета 6 августа 1938 г. и направлено в Тарба-гатайский райисполком. Но тот утвердил прошение Куйтунского сельсовета только через полгода - 13 февраля 1939 г. Видимо, возмущение верующих давало о себе знать и районным властям пришлось с этим считаться и спустить дело «на тормозах». Наконец, 27 марта 1939 г. было принято постановление о закрытии действующей старообрядческой церкви в с. Куйтун и передачи ее под «культурные нужды населения» 23.

Примечательно, что ни в деле о закрытии Никольской «бегло поповской» церкви, ни в деле о закрытии Куйтунской «беглопоповской» церкви нет протоколов общего собрания верующих с постановлением о передаче зданий в распоряжение сельских советов. Видимо, и в том и в другом случаях, из-за того, что общины отказывались передавать здания, власть пренебрегла их решением и сделала ставку на подготовленное решение неполных общих собраний жителей села.

Несколько позже, чем в других районах, добровольно-принудительная передача молитвенных зданий стала происходить в районах отдален-

ных и приграничных, примыкающих к административной границе с Читинской областью и государственной границе с Монголией. Так, в Бичур-ском районе последние молитвенные дома (в Бичуре и Окино-Ключах) были закрыты и переданы сельсоветам по указу президиума Верховного совета БМАССР от 25 июля 1940 г.24

Вообще, на территории разных районов Бурятии, населенных старообрядцами, пик закрытия их храмов и молелен приходился на разные годы. Так, в Тарбагатайском районе пик закрытия пришелся на 1935 г. (8 зданий в 1935 г., 1 - в 1936 г., 2 - в 1938 г., 2 - в 1939 г.). В Мухоршибирском районе пик пришелся на 1938 г. (2 здания в 1936 г., 2 - в 1937 г., 5 - в 1938 г.)25. В Бичурском районе пик пришелся на 1940 г.26 Видимо, тут играла роль удаленность района от республиканского центра, а следовательно, и уровень вовлеченности местной администрации и «трудящегося населения» в навязанные сверху, организованные партийными и советскими общесоюзными и республиканскими властями социальноэкономические, политические и культурные процессы.

Нажим властей, в том числе через строительно-технический и санитарный контроль, вменение больших выплат, связанных с содержанием церкви и молельного дома, а также объективное ослабление религиозных общин - все это вело к отказу старообрядцев от культового имущества. Ослабление же общин, кроме прочего, было связано с коллективизацией и раскулачиванием их состоятельных членов. В результате этих мероприятий состоятельные староверы были раскулачены и выселены в другие места, а оставшиеся старообрядцы были лишены большей части своего имущества, влитого в общественный имущественный фонд колхозов. Отрицательную роль играли и репрессии против священнослужителей и активных старообрядцев. Социально-экономическому ослаблению общин способствовал и отток староверов, в том числе их переезд в города и промышленные центры. Таким образом, общины беднели и были уже не в состоянии содержать свои храмы. Наконец, не последнюю роль в «добровольном» закрытии храмов играл и факт отхода молодежи от религиозного наследия предков. Молодежь в массовом порядке отходила от религии и, по крайней мере, в молитвенный дом за редким исключением не ходила. Поэтому «истые» старики, видя бесполезность дальнейших попыток налаживания массового общественного богослужения, шли на закрытие молелен.

Однако при этом религиозная практика не заканчивалась, а в силу вековой традиции домашнего богослужения продолжала осуществляться на домах у староверов. К началу 1940-х гг. исчезли зарегистрированные и открыто действующие молельные дома. Но молитвенный дом как феномен старообрядческой культуры не исчез, а просто перешел на «домашнее», нелегальное положение.

По официальным данным, в 1923 г. в БМАССР были 81 старообрядческий храм, часовня и молитвенный дом27. Однако их количество за 1920-е гг. сократилось, по официальным данным, к 1 января 1930 г. до 48-ми28. То есть перестали действовать 33 старообрядческих храма. К 1941 г. на территории Бурятии не осталось ни одного действующего старообрядческого храма.

Примечания

1 Петров В.Л. Некоторые вопросы ликвидации культовых сооружений старообрядцев Забайкалья в 30-е гг. XX в. // Старообрядчество: история и современность, местные традиции, русские и зарубежные связи. Улан-Удэ, 2001. С. 144-145

2 Национальный архив Республики Бурятия (далее НАРБ). Ф. Р-475. Оп. 2. Д. 192. Л. 27

3 НАРБ. Ф. Р-475. Оп. 2. Д. 192. Л. 27

4 НАРБ. Ф. Р-248. Оп. 3. Д. 158. Л. 3

5 Там же. Л. 1-8

6 НАРБ. Ф. Р-248. Оп. 3. Д. 156. Л. 4

7 Там же.

8 Там же. Л. 4-8

9 НАРБ. Ф. Р-248. Оп. 3. Д. 181. Л. 5

10 Там же. Л. 3, 12

11 Там же. Л. 15, 22

12 НАРБ. Ф. Р-248. Оп. 3. Д. 180. Л. 9, 12

13 НАРБ. Ф. Р-248. Оп. 3. Д. 147. Л. 2

14 Там же. Л. 11

15 НАРБ. Ф. Р-475. Оп. 2. Д. 166. Л. 27-27об.

16 Там же. Л. 25-31

17 Там же. Л. 25-50 об.

18 Там же. Л. 54, 69

19 Там же. Л. 94, 96-97

20 НАРБ. Ф. Р-475. Оп. 2. Д. 192. Л. 33об.

21 Там же. Л. 38

22 Там же. Л. 32

23 Там же. Л. 30, 38об.

24 НАРБ. Ф. Р-475. Оп. 2. Д. 167. Л. 6, 20

25 НАРБ. Ф. Р-475. Оп. 2. Д. 192. Л. 1

26 НАРБ. Ф. Р-475. Оп. 2. Д. 167. Л. 6, 20

27 Курас Л.В., Цыремпилова И.С. Религиозные конфессии в Бурят-Монгольс-

кой АССР в 20-30-е гг. XX в. // Конфессии народов Сибири в XVII - начале XX вв.: Развитие и взаимодействие. Иркутск, 2005. С. 70

28 Петрова Е.В. Социокультурная адаптация семейских Забайкалья: Этносо-циологический анализ. Улан-Удэ, 1999. С. 95.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.